Сто дней Ижевска

[master1976]

Archer,постарайтесь показать вдумчиво, бережно. Трагедия людей, брошенных в горнило Гражданской и у каждого своя истина.

Без ценных указаний об идейно верной линии, конечно, никак.

Литература без идеи?Как вы себе это представляете коллега?

Блин , можно хоть здесь , в "Литературке" , обойтись без всего этого???

А что вы к Серджио прицепились? Попросите коллегу Урус-хая не давать своих ЦУ автору.

А вообще интрига заинтересовало. Это как это товарищь попаданец в облике чекиста собирается внедрятся к Ижевцам? Я даже не могу себе представить методу. Скажет - это я вам звонил предупредить про поезд? отведите меня к товарищу (кто там в Ижевске был за главного)?

Коллега Урус-хай по-моему и не думал давать никаких ЦУ.А цепляния действительно ни к чему.Тема гражданской войны и противоборства двух сторон несколько щепетильна,на мой взгляд.Вот и обсуждение текста дало свои плоды.

По тексту-не чувствуется специфика той эпохи.искусственность и некая театральность образов героев.Добавить фразеологического смысла,героев дать более выпукло,чтобы правда жизни чувствовалась,а то создается впечатление,что присутствуешь на очередной реконструкции.Но это мое сугубо личное мнение.Автору респект.Надоедает звягинщина и его попаданцы в генерал-адмиралов.И тема выбрана-хотя и несколько стандартизированная,но не заезженная.

[Владислав]

Литература без идеи?

Про литературу и идею я все уже написал в 8 классе в "Что Пушкин хотел сказать пуком Швабрина"

Как вы себе это представляете коллега?

Вне школьной программы

[Урус-хай]

Про литературу и идею

и какую отметку поставили за такое специфическое заглавие сочинения?

[Крысолов]

Литература без идеи?Как вы себе это представляете коллега?

Мда... Иногда мне становится жалко этих людей...

Коллега Урус-хай по-моему и не думал давать никаких ЦУ

Да ну?

Тема гражданской войны и противоборства двух сторон несколько щепетильна

Угу. Американцы не знали и разрешили заезжему казаху снаять фильм про то как их национальный герой вампиров ловит. Ну тупыыые!

По тексту-не чувствуется специфика той эпохи.искусственность и некая театральность образов героев.Добавить фразеологического смысла,героев дать более выпукло,чтобы правда жизни чувствовалась

В плане? Тут чел первый день, обживается. На мой взгляд нормально все. Эти люди ему вообще никто. Еще и волнуется что кому-то там пуля пальцы оторвало.

[master1976]

Литература без идеи?Как вы себе это представляете коллега?

Мда... Иногда мне становится жалко этих людей...

Коллега Урус-хай по-моему и не думал давать никаких ЦУ

Да ну?

Тема гражданской войны и противоборства двух сторон несколько щепетильна

Угу. Американцы не знали и разрешили заезжему казаху снаять фильм про то как их национальный герой вампиров ловит. Ну тупыыые!

По тексту-не чувствуется специфика той эпохи.искусственность и некая театральность образов героев.Добавить фразеологического смысла,героев дать более выпукло,чтобы правда жизни чувствовалась

В плане? Тут чел первый день, обживается. На мой взгляд нормально все. Эти люди ему вообще никто. Еще и волнуется что кому-то там пуля пальцы оторвало.

Пожалейте лучше себя,раз у вас столько жалости и искреннего переживания.

Американцы-нация поставленная с ног на голову.Мне их экзерсисы ни к селу ни к городу.Мне"Вишневый сад"милее,нежели потуги заезжего казаха на голливудской земле и происки национального героя вкупе с вампирами.

Я говорил о деталях,позволяющих более достоверно прочувствовать ситуацию, произведение.

[Крысолов]

Пожалейте лучше себя

А что мне себя жалеть? Жив, здоров, при бабле, и не считаю что у литературы должна быть идея :-)

Американцы-нация поставленная с ног на голову

Ну тупыыыыыые, ага

Я говорил о деталях,позволяющих более достоверно прочувствовать ситуацию, произведение

Например? Как по мне - так вроде показана этакая вот сбивчивая картина мира, попал из огня да в полымья.

Хотя попаданство - грех!

[moscow_guest]

Особенно если он в свою бытность чекистом начудить успел.

Не успел. По тексту он только что приехал, а тут восстание.

[Wilkas]

Надеюсь, что хоть этот роман будет писаться быстро и до победного конца.

[Archer]

Запираться, наверное, не имело смысла. Поэтому под пристальным взглядом Федичкина я, как удав перед кроликом, покорно развернулся и зашагал к остальным «товарищам». Полковник кивнул и вроде бы потерял к нам интерес.

Остальных пленников пока оставили при паровозе, там же осталось и несколько десятков ижевцев. Похоже, они собирались перегнать оба поезда в город. К нам же присоединили еще троих пленных из первой партии. Среди них был и Бабушкин. Выглядел он ужасно - лицо превратилось в бледную восковую маску, рубашка на плече вся пропиталась кровью, к тому же он прихрамывал на левую ногу. И только у него, несмотря на ранение, были связаны за спиной руки. Кто-то из наших, Банников, кажется, поддерживал его, чтобы он хоть как-то мог идти.

Стиснув зубы, Саша молчал, глядя прямо перед собой. И только когда его подвели к нам, сказал, как выплюнул:

- Кто… приказал сдаться?

Я скромно потупился, но, видимо, кто-то указал на меня.

- Савушкин?! Это предательство! Пойдешь под трибунал.

Вот человек! Ему жить остается всего ничего, а он только о трибуналах думает! Отвечать я не стал. А что тут ответишь? Прочие товарищи также меня игнорировали.

«Носы теперь, значит, воротим», - подумал я. – «А ничего, что я полтора десятка ребят спас, которых вы тупо под пули подставили? Герои, блин…»

Всех нас, - коммунистов-чекистов, - вместе с половиной своего отряда Федичкин отправил в Ижевск пешим порядком. Видимо, не терпелось расправиться с нами. Я шел самым последним, а следом за мной двое конвойных с винтовками наперевес. Остальной отряд передвигался без всякого порядка. Многие ижевцы болтали, обсуждая подробности боя, до нас то и дело доносились шутки и смех. Жаль, что я оказался не с той стороны. Ну да ладно, посмотрим еще.

Глядя на жалкие остатки нашего отряда, я вспомнил, что позже, уже в эмиграции, Федичкин превратит эту стычку в сражение чуть ли не эпических масштабов. В своих воспоминаниях он напишет, что в плен было взято «несколько сотен» большевиков. Ага, щаз. Вот они мы – эти «несколько сотен». Представлены аж шестью «комиссарскими сволочами». Любит, получается, прихвастнуть, наш полковник… Это стоит запомнить. Это, друзья мои, многое о нем говорит.

