Макс Мах, Авиатор

[Волдик]

 Или о сериальности как я это называю.  Вот пишется глава - а автор и сам еще не знает что дальше то будет. Потом придумает , а это противоречит тому что прежде было.... Оно бы и переделать надо - а нафиг ?

Вы о "Евгении Онегине" некоего... как там его биш... тоже авиатор, кажется...?

[Serg]

Мне так же нужен дипломированный инженер электрик

Какого временного периода?

Изменено 25 Mar 2016 пользователем Serg

[ВВВ]

Вы о "Евгении Онегине" некоего...

И о нем тоже  

[Max_Max]

Глава 7. Лиза Браге, авиатор, Май, 1930

- У тебя, Лиза, было два выстрела и практически не оставалось времени…

Она сидела в кресле, а Иан Райт стоял у панорамного окна. Разговор происходил вечером того же дня в каюте шкипера.

– Никак не могу понять, Иан, ты меня хвалишь или ругаешь? – спросила Лиза, и сама еще не разобравшаяся со всеми впечатлениями прошедшей ночи.

– Ругать тебя, кажется, не за что, - пожал плечами Райт. - Разве что за дерзость и бесшабашность. Ну, так я знал, с кем связываюсь. Истребители, они везде такие, Лиза. Рисковые авантюристы, если без обид. У нас в Новоархангельске таких ёрами зовут, сиречь забияками. 

– Значит, не выволочка. Выпить предложишь? Или в сухую будем разговаривать?

– Да, хоть упейся! – едва не вышел из себя Райт, но вовремя спохватился, умерил пыл. – Виски ирландский будешь?

– А чем он от американского отличается?

– Да, почти всем. Ирландцы из ячменного солода гонят и прогоняют три раза, а мы из кукурузы и один раз. Есть разница, как думаешь?

– Тогда, наливай! – Лиза закурила, наблюдая за тем, как Райт разливает виски. – Сколько в нем градусов?

– Градусов? – не понял Райт.

– А еще русским называешься! – усмехнулась Лиза. – Я про процент алкоголя спросила.

 - Ах, вот ты о чем! Пятьдесят три.

– Не слабо!

– Да уж… - Райт подал Лизе стакан, покосился на папиросу. – Мне, Лиза, один добрый человек показал твою историю болезни. Не безвозмездно, разумеется, и ненадолго. Полчаса времени всего-то и было, но главное я прочесть успел.

– Понравилось? – Лиза сделала глоток. Оказалось, вкусно, хоть и необычно.

– Нет, не понравилось.

-  А Тюрдеев, что говорит?

– Тюрдеев говорит, что обсуждать это он со мной не будет, ибо врачебная тайна.

– Значит, не все продается и покупается, - пыхнула папиросой Лиза.

– Значит, не все.

– Ты так и будешь за мной повторять? Второй раз уже!

-  Не буду.

– Тогда, переходим ко второй части Мерлезонского балета.

– Как скажешь… - Райт тоже пригубил виски, кивнул одобрительно и посмотрел на Лизу. - Я, собственно, к тому, Лиза, о твоей медицинской карте вспомнил, что надо бы тебе себя поберечь. Богу свечку поставить, что выжила и на своих двоих ходишь. Но с выпивкой и табаком твое выживание, уж прости, плохо сочетается. Ты же не знаешь, как это может сказаться… и когда.

"И в самом деле? Где и когда? Скажется или нет? Это или то? А нервное напряжение лучше? Адреналин в крови полезнее алкоголя?"

– Это что сейчас было? – спросила она тем голосом, от которого у нее самой "волосы дыбом вставали". – С чего это ты, шкипер, взялся проявлять обо мне отеческую заботу?

– Я… - опешил Райт, не в первый раз попав под возвратную волну ее гнева.

– Ты, Иан, мне не муж, - объяснила Лиза, стараясь держать себя в руках, - не любовник, и начальник только в определенных и четко прописанных в контракте ситуациях. Нет?

– Да, - согласился Райт и тяжело вздохнул. – Я помню твой контракт, Лиза, но хотел бы напомнить, что у тебя столько всего было сломано и порвано, что наличие тромба, - не дай Бог, конечно, - никак не исключено.

– Грамотно рассуждаешь, шкипер, - криво усмехнулась Лиза, чувствуя, как сжимает сердце от тоски или страха, или от того и другого вместе. – Грамотно, но, как бы это сказать? Не глубоко?

– Что ты имеешь в виду?

– Иан, - осторожно сказала она, чуть не ляпнув про еще неизвестные здесь и сейчас эндорфины и прочие "гормоны счастья", – ты знаешь, что это такое быть пилотом штурмовика?

-  Ну, я представляю себе…

- Не представляешь! – покачала она головой, вспоминая управление бригом в грозу и ночную охоту на леопарда. – Трудно, опасно, и устаешь, как собака. Но… Момент риска, Иан! Вот в чем соль! Сердце стучит, как бешеное, и такой прилив сил, такое наслаждение! Не хуже мужика, ей богу! Может, разве что, с кокаином сравниться, но уж точно, что сильнее алкоголя.  Так чем ты меня можешь напугать? Тромб, если и есть, мог сегодня ночью десять раз оторваться. Или в грозу над морем, или в Бремене с бандитами… Ну, ты меня понял, я думаю. И к слову, про два выстрела и недостаток времени. Истребители не только сумасшедшие, Иан. Мы люди резкие. А знаешь почему? Решения приходится принимать сразу и без колебаний. В условиях боя и острой нехватки времени. И реагировать мгновенно! И всегда – пан или пропал! Ну, я ночью так и реагировала.

- Да, уж!

– А что? – подняла бровь Лиза. – Между прочим, мы вчетвером леопарда завалили, трех шакалов, пулеметчика, и двух барбарийских львов! Не хилая, к слову, охота получилась!

– Сделать тебе из пулеметчика коврик? – предложил Райт.

– Нет! – Отмахнулась Лиза, постепенно приходя в себя. – Зачем? Люди не поймут. А кто он кстати?

– Трюмный матрос. Года два у меня служил, но ты же знаешь, чужая душа потемки! И смотри, Лиза, как он все классно рассчитал! Если бы прокатило, одним махом вывел бы из игры трех старших офицеров и дочку профессора Нольфа…

- Не прокатило! – пыхнула папиросой Лиза. – А где он прятал пулемет?

– Да, это как раз ерунда! - ответил Райт, возвращая себе обычную невозмутимость. – Внизу железа много, есть где спрятать. Меня другое интересует. Кто ему помогал? Ведь кто-то же помогал! Вот в чем проблема! У нас на борту засланец, а мы даже не знаем, чей. Не говоря уже о том, кто таков?

– Есть еще один вопрос, - Лиза глотнула виски, выдохнула, взглянула на Райта исподлобья. – Кто у него значился под номером первым?

– На себя намекаешь? -   прищурился Райт.

– Все может быть, - пожала Лиза плечами, - или не быть. Но что, если это не я, а Мари Нольф? Ты про нее много знаешь?

– Интересная мысль, - задумался шкипер. – Как-то я…

- Я тоже, - кивнула Лиза. – А сейчас вдруг задумалась. И знаешь, мне ее история очевидной не кажется, даже если она профессору, и в самом деле, дочь.

– О как!

– А что? Думаешь, не может быть?

– Да нет, - задумчиво протянул Райт. – Может, и это мне сильно не нравится!

 

 

***

Лиза вышла из каюты Райта и хотела, было, пойти к себе, но внезапно передумала и пошла к Тюрдееву. Леонтий ей нравился. Еще не как мужчина, но уже как человек.

"Ну, он и, как мужчина, ничего! Или нет?"

Постучала в дверь и вдруг смутилась. Пожалуй, даже испугалась. Понадеялась, что его нет на месте, но дверь, как и бывает, на самом деле, во всех этих неловких ситуациях, открылась.

"И что меня понесло?!"

– Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна! – Тюрдеев был единственным человеком на бриге, кто продолжал звать ее по имени-отчеству.

– Здравствуйте, Леонтий Микитович! Извините, что не в кабинет… Но вы, кажется, моим визитом не удивлены?

Так это, во всяком случае, выглядело.

- Проходите! – предложил Тюрдеев, и она вошла.

В его каюте Лиза была впервые, и любопытство побороло робость, в общем-то, и так ей не свойственную. Огляделась и поняла, что ее впечатление о лекаре, которое она полагала за знание, было ошибочным. Ничего-то она о Леонтии Микитовиче не знала, да и не понимала его, хотя и думала иначе.

Каюта у доктора Тюрдеева была большая. Правда, не две комнаты, как у Лизы, а одна, но зато с альковом для кровати и просторная. Обставлена просто, но со вкусом и недешево. И не в поморском стиле, как можно было бы ожидать, а в итальянском. Изящные линии, лак, цветное стекло, и картины на стенах, явно итальянские.

– Нравится?

– Очень! – честно призналась Лиза.

– Это хорошо! – кивнул лекарь, и Лиза его ответу чрезвычайно удивилась.

"Что за неуместное одобрение? Я ему кто? Девчонка?"

Но Тюрдеев ее, похоже, ребенком не считал.

– Садитесь, пожалуйста, Елизавета Аркадиевна, - указал он на кресло. – Что будете пить, самогон или граппу?

– Интересный выбор! – он ее умудрился удивить второй раз за пару минут.

– На самом деле, вполне логичный, но мы об этом еще поговорим, я думаю. А пока на ваш выбор, Елизавета Аркадиевна: самогоночка аутентичная, поморская, из Кеми, а граппа от Доменико Сибона, старая, знаменитая и тоже крепкая.

