Мир императора Германа - обсуждение

4 Jan 2011

в коих затем и оставалось в течении почти двух последующих столетий.

:unsure:

А я то планировал в ближайшие десятилетия продвинуть аварскую границу до Фёрт-оф-Форта, поглотив земли между Пеннинами и Северным морем. Ибо был уверен что (с учетом того что все переселенцы из Ютландии и Саксонии направятся теперь в Берницию и Дейру) Кумбрии (учитывая перманентный бардак и наличие персонажей подобных Моргану) не устоять. И аварам придется в очередной раз спасать бриттов.

И во-вторых - категорически не верится в "два столетия" по еще одной причине. Авары будут быстро восстанавливаться демографически. И пахать землю явно не собираются. На прокорм "благородных всадников" Логрии довольно скоро не хватит.

привлекать ирландские контингенты, что также чревато.

Уирен в РИ вроде успешно юзал ирландские флотилии в войне с Берницией?

В конце лета 578 года принц Константин безуспешно осаждает твердыню ютов Витваре Витгарабириг на Инис Уайт, для чего пришлось просить помощи бретонцев. Из-за по прежнему малой опытности в осаде серьезных укреплений замок взять не удалось и остров был временно покинут. В следующий раз помощь армориканцев, придеться покупать какими либо обязательствами.

С Бретанью все маленько сложнее. Там тоже федерация из трех или четырех княжеств. Кейр и Лион на западной оконечности полуострова, на востоке же - Думнония ("филиал" островной Думнонии), которая и доминирует в Бретани. То есть королевство Бретань управляется ветвью Думнонийской королевской династии, связи очень тесные.

Кстати в РИ в 610 году Юдикаэлю пришлось сложить монашеский сан, чтобы занять трон Бретани, за неимением других наследников. А вдруг в этом мире вмешается не отягощенная борьбой с саксами островная Думнония и произойдет объединение королевств? Тогда авары и втянутся в войну на континенте. Но не ранее. И вот почему...

Теперь Ваш черед В частности что поделывается в Галлии,

Собирался дать развернутый анализ состояния экономики, культуры, науки, церкви и пр. в Византии накануне "великого кризиса" - чтобы было понятно от чего пляшем. Но сейчас не дома, и не вся матчасть в наличии. Так что вкратце и по тому что лежит близко к Британии.

В Галлии в ближайший период - диархия. Гунтрамн, все сыновья которого поумирали во младенчестве, как и в РИ усыновляет Хильдеберта. В 582 году Хильдеберт получит полномочия правителя, сохранив с дядей мирные отношения.

И здесь абсолютно логичен союз Логрии и Австразии. Ибо общие враги - саксы и фризы.

Далее. В РИ в 590 году имела место первая франко-бретонская война.

Варош II опустошил окрестности Нанта и Ренна. Гунтрамн послал войско под руководством герцогов Бепполена и Эбрахара в Бретань. Но франкские военачальники не ладили между собой и вели военные действия независимо друг от друга. В результате этого, Бепполен был убит, а его войско попало в болото, где многие утонули. Эбрахар дошёл до Ванна и заключил мир с Варошем. Когда же его войска уходили из Бретани, Варош II забыл о клятве, и послал своего сына Конана вслед за франками, и тот уничтожил отставшую часть войска Эбрахара. Гунтрамн обвинил Эбрахара, что тот получил взятку от Вароша II и погубил войско и отправил Эбрахара в изгнание.

Не знаю будет ли в данной АИ эта война, но она и в РИ быстро закончилась, и на франко-аварские отношения не повлияет.

В 592 году Гунтрамн умрет, и Хильдеберт объединит королевства. На протяжении всего его правления, а так же при его сыновьях сохраняется союз с аварами. Лишь в 610ых-620ых годах думнонийская Бретань втянет Логрию в конфликт с франками.

И это логично - ибо аваро-франкский союз теряет актуальность лишь в случае полного снятия англо-саксонской угрозы Британии. То есть - разгрома норд-англов.

Таким образом лишних 20 лет на Кумбрию у авар имеется. ;)

4 Jan 2011

А я то планировал в ближайшие десятилетия продвинуть аварскую границу до Фёрт-оф-Форта, поглотив земли между Пеннинами и Северным морем

Как я понимаю, коллега Гера имеет ввиду границы непостредственно Логрии, домена верховного короля, а не границы всего Кельто-Аварского каганата.

Лишь в 610ых-620ых годах думнонийская Бретань втянет Логрию в конфликт с франками.

Тут думаю надо выше брать. 610-620 годы в Галлии - это война четырех сыновей этого, как его дьявола? ну вы поняли. Думаю та же Бретань выступит в поддержку одного из них, что безопаснее и союзников можно найти. При таких раскладах Каган может вмешаться.

Таким образом лишних 20 лет на Кумбрию у авар имеется

А вот что-то мне неочевидно что за 20 лет управяться. Ибо

все переселенцы из Ютландии и Саксонии направятся теперь в Берницию и Дейру

Правда чтоб понимать северные дела надо определиться чем эпопея Кулманавида закончится.

4 Jan 2011

Как я понимаю, коллега Гера имеет ввиду границы непостредственно Логрии, домена верховного короля, а не границы всего Кельто-Аварского каганата.

А я - территорию, непосредственно подконтрольную аварам. С вассалов можно брать дань, но вот нарезать земли собственным воинам можно лишь оной землей владея.

Тут думаю надо выше брать. 610-620 годы в Галлии - это война четырех сыновей этого, как его дьявола? ну вы поняли. Думаю та же Бретань выступит в поддержку одного из них, что безопаснее и союзников можно найти. При таких раскладах Каган может вмешаться.

Одномоментная интервеция может иметь место. Но захваты на континенте начнутся не ранее установления гегемонии на острове. Иначе континентальный враг всегда найдет союзника в тылу.

Правда чтоб понимать северные дела надо определиться чем эпопея Кулманавида закончится.

Тут вроде очевидно. Дедушка умрет, и Регед откажется подчинятся Мэну. Гегемония в Кумбрии перейдет к Уирену. А преемник Кулманавида будет драться за удержание ирландских владений и Галвидела.

А вот что-то мне неочевидно что за 20 лет управяться. Ибо

Ну саксов в РИ в Британию опосля VI века много не стремилось. Основной фактор - выходцы из Ютландии. Но военное превосходство авар над ними остается неоспоримым. Ни кавалерии, ни лучников у англов нет и не предвидится. А осадную технику авары в РИ на Дунае быстро создали.

Момент, когда аварам следует вмешаться - это взятие Эборака англами. Тогда оба Регеда сами обратятся за помощью.

4 Jan 2011

И еще.

Коллеги, большая просьба карты если можно в одном формате.
как коллега Георг выкладывал.

А как это сделать? На той карте что я использовал, нет Ирландии, а она скоро будет нужна.

Можно было бы использовать карту Римской Британии, преимущество которой в том что названия городов ближе к реалиям данного мира. Но и там нет Ирландии.

Кстати по названиям городов. Наличие окончания "честер" в англосаксонских названиях означает римское "кастра", которое бритты произносили как "кайр". Так скажем Винчестер при бриттах назваался ЕМНИП Кайр-Вент. Но и тут не всегда угадаешь. Старая римская Дева при бриттах стала называться Кайр-Легион или в латинском варианте Кастра Легион - город легионов. Но англосаксы назвали его просто Честер.

Вообще как я понял в позднеримской Британии названия городов уже отличались от оригинальных римских. Как на континенте Лютеция слала Паризием а Аварик - Битуригом (Буржем), так и в Британии Дева стала Кастра Легионом, Искья Силуриум - Кастра Лионом (бритты произносили Кайр-Леон), Лигуваллиум - Кайр-лайлом и так далее. А вот названия с кельтским корнем, как то Сорбиодун или Камбодун или Дуролипон - уцелели.

4 Jan 2011

Авары будут быстро восстанавливаться демографически. И пахать землю явно не собираются.

<{POST_SNAPBACK}>

ИМХО, стоит придумать новое название "аваро-бриттам". Чистых аваров уже не будет, так что термин "авар" будет относиться только к рыцарям (именно, как название сословия). А как будет называться народ целиком? "Логры"? "Логрийцы"?

4 Jan 2011

А между прочим, как там у авар было насчёт многожёнства?!....

Даже если оно не было принято у авар-шаманистов и даже если кельтские церковники его бы не одобряли - всё одно аварам в Британии очень логично было бы ввести многожёнство, для своего ускоренного воспроизводства.

Покупать девок у кельтов и прочих франков и массово их брюхатить...

В РИ даже папа римский разрешал многожёнство для ускоренного воспроизводства...

4 Jan 2011

Больше карт, хороших и разных (люблю я это дело).

4 Jan 2011

А чего Аква Сулис Логрии отдали???

4 Jan 2011

А чего Аква Сулис Логрии отдали???

Так решил коллега Гера. 2 восточных субкоролевства Гвента на момент высадки авар де-факто были уже завоеваны саксами.

После печальной битвы у Дирхема и гибели короля Кери Киндидана и короля Бадана Фирнвайла, а затем битвы у Корина, земли Кайр-Кери и Кайр-Бадана вошли в державу Баяна. Выживший в битве король Гвента Кинвайл сохранил свою независимость от Логрии, более того на известном совещании в Глевуме Кинвайл как известно стал против призвания авар, впоследствии хоть и оставаясь верным принятому общему решению и не выказывая враждебности всегда оставался насторожен к новым пришельцам.

Аква Солис - это и есть для бриттов Кайр-Бадан (для саксов Бат). Так же как и Кайр-Кери на карте назван прежним римским названием Corinium. Так что сражение, названнное мною ранее "битвой при Корине" правильнее будет именовать битвой при Кайр-Кери.

Изменено 4 Jan 2011 пользователем Georg

4 Jan 2011

Что-то я не понял. Коллега Гера, почто Гвент обираем? Как я думал по соглашению с Баяном Гвент и Думнония сохраняют свои границы как на момент битввы при Дирхеме...

4 Jan 2011

А я то планировал в ближайшие десятилетия продвинуть аварскую границу до Фёрт-оф-Форта, поглотив земли между Пеннинами и Северным морем. Ибо был уверен что (с учетом того что все переселенцы из Ютландии и Саксонии направятся теперь в Берницию и Дейру) Кумбрии (учитывая перманентный бардак и наличие персонажей подобных Моргану) не устоять. И аварам придется в очередной раз спасать бриттов.

Сложились исторические естественные границы аварского корлевства как я их понимаю :dance2: Некоторые расширения и увеличения сфер влияния конечно будут, но временные. Возможно вполне присодение в конце концов Элмета и южного Пеннина-Пика, оправившиеся и откормившиеся авары рано или поздно захотят богатую и удобную долину Северна, Пенгверн и Гвент - думаю вот как это сделать не рассорившись вдрызг со свеже созданной Камбрийской лигой. авары в в ближайшие 10-15 лет конечно восстановят численность 10 тысячного корпуса "курсоров и дефензоров"(интересно, а как же Маврикий), но иметь тяжеловоруженной конницы более этого количества уже неоправдывает себя экономически да и военном плане он для Острова уже оптимален, ни у кого другого тут нет ничего подобного и не будет(просто не потянут). Иметь больше, простите, милитаристский изврат, кроме того из кого то надо будет формировать преданный управленческий корпус начиная от тудунов-элдорменов и тарханов-танов и до последнего клерка, который пока и еще долго исключительно бриттский и во многом себе на уме.

На севере вмешаться совершенно очевидно придеться

Тут вроде очевидно. Дедушка умрет, и Регед откажется подчинятся Мэну. Гегемония в Кумбрии перейдет к Уирену(затем Оэйну). А преемник Кулманавида будет драться за удержание ирландских владений и Галвидела.

И тогда тоже. Но в основном я близко воспринял идею ув Крысолова о англосаксонской Шотладнии. Вообще, не знаю уж за что его все так не любять, англосаксонский генофонд весьма приличное приобретение, которым ни к чему так разбрасываться(я бы если б можно было и на Русь его чуток развернул да не судьба), и желательно как мне кажеться его все же продолжать подмешивать. До англосаксонских горцев дело конечно же не дойдет но Лоуленд и часть Нортумбрии для многообразия красок хочу сделать английскими, что логически вполне закономерно. Авары будут временами наводить свой порядок, но не более, пока их окончательно не засосут гальские дела, впрочем к 650-60гг переселенческий поток из Заморья уже должен иссякнуть.

И во-вторых - категорически не верится в "два столетия" по еще одной причине. Авары будут быстро восстанавливаться демографически. И пахать землю явно не собираются. На прокорм "благородных всадников" Логрии довольно скоро не хватит.

Я не уверен в столь быстром возможном восстановлении ареала. Если посмотреть на реальных аваров, то можно понаблюдать что того "запаса пассионарности" реальных 20 тысяч хватило до пресловутого 626 года, примерно до того самого рубежа "третьего поколения", далее их уже с трудом хватало на "примучивание" какой то части оставшихся славян, последние сверхусилия удержать под контролем западноболгарские кочевья и всё - далее, простите жизни на инерции...

Здесь у нас авар как таковых даже более чем в два раза меньше чем на Дунае. Баян и Константин будут несомненно еще придерживаться агрессивной политики, но после вмешательства здорового детерминизма им где в те же годы кто то здорово вломит, скорее всего как раз франки и после они заметно успокоятся.

Ваше же видение мне заметно напомнило то как я вижу ту толпу "рыцарей удачи" что вломилась в Англию с Вильгельмом, тех "благородных всадников" что заполонили собой всю Англию и хотели всё больше и больше, монстр что пожирал Шотландию, Ирландию, затем Францию, затем обратился сам в себя истребляя консорцию в перманентных "розовых" войнах. Помимо морального нежелания кормить такого монстра, этот путь еще и тупиковый, требуя постоянных захватнических войн и распространяясь как саранча они пожрут все вокруг себя развалят весь Остров на великое множество феодальных кусочков - и тут придут даны...

Уирен в РИ вроде успешно юзал ирландские флотилии в войне с Берницией?

Юзал еще как, помогли взять Бамборо и затрамбовали Дейру так что она фактически упала в руки Этельрика и Этельфрита. Только как бы опять как полтора столетия назад пригласив гостей, не пожалеть десять раз об этом непродуманном поступке.

С Бретанью все маленько сложнее. Там тоже федерация из трех или четырех княжеств. Кейр и Лион на западной оконечности полуострова, на востоке же - Думнония ("филиал" островной Думнонии), которая и доминирует в Бретани. То есть королевство Бретань управляется ветвью Думнонийской королевской династии, связи очень тесные.

Таким образом лишних 20 лет на Кумбрию у авар имеется.

В наличии связей и не сомневался, просто хотел их подкрепить дополнительными договорными обязательствами за помощь у Инис Уайт, промотивировав постоянное внимание аваро-бритов к гальским событиям.

Я бы сказал есть лишних 30 лет. И этими годами они и будут пользоваться. Однако в том то и дело что последняя волна поселенцев по всей видимости выстрелила при Эдвине и Пенде, то есть как раз в 620-640 годах. Именно тогда когда вы предлагаете(и видимо придеться) влезть в гальские дела. И тут то они и надорвутся...

А как это сделать? На той карте что я использовал, нет Ирландии, а она скоро будет нужна.

Можно было бы использовать карту Римской Британии, преимущество которой в том что названия городов ближе к реалиям данного мира. Но и там нет Ирландии.

я тут нашел шикарную весч - http://www.roman-britain.org/maps/roman_britain_layermap.htm

а зачем вообще использовать одну и ту же карту? они у меня согласен кривоваты, с графикой никогда не занимался, я их вообще в пейнте малюю :)

Изменено 4 Jan 2011 пользователем Гера

4 Jan 2011

Гм. Коллега Гера дело говорит.

4 Jan 2011

Больше карт, хороших и разных (люблю я это дело). :dance2:

Здорово, спасибо ну не мое это дело

Что-то я не понял. Коллега Гера, почто Гвент обираем? Как я думал по соглашению с Баяном Гвент и Думнония сохраняют свои границы как на момент битввы при Дирхеме...

Ну во первых я так понял из коллеги Георга, что эти земли как потерявшие своих владелей были даны аварам сразу на поселение в своеобразную марку, можно сказать в качестве аванса. Потому наверно Кинвайл и был против призвания варягов - отдавать свои родовые земли жаба душила. Да и Дорчестер ведь отдали хотя тоже могли и не отдать

Во вторых, не дайте аварам взять грех на душу, уж больно земли вкусные :)

4 Jan 2011

авары рано или поздно захотят богатую и удобную долину Северна, Пенгверн и Гвент - думаю вот как это сделать не рассорившись вдрызг со свеже созданной Камбрийской лигой.

Ну и Гвент и Пенгверн одновременно обижать не надо. Ликвидировать Пенгверн, благо как я понял там отпорозок у власти? Натравить на него Лигу и убить. Придется конечно поделится, но самый лакомый кусок забрать себе.

4 Jan 2011

Ваше же видение мне заметно напомнило то как я вижу ту толпу "рыцарей удачи" что вломилась в Англию с Вильгельмом, тех "благородных всадников" что заполонили собой всю Англию и хотели всё больше и больше, монстр что пожирал Шотландию, Ирландию, затем Францию, затем обратился сам в себя истребляя консорцию в перманентных "розовых" войнах. Помимо морального нежелания кормить такого монстра, этот путь еще и тупиковый, требуя постоянных захватнических войн и распространяясь как саранча они пожрут все вокруг себя развалят весь Остров на великое множество феодальных кусочков - и тут придут даны...

Да, таково было мое видение. И я находил в этой картине определенную эстетику . Даны же не страшны при наличии тяжелой кавалерии и конных лучников, которых можно быстро перебросить и которые в поле комбинацией обстрела и тарана викингов легко утрамбуют. Пограбят те конечно изрядно (да и то пока аварский Альфред не создаст мощный флот), но завоевания не светят.

А вот если содержать 10-тысячную профессиональную кавалерию долгое время не воюющей - разложение наступит непременно. И данов точно некому будет отбивать. Такова суть феодальной системы - либо "оголтелый милитаризм", либо разложение. Нефедов с его "асабией" здесь совершенно прав.

