Альтернативный 1815. Без Ватерлоо

[agnez]

Наполеон исходил из сведений, что Герцог Орлеанский планирует совершить переворот или что то в этом роде, а его самого якобы хотят выслать подальше. В совокупности это и сподвигнуло его бежать

Вообще то нет. Наполеона прямым текстом звали во Францию, ибо страна была готова взбунтоваться. Вечно вчерашнии реально ничего не поняли и ничего не забыли. Кроме того он реально был нищ - на Эльбу не приходило ни франка. У Луи Филиппа не было подобных планов - его на 1815 год никто особо не поддерживал. У роялистов были Бурбоны, у бонапартистов сидевший на Эльбе Наполеон. И те и другие относились к орлеанистам с подозрением и недоверием. 

[литовец]

Napoleon i jego syn na ElBE JAVNAJA ALTERNATIVA Burbonam

[agnez]

Если же вернутся к самой альтернативе, то в реале, к тому моменту когда в Вене узнали о высадке Наполеона во Франции, главные противоречия между победителями были уже решены(Германия и Польша). Так что скорее всего новой войны бы не случилось. Было бы образовано два союза Три vs Два плюс германская мелюзга вокруг них. Но до серьезных кризисов(скорее всего на Балканах) в Европе бы лет десять царил мир.

[ясмин джакмич]

Вообще то нет.

В декабре военным министром вместо генерала Дюпона был назначен маршал Сульт. Он взялся быстро восстановить дисциплину. Одним из первых его распоряжений было предание военному суду Эксельманса, обвиненного в пяти преступлениях сразу: в сношениях с врагом, в шпионаже, в оскорблении короля, в ослушании и в нарушении присяги. Действительно, Эксельманс написал письмо Мюрату, не имевшее особого значения, и отказался выполнить незаконное приказание военного министра. Обвиняемый был единогласно оправдан военным судом, к великой радости не только всей армии, но и всей либеральной партии, включая г-жу де Сталь, Лафайета и Ланжюинэ.

Этот злополучный процесс, волнение, вызванное в Париже отказом священника церкви св. Роха совершить заупокойное служение по знамепитой актрисе Рокур, отправка в Ренн в качестве королевского комиссара человека, бывшего на самом деле или, может быть, только по слухам предводителем шайки chauffeurs[113], искупительные торжества, состоявшиеся 21 января, проповеди, провозглашавшие анафему «цареубийцам», смутные толки о массовом изгнании из Франции граждан, замешанных в революции, призыв под знамена 60 000 человек (мера эта вызвана была последними вестями с Венского конгресса), наконец, все возрастающая заносчивость дворян-помещиков в деревнях и нетерпимость духовенства — все это довело недовольство и тревогу до крайней степени напряжения. Крестьяне были раздражены, парижские салоны фрондировали, парижские предместья роптали.

В феврале 1815 года недовольные грозили перейти от слов к делу. Вожаки различных партий волновались. Бывший аудитор Государственного совета Флери де Шабулон отправился на остров Эльбу с целью представить императору доклад о состоянии страны, охваченной смутой. Многие из депутатов-конституционалистов, вернувшихся в Париж из провинции, решили, под влиянием царившего на местах возбуждения, отвоевать у правительства серьезные гарантии против произвола министров и требований эмигрантов. Либеральная партия готовилась к энергичной борьбе во время предстоящей сессии, а если нужно — даже к повторению 14 июля.

