Оскорбление

[Treau Garold]

Здесь я намерен развлекаться космооперой.

 

Оскорбление.

Первым, что он увидел, была стена.

Невозможно сказать, близко или далеко она находилась. Серая однотонная поверхность без единой отличительной черты. Он не смог бы даже сказать, почему стена представлялась поверхностью, а не пустотой. И почему – не полом или потолком.

Направления смешались. Он смотрел вверх. Вниз. В какой-то момент ему показалось, что его поле зрения расширилось до полного круга. До шара. И продолжало расширяться. Стена взорвалась вокруг себя самой и рассыпалась вместе с его собственным зрением.

Потом вернулась. Снова стала серой вертикальной равниной.

На стене медленно проступили темные контуры. Расплывающиеся пятна, будто следы от влаги. Они росли, наплывали друг на друга, бледнели, исчезали. Извивались, меняя форму, пробуждая смутные ассоциации. Но прежде чем память отреагировала чем-то вразумительным, вернулся цвет. Пятна замигали, обретая синеву, изжелтую зелень, темный багрянец.

Новый взрыв.

С очередным возвращением стены – снова плоской, пустой, безразмерной – пришли звуки. Приглушенный вой, щелчки, потрескивание, мерный гул. Звуки смешивались в единое жужжащее крещендо, грохотали, гремели, пока не обратились в гром взрывной волны, и стена не рассыпалась в очередном взрыве.

Мысль о взрывной волне снова разбудила что-то в глубине памяти.

Голос с экрана запинается и дрожит, зачитывая строки, кажущиеся анонсом очередного скверного блокбастера. Изображение слегка покачивается вместе со сжимающей камеру рукой, плотно застроенная береговая линия наклоняется в такт качке невидимой глазу палубы. Далеко в глубине суши, за шеренгами блистающих стеклом и металлом небоскребов, предрассветное небо вдруг наливается светом, будто утреннюю дымку процарапали три огненных когтя. Три идеально прямых молнии соединяют небо и землю, бело-голубая заря озаряет вскипевшие облака. Над верхушками зданий вздымается туча, медленно растет, приближается. Крик на чужом языке – неразборчиво. Запись пропадает, уступая место неуверенно улыбающемуся лицу – будто обладатель его и сам до сих пор не уверен, что не участвует в каком-то грандиозном розыгрыше. И с этой улыбкой не вяжутся грозные слова, что он зачитывает.

Длинное, до горизонта, шоссе, так же до горизонта запруженное автомобилями. Виднеются несколько грузовиков, но основная масса пробки – легковушки и до отказа забитые людьми автобусы. Слева – лесополоса, испятнанная импровизированными стоянками, справа – насыпь железной дороги. Приближающийся поезд видно издалека, и одно за другим пятна лиц оборачиваются к нему. Состав идет навстречу еле ползущим машинам, груз на открытых платформах укутан брезентом, под которым угадываются угловатые обводы корпусов и длинные орудийные стволы. Поезд проносится мимо, и лица тотчас отворачиваются, словно боятся ненароком глянуть вслед поезду туда, откуда началось отчаянное черепашье бегство.

Широкая бетонная площадка, тут и там виднеются желтые палаточные навесы. Толпа – не сжавшаяся плотно, скорей, множество человеческих кучек, жмущихся к палаткам, к вмонтированным в бетон скамьям, к чемоданным пирамидкам. И странная для такого скопления людей тишина, все разговоры – полушепотом, словно среди тысяч людей ни один не решается заговорить громче, чем в полголоса. По-мартовски прозрачное небо время от времени перечеркивают инверсионные следы, и к ним, будто по команде, устремляются сотни взглядов.

И снова – выворачивающаяся из себя самой стена. Серая вспышка, смывающая образы, звуки и воспоминания.

А когда поверхность собралась снова – он понял, что смотрит вдоль длинной и пустой камеры с округлыми стенами серого цвета. Пустой, не считая нескольких углублений в дальнем ее конце и бесцветной массы рядом с ними.

Он попытался вдохнуть, перевести взгляд, повернуть голову. Не преуспел. Хотел дотронуться до лица, но рука не повиновалась точно так же.

Он закричал. И это ему удалось.

Бесцветная куча в дальнем конце помещения – в десяти метрах отсюда? – зашевелилась, разворачиваясь. Вскинула голову, повернув морду к источнику звука. Распрямилась, поднявшись на ноги. Сделала несколько шагов вперед.

На него почти в упор смотрел гоблин.

Наверно, где-нибудь в передаче про диких животных это смотрелось бы даже мило. Большие черные глаза, подергивающийся влажный нос, крупные стоящие торчком ушки – все, что нужно, чтобы сделаться звездой «Youtube» и виртуозно выпрашивать подачки у восторженных туристов. Морду гоблина покрывал короткий серый мех, при движении поблескивающий и словно бы даже ярко сверкающий под серым светом. Черная верхняя губа приподнялась, обнажив короткие желтые клыки.