запаса пассионарности

"Попрошу неприличными словами лженаучными терминами не выражаться".

У авар на Дунае были свои обстоятельства. Которые и нужно рассматривать в подробностях, ежели хотите аналогий. Те хапнули как раз-таки "много и сразу", чрезмерно разбросав силы. А затем, в момент когда собственных сил для удержания завоеванного категорически не хватало, совершили главную ошибку. Нарушили принципы Баяна и обидели младших партнеров - болгар. Восстание Кувера и было моментом подрыва могущества кагната, после которого он стал быстро сдуваться.

У нас тут планируется быстрое завоевание всей Британии и масштабное восстание бриттов?

И наконец - Аварский каганат реала оставался полукочевым, и не превратился в феодальное государство. А у нас по ходу превращается. И это влечет за собой последствия.

иметь тяжеловоруженной конницы более этого количества уже неоправдывает себя экономически да и военном плане он для Острова уже оптимален, ни у кого другого тут нет ничего подобного и не будет(просто не потянут). Иметь больше, простите, милитаристский изврат.

Если влезть в Галлию - появляются и цели и средства для того чтобы "иметь больше". Но и так - куда вы намерены "младших сыновей", не знающих иного ремесла кроме военного, голодных и злых, девать? Они ведь пахать не пойдут. Пойдут как водится либо в разбойники, либо в наемники - причем зачастую к мятежным вассалам. И тогда привет те самые "тысяча кусков". Если их не сбрасывать во внешних войнах и заморских экспедициях - их перепроизводство взрывает страну изнутри. Без внешней экспансии "розовые войны" просто начинаются раньше. Такова беспощадная логика феодальной системы.

"Айболит, в лесу свои законы".

интересно, а как же Маврикий

Автором Стратегикона здесь стал Юстин Младший. И он же провел реформу кавалерии. А дефензоров и курсоров, как утверждает Шувалов в своем капитальном труде по раневизантийской армии, изобрел никто иной как ГГ нашего сабжа Герман Старший.

Возможно вполне присодение в конце концов Элмета и южного Пеннина-Пика....

Лоуленд и часть Нортумбрии для многообразия красок хочу сделать английскими, что логически вполне закономерно. Авары будут временами наводить свой порядок

Эборак убедительно прошу наглосаксам не оставлять . Это вопрос престижа в конце концов .

Предлагаю примерно так. После того как англы разобьют кумбрийцев, завоюют Эбраук и Гододин - короли Кумбрии естественно прибегут в Логрию с криками "караул, спасите". Каган конечно же возьмет на себя благородную миссию. Еще одна "эпическая битва". Это четко ложится в логику данного мира и сделать с этим без натяжек ничего нельзя . Ну небыло у авар понятия "естественые границы". Если бы было - так бы и сидели в Карпатской подкове, а они аж к Балтике ломились.

В итоге авары завоевывают и анексируют Эбраук и Дейру (ей достанется больше всего), а затем прихватывают и Элмет. Оба Регеда - вассалы кагана. Берниция же вовремя идет на договор, признает сюзеренитет кагана и сохраняет (в отличии от под корень уничтоженой Дейры) все захваченное - Бринейх, Гододин и отобранное у Регеда Гвендоллеу. А потом, имея мирную границу с аварами, начинает утрамбовывать Страклайд, Галвидел и пиктов силами новых мигрантов из Ютландии.

Можно (по аналогии с Теодриком и Кулманавидом) женить короля Берниции (или назовем это уже Нотумбрией) на дочери кагана. А впоследствии, через пару поколений, и крестить норд-англов из рук бриттских миссионеров (которые собственно и в РИ крестили Нотумбрию). При таких раскладах авары англов больше не побеспокоят и предоставят им полную свободу рук на севере.

Для авар по замирении севера - дабы оружие "благородных всадников" не ржавело - несколько карательных экпедиций в Ирландию (при которых король Гвинета получит во владение некий аналог Пэйла). А там (годам к 660ым) и Галлия созреет.

захотят богатую и удобную долину Северна, Пенгверн и Гвент - думаю вот как это сделать не рассорившись вдрызг со свеже созданной Камбрийской лигой.

Ну и Гвент и Пенгверн одновременно обижать не надо. Ликвидировать Пенгверн, благо как я понял там отпорозок у власти? Натравить на него Лигу и убить. Придется конечно поделится, но самый лакомый кусок забрать себе.

Насчет отморозка... Там два родных брата - Кинан Белоногий в Поуисе и Маун в Пенгрверне. В РИ именно Кинан достал по полной весь Уэльс, неоднократно воевал с Гвинетом, практически заровнял мелкие королевства Южного Уэльса и даже напал на Думнонию. Его братец Маун Пенгвернский в РИ всю жизнь провоевал с англосаксами, но как бы он вел себя за неимением таковых....

Думаю Кинан не успокоится и здесь, а брат за него врубится. Так что каган снова может предстать в роли защитника камбрийцев, особенно малых и сирых королевств юга. И даже проявить благородство, оставив Поуис наследникам Кинана как вассалам. А Пенгверн анексировать - ибо Маун в РИ сыновей не оставил.

А времени чтобы нарваться у братцев достаточно - в РИ Кинан умер в 610 а Маун погиб в битве с англами в 613.

Вообще статус "младших союзников" намеревался оставить только Гвинету (коему хотел дать кусочек Ирландии и сделать его королей смотрящими за безопасностью побережья) и Думнонии. Остальные камбрийские королевства прочно завассалить. Можно сразу после разгрома Поуиса, южане против не будут, ибо нуждаются в "крыше".

Именно тогда когда вы предлагаете(и видимо придеться) влезть в гальские дела. И тут то они и надорвутся...

А вот и не угадали .

Влезть я намеревался одномоментно, защитить Бретань от франков. Но и в РИ в итоге Бретань отбилась и Юдикаэль заключил мир с самим Дагобертом как с равным. С аварами это просто произойдет быстрее. Как при таковой тактике франки могут "вломить" аварам - не представляю. Ведь те просто будут разорять Нейстрию набегами, уклоняясь за счет большей маневренности от битвы, пока франки не пойдут на мир на их условиях. А ежели франки двинут армию в Бретань - ну дак там их и бритты били.

И разве не очевидно, что при угрозе на острове авары быстро забъют на континент? Смертельной угрозы Бретани ведь нет - в РИ даже у Дагоберта не хватило мощей ее завоевать.

Большая же война с франками за Нейстрию на тот момент бесперспективна. Ибо франкское королевство еще достаточно прочный организм, а союзников нет. Империя будет в первой половине VII века прочно занята на востоке, а в середине столетия планируется гражданская война.

А вот годов с 660ых Империя начнет плотно интересоваться Южной Галлией. И активно втягивать Британию в войну. Среди самих авар накопится прилично "младших сыновей", жаждущих ленов. А государство Меровингов как раз будет разлагаться по полной.

Изменено 5 Jan 2011 пользователем Georg

4 Jan 2011

А теперь на мгновение вернемся в благословенноеСредиземноморье. Я тут неожиданно обнаружил на флэшке кусок текста из вышеобещанного анализа. Выкладываю.

Испанская кампания Юстина стала последней значительной войной в правление Германа Старшего. Для империи наступило десятилетие мира. С переходом ключевых точек Средиземноморья в одни руки снова восстанавливался единый средиземноморский рынок, по артериям которого возобновлялся оживленный товарообмен. Наступивший мир и относительно низкие налоги в отличии от РИ стимулировали быстрое восстановление хозяйства и (в купе с наличием свободной земли) постепенный демографический подъем.

Восточными воротами Средиземноморской экономики теперь было Закавказье. Албания, правителем которой был по окончании войны назначен царевич из дома Ашина Бури-шад, стала узловой точкой восточной торговли. Баку, ранее ничтожный городишко, теперь благодаря своей удобной гавани затмил ранее процветавшие Партав и Пайтаракан. Албанские суда крейсировали между Баку и Балханом, где принимали на борт привозимые согдийскими караванами товары. Туда же, в Баку, приезжали через Армению греческие и сирийские купцы. Здесь творилась грандиозная ярмарка, и албанцы теперь благословляли тот день, когда их католикос подписал договор о вхождении Албании в состав Тюркского каганата.

Из Албании поставляемые согдийцами товары - шелк-сырец, перец и пряности, жемчуг и драгоценные камни, ароматы и красители, лекарственные вещества и яды, бисер и черное дерево, а так же добываемая албанцами нефть – отправлялись либо через Трапезунд и Черное море, либо по великолепным римским дорогам Малой Азии в Константинополь. Город Константина теперь, с перемещением главного пути на восток на черноморские трассы и Закавказье, окончательно оттеснил на второй план Александрию, превратившись в узловой центр средиземноморского «мира-экономики». В Константинополе жила большая часть крупнейших земельных собственников империи, виднейшие представители торгово-ростовщической верхушки, военно-чиновная бюрократия, императорский двор, а также многочисленный, подкармливаемый государством и знатью, плебс. Египет кормил хлебом, снабжал столицу, в том числе двор и армию, льняными тканями и папирусом — бесчисленные канцелярии императорских учреждений. Сирия и Палестина отправляли туда масло, тонкие льняные ткани, вина, изделия своих шелкоткацких мастерских. Провинции Малой Азии посылали в столицу вино и фрукты, кожи и меховые изделия, Фракия — хлеб и скот. Однако Константинополь не был только городом-потребителем. В нем скрещивались важнейшие внутренние и международные торговые пути. Он стал главнейшим в империи пунктом обмена, огромным торговым рынком Средиземноморья, на котором встречались изделия Востока и Запада, сосредоточивались лучшие товары самой империи. Константинополь превратился также в важный центр византийского ремесла. Здесь находились не только многочисленные императорские и государственные мастерские, обслуживавшие нужды двора, центральной администрации и армии, частные эргастирии знати (отнюдь не брезговавшей предпринимательской деятельностью), но и развивалось обширное производство на вывоз. Сюда стекалось наиболее ценное сырье и лучшие ремесленные изделия со всей империи, сюда съезжались специалисты, здесь сталкивались и взаимно обогащались вкусы, стили, высокое мастерство. Такой город не мог не стать крупнейшим центром производства предметов роскоши. Константинополь стал «мастерской вселенной», «мастерской великолепия», диктатором не только вкусов, но и эталонов качества.

Другой путь восточных товаров из Закавказья лежал через Армению к городам и портам Сирии. Многие мастерские в городах Сирии и Палестины, а так же в Александрии и работали на привозном, восточном сырье. Предметы роскоши, изготовленные в мастерских византийских ремесленников, пользовались спросом не только в Средиземноморье, но и на самом Востоке. Из Византии на Восток в значительных размерах вывозились также зерно и железо (особенно в Иран), кожи и кожаные изделия, льняные и шерстяные ткани, изделия из стекла и вино, папирус, изделия из серебра и золота.

Морские и сухопутные торговые линии связывали Сирию и Палестину с Александрией, малоазийскими городами и Константинополем. Прямой морской путь соединял Александрию со столицей. Превращение Константинополя в столицу империи повысило значение торговых путей Малой Азии и Балкан. Дорога на Анкиру связывала Константинополь с внутренними областями Малой Азии. Три главные дороги пересекали Балканский полуостров: путь из Италии и Верхнего Норика через Сирмий, Сингидун, Наисс и Сердику на Константинополь; знаменитая Via Egnatia, пересекавшая Балканы с запада на восток — от Диррахия на берегу Адриатики до Фессалоники и далее до Константинополя; третий путь шел от Сингидуна, вдоль Дуная, его дельты и по побережью — к столице. Не менее важен был и морской путь вдоль восточного побережья Балкан. Благодаря открытию согдийской торговли возросло значение путей по южному берегу Черного моря, к северным малоазийским провинциям, к Армении и Кавказу.

Поскольку Средиземное море снова превращалось в «римское озеро», все большую роль в это время играла сравнительно дешевая и безопасная морская торговля. Одним из крупнейших судостроительных центров был Кипр, расположенный на скрещении главных морских путей; другим была Александрия (правда, здесь использовался привозной лес). Много судов строилось в портах Малой Азии и Финикии, в Константинополе и Далмации. Имелись корабли различной вместимости — от небольших плоскодонных судов, пригодных лишь для каботажного плавания, до крупных кораблей вместимостью в 50 тыс. модиев. Судно средних размеров обычно имело от 60 до 100 гребцов. Как правило, купцы не были судовладельцами. Судовладельцы (навикулярии) ограничивались в основном перевозкой товаров; нередко они сдавали суда в наем. Среди навикуляриев было немало представителей знати. Крупным судовладельцем империи являлась Александрийская патриархия.

Навигация продолжалась большую часть года. Она прекращалась лишь с середины ноября по 10 марта — в связи с зимними бурями. По Средиземноморским трассам курсировало множество груженых кораблей. Египет вывозил в другие провинции большое количество хлеба, льняные ткани, стеклянные изделия, папирус; Малая Азия — оливковое масло, вино, а также кожи, меха, железо и изделия из них, тонкие шерстяные ткани. Сирия, Финикия, Палестина славились своей пшеницей, маслом, тонкими винами, полотняными тканями, красками, предметами роскоши, особенно изделиями из серебра, вывозившимися во все крупнейшие города империи. Побережье Финикии было одним из основных районов рыболовства. Греция являлась одним из главных поставщиков меда, острова — строительного камня и мрамора. Македония вела торговлю железом, солониной и дарданским сыром. Далмация вывозила сыр, строительный лес и железо.

Африканский экзархат, огражденный от мавританских набегов новым лимесом, быстро расцветал. Похолодание и увеличение увлажнения, причинившие много бед иным регионам, здесь (так же как в Сирии и Египте) уменьшали засушливость и способствовали введению новых земель в оборот. Сравнительно мирная обстановка позволила провести в Африке крупные работы по восстановлению дорог, ирригационных сооружений, общественных зданий в городах. В значительной мере эти работы осуществлялись на средства городских курий и богатых горожан, но в большинстве случаев они стимулировались экзархом, который иногда также принимал участие в их финансировании. Правительство экзарха Юстиниана и в Африке, и в Испании стремилось восстановить городскую жизнь, во всяком случае в ее внешних формах, пыталось показать муниципальным слоям, что отныне закончилась эра беспорядков и неуверенности, и продемонстрировать свое покровительство городам. Городам Бетики была оставлена широкая автономия, завоеванная ими при вестготах. Экзарх Юстиниан в первый период после окончания испанской кампании расположил свою ставку в Картахене, что позволяло ему, занимаясь восстановлением римского правления в Испании, в то же время оперативно реагировать на события в Африке.

Товарообмен на западе был не столь оживленным как на востоке. Здесь в экспорте лидировала Африка, которая снова стала играть роль основного поставщика хлеба для Рима и крупных городов Италии. Африка была также важнейшим центром производства оливкового масла. В анонимном географическом трактате IV в. говорится, что провинция Африка доставляет масло почти всем народам, и это положение, во всяком случае для западного Средиземноморья, быстро восстанавливалось. Испания, обеспечивая себя продуктами сельского хозяйства, вывозила редкие металлы – серебро, олово и свинец, а так же шерсть, шерстяные ткани и соленое мясо, крупнейшим поставщиком которого она была при ранней империи и снова стала теперь благодаря обилию свободных пастбищ. Наконец важной статьей испанского вывоза были породистые кони. Конский состав италийской и африканской армий ремонтировался теперь именно испанскими лошадьми (для востока главным регионом коневодства оставалось Анатолийское плато).

О восстановлении хозяйства Италии говорилось выше. В описываемое десятилетие страна постепенно подходила к уровню благосостояния, характерному для времен Теодориха. Особенно быстро развивался Рим, о процветании которого имперское правительство проявляло особую заботу. Снова функционировали бани и водопроводы, снова проводились игры, торговый центр у отреставрированного форума Траяна снова кипел народом. Такие города как Равенна, Неаполь, Тарент, Анкона, не испытавшие разорения во время готской войны, превращались в оживленные ремесленные центры, изделия которых в изобилии вывозились на север – в Галлию, Баварию, Лангобардию и Хорватию. Благодаря этому же фактору быстро воскресали города северной Италии. Из продуктов сельского хозяйства Италия экспортировала (так же в основном на север) вина и фрукты.

Все же ремесло восточных провинций безусловно преобладало на средиземноморском рынке. Из Константинополя, Египта и Сирии вывозились на запад восточные ткани и выделанные кожи, сирийские вина и серебряные изделия, папирус и пряности, драгоценные камни и жемчуг, шелковые и льняные ткани, стеклянные изделия и вышивки. В городах Прованса и Септимании располагались целые кварталы сирийских торговцев. Сирийские купеческие колонии цепочкой тянулись по городам Галлии вдоль основных торговых трасс по Роне, Соне, Сене и Луаре, и деятельность сирийцев в меровингской Галлии напоминала деятельность ломбардцев во Франции высокого средневековья. Как и в РИ, сирийские купцы добирались до Британии, где их главным партнером была Думнония, добывавшая и продававшая «стратегический» металл – олово. Именно сирийские купцы по «думнонийскому» каналу снабдили армию Баяна испанскими лошадьми, и около 577 года сирийская купеческая колония обосновалась в Лондинии.

В страны Северного моря и Балтики Средиземноморская торговля проникала опосредованно – через посредство фризов, заключавших сделки с сирийцами в портах Галлии и совершавших торговые плавания на Балтику. Здесь немаловажной статьей торговых оборотов были рабы. После Великой Чумы Средиземноморье остро нуждалось в рабочей силе. Посессоры, особенно из осевших на землю военных, покупали рабов для непосредственной эксплуатации в своих хозяйствах; крупные землевладельцы предпочитали дать рабу создать семью и посадить его на землю в качестве крепостного колона - адскриптиция . Меж тем с ухудшением природных условий северные племена непрерывно воевали за жизненное пространство, и вовсю использовали возможность сбыть пленников в обмен на привозную роскошь и хорошее оружие. Италия закупала рабов не только через Галлию, но и у баваров и лангобардов, ведших частые войны на севере. Еще восточнее империя вела активную торговлю в Причерноморье. Здесь в византийском вывозе также преобладали готовые продукты и изделия: ткани и различные металлические вещи, украшения, предметы роскоши, оружие, а также вино, масло, соль. Ввозились преимущественно кожа, меха, скот, воск, мед, и наконец - рабы. Большую роль в черноморской торговле в IV—V вв. играли Херсонес и Боспор.

