Одиссея жупана Влада

[Каминский]

Не знаю. Я бы использовал нейтральное "община", на греческом - экклесия. Но лучше просто "община".

Ну хз:

В греческом тексте Септуагинты и еврейском тексте Торы Исхода 12.6^[4] существуют два похожих, но не равнозначных названия для слова «собрание» — греческому (др.-греч. συναγωγης сюнагогэ́с «собрание») соответствует еврейское (ивр. ‏עדת‏‎ áдат «избранные [из толпы народа]; депутаты»), а греческому (др.-греч. πληθóς плетóс «множество») соответствует еврейское (ивр. ‏קהל‏‎ кахáл «толпа», букв. «шум; голосá»).

Как по мне вполне корректно

[Каминский]

Следующие несколько глав частично основаны на материалах темы коллеги magister militum "Мир патрикия Григория":

 

 

Глава 10: Путь на запад

 

- Убирайся в ад, отродье Сатаны!

 

Чернобородый воин, слишком смуглый даже для ромея, обрушился на Влада с яростью обреченного, громко взывая к Христу. Жупанич же не стал отвлекать богов просьбой о помощи – меч Форкия с лязгом скрестился с ромейским клинком, разлетевшимся на куски от такого удара. Ромей ошеломленно уставился на обломок в своей руке и это стало последним, что он увидел в жизни – новый взмах славянского клинка снес ему голову. Обезглавленное тело, покачнувшись, рухнуло со стены, а следом за ним спрыгнул и Влад, с воинственным криком обрушившись на врагов. Слева и справа, призывая всех богов, в бой врывались и остальные воины. Оробевшие ромеи, не выдержав славянской ярости, обратились в бегство, кто-то бросал оружие и падал на колени, моля о пощаде. Отовсюду слышались предсмертные хрипы и воинственные вопли славян, тогда как в крыши домов уже летели зажженные факелы, нагоняя еще больше страху на бившийся в агонии город.

 

«Еще одна бессмысленная победа».

 

Влад мрачно смотрел на яростное пламя, пожиравшее  Сабрату,  выхватывая трупы горожан, лежавшие на мостовых в лужах крови. В немногих уцелевших домах еще шарились отдельные отряды в поисках хоть какой-то добычи, тогда как большинство захватчиков уже собралось на берегу моря, где расположился временный лагерь славянских наемников. Причудливым и жутким частоколом перед кромкой прибоя выстроились острые колья, срубленные в расположенной  неподалеку чахлой оливковой роще. Сейчас на этих кольях, издавая слабые стоны, корчились в страшных муках ромейские воины – последние из гарнизона Сабраты, те, кто имел глупость сдаться. Владу не были нужны пленники – у него хватало забот и со своими людьми, чтобы тревожиться еще и о врагах. Волны с шумным рокотом набегали на берег и в их шуме Владу слышался довольный смех Морского Царя, насыщавшегося кровью стекавшей с кольев в воду.

 

-Это все? – спросил Влад в темноту.

 

- Все до единого, воевода, - ответили ему. По голосу Влад признал  Небойшу – младший сын вождя сагудатов,  примкнул к  жупаничу вскоре после взятия Солуни.

 

-В городе живых не осталось, - продолжал Небойша, - кто не успел сбежать, тот уже…

 

-Ну и  леший с ними, - махнул рукой Влад, - жратва в городе есть?

 

-Мало, - покачал головой Небойша, - и половине войска не хватит.

 

Владислав в сердцах выругался, хотя и ожидал примерно такого исхода.  Что же еще ждать от похода, в котором с самого начала  все пошло не так. Точнее даже раньше – с тех пор как халиф Усман, не доверяя Амр ибн аль-Асу, сместил его с поста наместника Египта назначив на его место лояльного Абдаллаха ибн Саада. Последний и возглавил  поход на Запад, в ромейскую Африку. Вторым полководцем арабского войска  стал Абдаллах ибн аз-Зубайр, - молодой, но уже опытный воин, герой многих походов. Именно он привез в Египет приказ халифа о походе на  ромейский Карфаген.