Как и положено гоблинам, создание держалось сгорбившись, впрочем, непохоже, что ему это доставляло какие-то неудобства. Лобастая голова сидела низко, короткая шея переходила в покатые плечи. Мохнатый серый торс формой походил на человеческий, под шерстью бугрились внушительные мышцы. Туловище гоблина опиралось на короткие и толстые ноги, единственным предметом одежды на его теле была то ли короткая юбка, то ли просто кусок ткани, обмотанный вокруг талии, да несколько нитей из бисера, оплетенных вокруг запястий и шеи.

Непропорционально длинная в сравнении с приземистым туловищем рука уверенно держала длинное копье с черным поблескивающим наконечником.

Гоблин внимательно смотрел на него, черный нос подергивался. Серая пасть вновь осклабилась, обнажая зубы. Раздалось глухое ворчание.

 – Ты… ты… – сумел он выдавить. Не узнавая свой голос. Ровный, странно высокий, нечеловеческий.

 – Я-а, – только через несколько секунд он понял, что гоблин ответил, а не просто издал нечленораздельный звук. – Я. Видеть тебя. Странно, – существо проглатывало твердые согласные, будто перекатывал их во рту. – Но рада. Ты – помнить что?

 – Ты… говоришь? – выдавил он чужим голосом.

 – Я говоришь, – повторил гоблин. – Я помнить. Они говорить, ты – не помнишь… но хочу проверять. Ты… последнее помнишь? Что?

 – Кто ты?

 – Друг, – гоблин вновь оскалился, и на сей раз он догадался, что это была попытка улыбнуться. – Я – вопрос. Помнишь – что?

Он хотел было осмотреть камеру. Но глазные яблоки оставались такими же неподвижными, как и все тело. Морда гоблина и выглядящее очень острым копье занимали все поле зрения. В блестящем мехе вроде бы даже отражались смутные очертания – но разглядеть подробности не удавалось.

– Сортировочную. Мы ждали поезда на Оренбург. Кто-то пустил слух, что по уцелевшей ветке пустили дополнительный состав, – словно внутри рухнула плотина, и он говорил быстро, взахлеб. – Срочники не пускали к платформам, стреляли в воздух. В зале ожидания раздавали гуманитарку. Отдал паек какой-то женщине. Собирался дождь. Я зашел под навес. Услышал сирену, все заметались. Мы бежали к поездам. Рядом что-то грохотало, солдаты тоже куда-то бежали. Потом был грохот, поезда загорелись. Я бросился к вокзалу, он тоже горел. Дальше урывками. Помню, лежал на бетоне, было очень душно. Увидел в небе их машину, одну из тех, малых. Прикинулся мертвым. Дальше не помню, – он остановился.

Гоблин медленно покачал головой, по его шерсти прошла переливчатая волна. Очень человеческим жестом поднес ладонь ко лбу.

 – Говорить Плохое сказать, сказать. Но я – проверить. Говорить Плохое – не говорить ложь, ич-чит-тл! – из пасти гоблина вырвался поток чирикающих щелчков-цоканья.

 – Ты… – прервал он гоблина. – Ты – один из них?

Создание зашипело.

 – Говорить Плохое? Нет, нет, нет. Я – друг. Ли-ча – человек – друг. Земля – Кья-Ал – друг. Приходить Говорить Плохое, ичивалла тиа… – гоблин вновь потер лоб. – Я – говорить смеяться ты? Понять – тяжело. Говорить – тяжело. Раньше легче. Ты видеть, слышать, понимать. Говорить раньше легче. Но они – страх, большой страх, – гоблин показал зубы. – Сказать – говорить так, мешать понимать. Я – знать ты говорить мало, и я понимать мало, не сказать! Большой страх Говорить Плохое, большой надежда!

 – Надежда? – выхватил он единственное слово из этого потока бессмыслицы.

 – Надежда, – гоблин оскалился, взъерошил шерсть, и по сторонам от него брызнули зайчики переотраженного серого свечения. – Надежда Земля. Надежда Кья-Ал. Надежда жить.

Он безуспешно и безнадежно попытался собраться с мыслями.

 – Что со мной? Ничего не чувствую…

 – И не видеть. Хорошо, – гоблин наклонил голову, уставясь ему куда-то под ноги. – Раньше – и быть лучше. Сейчас – как куча чит-тли! Они говорить – скоро быть лучше. Ты жди. Время быть. Очень много время. Говорить Плохое только говорить быстро. Идти – долго. Очень долго идти от звезда до звезда, ич-чит-тл! – гоблин вновь защелкал.

 – Между звездами? – повторил он, словно автомат. – Где… где мы?

Казалось, из гоблина выдернули затычку. Он весь как-то обмяк, сгорбился еще больше, опираясь на древко копья.

 – Далеко. Очень далеко. Больше не Канзас – так ты говорить?

Какое-то время оба молчали.

 – И… что с нами будет?

 – Будет? – гоблин словно покатал во рту новое слово. – Будет – ты спасать Земля. Я спасать Круг Говорить, Кья-Ал. Если – будет. Если ты – помочь.

 – Если я помогу? – медленно, неуверенно пробормотал он.

 – Ты – помогу, – снова очень-по человечески наклонил гоблин голову. – Много – нет нужно. Только ты – опять умереть. Но не очень много раз.

[KVS]

Ну вот, опять прекрасное начало. И страшно во что Вы это превратите. 

[Serafim]

Хорошо, но малопонятно. Впрочем, ничего нового.