Конвоем командовал молодой человек лет двадцати пяти в старой военной форме, но тоже без погон. Его лицо показалось мне чем-то знакомым, но как ни старался, я не мог вспомнить, кто он такой. Странно, учитывая, что всех деятелей восстания, чьи фотографии сохранились, я вроде должен был помнить.

Я заметил, что он так же поглядывал на меня чуть нахмурившись, как человек, который пытается что-то припомнить, но только когда мы прошагали около километра, он подошел ко мне и уже хотел что-то сказать, однако, бросив взгляд на других пленных, видимо передумал. Вместо этого он обернулся к конвойным.

- Семен! – сказал он высокому мужику с седыми усами, в котором за версту чувствовались все фронты Первой мировой. – Головой за них отвечаешь. А мне надо вот с этим потолковать. Мы немного отстанем, потом нагоним.

- Но как же, вашбродь…

- Да сколько уже тебе повторять?! Нет у нас больше «ваших благородий», Семен. Не можешь разве без этого?

- Никак нет, вашбродь! Привык. Не могу никак по-другому!

- Ну, дело твое. Да ты не волнуйся. Он от меня не уйдет.

- Слушаюсь, вашбродь!

Мы отстали от всех шагов на десять и «его благородие» вытащил две сигарки.

- Курите? – спросил он.

- Не откажусь.

Мы закурили и некоторое время шли молча.

- Не узнаете меня? – спросил он вдруг. – Или вид делаете, господин поручик?

- Не имею чести.., - осторожно ответил я в старинной манере.

«Что это еще за поручик?!», - подумал я ошарашено. «Неужто «Савушкин? Чекист?! Хотя… Бывали ведь у большевиков и такие. Один Брусилов чего стоит. Должен же и Савушкин был что-то до революции делать. На знакомого, что ли, нарвался? Поосторожнее надо быть».

- Ну, как знаете, Александр Владимирович. А вот у меня память хорошая, не жаловался никогда. Вот только никак не думал, что у красных вас встречу. Как это вас к ним занесло?

Я не знал, что на это сказать и молчал. По всему видно, Савушкин оказался не так прост, как я о нем думал. Надо же – поручик! Или этот парень сильно ошибается. Но ведь он правильно назвал мое имя!

Мое молчание он истолковал по-своему.

- Да что вы, в самом деле! Неужто меня и правда не помните?! Ведь мы же встречались на фронте! Прапорщик Рощин, 22-й Нижегородский. Три года назад, под Горлице, ну? Вы мне тогда, можно сказать, жизнь спасли. Помните, когда немцы на наш патруль выскочили?

Я лихорадочно думал, как бы тут не спалиться. Значит, Савушкин служил в старой армии…. Но если этот Рощин и правда меня знал, то, скорее всего, недостаточно хорошо. Поэтому я решил ответить неопределенно:

- Возможно. На фронте всякое было. Всего не упомнишь.

- Я такого не забываю, - сказал он, глубоко затянувшись. – Но никак вас у красных встретить не ждал. Да еще в нашем Ижевске… Что вы здесь делаете?

- Прикомандирован к здешней ЧК распоряжением Вятского областного комитета, - ответил я в соответствии с документом.

- Так вы еще и чекист! Ну да, надо полагать, раз вас с этими отправили. Да еще и полковник особо насчет вас мне говорил…

Он резко остановился. Я тоже. Рощин курил, часто затягиваясь, пока чуть не обжег пальцы. Потом отбросил окурок. За это время колонна ушла от нас еще дальше.

- Не стоило бы вам говорить, конечно, но вы же и сами понимаете. В Ижевске вас расстреляют. С чекистами у нас разбираются быстро. Допросят – и к стенке. Я не могу этого допустить. Бегите. Я вас не стану задерживать.

- А вы? Что своим скажете?

- А… Скажу что-нибудь. Это уж мое дело. Но должен же я с вами за тот разъезд расплатиться!

Я прикинул плюсы и минусы его предложения. Минусов получалось больше.

- Благодарю. Но вынужден отказаться.

- Как?! – он мне не поверил.

- Предпочитаю добраться до Ижевска. А там посмотрим.

Он с минуту смотрел на меня.

- Вы странный человек, поручик. Мне об этом еще тогда говорили. Теперь и сам вижу. Ну, если так…

Мы снова зашагали вдоль железной дороги. Рощин достал флягу и протянул мне.

- Вина?

Я отхлебнул. Хорошее вино. Только крепкое.

- А ничего, что с пленным большевиком распиваете?

- Так ведь тут случай особый, - хмыкнул он и тоже отпил. – И все-таки я не пойму – такой человек, как вы и вдруг с ними! Это же кровопийцы настоящие. До чего страну довели!

- Всякое в нашей жизни бывает, - туманно ответил я.

Мы постепенно догоняли колонну.

- У меня очень странное чувство, поручик, - сказал он вдруг, снова остановившись и тронув меня за плечо. Пришлось выдержать его пристальный взгляд. – Мне кажется, что я просто обязан помочь вам. И это даже не связано с тем, что вы жизнь мне спасли там, под Горлице. Мне кажется… Нет, это же просто глупость какая-то!

- Что вам кажется?

- Не знаю даже, как выразить… Я ведь, собственно, знал-то вас всего ничего. Пару дней, можно сказать. Но вот такое чувство, будто нас с вами какое-то родство связывает. Глупость конечно!

Глупость? Да… Или – нет? Перед глазами вдруг все завертелось. Почему мне казалось смутно знакомым его лицо? Но я не мог видеть его на фотографиях – теперь я это знал точно. Я уже перебрал все возможные варианты! Нет, тут было что-то другое. Рощин… Фронт… Горлице… Не может быть! Но если…

- Послушайте, - спросил я, разом охрипшим голосом. – Вы там были ранены? Под Горлице? И получили Георгиевский крест?

- Ну вот, помните, значит.

- Ваш отец был родом из Владимира? Оттуда в Ижевск перебрался?

- Точно так. Но как вы узнали?

- Так просто. Подумалось.

- Все это очень странно… Пойдемте.

Все встало на свои места. Да, мы были родственниками. В некотором смысле. Девичья фамилия моей бабки была Рощина. Ту же фамилию, конечно, носил и ее отец. Ну и его отец, соответственно. Вот он сейчас и вел меня под конвоем. Прапорщик Рощин, который, судя по виду, был лет на пять меня младше, приходился мне пра-прадедом. Зашибись просто!

До сих пор я не думал, что могу встретить здесь родственников. Но если подумать, почему бы и нет? Но какая же неожиданная встреча-то, а?! С ума можно сойти. Я даже вспомнил, что бабка терпеть не могла этого георгиевского кавалера. Говорила она о нем мало и неохотно. Бросил семью, ушел с Колчаком. И пропал. Такая вот, значит, судьба ожидает бравого прапорщика Рощина. Ну, хоть не погибнет он здесь, получается. Вот взять бы, да рассказать ему, кого он ведет сейчас на расстрел. Я чуть не расхохотался. Может быть, в этом случае меня даже не расстреляют. А упекут в сумасшедший дом, например.