 

В этот поход отправились и славяне – Влад, пока наместником был еще Амр ибн аль-Ас, добился от араба освобождения славянских невольников со всего Египта. Выбрав всех способных держать оружие, жупанич зачислил их в свое изрядно потрепанное войско, расширив его, таким образом до шести тысяч. Влад надеялся на скорую войну с ромеями и поход на Царьград, но уход аль-Аса все изменил. Новый наместник велел Владу идти вместе с арабами на Карфаген, где тамошний экзарх Григорий («Джурджир» по-арабски), отложился от Царьграда, объявив себя императором. Сам Абдаллах ибн Саад не особо доверял славянам – пока основные силы арабов подходили к Сафетулле, временной резиденции Григория, славян оставили в  тылу для взятия пока еще державшихся городов ромейской Триполитании. Даже  собственно  Триполи, также как и Лептис Магну, Саад не доверил Владу, поручив осаду этих городов арабу Буср ибн Абу-Арту. Владу же предстояло добивать пока еще не сдавшиеся меньшие города - Сабрату, Гигтис и Гирбу. Трудной эту задачу едва ли можно было назвать: большинство жителей покинули эти города еще со времен прошлого арабского нашествия, так что  обороняли их лишь небольшие ромейские гарнизоны. Однако добычи в  опустевших городах оказалось немного –  все съестное в изрядно разоренной округе выгребли прошедшие раньше арабы. Сейчас же Влад всерьез опасался, что голод и болезни проредят его войско еще больше, чем ромеи и их берберские союзники, то и дело налетавшие из пустыни,  атакуя непривычных к здешней местности воинов. Добавлялись к этому и внутренние раздоры в войске Влада – мало того, что славянские невольники были из разных, далеко не всегда дружественных друг другу племен, так еще и кроме славян тут имелись авары, болгары, гепиды и прочие «варвары с севера». Годы рабства притупили давние раздоры, но, оказавшись на свободе, язычники мигом припомнили друг другу старые счеты.

 

-Вчера двое ринхинов подрались с тремя велегезитами из-за отнятой козы, - сообщил вынырнувший из темноты Левий, - один убитый и двое тяжело раненных. А сегодня, при грабеже дома наместника булгары сцепились с аварами, потому что им показалось, что их обделили при дележе. Убитых нет, но пять человек еще не скоро смогут сражаться.

 

-Это все будет продолжаться, пока мы здесь, - мрачно покачал головой Влад, - и в этом буду виноват я. Я обещал им воинскую славу и большую добычу, а вместо этого…

 

- Если так пойдет и дальше, - добавил Небойша, - то наше войско просто развалится. У них давно не было достойного боя, а эти стычки только озлобляют их.

 

-Если так, - лицо Влада вдруг просветлело, будто озаренное внезапной мыслью, - я дам им новую цель. В конце концов, если здесь все города взяты – пора бы и нам примкнуть к главному веселью. Сообщите всем – пусть готовятся: завтра мы идем на Запад, чтобы воссоединиться с Абдаллахом ибн Саадом.

 

Арабский полководец не обрадовался, увидев Влада в своем шатре.

 

-Я велел вам оставаться в Триполитании, - кисло произнес он, - если вы и вправду взяли все города, как ты пытаешься меня уверить, значит, тебе стоило присоединиться к Буср ибн Абу-Арту и помочь ему взять Триполи и Лептис Магну.

 

- Мои люди слишком злы на арабов, - без обиняков ответил Владислав, - в Триполи немногим больше добычи, чем в остальных городах, что привело бы к очередной драке при дележе. Поэтому я решил направиться туда, где мы будем нужнее – и где больше возможностей хорошенько поживиться с ромеев.

 

-Я знал, что Амр ибн Аль-Ас делал ошибку, когда позволил тебе взять под начало столько народу, - буркнул Саад, - и теперь убедился окончательно. В иное время я бы приказал распять тебя и каждого десятого из того сброда, что ты зовешь своим войском за нарушение дисциплины. К сожалению, я не могу себе этого позволить, когда впереди сражение за Карфаген, но после нашей победы мы еще поговорим об этом.

 

- До победы нужно еще дожить, - спокойно ответил Влад,  - что мне делать сейчас?

 

Саад раздраженно передернул плечами.