Бонапартисты и якобинцы, более нетерпеливые и не слишком доверявшие энергии конституционалистов, хотели, наоборот, воспользоваться перерывом в работе палат для того, чтобы произвести насильственный переворот. Уже более полугода тому назад составлен был заговор; его выполнение сначала откладывали со дня на день, потом отказались от него, затем, несколько видоизменив план, снова решили осуществить задуманное. Главным руководителем заговора был Фуше. Попытавшись, подобно многим другим устраненным сенаторам, войти в палату пэров, предложив раз двадцать свои услуги и свою преданность 'Бурбонам, несчетное число раз повидавшись с Витролем, Блака, Малуэ, Бернонвилем, с герцогом д'Авре, этот трагический Скапен задумал свергнуть короля за то, что король медлил назначить его министром. У него было несколько совещаний с Тибодо, Даву, Мерле-ном, Реньо, Друэ д'Эрлоном, братьями Лаллеман и другими. Фуше хотел завербовать и Карно, популярность которого упрочилась благодаря Письму к королю. Но бывший член Комитета общественного спасения относился слишком недоверчиво к бонапартистам и слишком презрительно к герцогу Отрантскому (Фуше). Карно жил отшельником. В последний момент Даву заявил, что отказывается принять участие в заговоре. Пришлось действовать без него. Было решено, что по сигналу из Парижа восстанут все войска, которые входили в состав 16-го военного округа и могли быть увлечены Друэ д'Эрлоном. В походе они захватят расположенные по пути их следования гарнизоны и проникнут в Париж, где их поддержат офицеры, состоявшие на половинной пенсии, и население рабочих предместий. Рассчитывали, что парижский гарнизон не пойдет в бой за короля, а Фуше гарантировал по меньшей мере нейтралитет национальной гвардии.* Полагали, что сопротивление будет оказано лишь лейб-гвардией и дежурными мушкетерами, а это было нестрашно.

Любопытнее всего то, что весь этот превосходный план был затеян прежде, чем достигли соглашения о конечной цели самого заговора. Регентство, которое удовлетворило бы почти всех, становилось невозможным, потому что Франц I и его советники не обнаруживали никакого желания выпустить из Австрии маленького римского короля (сына Наполеона), а Наполеон все еще находился на острове Эльбе. Поэтому бонапартисты предлагали просто-напросто вновь провозгласить Наполеона императором и отправить за ним правительственное вестовое судно. Патриоты, к которым причисляли и Фуше, «цареубийцы» и многие генералы отвергали самую мысль о призвании Наполеона. Они хотели «заставить» герцога Орлеанского принять власть.Ввиду трудности соглашения и необходимости действовать, пререкания пока были оставлены. Общая ненависть объединяла этих людей, коренным образом расходившихся в остальном. Важно было свергнуть Бурбонов, а там уж видно будет, что делать дальше.

 Эрнест Лависс; Альфред Рамбо - Всеобщая история за 4 века до наших дней

Изменено 7 Mar 2017 пользователем ясмин джакмич

[agnez]

Любопытнее всего то, что весь этот превосходный план был затеян прежде, чем достигли соглашения о конечной цели самого заговора.

И на этом можно не продолжать. 

[ясмин джакмич]

Наполеона прямым текстом звали во Францию,

 Звали его прежде всего бонапартисты и те, кто предпочитал к ним примкнуть - что касается лично герцога, то может сам он и не предъявлял претензий, но это не значит, что заинтересованные круги не хотели видеть его королем, а он об этом не подумывал. Орлеаны воплощают в себе умеренную, взвешенную оппозицию политике ультра-роялистов и не отвергает всю Французской революции. И это в общих чертах обозначилось уже в 1814-м. Для Бонапартистов это серьезный потенциальный конкурент

Опять же из Лависса и Рембо
абзац выше

Общественное мнение. Монархия была встречена одной десятой населения с восторгом; три десятых примкнули к ней из благоразумия; остальные французы, т. е. большая их часть, колебались, относясь к ней с недоверием, скорее даже враждебно. И однако монархия имела возможность привлечь общественное мнение на свою сторону. У нее было много противников, но сплоченной оппозиции не существовало. Надо было не допустить образования этой оппозиции.