– Что в лоб, что полбу? – усмехнулась Лиза. – А вы сами, что рекомендуете?

– Сам я рекомендовал бы вам воздерживаться от употребления горячительных напитков, но, боюсь, все равно не послушаетесь. Так что давайте выпьем граппы. Под самогон закуска нужна, и еще не всякая подойдет, как вы, полагаю, знаете, а граппу, как коньяк, можно пить просто так.

– Тогда, граппа, - согласилась Лиза.

Тюрдеев и вообще был странным человеком. Вернее, необычным, не шаблонным.  Несмотря на недвусмысленные имя и фамилию, выглядел не как природный помор, а скорее, как европеец, откуда-нибудь из центральной Европы, да и вел себя соответственно. Говорил спокойно, голоса не повышал, слова выбирал аккуратно и никогда не высказывал необдуманных мыслей. Черты тонкие, кость тоже. Пальцы длинные, кисти рук узкие, можно сказать, изящные. Похож на пианиста, и, в самом деле, пианист великолепный, бильярдист, впрочем, тоже. Но если присмотреться, рост и ширина плеч у него вполне поморские, да и цвет глаз и волос сразу выдают северянина.

– Леонтий Микитович, - спросила Лиза, принимая хрустальный стаканчик с чуть желтоватой граппой, - а как вас матушка в детстве звала?

Тюрдеев не смутился и не обиделся, напротив, посмотрел на Лизу с интересом.

– Она звала меня Люликом, отец, впрочем, тоже. А вы, Елизавета Аркадиевна, отчего об этом спросили?

– Не знаю! – честно призналась Лиза. – У меня бывает… Спонтанно, вдруг…

- Как прошлой ночью?

– И да, и нет! Я закурю?

– Ни в чем себе не отказывайте! – улыбнулся Тюрдеев, но голубые глаза остались серьезными. Можно сказать, внимательными.

– Я, собственно, о прошлой ночи и хотела поговорить. – Лиза закурила, пригубила граппу. Эта была хороша, много лучше тех, что пили они с Надеждой и Клавдией.

– Страх! – сказала она после паузы. – Вот о чем я хотела поговорить.

– Страх? Хорошая тема, - согласился Тюрдеев.

"Да уж, зашибись, какая тема! Но с кем-то же мне надо поговорить?!"

– Я сейчас говорила с Райтом, - сказала она тихо. – Иан хороший человек и, наверное, желает мне добра. Но он меня напугал до смерти. Заговорил о моем здоровье. Упомянул о возможности тромба…

- Я испугалась! – сказала после короткой паузы, потребовавшейся, чтобы взять себя в руки. Но и Тюрдеев вел себя деликатно. Лишних вопросов не задавал и, уж тем более, не торопил.

– Испугалась! – повторила Лиза. – У меня так бывает иногда. Накатывает ужас, и ничего не могу с этим поделать. Просто цепенею от ужаса!

– Сегодня тоже оцепенели?

– Ну, да! То есть, нет! Я ему этого не показала, но внутри…

- То есть, вы, Елизавета Аркадиевна, цепенеете только внутри себя, но поведение продолжаете контролировать?

– Пожалуй, что так, - согласилась Лиза.

– А если в бою, или вот, как сегодня ночью?

– Ну, - пожала она плечами, - вы же понимаете Леонтий Микитович, в бою не до того! Зажимаешься и идешь дальше. 

– Понимаю, - кивнул Тюрдеев. – Но и вы, верно, знаете, что бесстрашных людей в природе не существует. Их эволюция, как полагает господин Дарвин, извела под корень за ненадобностью. Только законченный псих ничего не боится. Страх естественная реакция здорового организма на опасности и неизвестность, обратная сторона инстинкта самосохранения. Стыдиться здесь нечего. Напротив, то, что вы мне сейчас описали, Елизавета Аркадиевна, называется мужеством. Способность превозмогать свой страх – это и есть мужество!

– А способность получать от этого удовольствие называется мазохизмом?

– А вы получаете? – живо заинтересовался лекарь.

– Не совсем, - смутилась Лиза. – Не так, не от этого. Но риск, опасность, угроза…  Я… я буквально наслаждаюсь ими! Потом, может быть, и струшу. Истерика может случиться. Но это потом. А в бою, между жизнью и смертью, в кризис – чистое наслаждение. И отходняк потом, как после дури, но все равно хочется еще!

– Но вы же истребитель, что в этом необычного?

– Да, я Райту так и сказала, но…

- Расскажите мне, что и как случилось ночью, - предложил лекарь. – Только откровенно и всю правду! Рассказанное врачу равносильно тайне исповеди, знаете ли.

– Знаю! – вспомнила Лиза слова Райта о врачебной тайне.

"Рассказать? Все? Почему бы и нет? Что за тайны Мадридского двора?!"

– Глупая история, если разобраться! – сказала она вслух. – Ребячество чистой воды, спонтанность подростковая… То да се…

И она стала рассказывать Тюрдееву, что и как происходило с ней и вокруг нее этой ночью. Про свои чувства и впечатления. Про страх и восторг, и про холодную решимость. И про две остановки времени рассказала тоже.

– Елизавета Аркадиевна, - спросил Тюрдеев, когда Лиза закончила свой рассказ, - а кем вы были там?

– Где, простите? – не поняла Лиза.

– Не знаю, право, - чуть улыбнулся лекарь, но Лизе отчего-то показалось, что ему совсем не до смеха. – Не знаю. Откуда же мне знать? Но думаю, это не ад, и не рай, как мы их себе воображаем. Полагаю, это мир… Другой мир… Он должен быть похож на наш, я прав?

"Мир? Мой мир? Серьезно?!"

– Не знаю, о чем вы говорите, Леонтий Микитович! – сказала она вслух, спокойно, но решительно, можно сказать, недвусмысленно, выражая свою мысль. – Я, разумеется, "больная на всю голову", как говорили курсанты у нас в Академии, но галлюцинаций не вижу и голосов не слышу. И выходцем из иного мира себя не считаю. С того света, может быть, - это уж как теологи с врачами договорятся, - но не более того.

– Значит, не скажите, - кивнул Тюрдеев. Он явно не поверил Лизе, но настаивать, как видно, не хотел. – Так тому и быть!

"Так тому и быть? Серьезно? И это все, что ты готов мне сказать, задав такой вопрос?"

– О чем вы спросили на самом деле? – спросила она, борясь с подступившей к сердцу паникой. – Вы, в самом деле, думаете, что меня эльвы подменили? Так вы же видели, Леонтий Микитович, бычьего хвоста у меня на заднице нет!

– О чем я спросил? – Тюрдеев не смутился, но, казалось, задумался. – Так сразу и не объяснишь. Но, извольте! Я попытаюсь объясниться, но начать мне придется издалека. Готовы слушать?

"А может быть, правильнее уйти? Но с другой стороны… Он что-то знает? Откуда? Как? Что, вообще, он может знать?"

– Рассказ длинный?

– Не на пять минут.

– Тогда, несите сюда бутылку, а то замыкаетесь, ходить, да подливать.

– Разумно! – Тюрдеев встал, прошел к бару, достал бутылку, принес и поставил на столик около их кресел. – Еще что-нибудь?

– Благодарю вас, не надо! – ответила Лиза, доставая портсигар. – Рассказывайте!

– Ну, что ж, - Тюрдеев разлил граппу и сел напротив Лизы, - начну, как и обещал, издалека, поскольку иначе, вы меня просто не поймете. Так вот, Тюрдеевы – фамилия на Белом море известная. Сами мы по происхождению  – онежане, но мой дед еще смолоду перебрался в Холмогоры и через двадцать лет у него уже был целый флот рыбачьих шхун. А где промысел там и производство: рыбу же сейчас уже не только морозят, но и солят, коптят, консервируют. Белое море рыбный Клондайк! Кумжа – морская форель, беломорская сельдь, северная навага, пикша, треска, зубатка, но это если не выходить в северную Атлантику и в арктические моря. Я к тому, что дед мой разбогател невиданно, поднялся, стал уважаемым на Севере человеком, и, как следствие, послал своих сыновей, а мой отец как раз младший из них, учиться. Старший в Новгороде финансы изучал, средний – в Англии рыбное производство, а мой отец поехал в Падую, чтобы выучиться на юриста. Там он и познакомился с моей матерью.  Она принадлежит к старой итальянской знати. Венецианские патриции, дожи, кого только не было в ее семье. Даже первая женщина доктор философии Елена Коронаро Пископия. Ну, а мою матушку звали Августой. Августа Коронаро ди Лавриано…

- Так вот в чем дело! – не удержалась от восклицания Лиза. – Вы итальянец!

– По матери, - кивнул лекарь.

– Унаследовали ее черты?

– Да, - признал Тюрдеев, а заодно и цвет волос и глаз.

– А разве?..

– Итальянцы разные бывают, Елизавета Аркадиевна. Встречаются среди них и блондины. Особенно на севере Италии. Вот и моя мать такая: светловолосая и светлоглазая. В Германских государствах всегда за немку принимали.

– Понимаю.

– Да, нет, - покачал Тюрдеев головой, - не думаю. Италия для меня с детства родная страна, даже больше, чем Себерия, а ведь я вырос в Холмогорах и Архангельске. И когда пришло время, ехать учиться, я поехал в Италию, как и мой батюшка, и не просто в Венето, а в Падую, в Падуанский университет.

– Но вы мне говорили про Гейдельберг, а это совсем не Италия!

– Будет и Гейдельберг! – улыбнулся лекарь. – Но сначала Италия. У меня там множество родственников по всей Ломбардии, Венето и Эмилии-Романьи!