 

- Мы пока только готовимся к решающей битве, - сказал он, - Джурджир,  жалкий трус, изо всех сил оттягивает решающее сражение, что покончит с ним раз и навсегда. Вместо этого наводнил всю округу шайками берберов, что беспрестанно тревожат наших людей ночными налетами. Сейчас мы зачищаем округу от этих разбойников – и ты можешь занять свой сброд тем же. Пусть одни крысы давят других – клянусь Аллахом, так от вас появится хоть какая-то польза.

 

Внутренне весь кипя от злости, Влад коротко поклонился и вышел из шатра Абдаллаха ибн Саада. Про себя он поклялся, что за «крыс» араб ему еще заплатит.

 

- Вверх по склону и на них! – рявкнул жупанич, - и пусть Чернобог заберет того, кто струсит! Убейте их всех!

 

Оглушительный рев был ему ответом и славяне,  конные и пешие, ринулись вверх по пологому склону ущелья, в котором им устроили засаду. С обеих сторон в них летели стрелы и копья – Влад, несущийся во главе своих людей, почувствовал, как одна стрела ударила его в плечо, пробив прохудившуюся кольчугу. Однако жупанич, стиснув зубы, лишь пришпорил свирепого черного жеребца, - один из немногих трофеев, доставшихся ему в этом походе, - направляя его вверх по склону. Несколько дней коротких налетов и стычек в этих холмах окончательно вызверили Влада – и теперь он жаждал выместить свою злобу на Сада и всех на арабов и ромеев, хоть на ком-то. Не ожидавшие подобной атаки берберы ошеломленно глядели на свирепых язычников, которые, презрев смерть,  карабкались по крутому склону ползущего песка и обваливающихся камней. Спустя миг славяне, завывая по-волчьи, вращая белками глаз и пуская пену из окровавленных ртов, перевалили через гребень холма, врубаясь в дрогнувших берберов. Впереди, ревя как медведь, несся сам Влад, рубясь одновременно мечом Форкия и  большим топором, прокладывая ими алую прогалину средь разбегающихся врагов. Каждым своим ударом Влад ломал оружие и разрубал плоть вместе с доспехами, отбрасывая под копыта коня трупы с проломленными черепами, отрубленными конечностями и выпущенными внутренностями. Вслед за ним в бой столь же неудержимо ворвались и остальные воины, обезумевшие от кровавой горячки боя. Иные из них, рыча словно дикие звери, разрывали на себе одежду, кидаясь с голой грудью на копья и мечи, готовые умереть лишь бы перед смертью вцепиться в горло врага.

 

Берберы тоже храбро бились, но незнакомые с подобным противником, а также явно ошибавшиеся в его численности, вскоре обратились в бегство. Однако их предводитель, - невысокий  худощавый воин, оседлавший яростного белого коня - оказавшись, вместе с горсткой  воинов, отрезанным от остальных, продолжал биться с мужеством обреченного. Его телохранители не уступали в ярости славянам – никто из окруживших своего командира  воинов не обратился в бегство, отчаянно отражая натиск много превосходящего врага. Вот уже пали все берберы, но и оставшись один,  вожак  свирепо бился с наседавшими со всех сторон язычниками. Уступая большинству из них ростом и силой, вражеский предводитель брал ловкостью и умением, отправляя одного за другим славянских воинов под копыта своего коня. Вот Левий, оседлавший гнедого жеребца, попробовал оглушить его сзади, но воин, словно почувствовав это, быстро развернулся, уклоняясь от занесенной над ним палицы и в ответ, коварным змеиным ударом, выбрасывая  длинный узкий клинок. Левий спасся лишь тем, что вовремя поднял коня на дыбы и удар пришелся в грудь животного. Однако полуеврей не удержался в седле, упав на землю и спешно откатываясь под ближайший валун, чтобы его не затоптали в схватке. Предводитель же берберов, увидев, что путь свободен, что есть сил ударил пятками по бокам жеребца, направляя его вниз по склону. Почти сразу же позади него послышался дробный топот копыт – это Влад, пришпорив коня, устремился в погоню, успев только крикнуть остальным, чтобы никто ему не мешал.