Какое, кстати, интересное совпадение. Оказывается, товарищ Савушкин не совсем уж чужая мне личность, раз спас на фронте моего прямого предка. Ведь если б не он, не было бы меня пожалуй в проекте… Да нет, чушь! Прадеду сейчас лет восемь. Он уже родился, когда Рощин попал в переделку под Горлице, так что в любом случае мое будущее существование на тот момент было уже обеспечено. Но все равно интересная такая случайность. Очень интересная…

А может, зря я тем благородным предложением не воспользовался? Вдруг не сработают все мои хитрые замыслы, и завтра Федичкин прикажет меня к стенке поставить? Или даже уже сегодня. Нет, не может быть! Чтобы я, со всеми моими знаниями, и не выкрутился? Да ерунда! Как-нибудь уж разберемся. В общем, не вешать нос, гардемарины!

Так вот, посвистывая себе под нос бодрый мотивчик, я дошагал до Ижевска.

Изменено 15 Jan 2013 пользователем Archer

[master1976]

По-воро-тец,скажу я вам...

[Крысолов]

Это все Ирка, стерва, мутит, зуб даю!

[Сибиряк Комнатный]

А что вы к Серджио прицепились?

И в мыслях не было. Скажу больше , меня одинаково коробят обвинения друг друга , как в "поцреотизме" , так и в "либерастии". Выглядит это по меньшей мере , некрасиво.

По тексту-не чувствуется специфика той эпохи.искусственность и некая театральность образов героев

Интересно , а как описать чувства человека , попавшего из нашего "здесь и сейчас" , в "хрен знает куда"? Попробуйте поставить себя на место ГГ.

И тема выбрана-хотя и несколько стандартизированная,но не заезженная.

Я бы не назвал Гражданскую войну особо популярной темой. Да и ГОСТов в ней нету. Тема тяжелая , как и сама Гражданская война. Это трагедия как отдельных людей , так и всего народа. Кто пытался отсидеться , тому и досталось по самое "не могу".

У коллеги Арчера свои соображения , раз он поднял эту тему.

Это все Ирка, стерва, мутит, зуб даю!

Хм , а не придется ли к стоматологу обращаться? За зубными протезами? С автора станется...

Так вот, посвистывая себе под нос бодрый мотивчик, я дошагал до Ижевска.

Верной дорогой идете , товарищ! Или все же господин? :sorry:

[master1976]

Гражданин.

[moscow_guest]

Уже и потерянный прадедушка образовался!

Начинает припоминать одну из серий фильма "Квантовый скачок". ;)

[Archer]

Открывавшийся с южных холмов вид на город заставил меня на секунду остановиться. Я бы и дольше простоял, рот разинув, но, боюсь, народ бы не понял. Пришлось идти дальше, как ни в чем не бывало, хотя, глядя на расстилавшуюся передо мной панораму, я с трудом мог сдержать волнение.

Это был Ижевск, но не тот, к которому я привык. Прежде всего, он был меньше. Там, где в мое время шумели жилые районы, раскинулись непроходимые леса и болота. Сразу бросалось в глаза отсутствие района вокзала с его многоэтажками и всякими промышленными предприятиями. Самого вокзала тоже не было еще и в помине - он будет построен где-то в пятидесятых, нынешняя же станция располагалась дальше к северу, но до нее мы не дошли, свернули на Казанскую улицу. Я знал, ее как улицу Азина – того самого комдива, что будет штурмовать город через три месяца. По ней ворвется в Ижевск красная конница…

В целом, заречная часть изменилась мало. Те же кварталы деревянной застройки, лепившиеся друг к другу дворики с огородами. Могло показаться, что время в этом районе остановилось и, невозмутимо пройдя сквозь двадцатый век, он дошел до наших лет в своем первозданном виде.

Вдалеке, на берегу пруда, дымили трубы Завода, там был центр города, его Нагорная часть, лучшие кварталы с каменной застройкой, место жительства состоятельных горожан. Еще дальше сверкали на солнце купола Михайловского собора. В моё время теряющийся на фоне высотных домов, сейчас он возвышался на Горе, как бы доминируя над окружающей местностью.

Издалека Зарека выглядела очень аккуратно – улицы и переулки пересекались здесь строго под прямым углом, создавая впечатление идеального порядка, но стоило нам вступить на эти самые улочки, как в глаза бросилась убогость домишек – грязные, кривые, косые, некоторые вообще стояли заколоченными и вроде как давно брошенными. Приличных домов, в которых не стыдно было бы жить, встречалось на нашем пути довольно мало, а ведь Казанская улица была, можно сказать, главной тогдашней «магистралью». Это чувствовалось и сейчас. Движение здесь было весьма оживленным. Телеги, возы и пешеходы то и дело попадались нам навстречу. Многие шумно приветствовали возвращающийся с победой отряд, узнавали знакомых, останавливались, болтали с солдатами.

Казанская улица тянулась через всю Заречную часть, упираясь в большой квартал, застроенный более аккуратными домами, выкрашенными в синие, желтые и зеленые цвета. Вместо огородов здесь были разбиты вишневые и яблочные сады. Среди зелени и крыш возвышались два высоких минарета. Это была татарская слобода. Среди грязной Зареки она выделялась, словно какой-то сказочный город, может потому и не дожила до наших дней - в мое время на ее месте дымили цеха «Ижстали».

Глядя на степенных обитателей этих домиков, будто старавшихся перещеголять друг друга красотой тюбетеек, и слыша татарскую речь, я вспомнил, что слобода эта выставит на защиту Ижевска отдельную татарскую роту. В последние дни Восстания она получит приказ прикрыть северное направление, и будет держаться против Особой Вятской дивизии. Выполняя приказ, татары не отступят ни на шаг, в последней рукопашной схватке они погибнут почти все, но вместе с ними в северных болотах останутся лежать сотни латышских стрелков, а полк Володарского, понеся чудовищные потери, откажется идти в наступление. Войти в город с севера большевики так и не смогут…

Идя по Долгому мосту, я видел выбоины от пуль, напоминавшие, что два дня назад тут шел бой. В наши дни их, конечно, не видно – мост много раз перестраивался. За мостом я начал узнавать городские кварталы. Добротные каменные жилые дома тянулись вдоль Базарной, многие из них будут стоять здесь и сто лет спустя. Я шел по Базарной и, вертя головой по сторонам, думал, что если бы в наше время убрать несколько торговых и строительных центров, а с домов поснимать вывески заседающих там контор, кафешек и магазинов, эта улица будет такой же, какой я видел ее сейчас. Обитатели этих домов очень бы удивились, расскажи я им, что вот здесь вот будет модное кафе, а тут – книжный магазин. Перед пожарным управлением я чуть не остановился. Это было невероятно, но и в наши дни здесь находилась пожарная часть. Вот только каланчи не было.

Поднявшись выше, мы, наконец, оказались в Центре. То есть, это я привык называть его Центром, но здесь это была Базарная площадь. Главным ее отличием от знакомой мне панорамы было отсутствие здания ДК «Ижмаш». Вместо его серой громады открывался великолепный вид на пруд и заводские корпуса на плотине. Тут же стояла Михайловская колонна – точная копия питерского Александрийского столпа, с которой уже в следующем году расправятся большевики.