Внутренняя и внешняя торговля обогащала верхушку византийского купечества. Торговая прибыль в 100% на одной торговой операции не являлась чем-то из ряда вон выходящим.

Состоятельные купцы играли крупную роль в экономической и политической жизни торговых городов.

________________________________________________________________________________

_________

Внешний облик города сохранял прежние, античные черты. Прямые, перпендикулярно пересекающиеся улицы, мощенные каменными плитами, с портиками, с площадями и перекрестками, украшенными статуями античных богов и знаменитых граждан. Широкая, проходящая через весь город главная улица, застроенная светлыми двух- и трехэтажными домами; здесь располагались также лавки и конторы самых состоятельных купцов и ростовщиков и общественные здания. Так, в Антиохии «улица с портиками» тянулась на 4 км, центральная улица Апамеи имела в длину 2 км (при максимальной ширине в 23,5 м). Главная площадь — агора (на западе форум), находившаяся в центре города, была окружена важнейшими общественными зданиями. Здесь обычно были расположены городской совет — курия (булевтерий), разные муниципальные постройки, муниципальная школа, гимнасий с палестрой, храмы, посвященные наиболее почитаемым святым (в этих святых по набору приписываемых функций, черт и атрибутов легко было узнать перевоплотившихся древних богов-покровителей полиса). Главная, а нередко и особая торговая площади были застроены длинными рядами каменных лавок. Для торговых целей сдавались и части портиков — эмволы.

Неотъемлемыми элементами городского быта являлись театр, обычно построенный на склоне холма и вмещавший несколько тысяч зрителей, цирк или ипподром, где происходили спортивные состязания, травля зверей, официальные торжества и празднества; великолепные общественные бани, водоемы и фонтаны, снабжавшие население водой. Хорошая система водоснабжения и канализации обеспечивала чистоту в городе.

В аристократических кварталах утопали в зелени садов роскошные дворцы и дома богачей, отделанные мрамором, украшенные колоннами и статуями, с красочными мозаичными полами. Как правило, земельные магнаты жили не в поместье, а в городе, лишь время от времени наезжая в свои сельские владения. Большие городские дворцы и дома знати с множеством покоев и помещений, с конюшнями, банями, сотнями слуг были своего рода «городом в городе», почти независимым от муниципальной организации.

Многие улицы были заняты дешевыми доходными домами, сдававшимися под жилье и лавки торгово-ремесленному люду, одноэтажными домишками мелких ремесленников и торговцев, огородников—владельцев небольших пригородных садов и огородов. Ремесленники как правило селились целыми кварталами и улицами — по профессиональным корпорациям. Как правило, кузнечные, красильные, кожевенные мастерские располагались на окраинах города, близ естественных водоемов, — вода необходима была им для производства. Здесь же, на реке, строились муниципальные мельницы.

На узких улицах стояли многочисленные мастерские и лавчонки ремесленников и торговцев, кабачки и харчевни, вокруг которых прямо с лотков шла бойкая торговля разной снедью. За игрой в кости коротали свой скромный досуг городские пролетарии; тут собирались те, кому удалось подработать на строительстве, в пригородных садах и огородах, на переноске тяжестей. Горожане поприличнее сходились в банях, при которых имелись кафе, гимнастические залы, парикмахерские, лавочки парфюмеров, аптеки. Бани служили своего рода клубами, где можно было узнать последние городские сплетни, поговорить о ценах и погоде, видах на урожай, махинациях «отцов города» - принципалов курии, послушать «ученые» разговоры, споры и перебранки местных философов и муниципальных политиков.

За городскими воротами, охраняемыми муниципальными стражниками, начинались предместья. Тут находились постоялые дворы и гостиницы для приезжих купцов, здесь же были разбросаны сады и огороды горожан, снабжавших рынок свежими овощами и фруктами; вдали от дорог виднелись загородные виллы богачей. В городах, где дислоцировались подразделения тагм, недалеко от городских стен находилось «Марсово поле», предназначенное для военных упражнений. За чертой города устраивалась и городская свалка, куда вывозились мусор и нечистоты.

Далее располагались села городской «хоры». Крестьянин был в городе частым гостем. На знаменитом мозаичном итинерарии по Антиохии из Якто красочно изображены крестьяне у городских ворот, направляющиеся в Антиохию с «продуктами полей». Как свидетельствует законодательство, не только свободные крестьяне, но и колоны продавали в городе свои продукты. Городское ремесло обслуживало потребности не только горожан, но и сельского населения. Как писал Иоанн Златоуст, «земледелец совершенно не мог бы заниматься своим делом, если бы кузнец не доставлял ему заступ, сошник, серп, топор и много других орудий, нужных для земледелия; если бы плотник не сделал для него плуга, не приготовил ярма и молотильной телеги, а кожевник — ремней».

Магнатское землевладение после Чумы лишилось былых позиций – много разбежавшихся колонов поселилось на государственных землях, много земель магнатам пришлось передать крестьянам в эмфитевзис (бессрочную аренду с фиксированной ставкой). Свободная сельская община сохраняла известные элементы самоуправления. Она избирала своих старост (комархов, протокомитов) и других должностных лиц: смотрителей плотин, контролировавших распределение воды, особых надзирателей, ведавших сооружением общественных построек, иринархов, следивших за порядком (деревенская полиция). На общих собраниях крестьяне решали общественные и хозяйственные дела, регулировали отношения между членами своей общины и с ее соседями. Община сама собирала подати с односельчан и вносила их в казну. Во Фракии и Иллирии, где было мало городов и преобладали сельские округа – «паги», деревенские общины являлись очень важными общественными ячейками. Во многом сходное положение наблюдалось и в Египте. Общины имели здесь сравнительно развитые органы самоуправления и довольно широкий круг должностных лиц. Менее развитыми были общины, расположенные близ городов, например в Сирии, где все земли были приписаны к городским территориям, а общинное самоуправление подавлено властью муниципальной организации. Так, в деревне Северной Сирии отсутствовали строго определенные выборные должностные лица, которые бы отвечали за сбор податей; не было и своих стражников — все эти функции осуществляла городская муниципальная организация.

________________________________________________________________________________

_________________

Уровень производства оставался довольно высоким. Прогресс наблюдался в обработке камня и мрамора, где получил более широкое распространение бурав, использовавшийся для отделки деталей. Улучшались методы плавки и обработки стали, шлифовки металлических изделий. Прогрессировали техника производства тканей, приемы и методы их крашения и производства самих красителей. Прекрасное качество тонких и драгоценных византийских тканей обусловливало высокий спрос на них в странах Востока и Запада. Усовершенствовались и получали дальнейшее распространение водоотливные и водоподъемные сооружения (Египет, Сирия), водяные мельницы.

Одной из наиболее многочисленных групп ремесленников в городе были мастера по производству строительных материалов. Значительную группу составляли, далее, металлисты: литейщики, включая мастеров по производству свинцовых водопроводных труб и частей для фонтанов; кузнецы, занимавшиеся изготовлением сельскохозяйственных и ремесленных орудий; специалисты по горячей и холодной обработке металла; оружейники — мастера, изготовлявшие панцири, шлемы, наконечники стрел и копий, мечи, кинжалы, ножи; гвоздильщики, проволочники, изготовители замков, уздечек и многие другие. Большую роль в хозяйственной жизни города играло производство керамических изделий — не только кирпича и черепицы, но и посуды. Глиняная посуда — горшки, миски, блюда, фляги, сосуды для хранения продуктов (зерна, вина, масла), глиняная тара, светильники широко использовались горожанами — как в богатых, так и в бедных домах. Во многих городах было развито и производство стеклянных изделий. Стекольщики составляли особую группу ремесленников. Подавляющее большинство их специализировалось на производстве стеклянной посуды, фляжек, флаконов для ароматических смесей и благовоний. Стеклянная посуда была сравнительно недорогой и в описываемый период имела значительное распространение в восточных провинциях. Много было в городе текстильщиков: сюда относятся и шерстобиты и ткачи разных профессий — ткачи шерстяных и льняных тканей, изготовители грубых материй для парусов и мешковины, а также шелкоткачи. Заметной группой городских ремесленников являлись красильщики. Практиковалась однократная — менее стойкая, и многократная окраска ткани. Византийские красильщики были искусными мастерами своего дела, применявшими разнообразные минеральные и растительные красители. Близко к ткачам, помимо ковровщиков, стояли плетельщики и веревочники. Изготовление веревок и канатов было весьма распространенной профессией в приморских и торговых городах. Не менее важным являлось и кожевенное производство. В ряде городов число кожевников и меховщиков было довольно значительным. Кожевенное производство, во всяком случае в крупных городах, было весьма дифференцированным. В каждом городе имелись и ремесленники менее распространенных профессий: парфюмеры, изготовлявшие ароматические мази и благовония, мировары, аптекари, переписчики и т. д. . Немало жило в городе и портных. Большая часть населения шила одежду не на заказ, а приобретала ее в лавке или на рынке в готовом виде. Довольно большая категория торгово-ремесленного населения была связана со снабжением города топливом: речь идет о дровосеках и угольщиках, которые заготовляли и доставляли дрова и уголь горожанам, обслуживая также общественные бани и пекарни. С притоком населения в большие города возрастало значение торговцев продовольствием. Они специализировались на доставке зерна, мяса, масла, вина, рыбы, овощей и фруктов. Тут были как оптовики, так и более мелкие торговцы, продававшие свой товар в розницу. Высокий процент жителей приморских центров составляли рыбаки и моряки.

Торгово-ремесленное население византийских городов объединялось в корпорации — по профессиям. Даже в небольшом городе, как правило, существовало 15—20 корпораций, объединявших ремесленников и торговцев наиболее распространенных профессий — гончаров, ткачей, кожевников, красильщиков, сапожников, портных, кузнецов, золотых и серебряных дел мастеров, домостроителей, парфюмеров, хлебопеков, огородников, владельцев кабаков, харчевен и постоялых дворов, торговцев зерном, мясом, маслом, вином, овощами, рыбой, тканями и готовой одеждой, представителей свободных профессий. Коллегии объединяли свободных ремесленников, на которых возлагались определенные обязанности и которые обладали также известными правами. Деятельность корпораций регламентировалась положениями, определявшими эти права и обязанности, отношения коллегиатов друг с другом, покупателями и заказчиками, городом и государством. Корпорации имели своих выборных старейшин, которые контролировали их деятельность, выполнение ими повинностей, сбор государственных податей.

Контроль государства и муниципальных властей был установлен над деятельностью важнейших торговых корпораций, снабжавших города основными продуктами питания,— над корпорациями пекарей, огородников, садоводов и др. Обычно высшие должностные лица таких корпораций назначались правительством или муниципальными властями. Остальные корпорации были более свободными. Они имели своих выборных начальников. Их деятельность регламентировалась уставами. Большую роль здесь играли собрания ремесленников. Выход из корпорации и вступление в нее были свободными. Государственный и муниципальный контроль ограничивался проверкой уплаты податей и выполнения государственных и муниципальных повинностей (обязательные бесплатные услуги государству, поставка известного количества изделий или продуктов, участие в государственных работах, и т. д.).

__________________________________________________________________________

Юстиниан Великий во время кризиса 540ых годов значительно сократил бюрократический аппарат на местах и даже произвел укрупнение провинций – там где Диоклетиан создавал 2 провинции (Фригия I и Фригия II, Галатия I и Галатия II, Каппадокия I и Каппадокия II) – теперь существовала одна провинция. Фунции, снятые с сокращенных чиновников, были переданы муниципальным организациям городов, но очень скоро выяснилось, что разлагающаяся курия не справляется с возложенными на нее задачами. Тогда правительство возложило ответственность на поставленную над курией коллегию принципалов – «отцов города». В коллегию принципалов включались куриалы, достигшие на государственной службе сенаторского достоинства (отставные чиновники и офицеры высокого ранга, проживающие в данном городе), крупные городские посессоры, главы торговых и ремесленных корпораций и представители клира. Руководство муниципальными делами постепенно сосредоточивалось в руках епископа и принципалов. Коллегия принципалов зачастую распространяла свою власть за пределы городской хоры, на сельскую округу и магнатские имения, превращаясь в орган уже не чисто городского, а местного, территориального самоуправления. Особое значение приобрел «дефензор народа», оттеснивший на второй план выборного главу муниципальной администрации – протевонта (на западе куратора). Дефензор был первым муниципальным магистратом, избиравшимся не из куриалов, а из представителей местной знати, и утверждавшимся правительством. Как правило горожане старались избрать дефензором человека богатого и со связями в столице, способного постоять за городские интересы. Дефензор приобрел весьма широкие функции — контрольные, судебные (мелкая юрисдикция), фискальные (контроль над сбором податей), полицейские (контроль и руководство муниципальной полицией). Он имел юридическую неприкосновенность и не мог быть смещен наместником провинции.

Казалось бы рядовые горожане были устранены от управления; но это было отнюдь не так. Свое участие в управлении городские массы принимали через организацию димов. Как правило в дим входило несколько ремесленных и купеческих корпораций города. Они содержали за свой счет упряжки и возничих для гонок на ипподроме, спортивные команды и театральные труппы. У каждого дима была своя палестра, где юноши тренировались как воины городского ополчения – остаток старинной организации воспитания эфебов. В поле данное ополчение ничего не стоило против воинов-профессионалов, но на стенах родного города при осаде (и в уличном бою при восстании) димоты оказывались вполне боеспособными. В политике димы участвовали путем «права аккламации». Так при избрании муниципальных магистратов все одобренные принципалами кандидатуры объявлялись на ипподроме, и побеждал в выборах тот, кто вызывал наиболее массовые и бурные приветствия. А массовое неодобрение, выраженное народом на ипподроме во время регулярных игр, приводило к отставке неугодного магистрата или отмене неугодного основной массе горожан решения "отцов города". Идти против воли большинства димов, сплоченных корпоративной организацией и легко способных устроить «массовые беспорядки», принципалы не решались. Поэтому политика отнюдь не покинула греческие полисы и латинские муниципии. Кандидаты старались угодить народу, как правило какой-либо «литургией»: устройством за свой счет игр, хлебных раздач, ремонтом водопровода или бань, а то и возведением за свой счет какого-либо нового общественно-полезного сооружения.

С утверждением христианства повышалось значение церкви в жизни города. С переходом в руки церкви земель муниципальных храмов (которые несли определенные литургии в пользу города) епископ превратился в полисного магистрата, заместившего прежние жреческие коллегии и ответственного за храмовые литургии. На смену муниципальным формам помощи гражданам пришла церковная благотворительность. Используя собственные средства и богатые пожертвования частных лиц, церковь поддерживала бедноту, содержала странноприимные дома, убежища для престарелых и больных (геронтокомии и носокомии), больницы, родильные дома, приюты для малолетних. Церковь стала принимать участие в наблюдении за санитарным состоянием городов, за лекарской службой. Процедура выборов епископа предусматривала выдвижение на совместном заседании курии и городского клира трех кандидатов, из которого собрание епископов данной провинции избирало одного. Епископ не только осуществлял широкие полномочия внутри полиса, но и имел право ходатайствовать перед гражданскими властями и самим императором по общественным, мирским делам города. Подобные ходатайства, прошедшие по церковным каналам, нередко оказывались весьма эффективными.

Наконец с реформами Германа в городах появился еще один элемент. Военная реформа, проведенная Германом и Юстином, в результате которой решающая роль перешла к тяжелой кавалерии, удорожала стоимость армии. Содержание таких войск стоило гораздо дороже былых легионов, не смотря на куда более скромную численность. Все страны, обзаводившиеся рыцарской армией, в конечном итоге переходили к ее содержанию «от земли», что и обусловило торжество феодальных систем в Средневековье. В нашем мире подобный переход привел в итоге к формированию «городского рыцарства», подобного РИ итальянским вальвассорам или испанским кабальерос вильянос.

В РИ военная реформа, проведенная Маврикием незадолго до второй волны Великой Чумы, вылилась в невозможность содержать армию в условиях наступившего после Чумы очередного кризиса, что привело к военному мятежу, воцарению Фоки, гражданской войне и коллапсу империи. В нашем же мире Герман синхронно с военными реформами постепенно начал менять систему содержания войск. За основу была взята система, существовавшая в Италии при Теодорихе Великом, и сохраненная при Германе. Теодорих, овладев Италией, вместо изъятия у римских посессоров трети или половины земель (как сделали бургунды и вестготы), стал взымать с римских собственников треть их доходов в денежном выражении и выплачивать ее остготским воинам деньгами. На эти средства содержались воины с семьями. При этом, располагая накопленными средствами и военной добычей, остготы могли приобретать и земли, но покупая их на общих основаниях в частную собственность.

Став правителем Италии, Герман должен был изыскать средства на содержание войск в разоренной стране с сильно сократившимся денежным обращением. Фомрируя войска из остготов, Герман естественно сохранил и прежнюю осготскую систему. Но поскольку получить денежные поступления прежнего уровня было невозможно, оставалось лишь предоставить воинам землю. В РИ тот же детерминированный процесс произошел с войсками византийской Италии - солдаты превратились в городских посессоров, приобретая или арендуя муниципальные земли. (См. О.Р. Бородин, "Эволюция войска в Византийской Италии в VI-VII веках (военно-организационный аспект)", Византийский временник, том 46.)

Естественно, что став императором, Герман применил свой италийский опыт в рамках империи. Требовалось увеличить армию, сильно сокращенную при Юстиниане, а меж тем господствующая теперь на полях сражений кавалерия стоила не в пример дороже былых легионов. Герман расквартировал тагмы, а затем и презентальные войска в наиболее богатых регионах и возложил на местные власти их содержание в мирное время. На соответствующие суммы для данных муниципий были сокращены суммы государственных налогов. Удобство состояло в том, что половина выплачиваемой войскам «анноны» была натуральной, что при местном содержании было гораздо удобнее.

