Три бузотёра

[John D. Long]

Посвящается Инженеру-исследователю

 

...Утром явился Сувлакин и сообщил, что в речке передохла вся рыба. Услышав это, Мосондалаев хлопнул ладонью по столу, чуть не сшибив чашки.
- Вот! А я предупреждал! И главное - все мы знаем, кто виноват! 
- Знамо дело, - Сувлакин кивнул. 
- Короче, хватит это терпеть! - Мосондалаев встал, - взять этого прохиндея за грудки - и заставить за всё ответить.
- А нас самих-то отвечать не заставят? - усомнился я.
- А нас-то за что? - искренне удивился Сувлакин.
- Параграф третий, пункт пятый, - твёрдо сказал Мосондалаев, - "исполнители имеют право прибегать к насилию в ситуациях, когда от этого критически зависит успех предприятия, кроме случаев оценки рисков третьим классом".
- Здесь второй класс, - на пару мгновений задумавшись, объявил Сувлакин, - либо он нас, либо мы его. Нас трое, он один. Итого коэффициент...
- Да пофиг на коэффициент, - махнул рукой наш начальник и снял со стены арбалет.

   Сувлакин взял топор, я - ухват, и вместе мы двинулись в путь. Миновав луг, вышли к Облепиховке. Действительно, от реки разило неприятным, резким запахом, а на её каменистых берегах валялись мёртвые чебаки да хариусы. Зрелище, прямо скажем, неприятное.
    Но вот и перекат, за ним — мостик, а на том берегу, под холмом, избушка. Из трубы валил чёрный вонючий дым; из приоткрытого окна свисал шланг, и оттуда выливалась струйка ярко-оранжевой жидкости. 
   Только мы ступили на мост, как в кустах у избы что-то зашебуршало, потом — запищало, и вот навстречу нам выехал невысокий — по колено — дрон на гусеничном ходу. Сверху на нём был закреплён планшет, на дисплее которого светилось изображение ухмыляющейся рожицы.
- Проезд запрещён, - раздался нарочито приветливый нейросетевой голос, - охраняемая территория!
- Хорош врать, железяка, - отвечал Мосондалаев, - хозяина своего зови.
- Господин Сарумян принимает в первое число каждого месяца с часу до трёх по предварительной записи.
- Да пошёл ты, - Мосондалаев с силой пнул робота, и тот упал в реку.
- Э! Вы совсем охренели, бузотёры несчастные? - послышался из избы крик, - знаете, сколько он стоит?!
- Ишь, закукарекал, оглоед, - хищно ухмыльнулся Сувлакин и перехватил топор поудобнее.
  Дверь избы открылась; на секунду мы увидели пожилого небритого мужчину в пижаме; он нацеливал на нас какую-то трубу... 
- Ложись! - истошно завопил наш начальник.
  Он тут же упал, закрыв голову руками; я и Сувалкин отпрянули в стороны — и оба свалились в реку; раздался свист, и на мосту что-то с громким хлопком взорвалось. 
   Я встал, выкарабкался на берег; с меня ручьями текла вода. Рядом уже сидел на камне Сувлакин, потирая ушибленный бок; с моста, пошатываясь, спускался Мосондолаев. Дверь в избушку снова была закрыта.
- Вот с-сволочь, - прошипел начальник.
   Тут я заметил, что чуть в стороне, под сосной, стоит, придерживая за руль фэтбайк, и внимательно смотрит на нас мужик средних лет в камуфляжной одежде.
- Кто вы? - спросил я.
- Лесник.
- Пришли, чтобы всех разогнать? - сострил Сувлакин.
- Почти. А вы кто такие?
- Комплексная исследовательская экспедиция, -  к нам подошёл Мосондалаев, - вот документы.
  Он протянул леснику бумаги. Тот просмотрел их, покивал; вернул назад.
- Искупались?
- Пришлось, - Сувлакин улыбнулся, - вы в курсе вообще, что у вас тут вытворяет господин из избушки?
- У меня на этого Сарумяна, - лесник помрачнел, - давно зуб. Будь он неладен, экспериментатор хренов. Колдун.
- Так прямо и колдун? 
- А так и прямо. Я б его давно куда надо сдал. Да всё не с руки. Согреться вам не надо? - лесник вытащил из-за пазухи бутылку.
- Надо, - твёрдо сказал не купавшийся Мосондалаев, - присядем.
  Мы уселись на корявые корни сосны; лесник вытащил откуда-то стаканчики и налил каждому.
- За встречу.
   Я выпил. Покосился на избу — всё также валил из трубы дым и лилась из шланга жижа, но Сарумяна не было ни видно, ни слышно.
- Странные тут места, - пробормотал я, - третий день здесь работаем и всё как будто... не знаю...
- Ну, между первой и второй... - Мосондалаев уже завладел бутылкой и снова наполнял стаканы.
- Места как места, - пожал плечами лесник, - семь лет живу и не жаловался, пока этот гад не объявился, да ещё старуха из лощины. 
- Между третьей и второй... - начальник явно вошёл во вкус; пить, впрочем, приходилось всем.
- Вчера шёл по тропе там, - я махнул рукой в сторону верховий речки, - к вечеру было дело. Смотрю — вдали, меж деревьев, словно бы огни на горах. И будто отражаются в море...
- Каком море? - прыснул Сувлакин, - какие тут моря? Какие огни? Ты вчера случаем не выпивал ли втихую?
- Вчера уже... я б ему повыпивал... - Мосондалаев собирался было налить по четвёртой, но вдруг опомнился: - так это... что с Сарумяном этим делать теперь? Я ему так не оставлю.
- Есть у меня одна мыслишка, - сказал лесник, - тут поблизости село, живёт там аптекарь по прозвищу Живило. Его позвать надо. 
- Зачем? - удивился я.
  Начальник меж тем выпил единолично и четвертую и пятую, после чего объявил:
- Надо — значит надо. Идём за аптекарем.
- Все вместе что ли? - спросил Сувлакин.
- Вместе не надо, - возразил лесник, - одного пошлём, остальные тут сядем, будем караулить, чтобы Сарумян не убёг. 
- Ну так лаборанта и пошлём, - Мосондалаев кивнул в мою сторону, - он у нас самый быстрый.
- Пешком идти не обязательно, - заметил лесник, - я ему свой лисапед уступлю.
  Мы с ним встали, подошли к фэтбайку.
- Значит, так. Едешь по тропе вдоль речки, потом — в гору, потом — через луг. Там будет перекрёсток семи дорог. Тебе — по пятой, по часовой стрелке. Полчаса — и на месте.   

   ...И вот я оседлал велосипед и покатил. Как же красивы наши леса в это время года, в разгар осени! Зелень и золото берёз, изумрудные столпы пихт, красные пятна осин... журчит река, шумит ветер в кронах, осыпает на тропу листья. Блестят в солнечных лучах серебряные паутинки. В голове у меня ещё шумит от выпитого, хочется гнать и гнать, лететь, раствориться в этом чистом, прозрачном воздухе, в этих кружевах трав и ветвей... но вот и луг. Действительно -  звездой расходятся в разные стороны семь тропинок.
   По часовой стрелке... тьфу ты. Уж и не вспомню, когда я последний раз видел часы со стрелками. Может, в музее? Или, вроде, у нас в институте висят такие, в кабинете директора? По часовой стрелке... хм... я отсчитал пять дорожек и свернул. 

Продолжение следует (возможно)

[Antabus]

Посвящается Инженеру-исследователю

Воистину. Пусть учится.

Я уже давно предлагал его (весьма прошаренную) придумывалку пришить к чьей-то (более качественной) писалке, например - к Вашей.

Хорошо, но мало. Проды!

[John D. Long]

Тропа снова нырнула в лес и пошла под откос. Тут начиналась долина какой-то другой, неизвестной мне реки, поменьше Облепиховки; невидимая с дороги, она шумела где-то в густых зарослях ивняка. Я спускался всё ниже; лес становился всё гуще, пахло сыростью; колёса то и дело проскальзывали на прелой листве и влажных камнях, приходилось притормаживать.
   По моим ощущениям, полчаса должны были уже пройти. Где же это село с аптекарем Живилой? Похоже, я всё-таки перепутал дорожки. Возвращаться, что ли?.. Вот впереди, меж деревьев, показался домик. Маленький такой, похожий на обшитый досками контейнер — короче говоря, бытовка. На село это, конечно, никак не тянуло — но всё же лучше, чем ничего. По крайней мере, если там кто-то есть — можно уточнить дорогу.
   Я подъехал к бытовке, спешился, постучал. Дверь тут же отворилась; на пороге стояла женщина. Средних лет, высокая, стройная; с длинными, иссиня-чёрными, цвета воронова крыла волосами; в городской одежде — чёрном свитере и длинной, чёрной с блёстками, юбке. Меньше всего я ожидал увидеть кого-то подобного — и от неожиданности отшатнулся. 
- Не знаете, где тут живёт Живило?
- Доктор Живило уже не живит, - отвечала незнакомка, - живим теперь мы.
- В смысле - «живит»? Я спросил, где он живёт.
- А! Так ты, наверное, в Усть-Таракан едешь.
- Не знаю я, куда еду. Сказали — доедешь до села, там будет аптекарь Живило.
- Ну да. В Усть-Таракане он. Ты, видать, дорогу перепутал.
   Тьфу ты. Так я и думал!.. теперь возвращаться...
- Ну, я поеду тогда. Спасибо.
- Путь неблизкий. Отдохнул бы хоть...
- Я тороплюсь.
   Женщина схватила меня за рукав. 
- Да у тебя вся одежда мокрая. Тебе согреться нужно.
- Благодарю, уже согрелся...
   Она схватилась крепче и потянула меня внутрь. И я поддался. Бросил велосипед и зашёл в бытовку. Внутри были стол, кресло, кровать; дальнюю часть отделяла плотная занавеска, за которой смутно угадывались силуэты каких-то коробок. 
- Садись, - женщина указала на кресло, - как тебя зовут?
- Леонид. А вас... а тебя как?
   Незнакомка не ответила, лишь пристально поглядела на меня — и я невольно вздрогнул, столь прекрасным было её холодное лицо с потаённым огнём в глубине смоляно-чёрных глаз. Она склонилась, достала что-то из-под кровати; изящно и легко выпрямилась, поставила на стол чёрную бутылочку.
- Для согрева.
   Я взял бутылку в руки; повертел; открыл крышку. Пахло приятно, как будто ванилью с примесью лимона; я отхлебнул немного. Тёмная, густая жидкость втекла в мой рот и, кажется, проникла через нёбо в череп, наполнила его изнутри, залила и разъела мозг, спустилась вниз, пропитала всё тело... голова стала тяжёлой, словно бетонная, руки и ноги обмякли; глаза закрылись, и я упал, теряя сознание.
   Дальше была тяжесть, невыносимая тяжесть, словно вдавившая меня в кровать, на которой я, кажется, лежал. Умом я понимал, что нужно встать; но не мог сделать ни малейшего усилия, не мог даже поднять веки. Я слышал какие-то голоса, доносящиеся как будто издалека; чувствовал то жар, то холод. 
   Так было, пока не раздался страшный треск и грохот. Тогда силы начали возвращаться; и с большим трудом я открыл глаза.
   Я лежал на кровати, закутанный в какой-то кокон, из которого наружу торчала одна лишь голова; от кокона отходили красные и синие провода и прозрачные трубки. У изголовья стояла хозяйка бытовки; теперь она была в белом халате, словно медик. Волосы её были взъерошены, она с ужасом и злобой смотрела в окно и теперь совсем не казалась красивой — скорее страшной. Посмотрел в сторону окна и я.
   Там, руками и ногами уперевшись в стекло, висел человек. Тучный такой, лысый мужчина в спортивном костюме. Вот он с силой пнул окно; стекло выпало, и странный посетитель ввалился внутрь, опрокинув стол. Теперь я увидел, что за спиной у него — большой ранец странной формы, с рычагами и соплами.
- Извиняюсь, - сказал мужчина, - опять не рассчитал с приземлением.
   Тут он заметил меня.
- Ты что же, гнусная баба, - он подошёл к хозяйке, - опять за своё?
- Тебе-то что?
- А то. Есть чёткие распоряжения, что с вашей братией делать. Скажи спасибо, что я не на государевой службе. Порешил бы на месте, - в руке у него сверкнул пистолет, - ну-ка, выметайся. Живо!
   Женщина оглянулась по сторонам и, поняв, что делать нечего — выскочила наружу. Незнакомец подошёл к моему ложу, оторвал все провода и трубки. Потом — достал из-за пояса нож и взрезал кокон.
- Ну, вылезай. Разрешите представиться — Карл по прозвищу Карлсон. А ты, видать, один из трёх бузотёров?
- Трёх... бузотёров?
- Ну, тех, что с Сарумяном сражались. Двое сейчас во дворце.
- Во дворце?.. чего?... постойте, сколько же я тут пролежал?
- А я почём знаю. Думаю, с неделю. Ты вылезать-то будешь?