А вот Александро-Невский собор посреди площади был в точности таким же. Ну, а чего удивляться? Его ведь реконструировали по старым фотографиям. Не пройдет и двадцати лет, как этот величественный шпиль и огромный купол снесут большевики, а в обрубке собора откроют кинотеатр. А спустя еще шестьдесят, следуя веяниям времени, колокольню и купол отстроят вновь, и храм снова распахнет двери для верующих. Единственное, чем отличался этот храм от того, каким он будет в мое время, это тем, что я не видел большой таблицы с расценками, типа «Крещение – 500 рублей, венчание – 2000 рублей, отпевание – 1000 рублей» и часами работы. И я даже подозревал, что сейчас там крестят и отпевают бесплатно, а двери собора открыт в любое время.

Вообще, как мне показалось, город жил совершенно спокойно, может даже не вспоминая, что совсем недавно на этой площади свистели пули и лежали убитые и совершенно не думая, что вот-вот вокруг Ижевска развернутся ожесточенные бои с большевиками.

Работали лавки и магазины, на площади шла бойкая торговля, стояли крестьянские возы – воскресный день, ярмарка в самом разгаре. Покрикивали друг на друга возчики, по деревянным мостовым прогуливались под ручку какие-то барышни и господа, шныряли стайки детей.

«Ожил рабочий, и ожил Завод…»

А ведь похоже на правду. Я не видел своими глазами, как тут жили при большевиках, но по книгам и сохранившимся описаниям вырисовывалась мрачная и тревожная атмосфера – аресты, насильственная мобилизация, подступающий голод. Теперь же я видел, как прохожие только что не подмигивали друг другу – смотри, мол, как зажили-то, как зажили!

Да, восьмого августа Ижевск вздохнул полной грудью, сбросив оковы военного коммунизма и продразверсток. На прилавках снова было изобилие продуктов – крестьяне, едва прослышав о возвращении свободной торговли, спешили на рынок с возами муки, круп, мяса и масла, а рабочие, получив наконец давно не виданные зарплаты, торопились порадовать семьи подзабытым обильным столом.

Всего за два дня исчезла целая армия отчаявшихся уже безработных, которые еще недавно слонялись по улицам, в надежде занять денег и с горя купить дешевого самогона. Новая власть немедленно приняла на завод старых рабочих, уволенных большевиками за то, что не приняли новый порядок, всех, кто готов был вновь занять место в мастерской – Ижевску требовалось много винтовок.

Если горожане еще не поняли этого, то в Доме Советов и Военном отделе сидели более дальновидные люди. Мало того, нынешние руководители Ижевска как будто выучили наизусть известное изречение дедушки Ленина: «Оборона – смерть любого вооруженного восстания».

Восставший против большевиков Ижевск не собирался обороняться. Он собирался наступать. Вот-вот прибудут сюда посланцы воткинского «Союза фронтовиков», прося прислать им винтовки и поскорее двинуться на Воткинск. Власть большевиков падет там через шесть дней. Силы восставших значительно возрастут, и они начнут наступление по всем фронтам, чего никак не ожидают красные, до которых все еще не дошли масштабы происходящего. Да что там! У них даже в голове не укладывается, как это мог восстать против «власти рабочих» рабочий Ижевск.

На углу Базарной и Троицкой стоял Дом Советов, а перед ним начинался спуск к набережной. Никаких ступеней там еще не было, вниз бежала простая утоптанная грунтовка. Осенью здесь должно быть были сплошные слякоть и грязь, а сейчас лежал толстый слой дорожной пыли. Здесь наш отряд разделился. Многие группками разошлись по улицам, другие подались к крыльцу Дома Совета. С пленными к заводу отправились человек десять. Как я и думал, нас решили разместить в подвалах под заводской башней.

Спускаясь к набережной, я смотрел на огромное зеркало пруда. Непривычно было видеть его без труб «Ижстали» со столбами дыма чуть не до самого неба на том берегу, но в целом пруд выглядел очень знакомо, чего не скажешь о самом береге. Одетой в гранит набережной с ажурным ограждением, на котором молодожены любят по традиции оставлять замки с гравировкой, не было и в помине, но Завод…

Завод все так же стоял на плотине. И также возвышалась над ним башня будущего «Ижмаша». Знакомые куранты отсчитывали время, а над ними посматривал на пруд двуглавый орел. Недолго ему остается смотреть - взяв штурмом Ижевск, большевики сбросят его с башни и утопят в пруду. Говорят, он все еще лежит там, на дне…

Таким я увидел старый Ижевск в свой первый день в нем, и, глядя на его улицы, я как-то даже забыл, что направляюсь не куда-нибудь, а в тюрьму. Но как только мы ступили за ворота Завода, мне сразу же об этом напомнили.

[Сибиряк Комнатный]

а над ними посматривал на пруд двуглавый орел. Недолго ему остается смотреть - взяв штурмом Ижевск, большевики сбросят его с башни и утопят в пруду. Говорят, он все еще лежит там, на дне…

А проверить не хотите? Найдете , будет что гостям показывать , с гордостью. А на ФАИ фотокарточку пришлете , для отчета о проделанной работе. ;)

[Archer]

Рощин сдал нас угрюмому великану в рабочей блузе с красной повязкой на рукаве. На повязке был изображен черный Андреевский крест.

- Ну, как там? – спросил тот, пожимая руку бывшего прапорщика. – Всех тварей побили?

- Как видите, - сухо ответил Рощин. Мне показалось, что он не очень расположен общаться со здешним хозяином. - Этих разместите у себя, Иван Антонович. Пусть пока посидят. Полковник сказал, ими займется контрразведка.

- Найдется местечко, - кивнул Иван Антонович. – Ха! И этот гаденыш здесь, я смотрю. Ну что, допрыгался, сопля красная?

Бабушкин молчал. Только губу нижнюю прикусил.

«Большой Иван» кивнул своим людям и к нам подошли трое парней с такими же повязками. Эти не церемонились - погнали к башне прикладами и пинками. Меня тоже собрались приложить, но не успели. Рощин быстро шагнул вперед:

- Постойте! Этого пленного разместите отдельно от остальных. Накормите и обращайтесь получше.

Иван уставился на меня:

- И за что же это ему такое отличие? Что за важная птица? Что-то я его не припоминаю… Не заводской что ли? Но, сдается мне, такая же красная мразь, как все. По роже видать.

- Приказ полковника.

- Ну ладно, раз так. Начальству виднее. Хотя вот по мне бы было, так я бы и его и тех остальных вот сейчас к стенке. А то развели с ними цацки-мацки!