 

Влад настиг противника уже на дне ущелья, когда все остальные остались далеко позади. Почувствовав, что ему не уйти, предводитель берберов обернулся, срывая что-то с пояса. Влад шатнулся в сторону – только это и спасло его от свистнувшего рядом с лицом дротика. В следующий же миг жупанич выхватил меч и, привстав в седле, обрушил его на голову  врага. Тот, успел подставить свой клинок, одновременно со змеиной гибкостью откидываясь в сторону. Хотя меч Форкия  разнес в осколки тонкий клинок, все же сам всадник избежал смертоносного удара, вместо этого разрубившего шею коня. С  жалобным криком, напоминающим человеческий, несчастное животное повалилось на землю. В последний момент всадник успел соскочить, но неудачно приземлился, подвернув ногу и распростершись на земле. Спешившийся Влад уже занес меч, готовясь покончить с врагом одним ударом, когда вдруг замер как вкопанный.

 

Белоснежный бурнус слетел с головы вместе с легким шлемом, обнажив рассыпавшиеся по земле черные волосы. Взору Влада предстало прелестное личико, исказившееся одновременно от гнева и боли. Большие черные глаза с вызовом глянули на предводителя врагов-язычников. Всего миг Влад неприкрыто любовался прекрасной пленницей, а потом, повинуясь внезапному порыву, протянул руку, одновременно постаравшись выдавить дружелюбную улыбку.

 

-Я Влад, сын жупана Войнимира, - произнес он по-ромейски, - а ты кто такая?

 

Девушка с неожиданным интересом посмотрела на молодого воина, чью грубую мужскую красоту не портил даже большой шрам над левым глазом. Наконец алые губы раздвинулись в легкой улыбке и она протянула руку в ответ.

 

-Меня зовут Валерия, - сказала она, гибко поднимаясь рядом с Владом, - я дочь патрикия Григория, экзарха Карфагена и императора всей Африки.

 

[Magnum]

 

- Убирайся в ад, отродье Сатаны!

воскликнул Роберт Говард и с яростью нордического берсерка ударил по клавишам печатной машинки. Винты и пружины так и брызнули во все стороны, но в пылу битвы он этого даже не заметил! 

 

Меня зовут Валерия,

Вот это поворот. Был уверен, что это 

https://ru.wikipedia.org/wiki/Дакия_аль-Кахина

 

[Каминский]

Роберт Говард

Он у меня уже на подкорке. Поэтому

в пылу битвы он этого даже не заметил! 

Был уверен, что это 

Для нее время еще не пришло, но я помню и о ней)

[LokaLoki]

Обезглавленное тело, покачнувшись, рухнуло со стены, а следом за ним спрыгнул и Влад,

А сколько там метров стена? И правда такая низкая, чтоб вот так вот брать и спрыгивать?

Спасибо за проду. Повороты весьма неожиданные, но логичные и в чем-то закономерные ) Теперь я начинаю всерьез опасаться за Валерию, не принесут ли ее в жертву при случае

[Каминский]

А сколько там метров стена? И правда такая низкая, чтоб вот так вот брать и спрыгивать?

Ну. если я правильно понял матчасть, там городок недавно возведен и укрепления  самые простые.

Теперь я начинаю всерьез опасаться за Валерию

За всех стоит)

[Каминский]

Глава 11:  Чернобожья война

 

Жаркое африканское солнце, поднявшись над холмами, осветило два больших войска замерших в ожидании друг напротив друга.  Над одной из армий веяло знамя с черным имперским орлом в красном поле - Патрикий Григорий, собрав все подвластные и союзные силы, наконец, решил дать генеральное сражение арабам, вышедшим на подступы к Суфетулле. В центре «кесарь Африки»  выставил пехоту из регулярных армий -  нумерий, прикрыв их с флангов конницей – своей и берберских федератов. На флангах также разместились берберские князья-союзники и отряды наемников из сахарских племен. Сам же Григорий занял позицию на левом фланге, усилив его гвардейским резервом и собственными телохранителями. Именно здесь патрикий сосредотачивал силы для решающего удара, способного, в случае успеха, привести его войско к победе.

 

Схожим образом выстроились и арабы: Абдаллах ибн Саад выставил в центр части пешей фаланги – «кадрусы», для чего немалая часть всадников пустыни спешилась, заняв места в пешем строю. Остальные же арабы, размещенные на флангах, готовились атаковать ромеев кавалерией. Правым флангом мусульманского войска  командовал Абдаллах ибн аз-Зубайр, про себя вынашивающий дерзкий план, способный в случае успеха, разом переломить ход сражения. Сам же  Абдаллах ибн Саад, с резервом из конных всадников, закованных в трофейные персидские доспехи, расположился близ лагеря, размещенного у подножья небольшого холма. Стоя под черным знаменем, арабский полководец внимательно осматривал окрестности, ожидая решающего момента, когда вброшенный в нужное время резерв помог бы ему вырвать победу у неверных.