Изменено 28 Sep 2023 пользователем John D. Long

[John D. Long]

...Выбравшись из кокона, я поначалу чувствовал слабость и едва стоял на ногах. Но Карлсон не дал мне и минуты отдыха.

   - Скорее, пока сюда Сарумян не нагрянул. Идём!

   - Куда идём-то?

Он подтолкнул меня к двери, и я буквально выпал из неё на улицу. Вокруг шумел всё тот же осенний лес; злобной красотки было не видать — наверное, уже убежала куда-то.

   - Так. Тебя я поднять смогу. Полетим, - Карл нажал рычажок на своём ранце, и тот, вздрогнув, заурчал.

   - Да куда полетим?

   - Во дворец, конечно. Твои друзья просили тебя доставить, как найду. Мосондалаев и Сувлакин, верно же?

   - Верно. Но что ещё за дворец?..

Вместо ответа Карлсон схватил меня под мышки. Ранец заурчал громче, потом раздался хлопок — и мы взмыли в воздух, в секунду оказавшись выше крон деревьев.

Это уже само по себе было неожиданно; но когда я, опомнившись, огляделся по сторонам — то так и ахнул. Вид вокруг совсем не напоминал тот, что я ожидал увидеть — тот, который ясно следовал из карт и описаний, во множестве хранившихся в ноутбуке Мосондалаева. Впереди, не слишком далеко, лес заканчивался — и начиналось море. Тяжёлые серые волны с шумом накатывались на скалистые берега; шумел ветер, срывал с их гребней клочья пены; а вдали, у самого горизонта, виднелись далёкие горы, высокие, покрытые снегами.

На берегу, у кромки леса, высился замок — островерхие каменные башни, могучие стены с бойницами, знамёна, реющие на ветру.

   - Но... как? - опомнившись, выдавил я, - откуда всё это взялось?

Мы быстро летели вперёд, в сторону замка; летели невысоко, так, что мои пятки задевали за верхушки пихт.

   - Взялось? Это вы трое тут взялись, непонятно откуда. Попаданцы, как этот ваш... Мосондалаев сказал.

Меж тем Карлсон подлетел к замку и пошёл на снижение.

   - Так, ну нас должны были заметить. Сейчас выйдут навстречу. Ну да я и посигналю, на всякий случай.

Он приземлился и отпустил меня; снял ранец. Мы стояли на эспланаде, перед самыми воротами замка.

   - Хорошая штука. Жаль, далеко на таком не улетишь — так, по окрестностям путешествовать. Зато в карманы много барахлишка помещается.

Карл открыл кармашек на боку рюкзака, извлёк оттуда изукрашенный резьбой охотничий рог — и протрубил в него. Гулкий, растяжный звук эхом отдался в глубине леса; а через пару мгновений ему ответил скрип ворот. Одна из створок приоткрылась; навстречу нам вышел статный, высокий мужчина, одетый словно участник фестиваля реконструкторов — в высокие сапоги, алый кафтан, кирасу, шлем с плюмажем; на поясе его висела шпага.

   - А, вот и вы, коллега! - воскликнул этот человек, и только тут я узнал в нём Сувлакина.

   - Боже милостивый! Чего это вы так вырядились?

   - Так это... соответствовать нужно статусу. Здрасьте, Карлсон, - Сувлакин кивнул моему спутнику.

   - Здравствуйте, господин воевода.

   - С нами или как?

   - Не, я полечу, - мотнул головой Карл, - сами разбирайтесь. Я своё дело сделал, отбил дружка вашего от ведьмы этой, тётки из лощины. А в замок неохота. Ещё государь к делу какому припашет, а мне до его дел — как до лампочки.

   - Вольному воля, - пожал плечами Сувлакин и потянул меня за рукав, - идём тогда.

Карлсон махнул мне рукой, снова нажал что-то на ранце — и с шумом взлетел вверх.

   - Ну, каково? - подмигнул мне Сувлакин, - как тебе тутошняя жизнь?

   - Честно скажу — ни хрена я не понимаю, что тут творится.

   - Известное дело. Ты ж всё интересное пропустил. Вон, Карлсон говорит, с бабой какой-то прохлаждался, аки Одиссей с Калипсо.

   - Чего?! - я возмутился, - да меня эта Калипсо, так её растак, чуть в мумию не превратила, вот я как прохлаждался!

   - Ну ладно, не кипятись...

Мы зашли в ворота. Я с удивлением глядел на мощные стены, на нависающие над головой бойницы, на стражников в доспехах и с пиками в руках — при виде Сувлакина они разом вытянулись в струнку и щёлкнули каблуками.

   - Так это... расскажите, наконец, что к чему? У меня ощущение, что я сон вижу.

   - У меня тоже сначала так было, - Сувлакин усмехнулся, - попали мы, дружище. Попаданцами стали.

Сувлакин, человек пожилой, порой выражался до крайности старомодно.

   - Кем-кем?

   - Ну... знаешь, что такое исекай?

   - А то.

   - Вот с нами как в исекае и вышло. Перенесло в другой мир. Ты тогда за аптекарем поехал — да и пропал. Мы сидим час, другой... разговорились с лесником. Он нам порассказал всякого странного и пригласил во дворец. Мы, понятно, удивились. Посидели ещё — тебя всё нет. Ну, пошли с ним; смотрим — и впрямь, дворец. И всякие тут кругом рыцари, колдуны, чёрт-те что... в общем, попали, как есть попали.

   - Охренеть. И куда же?

Мы уже стояли посреди внутреннего двора, перед высоким, со стрельчатыми окнами зданием дворца.

   - Будешь смеяться — во времена царя Гороха. Серьёзно. Тут правит царь Аникей Горох. Династия так называется — Горох. Отец его был Горох, дед Горох... ну да не суть. Так вот, как мы поняли, что попали, я даже обрадовался. У нас ведь и ноут, и всякие другие приблуды. Думал, сейчас всех тут построим, будем рулить как хотим. А оказалось — всё не так просто. Не первые мы сюда попали. Знают они уже и про ноуты, и про огнестрел, про всё, в общем, знают.

   - И как же вы... того... в воеводы попали?

   - В итоге нашли таки, на чём выехать. Попаданцев до нас было четверо. Сарумян этот чёртов, с которого всё началось; Карлсон, придурок летучий; да ещё лесник и аптекарь Живило. Сарумян к царю настроен враждебно и занят деструктивной деятельностью. Лесник и Карлсон, скажем так, хаотики-нейтралы. Живило вообще хрен знает кто, ни с кем не общается. Ну мы с Мосондалаевым живо смекнули — свободна ниша лоялистов. И к царю на службу напросились. Я вон воеводой целым сделался, за великие познания.

   - Честно, голова кругом... безумие какое-то. А с начальником-то нашим что?..

   - А.. - Сувлакин как-то неопределённо махнул рукой, - кравчий. Наполняет кубки. Да можно сейчас заглянуть к нему...

Сувлакин шагнул в сторону и толкнул низкую неприметную дверь. Та со скрипом открылась, и мы прошли вовнутрь — в погреб. Посреди него, в окружении винных бочек, верхом на одной из них восседал Мосондалаев. Он был в зелёном, расшитом золотом кафтане; в руках держал объёмистую серебряную чашу, к которой то и дело прикладывался; и, судя по красному лицу и растрёпанному виду, занимался этим приятным делом уже довольно долго.

   - Наполняет кубки, - повторил Сувлакин, - в основном себе. Эй, начальник! Глянь, кого я привёл.

Изменено 16 Oct 2023 пользователем John D. Long

[ВИП]

Ну и жесть.

Потенциал проды у этой истории всё ещё велик

[John D. Long]

Ну и жесть.

Настоящей жести ещё не было. 

"Вся жесть впереди" (С)

[Омич]

 - У меня тоже сначала так было, - Сувлакин усмехнулся, - попали мы, дружище. Попаданцами стали.

Сувлакин, человек пожилой, порой выражался до крайности старомодно.

   - Кем-кем?

   - Ну... знаешь, что такое исекай?

   - А то.

Как-то странно... Попаданцев не знает, а анимешный исекай знает... Но история весьма интересная!

[John D. Long]

Попаданцев не знает, а анимешный исекай знает...

Герои живут в будущем лет на 30-40 позже нашего времени. Попаданцев помнит только старшее поколение. Это для них как для нас сейчас советская фантастика, притом не самая известная. А аниме утвердилось в качестве "базового" стиля в культуре. 

[Омич]

Герои живут в будущем лет на 30-40 позже нашего времени.

Спасибо! 

[Solowhoff]

   - Да куда полетим?

Полетим, полетим, полетим
Наконец-то мы вскоре к своим,
Ты да я, как один херувим
Полетим, полетим, полетим.

[Нотвульф]

Здорово! Спасибо, что не оставляете работу над этим повествованием.

[John D. Long]

Моснодалаев обернулся, внимательно оглядел меня, будто видел в первый раз.

   - А-а... это ж этот... как бишь его... лаборант наш. Коллега Алябьев... ну здрасьте, здрасьте. Поздравляю. Наслышаны. Говорят... фея какая-то похитила... вёл распутную жизнь в чаще леса! Понимаю... одобрить не могу, но — понимаю!..

   - Совсем ты упился, я погляжу, - поморщился Сувлакин.

   - Дегустирую помаленьку. К царскому столу абы что подавать нельзя. Всё надо проверять... дос-ко-нально!По научной методике, путём употребления внутрь.

   - Ты мне скажи лучше, куда Алябьева-то пристроить? Ты ж начальник.

   - Какой я теперь, нахрен, начальник? - Мосондолаев разом осушил чашу — и грохнул её о пол, - ты тут воевода! Сам теперь всё решай, раз в верхи пролез, обскакал!

   - Да ты же сам в кравчие попросился! Говорил ещё «высокая должность, прямое влияние на царя, буду вертеть как захочу»! Кто тебе виноват, что ты алкаш такой оказался!..

   - Ты это... царскому кравчему хамишь? Начальнику своему хамишь?

   -Сам сказал — не начальник больше...

Я понял, что ещё немного — и Сувлакин с Мосондалаевым подерутся, и поспешил вмешаться:

   - Хватит вам ссориться! Вы скажите лучше, что мне делать!