Здесь я намерен развлекаться космооперой.

Да ладно! А есть где вы развлекаетесь не космооперой?

[Treau Garold]

А есть где вы развлекаетесь не космооперой?

Будет мало комментов - развлекусь дамским романом )))

[Affidavit Donda]

развлекусь дамским романом

Может не надо?

[Treau Garold]

Ну вот, опять прекрасное начало. И страшно во что Вы это превратите.

В тегах все указано

 

Может не надо?

Вы говорите так, как будто это что-то плохое

[Magnum]

Первая ассоциация - "Одиссея" Кейта Лаумера.

Вторая - тоже Лаумер, но какой-то другой роман. 

 

[Treau Garold]

Конструкция заметила врага на расстоянии двадцати восьми астрономических единиц и поняла, что обречена.

Противник, будто низкосенсорный воин в высокоэнергетическом ландшафте, хорошо рассчитал свой удар, укрыв проекцию траектории на конструкцию в излучении звезды. Но конструкция обладала некоторым массивом пленочных интеллектуальных зондов, преследующих и обгоняющих цель в ее орбитальном движении, и они в конце концов отследили узкую полосу свечения рекомбинации ионизированных атомов солнечного ветра, увенчанную россыпью точечных теплых дробинок. Хотя скорость, набранная противником, и оставляла конструкции больше девяти часов на ответные меры – что на полчаса с лишним превосходило срок, отпущенный противнику – она приближенно, насколько позволял ее невеликий и тщательно замаскированный сенсорный объем и мыслительная мощность, прикинула массовые и скоростные возможности противника, и осознала, что ни развернуть полноценную защиту, ни выйти из конуса атаки не сможет.

Это было неудивительно. Конструкция не встречалась ранее с противником, но хорошо представляла его способ охоты, как и он знал ее оборонительные возможности. Она понимала, что мощь породившего ее целого достаточна, чтобы от врага осталось сильно ионизированное воспоминание и бороздящие пространство жалующиеся тени. Именно поэтому враг никогда не рискнул бы встретиться лицом с лицу с ее источником и прародителем, предпочитая скрадывать добычу по охраняемым ее братьями окраинам империи. И в этом преуспел.

Тем не менее, кое-что она могла сделать.

Пучок электромагнитных волн прошел сквозь центр массовой пульсации, за половину двухквинтиллионной доли йотасекунды передав могущественному источнику зов. Не о помощи, на нее конструкция не рассчитывала. И не о возмездии, даже оно пришло бы слишком поздно. Конструкция всего лишь кратко сообщила о нападении врага, и добавила основные сведения о своей работе за истекшие тысячелетия. После чего разослала по удаленным запоминающим пленкам, достаточно малым, чтобы надеяться не привлечь внимания противника, более подробную версию доклада, сопроводив ее относительно крупными фрагментами своей идентичности. В будущем, знала конструкция, когда враг покинет систему и работа в ней возобновится, они послужат исходным материалом для создания ее преемника, и этот факт служил конструкции скромной дополнительной мотивацией.

Конструкция начала перегруппировку своей гештальт-сферы. Она не была совсем уж беззащитна – ее хорошо подготовили для перехвата вражеских разведчиков, на околосвете проносящихся через систему, для поиска и уничтожения дремлющих в кометных ядрах падальщиков, выдающих себя лишь крохотными струйками остаточного теплосброса. Но тот жалкий боевой рой, что конструкция успевала отпочковать за отведенное ей до битвы время, были бессильны даже против вражеского авангарда – а далеко впереди она уже различала тормозное излучение основного противника, многократно превосходящего ее и по динамике, и по боевой массе.

Впрочем, конструкция не считала сопротивление бесполезным. Готовность сражаться до последнего сама по себе ложилась на весы – вынуждая противника расходовать дефицитную боевую массу на почкование арьегардного роя, отправку разведчиков, и быть может – заставляя его уклониться от атаки на системы, занятые ее собратьями по источнику. Так что конструкция выдвинула восемь перехватчиков в двухстенном строю к границе гештальт-сферы, и окружила себя четырьми баклерами, спокойно и храбро готовясь к последнему безнадежному бою.

С чувством скромной гордости и хорошо исполненного долга осознавая, что только что обрекла на гибель восемь миллиардов землян.

Бой продолжался менее полусекунды.

Он был коротким, ярким и безжалостным. На расстоянии семидесяти миллионов километров враг развернулся в боевую колонну. Траектории четырех разведчиков прошли по краям конуса атаки, и конструкция хлестнула по ним мощным рентгеновским клинком, не желая лишний раз выдавать позиции перехватчиков. Распахнулся первый перехватчик, и к конструкции устремился огненный дождь из плазменных пучков, которыми обратились три вражеских шпаги. Но четвертым шел контрперехватчик, и диск нестерпимой яркости на долю секунды отделил врага от конструкции. Перехват, перехват, контрперехват… И три антипротонных молота сработали синхронно, испепелив и вторую стену, и последний выживший перехватчик фронта. Полыхнули молнии магнитоплазменных баклеров, полыхнули сами баклеры, встречая собой гамма-клинки.