Он отвернулся и Рощин торопливо сказал мне:

- Сделал для вас, что мог, поручик. Мне пора. Домой забежать надо, да потом обратно на позицию. Но я еще поговорю о вас с полковником. Может быть, как-нибудь удастся вас вытащить. А то бросали бы эту глупость, переходили бы к нам! У нас офицеров много, и для вас место найдется. И опыт ваш пригодится - чувствую, недолго нас в покое оставят.

- Все может быть.

- Так вы подумайте. Время у вас будет, - невесело усмехнулся он. – Да, вот еще. Если повезет вам выбраться, адрес мой Церковная, 10. Ну, или в войсках ищите. Не забудете?

- Не забуду. Спасибо.

- Возьмите вот, - он кинул мне сигареты. – Что ж, до свидания. Надеюсь, еще увидимся. Да, и с Иваном поосторожнее будьте. Приказ, конечно… Но не любит он ваших! Зол очень. Сына три дня тому потерял. Хороший парнишка был. Гимназист…

К счастью, воспользоваться этим советом мне не пришлось. После того, как меня обыскали, - при этом отняли документы и, что было для меня важнее, фотографию, - Ивана я больше не видел. А вот остальным заключенным повезло меньше.

Меня разместили в темной сырой коморке, примерно два на два. Наверно, какое-то подсобное помещение. Под потолком была узкая щель, из которой задувал ветер, выходила она, скорее всего, во двор. Здесь же, в подвале, но уже в общих «камерах», содержали и остальных. Вечером мне принесли ужин – миску овсяной каши с маленьким кусочком рыбы и горбушкой черного хлеба, а также кружку воды. Обслуживал меня щуплый мужичонка с рыжими щетинистыми усами. Мне он не представился и про себя я назвал его «Крысенышем». Когда он ставил мой ужин прямо на пол, - стола мне, естественно, не полагалось, - из коридор донесся истошный вопль.

- О! – оскалился Крысеныш. – Твоих красных дружков допрашивают. Красиво поёт!

Он еще немного постоял, слушая дикие крики, потом подмигнул мне и вновь запер дверь. Я перевел дух. Есть мне сразу как-то расхотелось.

Крики продолжались около получаса, то затихая, то вновь врываясь в уши. Мне не хотелось и думать, что там творили с пленными большевиками. Может быть, это пытали Бабушкина, а может кого-то еще. От мрачной окружающей обстановки и этих криков мне было не по себе.

Градус взаимного ожесточения нарастал с каждым днем, и с каждым новым боем он будет все выше и выше. Это ведь еще только начало. То ли здесь будет твориться, когда в Ижевск явится господин Юрьев, который пока что трудится скромным бухгалтером на Воткинском заводе. Недолго ему остается бухгалтерствовать…

Часики тикают. В полумраке своего каземата я особенно остро чувствовал эту пульсацию времени. Здесь, как нигде, ощущался растущий сгусток черной ненависти, который мутной пеленой накроет обе стороны, заставляя творить инфернальные зверства. Белый террор… Красный террор…Какой ужасный контраст с мирным городом, оставшимся там, наверху!

Ненависть будет заполнять овраг на Карлутской телами пленных большевиков. Их будут убивать штыками, жалея пули. Она будет роиться вокруг «барж смерти» на Каме – этих плавучих концлагерей. Ее пламя охватит Святогорские села, где каратели Степана Барышникова, - именем этого садиста тоже обзовут потом ижевскую улицу! – будут сжигать крестьянские дома вместе с их обитателями. Ненависть будет сочиться с разлетевшейся по красным частям фразы Троцкого «после войны все разойдутся по домам, а ижевцы и воткинцы по гробам». И ей же будет пропитан приказ по армии, в котором Ленин потребует «сравнять Ижевск с землей». Потом, правда, чуть поостыв, он вспомнит, что оружейный завод - вещь слишком ценная, чтобы равнять его с землей и текст приказа немного изменят…

Нестерпимо хотелось курить, но рощинские сигареты вместе со всем прочим изъяли у меня при обыске заботливые тюремщики. Делать в камере было нечего, и я решил, что лучше всего завалиться спать. Время быстрее пройдет. Но это было легче решить, чем сделать. Спать тут можно было только на грубой доске, положенной на деревянные козлы. Не знаю, что это было такое – может, старый верстак или еще что-то подобное. Ни матраса, ни одеяла с подушкой мне, понятно, не полагалось.

Я вспомнил, как Рощин просил обращаться со мной получше. Если это считалось «получше»… Хотя, возможно, в это понятие у Ивана входило не пытать и оставить арестанта в покое. Что ж, хоть на этом спасибо. Ворочаясь на своем «верстаке» я надеялся только, что здесь я не засижусь. Должны же меня вызвать наверх для допроса! Вот тут мы себя и покажем. Пока же я тщательно обдумывал, что буду говорить, как отвечать на вопросы. Опасался еще, что не успею додумать, если прям с утра вызовут.

Впрочем, как вскоре выяснилось, я сильно переоценил значение своей персоны. Или у полковника Федичкина нашлись более важные дела. Следующий день мне пришлось провести все в той же камере. Да и ночь тоже. Никто про меня не вспоминал, если не считать Крысеныша, который два раза принес мне еду, а ближе к вечеру расщедрился на охапку соломы. Спать на соломе было удобнее, но не намного. И хотя я провел в подвале менее двух суток, мне казалось, что я сижу тут уже целую вечность.

Провозвестником новой жизни оказался все тот же Крысеныш. Утром тринадцатого августа вместо завтрака он принес мне полные надежды слова:

- Выходи, краснопузый. На допрос поведут.

Изменено 18 Jan 2013 пользователем Archer

[Archer]

А проверить не хотите? Найдете , будет что гостям показывать , с гордостью. А на ФАИ фотокарточку пришлете , для отчета о проделанной работе.

Я не настолько опытный дайвер ))

[Пулеметчик]

http://okrest.narod.ru/vostan/znamena/mater/znamen.htm - Пишут, что вроде как одно из повстанческих знамен

[Archer]

Пишут, что вроде как одно из повстанческих знамен

Да, это воткинские револьверы. А у ижевцев были скрещенные винтовки на шевронах и повзяках. но это позже уже, поначалу часто просто писали "Ижевск" и/или рисовали андреевский крест.

Кстати, любопытно, что в войсках Колчака поначалу существовала полноценная "Воткинская дивизия", но "Ижевская бригада" (по сути полк с приданными частями) - это потом уже ее тоже в дивизию развернули. ПМСМ это свяано с большими потерями ижевцев при боях за город в ноябре 1918 - не хватило людей для формирования дивизии. А вот воткинцы отступали организованно и Воткинск не обороняли. Отсюда существовавшая все время некоторая напряженность в отношениях между двумя этими частями. Ижевцы часто упрекали воткинцев, что те не пришли на помощь Ижевску в последние дни восстания.

Поэтому современная песня МДП "Ижевская дивизия" исторически не точна (хотя там вообще такое "напели", что настояющую АИ соорудить можно ), а вот аутентичный "Ижевский полк", написанный в 1919-м как раз точно передает положение вещей.