– Никогда бы не подумала, - покачала головой Лиза. - Но почему медицина? Сами решили или случай?

- На самом деле, так решил мой отец, - улыбнулся Тюрдеев. – Я, знаете ли, пятый сын, да еще два зятя имеются – мужья моих старших сестер. Есть, кому на империю Тюрдеевых вкалывать. В общем, отец дал мне денег, благословил, и я поехал в Италию, о чем ни разу в жизни не пожалел. Чудесная страна! Красивая, уютная, теплая и веселая. А ведь я, Елизавета Аркадиевна, там не гость. Знаю язык, и не только литературный итальянский, но и фриульский. Одним словом, мне там было хорошо. Но все это лишь предыстория.

– А в чем заключается история? – Лиза допила граппу и, не спрашивая разрешения, налила себе еще.

– В Падуанском университете я стал учеником Кассио Морамарко, - продолжил рассказ Тюрдеев. - Вам это имя, разумеется, ни о чем не говорит, но поверьте мне на слово, Елизавета Аркадиевна, профессор Морамарко – один из крупнейших неврологов нашего времени. 

– Я вам верю! – Лиза никак не могла взять в толк, к чему весь этот рассказ и каким образом он объясняет "совершенно невероятные" предположения Тюрдеева о ее происхождении.

– Спасибо! – улыбнулся лекарь. – Теперь, когда мы условились, что мой учитель являлся крупным клиницистом, великолепным нейрохирургом и серьезным, всеми уважаемым ученым, скажу, что у профессора Морамарко имелось одно любопытное увлечение. Он называл это "паранормальной или экстраординарной биологией".

– Экстраординарная биология? Что это такое? – спросила Лиза, хотя и догадывалась, чем это может быть. В ее мире парапсихология являлась пусть и "лже", но все-таки наукой.

– Это все те смутные истории о том, чего не может быть никогда, или о том, чего мы не можем пока объяснить.

– Если честно, я не очень хорошо понимаю, о чем идет речь, - Лиза демонстративно закурила и выпустила из собранных в трубочку губ маленькое облачко табачного дыма.

– Серьезно?

– Вполне.

– Тогда, скажите, Елизавета Аркадиевна, как вы считаете чтение мыслей – это всего лишь ловкий цирковой трюк или невероятная и редко встречающаяся человеческая способность?

– Не знаю, - пожала она плечами.

– А что вы думаете о медиумах?

– Я о них вообще не думаю.

– Ну, зато теперь вы знаете, в чем состояло увлечение профессора. Он собирал любые более или менее достоверные известия о "невероятном" и "невозможном". В его кабинете был целый шкаф с папками, содержащими в себе такого рода истории, свидетельства и наблюдения. Иногда я читал эти документы. Вначале из пустого интереса, все-таки любопытство не порок, не правда ли? Затем мой интерес окреп и приобрел характер игры ума. Я изучал эти документы не столько потому, что верил во все описанные в них чудеса, сколько потому, что сами эти фантастические истории заставляли меня смотреть даже на общеизвестные факты взглядом естествоиспытателя. Вопрошающим взглядом, если угодно. Н-да, взыскующим взглядом… - Неожиданно Тюрдеев замолчал, и Лиза начала даже беспокоиться, потому что пауза длилась и длилась, но Тюрдеев к ней все-таки вернулся.

- Извините, - сказал он. – Пожалуй, я тоже закурю.

Помолчали. Лиза собеседника не торопила, поскольку поняла, что они подошли к главному.

– Знаете, кто рассказал о вас Райту? – неожиданно спросил лекарь.

– Капитан Добрынин, разве нет?

- Нет, он только подтвердил Райту достоверность полученной им информации.

– Если не Добрынин, то кто? – вопрос напрашивался, вот Лиза его и задала.

– Я.

– Что?! – не поверила своим ушам Лиза, но только успела задать этот глупый вопрос, как поняла, что стоит над бездной. Хотелось упасть и падать без конца, но одновременно было страшно "взглянуть себе под ноги".

– Мы познакомились с вами, Елизавета Аркадиевна, три года назад во Флоренции.

– Мы?.. – боясь услышать подтверждение своей догадки, спросила Лиза.

 – Да, – сказал Тюрдеев с каким-то "вымученно" нейтральным выражением лица, - у нас были отношения, но дело не в этом, хотя и этого было бы достаточно. Вы, скорее всего, не помните, Елизавета Аркадиевна, или вовсе не знали, - если моя догадка верна, -  но дело даже не в близости, а в тех чувствах, которые я испытывал к Елизавете Браге. Полагаю, что я ее любил, люблю и теперь.

"Только этого мне не хватало! Бывшего любовника Елизаветы в непосредственной близости!"

– Значит, вот отчего вы на меня так смотрели, - припомнила их первую встречу Лиза. – Но, Леонтий Микитович милый, мне нечего вам сказать. Ни про какие иные миры я ничего не знаю. Я все та же Елизавета Браге, но я вас не помню. И неудивительно. Я вообще, много чего не помню, только никому об этом не рассказываю. Не помню, вот и весь сказ.

– Не помните, - согласился Тюрдеев с печальной улыбкой, появившейся на его красиво очерченных губах. – Сообщение о вашей гибели, Елизавета Аркадиевна, застало меня во время экспедиции в Гиперборею. Мы планировали пройти над хребтом Котельникова, но нам это не удалась, и мы, израсходовав запасы в бесплотных попытках найти проход в Высоком Барьере, взяли курс на Архангельск. "Звезда Севера" подходила к озеру Пильня, когда Шлиссельбургское радио сообщило о бое под Опочкой.

– Мне очень жаль…  - Ну, а что еще она могла сказать? Практически ничего.

- Мне тоже жаль, хотя, скорее всего, слово "жалость" ничего не объясняет, да и не выражает ничего.

Наверное, ей было бы легче, если бы он заплакал, или еще что-нибудь в этом же роде, но Тюрдеев был внешне спокоен, а о том, что происходит у него в душе, можно было только догадываться.

– Почему вы не сказали сразу?

– А зачем? Я и сейчас не уверен, что поступаю правильно.

– Честность лучшая политика! - Лиза никогда не была уверена, что это утверждение имеет смысл, но сейчас ей было легче говорить, даже если она несла откровенную чушь, чем сидеть перед Тюрдеевым и молчать.

- А как вообще вышло, что вы оказались на "Звезде Севера"?  - сменила она тему.

- Случайно, - Тюрдеев даже обозначил движение, напоминающее пожатие плеч, но и только. – Просто стечение обстоятельств, Елизавета Аркадиевна. Профессор Морамарко неожиданно умер, и заканчивать диссертацию я поехал в Гейдельберг. Меня пригласил туда Генрих Вунзен, который, как и я, прежде был учеником Морамарко. Только давно. Так и вышло, что ученую степень доктора медицины я получил в Германии. Там же по некоторым семейным обстоятельствам, о которых мне не хотелось бы теперь говорить, я и остался работать. Получил в университете должность, позволяющую со временем стать профессором, открыл частную практику, но главное – взял на себя труд разобраться с архивом Морамарко. Дело в том, что к этому времени я увлекся экстраординарной биологией не меньше, чем был увлечен ею мой покойный учитель, и загорелся идеей продолжить его исследования, и, может быть, пойти дальше, создав – подобно Карлу Линнею, - классификацию "чудес". 

– Классификация чудес? – переспросила Лиза, которой названное Тюрдеевым имя ничего не говорило, кроме смутной отсылки к школьной программе по биологии.

-  Карл Линней, - терпеливо объяснил лекарь, - создал единую классификацию фауны и флоры…

- Ах, вот оно что! И вы…

- Я начал заниматься этой паранормальной биологией и на каком-то этапе понял, почему мой учитель так и не смог продвинуться дальше собирания фактов через третьи руки. Все дело в том, что сам он был кабинетным ученым, а чудеса, если случаются, происходят вне стен университетов. А тут наудачу в Гейдельберге объявился Райт. Искатели сокровищ, Елизавета Аркадиевна, сами понимаете. В общем, это был шанс, дарующий невероятную для университетского ученого мобильность, возможность побывать во многих весьма экзотических местах, плюс членский билет в эксклюзивный клуб "бродяг". Где-нибудь в Бремене или в Ситке, вечером в таверне, куда не заходят чужие, можно услышать много интересных рассказов, и не все они выдумка. Иногда рассказывают свидетели, и чаще, чем можно себе представить, рассказывают о подлинных чудесах.

– Не пробовали писать романы? – Лизу рассказ Тюрдеева бесспорно заинтересовал и даже заинтриговал, но она ни на мгновения не забывала, с чего, собственно, начался их разговор.

– Писать? – переспросил Лекарь. - После Джозефа Конрада?

– Тоже правда, - вынужденно согласилась Лиза, а Тюрдеев между тем наполнил нечувствительно опустевшие стаканчики и повернулся к Лизе. 

– Я не хотел рассказывать Райту о своих обстоятельствах, но он и не спрашивал. Дал мне отпуск, и я, высадившись в Архангельске, взял билет на пакетбот до Ниена. В общем, с перекладными, я добрался до Пскова, когда по моим расчётам, вас уже не должно было быть в живых. Но оказалось, я ошибался, и вы выжили. Остальное – рутина и не стоит рассказа. Коротко говоря, я представился главврачу и, объяснив свою просьбу чисто научным интересом, получил возможность, принять участие в вашем обследовании и лечении.

– Почему я не умерла? – это, и в самом деле, был вопрос, который стоило задать.