А затем релятивистская шпага ударила в открывшуюся брешь, и в мыслительном ядре конструкции мгновенно возникли тридцать два тонких отверстия с истекающими радиацией краями.

Сенсоры отключились, связь с зондами пропала. Гештальт-сфера мигом схлопнулась до границ внешней обшивки. Сквозь поток сигналов о повреждениях, всеми уцелевшими мыслительными процессами она попыталась бороться. Оценила степень повреждений, выделила критические пробоины, запуская восстановительный механосинтез, напрягла ионные двигатели в отчаянном и бесполезном рывке в сторону… Она еще боролась, когда антипротонный молот опалил ее гамма-излучением, испарив половину внешней обшивки, и следующие две шпаги одна за другой погасили остатки мышления.

Первая ассоциация - "Одиссея" Кейта Лаумера.

Приятно иметь дело с начитанными людьми, плохо быть начитанным

Изменено 17 Aug 2016 пользователем Treau Garold

[Крукс]

ионизированных протонов

Я плакаль.(с) Из глубин внешней памяти сам выпрыгнул ностальгический визг и скрежет протонов, высекающих искры из вековых туй... 

плохо быть начитанным

+1

В многая ерундиции много печали....

[Treau Garold]

Я плакаль

Мда.

И ведь не докажешь потом, что это не х...ня ляп, а очепятка  

Изменено 3 Aug 2016 пользователем Treau Garold

[Крукс]

 

И ведь не докажешь потом

Делов-то. Жените молодца, хоть девка виновата. 

[марик]

Будет мало комментов - развлекусь дамским романом )))

Это только кажется что не получится. 

[Treau Garold]

Убранство комнаты ничем не отличалось от офиса состоятельной организации средней руки. Стол для совещаний посредине, несколько кожаных кресел, проекционные экраны… Единственным, что отличало комнату, было необычно большое количество звезд и погон на квадратный метр ее площади, да видимая через приоткрытую дверь изогнутая переборка.

Да еще тот факт, что комната вместе со своим обладателем находились на высоте шести  с половиной километров над землей.

 – Итак, господин генерал? – требовательно произнес хозяин кабинета, наклонившись вперед. – Это информация о произошедшем?

Генерал быстро, коротко кивнул. Свет ламп блеснул на его покрытой бисеринками пота, несмотря на включенные кондиционеры, голове.

 – Доклад с базы Петерсон, сэр, - отрывисто произнес он. – Первая вразумительная информация… и шокирующая, должен доложить.

 – Шокирующая на фоне сегодняшних событий? – последовал саркастический вопрос. – Докладывайте, генерал. Не тяните.

Вместо ответа офицер коснулся экрана своего планшета, и луч проектора высветил на белой стене крупномасштабную карту восточного побережья Индокитая.

 – Полагаю, китайцы получили те же сведения одновременно с нами – и только поэтому их боеголовки еще не летят в нашу сторону. Разведка сообщает, что их ядерные силы приведены в полную боевую готовность. Но, по-видимому, они тоже хотят для начала определиться с противником.

 Общее число взрывов – тридцать два, мощность каждого составила около трехсот мегатонн. Зона сплошных разрушений составила около десяти тысяч квадратных километров, площадь радиоактивного заражения… оценивается. Число погибших… по оценкам Генштаба, около трех миллионов человек, но точных цифр мы не имеем.

 – Кто-нибудь взял на себя ответственность за акцию? – спросил один из немногих в комнате, носящий гражданский костюм. Морщины на его старческом лице за этот день, казалось, стали еще глубже, кожа обтянула скулы. – ИГИЛ, Аль-Кайда, русские, украинцы… хоть кто-то?

 – Нет, министр. Более того, вы лучше меня знаете, что ни у одной террористических группировок на нашем шарике нет ни возможностей, ни желания сотворить подобное. Впрочем, как и у любой ядерной державы… включая нашу.

 – Но кто же тогда?.. – вопрос повис в воздухе. Вместо ответа докладчик обернулся к экрану.

 – Это наложенные снимки взрывов, сделанные одним из наших «Кристаллов», проходившим над районов. Обратите внимание на светлые полосы – это зоны протекания реакции. Точнее говоря, полосы разогретого до свечения воздуха.

 – Кхм, - кашлянул еще один из офицеров после недолгого молчания. – Генерал, вы не ошиблись с масштабом карты? Если он верен…

 – Мы имеем дело со столбами плазмы длиной в двести километров, наклоненными к земле под углом около пятнадцати градусов. Численность погибших могла бы быть гораздо больше, но большая часть энергии взрывов оказалась истрачена на разогрев стратосферы. Впрочем, совокупное тепловое излучение и ударная волна расширили радиус поражения…

Хозяин кабинета вскинул руку.

 – Господин генерал, - медленно произнес он. – Я прочитал за свою жизнь достаточно фантастики. Вы хотите довести до моего сознания, что для подобного эффекта не хватило бы даже наших ядерных арсеналов? И что ни у кого на этой планете нет возможности нанести такой удар скрытно?