Изменено 19 Jan 2013 пользователем Archer

[Archer]

- Здравствуйте, Савушкин. Не знаю уж, как к вам правильно обращаться. Господин поручик? Или товарищ чекист?

Полковник Федичкин смотрел на меня, постукивая пальцами по столу. Его кабинет в Военном отделе удивлял шкафами с пустыми полками. Возможно оттуда только что повыкидывали залежи марксистской литературы.

Конвоир усадил меня на жесткий скрипучий стул напротив письменного стола и по приказу полковника вышел, прикрыв за собой дверь.

- За вас меня очень просил Рощин. Расписал ваши подвиги на фронте. А после того, что мне стало известно, - он щелкнул по лежавшей перед ним на столе бумаге, - Мне самому любопытно с вами поговорить. Отвечать готовы?

- Разумеется, полковник.

- Мы допросили Бабушкина и знаем, что в Ижевск вы прибыли шестого числа. Якобы по заданию Вятского областного комитета большевиков. У вас имелась сопроводительная бумага, из которой следовало, что вы сотрудник ЧК. Бабушкин в этом уверен, хотя и очень зол на вас за то, что вы приказали своим сдаться мне. Почему вы это сделали?:

- Не дожидаться же было, пока всех перестреляют. У Бабушкина не было шансов. Это ведь засада была. Я знал, что вы нас ждете. Вам об этом рейде из Агрыза сообщили. Начальник станции, если не ошибаюсь.

- Откуда вам это известно?

«Из твоих же собственных воспоминаний», - подумал я.

- А я вообще многое знаю, господин полковник. Но, как видите, вместо того, чтобы заложить начальника станции, я отправился с Бабушкиным и сдался вам при первой возможности.

- Это я вижу. Хочу знать, для чего?

- Может, мне с большевиками не по пути.

Федичкин не торопясь достал сигарету и закурил. Я смотрел на него, глотая слюну. Мне он, однако, не предложил.

- И это слова чекиста? – сказал он. – Или вы никакой не чекист? Откуда у вас эта бумага?

Он подвинул ко мне изъятое у меня удостоверение.

- Очевидно из Вятки. Здесь же написано.

- Написано… Незадолго до нашего выступления Бабушкин телеграфировал в Вятку, прося подтвердить ваши полномочия. Чистая формальность, конечно, как он думал. Но ответ из Вятки пришел, только достался он уже нам. Оттуда сообщили, что никакого Савушкина они знать не знают и в Ижевск не направляли. Рекомендовали арестовать вас до выяснения обстоятельств. Так кто вы такой, Савушкин?

Вот это пироги с котятами! Но что же мне теперь говорить?! Весь тщательно продуманный план разговора летел к чертям. Придется импровизировать.

- Вы правы, я не чекист. Бумага эта - фальшивка. Но мне надо было попасть в город так, чтобы большевики на меня внимания не обратили.

- Однако вы выбрали для этого странный способ! Цель вашего прибытия в Ижевск?

Я бы и сам хотел это знать. Но что сказать полковнику? И это должно быть хоть как-то похоже на правду, иначе, - я чувствовал, - это может плохо для меня кончиться.

- У меня есть здесь одна знакомая.

- Кто именно?

- Ее зовут… Маша.

Полковник тщательно затушил сигарету в пепельнице, затем порылся в бумагах и показал мне ту самую фотографию.

- Вот эта девушка?

- Да.

- «С любовью от Маши», - прочел он вслух. – Ваша невеста?

- Нет. Просто знакомая.

- Вот как? В таком случае вы должно быть знакомы и с профессором Штерном?

Я занервничал. Конечно, я не был знаком ни с каким Штерном, тем более профессором. Был ли с ним знаком Савушкин? Вот вопрос! Я чувствовал, что совсем заврался, но просто не знал, что мне говорить.

- Должно быть так.

- И он может подтвердить вашу личность?

- Я надеюсь.

- Хорошо. Мы это проверим. Сразу же, как закончим наш разговор. Пока же я все-таки хотел бы услышать, с какой целью вы прикидывались чекистом?

- Я хотел вам помочь. Если бы большевики считали меня своим, я мог бы принести пользу делу восстания.

- Каким же образом вы собирались «принести пользу»?

Эх, была не была! Ничего другого все равно в голову не приходило.

- Пороховой склад!

- Что?

- Я не дал им его взорвать. Это я сделал так, что ключи остались в военном отделе.

- Предположим. Это трудно проверить, но предположим. Почему же, в таком случае, после этого вы не оставили Бабушкина, а бежали с ним до Агрыза и потом с ним же вернулись в Ижевск?

- Я не мог уйти, не вызывая подозрений. Меня бы расстреляли.

Федичкин взял со стола карандаш и принялся вертеть его в пальцах.

- Вот что, Савушкин, - сказал он, наконец. – Ваш рассказ мне не нравится. Вы ничем не можете подтвердить свои слова. Как мне вам верить? Возиться с вами мне некогда, других дел полно... Знаете, о чем я сейчас думаю? Сразу вас расстрелять или оставить в тюрьме, пока не найдется достаточно времени, чтобы вами заняться. Враньем вы только ухудшаете свое положение. Говорите правду!

- Я так и делаю.

- Ложь! Вы были в Ижевске шестого. Мы сами тогда не знали, когда сможем открыто выступить против большевиков. И никто не мог этого знать. Так кому вы собирались помогать? А если собирались, почему не вышли на связь хотя бы с Союзом? Вы же не могли не понимать, что ваша липовая бумага прикроет вас только до телеграммы в Вятку! Вы не могли не понимать, что у вас будет максимум два-три дня до того, как вас арестуют! Что вы собирались успеть за это время? Вы не могли знать…

- Мог!

- Что?

- Я мог знать. И знал.

Я шел ва-банк.

-Откуда, черт вас возьми?!

- У меня есть некоторые способности, скажем так, предвидеть события.

Федичкин на глазах поскучнел.

- Держите меня за идиота? Думаете выкрутиться, изображая из себя медиума? К вашему сведению, я не верю в подобную чушь. Уверен, кстати, что и вы тоже.

- Я не утверждаю, что я медиум или кто-то в этом роде. Но это не чушь и я могу доказать.

- Ну, докажите. Интересно будет на это взглянуть. Что вам для этого нужно? Блюдце? Свеча? Что там у вас еще?

- Мне ничего не нужно. Я не шарлатан, как вы изволили думать. Так… Сегодня у нас тринадцатое. Примерно два часа назад вам сообщили о движении красных на Гольяны. Кто-то из железнодорожных служащих сообщил, если не ошибаюсь. Сейчас у красных там около двухсот человек пехоты, кавалерийский эскадрон и пулеметная команда.

Карандаш замер в руках полковника.

- Как вы узнали? Вы же были под арестом. Или вам кто-то… Но это же совершенно не возможно!

- Более того. Вы собираетесь послать туда отряд штабс-капитана Куракина на двух блиндированных поездах.

- Вы не можете этого знать, - медленно выговорил он, изумленно глядя на меня. – Я говорил только с Куракиным. Вот буквально до вас…

- Ну, вот видите, - усмехнулся я. – Работают способности, значит.