 

Владислав стоял в центре, позади пеших копейщиков и мечников – «аскаров»: как бы не хотел Абдаллах ибн Саад заставить славян принять на себя первый  удар ромеев, все же он не решился выставить вперед части, которые он считал ненадежными. Влад получил иной приказ – тот самый в исполнении, которого со стороны собственных  командиров Абдаллах ибн Саад вовсе не был уверен, имея уже печальный опыт. Кафиры же, исполненные подлости и коварства в самой своей сути, уж точно не терзались бы сомнениями, совершая подобную низость - сам Влад заверил в этом ибн Саада.

 

С обеих сторон проревели трубы, знаменуя начало боя, и два войска двинулись навстречу друг другу. Тучи стрел, копий, выпущенных из пращи камней, разом взмыли в воздух,  десятками и сотнями сражая противостоящих воинов. В следующий же момент послышался стук копыт и конные фланги врезались друг в друга. Лязг стали, конское ржание и стоны умирающих заглушались воинственными криками, где «Аллаху Акбар» вторило «За Господа нашего Иисуса Христа», а вопль «Слава Перуну!» эхом отражали многоголосые призывы к языческим богам берберов.

 

Завязшая в центре арабская пехота, выставив копья и мечи, раз за разом устремлялась вперед – чтобы бессильно отхлынуть от ромейской «стены щитов», выставленной тяжеловооруженными бойцами-скутатами. Позади них врага осыпали стрелами и дротиками укрывшиеся за спиной пехоты лучники. Несколько бешеных атак захлебнулось при попытке прорвать ромейский центр, всякий раз стоя арабам сотен убитых.  Мусульманское войско топталось на месте,  а иные из арабов, теснимые задними рядами, уже обращались в бегство,  в отчаянной попытке укрыться за славянскими спинами.

 

-Чем там занимается проклятый кафир! – Абдаллах ибн Саад в досаде ударил себя кулаком по колену, - эти собаки уже бегут! Подай сигнал!

 

Стоявший рядом с ним трубач послушно поднес к губам окованный серебром рог  – и над полем пронесся очередной сигнал, отличный от тех, что звучали раньше. Влад услышал его – и злорадная усмешка искривила его губы, выплюнувшие два страшных слова.

 

-Чернобожья война!

 

В тот же миг славянский отряд, доселе почти не принимавший участия в битве, пришел в движение – разом блеснули тысячи мечей и топоров, после чего острая сталь врубилась в тела арабов – и тех, кто бежал и тех, кто продолжал сражаться. В мгновение ока арабские кадрусы смешались, подпав под двойной удар – ибо для их врагов все это тоже стало сигналом. Ромеи и берберы, воодушевленные неожиданной подмогой, удвоили натиск, прорывая дрогнувшие арабские шеренги. Весь центр арабского войска посыпался, когда ромеи, почувствовав смятение противника, устремились к арабскому лагерю.

 

Влад, предоставив ромеям разбираться с аскари, ожесточенно рубя бегущих арабов, ринулся к правому флангу, увлекая за собой остальное воинство. Арабская кавалерия все еще рубилась с берберами, но их командующий аз-Зубайр, уже решил временно покинуть сражение, осуществляя давно  задуманный «обходной маневр» противника, чтобы затем ударить по ромеям  с тыла, а если получится – то сразить и самого Григория. Искусно маневрируя, вместе с отрядом элитной кавалерии облаченной в персидские доспехи, Абдаллах ибн аз-Зубайр начал отход в тыл – и сходу угодил прямо на мчащегося ему навстречу славянского предводителя.