   - Ну хочешь, ко мне присоединяйся, - предложил Мосондалаев, - на кухню определю. Будешь мне закусь носить.

   - Ты это брось, - нахмурился Сувлакин, - малой перспективный, далеко пойдёт, но с тобой - сопьётся. Я его царю представлю, пусть на военную службу зачислят, землю дадут. Он на подъём лёгкий, будем в дальние походы посылать, через пару лет пронюхает, где тут месторождения, заживём!..

   - Как хочешь, - пожал плечами кравчий, - твоё дело.

 

Мы с Сувлакиным вышли вон из погребка, оставив Мосондалаева с его вином.

   - Печальное зрелище, - вздохнул Сувлакин.

   - Слушайте, - спросил я, - а что это вы про какие-то пару лет говорите и всё такое? Разве нам не нужно постараться поскорее отсюда выбраться?

   - Как? Не, дружище, мы тут застряли надолго, пожалуй что и навсегда.

   - Но ведь... у нас есть миссия...

   - Какая уж теперь миссия... тут на новом месте бы освоиться да устроиться получше. Это и считай своей миссией. Да, жаль что ты книг о попаданцах не читал...

Он снова вывел меня во двор, завёл теперь уже в широкие двери, у которых стояли стражники.

   - Так. Всё, хватит посторонних разговоров. Сейчас я представлю тебя царю Аникею. Запоминай всё как следует. Царю надлежит поклониться. Низко, но не земным поклоном. Называть - «государем». В его присутствии упаси тебя Бог не то что сесть, с ноги на ногу перемнуться. Не вздумай говорить первым. Ни с чем не спорь. Так, дальше. Тут феодализм. Есть князья, им кланяться в пояс. Есть рыцари, им можно просто кивком. Как этот мир соотносится с нашим и соотносится ли вообще — я пока не въехал. Говорят вроде по-нашему, но страны какие-то странные. Так что на учебник истории особо не ориентируйся. Да, ещё — царица скончалась, но у царя есть дочь, царевна Макария. Ей кланяться в пояс.

 

Пока Сувлакин рассказывал, мы прошли длинным коридором, поднялись по лестнице и очутились в просторном тронном зале царя Аникея Гороха. Говоря про «учебник истории» Сувлакин, по своему обыкновению, меня недооценивал. Историю я знаю не только по учебникам, в своё время весьма серьёзно интересовался. Много роликов просмотрел и статей прочитал. Но, действительно, все мои познания не могли принести сейчас никакой особой пользы. Единственное, что приходило на ум при взгляде на одежды, доспехи и оружие собравшихся в зале людей — регион — Восточная Европа, эпоха — век так пятнадцатый. Или шестнадцатый. Или даже семнадцатый... а может, и нет. Да и насчёт региона — скорее общий стиль, чем конкретные признаки. Стояли вокруг люди в кафтанах, шитых золотом да серебром, с горностаевыми воротниками; стояли воины в латах, при шпагах и саблях; в дальнем конце зала, на резном троне, восседал сам царь. В серебряном венце, в парчовом одеянии, с окладистой русой бородой, глубокими голубыми глазами под густыми бровьми — он выглядел воплощением мудрой и неколебимой власти. За спинкой трона стояли двое стражей в чёрных, как смоль, полных доспехах, с алебардами в руках; по правую руку от царя, в кресле пониже трона, сидела его дочь — в бордовом платье с воротником собольего меха, с косой цвета соломы, что опускалась на плечи из-под золотого обруча на высоком челе, с ясными серыми глазами — юная и прекрасная.

Сувалакин, не задерживаясь, шагнул на середину зала, снял шлем и низко поклонился; за ним повторил и я.

   - Государь! - сказал он, - Карлсон сдержал своё слово. Вот наш третий, Лев Алябьев.

Царь внимательно поглядел на меня; в его взгляде читался явный интерес. И царевна, и все присутствующие тоже повернулись в мою сторону.

   - Он, как и я, весьма сведущ в военной науке, - продолжал Сувлакин; слова его были, как по мне, беззастенчивым враньём, но я благоразумно молчал, - знает множество разных хитрых премудростей. Сослужит тебе верную службу.

   - Быть может, - кивнул царь.

   - Если будет на то твоя воля, я хотел бы иметь его под своим началом, повёрстанным в рыцари, с наделом земли.

   - Желание твоё, воевода, мне вполне понятно, - ответствовал государь, - но воли моей на то нет. Если твой друг получит надел, то будет должен им управлять и часто жить вдали от нас, а я хотел бы оставить его при себе. Лев! Ты готов служить мне?

   - Да, - чуть замявшись, ответил я.

   - Покуда даю тебе чин стремянного. Службу тебе определим позже.

Сувлакин подтолкнул меня в спину.

   - Поклонись царю.

Я отвесил глубокий поклон.

   - Благодарю, государь.

   - Добро. Найдите ему покои, накормите как следует.

 

Мы с Сувлакиным и двумя воинами вышли из зала. Мне казалось, наш новоявленный воевода должен быть недоволен — ведь вышло всё не совсем так, как ему хотелось; но тот, по крайней мере внешне, оставался спокоен.

   - Царская воля есть царская воля, - сказал он, - может так оно и к лучшему. Будем зато все трое в одном замке.

Потом Сувлакин ушёл куда-то по своим воеводским делам, а меня препроводили в покои — небольшую комнатку в дальнем крыле дворца со столом и лежанкой. Сюда же принесли ужин — краюху хлеба, да сыр, да шмат ветчины, да корец вина; и, поев, я завалился спать.

Да, хоть я и проспал, если верить Карлсону, целую неделю, меня всё равно сморил сон. Впрочем, на этот раз спал я недолго, посреди ночи проснулся — и снова сомкнуть глаз уже не смог. Лежал, смотрел в потолок и размышлял обо всех странных событиях, что случились за эти дни.

Дичь, что и говорить! Попасть в какой-то параллельный мир, в какое-то нелепое средневековье со сказочными персонажами, при этом говорящими на одном с нами языке... сказал бы кто раньше, что такое со мной случится, так я бы ему в лицо рассмеялся. И позвонил бы в дурку. Но ладно бы просто попали... больше всего меня злило поведение товарищей. Сувлакина и Мосондалаева. Они, по сути, просто капитулировали перед обстоятельствами. Один решил получше устроиться на новом месте и радостно побежал без мыла везде пролазить. Воевода, понимаешь. Другой и вовсе спился. Так быстро забыть свой родной мир, в котором остались родные и близкие, в котором, в конце концов, у нас была важная и срочная работа!..

С чего они решили, что назад пути нет? Они проверяли? Пусть вероятность вернуться и невелика, нужно сделать всё возможное! С чего всё началось? Помнится, впервые горы и море я увидел накануне достопамятной стычки с Сарумяном. Хм... точно, Сарумян! С него всё и началось. Мы ведь как раз утром тогда набрели на его избу, подивились химозной вони, трубам да шлангам и другим странностям, перекинулись парой слов и были посланы нахрен... тогда думали — просто учёный-отшельник, по совместительству вредитель окружающей среды, лишивший нас ухи из вкуснейших местных хариусов. Ну, он, положим, и впрямь учёный-отшельник, только укрылся не просто в глуши, а в другом мире... не он ли и открыл проход между мирами? Не на него ли и стоит как следует насесть, заставить вернуть нас обратно? Получится ли? Кто он всё же и зачем ему всё это... даже фамилия такая... что-то напоминает. А, точно, так звали колдуна из «Властелина Колец». Ну, почти так. И этого лесник тоже называл колдуном...

 

Мысли эти не давали мне покоя. Я встал с кровати, оделся — решил выйти прогуляться, подышать свежим воздухом. Прошёл по пустынным залам и коридорам, добрался до чёрного хода; отпёр дверь, вышел наружу, в сад. Было холодно. Октябрь. Поздняя осень. Шумел за стенами замка лес, таинственный, бескрайний; в блёклом свете луны таинственным казался и сад — корявые яблони, вьющийся по стенам хмель, увядающие цветы. Пахло прелой листвой; где-то вдали ухала сова, и совсем издалека едва слышался глухой плеск волн.

Вдруг я заметил вдали, у стены, человеческую фигуру; она двигалась навстречу мне, и вскоре я мог разглядеть, что это женщина, а потом — узнал в ней саму царевну Макарию.

   - Здравствуйте, государыня царевна, - я не знал, что делать, но на всякий случай — низко поклонился.

   - Не нужно кланяться, - сказала та, - мы из разных миров, и я не твоя царевна.

   - Я присягнул твоему отцу, - напомнил я.

   - Присягнул? Вовсе нет. Ты как раз не присягал ему. Не становился на колени, не вкладывал в его ладони свои... отец специально не стал требовать от тебя присяги. Он хочет, чтобы ты сам решил, желаешь ли служить ему.

   - Но почему?

   - Он надеется, что ты окажешься... серьёзнее, чем твои друзья. И действительно, а не на словах, поможешь нашему царству.

   - Сомневаюсь, что я смогу тут кому-то помочь, - ответил я; царевна говорила со мной без всякого превосходства, как с равным, и я почувствовал себя свободнее, - я ничего не понимаю в этом странном мире, ничего не знаю о вашей жизни. Это словно какой-то сон. И, честно говоря, я бы хотел вернуться назад, к себе.

   - Понимаю, - кивнула Макария, - дома у тебя есть какое-то срочное, неоконченное дело.

   - Откуда ты знаешь? - говорить царевне «ты» было немного дико; но ведь и Сувлакин давеча так же обращался к самому царю.

   - Догадалась.

Больше она ничего не говорила, и я почувствовал себя как-то неловко. Вообще весь этот разговор казался крайне странным. Набравшись смелости, я спросил первым:

   - Ты знаешь, кто такой Сарумян?

   - Сарумян? Пришелец из другого мира, также как и ты. Он появился тут три года назад. С ним был другой, имени своего он так и не открыл, и мы прозвали его Живило...

   - Аптекарь Живило?

   - Он самый. Они с Сарумяном учились живить людей...

   - Чего?..

   - Оживлять. Возвращать к жизни умерших. Человек не может такого сделать.

   - А они?

   - Прекрати перебивать царевну, - она гневно сверкнула глазами, и я съёжился, - человек не может вернуть жизнь умершему, он может лишь создать видимость жизни — призвав на помощь тёмные силы или искусство учёного. Великий грех так поступать. Я не знаю, люди ли Живило и Сарумян. Но знаю, что Живило отрёкся от своих замыслов, поссорился с другом и удалился в одно из селений, где стал знахарем. Он не разговаривает ни с кем из государевых людей, и мы почти ничего о нём не знаем. А вот Сарумян — он нашёл способ.

Изменено 22 Oct 2023 пользователем John D. Long

[John D. Long]

Я невольно вздрогнул.

  - Сначала смог оживить животных, - продолжала Макария, - потом, говорят, принялся и за людей. Конечно, и он не способен был вызывать дух умершего, что за гранью мира предстал на высший суд. Но мёртвые тела по его воле начинали двигаться и получали если не жизнь, то подобие жизни. Говорят, в этих делах Сарумяну пособляет какая-то женщина, ведьма из лощины — не из ваших, из этого мира, но научившаяся от него тёмным премудростям.

  - Ага, я с ней уже познакомился... А почему царь не прикажет схватить и наказать Сарумяна? - спросил я.

  - Поначалу мы его боялись. Да и сейчас — всё же он колдун, пришелец из-за рубежа миров. Кто знает, какие силы за ним стоят. Какую подмогу он способен призвать... и потом, пока что Сарумян не нарушал законов напрямую. Нет никаких сведений о том, что он убивал людей или разрывал могилы. Да, есть два без вести пропавших крестьянина; но, бывало, люди пропадали и до появления этого колдуна...