Подписание мира и обнародование хартии не произвели большого впечатления на общество. Этот столь желанный мир фактически существовал уже два месяца. К нему привыкли, не без основания считая его уже упроченным. Таким образом, обнародование договора не сообщило французам ничего нового, кроме разве тех тяжелых требований, которые были предъявлены к ним победителями. Что касается конституционной хартии, то основные ее принципы содержались уже в Сент-Уанском манифесте; поэтому не приходилось рассчитывать на то, чтобы вторично поразить умы торжественным возобновлением обязательств, имевших за собой уже двухмесячную давность. Все возвещенные в конституции гарантии не являлись неожиданными. Более неожиданными являлись статьи 38 и 40 хартии, которые сводили число лиц, пользующихся активным избирательным правом, к 12 000—15 000, а число лиц, наделенных пассивным избирательным правом, к 4000–5000, так что многие из членов палаты депутатов, в частности ее председатель Феликс Фолькон, утратили право быть избранными. Неожиданными являлись также слова «уступка» (concession) и «пожалование» (octroi), вставленные в хартию, и своеобразное выражение, которым она заканчивалась: дана в Париже в год от рождества христова 1814-й, царствования же нашего в девятнадцатый.

Политики с большей или меньшей горечью обсуждали эти притязания. Большинство населения не беспокоилось по поводу этих тонкостей, но вскоре явились более серьезные мотивы для опасений и недовольства: приказ Беньо о строгом соблюдении воскресных и праздничных дней; сохранение косвенных налогов, отмена которых формально обещана была графом д Артуа и роялистскими агентами; наглость дворян-помещиков, которые демонстративно вели себя в деревнях, как в завоеванной стране; гневные проповеди священников, обращенные против тех, кто приобрел (во время революции) церковные имущества; наконец, и больше всего, происки эмигрантов, притязавших на то, чтобы продажа национальных имуществ была объявлена недействительной. Эти происки находили поддержку в двусмысленных разговорах принцев королевского дома и их приближенных, и в безрассудных писаниях роялистских публицистов.

Из-за бюджетных затруднений пришлось сократить армию; 12 000 офицеров разных рангов уволено было в запас с сохранением половинного содержания; более 10 ООО было уволено в отставку. Оставшись без дела, они проводили время на улицах и в общественных местах, прислушиваясь к разным толкам, разглашая неблагоприятные известия, критикуя действия правительства, ругая министров, принцев, короля, предсказывая возвращение императора, разглагольствуя насчет «постыдного мира», потери пограничных областей, унижения Франции, расходов двора, нищеты солдат, могущества попов, угроз роялистов. Отставные и переведенные на половинное содержание офицеры были самыми деятельными врагами реставрации.

Увольняя в отставку старых военных, правительство в то же время с большими затратами организовывало королевскую гвардию из старых лейб-гвардейцев Людовика XVI, солдат Конде, вандейцев, эмигрантов, служивших за границей, и юных пятнадцатилетних дворян. Создание этого привилегированного отряда являлось одним из главнейших поводов к недовольству армии Бурбонами. Были, однако, и другие поводы: к победам наполеоновской армии относились с напускным пренебрежением, трехцветное знамя было упразднено, восстановлен был орден св. Людовика, Почетный легион подвергался всяческим унижениям, пенсии выплачивались неаккуратно, ветераны ходили в лохмотьях. За время реставрации не проходило, кажется, дня без того, чтобы в казармах не раздавались крики: «Да здравствует император!» Солдат носил белую кокарду, но в глубине своего ранца он хранил, как святыню, старую трехцветную кокарду. Войска служили Людовику XVIII, но предметом их культа оставался Наполеон, и они были уверены в том, что снова увидят императора в треуголке и сером сюртуке. Во время переходов, па стоянках и в караулах, все разговоры сосредоточивались вокруг одной темы: «Он вернется!» 15 августа более чем в сорока казармах шумно справлялся праздник св. Наполеона.

Солдаты старались передать своим братьям из народа свои воспоминания, свои сожаления, свои надежды. Они поддерживали и оживляли в крестьянах и рабочих ненависть, к Бурбонам. Не следует, однако, представлять себе в преувеличенном виде это влияние духа армии па настроение населения. Народ отнесся бы равнодушно к жалобам солдат и враждебно к их желаниям, если бы эти жалобы и желания не отвечали его собственному недовольству. Французская армия не была армией наемников. Она вышла из недр народа и была проникнута теми же чувствами, что и народ. Революцию делали сообща народ и армия. Их сердца учащенно бились при одних и тех же воспоминаниях, трепетали одним и тем же страхом, воспламенялись одним и тем же гневом.