– Чудо, - пожал плечами Тюрдеев. – По множеству хорошо известных медицине причин, вы, Елизавета Аркадиевна, должны были скончаться на месте. Но поисковая группа обнаружила, что вы живы. Такое случается иногда, но опытному врачу оптимизма не внушает. Я не только слышал от Райта, я сам видел вашу историю болезни. Более того, я в нее вносил свои замечания. Так вот, если, не верить в чудеса, никаких объективных причин к тому, что вы живы, нет.

– Я у вас, пожалуй, еще одну папиросу попрошу, - сказал Тюрдеев после короткой паузы.

Лиза не стала комментировать рассказ лекаря, тем более, он его еще не закончил. Она лишь молча подвинула к нему портсигар, лежавший на столике рядом с бутылкой граппы.

– В архиве профессора Морамарко, - закурив, продолжил свой рассказ Тюрдеев, - есть множество историй о чудесном выздоровлении от различного рода недугов, но всего два рассказа о случаях, подобных вашему. Одна история, якобы, произошла лет сорок назад в Родезии, вторая – четверть века назад в Аргентине. О третьей я услышал сам на Цейлоне от одного франкского врача. Случаи, как будто, разные, и произошли эти истории в разное время и в разных местах, но суть их неизменна и сводится к простой фабуле. Некий человек умирает насильственной смертью, притом, что причины прекращения его жизни очевидны и не вызывают сомнений. Тем не менее, через мгновение или несколько жизнь возвращается к умершему, и он начинает дышать. Затем – иногда это берет больше времени, иногда – меньше, - организм, какие бы травмы и увечья не привели его к гибели, восстанавливается.  Однако поведение человека меняется, и рассказчики – все трое, - выражали уверенность, что это уже совсем не тот человек, что был прежде, и, более того, утверждается, что в израненном теле обитает теперь душа другого человека. Душа, прошедшая через барьер между мирами. Как это происходит, как согласуется с принятой у нас космогонией, каков механизм этого чуда, и что случается с тем другим человеком в его мире, - на все эти вопросы ответов нет. Но все рассказчики отмечают одно важное обстоятельство: тело выздоравливает именно потому, что это уже совсем не тот человек, что был прежде. Не тот, кто погиб.

Посидели молча. Минуту, две.

– Считаете, я уже не та Елизавета, которую вы знали? – Этот вопрос можно было не задавать. Конечно, считает, потому что она, и в самом деле, другая! И спрашивать не о чем!

– По правде сказать, не знаю, - покачал головой Тюрдеев.

– Но вы же спросили…

- Да, - согласился он. – Я спросил, но, возможно, не стоило. Погорячился, поспешил. Другие-то вас узнают. Райт рассказал мне о семейном обеде у вашей бабушки…

"Да, уж… Узнают! Им всем насрать на меня, вот и узнают!" – И только подумав так, Лиза поймала себя на том, что с некоторых пор стала отождествлять себя с Елизаветой Браге. Оттого, должно быть, ей было так больно узнать об их – Елизаветы и Леонтия, - отношениях. Это было что-то, что выбивалось из той картины мира, которую построила для себя Лиза, и в которую так удачно встроилась.

- Если вас это утешит, - сказала она, стараясь не сболтнуть лишнего, - я и мужа бывшего только по фотографиям узнала. Совершенно чужой человек… А вы, стало быть, Оня, я права?

– Откуда вы?.. – смутился Тюрдеев.

– Я письма ваши нашла, - призналась Лиза. – В собственном сейфе. Полезла за орденскими знаками, и наткнулась на пачку писем. Прочла, но ничего не вспомнила. Извините. А письма вы мне хорошие писали. Вернее, ей, поскольку я по любому не она, даже если я и не человек из другого мира.

Незачем ему было знать, кто она и откуда. Это знание могло ей навредить, а у него незнание ничего не отнимало. Кем бы ни была для него Елизавета, ее уже нет. И отношений тех нет, потому что Елизавета умерла.

"Умерла!" – повторила она про себя.

Но что-то все-таки мешало поставить точку.

 – Оня – это поморское сокращенное от Леонтий, - объяснил Тюрдеев и опрокинул в рот стопку с граппой.

 "А еще итальянец, называется!"

– Я вас тоже так звала? – спросила Лиза.

– Нет, вы меня называли Лёвой, Львом.

– А вы меня Бете. Что это значит?

– Я вас? – В очередной раз смутился Тюрдеев.

- Ну, да, конечно! – кивнул он. – Вас… Иногда я называл вас на фриульский лад Бете, а иногда на венетский – Бета, но чаще все-таки Лизой…

 

 

***

Черт его знает, что это такое, но разговор с Тюрдеевым напрочь выбил Лизу из колеи. Не напугал, совсем нет, а именно что, расстроил. Ну, чего ей, в самом деле, было бояться? Разоблачения? Перед кем? Да, и недоказуемо ни разу, что бы ни напридумывал себе Тюрдеев, что бы ни наплела она спьяну, от страха или в бреду. Так что нет, не боялась. Не здесь. Не сейчас. Однако заглянуть так глубоко в чужую жизнь, Лиза никак не предполагала, да и не хотела. Зачем ей это? До сих пор ей некому было лгать по-настоящему, то есть той ложью, которую душа еле носит, и совесть не принимает. Кроме Нади, разумеется. Но с Надеждой все случилось как-то вдруг, спонтанно, и в известной степени естественно, во-первых, потому, наверное, что Лиза в тот момент была все еще не совсем "в своем уме", и во-вторых, ей очень повезло с подругой. С Тюрдеевым все по-другому. И Лиза не та, что год назад, да и любовник – не подруга, даже если эта подруга тоже была когда-то любовницей. Тут ключевое слово  "когда-то". А у Тюрдеева все было свежо. Душевные раны еще не затянулись, воспоминания не потускнели. И он Елизавету любил.

"Что же мне со всем этим делать?"

Она вдруг осознала, что мотается по каюте, словно маятник: туда-сюда, туда-сюда, из угла в угол… Чертыхнулась мысленно. Обозвала себя дурой и остановилась у раскрытого окна. Приближалась ночь. Жара спадала, среди камней и деревьев сгущались тени. Лиза смотрела на горы, подставив пылающее лицо легкому ветерку, вдыхала ароматы неизвестных трав и цветов, слушала неспешный шелест реки внизу, под днищем брига.

"Что же мне со всем этим делать?"  

Зазвонил телефон.

"Не отвечать? Послать всех к чертовой матери?"

Телефон продолжал звонить.

"Вот ведь настырный!" – Лиза специально длила паузу, авось надоест. Но телефон не умолкал, и, в конце концов, она подняла трубку.

– Браге у телефона!

– Извините, Елизавета Аркадиевна…

- Вам не надоело? – спросила Лиза раздраженно. – Ну, да, я не она, но почему по имени-то не назвать? Не хотите Лизой, пойму. Называйте Эльзой! Эльзой вы меня называть можете?!

– Вы на меня рассердились, - вздохнул Тюрдеев. – Я, собственно, хотел… Разрешите… Эльза, к вам зайти. Мне хотелось бы объясниться, но по телефону как-то неправильно. Это не займет много времени, обещаю!

– Приходите! – коротко ответила Лиза и положила трубку.

"Вот же паскудство! Эльза, блин, Аркадиевна!"

Хотела или нет, она опять пошла по проторенной дорожке: открыла бутылку коньяка и приложилась прямо к горлышку. Сделала несколько сильных глотков, матерясь мысленно на все лады, оторвалась, выдохнула, вдохнула, цапнула враз налившейся болью рукой папиросу. Хотела закурить, но пальцы левой руки свело, - контрактура, - и ухватить зажигалку этими сжавшимися в кривой инвалидный кулак пальцами не удалось.

– Твою ж мать! 

В дверь постучали, а у нее от боли слезы на глазах. От боли, от унижения и от злости!

Все-таки открыла. Пусть видит!

Тюрдеев вошел и, конечно же, все увидел. И понял, разумеется, что с ней происходит. Поди, не дурак, а целый доктор медицины! Посмотрел на руку, поднял взгляд к лицу, нахмурился.

– Очень больно? Впрочем, извините! Разумеется, больно! -  Он взял ее руку в свои и стал осторожно разжимать пальцы. – Потерпите!

Разжал один, промассировал, возвращая тепло и чувствительность, взялся за другой.

– Перенервничали? – спросил виновато.

- Какая разница! – выдохнула Лиза со стоном.

- Простите!

– Да, не за что! Эт-то вам… Ух, ты ж! Вам спасибо!

– Часто случается? – спросил Тюрдеев, выпрямив ей мизинец, и начал осторожно массировать ладонь.

– Нет, - вздохнула она с облегчением, чувствуя, как отпускает боль. – Всего второй раз. Или третий…

- В прошлый раз, пальцы об стол били, как днепровскую тарань?

– Видели сбитые костяшки?

– Да, - кивнул Тюрдеев. – Думал, боксом занимаетесь, или кун-фу.

– Я кун-фу не знаю, - открестилась Лиза, которая, на самом деле, кое-что в кун-фу понимала, - только в книжке читала… А вы, Лева… Тьфу ты! Простите, Леонтий Микитович, просто хреново очень! Не могли бы вы и правую руку растереть?

– Разумеется! И заодно уж объяснюсь, коли за этим пришел.

– Объясняйтесь! - И только сказав это, Лиза поняла, какую совершила ошибку.

Тюрдеев стоял поневоле очень близко, - так близко, что она чувствовала его запах, ощущала тепло, - и держал ее руку в своих. Гладил, разминал… Получалось, ласкал. Лиза это сразу поняла, хотя он, наверняка, ничего еще не заметил, тем более, не осознал.