Воины из тагмы оптиматов – приведенные Германом из Италии остготы – первыми начали приобретать земли. Но основная реформа произошла по окончании войны с Персией. Император, желая сократить налоговое бремя, предложил всем воинам обзавестись земельными участками. Это было удобнее и для местных властей, которым уже не нужно было заботится о поставках провианта и фуража, и для воинов, приобретавших стабильный источник дохода (с возможностью передать оный по наследству), и для подготовки армии – ведь подобная система позволяла создать наследственную военную касту и готовить конных лучников с детского возраста.

Обилие свободных земель после Чумы давало возможность без проблем выделить воинские участки. Участки выделялись как правило из земель городской хоры, и официально брались у городов в аренду; фактически же эта аренда скоро оказалась бессрочной. В зачет арендной платы города были избавлены от ранее возложенных на них поставок в пользу войск. Большое количество добычи и рабов, захваченное в последних персидских кампаниях, дало возможность за 10 лет постепенно перевести армию на новую систему содержания.

Кавалерийский участок был гораздо больше пехотного, и соответственно большие подъемные получал всадник – необходимо было обеспечить полное содержание конного воина, боевого и заводного коней и семьи. Новых бойцов снабжали конями из императорских табунов, постепенно вычитывая стоимость коня из полагающихся воину денежных выплат. Вооружение по определенному стандарту воин, имевший стандартный доход всадника, заказывал на себя теперь сам – это оказалось удобнее и для солдат, имеющих возможность подогнать доспехи, и для городов, где военные заказы привели к подъему оружейного и смежных ремесел, и для государства, сократившего расходы на содержание оружейных мастерских и арсеналов.

Сыновья воинов с семилетнего возраста поступали в особые команды и тренировались под руководством ветеранов-кампидукторов. В 15 лет они проходили генеральный экзамен, и, будучи признаны годными, поступали на службу. 5 лет молодой воин служил в составе регулярных подразделений своей тагмы, каковые на Востоке в мирное время располагались в стационарных военных лагерях в окрестностях Константинополя и Антиохии. Затем воин получал земельный участок и подъемные; при возможности «верстки в припуск к отцу» выплачивалось дополнительное жалование. Воин, перешедший в местные подразделения, участвовал в ежегодных двухмесячных сборах на местах, где проверка в степени военной квалификации была сопряжена с соревнованием.

Надо сказать что стратиоты, благодаря реформе фактически превратившиеся в городских посессоров (каковыми былые легионеры становились лишь по дембелю), и оставаясь в то же время на службе, стояли как бы вне полиса благодаря своему привилегированному юридическому статусу – они были подсудны лишь военным судам, а их собственность, обеспечивающая служебную годность, не могла отчуждаться даже за долги. Но в то же время их жизнь проходила в рамках города, они втягивались в местные отношения и частично проникались местными интересами. К тому же военный статус оказался зело привлекательным для обедневших куриалов, что еще более сближало дислоцированные в провинциях войска с городами.

Отредактированное выделено синим.

Изменено 5 Jan 2011 пользователем Georg

5 Jan 2011

Да, таково было мое видение. И я находил в этой картине определенную эстетику . Даны же не страшны при наличии тяжелой кавалерии и конных лучников, которых можно быстро перебросить и которые в поле комбинацией обстрела и тарана викингов легко утрамбуют. Пограбят те конечно изрядно (да и то пока аварский Альфред не создаст мощный флот), но завоевания не светят.

А вот если содержать 10-тысячную профессиональную кавалерию долгое время не воюющей - разложение наступит непременно. И данов точно некому будет отбивать. :P Такова суть феодальной системы - либо "оголтелый милитаризм", либо разложение. Нефедов с его "асабией" здесь совершенно прав.

При том темпе завоеваний который поначалу поставили, в скором времени им бы не осталось объектов для атак, и тогда действительно пришлось бы вырождаться. Или пришлось действительно серьезно врубаться на Галлию, так толков и не успев прирости к островной земле, такие имперские замашки могли бы окончится аналогией с позднеримским временем когда всё здоровое, так нужное дома, в очередной раз бросалось на мировое господство солнечный Юг, оставляя родину очередным саксам. Вскормленные по Вашему "милитаристы" без угрызений сольют туманный островок, ведь в Галлии сытнее.

Я и предлагаю постепенный рост с медленным пережевыванием, поднять из руин Логрию, затем потихоньку Север( Эборак я и сам думал, Элмет то же доиграется, Керетик сын Гваллога, если Галфрид Монмутский прав тоже тот еще отморозок), какие то камбрийские, пиктские и ирландские дела чтобы "мечь не ржавел", немного в Галлии пошуровать(только лишнего нам там не надо, Нормандии с Кале хватит ) а тут уж новая партия гостей из Скандинавии пожалует

У авар на Дунае были свои обстоятельства. Которые и нужно рассматривать в подробностях, ежели хотите аналогий. Те хапнули как раз-таки "много и сразу", чрезмерно разбросав силы. А затем, в момент когда собственных сил для удержания завоеванного категорически не хватало, совершили главную ошибку. Нарушили принципы Баяна и обидели младших партнеров - болгар. Восстание Кувера и было моментом подрыва могущества кагната, после которого он стал медленно но верно сдуваться.

У нас тут планируется быстрое завоевание всей Британии и масштабное восстание бриттов?

Благодаря нашему отказу от повышенных социалистических обязательств, теперь уже, слава Богу, нет :rolleyes:

Если влезть в Галлию - появляются и цели и средства для того чтобы "иметь больше".

Вот как только - так сразу

Эборак убедительно прошу наглосаксам не оставлять :angry: . Это вопрос престижа в конце концов .

Предлагаю примерно так. После того как англы разобьют кумбрийцев, завоюют Эбраук и Гододин - короли Кумбрии естественно прибегут в Логрию с криками "караул, спасите". Каган конечно же возьмет на себя благородную миссию. Еще одна "эпическая битва". В итоге авары завоевывают и анексируют Эбраук и Дейру (ей достанется больше всего), а затем прихватывают и Элмет. Оба Регеда - вассалы кагана. Берниция же вовремя идет на договор, признает сюзеренитет кагана и сохраняет (в отличии от под корень уничтоженой Дейры) все захваченное - Бринейх, Гододин и отобранное у Регеда Гвендоллеу. А потом, имея мирную границу с аварами, начинает утрамбовывать Страклайд, Галвидел и пиктов силами новых мигрантов из Ютландии.

Можно (по аналогии с Теодриком и Кулманавидом) женить короля Берниции (или назовем это уже Нотумбрией) на дочери кагана. А впоследствии, через пару поколений, и крестить норд-англов из рук бриттских миссионеров (которые собственно и в РИ крестили Нотумбрию). При таких раскладах авары англов больше не побеспокоят и предоставят им полную свободу рук на севере.

Ну где то так и предполагалось. Правда Стратклайд англы начнут щипать пораньше, так как Ридерх своей откровенно южной ориентацией, остался совсем без добрых соседей(Айдан первым же и воткнет нож в спину), Логрия хоть и выбила в Эборакском договоре дополнительные гарантии безопастности, но если Ридерх не сообразит что надо жить дружно, то возможно станет последним королем своего королевства(ну в общем то реал). Дейру действительно придеться заровнять, в назидание за вероломство Эдвина, нашедшего в свое время приют при дворе Константина

Вообще статус "младших союзников" намеревался оставить только Гвинету (коему хотел дать кусочек Ирландии и сделать его королей смотрящими за безопасностью побережья) и Думнонии. Остальные камбрийские королевства прочно завассалить. Можно сразу после разгрома Поуиса, южане против не будут, ибо нуждаются в "крыше

". А было думал создать уэльской мелочи некую конфедерацию под гаранта-протектора Баяна и потомков. Повесить нагрузку на них создание более-менее мощного флота и пользоваться его услугами, так как Логрия все же довольно бедная страна с натуральной экономикой и еще долго ею будет, сопоставимый армии и флот боюсь ей не потянуть.

А вот годов с 660ых Империя начнет плотно интересоваться Южной Галлией. И активно втягивать Британию в войну. Среди самих авар накопится прилично "младших сыновей", жаждущих ленов. А государство Меровингов как раз будет разлагаться по полной.

Ну вот тогда как раз и переселенческий поток иссякнет, почему бы и нет

А теперь на мгновение вернемся в благословенноеСредиземноморье.

Десятилетие это 576 по 586?

А что нам насчет 8-12 летних циклов эха пандемии? Вроде емнип в 581 или 582 опять была вспышка, какая уж тут активная торговля

5 Jan 2011

А было думал создать уэльской мелочи некую конфедерацию под гаранта-протектора Баяна и потомков. Повесить нагрузку на них создание более-менее мощного флота и пользоваться его услугами, так как Логрия все же довольно бедная страна с натуральной экономикой и еще долго ею будет, сопоставимый армии и флот боюсь ей не потянуть.

Возражений нет.

Десятилетие это 576 по 586?
А что нам насчет 8-12 летних циклов эха пандемии? Вроде емнип в 581 или 582 опять была вспышка, какая уж тут активная торговля

В РИ таких циклов небыло. Была Юстинианова чума в начале 540ых, потом упомянутая вами аж через 40 лет, и далее - Маврикиева около 600 года.

Названная вами вспышка (скорее серия локальных и быстро угасших вспышек) была и в РИ гораздо слабее тех что при Юстиниане и Маврикии, которые вымаривали по трети населения к разу. Никаких катастрофических последствий в 580ых не наблюдалось, империя продолжает успешно воевать с персами, держа оборону на северных фронтах, а в финансовом плане Тиберий Константин даже проявляет явную расточительность в отличии от жесткой экономии Юстина II.

У нас же данная выпышка будет еще слабее и быстро локализуется. Ибо удалось вовремя выпутаться из внешних войн и вернуться (в отличии от РИ) к режиму щадящего налогообложения. А чем лучше народ кушает - тем слабее эпидемии. Так что существенного ущерба от чумы в 580ых не предвижу. Вот в 600ом будет посерьезнее.

5 Jan 2011

женить короля Берниции (или назовем это уже Нотумбрией) на дочери кагана. А впоследствии, через пару поколений, и крестить норд-англов из рук бриттских миссионеров (которые собственно и в РИ крестили Нотумбрию). При таких раскладах авары англов больше не побеспокоят и предоставят им полную свободу рук на севере.

Эддард Старк, богорощи и одичалые пикты ;)

5 Jan 2011

Эддард Старк, богорощи и одичалые пикты :D

:lol: :good:

Главный стимул разработки АИ - увидеть в созидаемом мире эстетику. ;)

5 Jan 2011

Вопрос

из каких источников инфа о наличии у Кулманавида владений в Ирландии?

Вникаю сейчас в ирландские дела, с какого то момента думал что Кулманавиду действительно надо будет биться с Байтаном Кареллом, как в реале захватывающем в 577 году Мэн. Но теперь прихожу к выводу что при его весьма незавидных делах в Ольстере он бы никогда не решился на подобное будучи не уверен в полном упадке Мэна. С Айданом Габраном не то что союз, а прямая конкуренция, и действительности собор Друим Кете имел целью договор против Брайтана при посредничестве Колумбы между Айданом и Аэдом Айнмере. И вообще, если действительно лезть в Ирландию, то надо рубится именно с Уи Нейлами, а этих кабанов на чих не завалишь. И получается наоборот надо засоюзится с Байтаном и то будет мало.

Встает вопрос - оно Кулманавиду надо? Хотя момент после гибели Диармайта довольно хорош, среди Уи Нейллов некий временный разброд и тут бы и возглавить антиконнахтскую реконкисту.

И если не Ирландия, чем тогда занятся? Логрия с Камбрийскими союзниками явно не по зубам, либо в самом деле валить наглосаксов, либо по моему варианту, как и предлагал раньше, зачищать Стратклайд и затем Дал Раиду с Пиктавией(благо Бриде ап Майлгун как раз в 584 убит в Киркине)

5 Jan 2011

из каких источников инфа о наличии у Кулманавида владений в Ирландии?

Изыскания коллеги Могултая. http://www.wirade.ru/history/history_kulvanavid.html Наслаждайтесь. :D

И если не Ирландия, чем тогда занятся? Логрия с Камбрийскими союзниками явно не по зубам, либо в самом деле валить наглосаксов, либо по моему варианту, как и предлагал раньше, зачищать Стратклайд и затем Дал Раиду с Пиктавией(благо Бриде ап Майлгун как раз в 584 убит в Киркине)

А что наглосаксы сделали Кулманавиду? Теодрик Берницийский - ему вассал и зять. Я не сомеваюсь что стоит Кулманавиду отойти в мир иной - и тут же Теодрик раздерется с Уиреном и Оуэном, но Кулманавиду он лоялен. Учитывая поздейший опыт блокады Бамборо - думаю как раз морская мощь Инис Манау и придает Берниции лояльности.

А Дейра при таких раскладах будет сидеть тихо. Хотя если Кулманавид пожелает ее заровнять и вернуть зятю Оуэну исконно Эбраукскую территорию - сумеет. Но "зачем это Кулманавиду".

Удар по Стратклайду выглядит зело логичным - Кулманавид знает что Ридерх может ударить в спину при любом удобном случае. Только вот если кроме Галвидела Мэн получит на континенте еще и Лоуленд - Инис Манау превращается в зело устойчивое государство, и вашим англам не так легко будет эти земли прикарманить.

5 Jan 2011

наглосаксы

Коллега, не уподобляйтесь нашим форумным (благо их сегодня нет с нами) англофобам :D А если очень хочется, то хотя бы "сассенахи"...

Изменено 5 Jan 2011 пользователем Крысолов

5 Jan 2011

Кулманавид знает что Ридерх может ударить в спину при любом удобном случае. Только вот если кроме Галвидела Мэн получит на континенте еще и Лоуленд - Инис Манау превращается в зело устойчивое государство, и вашим англам не так легко будет эти земли прикарманить.

Убейте тогда дедушку в стычке со старклайдцами :not_i: На что только не пойдешь ради англосаксонских Хранителей Севера :D

7 Jan 2011

Всех с Рождеством, коллеги. И примите в качестве подарка этот скромный текст.

Вышеупомянутый историк и поэт Агафий Миринейский в своем стихотворении «К декуриону Феодору» демонстрирует степень зависимости ранневизантийской культуры от своих античных корней, в первую очередь – родной мифологии.

Так, обобрав элегический цвет с обширного поля,

Сплел я венок для тебя из лучших словес Каллиопы.

Так посвящают Крониону — дуб, корабль — Посейдону

Перевязь от меча — Аресу, колчан — Аполлону,

Лиру — Гермесу, а сыну Семелы — лозу винограда.

Ибо я знаю, что ждет труды мои вечная слава,

Если над ними твое, Феодор, надпишется имя.

Прежде всего я собрал, состязаясь с книгами древних

Все, что родители новых стихов написали когда-то

В честь старинных богов. Блюсти такую пристойность

Повелевало мне подражанье словесникам древним.

Формулировка в последней строке очень четкая. Образованный человек эпохи был пропитан «древней словесностью» до такой степени, что мыслил мифологическими образами, и вполне правоверные христиане в литературных произведениях регулярно прибегают к мифологическим фигурам, вызывающим сразу же понятные для современников ассоциации. Павел Силенциарий по заказу Юстиниана воспевает только что построенную св. Софию: он начинает самую выигрышную часть своего изящного экфрасиса — описание ночной иллюминации купола — мифологическим образом Фаэтона (сын Гелиоса, пытавшийся править его солнечной колесницей):

Все здесь дышит красой, всему подивится немало

Око твое. Но поведать, каким светозарным сияньем

Храм по ночам освещен, и слово бессильно. Ты молвишь:

Некий ночной Фаэтон сей блеск излил на святыню!..

Или же эпиграмма, прославляющая другое великое создание Юстиниановой эпохи — кодификацию законодательства, проведенную под началом Трибониана:

Юстиниан властодержец сие сочиненье замыслил;

Трибониан потрудился над ним, угождая владыке,

Словно бы щит многоценный творя для мощи Геракла,

Хитрой чеканкой премудрых законов украшенный дивно.

Всюду — в Азийской, в Ливийской земле, в пространной Европе

Внемлют народы царю, что устав начертал для вселенной.

Позднеантичное сознание, отвергнув языческую религию, ни как не желало расстаться с родной мифологией, которая продолжала вдохновлять культурное творчество.

Придворные поэты Юстиниана, старательно выкорчевывавшего остатки языческих культов, изощряют свое дарование на стереотипных темах: «Приношение Афродите», «Приношение Дионису». И противоречие здесь было лишь кажущимся. Еще с III века, со времен Аврелиана и Диоклетиана культивировалась идея империи как авторитарной вселенской державы, вмещающей в себе единственно истинные религиозные, государственные и культурные ценности; так обстояло дело и для языческой, и для христианской части элиты. Например, Юлиан не менее решительно, чем христианские императоры, усматривал долг самодержца в том, чтобы являть собой защитника "истинной веры"; только "истинная вера" для него – язычество. Отнюдь не для заполнения досуга, но согласно ощущаемому им долгу императора он богословствовал, сочинял славословия богам, предписывал нормы поведения служителям культа – как предстоятель

«священной державы»; и абсолютно таковым же предстоятелем будет через два века чувствовать себя Юстиниан Великий.

Империя в данном контексте мыслилась во-первых как средоточие истинного богопочитания (не просто империя, но "благоверная" империя; не просто религия, но "истинная" религия).

Во-вторых – как хранительница благих и справедливых законов. В понимании поздних римлян двух систем права так же не может существовать, как не может существовать двух математик. Справедливость в мире одна, и выводимое из нее «естественное право» так же одно, римское же право основано на праве естественном и его принципы логически выверены. Следовательно, все законы и обычаи, не соответствующие принципам римского права, есть беззаконие.

В третьих – империя мыслилась как хранительница единственных подлинных культурных ценностей. Идеал красоты и гармонии, соответствующей «небесной гармонии сфер» культивировался много веков, воплощаясь в чудесных произведениях архитекторов и скульпторов, творениях поэтов, но главным образом в высокой культуре мысли и слова – логике, философии и риторике. Каноны этой культуры почитались так же единственно истинными, как и нормы римского права. Все что им не соответствовало, почиталось варварством и бескультурьем.