- Что вы еще можете рассказать?

- Пока это всё.

Федичкин молчал. Я поерзал на стуле. Стул заскрипел.

- Кого вы представляете, Савушкин? – спросил он вдруг. – Вы эсэр? Анархист? Масон?

- Я представляю только себя.

- В наши дни так не бывает. Все какую-то партию поддерживают… Но допустим. Допустим, я вам поверил и дал вам свободу. Что вы будете делать?

- Отправлюсь на Базарную, 25.

- Это понятно. Я вас сейчас сам туда отправлю. Надо же нам послушать, что о вас скажут ваши… знакомые. Но потом что вы станете делать?

- Это зависит от того, что ждет меня на Базарной.

- Хорошо. Если за вас поручится Павел Самуилович, я, возможно, вас отпущу. Однако не теряйтесь поручик, очень вас прошу. Нет, я даже настаиваю на этом. Я сейчас распоряжусь на ваш счет.

«Какой еще Павел Самуилович? Какой профессор Штерн?», - думал я. Ведь я-то надеялся встретить там девушку с фотографии, кем бы она ни была!

- Постойте, полковник, можно вопрос?

- Слушаю.

- А вы откуда знаете… Павла Самуиловича?

- Ну как же! Он заказывает… заказывал у нас на заводе какие-то детали машин. Со странностями человек. Чудаковатый. Впрочем, у вас может быть и другое мнение. Вы ведь… знакомый его племянницы.

Он достал новую сигарету, но на этот раз, прежде чем закурить, взглянул на меня.

- Курите?

- Да! Если можно…

«Хороший знак», - подумал я, с наслаждением прикуривая первую за двое суток сигарету.

Табак у полковника был вполне себе неплохой. Лучше, чем та пачка, которую я нашел в у себя в кармане. Но кто же такой этот Штерн? Вот черт! Получается, этот тип, которого я и в глаза не видел, будет сейчас решать мою судьбу. Я изо всех сил напрягал память. Полковник назвал его профессором. Много ли профессоров было в то время в Ижевске? Да ни одного! Откуда?! А если бы такой появился, неужели следов не оставил? Таких, чтобы где-то попался на глаза мне, там, сто лет спустя.

Штерн, Штерн… В голову ничего не приходило. Может, Федичкин назвал его профессором просто для красного словца? Вполне возможно. Нет, я ничего не мог вспомнить. Оставалось одно – ждать. И надеяться на лучшее.

Изменено 19 Jan 2013 пользователем Archer

[wizard]

Цель вашего прибытия в Ижевск?

коллега самый простой ответ --организация антикоммунистического подполья с целью освобождения государя императора.

и назвать пару фамилий с юга типа генерал Май-маевский послал.

Проверить невозможно.

Вариант 2 офицер, убил чекиста, под его прикрытием хотел попытаться создать антисоветстку. организацию и поднять восстание, вы опередили.

Ссылка опять на некую тайную организацию.

а так

[moscow_guest]

Вариант 2 офицер, убил чекиста, под его прикрытием хотел попытаться создать антисоветстку. организацию и поднять восстание, вы опередили.

Не прошло бы. "Чекиста" же, как выяснилось, в природе не было. Засыпался бы с ходу.

Изменено 19 Jan 2013 пользователем moscow_guest

[Archer]

В дежурке Военного отдела мне пришлось мариноваться часа два, любуясь видом из окна на оружейную фабрику Евдокимова – в наши дни в ее корпусах расположился хлебозавод. Присматривал за мной все тот же «Крысеныш», время от времени отпуская свои фирменные остроты. Его общество и примитивный юмор настолько мне уже надоели, что когда явившийся, наконец, в дежурку какой-то коротышка в фуражке и офицерском мундире велел ему быть свободным, я несказанно обрадовался.

- Штабс-капитан Куракин, - представился офицер. – Полковник поручил мне проводить вас к господину Штерну.

Сказать, что я был потрясен – ничего не сказать. Вот этот маленький человечек – Куракин?! Вопреки всем правилам вежливости я, не скрываясь, уставился на него. И понять мой интерес было несложно.

Штабс-капитан Куракин – самая загадочная личность среди командиров Восстания. Единственный, чья фотография до нас не дошла. Неизвестными остались даже его имя-отчество. Он появляется, словно из ниоткуда, на страницах воспоминаний всех, кто писал о тех днях. Гений партизанской войны. Командир, - говоря современным языком, - "спецназа" ижевцев. Его отряд был на самых опасных участках фронта, и всюду его сопровождала удача. В первые дни, когда будущая Прикамская народная армия еще только лишь создавалась, именно он со своим небольшим отрядом умелыми маневрами и внезапными ударами будет сдерживать рвущиеся к Ижевску превосходящие силы Антонова-Овсеенко. Его отчаянно-смелый рейд на Сарапул приведет к полной дезорганизации Второй армии, а рискованная переправа через Каму и взятие Камбарского завода на время выключат из игры корабли Волжской флотилии. Под Елабугой он столкнется с будущим маршалом Блюхером и заставит легендарного красного командарма прятаться по лесам. Одним ему ведомым способом, он пробьется в Самару, пройдя насквозь через фронт красных, и попытается донести до Директории, насколько важно удержать Ижевск, но все будет напрасно. Генерал Болдырев выслушает его, но в помощи будет отказано. И тогда Куракин вернется в обреченный Ижевск, чтобы принять участие в последних боях.

После падения Ижевска следы штабс-капитана Куракина теряются. Его имя будет идти самым первым в составленных ЧК списках особо разыскиваемых ижевских контрреволюционеров, но его так и не смогут найти, а когда чекисты будут допрашивать его бывших бойцов, ни один из них ничего не расскажет о судьбе штабс-капитана…

- Полковник собирался вас расстрелять, - буднично сообщил мне Куракин, когда мы вышли на улицу. – Вы его не убедили. Он посчитал вас слишком опасным человеком.

Видимо он ожидал моего ответа, но я настолько опешил, что не смог ничего сказать.

- Однако, у вас выдержка поручик!

- Я так понял, он передумал, - выдавил я, наконец.

- Нет, - усмехнулся штабс-капитан. – Но я просил его повременить. Ваш случай показался мне интересным. А, кроме того, я ценю опасных людей. В общем, теперь я за вас отвечаю.

- И что это значит?

- Выглядите вы не очень, поручик, - сказал он, не отвечая на мой вопрос. – Да и есть, наверное, хотите. Ну, ничего, будем надеяться, у Штерна вас накормят, а там зачислим вас на довольствие. Вы ведь не откажетесь вернуться на службу? Слышал, горите желанием нам помочь.

Он, прищурившись, посмотрел на меня. Альтернатива «желанию помочь» была мне ясна.

- Я… Да, конечно.

- Так и думал. Считайте, вы зачислены в мой отряд. Если, конечно, мне понравится то, что я сейчас услышу.