 

Аз-Зубайр, еще не поняв, что Влад сменил сторону, ругаясь, притормозил коня, заставив замедлиться и всех остальных. Эта задержка стоила ему жизни – Влад в мгновение ока сорвал с пояса боевой топор и швырнул его в араба. Тот упал с седла с разрубленной головой, а в следующий миг и все славянское воинство ринулось на ошеломленных предательством арабов. Влад, поймав метавшегося по полю коня аз-Зубайра, вмиг взлетел в его седло, рубя мечом Форкия недавних союзников. Весть о гибели младшего полководца мигом облетела и остальное войско – и  единогласный вопль отчаяния и ужаса взметнулся к небесам. Ансар Пророка, первый мусульманин, родившийся в Медине, внук праведного халифа Абу–Бакра и племянник любимой жены Пророка Аиши, Абдаллах ибн аз-Зубайр, лежал в кровавой пыли, убитый вероломным наемником! Потрясенный столь страшной вестью, левый фланг арабского войска дрогнул, а затем и побежал под натиском воодушевленной ромейской и берберской конницы.

 

- Саклабский пес! – над полем пронесся истошный вопль, - ты предал меня!

 

Влад развернул коня – как раз, чтобы увидеть как на него, ожесточенно нахлестывая своего скакуна, мчится Абдаллах ибн Саад, с исказившимся от бешенства лицом. Арабский полководец как раз готовился ввести в бой свой резерв, чтобы остановить развал центра – и тогда же увидел, как пал младший командующий от руки Влада. Неприязнь к славянам тотчас превратилась в испепеляющую, лишающую рассудка ненависть – забыв об осторожности, Абдаллах ибн Саад устремился на вероломного язычника, намереваясь собственной рукой отрубить ему голову. Охваченный жаждой мести, старый полководец даже не заметил, что оторвался от собственного отряда, атакованного подоспевшими берберскими конниками. Другие берберы ринулись к арабскому командиру – однако Влад успел первым. Визжащий, проклинающий Влада ибн Саад, обрушился на жупанича с такой яростью, что тот на миг отшатнулся, стараясь сохранить равновесие. Удар меча сорвал с его головы шлем, спасший голову Влада – зато ответный выпад славянина разрубил Абдаллаха ибн-Саада от плеча до поясницы. Изуродованное тело вывалилось из седла и испуганно ржавший конь, почувствовав свободу, ускакал прочь. Спешившийся Влад одним ударом отрубил арабскому полководцу голову и, ухватив его за седую бороду, поднял над головой, демонстрируя всем свой новый трофей.

 

Новый горестный вой огласил арабское воинство, потерявшее последнего человека, способного заставить их идти в бой.  Все мусульмане теперь бежали,  думая не о победе, но лишь о спасении, тогда как почуявшие запах крови ромеи, славяне и берберы, преследовали их, беспощадно истребляя. Ворвавшись в арабский лагерь, победители, обуянные жаждой крови устроили беспощадную резню, истребляя всех без разбора, - и воинов, и лагерную прислугу. Особенно усердствовали в этой резне  славяне – долгое время лишаемые арабами добычи в этом походе, сейчас они «брали свое»,  забирая  арабское оружие, богато украшенные персидские доспехи, дорогие одежды и породистых арабских коней. Меж тем кавалеристы из нумерий, конные федераты и симмахи гонялись за конными и пешими арабами, в тщетной надежде на спасение разбегавшихся по равнине. Беспощадные победители, опьяненные кровью, настигали «правоверных», иногда пленяя их, но чаще всего убивая на месте, завладевая вожделенной добычей.

 

Сам же Влад интересовался совсем иным трофеем: собрав вокруг себя самых преданных людей, он выехал на холм, под которым стоял шатер арабского командующего. Молча жупанич смотрел на подъезжавшего к нему немолодого, но высокого и крепкого воина с орлиным носом и темно-рыжими волосами. Влад сразу признал его сразу: по пурпурным плюмажам, тяжело колышущимся на шлемах окруживших воина тяжеловооруженных всадников и столь же пурпурным плащам на самом всаднике и его телохранителях.

 

Не дойдя несколько шагов до Влада, патрикий Григорий остановился, меряя тяжелым взглядом своего неожиданного союзника.

 

-Когда твой человек приехал с письмом от моей дочери, - наконец произнес экзарх Карфагена, - только надежда на  то, что она еще жива, удержала меня от того, чтобы зарубить его на месте.

 

Он кивнул и несколько воинов вывели вперед лошадь, на которой сидел Левий, со связанными за спиной руками.