Таким образом, престиж античной культуры рассматривался как один из аспектов престижа ромейской государственности. Мало того, к VI веку это был уже также и один из аспектов престижа ромейской церкви как церкви имперской. Конечно, ориентация на античное наследие скрывала в себе возможность ностальгической тоски по язычеству, даже духовного возврата к язычеству, страшившего ревнителей христианской ортодоксии. Но в широкой перспективе минус перекрывался плюсом: ведь ориентация эта состояла в неразрывном союзе с центростремительными культурно-политическими тенденциями, с пафосом империи, порядка, законопослушности, бюрократической цивилизованности. Она была преградой против напора "невежественности" плебейской мысли, незнакомой со школьными правилами, с античной системой терминологии и безупречной логики. Обаяние античной культуры было преградой и против сиро-коптского национализма, который постоянно грозил перейти в конфессиональный раскол и в политический сепаратизм, а в конце концов действительно отторг восточные провинции как от константинопольской ортодоксии, так и (в РИ) от константинопольской государственности. У светских и духовных властей были весьма реальные причины быть очень осторожными в отношении к авторитету языческой культуры, и церковь это прекрасно понимала.

Строгий аскет и подвижник, константинопольский патриарх конца VI века Иоанн Постник, составляя поучение монахам, считает нужным изложить его ямбическим триметром.

...Не смей одними кушаньями брезговать,

Другие выбирать себе по прихоти;

А кто брезглив, таким и мы побрезгуем...

...Болтливости и сплетен как бича беги:

Они ввергают сердце в скверну смертную.

Не смей плеваться посредине трапезы,

А коль нужда припала так, что мочи нет,

Сдержись, скорее выйди и откашляйся.

О человече, есть и пить желаешь ты?

В том нет греха. Но бойся пресыщения!

Перед тобою блюдо, из него и ешь,

Не смей тянуться через стол, не жадничай!..

Надо сказать, что Церковь сумела зело эффективно воспользоваться инструментами, которые давала ей античная культура. Что не удивительно – большинство епископов избирались из среды куриалов, получивших полноценное классическое образование. Использованы были не только достижения архитектуры, изобразительных искусств, поэзии и музыки для создания завораживающей мистерии богослужения (причем культы христианских святых сознательно наделялись атрибутами культов прежних полисных богов-покровителей и вызывали у новообращенных привычные ассоциации), а каноны риторики – для доходчивой и убедительной проповеди. Для христианской пропаганды был использован и театр, где ставились написанные в стиле Еврипида пьесы на евангельские сюжеты, и поэтическое искусство, творившее произведения от богослужебный песнопений до понятных и доходчивых «духовных стихов» для народа, «кои удобно распевать за работой или в дороге». Причем в то время как импозантные аристократы, собранные при императорском дворе, изощрялись в оторванных от жизни произведениях на «классические» темы или фривольных эпиграммах откровенно эротического содержания, церковные авторы не только ничтоже сумняшеся воспринимали плебейские, полуфольклорные формы, но и смело затрагивали насущную социальную проблематику.

...Над убогим богач надругается,

Пожирает сирых и немощных;

Земледельца труд — прибыль господская,

Одним пот, а другим — роскошества,

И бедняк в трудах надрывается,

Чтобы все отнялось и развеялось!..

Роман Сладкопевец. Кондак «На усопших».

Не удивительно что уже к началу правления Юстиниана язычество держалось либо среди дремучего крестьянства «медвежьих углов» империи, либо среди самой рафинированной элиты (чье увлечение теургическими мистериями позднего неоплатонизма уже начинает чем-то напоминать увлечение всевозможными магнетизмами и спиритизмами элиты нашей родной империи). Но городские слои были безусловно завоеваны христианской проповедью.

Для завоевания элитных слоев позднеантичного общества церковь пользовалась той самой «культурой мысли и слова». Рождавшаяся в конфессиональных распрях потребность утверждать свою веру и разоблачать чужую веру жестким ведением аргументации толкала к суховатой, рассудочной, дотошной работе с терминами, определениями и силлогизмами. Так была подготовлена духовная и психологическая атмосфера «схоластики», творческий период которой подготовил в РИ развитый логический аппарат позднейшей науки. Парадоксально, но вера нуждалась в логике именно постольку, поскольку была авторитарной: на "принудительность" логики были возложены примерно те же (обманчивые) надежды, что и на религиозное законодательство и репрессивные меры. И шире – не только перед лицом противника и в споре с ним, но и в кругу ортодоксального единомыслия дух догматизма, страшащийся даже невольных отступлений, занимал умы церковных идеологов поисками непогрешимо логических выводов из заданных внелогических посылок; эта – "акривия", или "акривология", была высшей добродетелью теологизирующего рассудка в течение всего средневековья, от языческой протосхоластики Прокла до католической схоластики Фомы Аквинского.

В рассматриваемый период среди образованных слоев империи еще были последователи язычества - так в 580ых годах в Антиохии разразился скандал по поводу совершения группой местных аристократов запрещенных жертвоприношений и теургических ритуалов, причем в данных ритуалах принимал участие сам императорский наместник Сирии, а патриарх Антиохийский знал об этом и благодушно молчал. Другие представители элиты искренне увлеклись христианством, шли в клир и епископат, занимались разработкой богословской проблематики. Но основная часть образованной элиты приняла христианство как государственный культ Римской империи, оправлять который обязан каждый ее гражданин и патриот. При этом данный контингент, признавая официально утвержденные государством догматы, не пытался глубоко усвоить вероучение христианства, трактовал христианского бога в философском духе и посмеивался над догматическими распрями. В данной среде, в качестве реакции на раздиравшие общество богословские споры, произошло стихийное возрождение философского скептицизма, и принадлежащие к этому слою оба великих историка эпохи – Прокопий Кесарийский и Агафий Миринейский – в своих сочинениях не раз говорят о «принципиальной непостижимости божества».

_____________________________________________________________________________

Для поддержания культурного уровня необходима была соответствующая система образования – среднего и высшего. Система среднего образования была в полной мере унаследована от былой Римской империи. Школы имелись во всех городах, и набор преподаваемых предметов был как правило стандартным – знаменитые тривиум и квадривиум. Но в данный период уже очевидны различия типа школы в разных регионах империи. Можно четко выделить три типа – греческий, латинский и сирийский.

Особенностью греческого национального духа являлось стремление к знанию, которое ценилось вне зависимости от его практического применения. Причем к знанию всеобъемлющему и цельному, которое в высшем своем синтезе – философии – должно было раскрыть для эллина сущность вещей божественных и человеческих. Этот интерес не был только теоретическим – эллин верил в воспитывающую силу знания, которое должно сообщать духу человека высшую красоту и нравственность. Соответственно в греческой школе тривиум и квадривиум ценились не сами по себе, а с точки зрения того высшего синтеза, который давала им философия; они рассматривались как подготовительные ступени к философии. Поэтому в крупных городах «семь свободных искусств» старались дополнить хотя бы эклектическим курсом философии, и именно греческая школа давала подавляющее большинство поступающих в высшие учебные заведения – академии Афин, Александрии, Константинополя и Бейрута, о которых будет сказано ниже.

Латинская школа рассматриваемой эпохи сильно отличалась от греческой. Римляне давно подчинились греческой культуре, но в их национальном характере преобладали практические интересы и дарования. Поэтому римляне, приняв греческую систему образования, устранили из нее самую душу – философию, ибо теоретические вопросы их занимали мало. Как правило, римлянин если и увлекался философией, то его увлекал сам процесс спекулятивного мышления, а так же желание испытать на философских материях свой литературный стиль. Римлянина вполне удовлетворяла риторика, которая давала ему и вид образованного человека, и практическую пользу для подготовки к общественной и адвокатской деятельности. Соответственно и образованным человеком на латинском западе считался не тот, кто постиг «науку о подлинно сущем», а тот кто «красиво, убедительно и с пониманием дела может говорить и писать по какому угодно вопросу, соответственно обстоятельствам и к удовольствию слушателей». Философия практически не преподавалась в западных школах, и единственный известный латинский философ рассматриваемой эпохи – Боэций – получил образование в Александрии. В латинской школе семь свободных искусств рассматривались не как «служанки философии», а как «служанки филологии», которые должны вооружить человека разнообразной «эрудицией» для упражнения в высшей науке – «экловенции». В V-VI веках на западе можно было видеть таких епископов как Эннодий или Сидоний Апполинарий, которые блистали риторским образованием и пользовались языческой мифологией для разработки богословских тем. Но теоретических мыслителей, ищущих «сущность вещей божественных и человеческих» и в этом поиске вносящих вклад в развитие математики и естественных наук, мы, в отличии от греческого востока того же периода, не увидим на латинском западе.

Третий тип школы – сирийский – и вовсе не принадлежал к античной системе образования. Он был создан на волне националистической культурной реакции сирийцев против засилья эллинизма, и в противовес «классической» греческой и латинской школе носил подчеркнуто христианский характер.

. Для сирийца на первом месте стояли интересы нравственного и практического характера, и эту область интересов он не решался подчинять руководству ума, а искал опоры в авторитете Священного писания. Это различие семитов и греков четко подметил апостол Павел – «иудеи знамения просят, эллины премудрости ищут». В этой связи складывалось и различие в отношении к миру и мирской культуре. Сириец проводил четкую грань между религией и культурой. Богатая умственная культура греков была для него чужда по своему характеру и содержанию. Правда догматические споры заставляли сирийцев браться за чуждое им оружие, и в таком случае они искали в философии не идей, а диалектических методов для оспаривания и убеждения противника. Поэтому своим авторитетом они избрали Аристотеля, соответствовавшего их характеру своим трезвым реализмом (что передалось впоследствии и их ученикам - арабам). Но даже подобные примеры были среди сирийцев редким исключением. Их огромное большинство, в особенности монашество, смотрело на занятие эллинскими науками как на языческое суеверие.

Благодаря этому сирийская школа получила узко-специальный богословский характер, где умозрительное богословие почти отсутствует, а все внимание направляется на тщательное изучение Библии по историко-грамматическому методу под руководством определенных авторитетов.

При этом именно сирийцы сделали доступными сначала персам, а затем арабам сочинения Аристотеля, Галена, Гиппократа. В течение нескольких столетий сирийцы были учителями арабов. От них вчерашние кочевники восприняли аристотелевскую философию, медицину, алхимию, географию – не на греческом, а на родственном сирийском языке, переводить с которого на арабский было легко. Но это – заслуги тех сирийцев, которые не принадлежали к клерикально-националистическому направлению и оставались под обаянием греческой культуры. Показательна судьба знаменитого врача Сергия Решайнского, переведшего с греческого на сирийский полный корпус сочинений Аристотеля и Галена. Высшее образование Сергий получил в Александрии, где его учителем был великий Иоанн Филопон. Сергий был красноречив, владел греческим языком, писал работы по философии, медицине и астрономии. Вернувшись на родину, Сергий стал старшим врачом города Решайны. Сирийские источники (написанные монахами) выражаются о Сергии резко негативно, обвиняют его "в любви к деньгам" и ставят в упрек "дурные обычаи". Одна из очередных клерикальных интриг заставила его покинуть родной город и выехать в Антиохию. Оттуда Сергий вскоре перебрался в Рим, где устроился личным врачом папы.

_________________________________________________________________________

Рассмотрев среднюю школу, перейдем теперь к высшей.

На территории империи на начало правления Юстиниана Великого существовало 4 учебных заведения, заслуживших название «академия». Они располагались в Афинах, Александрии, Константинополе и Бейруте.

Из них высшая школа в Бейруте волею исторических судеб приобрела наиболее узкую специализацию. Преподавание философии там практически сошло на нет, а главным предметом стало правоведение. Бейрутская школа быстро эволюционировала в узкоспециализированный юридический колледж. Зато в таковом качестве Бейрут не имел себе равных во всей империи. Бейрутские правоведы вели обширную комментаторскую и компилятивную работу, их мнения нередко запрашивали высшие суды по спорным и запутанным вопросам. Бейрут поставлял всей Византии квалифицированных адвокатов и судебных чиновников.

Академия Константинополя, основанная императором Феодосием II, мыслилась основателем как высшее учебное заведение широкого профиля с углубленным изучением риторики, права и философии. Но очень быстро столичная академия подстроилась под существующий спрос. Ее студенты как правило готовились в государственные чиновники, и соответственно предметами первостепенной важности стали риторика и право. Философская кафедра Константинополя так и не произвела ничего выдающегося. В описываемый период она превратилась фактически в филиал философского факультета Александрии, повторяя все его выкладки.

Только две высшие школы занимались углубленным изучением философии, а значит – и глубоко интегрированными в философию той эпохи математикой, астрономией и естественными науками. Это были древнейшие центры античной мысли, Афины и Александрия. Преподаваемая в них философия была естественно неоплатонической.

Для эпохи крайне характерны два момента коренной установки неоплатонизма: онтология должна быть иерархической, а ее разработка – систематической. Некогда Платон непринужденно рассыпал намеки и прозрения по своим диалогам, вводя их в контексте спора, оставляя результат открытым, чего-то не выговаривая до конца, что-то приберегая, может быть, для "эзотерических" лекций в кругу Академии, где-то позволяя себе вообще заменить ответ вопросом. Теперь, когда античная философия подошла к своему пределу и к своей исторической трансформации, настало время все выговорить, все довести до авторитарной школьной ясности, все привести в систему, так же отличающуюся от умственных построений классической эпохи, как «жесткая симметрия фронтальных фигур с мозаик Равенны отличается от вольной композиции какой-нибудь краснофигурной вазы». При желании можно назвать это "окостенением" греческой мысли или употребить иную метафору; в самом деле, атмосфера открытого спора, характерная для диалогов Платона, и привлекательнее, и плодотворнее, нежели та схоластическая систематичность, к которой двигался неоплатонизм от Плотина до Прокла.

Для мыслителей, осуществивших переход от среднего платонизма к неоплатонизму, еще существовало диспутальное отношение к важнейшим проблемам. Но Ямвлих приходит к фантастическому догмату, согласно которому все восточные и греческие мудрецы, маги, прорицатели и прорицательницы, поэты и философы, составляющие в совокупности чтимый пантеон неоплатонизма, во все времена возвещала одну и ту же неизменную и непогрешимую доктрину, которую надо только правильно истолковать, чтобы убедиться в ее единстве. Вслед за Ямвлихом этот догмат с большей или меньшей категоричностью принимают все языческие неоплатоники IV-VI вв.. Трудно представить себе более гротескное допущение. Когда христиане ожидали абсолютной непротиворечивости от библейских текстов, это было наивно, но не было и вполовину так нелепо, поскольку в кругу ближневосточной религиозной традиции все же есть какой-то реальный минимум "единомыслия", которого нет и не может быть в кругу античной философской традиции, история которой – тысячелетие споров.

Есть другой симптом, по которому ощущается изменение духовной атмосферы. Плотин был, конечно, глубоко религиозным язычником и одним из самых ярких мистических писателей всех времен; но нет ни малейшей двусмысленности насчет того, что ни жрецом, ни магом – говоря современным языком, оккультистом – он не был. Уже Порфирий больше думал и писал о материях так называемой "практической философии", обнимавшей различные виды гадания и магии в неразделимом единстве с языческим культом; однако его высказывания на данную тему не лишены отстраненности. Он полагал, что философ наилучшим образом достигает единения с божественным началом на пути интеллектуального созерцания, и только для толпы, неспособной к философствованию, необходим путь магического ритуала. Иное дело Ямвлих. Его уже не удовлетворяет осторожность Порфирия; там, где Порфирий обставляет апологию культовой практики интеллектуалистическими доводами, Ямвлих повышает голос для экстатических похвал "силе, и дивному посвящению, и сверхприродной, всепревышающей надежде", как плодам сакрально-магических действий. Пресловутая "теургия" (???????? – греч. "богодействие"), система упражнений и ритуалов, позволяющая "посвященному" стать, как боги, для него не ниже умозрения, как это было для Порфирия, а выше; "вне теургии нет дороги к божественной жизни" (De mysteriis, ?, 2-5). Теургия не подвластна суду разума, хотя бы идеалистического и мистического разума ранних неоплатоников; Ямвлих вменяет Порфирию в вину, что последний трактовал теургические проблемы "философски", между тем как их можно и должно трактовать только "теургически" (Ibid., l, 2 ad fin.).

Теории соответствовала практика. Биографическое предание о Ямвлихе доносит до нас образ тайноведца и чудотворца, который с загадочной улыбкой вызвал на глазах у потрясенных учеников чету демонов, обитавших в двух соседних источниках, а во время своих регулярных медитаций витал над землей в сиянии лучей.

Для понимания последних судеб языческой эллинской философии необходимо помнить, что "теургическая" установка Ямвлиха победила. Каждый неоплатоник стремился стать не только мыслителем, но и теургом; а для необразованной и даже образованной толпы, стоящей вне профессионально-философского круга, он был интересен почти исключительно в качестве теурга. Репутация мага дарила ему сенсационный успех, но и навлекала на него немалые опасности. С христианской точки зрения на него приходилось смотреть как на сознательного пособника бесов, изменнически принявшего их сторону против Бога и людей. Этому способствовал фактор, так сказать, семантический: христиане называли бесов "демонами" (????????), но языческие теурги обозначали этим же самым словом духовные существа низшего ранга, с которыми они хотели общаться; поэтому речи последних звучали для христианского уха так, словно адепты теургии сами сознаются в пакте с дьяволом. Конфликт двух религиозно-терминологических систем не был совсем уж пустым недоразумением, поскольку и язычники в принципе не отрицали, что демоны бывают злыми, но в отличие от христиан они видели во зле не противоположность добра, а его, так сказать, низшую ступень. Тем легче было понять магические обращения к "демонам" в самом одиозном смысле.