  - Я думал, тут с таким запросто. Велел царь кого изловить и там, не знаю, сжечь — так сразу...

  - И ничего подобного. Закон — он и над царём закон. Указ следить и, если доказано будет какое вредительство, наказать — издали, да. Но доказательств пока нет...

  - Как же нет? Меня эта его ведьма чуть не убила.

  - Вот! Ты прав. Возможно, именно твоё появление может стать поводом для открытой борьбы с Сарумяном. Но... царь вряд ли сам её начнёт. Возглавить придётся тебе самому.

  - Хорошенькое дельце... - проговорил я, - что я тут смогу возглавить, если я и среди своих-то был самым младшим...

  - Это уже твоё дело.

  - Послушай, - царевна вновь замолчала, и я снова осмелился заговорить сам, - ты говоришь, «Сарумян способен призвать подмогу»... что же, он может возвращаться в свой мир? Управляет проходом между мирами?

  - Вот победи его — сам и узнаешь.

«Фиг знает что», - подумал я. Царевна меж тем повернулась ко мне спиной и пошла прочь.

  - Постой! - опомнился я, - так зачем ты встретилась со мной? Что ты хотела мне сказать?

Но она, не обернувшись, скрылась меж деревьев сада.

...Итак, я был теперь на царской службе. Но я уже не сомневался: главное, что нужно сделать — это напасть на Сарумяна, выпытать у него тайну прохода между мирами, заставить вернуть нас назад. Нас — то есть всех троих; и, стало быть, надо убедить Сувлакина и Мосондалаева взяться за ум.

Первым я взялся за начальника. По счастью, первое время поручений мне давали немного — и находилось время зайти к нему в погребок. Тут, конечно, меня поджидала великая опасность самому попасть в ту же ловушку — ведь всякий раз Мосондалаев радушно наливал и мне полную чашу.

Я, впрочем, насел на него основательно.

  - Как вам не стыдно! Ведь вы сами столько раз говорили, как важна наша работа. Стремились к новым вершинам! Вели за собой! А теперь — ну что это такое?

Начальник сердился, ругался, пробовал спорить, доказывать, что и сейчас он занят важной работой и стремится к новым вершинам — но, похоже, сам в эти слова совершенно не верил. Ну какие вершины в винном погребе.

  - Ну ладно, ладно, - после третьей такой беседы Мосондалаев не выдержал, - уломал. Уболтал. Будем возвращаться. Веди, Лев, нас на Сарумяна!

Вести на Сарумяна я, впрочем, пока его не мог. Да и толку от одного лишь Мосондалаева вышло бы мало. Теперь нужно было обработать Сувлакина. Это оказалось задачей посложнее. Новоявленный воевода очень уж увлёкся планами попаданческого толка — разведать месторождения, развернуть производство, завоевать всех соседей, в общем — начать потихоньку захватывать мир.

Несколько охолонул он тогда, когда стало ясно, что царство Гороха — весьма маленькое и, судя по всему, ресурсами небогатое; а также что прожекты его особого понимания ни у царя, ни у царских приближённых не находят. Но и в возможность вернуться домой Сувлакин особо не верил, а желанием драться с Сарумяном не горел. Сколько я не убеждал его, сколько ни напоминал об оставленных дома друзьях и близких, сколько ни напирал на важность незаконченной нами работы — отвечал он всегда примерно в одном духе:

  - Всё это может и верно, да только с чего ты взял, что Сарумян вернёт нас домой, хоть бы мы его и смертным боем били? Может, он вовсе и не из нашего мира попаданец? Миров- то их знаешь сколько?..

Я, естественно, не знал. И тогда Сувлакин заключал, что нечего предаваться бесплодным мечтаниям. Делом нужно заниматься.

Дела были разные — прислуживать царю на пирах, нести дозор, проводить смотры, ездить на охоту. Постепенно — и довольно быстро — я свыкся с этой жизнью. Уже не казался странным местный этикет; привычными стали средневековые одежда и оружие; да и быт, при всех его сложностях, стал вполне терпимым. Тем более я и в своём мире уже привык к походной жизни, к отсутствию горячей воды, связи, утреннего капучино и прочих радостей современной жизни; спуститься ещё пониже по лестнице технического развития было не так и страшно. Да и не таким отсталым был этот мир — наши предшественники кое-чему местных научили, и по вечерам дворец освещали не свечи да лампады, а лампочки, запитанные от сооружённой Карлсоном динамо-машины, проданной государю за какую-то плату — не то за бочку варенья, не то за корзину печенья. Крутить машину ставили кого-нибудь из слуг, но царь уже подумывал, как бы присобачить её к водяной мельнице.

Весьма толковый человек оказался этот царь Аникей. Порой — обыкновенно на охоте — он вступал со мной в беседу, и чем дольше я его слушал, тем большим уважением к нему проникался. Говорил он о разных вещах — о лесных зверях, о политике, о сказаниях и легендах древних, и видно было, что во всём этом он прекрасно разбирается. Порой, кстати, заговаривал и об науке и технике — и тогда я удивлялся, что он вполне освоил многие из наших новшеств и не видит в них ничего удивительного.

С царевной Макарией больше бесед у нас не случалось; лишь порой она задерживала на мне взгляд дольше, чем позволяли приличия, словно желая что-то сказать, но не решаясь; и уж, конечно, не осмеливался заговорить с ней я сам.

  - Ишь ты, - заметив наши с царевной переглядывания, хихикал порой Сувлакин, - что, лесной Калипсо мало, на принцессу замахнулся?

В такие моменты мне хотелось врезать ему саблей, и может быть даже не плашмя.

… Спустя недели три после моего принятия на царскую службу мы, в очередной раз, выехали на охоту. Стояла уже глубокая осень. Через два дня —праздник Покрова, и царь решил добыть к пиру оленины.

Я должен был сопровождать Гороха; среди загонщиков от меня толку было мало, в охотничьем деле я смыслю не особо, да и в седле держался ещё не вполне уверенно; так что мне доверили покамест везти корзину с хлебом, сыром и мёдом для намеченного пикника.

Заехали в лес мы далеко, куда-то вдоль побережья, через овраги и поляны; и неудивительно, что я отстал от охоты. Здраво рассудив, что наездник из меня никакой и верхом мне царя не догнать, я спешился и пошёл с лошадью в поводу, особенно не торопясь — пусть себе убивают оленя сами, а на обратном пути меня подберут.

Вдруг к шелесту листьев, дыханию коня и далёкому плеску волн примешался ещё один звук — громкий механический гул. Я сразу вспомнил его; и уже не удивился, когда впереди на полянку приземлился Карл по прозвищу Карлсон.

  - Приветствую, - отключая ранец, заговорил он, - сверху вот заприметил, дай, думаю, побеседую со старым знакомым.

  - Доброго утра, - не зная, что ожидать от этой встречи, я подошёл ближе.

  - Лесник-то наш того, - без предисловий перешёл к делу Карл, - сгинул. Крутился всё вокруг Сарумяновой избушки, и вот результат.

  - Что, думаете...

  - А тут и думать нечего. Кокнул лесника Сарумян. С него станется.

  - Печально...

  - Не то слово. Подлость это. Лесник первый тут появился, семь лет назад, до Сарумяна ещё. Никого не трогал. И вот вам. Что же — теперь и до меня доберутся? Нарушена, получается, негласная наша конвенция? Своих убиваем?

  - Послушайте, Карл, - перебил я, - от меня-то чего вам нужно?

  - Сейчас, дай договорить... Дело вот в чём — как лесник пропал, я не выдержал, пошёл в Усть-Таракан, к аптекарю Живиле. Насел на него как следует — хватит, говорю, отшельничать. Дружок твой бывший совсем берега попутал. Помоги на него управу найти. А он мне — вдвоём с тобой против Сарумяна не пойду, а вот, слышал, трое новеньких в замке объявилось — если их уломаешь, то все впятером и навалимся. Понятно объясняю?

  - Что уж непонятного. Я бы, знаете, только рад...

  - Так за чем же дело стало? Завтра утром выступаем. Мы с Живилой будем ждать у ворот замка.

  - Погодите же! Ещё Мосондолаева с Сувлакиным уговорить надо. Начальник, думаю, согласится, а вот воевода...

  - Ну и уговори, - пожал плечами Карл, - Живило на подъём тяжёлый, когда ещё второй раз соберётся... надо сейчас действовать.

Он потянулся к рычажку на ранце, и я понял, что сейчас Карлсон снова взмоет в небеса.

  - Погодите! Я хотел расспросить вас... о Сарумяне!..

  - Чего тут спрашивать, трясти его надо, - он нажал рычаг, ранец заурчал — и мой собеседник, оторвавшись от земли, скрылся за кронами сосен.

Я сжал кулаки. Что за тип! Свалился как снег на голову, отдал, так сказать, распоряжения — и поминай как звали. Интересно, как он вообще тут появился? Ведь из нашего мира, надо полагать, попал. Иначе откуда бы знал про «Карлсона»?..

…В смятении и смущении я дождался царя с охотниками и вместе с ними вернулся в замок; а прибыв туда, сразу поспешил к Сувлакину.

  - Завтра — или никогда, - рассказав ему о беседе с Карлсоном, завершил я, - Елизбар Тарасович, поймите! Ну пусть вам здесь нравится, пусть вы видите здесь перспективы. Но должны же мы хотя бы попробовать разобраться, что к чему? Что скрывает Сарумян? Есть ли путь назад? Ну, не получится — вернёмся в замок и будем жить как жили.

  - Возможно... - Сувалкин почесал в затылке.

  - Пусть даже пути в наш мир нет. Но если мы расправимся с Сарумяном, это может поднять наш авторитет в глазах царя.

  - А ведь верно, - согласился воевода, - ну хорошо. Попытка не пытка.

С Мосондалаевым вышло проще. Даже идти к нему не пришлось — он сам встретился мне во дворе. Вид у начальника был самый мрачный.

  - Решил того... завязать, - сходу объявил он, - сил моих больше нет. На себя смотреть стыдно.

  - Так прекрасно, - обрадовался я — хотя в душе и усомнился, не развяжется ли он обратно через пару дней, - как раз Карлсон зовёт на Сарумяна идти...

  - Карлсон? Да хоть Буратино. Идём!..

А потом мы с Сувлакиным (Мосондалаев, пожаловавшись на головную боль, завалился спать) пришли к царю, отпрашиваться в поход на Сарумяна. Мне показалось, что, услышав нашу просьбу, Аникей Горох помрачнел; но запрещать не стал. Сарумян этот, сказал государь, давно его беспокоит, а теперь, после покушения на меня и предполагаемого убийства лесника есть основания считать его откровенно опасным. Он не будет возражать, если отважные иномирные воители возьмут на себя миссию прищучить подозрительного колдуна. Своих воинов, впрочем, не даст — нас и так будет пятеро против одного, в крайнем случае, если объявится ведьма — двоих; мы хорошо смыслим в разных хитростях и изобретениях нашего мира и сможем найти на них управу, а местные в таком деле будут бесполезны.

Когда мы склонились пред государем и, поблагодарив, вышли из зала, я внезапно ощутил какую-то странную тоску. Если мы сможем вернуться в наш мир, то я, наверное, больше не увижу царя Аникея, не послушаю его мудрых рассказов... впрочем, стоит ли об этом жалеть заранее? Быть может, ничего и не выйдет.

[John D. Long]

(обложка как бы намекает на радикальную смену атмосферы в дальнейшем)

Изменено 3 Dec 2023 пользователем John D. Long

[Нотвульф]

Ура, продолжение! Обложка крутая. Спасибо.