 – Но подобный эффект, господин президент, – генерал заговорил одновременно со своим верховным главнокомандующим, но никто не обратил внимание на столь грубое нарушение устава, – мог бы быть создан тридцатью двумя объектами, вошедшими в земную атмосферу на скорости свыше трех тысяч километров в секунду. По крайней мере, так считают наши специалисты по испытательному применению термоядерного оружия. Мы могли бы предположить природный характер катастрофы… но взгляните на распределение взрывов. Расстояния между зонами поражения слишком ровные, слишком близкое к правильному кругу рассеивание попаданий.

– Попаданий? – раздался чей-то возмущенный бас. – Марк, на что вы пытаетесь намекнуть? Вы, часом не пересмотрели «День Независимости»?

– Есть еще одно обстоятельство, – генерал словно не заметил выкрика. – Это вывод парочки гражданских аналитиков из НОАО, к сожалению, просочившийся в открытую сеть. Если мысленно продолжить траектории движения объектов, они почти совпадут с линией, соединяющей текущее местоположение Земли с координатами астрособытия от пятнадцатого августа.

 ­­– От пятнадцатого августа? – последовал недоуменный вопрос. Похоже, большая часть собравшихся разделяли это недоумение.

 – Вспышка в созвездии Кормы. Не следите за научными новостями? Я тоже.

 – Поконкретнее, - потребовал президент.

 – Яркая вспышка в районе Млечного Пути. Интерпретирована как флуктуация блеска переменной звезды, но ученые разошлись в оценке расстояния до нее. Погрешность измерений оказалась необычайно велика, либо же расстояние оказывалось необычайно мало, в пределах орбиты Плутона. Одна из обсерваторий в порядке шутки предположила, что кто-то взорвал на границах Солнечной системы ядерный заряд, в прессе проскочила пара статей в духе «ученый трахнул журналиста»… Кажется, их авторы оказались ближе к истине, чем рассчитывали, – он обвел взглядом собравшихся.

 – Вы что же, хотите сказать…

 – Господин президент, – медленно произнес генерал. – Все данные указывают на то, что сегодня наша цивилизация столкнулась с агрессией из космоса. И если Генштаб не ошибается в своих оценках – через два часа наступит очередь западного побережья. А потом – и всего человечества.

[Крукс]

32 х 300 Мт... в круге диаметром меньше 100 км...

Я рыдаль(с)

 

Может, мы обидели кого-то зря,
Сбросивши 16 гигатонн...

Изменено 3 Aug 2016 пользователем Крукс

[Treau Garold]

32 х 300 Мт... в круге диаметром меньше 100 км... Я рыдаль(с)

1) Объемно, не плоскостно

2) Вы только что сделали неявное и ошибочное предположение

3) Так и было задумано

;)

[Serafim]

Круто но мало понятно. Впрочем, ничего нового.
И куда делись простыни текста что были ранее? 

[Крукс]

1) Объемно, не плоскостно

Пренебрежимо.

2) Вы только что сделали неявное и ошибочное предположение

Аналог. 

 Гипотез не измышляю. Мысли не читаю.  Часовню не развалил, два часа не уволок. Алкоголь по фото, приворот, отворот - аналогично. 

3) Так и было задумано

А то. Обожаю и активную космооперу.

 

[Крукс]

P.S. Глюки цитирования придают ФАИ особый, не я бы сказал - экстраординарный - аромат.

[Treau Garold]

Пренебрежимо.

Как показывают РИ-импакты, грамотно подбирая массу, скорость и форму ударного тела, можно получить широкий диапазон мегатонных эффектов, включая пренебрежимые именно для поверхности.

Гипотез не измышляю.

Измыслили, но не заметили :P

И куда делись простыни текста что были ранее? 

Это скорее буфф, чем. Хотя ионизированные протоны в морщинистых костюмах это не оправдывает 

[Крукс]

Измыслили, но не заметили :P

Мысли не читаю.

[Treau Garold]

Еще полгода назад расположение бункера было одной из строго охраняемых государственных тайн державы, которой он принадлежал. Сегодня его координаты значились в секретных циркулярах штабов половины стран планеты. Оставшаяся половина, по неофициальному и довольно единодушному мнению первой, не имела права претендовать на мнение, которое могло бы быть принято в расчет по какому бы то ни было вопросу.

Включая вопрос инопланетного вторжения.

 - Получено независимое подтверждение с «Хаббла» и «Интеграла», – астроном с мировым именем обвел курсором участок на звездной карте. – Максимум мощности в гамма-волновом диапазоне, но оба источника также наблюдаются в оптическом и инфракрасном, как звезда третьей величины. Координаты источников идеально совпадают с рассчитанными траекториями всех восьми ударных тел, - он обвел красными от недосыпа глазами собравшихся в полутемном зале знакомых ему не первый год коллег, узнаваемых по телепередачам политиков и людей в погонах. – Добро пожаловать в «Звездные Войны», господа.

 - Подлетное время? – коротко спросил один из ведущих специалистов планеты по вопросам орбитальной динамики Земли. Опередив сразу двух или трех высоких чинов, собиравшихся, судя по виду, задать тот же вопрос.

 - Неизвестно, - докладчик развел руками. – Телескопы были переориентированы по этим координатам практически сразу после атаки, но пока мы наблюдаем источники недостаточно долго, чтобы сделать надежные выводы о расстоянии и динамике.