Но существовала и другая сторона дела, для будней IV-V веков порой более реальная, чем конфликт христианства и язычества. Мистический заговор против власти Христа, конечно, не был симпатичен христианским императорам; но заговор или хотя бы тень заговора против их собственной власти вызывал у них чувства, куда более острые. Между тем всякий языческий теург непременно был гадателем и прорицателем будущего, а к прорицателю в те времена чересчур часто адресовались с вопросом, не произойдет ли в ближайшее время дворцового переворота, не наступит ли конец правлению того или иного императора, не удастся ли самому вопрошающему стать удачливым узурпатором и т.д. Власть все время ощущала себя первым объектом всех оккультных поползновений. Стоит прочитать то, что рассказывается в 28-й и 29-й книгах исторического труда Аммиана Марцеллина о нервозности Валентиниана I по отношению к ведовству и магии. Теургу, если он не соблюдал особой осторожности (как это делали Эдесий, ученик Ямвлиха, и Хрисанфий, ученик Эдесия), ничего не стоило оказаться в самом средоточии придворных интриг, а это было смертельно опасным. Сопатр, еще один ученик Ямвлиха, играл немаловажную роль при дворе Константина Великого, но в конце концов был казнен по обвинению в преступных магических действиях. Та же участь постигла знаменитого Максима, ученика Эдесия, который имел прочную репутацию волшебника и добился неограниченного влияния на императора Юлиана, собрав огромные богатства, но после смерти Юлиана был подвергнут пытке с требованием выдать эти богатства, затем освобожден и возвращен ко двору, однако обезглавлен при Валенте по обвинению в тех же «преступных магических действиях».

Философов с их эзотерической таинственностью легко было заподозрить в заговорщичестве, а подчас и в чародействе, и толпа была подчас не менее подозрительной, чем власть имущие. В Александрии, кипевшей этническими и конфессиональными конфликтами, ненавидевшей центральную власть, для Ипатии, замечательной женщины, которая серьезно занималась неоплатонической философией, оказалась гибельной дружба с префектом-августалом Орестом: египетская чернь вообразила, что Ипатия и Орест соединились на погибель христианскому народу, и в 415 г. Ипатия была зверски растерзана. Одного нельзя сказать ни о смерти Сопатра, ни о смерти Максима, ни даже о много более трагической и несправедливой смерти Ипатии: нельзя сказать, что суеверные современники по невежеству приняли ученых за магов. Ученые сами выдавали себя за магов, и притом с глубоким внутренним убеждением. Конечно, они были жертвами суеверия, однако того суеверия, которое сами обосновывали и распространяли. Чем они точно не были, так это мучениками науки. В лучшем случае они были мучениками языческой религии. Им, духовным детям Ямвлиха, пришлось расплачиваться за оккультистские увлечения своего учителя.

Разумеется и обе неоплатонические академии, в программу которых входило преподавание теургии (с христианкой точки зрения – науки об общении с бесами), вызывали постоянные нападки со стороны церкви. Афинская академия находилась в относительной безопасности – Балканская Греция долго оставалась заповедником язычества, да и после христианизации ее население отнюдь не отличалось фанатизмом. В ином положении находилась академия Александрии, где местная чрезвычайно возбудимая и фанатичная чернь нередко угрожала пособникам бесов расправой. После убийства Ипатии параболаны были разогнаны, но и языческая оппозиция сникла, и в городе наступил длительный период относительного спокойствия. Вскоре все внимание христиан переключилось на догматические расколы – сначала несторианский, а затем монофизитский. Не пожелавшая принять Халкидонский собор Александрия восстала, чернь растерзала православного патриарха Протерия, возведя монофизита Тимофея Элура. Сопротивление было жестоко подавлено императором Маркианом. В правление Льва в Египте фактически был установлен оккупационный режим, а в Верхнем Египте шла возглавляемая монахами партизанская война. Понятно что было не до язычников.

Ситуация кардинально поменялась, когда император Зенон пошел на примирение с мнонфизитами, издав примиряющий «Энотикон», и на александрийскую кафедру взошел выдающийся монофизитский патриарх Петр Монг. Монг на основе Энотикона пытался объединить под своим духовным водительством всех христиан Египта – как монофизитов, так и придерживавшихся халкидонской ортодоксии (центром последних был знаменитый монастырь в Канопусе). Общим врагом естественно были назначены язычники, которые вскоре сами дали патриарху прекрасный повод для нападения.

Схолархом Александрийской академии (занимавшей лекционные залы александрийского Гимнасия) был в то время знаменитый Гораполлон, над «Иероглификой» которого мучилось несколько поколений ученых Нового времени – от Ренессанса до находки Розеттского камня. Происходя из старинного египетского жреческого рода, Гораполлон был жарким приверженцем язычества и неоплатонической теургии, практиковавшейся в академии. Христиане к этому времени составляли не менее половины учащихся, многие открыто высказывали свое отношение к теургии и обстановка в Академии становилась напряженной.

Конфликт вспыхнул в 485 году. Один из студентов случайно обнаружил некое мошенничество языческих жрецов (возможно речь шла об одном из тех хитроумных механизмов, которые когда-то Герон Александрийский конструировал для храмовых чудес), и придал сие огласке. Студенты-язычники попытались расправится с предателем, но на помощь ему пришли христиане, результатом чего стала массовая студенческая драка. Дело получило широкую огласку – и патриарх Петр Монг немедленно воспользовался этим. Наэлектризованная фанатичная толпа александрийцев разгромила последний языческий культовый центр в Нижнем Египте – храм Изиды в Менутисе (один из «городов-спутников» Александрии), где жрецом числился Гораполлон. Самому Гораполлону пришлось бежать (через два года, после того как его бросила жена, Гораполлон в тяжкой депрессии принял христианство и умер монахом).

Петр Монг достиг своей цели – и уничтожил последний языческий центр, и консолидировал христиан. Но он вовсе не желал уничтожения Академии, которая была гордостью Египта. Патриарх желал сделать ее приемлемой для христиан. Ученому совету был предъявлен ультиматум – исключить из академического курса теургию, магию и гадания. Только на таких условиях академия могла существовать дальше.

Преподавательский состав академии оказался расколот. Часть профессоров, которых возглавлял известный философ Аммоний Гермий, предлагала принять условия патриарха ради того, чтобы сохранить древнюю академию. Другая категорически отказывалась, заявляя, что устранение теургии будет отречением от Явмлиха, и соответственно – от ортодоксального неоплатонизма.

В итоге непримиримые, возглавляемые Исидором (воспетым позднее Дамаскием, последним схолархом Афинской академии в сочинении «жизнь Исидора») покинули Александрию и перебрались в Афины. Аммоний Гермий, ставший новым схолархом, приступил к реформированию Академии. Он исключил из курса не только теургию, но и все философские нововведения Явмлиха, вернувшись к неоплатонизму Порфирия. Но в то же время был сохранен ряд изысканий Прокла, особенно логических и математических, и добавлены собственные философские изыски Аммония, сделавшие александрийскую философию «умеренно-номиналистической». В результате появилась система, которую Лосев окрестил «особой формой аристотелизированного платонизма», и которая во второй половине VI века завоевала умы византийской интеллигенции.

________________________________________________________________________________

__________

Петр Монг считал, что оказал академии услугу, избавив ее от «бесовских ритуалов». И он был прав, хотя в несколько иной плоскости. Ибо во-первых в Александрийской академии в результате реформы Аммония воцарилась уникальная атмосфера «чистой научности», чуждая религиозному догматизму – как языческому неоплатоническому, так и христианскому. Христиане теперь заполнили академию и вскоре начали выходить в ее преподавательский состав. В течении целого столетия язычники и христиане преподавали на соседних, а то и одних и тех же кафедрах, вместе занимались учеными трудами. Профессора христиане и язычники могли часами спорить по философским разногласиям – христиане отстаивали трансцендентность божества и творение оным божеством мира из ничего, язычники – концепцию пантеизма и вечности материи. Но ни разу эти споры не были перенесены из плоскости философского дискурса в религиозную плоскость – религиозные вопросы были последовательно вынесены за рамки рассматриваемых Академией предметов.

Во-вторых, лишившись возможности постигать божество оккультными путями с помощью теургии, александрийские философы целиком отдались истинно платоновскому его постижению через выявление законов мироздания. В начале VI века в Александрии наблюдается всплеск интереса к математике, физике и астрономии. Сам Аммоний Гермий (оставаясь язычником и имея в виду богословие неоплатоническое) писал следующее.

«В силу того, что мы не можем сразу от природных вещей подняться к божественным и от того, что всегда и во всем соединено с материей, – к тому, что всегда и во всем отделено от нее, мы руководствуемся в своем восхождении математикой, которая в чем-то соединена с материей и в чем-то отделена от нее. Уча математические предметы и привыкая мыслить о невещественном, нам необходимо восходить к божественным предметам. Вот как говорит об этом божественный Плотин: «Юношам должны преподаваться математические науки, чтобы они привыкали к невещественной природе». Ведь если мы напрямую захотим взойти от естествознания сразу же к богословию, мы ослепнем, как это бывает с теми, которые из темного помещения сразу входят в сильно освещенное. Однако прежде надо побыть в помещении, которое имеет умеренное освещение, а потом уже входить в то, которое сильно освещено. Точно так же после естествознания надо поупражняться в математике, а затем восходить к богословию. В самом деле, математические уроки – это своего рода лестница и мост: они причастны к естественным вещам в силу того, что соединены с материей, и причастны к божественным вещам в силу того, что отделены от материи».

Надо сказать, что наработки неоплатоников сыграли огромную роль в становлении европейской науки. Византия, выбравшись из «темных веков», в эпоху Македонского Возрождения, начала возрождение неоплатонической традиции, в эпоху Пселла снова завоевавшей умы и сердца греческой интеллигенции. Но развитие неоплатонических идей прерывалось внешними катастрофами – сельджукским нашествием и коллапсом Византии во второй половине XI века, и взятием Константинополя крестоносцами в 1204 году. Поздневизантийские мыслители успели восстановить, систематизировать и переосмыслить неоплатоническую традицию, и в XV веке передать ее латинскому западу, где неоплатонические идеи «разбудили» Николая Кузанского и его последователей. Два аспекта неоплатонизма оказались особенно важны для зарождения европейской науки.

1) По мнению неоплатоников, математические свойства составляют истинные и неизменные характеристики реальных вещей. Если взглянуть на небесные сферы в неоплатонической перспективе, становится очевидным, что расчеты, уточняющие положение и движение небесных тел, не являются просто полезными средствами, но обнаруживают упорядоченные структуры и неизменные симметрии, данные Богом сотворенному миру. ". Бог Платона и неоплатоников - геометр, поэтому Вселенная проста в структурном отношении и геометрически упорядочена. И задача исследователя - выявить порядок, эти простые и рациональные структуры, неизменную симметрию.

Именно этот принцип, усвоенный мыслителями Возрождения, послужил стимулом научной революции. По этому поводу ученик Коперника Ретик писал следующее.

«Математики, как и врачи, должны согласиться с тем, чему учит в своих сочинениях Гален: природа не делает ничего бессмысленного, и наш Создатель столь мудр, что любое из Его творений имеет не одну цель, а две, три, а часто и больше.»

Ретик видит правильность теории своего учителя Коперника в простоте и рациональности, свойственных творению Бога.

«Теперь, когда мы видим, что в опоре на движение Земли находит объяснение бесконечное число феноменов, почему мы должны отказывать Богу, Творцу природы, в способности, которую мы замечаем у простых часовщиков? Те всегда стараются устранить в механизмах ненужные шестеренки или те, функция которых может быть с большим успехом выполнена другой шестеренкой после корректировки ее положения. Что же могло помешать моему учителю, математику создать подходящую теорию движения земного шара?»

В обществе, в котором вместо РИ средневекового аристотелизма господствовал бы александрийский платонизм, никому бы не пришло в голову «плодить сущности без необходимости». В реале, когда накопившиеся астрономические наблюдения поставили под сомнение модель Птолемея, арабские, а затем и европейские астрономы для объяснения сиих нестыковок стали громоздить друг на друга эпициклы и эксцентриситеты, чем уже к XIII веку довели астрономическую науку до абсурда. Так что знаменитый король Кастилии Альфонсо Мудрый, глубоко изучивший современную ему астрономию, однажды сострил: «если бы Господь посоветовался со мной, создавая вселенную, я бы дал дельные советы». Для неоплатоника методы Альмагеста были неприемлемы в принципе, и богохульны по сути. Ибо Бог платоников – совершеннейший математик, и не творит ничего лишнего.

«Математический порядок природы непросто понять, но сам по себе он прост; и нельзя произвольно увеличивать число кругов в теории, объясняющей движение планет. Математическая простота - в гармонии и симметрии частей.»

2) Другим аспектом неоплатонического наследия, стимулировавшим развитие науки Ренессанса, стала доктрина «всемирной симпатии», воспринятая мыслителями Ренессанса через так называемый «Герметический корпус». У истоков данной концепции стоял знаменитый Посидоний из Апамеи (он же Посидоний Родосский), современник Суллы и Мария, универсальный мыслитель, указавший пути культурной эволюции на исходе эллинистической эпохи, ознаменовавший собою, по формулировке А.Ф.Лосева, "переход от раннего стоицизма через стоический платонизм к неоплатонизму". Влияние Посидония на философию IV-VII вв. было очень широким; к сожалению, определить границы этого влияния удается далеко не всегда, ибо сочинения самого Посидония утрачены. Опираясь на переосмысленное стоиками учение Гераклита о мировом огне и на идеи платоновского диалога "Тимей", Посидоний в последний раз за всю историю античной мысли предпринял попытку построить всесторонне разработанный натурфилософский образ мира. Он в изобилии привлекал данные естественных наук (особенно географии и астрономии, которыми сам серьезно занимался), но перерабатывал этот материал в угоду умозрительным представлениям мистического свойства. В центре стояла доктрина о таинственной акаузальной связи всех вещей – о "всемирной симпатии", одушевляющей природу. Вселенная Посидония – живой организм, аналогичный человеческому организму, проникнутый трепетными истечениями тончайшего огня, и каждая часть этого организма наделена отзывчивой чуткостью к судьбам других частей. Параллелизм между макрокосмом и микрокосмом, концепция вселенной как живого существа есть суть герметического мышления. Безусловным считается влияние небесных явлений на земные, на события человеческой жизни. Но поскольку Вселенная - живое существо, в котором все части взаимосвязаны и ощущают друг друга, каждое действие и вмешательство человека дает свой эффект и имеет свои последствия. Таким образом, если астрология - наука, предвидящая ход событий, то магия изучает вмешательства в ход вещей, человеческую жизнь и различные события с целью господствовать, управлять и трансформировать действительность по своему усмотрению. Магия - это знание способов действий человека, имеющих целью направить события в нужное русло. Поэтому она выглядит как наука, слитая воедино с астрологическим знанием: астрология указывает на ход событий (желательных или нежелательных), а магия предлагает инструменты вмешательства в ход событий. Магия вмешивается, с целью изменений, в события, "написанные на небе", которые прочла астрология. Эта герметическая «белая магия» в отличии от магии черной не общается с духами и демонами, а выясняет внутренние взаимосвязи природных сил и пытается использовать их в своих целях. Кредо такого мага выразил граф Калиостро в нашем знаменитом фильме «Формула любви» - «я не занимаюсь чудесами, сударь, я действую только в границах физических сил природы».

Современная наука - ее образ, представленный Галилеем и укрепленный Ньютоном, - результат научной революции, в ходе которой, по мере того как набирает силу новая форма знания - современная наука, старая форма знания - магия - постепенно отделяется и порицается как псевдонаука и ложное знание. Неоплатоновская философия, герметизм, астрология и алхимия, с одной стороны, и эмпирические теории и новые идеи знаний, которые прокладывают себе дорогу в этой культурной среде - с другой, имели, однако, такую тесную связь, узлы которой развязывались медленно и с трудом. Идеи неоплатонизма лежат в основе революции в области астрономии, а магико-герметическая мысль оказала существенное влияние на выдающихся представителей научной революции. Коперник был не только астрономом, но и занимался медициной, используя выводимую из доктрины «всемирной симпатии» теорию влияния звезд на организм человека. И невозможно отделить Коперника – герметического медика и астролога от Коперника-астронома, действовавшего как истинный ученый. Отстаивая центральное положение Солнца во Вселенной, Коперник прибегает к авторитету Гермеса Трисмегиста, который называет Солнце "видимым Богом". В свою очередь Кеплер прекрасно знал Corpus Hermeticum; значительная часть труда ученого компилировала теорию эфемеридов. Перед второй женитьбой он не только прислушался к советам друзей, но и предварительно сверился со звездами. Его идея гармонии сфер пронизана неопифагорейским мистицизмом. В работе "Космографическая тайна" по поводу своего исследования "Числа, протяжения и периоды сфер" он пишет: "Удивительная гармония Солнца, неподвижных звезд и пространства, которые соответствуют Троице: Бога Отца, Бога Сына и Святого Духа - воодушевила меня на эту попытку". Уильям Гарвей - ученый, открывший кровообращение, - во "Вступлении" к своему большому труду "О движении сердца" с жаром опровергает идею существования духов, которые руководят деятельностью организма ("Обычно случается, что, когда глупые и невежественные люди не знают, как объяснить тот или иной факт, они тут же обращаются к духам, считая их причиной и творцами всего и выводя на сцену в заключение всех странных историй, как Deus ex machina у рифмоплетов"). Но в то же время, в подражание солярной концепции неоплатоновской и герметической традиции, пишет, что "сердце может... быть названо основой жизни и Солнцем микрокосма, подобно тому, как Солнце может быть названо сердцем мира". Герметизм и алхимия получили отражение и в размышлениях Ньютона.