Возрождение партий. Итак, народ и армия были враждебны монархии. Людовик XVIII после десятимесячного царствования не только не сумел заслужить их уважения и доверия, но не осуществил и тех надежд, какие возлагались на его управление дворянством, буржуазией и политическими партиями. Таким образом, он в значительной мере утратил ту симпатию, с которой в первые дни различные классы относились к его особе.

Монархия с конституционной хартией, двумя палатами и министерством, в которое входили и примкнувшие к монархии бонапартисты и раскаявшиеся либералы; монархия, где администрация и суд были в руках чиновников и судей времен Империи, где военное командование осуществлялось наполеоновскими генералами, где бывшие революционеры возведены были в достоинство пэров, а «цареубийцы»[112] заседали в кассационном суде, — такая монархия в глазах роялистов старого закала не являлась подлинной монархией. Неужели, — вопрошали они, — Людовик XVIII взошел на престол Бурбонов для того, чтобы узаконить учреждения республики и узурпатора, чтобы покрыть своей мантией с вытканными на ней белыми лилиями все преступления и несправедливости минувшего двадцатипятилетия? Умеренность короля расстроила все замыслы эмигрантов и обманула все их надежды. Им дали правительство, которое они называли «революционной анархией», тогда как они ожидали «правительства восстановления», т. е. «всеобщего очищения», массового смещения чиновников, роспуска армии и формирования ее вновь в виде провинциальных полков под командой военных из армии Конде и героев Вандеи; они ожидали отмены деления на департаменты с восстановлением старинных провинций и их «былых вольностей», уничтожения обеих палат, упразднения свободы печати и ордена Почетного легиона; ждали реставрации парламентов, отмены конкордата, возвращения земель, проданных во время революции, — с компенсацией, а то и без компенсации приобретателей, достаточно якобы вознагражденных двадцатилетним пользованием. Они мирились, скрепя сердце, со свободой совести, но надеялись на отмену выплаты содержания инославным церковнослужителям, на восстановление большинства привилегий дворянства, на полную реорганизацию духовенства для того, чтобы оно могло вернуть себе подобающее место и влияние в государстве, — словом, эмигранты хотели абсолютной монархии, контрреволюции, восстановления трех сословий, возврата к режиму 1788 года.

Буржуазия, отчасти уже недовольная всем происходившим, особенно беспокоилась по поводу того, что могло произойти дальше. Язык газет раздражал ее, предложения роялистов выводили ее из себя, их притязания тревожили ее. Бонди писал Сюше: «Теперь доходят до того, что объявляют преступлением чувства, до сих пор считавшиеся самыми доблестными; теперь уже нельзя любить свою родину, быть добрым французом, горевать о тех бедствиях, которые обрушились на Францию». Барант писал Монлозье: «Когда дворянин становится министром или офицером, то это считается вполне естественным; но всех возмущает то, что помещик из дворян, имеющий 2000–3000 франков дохода, безграмотный и ни к чему не пригодный, смотрит сверху вниз на крупного собственника, адвоката, врача и возмущается тем, что с него требуют налоги». Короля любили, верили, что он искренно хочет соблюдать хартию, но сомневались, хватит ли у него для этого силы воли; боялись, что он в конце концов подпадет под влияние своей семьи и приближенных к нему лиц. То и дело слышались слова: «Если Бурбоны сохранят хартию…»