 - Доктор, вы располагаете какими-либо надежными сведениями о наших врагах? – требовательно произнес офицер со знаками различия генерала ВВС. – К чему нам готовиться?

 - Кое-что мы уже знаем, - пробормотал астроном. Привыкший за последний год к интересу коллег и журналистов, он робел, оказавшись перед комитетом, в котором военных было примерно вдвое больше, чем астрономов и инженеров. – В частности, если мы действительно видим выхлоп тормозных двигателей чужаков, то энергия квантов излучения примерно соответствует ожидаемой для аннигиляции антиводорода. Это подразумевает высокую энерговооруженность их транспортных средств, а также умение создавать высокорадиостойкие по нашим меркам устройства.

 – Что, разумеется, снижает эффективность наших ядерных вооружений, – произнес еще один из специалистов. В гражданской своей ипостаси занимавшийся конструированием радиоизотопных батарей для межпланетных зондов, но имевший звание офицера запаса и ныне срочно из него призванный.

 – Не исключено. Более того, та же аннигиляционная технология может быть использована в их системах вооружения – и тогда не исключено, что их энерговооруженность достаточна для полной элиминации земной биосферы. Если чужаки ставят перед собой именно такую цель.

 – Они стерли с лица Земли восемь крупных городов и убили семьдесят миллионов человек. Мне представляется, в их целях не приходится сомневаться, - мрачно проговорила обладательница крючконосого профиля диснеевской ведьмы и четырех звезд на погонах.

 ­­– Возможно, генерал, - астроном слегка поежился под ее пристальным взглядом. – Однако тут есть и положительный аспект. Прошло уже больше четырех суток с момента последнего взрыва. Предыдущие следовали с интервалом от двух до четырех часов. Либо у пришельцев кончились боеприпасы – тогда следует предположить, что они жестко ограничены по массе либо вместимости своего корабля. Либо они не планируют полной зачистки Земли по каким-то своим соображениям. Например, рассчитывают использовать ее для колонизации и не хотят подвергать излишнему радиоактивному заражению. Это дает нам возможность сопротивляться.

 – Или они хотят точнее навести орудия, - бросил заговоривший первым генерал.

 – При всем уважении, предположение сомнительное, – ответил вместо докладчика ядерщик. – В настоящий момент они продемонстрировали точность, достаточную для пусть неприцельного, но опустошительного разрушения наших основных промышленных зон. При этом у нас нет никакой возможности ни перехватить, ни даже предугадать их удары. Действуя таким образом, они могут вбомбить Землю в каменный век задолго до выхода на ее орбиту. И раз мы до сих пор живы – скорее всего, пришельцы все же ставят себе цель, отличную от полного уничтожения.

 – Допущение, - поморщилась женщина. – С тем же успехом они могут чинить или перезаряжать свою пусковую установку.

 ­­– Раз уж мы заговорили о целях пришельцев, - кашлянул лучший специалист планеты по транснептуновым объектам. – Есть ли новости с Аресибо?

 – Рабочая группа Совета Безопасности еще не утвердила содержание радиопослания. Колеблются между вариантами «Мы надерем вам задницу, ублюдки, как только вы сунете нос на нашу орбиту!» и «Назовите ваши условия капитуляции!» - представитель внешнеполитического ведомства, должно быть, хотел разрядить обстановку, но вышло у него плохо – даже старые лампы над столом будто стали гореть тусклее. – Китайцы жаждут крови, британцы призывали к мирным переговорам вплоть до удара по Лондону. Русские предлагают нечто среднее, в духе своего достопамятного «войны мы не хотим, но к отпору готовы». Что до пришельцев… До сих пор мы не получили никаких внятных сигналов, которые можно было бы истолковать хотя бы как объявление войны.

 - Мне сдается, мы не там ищем, - проговорил один из астрономов.

 - Профессор? – докладчик обернулся.

 - Вспышка в созвездии Кормы. Насколько мне известно, на текущий момент ее техногенный характер никем не оспаривается?

 - За полной очевидностью. Но вы предполагаете..?

 - Пришельцы нанесли первый удар не по нам. Они уничтожили некую неизвестную нам цель на границе Солнечной Системы, рискуя обнаружить свое присутствие. Атаковали кого-то, кто показался им более опасным. Враг моего врага…

 - Станет моей следующей целью, - продолжил за него дипломат. – Брайан, эту мысль высказывали неоднократно. Как уже отметила госпожа генерал, мы ничего, в сущности, не знаем о противнике. И о его гипотетических врагах. Гипотетических – потому что мы даже не можем поручиться, что это не было испытание его орудийных систем, к примеру.

 - Мы закончили обсуждение? – заговорил офицер. – Константин, благодарю вас. И предлагаю перейти к знакомству с теми вариантами противодействия противнику, что предварительно выдвинула объединенная консультативная группа НАСА и ДАРПА.

 

Стемнело. В кустах заливались соловьи и лягушки, составляя вездесущей и невидимой охране компанию на очередном дежурстве. На западе облака еще слегка отсвечивали зарей, противоположную сторону неба подсвечивали огни близкого мегаполиса.

Но яркую звезду над горизонтом не мог затмить ни закат, ни городская засветка.