Итак, присутствие неоплатоновской и неопифагорейской традиций, герметического мышления и магической традиции в процессе научной революции является неопровержимым фактом. Многие из этих идей сыграли огромную роль в зарождении науки (вспомним о Боге-архитекторе в неоплатонизме; о роли природы в учении пифагорейцев; о неоплатоновском и герметическом культе Солнца; о кеплеровской идее гармонии сфер; о теории заразных болезней Фракасторо; о концепции человеческого тела как химической системы или о специфических особенностях болезней и соответствующих средствах лечения, отстаиваемых во врачебной химии Парацельса. Современная историография рассматривает эти идеи как неотъемлемую принадлежность периода научной революции, когда любая отрасль знания или совокупность теорий (в современном смысле слова) имела своего двойника в среде «герметических» искусств. Конечно, одним из наиболее важных итогов научной революции является постепенное (но в некотором смысле - неполное и неокончательное) вытеснение идей магии, герметизма и астрологии из научного обихода. Вопрос в другом: сформировалась ли бы современная наука, не пройдя этапа "уничтожения" результатов развития этих идей в античном и средневековом обществе? Революция в области астрономии получила свое философское обоснование в платонизме и неоплатонизме. А разве не была полезной и плодотворной для науки программа Парацельса, который рассматривал человеческое тело согласно неоплатоническому принципу «всемирной симпатии» как химическую систему? Парацельс ощущал себя герметическим магом и алхимиком, и именно в рамках герметической магии пришел к тому выводу, что тело человека является химической системой из трех элементов – серы, ртути и соли. Ртуть - элемент, общий для всех металлов, сера - основной элемент всех горючих веществ, а соль является залогом устойчивости и сопротивляемости огню. Болезни возникают из-за нарушения баланса между этими химическими элементами, а не "жидкостями", о которых твердили последователи Галена. С деятельностью Парацельса зародилась и получила развитие ятрохимия (iatros - врач), которой удалось достичь больших успехов. Но его объяснения, если взглянуть на них с точки зрения современной науки, выглядят просто фантастическими. Так, например, основываясь на том, что железо ассоциируется с красной планетой Марс и с Марсом - богом войны, который весь в крови и железе, Парацельс с успехом применял (а сегодня мы имеем уже научное обоснование этого) соли железа для лечения больных анемией. В медицинской науке Парацельса смешиваются элементы теологии, философии, астрологии и алхимии, но главным для будущего развития является то, что от взаимодействия идей Парацельса рождается программа исследований, основанных на новой идее: человеческое тело - это химическая система.

Парацельс практиковал применение специфических лекарств против специфических болезней. И в этом случае, хотя сама идея специфичности болезней и лечебных средств впоследствии одержит победу, объяснение Парацельса основано на неоплатонической доктрине и далеко от современного научного. Болезнь специфична, потому что каждое существо, все существующее в природе, - автономно; ибо Бог, создавая все из ничего, в виде семян, "с самого начала задал им определенные функции и дал свое предназначение". Любая вещь развивается "в то, что она уже есть сама по себе". Сила, заключенная в разных семенах и стимулирующая их рост, названа Парацельсом "Архео". Архео – разновидность платоновский идеи и аристотелевской формы, организующее жизненное начало материи, и Парацельс сравнивает его с действием полироли: "Мы были сформированы Богом в трех субстанциях, а затем отполированы жизнью". Как хорошо видно, идея специфичности болезней и соответствующих средств лечения соседствует с объяснением, с точки зрения современной науки, весьма далеким от научного. Как часто случается в истории науки, метафизическая идея оказалась нерадивой матерью (гипотеза вне контроля) хороших детей (контролируемых теорий). Таким образом, Парацельс остается «белым магом», но его магия содержит "положительные" познавательные перспективы: его ятрохимия стремится проникнуть в тайны природы, задавая программу исследований.

________________________________________________________________________________

_

От лирического отступления вернемся в Александрию начала VI века.

Оба вышеперечисленных инструментария – математический и герметический – оказались на вооружении александрийских платоников. Математика была возведена Проклом и Аммонием в разряд «священной науки», и принцип, озвученный еще Платоном – «не геометр да не войдет» - оставался абсолютным критерием проверки. Герметический корпус был сформирован еще в V веке, и обретал наиболее благодарную почву в Египте – ведь согласно традиции Гермес Трисмегист и есть древнеегипетский бог Тот. Здесь следует упомянуть о том, что александрийские греки в массе своей были убежденными патриотами Египта. В соседней Сирии, где в приморских районах греческие полисы угнетали сирийских крестьян, существовал явный национальный антагонизм между греками и сирийцами. В Египте же сама страна была коптской – греческих полисов в Египте практически не было, и местное самоуправление находилось в руках квазимуниципальных организаций сельских общин – пагов. Александрия же, будучи огромным мегаполисом в крестьянской стране, служила местом грандиозного синтеза, где копты с охотой приобретали греческое образование, а греки чтили историю и традицию Египта. Образованные греки охотно приписывали древним египтянам изобретение всех точных и естественных наук, и александрийские интеллектуалы-язычники, принимая христианство, предпочитали стать монофизитами – чисто из египетского патриотизма. Не из сирийской школы, а именно из Александрии выходили выдающиеся богословы монофизитства, такие как Севир Антиохийский. В свою очередь египтяне, направляя свое националистическое чувство против внешнего угнетателя, чтили своих руководителей из александрийской греческой среды – почти все великие александрийские патриархи были этническими греками, но пользовались искренней поддержкой оголтело-фанатичного коптского монашества.

Естественно Гермес Трисмегист был национальным героем Египта. Небезызвестный святой Кирилл Александрийский в своих работах цитирует Гермеса Трисмегиста, причем как дошедшие до нас в составе известного нам корпуса, так и утерянные сочинения. Для христианского епископа Кирилла бог Гермес - это миф, а Гермес Трисмегист - это человек, почитавшийся людьми своего времени и лишь по недоразумению отождествленный с богом. Гермес был древнеегипетским языческим жрецом, но, несмотря на это (несмотря, поскольку для Кирилла быть жрецом - это плохо), считался по мудрости равным Моисею. Надо признать, что для христианского богослова, да еще такого фанатика, как Кирилл, - это высшая возможная похвала. Затем Кирилл упоминает о составителе сборника из 15 герметических книг. Он цитирует первую книгу этого сборника, в которой некий жрец рассказывает о Гермесе, который "разделил весь Египет на области и клеры, обмерил бечевой пашни, провел ирригационные каналы, дал названия номам, учредил разного рода договоры, составил календарь движения звезд, открыл лекарственные травы, изобрел цифры и счет, геометрию, астрологию, астрономию, музыку и грамматику". Следует подчеркнуть, что святой Кирилл ссылается на этот текст как на достоверный источник, т.е. верит в перечисленные здесь заслуги Гермеса, который выступает в качестве своеобразного культурного героя, принесшего Египту блага цивилизации.

Стоит ли говорить после этого о том, какое значение имел герметический корпус для ученых Александрийской Академии?

Итак, с начала VI века благодаря реформе Аммония Гермия наступает расцвет Александрийской Академии, блистающей выдающимися именами. Сам Аммоний Гермий в качестве схоларха целиком отдался разработке философской концепции «александрийского аристотелизированного платонизма». Он был знаменит своими толкованиями Аристотеля (до нас дошел единственный текст, написанный самим Аммонием, комментарий к трактату «Об истолковании»; изданные его слушателями и носящие имя Аммония комментарии к «Введению» Порфирия и к аристотелевским трактатам «Категории», «Аналитика Первая»; а также комментарии Аммония на «Метафизику» и на «Введение» Никомаха, записанные его учеником Асклепием), но А ммоний читал также тексты Платона: толкование «Горгия» слушал Олимпиодор; о комментариях Аммония к «Теэтету» упоминает Асклепий. И хотя слава Аммония основывалась на его комментариях к Аристотелю, при нем в Александрии преподавался развитой курс платоновской философии, вершиной которого было толкования «Парменида» и «Тимея».

Преемником Аммония на должности схоларха стал Евтокий Аскалонит. При Аммонии Евтокий вел в Академии курс математики, геометрии и механики, и большую часть своей научной деятельности положил на возрождение, комментирование и разъяснение трудов Архимеда. До нашего времени дошли такие известные труды Евтокия, как четыре комментария к книгам:

1. О сфере и цилиндре Архимеда.

2. О Архимедовском равновесии.

3. Измерение круга Архимеда.

4. Конические сечения Аполлония.

До сих пор труды Аполлония и труды Архимеда издаются с комментариями Евтокия.

Увлекаясь пифагорейской традицией, Евтокий много времени потратил на задачи, которые оказались бесперспективными (квадратура круга, удвоение куба). По смерти Аммония Евтокий возглавил философскую кафедру, в частности читая курс по Органону Аристотеля. Но он вырастил двух наиболее выдающихся математиков эпохи – Исидора Милетского и Анфимия Тралльского. Да-да, тех самых архитекторов знаменитого храма Святой Софии. Причем если Евтокий оставался язычником, оба его преемника были христианами.

Исидор Милетский возглавил преподавание математики в Александрии после Евтокия. Он разрабатывал теорию конических сечений (оказавшуюся зело актуальной для конструирования «плывущего в в воздухе» купола Софии). Исидор так же комментировал зело актуальное для архитектуры и утраченное ныне сочинение Герона «О построении сводов», в котором много внимания уделялось стереометрическим и механическим проблемам. Его считают изобретателем особого «раздвижного» циркуля для вычерчивания параболы.

Но гораздо более блестящей фигурой оказался его товарищ Анфимий Тралльский, который собственно и стал автором смелого проекта Софии (но счел необходимым привлечь и Исидора). Так же питомец Александрии, Анфимий еще совсем молодым возвел храм Сергия и Вакха при дворце Гормизы в Константинополе, в котором проживал тогда еще комит доместиков и презентальный магистр Юстиниан со своей возлюбленной и будущей супругой Феодорой, чем обеспечил себе дальнейшую блестящую карьеру. Анфимий был ходячей энциклопедией математических наук, гениальным изобретателем, инженером и механиком. Им был написан комментарий к «Введению в арифметику» Никомаха из Геразы, а также трактат «Об удивительных механизмах», от которого сохранился лишь фрагмент «О зажигательных зеркалах», в которых Анфимий пытается реанимировать изобретения Архимеда. В этом сочинении Анфимий описал методы построения эллипса и параболы, развил дальше положения античных теоретиков по оптике и катоптрике.

Данным предметам Анфимий по видимому уделял особое внимание, равно как и опытом с паровым цилиндром Герона (каковому еще долго оставалось быть игрушкой – вплоть до тех времен, когда прогресс в металлургии не позволит создать котел, способный выдержать нагрузки, достаточные для рабочего КПД). Об этом свидетельствует историк Агафий Миринейский, который пишет следующее.

Тогда Анфимий был побежден в суде противником обвинителем, так как не в состоянии был противопоставить одинаковое ораторское искусство. Но он в свою очередь поразил его своим искусством следующим образом. Зинон приобрел отличный дом, очень обширный и красивый, изысканно изукрашенный, в котором он и сам обыкновенно пребывал и угощал друзей. Нижние помещения были с одной стороны близки к дому Анфимия, так что общая крыша соединяла потолок одного и часть постройки другого. Здесь, в различных частях помещения он разместил емкости, наполненные водой, обтянул кожаными крышками, снизу широкими, чтобы охватить сосуды, затем они суживались наподобие труб, прикрепил концы их к доскам и балкам и тщательно закрыл все отверстия, так что весь пар, сколько его содержалось в емкостях, не улетучиваясь и не проходя наружу, свободно поступал вверх, поднимаясь по полым трубам, пока не достигал крыши. Приготовив все это скрытным образом, он подложил сильный огонь под основание сосудов и развел сильное пламя. Тотчас из кипящей воды поднялся вверх пар, сильный и одновременно густой. Так как он не имел возможности распространиться, то он несся по трубам и, сжатый теснотой, с большой силой стремился вверх, пока беспрерывным потоком не ударялся о крышу и всю ее сотрясал и приводил в движение, так что бревна сильно тряслись и скрипели. Бывшие у Зинона были охвачены страхом и ужасом и высыпали на площадь, пораженные бедствием, стеная и призывая на помощь. Он же отправившись в императорскую резиденцию, спрашивал знакомых, как у них произошло землетрясение и какой они потерпели убыток. Когда же они отвечали: «Говори добрые слова, друг», и «прочь», и «пусть никогда этого не будет», и к тому же еще гневались на него, как болтающего такие несуразные с дурным предзнаменованием слова, он не знал, что и подумать. Он не мог отнять у самого себя веры в то, что, как он знал, недавно с ним случилось, и в то же время стыдился дольше спорить со столькими людьми, притом так его порицавшими.

И не только это Анфимий устроил Зинону, но одновременно бросил гром и молнию в его жилище. Он отполировывал диск, приготовленный наподобие зеркала, немного вогнутый, противопоставленный лучам солнца, и различными способами направлял на дом Зинона сильный свет так, что тот ослеплял взоры всех, на кого попадал и заставлял щуриться. Кроме того, конгломератом различных звучащих предметов, приводимых в движение, он производил сильный гул, напоминающий гром, способный привести всех в ужас, так что Зинон, когда с трудом, наконец, понял откуда все это происходит, бросился прямо к ногам императора и обвинял соседа, как злого и преступного человека. Вне себя от гнева он высказал и нечто похвальное для того. Так, подражая поэтическим изречениям, он вскричал в сенате, как бы с иронией, и насмешкой, что он - простой человек, и ему не по плечу бороться одновременно с Юпитером, пускающим громы и молнии, и с Нептуном, потрясающим землю. Прекрасны, конечно, эти проявления искусства, даже если они представляют забавы.

________________________________________________________________________________

_

Но наиболее выдающимся мыслителем Александрийской школы VI века стал Иоанн Филопон.

Выход Филопона на сцену произошел в 520ых годах, когда молодой ученый еще преподавал в Академии один из низших предметов - грамматику. Империя в этот период окончательно христианизировалась, и христиане захватывали ведущие позиции в науке и образовании. В сущности христианство не имело в то время никакой собственной натурофилософии, могущей быть противопоставленной традиционной античной, да и не стремилось ее иметь. Все интеллектуальные усилия Церкви были направлены на разработку догматики и догматические споры. В натурофилософии образованные христиане без сомнений воспринимали традиционные учения античных философов. Вышеописанная концепция математического совершенства Вселенной пришлась зело по душе Святым Отцам как свидетельство бесконечной мудрости Создателя. С энтузиазмом воспринималась образованными христианами и доктрина «всемирной симпатии» Посидония. Знаменитый «Шестоднев» Василия Великого просто пронизан идеей Посидония, да и «всемирная симпатия» упоминается у Василия открытым текстом. Земля в Шестодневе Василия рассматривается практически как живое существо в духе Посидония, мало того, Василий обосновывает концепцию Посидония цитатами из книги Бытия, начиная с библейской фразы «да произведет земля». «Да прорастит земля, да изринет не то, что имеет, но да приобретет то, чего не имеет, поскольку Бог дарует силу действовать,» поясняет свят. Василий Великий. «Земля сама собою должна произрасти прозябание, не имея нужды в постороннем содействии.» Не говорится "И создал Бог траву," но "произвела земля." И позднее Бог не просто создает жизнь, но повелевает стихиям ее проявить: "да произведет вода пресмыкающихся... да произведет земля душу живую." Жизнеродящая сила природы - дар ей от Творца. Земля Божиим словом призывается к творчеству, к самодеятельности. Природа, призванная к движению и росту, оказывается соработником Бога. Тема сотрудничества Бога и творения в интерпретации Василия Великого возникает в Библии еще задолго до того, как впрямую зайдет речь о человеке.

Но именно в данном натурофилософском труде Василия было задето единственное непримиримое «противоречие между религией и наукой» поздней античности. Христианство утверждало что божество трансцендентно, а мир сотворен божеством из ничего. А меж тем вся античная философская традиция утверждала вечность материи и имманентность божества вселенной (пантеизм). В этой точке не могло быть никаких компромиссов. Победившее христианство должно было утвердить свою точку зрения и опровергнуть традиционную. Эту задачу и взял на себя Иоанн Филопон.

Ради этого Филопону пришлось во-первых подвергнуть критике восходящее к Аристотелю учение о том, что небо состоит из эфира и таким образом кардинально отличается от т.н. подлунного мира, состоящего из четырех элементов: земли, воды, воздуха и огня. Вместо идеи Аристотеля о том, что небеса состоят из эфира, Филопон предлагает вернуться к идее Платона, что небесные тела состоят из огня. Огонь - это один из элементов подлунного мира, поэтому, согласно Филопону, получается, что небесные тела состоят из элемента подлунного мира и, следовательно, между надлунным и подлунным миром не оказывается непроходимой пропасти. Доказав, что небеса могут состоять из огня, Филопон делает вывод что небеса могут изменяться, опровергая главный аргумент своих противников, утверждавших, что небо вечно в силу своей неизменности.

Прокл и неоплатоники приводили разнообразные аргументы в пользу того, что небеса состоят из элемента, отличного от тех, из которых состоит подлунный мир. Например, они говорили, что небесные тела не могут состоять из огня, поскольку небесные тела движутся вокруг центра мира, а огонь движется вверх от центра мира к своей сфере прямолинейным движением. Весь дух античной физики был задан Аристотелем, для которого первородным, идеальным (и, следовательно, единственно достойным серьезного изучения) состоянием движения было умиротворенное, равномерное движение по окружности небесных сфер, которое по Аристотелю должно было царить в надлунном мире.

Вскоре Филопон увидел что против его концепции направлена вся теория движения Аристотеля – и ничтоже сумняшеся занес на нее кощунственную руку.

Во-первых, самую причину естественного движения, иначе говоря — причину силы тяжести, Филопон видит не в притяжении центра мира, как Аристотель, а, следуя за Платоном, в стремлении каждого тела соединиться с тем местом, где сосредоточена основная масса той материи, из которой это тело состоит. Во-вторых, и это представляется самым важным, Филопон решительно отрицает основное утверждение аристотелевской механики, что скорость падения естественно движущегося тела пропорциональна его весу. При этом он нередко ссылается на проведенные им эксперименты, и в данном случае предлагает бросить с одной и той же высоты два тела различного веса, причем ясно обнаружится, что разница в скоростях их падения будет весьма мала; при сравнительно же небольших различиях в весе, например, если одно тело будет вдвое тяжелее другого, разницы в скорости вообще не будет заметно.

Приведенное утверждение Филопона в корне подрывало самое основание всей античной механики.