"Ох! Ну, я… Вот же дьявол!" – Ее  обдало жаром, и сердце понеслось, и…

Все симптомы указывали на то, что она завелась с пол-оборота. Вот только что буквально умирала от боли, а сейчас – и минуты не прошло, - уже совсем о другом думает. Впрочем, не думает, вот в чем дело! Потому что думают головой, а этим местом не думают, а просто хотят. И непонятно, то ли это тело Елизаветы так отреагировало на Леонтия, то ли Лиза и сама успела увлечься…

А Тюрдеев, между тем, еще и говорил, этим своим низким, мужским по определению голосом.

– Я был неправ, - сказал лекарь, разминая правую кисть Лизы. – Я не должен был вываливать на вас свои горести, будто вам мало своих. Извините! И не думайте, что я вас в чем-то виню. И вот еще, что. Как-то это у нас не по-людски вышло. Вернее, у меня. Вы одна, Лиза, были и есть, одна и та же женщина. А то, что меня забыли, так на то веские причины имеются.

– Лиза?

– Если позволите.

– Тогда, на "ты"! – говорить было трудно, думать тоже. Хотелось прижаться к нему, и чтобы он обнял… И…

"Нет! – сказала она себе твердо. – Не сегодня, даже если вообще… Не сейчас!"

– На "ты"? Что ж, раз ты так решила…

- Как мне тебя называть? – спросила Лиза, борясь с соблазном наплевать на условности.

- Лёвой, раз уж все равно начала!

– Хорошо! – она осторожно вынула свою ладонь из его рук и отошла на шаг назад. – Спасибо, Лёва! Но сейчас тебе лучше уйти!

Он посмотрел ей в глаза, кивнул, и вышел, не задав вопросов и не прокомментировав, кому что лучше.

 

 

***

За отрогами Высокого Атласа, западнее горы Эль-Арар началась Сахара. Бриг шел над засыпанными щебнем каменистыми равнинами, - арабы называли их хамадами, - и галечными россыпями, называемыми реги. Галечники и каменистые пустоши. Однообразный пейзаж, выдержанный в серых и желтовато-коричневых тонах. Жестокая негостеприимная земля, мертвая, безлюдная, выжженная солнцем, расчерченная сухими руслами давным-давно несуществующих рек.

Три дня ничего не менялось, и только потом появились желтые пески, изредка перемежавшиеся солончаками и скалами.  Все это время бриг шел на высоте трехсот метров и на скорости в двадцать узлов. Медленно, монотонно, но зато без остановок. Час за часом, ночью и днем. С севера на юг.

Лиза по выбору стояла ночные вахты: вести бриг под звездным небом было куда приятнее, чем через дневное марево. Ночью "рулила", а днем отсыпалась, но не будешь же спать весь день? Вот и сегодня, проснулась в полдень, встала, превозмогая апатию, и погнала себя в душ. Постояла под холодной водой, но, кажется, так до конца и не проснулась, да и вода была, не сказать, чтоб холодная. Поела без аппетита, - стюард принес ланч прямо в каюту, - и пошла наверх, на крышу левой надстройки.

Солнце стояло высоко и палило беспощадно. Небо выцвело, мертвые пески медленно текли с юга на север, уходя под днище брига, исчезая за кормой.

 "Скорость сорок километров в час! Взбеситься можно!" – Лиза выбросила окурок, хотя обычно старалась на борту не сорить, и, открыв железный ящик телефона, сняла трубку.

– Доброго дня! – поздоровалась она со связистом. – Здесь шеф-пилот Браге! Дайте, пожалуйста, ангар!

– Лукас! – сказала она в трубку, изо всех сил сдерживая нетерпение. - Это Лиза. Сделай доброе дело, взнуздай "сивку"!

– Опять приспичило? – поинтересовался начальник "легкой" группы.

– Да, вот, - вздохнула Лиза, - или в небо, или в землю. Третьего не дано!

– Ладно, капитан! – добродушно усмехнулся Лукас. – Понимаю! Все мы люди, у всех свои жуки в голове! У шкипера, к слову, тоже. Дал, понимаешь, карт-бланш на все твои художества. Так что, взнуздаю, приходи! Через четверть часа будет готов! Отбой!

Четверть часа! Как раз переодеться и бегом, бегом! Лиза белкой метнулась к себе в каюту. Набросила куртку, обмотала шею шарфом, схватила шлем, гоглы и перчатки и опрометью бросилась на корму. Добежала, перевела дыхание, глотнула из фляжки, закурила и, не торопясь, вошла в ангар.

– Всем привет!

– И тебе не хворать! – механик Джейк Робинс, закрыл боковой технический лючок и оглянулся на Лизу. – Боец готов, а ты капитан?

– Я всегда готова! – улыбнулась Лиза.

"Как пионер!" – добавила она мысленно и, предвкушая наслаждение, пошла к "Гренадеру".

Конечно, гренадер не коч, но тоже штурмовик. Устаревший, да еще и франкской сборки, но старичок все еще не промах. Может показать класс!

Лиза погладила выпуклый бок истребителя[1] и, благодарно кивнув Джейку, полезла на стремянку. Кабина у гренадера находится высоко. Круговой обзор хороший, но зато внизу ни хрена не видно. Сажать его, – тем более,  на палубу, - та еще морока, но оно того стоит! На максимуме боец выдает триста двадцать километров в час. Не триста восемьдесят, как у коча, однако и на нем можно крутить сальто.

Лиза заняла место в кокпите, механик закрыл плексигласовый фонарь и хлопнул по нему ладонью, желая счастливого пути. Начиналось самое интересное. Лиза запустила двигатель, прислушалась к ритму работы цилиндров, увеличила обороты, и аккуратно выкатила гренадер своим ходом на летную палубу. Встала на старт.   

– Диспетчер, здесь  Стрикс[2]. Прошу взлет!

– Давай, сова! – откликнулась диспетчерская. - Взлет!  

Лиза разом прибавила обороты, удержала на мгновение на тормозах рвущийся в небо штурмовик, и отпустила, позволив ему набрать скорость. "Пробежала" полосу, сорвалась с трамплина и сходу выжала максимум из взревевшего на пониженных тонах двигателя. Истребитель рванул, заваливаясь на правое крыло и задирая тупое рыло в небо. 

"Царица небесная!" – она выполнила разворот, прошлась на высоте над прущим на юг бригом и заложила предельный[3] вираж, на выходе из которого заорала в голос, предусмотрительно отключив радиосвязь. Поднялась выше, выполнила горку кабрированием, ухнула вниз, вписываясь в горизонтальную восьмерку, и хотела уже войти в боевой разворот, но уловила краем глаза некое несоответствие образу ожидаемого и начала сбрасывать скорость, возвращаясь на прежний курс.

"Ну, ни хрена себе!"

– Борт! – заорала она, включив радиосвязь. – Борт! Здесь Стрикс, как слышите меня?

– Слышим тебя, птица, замечательно, - откликнулся диспетчер, - только не ори в ухо!

– Дай рубку! – рявкнула Лиза.

- Есть! – похоже, диспетчер понял, что шутки кончились.

– Рубка! – голос был знакомый, интонации тоже, но помехи не позволяли быть уверенной на все сто.

– Надин? – переспросила Лиза.

- Я. - подтвердила пилот. - Что случилось?

– Объявляй тревогу и разворачивай бриг на ост–норд-ост, - крикнула Лиза, одновременно корректируя скорость и курс. – Там в песках убитый корабль!

– Ты серьезно? – ну, гражданскому пилоту в такие ужасы  сходу поверить сложно, но искатель сокровищ – не круизный лайнер.

– Не до шуток! – отрезала Лиза, поднимаясь выше. - Меня видишь?

– Вижу!

– Следуй за мной, покажу! – И Лиза вошла в новый вираж.  

– Стрикс! – а это был уже Райт.

"Надо же, как оперативно!" - Шкипер умел реагировать быстро, не изменил своей привычке и сейчас.

 – Здесь! – ответила Лиза.

- Что там? – хороший вопрос, был бы у нее такой же хороший ответ! Но, завершив вираж, она снова увидела разбившийся корабль, и настроение упало в разы.

– Мне кажется, был шхуной.

– Давно?

– Нет, свежак! Еще дымится!

– Поднимись выше! – приказал Райт. – Осмотрись! У нас радиоискатель не работает!

– Как не работает? – Как-то все это было не так! Одно к одному, и это настораживало.

– Диверсия! – односложно ответил Райт, и Лиза разом почувствовала "приход". Боевой транс, как она недавно рассказывала Леонтию, - переживание сложное, неоднозначное. Мобилизует организм, берет под контроль эмоции, и в то же самое время способен вскипятить кровь и залить мозги тоннами эндорфинов.

"Понеслось!"

У гренадеров движок слабый, да и аэродинамика – дерьмо. И все это, разумеется, сказывается на скороподъемности. И все-таки истребитель набирает высоту быстрее тяжелых кораблей, даже при том, что левитатора на нем нет. На одной лишь силе воли и голом энтузиазме Лиза по спирали вскарабкалась на тысячу семьсот метров и на очередном развороте увидела засаду. За высоким барханом, вздымавшимся метров на девяносто вверх, с подветренной стороны прятался выкрашенный в цвета пустыни узкий поджарый дромон.

"Твою ж, мать!"

– Вижу одного! – сообщила она Райту и рубке. – Кажется венецианский дромон. Поднимается. Дистанция по артиллерийскому дальномеру двадцать восемь кабельтовых[4]. Направление норд-тень-ост.

Ее гренадер прошел по крутой дуге, набрав еще две сотни метров высоты. Теперь дромон оказался у нее за спиной, но зато в поле зрения попал шведский дракар третьей серии – маленький, но опасный засранец, специально приспособленный для ближнего маневренного боя на малых высотах.