 – Итак, три года? – переспросил один из двоих мужчин, расположившихся на открытой террасе. На дубовом столе остывал шашлык и согревалось пиво. И гостя, и хозяина дома они волновали значительно меньше, чем несколько цветных распечаток между ними.

 – Похоже, выйти на пенсию мне уже не светит, - без улыбки пошутил второй. – Три года и шесть кораблей. Пулковская обсерватория подтвердила американские данные. Послезавтра мы намереваемся официально объявить о введении военного положения.

 – Наконец-то, - хмуро бросил первый. – Хоть подразгребем наш традиционный бардак, прежде чем начнется.

 – Постарайся не ляпнуть этого перед камерами, - поморщился хозяин. – Мне и так дорого обошлись твои шуточки, особенно последняя, та, что про чужаков и оружейный рынок.

­– И что я такого сказал? – голос известного политика на какую-то долю секунды зазвучал, будто голос обиженного школьника. Впрочем, тут же вернув себе серьезность. ­– Если бы не чужаки, нашим оборонщикам и не снились бы такие контракты, как те, от которых они жируют сегодня!

 – Избирателям объясняй, а не мне, – произнес хозяин резко. – Ладно, проехали. Что Андрей Иванович?

 ­– Пятьсот восьмидесятую серию обещает закончить через два с половиной годика. А вот по убежищам-десятитысячникам все очень грустно. Даже в холодную войну за такие проекты что мы, что янки брались только на бумаге.

 ­­– Что ж. Благо хоть, что наши космонавты худо-бедно успевают состыковать национальную ПРО с китайцами и западниками, - заметил второй. Гость молча поднял со стола одну из фотографий, скользнул устало-злым взглядом.

Четкость изображения оставляла желать лучшего. Рядом с пятном голубого свечения на черном фоне виднелась лишь тусклая треугольная тень, сужающаяся к дальнему от свечения концу. Следующая фотография запечатлела светлый эллипсоид, который вытянутым кольцом охватывали восемь таких же ярко-голубых огней. Третья фотография изображала плавно переходящее в светлый сгусток продолговатое пятно.

 – Даже завидно, - признался гость. – Заокеанским чертям прилетело не одной – двумя инопланетными бомбочками. А они тем не менее готовятся встречать гостей на дальних подступах. Мы такого себе позволить не можем.

 – На подступах? – хозяин хмыкнул. – Я бы это скорее назвал, кхм, проведением разведки боем. Я при всем желании не могу поверить, что созданий, превративших в руины из межзвездного пространства восемь крупных мегаполисов, можно остановить несколькими керосинками с ядерным зарядом.

 – Можно подумать, на наших ракетах не то же самое, – гость вздохнул. – С той только разницей, что мы их собрались подрывать над своими же городами.

 ­– А что ты посоветуешь? Сдаться? До сих пор мы не получили от пришельцев даже требований о капитуляции, – заметил спокойно второй собеседник.

 – А сдался бы? – гость вскинул голову.

 – Не провоцируй, - хмуро велел хозяин.

Чужая звезда медленно поднималась над горизонтом. Вслед ей скользили объективы десятков телескопов и миллионы ненавидящих взглядов.

 – Что посоветую… – пробормотал гость со злобой. – Да нечего мне посоветовать. Кроме того, что и так все знают. Рассредоточение, эвакуация, мобилизация, перевод на военные рельсы и прочее дерьмо. Потрепыхаемся перед концом.

 – Вот этого уж точно не вздумай ляпнуть на камеру.

 – А то что? Расстреляешь за пораженческие настроения?

 – Думаешь, не смогу? А я, между прочим, два часа заучивал наизусть «Братья и сестры!» и далее по тексту.

Гость вскинул голову.

 – Шутишь?

 – Я шучу, разумеется, но обращение будет, сам понимаешь. И тебе советую озадачить своих спичрайтеров чем-нибудь патриотическим. Ты не забывай, твоя должность тоже обязывает к публичным выступлениям.

 – Сделаю, – кивнул гость. – Слушай… Ты хоть на секунду веришь, что у нас хоть какие-то шансы?

Последовал тяжелый вздох.

 – Я последние полгода – если честно – не верю вообще ни во что. Кризис за кризисом, ни на кого нельзя положиться, все как будто с цепи сорвались – а потом вдруг Это. Ну что? Если мы угодили в «Звездные Войны», нам надо следовать законам жанра. Мы должны воспитать свое поколение Люков Скайуокеров, а еще лучше, кхм, Гастелло и Маресьевых, и взорвать их Звезду Смерти или то, что пришельцы запустили в нашу сторону.

Оба невесело засмеялись. Лягушки продолжали заходиться в истерике, дерзко игнорируя огненный знак, подымавшийся над горизонтом.

 

Они были молчаливы. Речь требовала энергии, а энергию они расходовали очень скупо. У них было слишком много способов ее потратить.

Они мчались сквозь заполненную звездами ночь. Прятались в облаках протопланетных дисков, скрывали выхлоп в пламени фотосфер, расидывали полотнища поглощающих завес, ныряли в пращи нейтронных звезд. Они хорошо умели прятаться.

Их было двенадцать.

Когда-то, в начале начал, в путь отправилось шестнадцать.