[John D. Long]

Ура, продолжение! Обложка крутая. Спасибо

Вам спасибо!

[John D. Long]

   И всё же весь вечер я не находил себе места; а когда опустилась темнота, и в чёрном холодном небе над крышами замка зажглись первые звёзды, словно повинуясь некому зову, вышел в сад.

   Предчувствие не обмануло. Там, под облетающей яблоней, увидел я царевну Макарию. Новым казался её облик: не в царских одеждах она предстала предо мной, но в простом, заношенном сером платье с рыжей телогрейкой поверх, с убранными под платок волосами. Она делала что-то, согнувшись, кажется, расчищала граблями землю; и заметила меня, лишь когда я подошёл почти вплотную.

   - Здравствуй, Лев, - царевна распрямилась, обернулась, - я знала, что увижу тебя.

  Теперь, в сгущающемся сумраке, в неверном свете луны, я мог различить грабли, лопату, корзину с какими-то саженцами.

   - Что ты делаешь?

   - Нужно посадить кипарисы, - она указала на корзину, - поможешь?

   - Кипарисы? - удивился я, - боюсь, они не вырастут в здешнем климате. Ну, я имею в виду, при здешней погоде...

   - Эти — вырастут.

   Сам не зная почему, я принял как данность её слова, сказанные с такой уверенностью; взял лопату и стал выкапывать ямку за ямкой. Странная была это работа — в осеннем саду, под стрельчатыми окнами дворца, под звёздным небом сажать чуждые окружающей природе растения. Я осторожно брал из корзины саженцы, опускал из в ямки, присыпал холодной, пахнущей прелью землёй; а царевна, отойдя в сторону, возвращалась с ведром воды и поливала, и журчание струи сливалось с шумом ветра в кронах леса за замковой стеной.

   - Значит, завтра — идёшь биться с Сарумяном, - лишь когда последний кипарис был посажен, Макария заговорила вновь, - вместе со своими друзьями. Жаль.

   - Жаль? Разве ты не сама убеждала меня сразиться с Сарумяном?

   - Жаль, что вместе с друзьями. Я надеялась, что ты станешь великим воином, спасителем царства, и, если и вернёшься когда-то в свой мир, то вернёшься во славе и с честью, а не с этими... бузотёрами.

   - Ну, знаешь!.. В одиночку я бы Сарумяна не победил всё равно. И потом — они мои друзья. Соратники. Знала бы ты, как сложно было убедить их пойти со мной!

   - Ты ведь затеял всё это, чтобы вернуться домой, да?

   - Конечно, - кивнул я, - то есть... я ведь не знаю точно, можно ли вернуться. Ты сама не сказала ничего определённого. И сейчас не скажешь, так ведь?

Царевна молчала.

   - И вообще, я не понимаю, чего это ты заладила. Сначала - «иди, сражайся с Сарумяном, авось в свой мир вернёшься», теперь - «зачем это ты затеял в свой мир возвращаться»?! Да ты пойми, у нас в том мире вся жизнь, дела неоконченные, важная задача... - вдруг я понял, что, кажется, потерял берега, рамки и тормоза, и в ужасе осёкся.

Но Макария не рассердилась.

   - Важная задача... какая же? - лишь спросила она.

Тут уже промолчал я, не зная, как объяснить ей такие вещи.

   - «Комплексная исследовательская экспедиция», да? Так ваш этот... кравчий говорил. Странное, странное название.

Она посмотрела мне в лицо, и во взгляде её чувствовалась не то насмешка, не то — сострадание. Потом она поглядела на мои измазанные в земле руки.

   - Ты весь перепачкался. Пойдём.

   Мы прошли за яблони и оказались перед маленьким фонтаном, который раньше не попадался мне на глаза. Я склонился над ним, опустил руки в чёрную, ледяную воду.

   - Мой отец доволен тобой, - проговорила Макария, - «из него вышел бы прекрасный рыцарь, богатырь», говорил он. И я... я знаю, что ты многому бы ещё мог научиться в нашем мире. Я и отец знаем куда больше, чем думаешь ты, чем думают твои друзья. Я стала бы твоей проводницей и вела бы тебя путями, незримыми иным, ты стал бы свидетелем великих тайн.

Я поднялся; стоял спиной к фонтану, лицом к царевне — и не знал, как понимать её слова.

    - Впрочем, ты выбрал свой путь, и, надеюсь, на нём покажешь себя достойно. Я слышала, с вами пойдёт Живило. Говорят, это человек неслыханной мудрости. Великая честь сражаться с ним в одном строю...

Она вздохнула.

   - Храни тебя Всевышний, Лев.

   Царевна подошла ко мне вплотную, положила руки на плечи, обняла, и тёплое её дыхание обожгло замёрзшее моё лицо.

   Вернувшись в покои, я лёг на кровать и долго лежал, бессмысленно глядя в потолок. Мысли смешались в моей голове в странный клубок. Сарумян, Карлсон... Сувлакин, Мосондалаев, экспедиция... комплексная исследовательская, прошу заметить... царевна Макария... Макария... по-гречески - «счастливая», «блаженная»... дочь Аникея - «непобедимого»... и кипарисы... кипарисы в древности сажали на кладбищах. Это была последняя мысль перед тем, как сознание провалилось в сон. А во сне я блуждал по лесам, парил над землёй без карлсонова ранца и вместе с Макарией поднимался на вершины дальних гор, что маячили за вечно шумящим морем.

 

   ...Наутро, поднявшись рано, быстро позавтракав, мы с начальником и Сувлакиным вооружились — Мосондалаев взял свой арбалет, не забыл и ноутбук, мы же довольствовались саблями, кинжалами и доспехами — и вышли за ворота замка. У лесной опушки уже стояли двое. Один — знакомый нам Карлсон, со всё тем же ранцем за спиной, с кобурой на поясе; а рядом с ним — полный, высокий, лысоватый мужчина с седой бородкой, в белом запятнанном грязью халате, в белой шапочке с красным крестом, с каким-то чемоданом в руках.

    - Позвольте представиться, - когда мы подошли ближе, сказал он, - я — Живило, и Живило — я. С Карлсоном вы все уже знакомы.

    - Да, - кивнул Мосондалаев, - ну что ж, все в сборе! Выступаем!

   Начальник сегодня как будто посвежел — это был уже не спивающийся кравчий, а снова тот Мосондалаев, что раньше, грубый, напористый и предприимчивый.

   - Воистину выступаем, - согласился Живило, - положим либо свои головы, либо конец Сарумянову беспределу.

   - Трепещи, Сарумян поганый! - воскликнул Карл, вытащил из ранца рог и громко протрубил.

   - А вот этого, - когда смолк звук, веско заметил Мосондалаев, - я бы попросил больше не делать. Нечего заранее палиться. Чем внезапнее будет наше появление для Сарумяна, тем лучше.

   Итак, мы двинулись в путь. Шли быстрым шагом по лесной тропе, всё дальше удаляясь от замка. День выдался холодный и пасмурный; сгущались в небе тёмные тучи, предвещая скорый дождь или снегопад, клубился в оврагах густой туман. Но настроение у всех было приподнятое. Наконец-то нам предстояло разделаться с тем, по чьей вине мы сюда угодили, с тем, кто уже доставил столько неприятностей и нам, и нашим новым знакомым. Наконец-то мы могли окончательно узнать, есть ли шанс вернуться домой. Об опасности мы не думали — всех переполняла отвага и даже некоторая агрессия, чувство опасное, но для мужчины порой уместное.

   Хотя Мосондалаев и запретил поднимать шум, чувства просили выхода наружу, и поначалу каждый напевал себе под нос что-то, приличествующее случаю.

 

Шествовавший впереди всех Живило басом гнусавил мрачный латинский гимн:

Constitue super eum peccatorem, et adversarius stet a dextris eius.

Cum iudicatur, exeat condemnatus, et oratio eius fiat in peccatum.

Fiant dies eius pauci, et ministerium eius accipiat alter.

Fiant filii eius orphani, et uxor eius vidua!

 

Следом шёл Сувлакин и хрипел что-то собственного сочинения:

Воинам света, воинам добра

Сарумяну бошку открутить пора!

 

Я пел на мотив старой детской песенки:

Вместе весело шагать

По просторам,

По зелёным,

Сарумяна убивать

Лучше ломом

Заострённым!

 

Карлсон мужественным, грозным голосом выводил:

Мы развеем вражеские тучи,

Разметём преграды на пути,

И врагу от смерти неминучей,

От своей могилы не уйти.

Наступил великий час расплаты,

Нам вручил оружие народ.

До свиданья, города и хаты, -

На заре уходим мы в поход.

 

Замыкал шествие Мосондалаев, напевавший какую-то чушь:

I'm a Barbie girl, in a Barbie world

Life in plastic, it's fantastic!

Кто проживает на дне океана?

Жёлтая губка — малыш без изъяна!

Милая пони, милая пони,

Давай скорей с тобой дружить!
 

   Меж тем мы углублялись всё дальше в лес; вокруг сгущалась чащоба, вековые ели склоняли над нами свои замшелые ветви. Петь хотелось уже меньше.

   - Послушайте, Карл, - обратился я к шедшему рядом Карлсону, - как-то нам всё не удавалось за жизнь поговорить. Вы-то сами как сюда попали? Откуда? Кем раньше были?

   - А, - Карлсон махнул рукой, - долгая история. Был я военным, потом...

   - Стоп, - Живило вдруг остановился и поднял руку, призывая нас сделать то же самое, - впереди кто-то есть.

   Не прошло и минуты, как перед нами на тропе из-за деревьев показалась та самая ведьма из лощины, с которой я свёл столь неприятное знакомство. Она размахивала белой тряпкой.

   - Приглашаем вас на переговоры!

   - Переговоры — дело хорошее, - обернулся к нам Живило, - уважим?

   - Отчего же нет, - пожал плечами Мосондалаев, - переговорим.

   - Иди сюда, - подозвал ведьму аптекарь, - чего предлагаете? 

   - Его Милость мессир Амаяк Амаякович Сарумян, академик, доктор наук, великий волшебник, белый маг, да продлятся дни его бесконечно — будет говорить с вами сам! - женщина вытащила из-за пазухи рацию, нажала на ней кнопку и подошла к нам.

Карлсон немедленно подскочил к ней и заорал прямо в трубку:

   - Молись и кайся! Молись и кайся, поганец! По твою душу идём!

   - Хи-хи ха-ха, - раздался ответ, - а фиги с маслом не хочешь? А гвоздей жареных?

   - Ах ты...

   - Спокойно, - Мосондалаев отстранил Карла, - говорить буду я. Значит, так, Маньяк Маньякович... тьфу, Амаяк Амаякович или как вас там. Расклад простой. Нас тут пятеро, все при оружии. Вы там один сидите. Сдавайтесь по-хорошему. Расскажите, чем занимаетесь, как тут всё устроено, можно ли открыть портал в другие миры и как это сделать. Мы вам тогда гарантируем, что не тронем и царю не сдадим.

   - Ишь какой. У вас вон Живило есть, он со мной работал, сам всё знает. Пусть он и расскажет.

   - Ты с лесником что сделал, гад? - закричал Карлсон.

   - Слышьте, вы, - послышалось из рации, - заткните этого ненормального. Я что хочу, то и делаю с кем угодно. Не хватало вам отчитываться. Вы всем скопом мизинца моего не стоите, окромя Живилы.

   - Амаяк Амаякович, - нахмурился Мосондалаев, - давайте разговаривать конструктивно.

   - Конструктивно? Ты мне робота в речке утопил!