Профессиональные политики, либералы, бонапартисты и бывшие революционеры, разумеется, всеми силами старались волновать общественное мнение. Одни из них опасались преследований, угрожавших в случае победы реакции тем идеям, приверженцами которых они являлись. Другие боялись за личную свою безопасность — ведь пятьдесят пять человек уже подверглись исключению из палаты пэров. Чтобы успешнее обороняться, политики стали нападать на правительство. Они критиковали все действия властей, комментировали неосторожные статьи роялистских газет, разоблачали замыслы партии бывших эмигрантов, отмечали все возрастающее влияние духовенства, указывали, что близится торжество реакции, изобличали с тонкостью казуистов все нарушения хартии. Дюрбак, Ренуар, Ламбрехт, Бедок, Дю-молар, Фложерг, Сук, Бенжамен Констан, Конт, Лафайет возглашали, что свобода в опасности. Г-жа де Сталь произносила длинные речи и «впадала в конституционное неистовство» в замке Клиши, где она три раза в неделю устраивала ужины для всех вожаков либерализма. У герцогини Сен-Лё, у г-жи Амлен, у г-жи де Су за бонапартисты осыпали эпиграммами королевскую семью, министров, эмигрантов и не скрывали своих оживающих надежд. Но решительнее всех действовали бывшие террористы: Карно, Фуше, Тибодо, Реаль, Тюрьо, Mere, Пон де Верден, Мерлен, Вильтар, Греуар, Гара, Приер де ла Марн. В своих речах и сочинениях они предрекали падение Людовика XVIII, старались возбудить умы, вызвать волнение, разжечь страсти.

Оппозиция, долго таившаяся, теперь открыто проявляла себя. Первые дни реставрации, когда высшие и средние классы единодушно поздравляли друг друга с возвращением Бурбонов, когда все газеты прославляли доброту и мудрость Людовика XVIII и пересчитывали благодеяния его правления, когда в магазинах картин и эстампов выставлялись одни только портреты короля и карикатуры на императора, — эти дни миновали безвозвратно. Теперь в салонах царило беспокойство и фрондерство. Говорили о государственном перевороте, о предстоящем издании закона, отменяющего гарантии личной свободы, о мятежах, о военных заговорах. Страсти, волновавшие различные партии, озлобление враждующих сторон, их противоречивые надежды — все это отражалось в прессе.

В палате депутатов, как и в палате пэров, конституционалистская оппозиция располагала более чем одной третью голосов. Прения возникали часто, касались очень важных и жгучих вопросов, принимали очень острую форму. Роялистские ораторы произносили поистине провокационные речи. Министру Феррану поручено было представить палате проект закона о возвращении оставшихся в руках государства эмигрантских имуществ их бывшим владельцам. Министр начал излагать мотивы, представлявшие собою нагромождение величайших бестактностей. По мысли правительства, этот закон должен был явиться актом справедливости и умиротворения, Ферран Же придал ему характер расплаты и возмездия за прошлое. Не довольствуясь обиняками и умолчаниями, которые встревожили людей, приобревших в эпоху Революции национальные имущества, он, повидимому, поставил себе целью оскорбить всех французов, заявив, что эмигранты «шли по правильному пути».

Беспокойство и недовольство распространились всюду. Единодушие в настроении высших классов сменилось растерянностью. Одни мечтали о графе д'Артуа, другие о герцоге Орлеанском, третьи о республике, о регентстве, о Наполеоне, о принце Евгении. Но роялисты, либералы, якобинцы, бонапартисты, — словом, все сходились на одном: «так дальше жить нельзя!»

[ясмин джакмич]

И на этом можно не продолжать.

Если вы коллега будете так критично оценивать неудавшиеся заговоры во французской истории, которые не дошли до кондиции, то следуя логике эта страна вообще не должна существовать - потому что все это "можно не продолжать", и Рестоврацию 1873-го и Буланже, и 1934-й и т.п. Ну такие люди эти французы, любят жизнь и плести заговоры, не договорившись со всеми до конца - можно иметь авантюрную жилку, но нельзя быть нацией профессиональных заговорщиков. А все эти заговоры потенциальная пружина АИ которая ещё не использована в полной мере.

Изменено 7 Mar 2017 пользователем ясмин джакмич

[Крукс]

Проживет дольше, чем на Св.Елене...

Отец Наполеоне, папа Карло, умер практически в том же возрасте и практически с теми же симптомами. Против генетики не попрёшь.

[maxab]

Отец Наполеоне, папа Карло, умер практически в том же возрасте и практически с теми же симптомами. Против генетики не попрёшь.

Черт его знает. По материнской линии мать 80 лет, прадед 80 лет...

Да и братья... Жозеф 76 лет, Люсьен 65, Луи 67, Жером 75... Т.ч. Наполеон мог протянуть спокойно и до 65...