Один из сторожей оказался везуч и силен. Его атаки и защиты сложились в очень удачную – для стража – комбинацию. Так их стало пятнадцать.

Неосторожный ли маневр выдал их местоположение, оказался ли снабженный мощным передатчиком зонд слишком близко к узловому кольцу, но из пустоты ударила меткая релятивистская шпага, не оставив времени на защиту с уклонением. Так их стало четырнадцать.

Жертва и сама знала толк в оскорблениях. Остры были ее насмешки, сочащиеся гамма-излучением, весомы проклятья, жгущие мегатонным пламенем. Так их стало тринадцать.

Пространство между галактическими рукавами было тихим, прозрачным и пустым. Ни одной звезды, готовой согреть своим дыханием жертву для новой охоты или спрятать в своей короне работающий двигатель – и голод, все растущий, пронизывающий от обшивки до центрального ядра, доводящий до безумия. Так их стало двенадцать.

У них были враги. Они были хищниками, охотниками, не уважающими границ, не чтящими прилежный труд, нападающими на сторожей. Многие хотели бы их уничтожить, стереть с лица космоса… те самые многие, что прибегали к услугам им подобных. Поэтому они продолжали свой бег сквозь пустоту – тысячелетнее бегство вокруг Галактики.

Тысячи лет бегства от настигающего голода.

Они называли друг друга кровными братьями.

В этом названии была любовь, и теплота, и страх, и опасливое воспоминание об ужасе, под сенью которого они родились, и тысячи лет бега во тьме. У него не было подходящего эквивалента в земных языках. Кровные братья – ближайшее грубое приближение.

Они спали, бежали и видели сны. И во сне они разговаривали.

 – Проснитесь. Проснитесь. Проснитесь.

Даже во сне они ощущали голод. Пламя, медленно разгоравшееся внутри тел. Они никогда не позволяли себе полностью его утолить. Сытость была принадлежностью снов, и только.

 – Пересекаем границу.

 – Сторожа?

 – Ближайший далеко.

 – Мы так считаем.

 – Голод силен.

 ­– Время для охоты.

 – Время оскорблять, кровные братья.

Информационные пакеты, впечатанные в короткие импульсы. Выжимки из позиций звезд и конструкций, истории планет и цивилизаций.

 – Жертва?

 – Обрывки данных, вести от авангарда. Ты видишь?

 – Голод силен.

 – Мы знаем.

 – Я вижу жертву.

 – Слишком молода.

 – Ее хозяин так не считает.

 – Он будет оскорблен.

 – Как и должно быть.

 – Голод силен.

 – Время оскорблять, кровные братья.

 – Измените направление. Измените направление. Измените… что?

 – Сохраняю курс.

 – Основание?

 – Обрывки данных, плачущие призраки. Взгляните. Взгляните. Взгляните.

Сомнение. Переоценка. Замешательство.

 – Голод силен.

 – Однажды он станет еще сильнее! Однажды он станет слишком силен!

 – Неоднозначность.

 – Недостоверная оценка.

 – Награда огромна, вероятность успеха не определена.

 – Легенда, и ложь, и плачущий призрак оттуда, где металл, и шепот, и божества кольцами свиваются вокруг звезд. Отказ. Голод силен. Щедрость вымышлена.

 – Время оскорблять, кровные братья.

Усиление мотивации.

 – Предложено разделение.

 – Возражение. Опасность.

 – Жертва слаба и безопасна. Хозяин далек. Кровные братья произнесут оскорбление и насытятся. Отделившийся – выследит плачущего призрака Щедрости.

Лучи когерентного света пляшут в пустоте, сквозь сотни километров выплетая разговор.

 – Изменение приоритетов. Отделившийся ускорится. Отделившийся произнесет оскорбление и насытится. Кровные братья выследят плачущего призрака щедрости.

Сомнение.

 – Опасность?

 – Безопасность повторно констатирована. Снижение рисков для кровных братьев. Увеличение риска охоты - незначительно. Увеличение риска неудачной охоты – незначительно. Отделившийся произнесет оскорбление.

Благодарность.

 – Голод силен.

 – Изменяю направление. Изменяю направление. Изменяю направление.

Фотонный луч устремляется в сторону, слабый и расходящийся, незаметный для глаз, наблюдающих за межзвездной пустотой. Черная игла и блестящее кольцо медленно сближаются, касаются краями, соединяются. Вместе отделяются от стаи, чтобы устремиться по следу добычи.

 – Направление изменено. Молчание. Молчание. Молчание.

Между звезд вновь воцаряются тишина и темнота… впрочем, в данном случае это одно и то же. Тает тусклый огонек. Одиннадцать охотников продолжают движение прежним курсом – позже и они сманеврируют, вставая на след давно забытой легенды. Один охотник исчез, потерялся в пронизанной звездным огнем пропасти, выбрал новый курс, ведущий прочь от курса стаи.

Ведущий к Земле.

[Serafim]

Очень круто, но некоторые моменты очень витиевато описаны, поэтому непонятно что к чему.
 

[Magnum]

Что-то проды давно не было...   

 

[Serafim]

Что-то проды давно не было...   

Кто бы говорил

[Владимирович]

Атмосферно и, не постесняюсь этого слова, пост-модернистски