– Шведский дракар третьей серии, направление вест-норд-вест, дистанция тридцать пять кабельтовых. Кого отдашь мне? – Лиза поняла, о чем спрашивает только тогда, когда задала вопрос.

"Ну, ты, девка, совсем обезумила! Кем ты себя вообразила? Неужели истребителем?!" – но горевать было поздно. Слово не воробей, выпустишь – не поймаешь!

– Бери дракар! – сразу же ответил Райт. – Только это… на рожон не лезь! Ты нам живая нужна и здоровая! Удачи!

– И вам не хворать! – Лиза попыталась вспомнить, что и как рекомендовали делать в подобных ситуациях наставления, но Елизавета Браге не нуждалась в подсказках. В следующее мгновение гренадер уже входил в крутое пике с доворотом вправо, чтобы перехватить дракар на подъеме. Двигатель работал на максимуме и вместе с силой гравитации быстро разогнал машину так, что только держи! Лиза чувствовала, что буквально камнем валится с небес.

"Спасите! Помогите!" – кричала ее душа, но рот выплевывал в чувствительный микрофон радиопередатчика одни лишь грязные ругательства.

– Твою ж, мать!

Снизу, от дракара ей навстречу ударили всполохами пламени автоматические пушки, но Лиза уже свалила свой истребитель в плоский штопор и одновременно нажала на обе гашетки, закрепленные слева и справа на штурвале гренадера. Машину ощутимо качнуло – отдача у двух 25-мм автоматов была та еще, но Лиза удержала истребитель на курсе и, прежде чем вышла из штопора, успела заметить бегущую строку разрывов на корпусе дракара.

От перегрузки потемнело в глазах, сжало грудь, сбило дыхание, но руки на штурвале и ноги на педалях продолжали работать, словно бы, сами собой, и, выйдя из штопора метрах в ста пятидесяти – двухстах за кормой дракара, Лиза закрутила истребитель в горизонтальный нож, пропуская мимо себя трассеры вражеских пулеметов.

– Грёбаный засранец! – выдохнула она, как только смогла дышать и, совершив боевой разворот, погналась за уходящим от нее дракаром. 

– А, что скажешь, швед, если я тебя в задницу вы-бу?! – заорала она, видя приближающуюся корму дракара от которой к ней тянулись огненные щупальца трассеров. – Поставлю раком и…

Она нажала на гашетки и буквально взорвала шведу кормовое расширение.

Догнала, пролетела под огнем над палубой, успев увидеть, как окутывается пороховым дымом "Звезда Севера". Ушла в левый разворот, подныривая под набравший скорость дракар, и разнесла несколькими удачно выпущенными снарядами обе нижние артиллерийские башни.

– Аллилуйя! В бога, душу, мать!

Истребитель тряхнуло, и еще раз, и еще. Плексигласовый фонарь брызнул осколками. Жаркий ветер ударил в лицо, срывая со лба капли крови.

– Вот же мудак! – Лиза сходу, не задумываясь, закрутила бочку, вращаясь на высоте не больше ста метров над землей и едва не задевая плоскостями за края дюн.

Вдогон ей неслись пулеметные очереди, но прицелиться стрелкам с дракара было трудно, если возможно вообще. Тем не менее, не желая рисковать, Лиза спряталась за удачно подвернувшийся бархан. Нырнула за гребень, выравнивая полет, оглянулась и увидела, как ветер срывает с кормы клочья пара. Бросила взгляд на пульт. Так и есть: давление в магистралях стремительно падало.

"Что же делать?" – но выбор был невелик. Не сделаешь вовремя то, что положено, некому потом будет заниматься "разбором полетов".

- Твою ж мать!

Лиза перекрыла пробитый трубопровод и перешла на аварийный вариант эксплуатации двигателя: два цилиндра вместо четырех и вдвое меньшее давление пара. Скорость тут же упала, и гренадер потерял остойчивость. На скорости поддерживать равновесие нетрудно, а вот на минимальной полетной – это сразу же стало проблемой. Угол тангажа колебался около нулевой отметки, но был неустойчив, и машина в любой момент могла клюнуть носом и уйти в крутое пике, из которого на такой высоте уже не выйти.

– Рубка! – Лиза постаралась, чтобы голос звучал буднично.  

– Значит, жива! – сразу же ответил Райт. – Ты где?

Лиза взглянула на компас, прикинула в уме.

– Где-то севернее и сзади, если вы, конечно, не изменили курс.

– Не изменили, - подтвердил Райт. - Ты в порядке?

– Я-то да, а вот гренадер – нет! Какая у вас скорость?

– Тридцать шесть узлов, и мы прибавляем.

– Попробую вас догнать… Садиться-то есть куда или аля-улю?

– Вообще-то мы под огнем…

- Предлагаешь, садиться на песок?

– Не стоит! Ладно, иди к нам. Дракар твоими стараниями отстал. Перестреливаемся с дромоном. Может еще отстанет…

- Попадания есть? – спросила Лиза, играя с остойчивостью истребителя, как канатоходец с балансом.

- Нет, мы целы, слава Богу! – ответил Райт.

- Я дромон имела в виду.

– А! Нет, не попали. Прет, как заколдованный!

– Тогда, не отстанет! Скажи палубе, я подхожу.  

Садилась Лиза под грохот орудий, вдогон, имея скорость всего километров на десять больше, чем  у "Звезды Севера". Когда коснулась передним шасси палубы, над головой, - но, слава Богу, не близко, - рванул снаряд, и осколки ударили по броневым плитам прямо перед накатывающимся гренадером. Тем не менее, села аккуратно, ничего себе не сломав, не убившись насмерть и не покалечив других. Дождалась, пока палубная команда не закрепит на гренадере буксировочные тросы, и выбралась из кокпита истребителя.

– У вас лицо в крови! – сказал ей один из матросов.

– Спасибо, - кивнула Лиза. – Я чувствую.

Она действительно чувствовал на носу и щеке подсохшую коркой кровь, и свежую, норовившую затечь в глаза, стоило только снять гоглы, но по сравнению с тем, что могло с ней случиться, это были сущие пустяки.

Лиза быстро спустилась под палубу и зашагала бесконечными коридорами по направлению к рубке. Пока добиралась, бой закончился. Так и не назвавшийся по имени противник вышел из огневого контакта и ушел куда-то на восток.  

– Ну, и грязный же у тебя рот, Лизка! – с восхищением, едва ли не с восторгом, пропела навигатор Варзугина, стоило Лизе появиться в рубке.

– Ну, ты и отмороженная! – в унисон Анфисе покачала головой Надин Греар, но глаза ее при этом сияли, а губы растягивались в счастливой улыбке.

– Удачливая ты женщина, Лиза! – усмехнулся шкипер. – Везде приключения на свой зад находишь!

Он подошел к Лизе, посмотрел ей в глаза, и быстро, пока она не успела отреагировать, поцеловал в губы.

– Если хочешь, дай в глаз! – улыбнулся Райт, оторвавшись от ее губ, и сделал шаг назад. – Но я, Лиза, дал зарок: если вернешься на борт, обязательно поцелую!

 

 

Глава 8. Сахара, Июнь, 1930

– Надо отдать тебе должное, Лиза, материшься ты, просто виртуозно!

–  Ну, да! – кивнула Лиза в ответ на комплемент первого трюмного инженера. – Неповторимый себерский стиль. А ты что, "по-русску разумеешь" или как? 

- Нет, откуда! – рассмеялась Рейчел. – Я только мат знаю, но зато "от и до". Удивлена? Не стоит! У нас на верфях в Питтсбурге, да и здесь в машинном отделении полно русских. От них и научилась.

– Вот только честно, - вздохнула Лиза, смиряясь с неизбежным, - какому долбанному мудаку пришло в голову, вывести мой канал в общую трансляцию?  

Как оказалось, во время боя ее слушал весь экипаж. Узнав об этом, Лиза почувствовала себя крайне неловко. Все-таки некоторые из использованных ею оборотов в устах женщины звучат неуместно.

- Этот мудак я! – виновато улыбнулась навигатор Варзугина.

– Но зачем? – возмущение Лизы легко трансформировалось в оторопь, и теперь она просто недоумевала.  

- Народ должен знать своих героев, - пожала плечами Анфиса. – Мы вели бой! Ты была… - навигатор покрутила над головой пальцами, по-видимому, обозначая этим абстрактное "где-то там". – Одна, и бодалась на стареньком истребителе с целым корветом. Всякое могло случиться!

И ведь не придерешься! В той ситуации Фиса поступила правильно. Подняла боевой дух команды, и отдала должное Лизе, оставшейся один на один с сильным противником. Но скоротечная схватка над песчаным эргом осталась позади, и теперь Лизе приходилось краснеть, как минимум, за некоторые из тех идиоматических выражений, которые с необыкновенной легкостью срывались во время боя с ее языка.

– Глупо получилось… - вот и все, что она могла сказать по этому поводу.

– Да, ладно тебе! – вмешался молчавший до этого момента Райт. – Хватит дурью маяться! Сказала и сказала! Был бой, а под огнем люди и не такое несут!

– Поддерживаю! – кивнула Рейчел. – Мало ли какие ассоциации во время боя в голову придут!

– Точно! -  прыснула в кулак навигатор Варзугина. - Особенно мне понравилось про "догоню и раком поставлю"!