Судя по нашему маршруту, нужный нам адрес располагался чуть ли не на окраине города. Тогдашнего города, конечно – в мое время здесь был практически самый центр, а городская застройка тянулась дальше к северу на целые километры. Военный отдел был единственным зданием, которое пощадит время, на месте остальных домов верхней части Базарной будут построены ведущие к набережной ступени и современная площадь со стрелой монумента «Дружбы народов». Сейчас, разумеется, ничего этого не было. Мы шли вдоль каменных домов, ни один из которых не доживет до нашего времени.

Дом на Базарной-25 оказался двухэтажным строением фасадом на улицу. Судя по забору, за домом имелся небольшой приусадебный участок, выходящий на Пруд.

Куракин постучал, и мы с минуту ожидали на крыльце, пока нам откроют.

- Здравствуйте, Павел Самуилович. Простите, что побеспокоили…

Открыл нам плотный пожилой мужчина в очках. Всклокоченная седеющая шевелюра, козлиная бородка – он напомнил мне постаревшего Троцкого. Смотрел он только на меня, из-под кустистых бровей, полностью игнорируя штабс-капитана.

- Боже мой, вы! – воскликнул он. – Я вас и не надеялся больше увидеть… Не очень-то вы спешили, Александр Владимирович! В таком случае, могли бы и вовсе не являться. Как видите, ваша помощь мне не понадобилась.

Последние слова он произнес с какой-то обидой и вызывающе уставился на меня.

- Вижу, вы все же знакомы, - сказал Куракин. – Может, мы все же войдем? Или будем разговаривать на пороге?

- Заходите, раз уж пришли, - Штерн посторонился, пропуская нас. – Чай будете?

Мы разместились в небольшой гостиной за столом, покрытым клетчатой скатертью. Прямо на меня смотрела главная достопримечательность этой комнаты – огромные стенные часы. С кукушкой, наверное. На столе стоял самовар и большая сахарница с кусками сахара и маленькими серебряными щипчиками. Недопитая чашка чая указывала на то, что хозяина дома мы оторвали от чаепития.

Штерн достал из серванта еще две чашки и бухнул их перед нами.

- Наливайте сами, - буркнул он. – Вот еще яйца и хлеб, если хотите. Больше ничего предложить не могу. С тех пор, как тут побывала ЧК, в доме шаром покати.

- Но ведь все благополучно закончилось, Павел Самуилович, - сказал Куракин, положив себе два куска сахару. – Из большевистских застенков мы вас освободили. Вы вернулись домой. Разве это не повод порадоваться?

- Вы правы, - сказал Штерн, тоже присаживаясь за стол. – Спасибо вам еще раз, если хотите. Тюрьма не место для такого человека, как я. Но ведь месяц! Вы понимаете, месяц! Вы понимаете меня, Савушкин?!

Я ни черта не понимал, но на всякий случай кивнул.

- Что вы киваете?! Что вы молчите?! Ведь вы должны были меня оттуда вытащить! Вы, а не этот вот штабс-капитан!

- Что вы имеете в виду? – насторожился Куракин.

- Что я имею в виду?! Как это что? Господин Савушкин получил от Маши письмо… Получили вы или нет?!

- Да, конечно, - ответил я.

- Вот видите! Получил. И что вы сделали? Что вы, я спрашиваю, сделали?! Палец о палец ведь не ударили! Хотя вот вижу, в Ижевск хоть приехать изволили. К шапочному разбору.

- Так вот оно что, - протянул Куракин, отхлебывая горячий чай. – Вы, стало быть, чекистом прикинулись, чтобы Павла Самуиловича спасти?

- Да. Конечно, - снова повторил я.

- То есть вы, Павел Самуилович, подтверждаете, что знаете поручика Савушкина?

- Я? Ну, разумеется, я его знаю! А что такое?

- Тут у нас недоразумение возникло. Поручик был задержан с удостоверением чекиста…

- Ах, вот оно что.., – Штерн посмотрел сначала на меня, потом на капитана и вдруг громко расхохотался. – Понимаю, понимаю. И вы посчитали его большевиком? Ха-ха-ха! Большей шутки представить… Нет, нет, за поручика я ручаюсь! Он давний друг нашей семьи, я этого молодого человека отлично знаю. Мне, вы, надеюсь, верите?

- Вам верю. Что ж, раз все выяснилось, я, пожалуй, пойду. Дел много, знаете ли. А вы, поручик, не забывайте – вы теперь снова на службе. Приведите себя в порядок и жду вас.., - он посмотрел на стенные часы. – Через два часа у входа в Завод. До свидания, Павел Самуилович. Вы меня не проводите?

Провожал он его долго. Слишком долго, чтобы я не понял, что Куракин завязал с господином профессором разговор на пороге. Обо мне разговор, конечно. Что ж, подождем…

Я прихлебывал чай из большой фарфоровой чашки и думал, здесь ли эта самая Маша? Девушка с фотографии. Штерн сказал, что Савушкин получил от нее письмо. Значит, они были знакомы. Вероятно, она и правда была, - как сказал Федичкин, - племянницей этого «постаревшего Троцкого». Я не знал, имеет ли она какое-то отношение к моей Иринке. И к тому, как я здесь очутился. Но мне хотелось увидеть ее, потому что… Я и сам не знал почему.

Кроме того, меня немного беспокоил тот факт, что я, похоже, оказываюсь втянутым в военные действия. Не явиться на назначенную Куракиным встречу я, видимо, не мог. Явиться же означало одно – оплаченную поездку в Гольяны, на теплую встречу с батальоном балтийских матросов. Я знал, что самому Куракину пока что ничего не грозит, но о себе подобного я сказать не мог. Шальная пуля – она такая шальная… В двух последних боях, где мне пришлось участвовать, я в этом однозначно убедился.

Хочу ли я принять активное участие в Восстании? Интересный вопрос… Хотя, похоже, меня тут никто не спрашивает, чего я хочу. Что у большевиков, что здесь, все решается за меня. Но чего хочу я сам? Хорошо было там, в будущем, - как это у Высоцкого? – «книги глотать, пьянея от строк». Но идти самому в наступающих цепях с винтовкой на перевес? Под пулеметным и артиллерийским огнем? За дело, которое с самого начала обречено? Не знаю, не знаю…

- Ну, наконец спровадил этого настырного капитана! – Штерн с шумом ворвался в гостиную. Я аж вздрогнул. Хотя, чего бы ему не врываться? Это ж его гостиная. – Выставил вас в самом благоприятном свете. Надеюсь, подозревать не будут. И как вас угораздило к ним… Но рассказывайте, Савушкин, рассказывайте! Удалось вам что-то узнать?! Где она?!

- Кто?

- Как кто?! Маша, конечно!

Приехали. Я что, и это знать должен? Выигрывая время, я налил себе еще одну чашку чая. И пожалел, что это всего лишь чай.

[Крысолов]

Меня поразило внезапное подозрение. Уж не попаданцы ли из какого-нибудь МЦМа корректируют реальность паралельных миров???