   - А вы... а ваша ведьма меня в кокон замотала, - вставил я.

   - Молчи, парень, молчи! Тебе одолжение сделали, в научном эксперименте дали возможность поучаствовать, так ты ещё возмущаешься! Нет, друзья! Так дело не пойдёт!

   - Дайте я с ним поговорю, - к рации подошёл Живило, - брат! Брат! Давно мы с тобой не разговаривали. Ты знаешь, почему, но теперь...

   - Не брат ты мне, - перебил Сарумян, - когда мои братья великие дела вершили, ты под стол пешком ходил и штаны пачкал.

   - Зачем же оскорбляешь?

   - Затем! Предал ты наше дело.

   - Не было оно нашим. Я сразу тебе говорил, не доведёт оно тебя до добра. Опасно ходил, вот и пал. Не первый уж раз пал. Ну, да видит Бог, в последний.

   - Вот как? Ну и пожалуйста. Ну и давайте. Приходите. Посмотрим, чья возьмёт. Конец связи.

   - Конец связи, - повторила ведьма и убрала рацию.

   - Ну и зачем вы так?.. - скривился Мосондалаев, - может и договорились бы.

   - С этим не договоришься, - вздохнул Живило.

   - Так что же, я пойду? - напомнила о себе переговорщица.

   - Может, кости ей переломаем? В профилактических целях, - предложил Мосондалаев.

Женщина вся сжалась.

   - Вы что! - ужаснулся Карлсон, - она же парламентёр. И дама.

   - Да, это слишком, - кивнул Живило, - мы тут вроде как светлой стороной быть пытаемся.

   - Пардон... - смутился начальник, - что-то я пережестил.

   - Бывает, - махнул рукой аптекарь и, грозно сведя брови, гаркнул на ведьму: - а ну, ступай отсюда!

Два раза повторять не пришлось — она опрометью бросилась прочь.

Изменено 12 Dec 2023 пользователем John D. Long

[Нотвульф]

Карлсон немедленно подскочил к ней и заорал прямо в трубку:    - Молись и кайся! Молись и кайся, поганец! По твою душу идём!    - Хи-хи ха-ха, - раздался ответ, - а фиги с маслом не хочешь? А гвоздей жареных?    - Ах ты...    - Спокойно, - Мосондалаев отстранил Карла, - говорить буду я. Значит, так, Маньяк Маньякович... тьфу, Амаяк Амаякович или как вас там. Расклад простой. Нас тут пятеро, все при оружии. Вы там один сидите. Сдавайтесь по-хорошему. Расскажите, чем занимаетесь, как тут всё устроено, можно ли открыть портал в другие миры и как это сделать. Мы вам тогда гарантируем, что не тронем и царю не сдадим.    - Ишь какой. У вас вон Живило есть, он со мной работал, сам всё знает. Пусть он и расскажет.    - Ты с лесником что сделал, гад? - закричал Карлсон.    - Слышьте, вы, - послышалось из рации, - заткните этого ненормального. Я что хочу, то и делаю с кем угодно. Не хватало вам отчитываться. Вы всем скопом мизинца моего не стоите, окромя Живилы.

Спасибо за продолжение.

 

С такими навыками у обеих сторон становится ясно: почему повествование ведётся главным героем (потому что он в этой развесёлой кампании больше всех способен к общению) , а с другой почему повествование совершит крутой поворот от атмосферы напоминающей советские сказочные мультики к гораздо более мрачной, зафиксированной на обложке.

[John D. Long]

становится ясно: почему повествование ведётся главным героем (потому что он в этой развесёлой кампании больше всех способен к общению)

Это да.

[Владимирович]

Герои живут в будущем лет на 30-40 позже нашего времени

такой оптимизм сам по себе достоин похвалы Большим Похвалом, полагаю

[John D. Long]

 

   - Однако, таки спалились, - почесал в затылке начальник.

   - Да просто шпионила за нами эта тётка, - предположил Сувлакин, - и по рации всё Сарумяну сообщала.

   - Кстати, Живило... а правда, вы ведь вместе с Сарумяном когда-то трудились. Просветите уж насчёт портала, а то что же выходит — в тёмную на вас работаем?

   - В избушке его и есть портал. Magnae portae, inter mundos apertae. Только привёл этот портал Сарумяна в преисподнюю.

   - Ну, а мы его в этой преисподней и законопатим, - усмехнулся Мосондалаев, - если он своим порталом по-братски не поделится. Кстати, чего это вы его братом звали? Правда, что ли?

   - There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy, - отмахнулся Живило, - потом обсудим. Давайте поторопимся.

   Быстрым шагом мы двинулись вперёд. Теперь уже никто не пел и не разговаривал; все были напряжены. Вот, наконец, перевалив через очередной холм, спустились в знакомую уже долину, по дну которой бежала быстрая узкая речка. Где—то рядом должна быть изба Сарумяна.

   - Надо бы разведать обстановку, - сказал Мосондалаев.

   - Слетать, посмотреть? - спросил Карлсон.

   - Не надо. Дрон запустим...

   - Ого! - восхитился Карл, - у вас и дроны есть? Где раздобыли?

   - Начальник, ты это... - пропустив реплику летуна мимо ушей, заговорил Сувлакин, - может, лучше поберёг бы дроны-то? Всего две штуки у нас. Фиг тут отремонтируем, если что случится.

   - А мы тут оставаться, вроде, не собираемся. Один используем, другой прибережём.

   Для меня, если честно, это было новостью. Я знал, что у нас есть ноутбук, навигатор, арбалет и ампула с каким-то зельем, но про дроны до сих пор разговора не было. Впрочем, чему удивляться — экспедицию комплектовали со тщанием, а меня, как участника второстепенного, информировали не обо всём. Кто б знал, что там ещё у Сувлакина с Мосондалаевым припрятано...

   Из глубин походной сумы начальник извлёк маленький чёрный вертолётик, явно самопальный, но с виду надёжный; достал ноутбук, включил.

   - Выражаю вам, Карл, искреннюю благодарность за электричество.

   Беспилотник зажужжал и взмыл в небо. На экране ноута появились сначала ветви деревьев, потом — вся долина, с холмами вокруг, с серым холодным небом и далёкой полосой моря. Мосондалаев нажал что-то, дрон чуть снизился, полетел над самыми кронами; вот мы увидели реку, а вот — и хорошо знакомую избушку у моста.

   - Прекрасно. Иду на снижение... сейчас поглядим, чем там наш друг занимается.

   С крыши избушки взлетело что-то — длинное, блестящее. Тоже дрон! Вспышка — и экран потух.

    - Вот вам и ответ, как Сарумян нас спалил, - заметил начальник, - свои дроны у гада есть.

    - Второй тратить не дам! - предупредил Сувлакин.

    - Да уж и не надо. Итак, составим план штурма...

    - Кстати, - Сарумян открыл аптечку и вытащил оттуда два круглых предмета, - говорят, добрым словом и пистолетом можно добиться большего, чем просто добрым словом. Так вот: добрым словом и гранатами — ещё большего...

 

   ...Мы с Мосондалаевым ползком подкрались к мосту. Я приподнялся, поглядел вперёд — вот она, избушка. Пока, вроде, ничего необычного. Даже дрона не видать. Вдруг на крыше избы появилась фигура — сам Сарумян. Был он уже не в пижаме, а в чёрном балахоне, в высоком, таком же чёрном колпаке, украшенном золотыми звёздами; колдун воздел руки — и густым, тяжёлым басом запел. Пел он на странном, непонятном языке, от которого пробирала дрожь. Казалось, что лишь о страшных, омерзительных вещах можно говорить на таком языке; что самые основания земли поколебались от этих гнусных звуков, что воздух стал душным и липким, а тучи в небе сделались ещё гуще и темнее.

    - Стреляйте же! Стреляйте по ногам! - толкнул я начальника.

    Мосондалаев опомнился, вскинул к плечу арбалет. Но тут же Сарумян исчез — прянул в люк на крыше; и в следующую секунду отворились двери его жилища, и наружу одно за другим вышли — существа. Олень, волк, медведь; вроде бы вполне обыкновенные, но какие-то странные... присмотревшись, я понял, в чём дело. Они были мертвы. Да, тление не тронуло их тела, лишь шерсть лоснилась, смоченная каким-то зельем; но со сведённых смертной судорогой морд пялились пустые глазницы, и через них выходили разноцветные провода, опутывая голову и вновь скрываясь в ушах и ноздрях. А следом... следом за ними вышел лесник. Видимо, это была вершина сарумянова искусства. Он выглядел почти живым, даже кожа румянилась на осеннем морозце; не было и проводов — но вместо глаз смотрели вперёд пластиковые окуляры. В правой руке он сжимал ружьё, в левой — мачете.

    - Господи... - пролепетал я.

    Начальник нажал спуск. Болт со свистом рассёк воздух и врезался прямо в грудь медведю; тот даже не вздрогнул, продолжая медленно идти вперёд.

    - Какого... - Мосондалаев перезарядил арбалет.

   Второй болт прошёл в паре сантиметров от рога оленя и врезался в стену избушки. Мертвецы уже ступили на мост.

    - Блин, где эти хреновы Карлсон с Живилой и Сувлакиным...

   И тут же раздался громкий гуд ракетного ранца, и грянул клич:

   - Идём, грядём, судьбу несём! Сдохни, Сарумян!

   Над нашими головами вихрем пронёсся Карл Карслон, и две гранаты полетели вниз. Одна упала в реку и разорвалась там, подняв фонтан брызг; другая — взорвалась прямо перед мёртвыми. Мост качнулся, но устоял; оленья башка отлетела и, зацепившись рогами, повисла на его краю, а туша упала в воду. Медведь, волк и то, что когда-то было лесником, остановились.

    - Confutatis maledictis, flammis acribus addictis, voca me cum benedictis! - загремел за избушкой бас Живилы, и из кустов выскочил он с дубиной и аптечкой и Сувлакин с саблей наперевес.

    Лесник резко, на каблуках, повернулся кругом, нацелил ружьё.

    - Ну, пора, - Мосондалаев кивнул мне, вскочил и заорал: - за прогресс и социальную справедливость! Всех покрошим к хренам, чтоб вам... - впрочем, боевой клич Мосондалаева, весьма красочный, но не вполне пристойный, я целиком приводить тут не буду.

    Я тоже вспрыгнул на ноги, рывком выдернул из ножен саблю, бросился вперёд. В мгновение мы взбежали на мост, с разбегу наскочили на сарумяново воинство. Я рубанул по морде медведя; начальник пнул в зад бывшего лесника. Мёртвый человек упал в тот же миг, когда нажимал на спуск; ружьё громыхнуло, пуля улетела куда-то в сторону. У медведя заискрились перерубленные провода; он отпрянул назад. Но тут на меня бросился волк, клацнув зубами прямо над ухом, едва не откусив его; по счастью, я успел отскочить — вниз с моста, прямо в реку. Мосондалаев разрядил арбалет волку в упор в затылок — и тоже спрыгнул в воду.

    Но можно было уже и не прыгать. Враги теперь атаковали не нас, но Сувлакина и Живилу. Медведь вроде как собрался с силами и, шатаясь, тупо пёр в их сторону; с волком было покончено, он лежал без движения на мосту. А вот лесник поднялся, быстрыми, чёткими движениями перезарядил ружьё — и выстрелил снова. По счастью, не попал — Сувлакин вовремя упал наземь, а Живило уже успел забежать за угол избы и сейчас с остервенением что-то крушил там своей дубиной. Кажется, электрогенератор.