– Дура ты, Варза! – покачала головой Лиза, к которой вернулось ставшее уже привычным самообладание. – Я же в бою не женщина! И реакции у меня "пацанские". Как в Академии приобрела мужскую манеру боя, так на всю жизнь и осталось. Я же не в девичьем кружке вышиванию училась, а с парнями  с полной выкладкой марш броски делала, и они меня не слишком-то и стеснялись! 

И в самом деле, не стеснялись. Как обвыкли, так сразу и приняли в компанию "как своего парня". Разве что деликатно отворачивались, когда она раздевалась, чтобы натянуть летный комбинезон.

"Смешные!" – усмехнулась Лиза мысленно и вдруг с ужасом поняла, что, и в самом деле, вспоминает училище, себя "молодую" и курсантов, с которыми вместе училась. Воспоминания были смутными, полустертыми, словно бы, подернутыми туманом, но они были, хотя принадлежать ей никак не могли. И более того! Сейчас Лиза, наконец, сообразила, что и ругаться так она никогда не умела. Ведь знать "некоторые слова и выражения" и уметь их употреблять – разные вещи. Да и не возникали у нее раньше такие ассоциации! Тут Рейчел не права. Это ведь чисто мужское, если подумать, кобелиное, но никак не женское - "догнать и нагнуть". Однако Елизавета, похоже, так подумать могла. В горячке боя, на нерве, но все-таки могла, а вот Лиза – нет!

Она достала папиросу и поспешила закурить, чтобы скрыть от других свою растерянность. А Лиза растерялась, если честно. Да еще как! Ведь то, что произошло сегодня во время боя, то, что происходило с ней все последнее время, можно было назвать только одним словом – слияние. Она уже думала об этом раньше, но, похоже, окончательно и бесповоротно слилась с Елизаветой только сейчас. Вот, например, хороший вопрос: кто вел сегодня воздушный бой? Елизавета? Но сознание-то по любому принадлежало Лизе. А кто охотился ночью на леопарда? Лиза? Но и это неправда, точно так же, как и предположение, что это была Елизавета.  Из них двоих, судя по всему, получился кто-то третий, и к этому необходимо было привыкнуть, это следовало принять, потому что Лизе здесь жить. В этом образе, в этой шкуре.

"Это не симбиоз, - поняла она. – Это действительно слияние! И я уже не я, но и Елизаветой от этого не стала!"

– Может быть, оставим меня молодую и красивую в покое и займемся разбором полетов? – спросила она вслух, пододвигая свой стакан ближе к Райту. Шкипер как раз взялся разливать "по второй".

Собрались в его каюте. Вернее, Райт сам их позвал "скоротать вечерок": Лизу, Рейчел, Анфису и двух мужчин – лекаря и оружейника. Но ни Тюрдеев, ни Бэйли участия в разговоре пока не принимали. Просто наблюдали.

– У нас проблема, - Райт аккуратно разлил виски и поднял взгляд на присутствующих. – На борту крот, и я не знаю, как его найти.

– Или ее, - кинула "горсть вшей" Лиза.

– Или ее, - согласился Райт. - Доверять, кроме вас и старпома, никому не могу, потому что сукин сын… или дочь… Тьфу ты! Сукин сын смог добраться до радиоискателя, а это не каждому дано. Ну, вот, собственно. Прошу высказываться!

– У него есть радиопередатчик, - прокомментировала услышанное Анфиса и взяла свой стаканчик.

-   Логично! – согласился Райт. – Но что это нам дает?

– А в чем тут логика? – спросил Тюрдеев. – Он что самоубийца? Ведь если бы нас сбили, ему тоже крышка.

– Ну, это как посмотреть! – не согласилась Рейчел. – Может быть, он надеялся, что не пострадает, а может быть мы и вовсе не понимаем ход его мысли. Или ее.

– Возможен еще один вариант, - предположила Лиза. – Передатчик есть, но связывался говнюк не с засадой, а с кем-то другим, а они это знали и нас запеленговали. Два корабля – две точки триангуляции. А потом радиоискателем вели…

- Разумно! – кивнул Райт. – Но это возвращает нас к исходному вопросу. Как нам сукина сына поймать? Допустим, у него есть радиопередатчик. Что это дает нам?

– Думаю, ничего, - Рейчел тоже взяла стаканчик и отошла к панорамному окну. – Красота!

– Да, нет, не скажи! - покачала головой Лиза, которая знала один хитрый прием, но не была уверена, что ей удастся его "провести". – Я не о пейзаже, я о рации. 

– Объяснись! – потребовал Райт.

– Работающую рацию можно засечь.

– Если знаешь, на какой частоте она работает, а если не знаешь?

– А как же эти, которые на дромоне и драккаре, нас запеленговали? – спросил Тюрдеев. – Ну, в смысле, не нас, мы то в эфир не выходим. Но этого-то, как они запеленговали?

– Если знали, что идут на охоту, - объяснил Бейли, - то взяли ружья! Такая техника существует, но у нас ее нет. А как без этого засечь передатчик?

– Технически довольно сложно, но выполнимо, - усмехнулась Лиза. - Скажи, Иан, тот артиллерийский автомат, что валяется на складе, с ним что случилось?

– Не знаю, - пожал плечами Райт. – Что скажешь, Сэм?

– У него аккумулятор расплавился прямо в гнезде, - объяснил Бейли.

– То есть, начинка уцелела? – поинтересовалась Лиза, боясь поверить в такую удачу.

– А что ей сделается! – пожал плечами оружейник.

– Отдайте его мне, я знаю, как собрать детектор!

– Серьезно? – подняла бровь Анфиса.

– Рейчел, поможешь? – проигнорировала вопрос Лиза.

– Я в электричестве не спец…

- Мне просто нужны еще одни рабочие руки.

– Тогда, располагай, - кивнула Рейчел. – Но что это нам даст? Мы ведь и так знаем, что у него передатчик? 

- Ну, это просто! – отмахнулась Лиза. – Сядем около распределительного щита. Как только засеку передачу, начнем отключать подачу электричества по секторам…

- Вот, черт! – встрепенулся Райт. – Колоссально! Вот же ты умница какая, Лиза! Давайте, тогда, дамы, сразу за дело! Что тебе нужно, Лиза?

– Сам автомат, - начала перечислять она, - отвертки, мелкие плоскогубцы, паяльник, пинцет, припой, проволока, медная… А серебряной, случаем, нет?

– Есть, - ответила Рейчел, но немного.

– А много и не надо.

– Дать тебе лупу? – спросил Тюрдеев.

– Не надо, у меня гоглы есть. Хотя нет! Давай! Рейчел пригодится!

– Отлично! – встал Райт. – Дамы и господа, выпивка откладывается, но за успех операции я проставляюсь по полной! Бейли обеспечь, чтобы у склада никто не ошивался! Остальные пока свободны, но без оружия не ходить!

 

 

***

Артиллерийский автомат – штука странная. В сущности, никчемная, но сделана, как и многое другое в этом мире, изобретательно и не без признаков божественного безумия. Тут, что называется, ни прибавить, ни убавить. На самом деле, автоматизировать подачу снарядов большого калибра из артиллерийского погреба к самим пушкам – задача не столь и сложная, особенно для тех, кто уже умеет делать автоматические пушки малых калибров. Но местные инженеры пошли своим путем. На первом этапе, в самих погребах артиллерийский автомат – трехногий и четырехрукий недоробот, - берет снаряды со стеллажа, переносит к подъемнику, загружает и отправляет наверх. Гидравлический подъемник, приводящийся в движение приводом от вспомогательного двигателя, доставляет снаряды в артиллерийскую башню. И там с лотка подъемника их снимает второй артиллерийский автомат, способный принять и отнести снаряд к пушке, подать его в ствол и закрыть замок. Остальное делают люди, и у Лизы, как только она поняла принцип устройства артиллерийской башни, возникло стойкое сомнение во вменяемости местных конструкторов. Ну, чего, казалось бы, проще - обратить все потраченные на создание этого карликового голема средства на постройку обыкновенного автомата заряжания? Револьверного или ленточного, или еще какого. Но нет!

Впрочем, нет худа без добра. Лиза вскрыла корпус электромеханического болвана и получила в полное свое распоряжение несметное количество разнообразных реле, реостатов, конденсаторов и трансформаторов, всевозможных резисторов, включая термо и фоторезисторы, дросселей, соленоидов и кварцевых резонаторов, не считая многих метров высококачественных проводов различного сечения. И это все в довесок к невероятным чудесам механики, ко всем этим миниатюрным шарнирам, эксцентрикам и карданам, шестерням всех мастей, валам, вариаторам и редукторам, выточенным к тому же из высококачественной стали и бронзы. Просто праздник изобилия какой-то, а не примитивный робот доэлектронной эпохи. Ну, а дальше, как говаривали в ее время в политехе, одна лишь ловкость рук, и никакого мошенства. А руки у Лизы росли, откуда следует и в прошлой жизни, не подкачали и в нынешней.  Да и Рейчел не посрамила профессию. Электрик или нет, но инженеры в эту эпоху и в этом мире, хотя и специализировались уже по отраслям знания, все еще знали и умели всего понемногу и во всех прочих областях техники и технологии.

В конечном итоге, через шесть часов кропотливой работы широкополосный детектор электромагнитного излучения был создан и перенесен поближе к распределительному щиту, в небольшую обычно пустующую каюту, примыкающую к электрической подстанции брига. Ну, а пока Лиза и Анфиса обустраивали "центр слежения", Бейли и Райт соорудили подходящую по размерам антенну, перебросив стальной провод между первой и второй артиллерийскими башнями, то есть, протянув ее не поверху, а понизу – под днищем корабля.

Предполагалось, что в течение дня засланец выходить на связь поостережется, но вот ночью… Ночь для связи самое подходящее время!