Изменено 7 Mar 2017 пользователем maxab

[ясмин джакмич]

Да и братья... Жозеф 76 лет, Люсьен 65, Луи 67, Жером 75... Т.ч. Наполеон мог протянуть спокойно и до 65...

Никогда не мог понять, чем бы он занимался в 1830-1835 гг.

[maxab]

Никогда не мог понять, чем бы он занимался в 1830-1835 гг.

Ну уж всяко бы не лежал тихо в Пантеоне... Если бы он был на Св.Елене - его бы оттуда не выпустили. А сбеги куда в другую страну вовремя - кто его знает... может стал бы императором Мексики... или Далай-ламой...

[Крукс]

По материнской линии

Ну причем тут материнская линия? Он был весь в отца. И особенно темпераментом. Который определял образ жизни ("на износ").

И дело же не в сферических цифрах в вакууме - симптомы те же или сходные. Наследственная предрасположенность налицо. Братьям не передалась (всё по Менделю - расщепление) - а ему по полной. Ну не долгожитель.

Т.ч. Наполеон мог протянуть спокойно

Коллега, ну вы ж сами понимаете, ЧТО сказали... или это прикол такой?  

"Наполеон" и "спокойно" - вещи несовместные. Если бы он мог жить спокойно - никогда бы не стал императором. 

 

У нас же не сферический император в отставке. Вот этот конкретный человек - ну никак не способен был к спокойной жизни. Он от неё-то и помер, от спокойной жизни - вернее чем от любого яда.

 

P.S. С тем же успехом можно заставлять жить спокойно Александра Македонского. И других бешеных.  

 

Изменено 7 Mar 2017 пользователем Крукс

[maxab]

Он от неё-то и помер, от спокойной жизни

А скройся он от англичал до отправки на Св.Елену, и не было бы у него спокойной жизни. "Это замечательно. Когда уходишь от погони, ни о чём другом уже не думаешь...", вот и протянул бы до 65... даже чисто из вредности...

[moscow_guest]

А скройся он от англичал до отправки на Св.Елену, и не было бы у него спокойной жизни. "Это замечательно. Когда уходишь от погони, ни о чём другом уже не думаешь...", вот и протянул бы до 65... даже чисто из вредности...

Кто бы за ним в Америке гонялся? Американцы на европейские разборки со своего Града-на-Холме плевать хотели.

[maxab]

Кто бы за ним в Америке гонялся?

Ну... Бонопарт это все же такой уж Неуловимый Джо... Англичане могли бы нанять какого-нибудь Чингачгука Зеленого Змия... чтоб принес им скальп Наполеона...

[d1nikon]

1815 год. Наполеон возврашается на Корсику и становится её императором.

[moscow_guest]

Ну... Бонопарт это все же такой уж Неуловимый Джо... Англичане могли бы нанять какого-нибудь Чингачгука Зеленого Змия... чтоб принес им скальп Наполеона...

В Америке Наполеон больше для англичан не угроза, зачем такие комбинации?

[Урус-хай]

В 1814-1815 годах, разгромив наполеоновскую Францию (и услав её правителя на остров Эльбу), союзники быстро размежевались, образовав два лагеря: Англия (в темпе сколотившая новый альянс), Австрия и включенная туда теперь уже королевская Франция - против России и Пруссии. Однако высадившийся во время своего бенефиса "Ста дней" Наполеон помешал столкновению новой коалиции держав.

А если Наполеон выжидает, когда бывшие союзники схлестнутся между собой и нашептывает через шифрованные письма?

И в результате у Ватерлоо встречаются - с одной стороны - Англия и королевская Франция, с другой - Россия и Пруссия?

Но... в ночь перед битвой в шатер короля Людовика 18-го заходит некий низенький господин... И перед самой битвой французские солдаты узнают - "Император с нами! ВИВАТ!!!" И Наполеон вместе с русскими и пруссаками унижает Веллингтона?

 

[Pendalf]

И Наполеон вместе с русскими и пруссаками унижает Веллингтона?