    Я вылез на берег. Медведь услышал меня — если, конечно, это творение сумрачного армянского гения могло слышать — и повернулся. Тут же просвистел мимо очередной болт — спасибо Мосондалаеву! Он вошёл в медвежью морду по самое оперение. Из глазниц повалил вонючий чёрный дым, и зверь упал.

    - Гады! Сволочи!

   Дверь избушки распахнулась. На пороге возник Сарумян собственной персоной, всё в том же нелепом облачении — и со знакомой уже нам трубкой-гранатомётом в руках.

   - Робота утопили, зверей моих погубили! Жить спокойно не даёте, обскуранты, дуболомы, дегенераты!

   Я хотел уже валиться на землю — но Сарумян ринулся за угол, туда, где орудовал Живило.

   - Руки прочь от генератора!

   Что там происходило дальше, я не разглядел — потому что на меня налетел вихрем лесник. Он уже не пытался зарядить ружьё — вместо этого перехватил его за ствол и орудовал им, как дубиной.

   Жаль, что когда-то в детстве я после первого же занятия бросил секцию фехтования! Сейчас бы пригодилось. Удар! Удар!.. Сабля дважды скрестилась с прикладом. Краем глаза я увидел, как из-за избы появляется Сувлакин, бежит в мою сторону, делает какие-то знаки Мосондалаеву. А из-за избы слышны звуки драки, но взрыва — всё нет... конечно! Сарумян не будет стрелять рядом с генератором. Не хочет же он спалить свою избушку. Хитёр Живило!..

   Не стоило мне отвлекаться — я пропустил удар. Приклад с силой врезался в рёбра, я скорчился от боли и упал. А лесник немедля ударил ещё раз, ещё — по бокам, по рукам, в живот... от верной гибели меня спас Карлсон. Снова загудел ракетный ранец, и снова наш загадочный летучий знакомый появился в воздухе. В руке он держал пистолет. Не успел зомби-лесник обернуться, как три пули одна за другой пробили его череп, и он упал рядом со мной, обдав меня пылью и кровью. Тёплой, как у живого человека.

   И в тот же миг стрела пронзила насквозь ранец Карла, что-то внутри него хлопнуло, и летун камнем упал, упал прямо в реку, лицом вниз, на каменистое дно. Я ещё видел, как Сувлакин метнулся к кустам, как выскочила оттуда ведьма с луком и колчаном, как воевода поставил ей подножку, повалил, придавил коленом и трижды проткнул саблей; видел и как из-за избы выбегает Сарумян, на ходу пытаясь выстрелить из гранатомёта, но на него наскакивает Мосондалаев, бьёт в висок; и, бросив бездыханную ведьму, к ним же бежит Сувлакин; а Живило орёт: «Не убивайте! Не убивайте его!». Но в голове у меня гудело, тело ломило; я с трудом подполз к ближайшему дереву, привалился к стволу — и закрыл глаза.

   Сколько-то времени я был, как говорится, в отключке; потом ощутил сквозь забытье запах. Приятный, терпкий, освежающий. Будто кто-то опрыскал меня духами, и от этих волшебных духов вернулись силы и прошла боль. Я открыл глаза. Рядом стояли Сувлакин и Мосондалаев. У их ног сидел Сарумян — живой и целый, но крепко связанный по рукам и ногам. Прямо передо мной лежал Карл — мёртвенно-бледный, с исцарапанным лицом, с закатившимися мутными глазами. Над ним склонился Живило — в порванном халате, сползшей набок докторской шапочке. Лицо его оказалось почти вровень с моим, и теперь я хорошо мог разглядеть глубокий шрам через щёку, заострённые уши, волосы — не седые, как казалось сначала, а просто светло-светло золотые, и влажные, усталые изумрудные глаза. Рядом с ним стояла открытая аптечка, а в руках Живило держал бутылёк с жидкостью, которой опрыскивал Карла. Она-то и издавала чудесный запах.

   - Aquae multae non potuerunt exstinguere caritatem, nec flumina obruent illam, - прошептал аптекарь.

   Не веря своим глазам, я увидел, как лицо Карлсона порозовело, глаза посветлели — и через минуту он сел, потянулся, чихнул и спросил:

   - Все живы? Наша взяла?

   Живило молча обвёл рукой нас и связанного Сарумяна. Карлсон улыбнулся.

   - Ну что ж, брат мой, - аптекарь встал и поглядел на колдуна, - вот и пришло время ответить за свои злодеяния. Три раза ты уже преступал высший закон, и три раза нёс наказание, и три раза находил способ от него избавиться. Ты уже не тот, что был раньше, но даже сейчас способен принести вред. Ты вошёл в мир, куда тебе путь заказан, ты совершил убийства...

   - Коллега, прошу, избавь меня от своих нотаций, - перебил Сарумян, - сам-то, можно подумать, ангел света. Живило, Айболит несчастный... или, может, истинным именем тебя назвать, Радагаст? «Ах, ты злодей, ах, ты пал»! А ты что, не пал?

   - Я тоже не безгрешен, - вздохнул Живило, - но мне есть, что ответить Высшему суду. Ты знаешь, что я пошёл за тобой не из корысти, а из братского долга. Теперь, когда мой брат пал во тьму бесповоротно, я искуплю свою вину тем, что избавлю от него этот мир.

   - Убить безоружного, связанного! Прекрасное искупление. Хвалю, герой.

   - Я не буду убивать безоружного. Карлсон! Развяжи его.

   Летун повиновался.

   - Воевода и стремянной, уступите нам с Сарумяном свои сабли. Мы будем сражаться в честном поединке.

   - В смысле?! - Мосондалаев сжал кулаки, - вы собираетесь прямо тут укокошить Амаяка Амаяковича? Мы так не договаривались! Кто нам тогда покажет, как вернуться домой?

   - Со смертью Сарумяна разрушатся его чары, и вы спокойно вернётесь.

   - Позвольте! Чары — это ненаучно! - вмешался Сувлакин, - вы же аптекарь, образованный человек! Какие, в задницу, чары?! Какие поединки?

   - Здесь решаю я, - Живило вдруг стал мрачным и совсем непохожим на доброго доктора.

   - У нас есть сабли и арбалет, - криво ухмыльнулся Сувлакин.

   - А у меня в аптечке ещё остались гранаты. А у Карлсона...

   - На все вопросы один ответ, у меня есть ствол, а у вас его нет, - подмигнул Карл, - думаете, у меня один пистолет был? - он похлопал по кобуре на поясе.

   Сувлакин и Мосондалаев переглянулись.

   - Чёрт с тобой, - махнул рукой Сувлакин и протянул саблю; тут же Карлсон поднял лежавшую на земле мою.

   - Секундантами быть согласны?

   - На хрен иди...

   - Ну и ладно, - миролюбиво улыбнулся Живило, - мне и Карлсона хватит. Значит, так. Драться будем не здесь — опасно тебя, Сарумян, к избе твоей подпускать. Тут есть недалеко поляна, туда и пойдём.

   И они втроём двинулись прочь, по мосту через реку и дальше в лес. Только они ступили на мост — Сувлакин толкнул Мосондалаева, тот схватил арбалет, прицелился в спину Живиле, нажал на спуск — и ничего не произошло.

   - Тьфу ты! Заело.

   Он нажал ещё раз, ещё; вытащил болт, поставил обратно, матюгнулся, нажал опять... Живило уже скрылся за деревьями, и лишь тогда арбалет выстрелил. Болт описал дугу и вонзился в землю.

   - Бл-лин... - Сувлакин плюнул.

   - Да ладно тебе. Аптекарь этот говорил — портал в избушке. Сами разберёмся, пока они там в благородных рыцарей играют.

   Мы — я уже совсем оклемался — подошли к избе. Дощатая дверь была прикрыта, но не заперта. По верху её виднелась начертанная углём надпись: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Почему-то мне стало не по себе.

   - Может, подождём?.. Убьёт Живило Сарумяна, тогда снова его позовём и вместе...

   - Нафиг ждать! - отрезал Мосондалаев, - до смерти надоел этот зачуханый мир...

   - Погоди. Вдруг там ловушки какие? - сказал Сувлакин, - давай сначала лаборанта через окно запустим...

   Шутил он или нет, не знаю, но начальника эти слова почему-то привели в ярость.

   - Ты, блин, меня достал, воевода! Я тут главный, в конце концов, и я решаю, что делать! И я...

   - Спокойно...

   - Да пошли вы все в пень! - рявкнул Мосондалаев, так зло и так неожиданно, что мы с Сувлакиным отскочили назад.

    Это нас и спасло. Потому что как только начальник дёрнул на себя дверь, раздался оглушительный взрыв, и над избой Сарумяна взметнулся столб пламени.

[John D. Long]

   …К вечеру повалил снег. Большие, тяжёлые хлопья падали на деревья, на пожухлую траву и прелые листья, на трупы, на догорающую избу. Брёвна и балки казались сделанными из рубинов; а где-то за ними, в глубине, ещё гудел и трещал огонь. Стемнело; Живило и Карлсон всё не возвращались. Впрочем, они ведь и не обещали вернуться. А может быть, Сарумяну удалось одержать верх...

   Мосондалаева сильно обожгло и покалечило взрывом. Половину его лица покрыл ожог. Мы оттащили начальника под деревья, укутали как смогли — пришлось снять одежду с тел лесника и ведьмы. Он лежал там, ворочался, стонал. А мы сидели и молча глядели на гигантский костёр, и никто не знал, что делать дальше.

   Так просидели до рассвета, изрядно продрогнув; пожалуй, спасло нас тепло пожара, а то замёрзли бы насмерть. Утром снег прекратился, тучи развеялись; выглянуло солнце, и бриллиантами заблестели снежинки на ветвях и на земле. Изба уже догорела, лишь слабый дым поднимался над её останками.

   Нужно было что-то делать. Никакого смысла сидеть тут не оставалось: Живило, должно быть, возвращаться не собирался, а избушки больше не существовало. Порывшись в сумке Мосондалаева, Сувлакин извлёк оттуда пузатую флягу. Эх, так и не избавился наш начальник от своей страсти, прихватил-таки из царских погребов живительной влаги! Мы влили Мосондалаеву в рот чуть не пол-фляги вина. Он приободрился и смог даже встать на ноги; и тогда мы, больше не задерживаясь, двинулись прочь.

   Перешли по мосту речку; медленно пошли по лесу. Укрытый снегом, блестящий на морозном солнце, он выглядел каким-то другим, непривычным.

   - Дорогу-то кто-нибудь помнит, по которой мы шли? - спросил Сувлакин.

   - Смутно, - признался я.

   Мосондалаев что-то пробурчал.

   - Вот дерьмо. Не хватало ещё заблудиться.

   - Давайте дрон запустим? - предложил я.

   Сувлакин кивнул. Достали ноутбук, извлекли на свет божий второй, последний дрон; он зажужжал и исчез за кронами, а Елизбар Тарасович уставился в экран. Через минуту он вскрикнул. Я подошёл к нему, посмотрел. На экране был лес — бесконечный заснеженный лес, раскинувшийся по холмам и долинам, словно белёсое море; но вот самого моря — не было! Не было и царского замка; зато на горизонте маячила радиовышка, и далеко-далеко, в морозной дымке, угадывались очертания заводских труб.

   - Мы дома... мы дома, Лев, - Сувлакин крепко сжал мою руку.

   Мосондалаев, услышав его, словно ожил. Он тоже заглянул в экран; потом вдруг вырвал ноут из рук коллеги, что-то там быстро посмотрел.

   - Сегодня четырнадцатое октября. Знаете, что это за день?

   - Праздник Покрова, - пожал плечами я.

   - Нет. Это день, когда мы должны выполнить нашу миссию. И мы — в нескольких километрах от цели.