Весь день "Звезда Севера" шла ускоренным ходом, делая не меньше тридцати узлов, в направлении на зюйд-зюйд-ост и уже в сумерках достигла гельты[5] Эль-Ассел. Здесь бриг завис между скал над небольшим, но глубоким озером и начал забор воды…

 

 

 

---

[1] В этом мире различия между штурмовиками и истребителями настолько несущественны, что оба термина используются как синонимы.

[2] Стрикс - Strix (genus) – неясыть.

[3] Предельным называется вираж, для выполнения которого на заданной высоте при максимальном крене и максимальной эксплуатационной перегрузке использована вся мощность двигательной установки летательного аппарата.

[4] Артиллерийский кабельтов равен 182,88 метров.

[5] Гельта - особая форма естественных водоёмов (источников воды) в пустыне Сахара.

[Волдик]

Чем дальше, тем чудесатее.  

[moscow_guest]

У нас на верфях в Питтсбурге, да и здесь в машинном отделении полно русских.

А так, собственно: у них существует единый народ с самоназванием "русские"? Или всё-таки (что логичнее) отдельно "себерцы", "кияне" и кто там ещё есть?

[Max_Max]

русский - в данном контексте не самоназвание, а ярлык, приклеенный ко всем кто говорит по-русски. Рейчел американка - для нее и себерцы, и киевляне, и жители калифорнии и аляски - все русские.

Там выше была шутка на эту тему. Лиза спросила, сколько градусов. Иан не понял. А она ему - а еще русский называется!

А он вообще гражданин Техаса и узроженец САСШ.

[ВВВ]

в данном контексте не самоназвание, а ярлык, приклеенный ко всем кто говорит по-русски

Лизон то очнувшись русский язык как то не признала   А скажем русских и поляков и в америке не путают.

[Волдик]

А скажем русских и поляков и в америке не путают.

Меня путали.  Правда, не в Америке-США, а просто в Америке. 

 

Не вижу тут проблемы - любая идентичность многоэтажна. "Русские" этого мира как понятие - что-то вроде "славян" нашего. Ну, или "югославов", кто помнит прошлый век. Очень употребительное было имечка, даже и сейчас встречаю, хоть они и передрались вусмерть.

Ну и не знаю, как там с поляками, но всех русскоговорящих их бывшего СССР запросто назовут русскими за бугром и сейчас, а в советское время это было нормой. Был даже анегдот на заре перестройки, что "новые русские" - это в основном старые грузинские.

 

P.S. Ну и на верфях Питтсбурга я не работал. Ни в том мире, ни в этом. Движок Форума - это песня.

[Max_Max]

В Питсбурге уже лет сорок нет верфей, только мемориал: фрегат (или эсминец, уж не помню) и подлодка времен ВМВ. А вот русская церковь за речкой есть. И тан когда-то жили одни русские, включая украинцев Кто помнит фильму Охотник на оленей, так это про них

[ВВВ]

Не вижу тут проблемы - любая идентичность многоэтажна. "Русские" этого мира как понятие - что-то вроде "славян" нашего.

У меня память может и не самая лучшая, но   

 Перед Лизиной отправкой предыдущий попадун сумел заметить улицы с вывесками на латинице и вроде славянским языком, а также вывеску на кириллице - Русская книга.  Что как бы намекает...

[Max_Max]

Не намекает. Я потом объяснй в тексте. Киевляне пишут на кирилице и называют себя русскими - вот у них это самоназвание. А прочих говорунов на русском языке (как бы он ни звучал в этой реальности) называют русскими тоилько иностранцы. Себеряне киевлян киевлянами зовут, поляки, которые тоже славяне, опять же киевлянами.

[ВВВ]

А прочих говорунов на русском языке (как бы он ни звучал в этой реальности) называют русскими тоилько иностранцы. Себеряне киевлян киевлянами зовут, поляки, которые тоже славяне, опять же киевлянами.

 то есть и поляков там русскими кличут ?

[Волдик]

 Перед Лизиной отправкой предыдущий попадун сумел заметить улицы с вывесками на латинице и вроде славянским языком, а также вывеску на кириллице - Русская книга.  Что как бы намекает...

Намёки - они как красота - в голове намекаемого. Дело сугубо личное. Я вот не увидел. 

 

Зато по-жизни сто раз встречался экспериментально с "зеркальностью" вот такой ситуации:

А прочих говорунов на русском языке (как бы он ни звучал в этой реальности) называют русскими тоилько иностранцы.

Отсюда почти автоматом следует, что хотя

Себеряне киевлян киевлянами зовут, поляки, которые тоже славяне, опять же киевлянами.

- оказавшись перед иностранцами, все перечисленные запросто назовутся русскими. Внутренние разборки - они внутри семьи, когда посторонних нет, мы можем обзываться как угодно - а когда у нас  гости - мы все заодно.

Гумилёв-младший много и красноречиво расписывает этот момент 

 

Изменено 27 Mar 2016 пользователем volodechka

[Max_Max]

Ну, где-то так. Кроме поляков

То, что Лизе местный русский показался польским, не означает, что местный польский не отличается от местного русского

[ВВВ]

Намёки - они как красота - в голове намекаемого.

Это да     А фактики - они они имеются  независимо от того ....

 И скажем те же американцы русских из Киева и "русских" из Новогородчины никак бы не смешивали. Ибо у одних - какие то непонятные кракозябры, а вторые - волне понятную азбуку используют

Ну - это не считая того что оно и в РИ языки скажем в Киеве и Новгороде расходиться стали заметно, а уж если дошло до принятия другого алфавита....

Так что вот себеряне никак бы в понятие Мы- русские не входили бы.

 

[Волдик]

И скажем те же американцы русских из Киева и "русских" из Новогородчины никак бы не смешивали. Ибо у одних - какие то непонятные кракозябры, а вторые - волне понятную азбуку используют

Увы Вам - в нашем мире сербов и хорватов ещё как смешивали. И далеко не американцы, которые далеко.

Гадкая штука - наблюдательный эксперимент. Такие красивые построения режет...

Вообще РИ-Югославия Тито - весьма адекватная моделька этнополитической путаницы мира автора.  Приглядитесь, там столько дивного, но узнаваемого.

[ВВВ]

Увы Вам - в нашем мире сербов и хорватов ещё как смешивали.

А ежели народцы или племена поменьше вспомнить - так и вообще

 Но вот Себерия к диким и малоразвитым странам не принадлежит , чтобы ее население с киевлянами путать  

[Max_Max]

Ну, вот Югославию я и использовал. сербы пишут на кирилице, а харваты - на латинице. А язык один и тот же. И вот нам издалека все сербы и харваты, а зодно и словенцы и прочие все - до сих пор югославы (ну, или бывшие югославы )

С другой стороны для среднего американца, англичанина или француза русские - это не только русские ипримкнувшие к ним евреи но и украинцы, чеченцы и очень; много кто еще. Вот только что читал в газете, как русские гнобят украину, но своего соседа считаю русским, хотя он бедолага десять раз объяснял, что он совсем даже украинец.

Где-то так

 

[ВВВ]

Ежели использовать так - то выходит что довольно долго Себерия и Киевляндия были одним государством.  И поделились - относительно недавно, что бы про это еще не забыли.

 И русские - это все кто в этом государстве жили.  Признак не этнической, а государственной принадлежности...

[moscow_guest]

И русские - это все кто в этом государстве жили.  Признак не этнической, а государственной принадлежности...

По тексту они, вроде бы, периодически воевали, причём неоднократно.

Скорее, местные "русские" - примерно, как наши "скандинавы". РИ-датчане и шведы говорят на похожих языках, но никак не считают себя соотечественниками, хотя когда-то и жили вместе в Кальмарской унии. Ну или там "латиноамериканцы".

[wizard]

Лиза уже свалила свой истребитель в плоский штопор и одновременно нажала на обе гашетки, закрепленные слева и справа на штурвале гренадера. Машину ощутимо качнуло – отдача у двух 25-мм автоматов была та еще, но Лиза удержала истребитель на курсе и, прежде чем вышла из штопора, успела заметить бегущую строку разрывов на корпусе дракара.

 

От перегрузки потемнело в глазах, сжало грудь, сбило дыхание, но руки на штурвале и ноги на педалях продолжали работать, словно бы, сами собой, и, выйдя из штопора метрах в ста пятидесяти – двухстах за кормой дракара, Лиза закрутила истребитель в горизонтальный нож, пропуская мимо себя трассеры вражеских пулеметов.

 

– Грёбаный засранец! – выдохнула она, как только смогла дышать и, совершив боевой разворот, погналась за уходящим от нее дракаром. 

 

чего???????

это физически в данной ситуации невозможно. в пике войти в плоский штопор нельзя в принципе. я вообще не уверен что по описанию аппарат может войти в плоский. вообще истребитель входящий в плоский на вооружение не берется.

и высота мала. 

[ВВВ]

чего??????? это физически в данной ситуации невозможно. в пике войти в плоский штопор нельзя в принципе. я вообще не уверен что по описанию аппарат может войти в плоский. вообще истребитель входящий в плоский на вооружение не берется. и высота мала. 

Коллега - вот технику и ее применение давайте не трогать

 

[moscow_guest]

это физически в данной ситуации невозможно. в пике войти в плоский штопор нельзя в принципе. я вообще не уверен что по описанию аппарат может войти в плоский. вообще истребитель входящий в плоский на вооружение не берется.

Кто его знает, как оно есть, когда полёт основан на антигравитации.

[ВВВ]

Скорее, местные "русские" - примерно, как наши "скандинавы"

Но тогда магазин Русская книга на кирилице - довольно глупо выходит.