Как бы в спину "Корсиканскому чудовищу" "Благословенный" не ударил. С него может статься. Да и где Луи ля Дезире и где - битва (не рядом, ой, не рядом).

[Rzay]

Меттерних самый большой дурак, чья дипломатическая изысканность лишь ширма эгоизма и сущности подковерного гнома, - если посчитать сколько раз он делал ошибки, то это не Наполеона, а его нужно было высылать на остров чтобы в Европе воцарился мир

Так он и царил в Европе все 33 года его постнаполеоновского министерства: с 1815 по 1848 год крупных войн не было, так разве что по краям - Испания, Греция, иногда Италия, чтоб пассионарным юношам было куда в поисках приключений ездить. А "пентархи" между собой не воевали - скажем, в 1828 году Николая угомонили не прибегая к Крымской войне. При том, что только Меттерниха удалили - сразу почти четверть века регулярных войн между ними в разных комбинациях.

[тохта]

Думаю, куда  бы  Наполеон  не  побежал, кроме  Франции, его  бы  достали  отправили  бы  на  св. Елену (или  куда  то  подобное)

[agnez]

Если вы коллега будете так критично оценивать неудавшиеся заговоры во французской истории,

Ещё раз: реальных центров притяжения между 1814 и 1815 гг. было только два - вернувшиеся Бурбоны и отрекшийся Бонапарт. Именно как вы сами в вашей ссылке показали, французское общество было расколото, и кроме этих двух центорв, остальные не имели никакой существенной поддержки. Реалии 1815 года это только подтвердили. После Ста Дней бонапартисты потеряли реальных вождей, а орлеанистам пришлось ждать ещё 15 лет, пока роялисты окончательно не потеряют всякую поддержку в стране.

[agnez]

А если Наполеон выжидает, когда бывшие союзники схлестнутся между собой

Не схлестнутся. Основные противоречия между союзниками были разрешены ещё до Ста Дней. Чем заниматься привычным для вас пальцесосанием, прочтите хотя бы для начала Дэвида Кинга(есть на Флибусте). В его мурзилке "Битва дипломатов или Вена, 1814" неплохо описана история Венского Конгресса.

[ясмин джакмич]

Так он и царил в Европе все 33 года его постнаполеоновского министерства: с 1815 по 1848 год крупных войн не было, так разве что по краям - Испания, Греция, иногда Италия, чтоб пассионарным юношам было куда в поисках приключений ездить. А "пентархи" между собой не воевали - скажем, в 1828 году Николая угомонили не прибегая к Крымской войне. При том, что только Меттерниха удалили - сразу почти четверть века регулярных войн между ними в разных комбинациях.

Мир хорош, когда не становиться застойным болотом

Ещё раз: реальных центров притяжения между 1814 и 1815 гг. было только два - вернувшиеся Бурбоны и отрекшийся Бонапарт. Именно как вы сами в вашей ссылке показали, французское общество было расколото, и кроме этих двух центорв, остальные не имели никакой существенной поддержки. Реалии 1815 года это только подтвердили. После Ста Дней бонапартисты потеряли реальных вождей, а орлеанистам пришлось ждать ещё 15 лет, пока роялисты окончательно не потеряют всякую поддержку в стране.

Франция это страна в которой власть зависит от случая, а не от центров сил

[agnez]

Франция это страна в которой власть зависит от случая, а не от центров сил

С этим спорить не стану, но касательно именно периода между отречнием Наполеона и его возвращением во Францию - реальный выбор был только между ним и Бурбонами.

 

Кстати именно Сто Дней, по итогам которых бонапартисты потеряли и своих вождей и значительную часть своих сторонников, обеспечили роялистам и орлеанистам 33 года пребывания во власти. В альтернативе, где Наполеон остается на Эльбе, внутриполитическая ситуация в Франции будет сильно отличатся от реала. Армия хоть и надев лилии, все равно останется пчелинной, власть на местах, которую сильно перетрясли именно после Ста Дней, тоже останется по большей части имперской. Не говоря о сотнях тысяч ветеранов, которые в отсутствии Ста Дней останутся живы или не эммигрируют из страны. События 1830 г. могут произойти лет на 10 раньше...