   - Так точно, - Сувлакин взял под козырёк.

   - Так точно, - я встал по стойке смирно.

   Мы ждали этих слов с того самого момента, когда выступили в путь, ещё в тёплом августе. Мы знали тогда, что в этих словах на ближайшие месяцы — смысл нашего существования. Потому что мы не были исследовательской экспедицией.

 

   …Мы были экспедицией научно-практической. Мы не изучали мир, а исправляли его. Человечество в нашем веке, увы, сбилось с пути. Прогресс затормозился. Куда исчез былой энтузиазм? Люди променяли яблони на Марсе, полёты в другие галактики, торжество великих истин на анимешные ролики от нейросетей, на речи демагогов, на мещанский уют, на храмы и на дворцы, на молитвы и мемы. На Землю пришло новое средневековье. Сначала поступь его была едва заметна, потом — становилась всё явственней. И тогда самые умные и проницательные, великие учёные, знатоки природы и знатоки человека, объединились в противостоянии процессу разложения. Они создали Тайный Институт, призванный вернуть людей на торную дорогу прогресса. Сотрудники секретных лабораторий часы, дни, месяцы и годы проводили за исследованиями, научно доказывая, что именно полезно и что вредно для человечества, какие изменения надлежит произвести в обществе, в культуре, в государстве. Сотрудники Практического отдела воплощали их планы в жизнь. Мы проникали в университеты и институты, стремясь повернуть вспять разрушительные тенденции, вернуть влияние правильным людям и идеям, захватить в свои руки повестку дня. Мы вбрасывали в нужное время и в нужном месте необходимую информацию — и скрывали информацию вредную. Наконец, мы мстили тем, кто больше всего навредил великому делу спасения человечества. Зажравшиеся чинуши-неофеодалы, продажные учёные-мракобесы — их ждала заслуженная кара. Мы были Сопротивлением. Воинами Науки, Добра и Справедливости.

   Мосондалаев ещё повозился с ноутом. Потом — посадил дрон. Сообщил нам координаты — и мы отправились в путь. Какие бы ни происходили с нами перед этим странные события — ничего нет важнее миссии. Шли не быстро — всё же начальник был очень слаб, и несколько раз пришлось останавливаться; но через часа четыре — дошли до места.

   Большой дачный дом на отшибе, на склоне холма. Невысокий забор, живая изгородь... беседка, увитая хмелем, засыпанная снегом лужайка... веранда — и две человеческих фигурки на ней.

   Мы залегли в кустах.

   - Всё точно? - тихо спросил Сувлакин.

   - Сто процентов. Дом академика Горохова, - подтвердил Мосондалаев, - вот, держи, - он протянул бинокль.

   - Посмотри ты, - Сувлакин передал его мне, - у тебя зрение острое. Поищи, где там сподручнее подбираться...

   Я взял бинокль, направил на веранду. Академик Горохов сидел в кресле, укутавшись по шею в клетчатый плед, читал что-то с планшета; рядом, за круглым столиком, пила из большой кружки чай девушка в джинсах, в синем свитере, в смешной розовой шапке с помпоном. С длинными соломенными волосами и серыми глазами, глубокими, как море, как небо над острыми крышами замка царя Гороха...

   - Эй! Это ещё что такое? - рассердился Сувлакин, увидев, как я выронил бинокль, - разобьёшь — платить будешь.

   - Это царевна Макария и царь Аникей, - упавшим голосом ответил я.

   - Чего? - Мосондалаев взял бинокль, поглядел в него, прошептал: - охренеть... - и передал Сувлакину.

   Тот долго-долго рассматривал веранду, потом опустил бинокль и сказал:

   - Справа вдоль живой изгороди можно подползти метров на двадцать. Хватит за глаза. Вперёд. Начальник впереди, Лев страхует, я прикрываю. Охраны быть не должно.

   - Я не пойду, - очень тихо сказал я.

   Мосондалаев молчал.

   - Ты идиот?.. - зашипел Сувлакин, - это академик Горохов, враг номер один! Он самого директора критиковал, наших из Комиссии по развитию выдавил! Такие как он строят нам новый феодализм...

   - Ты сам только что был феодалом, - я отодвинулся чуть в сторону, - слушайте... коллеги... ладно я. Я лаборант. Я только сейчас узнал, на кого мы идём. Но вам-то говорили. Вы-то видели фото. И вы... служили царю Аникею, который — академик Горохов? И ничего не сказали... но это же — бред...

   - Я ничего не понимаю, - пробормотал начальник, - ничего. Это невозможно. Я не знаю ничего. Это просто двойники. Нет. Он тоже попаданец... я не понимаю!

   - Прекратить! - шёпотом рявкнул Сувлакин, - у нас есть чёткие инструкции. Вы вздумали ими пренебречь из-за какой-то... галлюцинации? Да, да! Галлюцинации! Всё это была галлюцинация, как вы не понимаете! Сарумян тогда на мосту стрельнул по нам капсулой с психотропным газом. Нам приглючился всякий бред про царей, колдунов и карлсонов, а вы теперь хотите сорвать из-за этого операцию?

   - Я не знаю... - начал было снова Мосондалаев.

   - Весь месяц, который мы должны были посвятить слежке за Гороховым, установлению связей с местным научным сообществом, похищению ценной информации — мы как конченые нарколыги чалились в избушке умопомешанного армянина! Это позор! И теперь, когда у нас есть последний шанс выполнить хотя бы последнее, главное задание — вы распустили нюни?! А ты, начальник, ты всегда столько говорил о миссии, о борьбе за светлое будущее, и превратился теперь в жалкого, трусливого алкаша?

   - Заткнись, - буркнул Мосондалаев, - давай арбалет. Оба — за мной. Прикроете, если что.

   ...Вдоль колючей живой изгороди мы тихо, незаметно подобрались к веранде. Сувлакин остановился поодаль, залёг в снегу. Я и Мосондалаев — подошли ещё ближе.

   Аникей Горох... академик Горохов всё сидел в кресле. Он поднял глаза от планшета, поглядел на дочь.

   - Какой прекрасный день, - улыбнулась та, - мороз и солнце...

   - И Амаяк Амаякович отстал наконец, - Горох похлопал по планшету.

   - Вот это настоящее чудо. Не пишет больше?

   - Надеюсь, и не напишет. Сил нет спорить с этим трансгуманистом. Слушай, а напомни мне номер Живилы?..

   Болт со свистом рассёк воздух и навылет пробил голову царя-академика. Кровь забрызгала плед, планшет, кресло, упала алыми звёздами на сияющий снег. Царевна выронила кружку, поглядела в нашу сторону. Нет, не так. Поглядела прямо мне в глаза. Мне показалось, что лицо её не было испуганным — лишь удивлённым и печальным.

   Второй болт вонзился ей в лоб, и Макария упала, как подкошенная, не издав ни звука.

   - Параграф второй, пункт второй, - раздался голос Сувлакина, - «устранение свидетелей является необходимой частью любой силовой операции». Молодец, начальник. Не сплоховал.

   Откуда-то издалека донёсся шум мотора.

   - Уходим! - крикнул Сувлакин, - быстро!

   Мы бросились прочь. Покинули участок, побежали в гору, через лес. Когда стало понятно, что погони нет — остановились на полянке, перевели дух. Мосондалаев сел наземь, обхватив руками голову.

   - Я уйду от вас, - сказал я, - я больше не ваш коллега.

   - Ха. Ишь чего удумал, - ответил Сувлакин, - нет, малец, ты теперь с нами до конца повязан. Никуда ты не уйдёшь. И не думай.

   Он подошёл к Мосондалаеву, обхватил того за плечи.

   - Начальник, ты чего? Плохо тебе?

   Мосондалаев поднял голову, сморщился — и харкнул кровью. Потом ещё, и ещё.

   - Э, брат! Да тебя сильнее тогда приложило, чем я думал. Внутреннее кровотечение, походу, - Сувлакин обернулся ко мне, - ну вот, а ты уходить хотел! Товарищей бросать! Значит так, коллеги. Ситуёвина хреновая. Действовать будем так. Разделимся. Лев, иди с начальником до границы. Тут недалеко, сам знаешь. Границу перейдёте — сдавайтесь. Начальника в больничку положат. Тамошний президент с нашим замдиректора в одном универе учился. Вытащим вас, не бойтесь. Я — отдельно пойду. Следы запутаю, погоню отведу.

   …До границы мы не дошли. Мосондалаеву скоро стало совсем худо. Его знобило, он всё время сплёвывал кровь. Я дал ему выпить всё, что оставалось во фляге; попробовал тащить на плечах — но быстро выдохся.

   - А был бы здесь этот... аптекарь Живило, - с трудом выдавил начальник, - помазал бы своей настойкой...

   Я остановился посреди леса, наломал лапника, уложил Мосондалаева. Тот весь дрожал, покрывшись холодным потом. На моих руках умирал человек, умирал мой начальник — и я ничего не мог сделать. Вечером у него начался бред.

   - Сейчас Карлсон прилетит. Понесёт нас в Институт. Главное — напомни ему, чтобы бак не забыл заправить... и построим мы светлое будущее. Сказку. Будут у нас и полёты на Марс, и царь Аникей. Весело будем жить... мухоморчики собирать.

   Я старался не слушать, чтобы не сойти с ума самому.

   - Сейчас бы вина выпить!.. Эх... а с царевной Макарией ты правильно замутил. Хорошая девушка... женитесь, детишек нарожаете... вместе будем демографическими исследованиями заниматься... а Сарумян-то, Сарумян! Колдун проклятый! Чудовище! От чуда и юда, от леших оттуда, от тех, кто стучит во тьме — о Господи, сохрани нас! И мухоморчики.

   Наконец, он прошептал:

   - Хороший ты человек, Лев... - и больше не говорил ничего.

   К утру Мосондалаев умер. У меня не было ни сил, ни инструментов, чтобы его похоронить. Я стащил тело в овраг, прикрыл ветвями и присыпал снегом. Положил с ним арбалет и флягу. Рядом на коре высокой пихты вырезал ножом: «Д.А. Мосондалаев. 2003-2053». И, подумав, добавил ещё: «Государев кравчий».

   А потом — пошёл. Пошёл сквозь заснеженные просторы, по лесам и полям. И буду идти, пока не упаду мёртвым — или не дойду туда, где стоит замок доброго царя Аникея Гороха. Туда, где шумят на ветру кипарисы, посаженные царевной Макарией. Кладбищенские деревья, что посадила она, отпуская меня на её же убийство. Но нет, она не могла умереть. А если и умерла, то есть ведь на свете аптекарь Живило. Он поможет, он вылечит, он спасёт. И где-то за гранью миров мы увидимся снова, и я упаду к её ногам, и не скажу ни единого слова, ибо она заранее знает все мои слова. Но пусть даже и нет. Пусть я никогда не вернусь в тот мир. Пусть всё это была лишь галлюцинация, как говорил Сувлакин. Я всё равно буду искать, буду идти и идти, пока даёт мне жить та сила, что движет Солнце и другие звёзды.

 

КОНЕЦ

[John D. Long]

И саундтрек (песня, которая вдохновила меня всё это написать):

 

[Омич]

Да уж... Давненько со мной такого не было, чтобы рассказ одновременно не понравился и был весьма интересен. Я в замешательстве и затрудняюсь дать однозначную оценку. В любом случае - спасибо автору!

[John D. Long]

Давненько со мной такого не было, чтобы рассказ одновременно не понравился и был весьма интересен

Ну, я не удивлён такой реакцией - пожалуй, это произведение самое странное из всего, мной написанного.

 

В любом случае - спасибо автору!

Спасибо!)