Однако Иоанн Филопон не остановился на этом. Следующая серия экспериментов была проведена с падением тел различного веса через среду с различной сопротивляемостью – конкретно через воздух и через воду. Полученные выводы Филопона о влиянии среды, в которой происходит движение, на скорость этого движения относятся как к области естественного движения, так и особенно к области движения приобретаемого. Не соглашаясь с утверждением Аристотеля о том, что скорость эта обратно пропорциональна плотности среды, а, следовательно, в абсолютно разреженной среде, т. е. в пустоте, скорость будет бесконечна, что невозможно (чем и доказывалась невозможность существования пустоты), — Филопон считает, что естественное движение в пустоте имеет определенную скорость. Сопротивление среды действительно уменьшает эту скорость, но отсутствие этого сопротивления только оставляет эту скорость нетронутой. А так как нигде не сказано, что эта скорость как таковая бесконечно велика, то и утверждение Аристотеля об обратной пропорциональности скорости и плотности среды неправильно.

Это учение об определенной скорости падения тел в пустоте, несомненно, заимствовано Филопоном у атомистов, которые, начиная с Демокрита, совершенно определенно проповедовали его.

Наконец, очень большое значение на дальнейшее развитие механики оказали выводы Филопона по вопросу причине движения брошенного тела, или, что то же самое, о способе передачи и распространения приобретаемого движения. Уже у Аристотеля появляется впервые понятие импульса — "импето", который не вполне ясным и понятным образом, передаваясь через среду, приводит в движение брошенное тело. Филопон кладет это же понятие в основу своих представлений о приобретаемом движении, но решительно видоизменяет его. В его концепции среда не играет никакой роли; импето, при приведении тела в движение, передается этому телу, и пребывает в нем, постепенно убывая, до того момента, когда движение прекращается. Филопон утверждает, что бросающий снаряд сообщает ему некоторую движущую силу (kinetike dynamis ), которая продолжает его двигать. Таким образом, по этой теории оказывается опровергнутым одно из основных утверждений Аристотеля о необходимости непосредственного и непрерывного соприкосновения двигателя и движимого.

В значительной части мнения Филопона, более или менее резко и радикально противоречащие основам механики Аристотеля, восходят к учению Демокрита и прочих атомистов. А кроме того - обосновываются ссылками на эксперименты.

Таким образом христианин Филопон, взявшись философски обосновать христианский догмат сотворения мира, попутно вдребезги разнес теорию движения Аристотеля. А ведь ни для кого не секрет, что именно эта теория, сакрализированная поздней схоластикой, оказалась главным тормозом на пути научной революции во времена Галилея.

Реакция Афинской Академии, где сохранялся «канонический» неоплатонизм в стиле Явмлиха, была бурной. Еще ранее афинские профессора Дамаский и Исидор поливали грязью реформатора Александрийской Академии Аммония Гермия, называя его отступником от истины, корыстным и продажным изменником. Работы Филопона, отвергавшего вечность материи, подрывали самые основы канонического неоплатонизма. К тому же они играли на руку христианской церкви, а последнее поколение афинских неоплатоников отличалось лютой ненавистью к победившему христианству. Дамаский открыто критиковал христианство, навлекая на Афинскую академию угрозу закрытия. Но это не смущало Дамаския. Он оставался верен идеям Прокла. Мировой процесс, мыслимый как круговращение и вечный возврат, есть для богов Прокла предмет их смеха. Победа христианства и прекращение почитания богов есть явный знак того что очередной мировой цикл завершается, и скоро мир сгорит в очередном мировом пожаре. Так стоит ли заботится о сохранении Академии и ее традиции?

Против Филопона выступил Афинский профессор Симлиций Киликийский. Симплиций отличался широкой эрудицией в математике и астрономии и был сам не чужд эксперименту – в одной из его работ описываются результаты взвешивания бурдюка после откачки из него воздуха. Но в полемике с Филопоном Симлиций выступил в традиционном для явмлиховского неоплатонизма догматическом духе. Симплиций называет Филопона «представителем новомодной болтовни» (под которой неприкрыто разумеется христианство), чей платонизм поверхностен, в силу чего он не может понять и утвержденной Явмлихом глубокой согласованности и непротиворечивости учений Платона и Аристотеля.

Конец полемике положил другой «представитель новомодной болтовни» - император Юстиниан. Ознакомившись с трудами Филопона, Юстиниан понял, что в Александрии перекинут прочный мостик между христианством и античной наукой, и теперь можно разделаться с афинскими фрондерами, не опасаясь «выплеснуть ребенка вместе с водой». Юстиниан конфисковал имущества Афинской академии и запретил преподавание полного ее курса (то есть – явмлиховского неоплатонизма с теургией и оккультизмом). Наоборот, Александрийская Академия во все правление Юстиниана пользовалась неизменным покровительством императора, не смотря на то что во главе ее во все царствование Юстиниана стояли язычники – сперва Евтокий Аскалонит, а затем Олимпиодор Младший.

В пресловутую «эпоху Просвещения» закрытую Афинскую академию оплакали как последний факел светлого античного знания, погашенный христианским мракобесием. Роль же, да и само существование поздней Александрийской Академии старательно замалчивались. Не то было в эпоху Ренессанса. При прочтении двух главнейших произведений Галилея – «Диалог о двух главнейших системах мира» и «Беседы», после издания которых Галилея и потащили в святую инквизицию, очевидно, что все главнейшие аргументы, выдвигаемые оппонентами Галилея против гелиоцентрической системы и в пользу неподвижности Земли были основаны на теории движения Аристотеля. И именно эту теорию Галилею прошлось разгромить. При этом Галилей совершенно очевидно ориентируется на уже известные в ренессансной Италии труды Филопона, и неоднократно ссылается на Филопона в своей работе «О движении». А в двух вышеуказанных судьбоносных произведениях, построенных в форме платоновского диалога, своего оппонента Галилей называет….. Симплицием. И с сарказмом обращается к нему: «однако, синьор Симплиций, выдвигайте доводы, свои или Аристотеля, а не ссылайтесь на тексты или авторитеты, ведь наш разговор - о чувственном мире, а не о бумажном».

________________________________________________________________

Юстиниан не ошибся в своем расчете. Пусть во главе академии при нем еще стояли язычники – но профессорские кафедры постепенно оккупировали христиане, не говоря уже о студенческой массе. Последний языческий схоларх Александрийской Академии, Олимпиодор Младший, умерший в том же году что и Юстиниан, вел кафедру философии, при этом не пренебрегая и естественными науками – он развил учение об отражении лучей от зеркальной поверхности (катоптрика) и учение об оптических измерениях (диоптрика). Из комментария к «Горгию» очевидно что слушатели лекций Олимпиодора были христианами, а Олимпиодор при этом не скрывал своей принадлежности к язычникам: „Нужно заметить, что и мы знаем, что первая причина, бог, — един, то есть мы знаем, что нет множества первых причин". "Философы полагают, что есть единое начало всего и единая первейшая надмирная причина". "И не думайте, будто философы почитают камни и изображения как богов: просто мы, живя с опорой на ощущения, не можем подступиться к бестелесной и невещественной силе, и изображения были придуманы ради напоминания о тамошнем, то есть ради того, чтобы, взирая на них и им поклоняясь, мы приходили к мысли о бестелесных и невещественных силах".

Языческий платонизм Олимпиодора уже не нашел для себя продолжателей. Следующие схолархи Александрийской академии, Элиас (Илия), и Давид, преподававшие философию в Александрии в 570ых-80ых годах, были христианами. Об этом свидетельствуют их имена и отдельные пассажи в их сохранившихся текстах. Давид, армянин по национальности, известный под прозвищем Давид Непобедимый (согласно традиции в качестве профессора он не потерпел ни единого поражения в диспутах) сформулировал кредо Александрийской Академии.

В своей теории познания Давид исходит из того перечня основных вопросов, стоящих перед научной мыслью, который был дан Аристотелем во "Второй Аналитике" (II книга, 1 и 2-я главы), изменяя лишь их порядок. Подобно Элиасу, на первое место при исследовании какого-либо предмета он ставит вопрос, существует ли предмет исследования независимо от нашего сознания или он существует лишь в нашем воображении и мышлении. С этой точки зрения Давид делит все предметы исследования на объективно существующие (как, например, человек, лошадь) и объективно не существующие (например, козло-олень), и, сверх того, говорит еще о предметах сомнительной реальности (например, антиподы). Реально существующее, по Давиду, бывает двоякого рода: 1) чувственно воспринимаемые материальные вещи и 2) умопостигаемые предметы. К умопостигаемому миру, по учению Давида, относится Бог, являющийся единым началом всего существующего. Давид не принимает неоплатоновского учения о познании бога путем мистического экстаза, но, подобно Элиасу, он говорит об интеллектуальном познании бога как первоисточника движения в мире.

После решения вопроса о реальности или нереальности исследуемого предмета наше познание, по учению Давида, должно поставить второй вопрос: что есть исследуемый предмет? затем третий вопрос: какими качествами он обладает? и, наконец, четвертый вопрос: почему или для чего он существует?

Научное познание необходимо потому, что многое в природе не обнаруживается непосредственно, но содержится в скрытом виде. Нужно выведать у природы то, что скрыто. В этом и состоит задача науки.

Давид признает пять ступеней познания: ощущение, представление, мнение, рассудок и разум. Ощущение он материалистически понимает как результат воздействия внешнего мира на человека и вместе с тем отмечает, что ощущение дает лишь частичное знание, знание единичных вещей. Представление тоже относится к чувственному знанию и тоже дает лишь частичное знание. Оно имеет своей основой ранее бывшее ощущение, но в отличие от него имеет место при отсутствии внешнего предмета.

В отличие от ощущения и представления мнение, согласно учению Давида Непобедимого, уже выходит за рамки чувственно единичного, поскольку в нем содержатся умозаключение и обобщение.

Давид, следуя учению, данному Платоном в диалоге "Теэтет", признает два вида мнения: мнение необоснованное и обоснованное. Первый вид мнения еще ограничивается единичными суждениями, второй вид уже входит в область общих суждений. Таким образом, мнение является той ступенью познания, на которой совершается переход от чувственно единичного к рационально общему знанию.

Рассудок представляет собой рациональную форму познания. При его помощи мы открываем основания и делаем теоретические выводы.

И, наконец, разум есть самая высшая ступень рационального познания, посредством которой достигаются наивысшие всеохватывающие обобщения. Отдельные науки (математика, например) мыслились Давидом как сфера действия рассудка, а философия--как сфера разума. Давид говорит, что не следует доверять ощущениям, так как они нас могут обманывать. Так, весло, опущенное в воду, кажется надломленным, солнце кажется во много раз меньшим, чем оно есть на самом деле. Ограниченность чувственного познания Давид видит в том, что оно не открывает нам причин явлений, не дает ни обобщения, ни обоснования выводов.

Научное знание Давид определяет как знание всеобщее, безошибочное и неизменное. Таким образом, в понимании научного знания он стоит на метафизической позиции абсолютной истины.

Все науки, по учению Давида, получают свои принципы из философии. Философия есть наука о сущем как таковом; она есть искусство искусств и наука наук.

В своей теории познания Давид Непобедимый материалистически решает основной вопрос философии: он признает существование объективного материального мира, который своим воздействием вызывает у человека ощущения, и защищает положение о познаваемости мира, о познаваемости сущности вещей. В то же время Давид принимает духовное начало наряду с материальным и возвышает Бога над материальным миром как первопричину движения.

Последним схолархом Александрийской Академии стал Стефан Византийский, труды которого почти не дошли до нас. Уцелел лишь фрагмент комментария к третьей книге «О душе» Аристотеля, комментарий к трактату «Об истолковании», и комментарий к астрономическим таблицам Теона Александрийского (отца Ипатии) «Объяснение метода удобных таблиц Теона посредством индивидуальных приемов».

_______________________________________________________________________________

В 619 году Александрия была взята и разграблена персидской армией Хосрова Парвиза. Академия «рассыпалась розно». Стефан бежал в Константинополь. По окончании войны Ираклий назначил его схолархом Академии Константинополя, где Стефан стал преподавать платоновскую и аристотелевскую философию, квадривиум, алхимию и астрологию. Но схоларх не мог заменить целой научной школы – а александрийская платоническая школа погибала безвозвратно. На истощенную империю обрушилось арабское нашествие. В Александрии, взятой арабами, потом отбитой византийцами и снова взятой арабами, сгорели последние ростки былой школы.

Еще ранее лангобарды «вбомбили в каменный век» Италию, а славяне – Грецию. Вскоре нашествие обрушилось на центр империи. За VII век в Малой Азии не осталось ни одного не разрушенного города. В Константинополе осталась лишь малая часть прежнего населения; многие кварталы опустели, на улицах рос бурьян, и уцелевшие несколько десятков граждан упорно трудились на оборону. Науками и философией заниматься стало некому. Исчез былой полис, во времена Юстиниана еще составлявший низовую основу управления, исчезла психология полисного гражданства. Разрушены были былые театры, ипподромы и акведуки, замолкли речи политиков, адвокатов и риторов. На месте былых полисов теперь стояли кастроны, заселенные воинами. Горожан и куриалов сменили воинственные крестьяне и их вожди - фемные стратеги.

Необходимой оказалась мобилизация общественного сознания в направлении формирования новой доктринальной системы, построенной на постулатах избранничества и провиденциализма. В противовес идеологии джихада была выработана своя теория священной войны во имя торжества православия. В таковой идеологии нетерпимость и фанатизм, сопровождаемые известным сужением кругозора, увы являются неизбежными элементами. Классические традиции теряют смысл; переживание преемства власти и культуры, восходящего к античным временам, перестает быть актуальным. Рафинированная имитация древних образцов уже не находит читателей. При этом в рамках специфической духовной ситуации вульгаризация литературы неизбежно должна была вылиться в ее сакрализацию; удельный вес жанров, связанных с жизнью и запросами церкви и монастыря, подавляет все прочие. Народно-монашеские формы, оттесненные в VI в. на периферию литературного процесса, оказываются теперь господствующими.

Так погибла Позднеантичная цивилизация, и наступили «темные века».

Как отмечалось выше, в Византии с эпохи Македонского возрождения началось восстановление платонической традиции. Но в силу обрушивавшихся на империю катаклизмов поздние византийцы успели лишь восстановить, осмыслить, и… передать западу.

Меж тем на востоке арабы с IX века начинают плотно интересоваться науками. Но оказавшиеся их учителями сирийцы передали арабам свое видение философии и – Аристотеля в качестве безусловного авторитета. Арабы так и не изменили этому авторитету, равно как и геоцентрической системе Птолемея – когда накопленные наблюдения разошлись с ней, началось нагромождение эпициклов и эксцентриситетов. Безусловно была принята и аристотелевская теория движения, не смотря на то, что труды Филопона были знакомы арабам. Филопона превозносит основатель арабской философии аль-Фараби, его цитируют Ибн Сина и аль-Хорезми – но никто не выступает против авторитета Аристотеля. Мировоззрение, следовавшее из физики и метафизики Аристотеля, ограничивало физический эксперимент естествознанием, наблюдением за природой, наблюдением ее равновесия и безмятежного покоя.

Западная Европа воспринимала философию от арабов, и вместе с ней – «авторитет Аристотеля». Мало того, схоласты высокого средневековья, пытаясь «согласовать разум и веру», притянули к концепциям Аристотеля и Птолемея «подтверждающие» цитаты из Ветхого завета, тем самым сакрализировав их. И когда наконец началось Возрождение – этот сакрализированный аристотелизм послужил причиной пресловутого конфликта между религией и наукой.

________________________________________________________________________________

_____

Итак, рассмотрев имевшиеся в РИ на текущий момент таймлайна тенденции культуры, науки и философской мысли, можно сделать следующие выводы.

1) Александрийский платонизм (а отнюдь не аристотелизм) в ближайшие столетия будет господствующим в Средиземноморье направлением философской мысли. Ибо в РИ он на конец VI века господствовал в умах византийцев и оказал кардинальное влияние даже на Церковь – богословие было переосмыслено в рамках александрийской философии, что привело к новому витку христологических и триадологических споров, появлению монофелитства и «богословской революции» Максима Исповедника.

2) В таковой ситуации станет невозможным тот изврат, к которому прибегали в РИ средневековые астрономы, цепляясь за систему Птолемея. Ибо «небеса должны быть простыми», и иного платонику не понять. Тем более что и на текущий момент таймлайна авторитет Птолемея далеко не безусловен, тот же Прокл выражал сомнения в его системе, хотя и не принимал гелиоцентрику.

3) А это означает, что когда к веку X накопится объем наблюдений доказывающий неправоту Птолемея – его система окажется беззащитной, ибо подпорка, которую она имела в РИ в виде теории движения Аристотеля, уже выбита Иоанном Филопоном (авторитет коего в этом мире будет зело велик). И в XI веке геоцентрическая модель с треском рухнет, уступив гелиоцентрической ее законное место.

4) Возобладание гелиоцентрической системы произведет тот же переворот в умах, что и в РИ. Меняется образ мира, рушится его картина, все подвергается сомнению – и новому поиску истины. И тогда к услугам искателей окажется Герметический корпус, любовно хранимый александрийскими платониками.

5) Все это произойдет в момент когда Малый Климатический Оптимум разогреет Средиземноморскую экономику – стремительное развитие городской промышленности, «борьба грандов с пополанами», «городские революции» в полисах (которые в этом мире никуда не делись с античности), вполне себе ренессансная атмосфера. Для полноценной научной революции не хватает лишь печатного станка, но ежели греки сами не додумаются (все ж таки спрос рождает предложение, а спрос на книги будет зело велик), то в крайнем случае с учетом сохранившихся морских связей по Индийскому океану ноу-хау легко будет позаимствовать в Китае.

6) Для всего этого нужно будет всего лишь избежать Великого Кризиса начала VII века (что уже практически удалось), и отбросить муслимов обратно в пески (что без кризиса будет не сложно).

7) Как и обещал коллеге Крысолову…. Все выше сказанное в общем (с несущественным отклонениями) актуально и для мира долгоживущего Феодосия. Вот за МЮХ не поручусь.

Возможно кто-то меня оспорит. Но во всяком случае, как сказал классик жанра, «мир уже никогда не будет прежним» :D .

Мир императора Германа - обсуждение

2256 сообщений в этой теме

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Создайте учётную запись или войдите для комментирования

Создать учётную запись

Войти