 

-Не спорю,  план, что передал ты мне через него, оказался хорош, - ответил Григорий, - и он принес мне победу. Однако я не могу радоваться ей, так и не узнав, что моя дочь жива.

 

-Так и есть, - кивнул Влад и, развернувшись, указал на что-то позади холма, - посмотри!

 

Григорий посмотрел – посреди равнины, окруженная кольцом диких всадников в звериных шкурах, на стройной арабской лошади виднелась тоненькая фигурка, которую  патрикий признал бы из тысячи. Увидев экзарха, Валерия бодро помахала ему рукой.

 

-Ей не причинили вреда, - сказал Влад, - и обращались с ней со всем почтением, что подобает благородной женщине. Хотя мне стоило немалых трудов спрятать ее от арабов, пока они еще считали меня своим союзником.

 

- Значит, договор в силе?- сказал Григорий, - ты возвращаешь мне дочь, а я -  твоего человека, - он кивнул на связанного Левия. Влад сухо рассмеялся.

 

-Левий был верен мне и я ценю его усердие, - сказал он, - но все же это явно неравноценный обмен. Так легко ты от меня не откупишься.

 

- Я могу убить его прямо сейчас! – вспылил Григорий, - и тебя тоже.

 

-Попробуй,- спокойно произнес Влад, - хотя не думай, что это будет легко. И, кроме того – тогда ты уже точно не увидишь свою дочь живой.

 

-Что ты хочешь? Я могу отдать тебе всю добычу!

 

-Я сдержал свое слово, - медленно произнес Влад,- и ожидаю, что и ты сдержишь свое.

 

-Я же сказал – любая добыча, какую захочешь!

 

-Я не о тряпках или вине, - сказал Влад, - я о том обещании, что ты прилюдно огласил перед своими людьми. Ты обещал руку нобилиссы Валерии и сто тысяч золотых монет тому воину, кто принесет тебе голову арабского командующего.

 

Небрежным движением Влад развернул притороченный к седлу окровавленный сверток.

 

-Вот мой свадебный дар, - сказал он, поднимая за волосы голову Абдаллаха ибн-Саада, - и взамен я хочу получить себе новую жену.

[Magnum]

День без предательства - деньги на ветер! 

[imnot]

Каминский величайший, но давно не было секса. На этот раз пора для разнообразия супружеского

Изменено 28 Aug 2021 пользователем imnot

[Каминский]

День без предательства - деньги на ветер!

Так и живем!

Каминский величайший, но давно не было секса. На этот раз пора для разнообразия супружеского

Все будет

[LokaLoki]

Влад получил иной приказ – тот самый в исполнении, которого со стороны

Тут, кажется, очень лишняя запятая

Влад, поймав метавшегося по полю коня аз-Зубайра, вмиг взлетел в его седло, рубя мечом Форкия недавних союзников

А говорили, хорошие лошади только господина носят, особенно, арабские...

Хотел было сказать, что если Влад предает вот прям всех - то про это станет известно и тогда... А потом начал считать, получилось, вроде, пока и норм

Ты обещал руку нобилиссы Валерии

А как же Чорная госпожа, которая, если не ошибаюсь, все еще ждет в Фессалониках? Или ей уже сказали, что Влад остался в песках Египта, а стало быть она больше не нужна Риму?

[Crusader]

Или ей уже сказали, что Влад остался в песках Египта, а стало быть она больше не нужна Риму?

 Я-таки шибко полагаю, что многожёнство там имело место быть.

[Каминский]

Глава 12. Триумф, любовь и интриги

 

Давно уже древний Карфаген не знал столь грандиозного празднества. Обгоняя возвращавшееся ромейское войско, в Карфаген летели донесения с востока – о великой победе под Суфетуллой, кончившейся сокрушительным разгромом арабов и гибелью двух их военачальников. Головы Абдаллах ибн аз-Зубайра и Абдаллах ибн Садда были отправлены в Карфаген в кадке с медом, где и водружены на длинной пике на площади перед императорским дворцом, чтобы народ смог своими глазами убедиться в посрамлении нечестивых агарян. Меж тем Григорий, преследуя врага, организовал освободительный поход в Триполитанию, освобождая занятые ранее арабами города. Остатки вражеской армии, под водительством Буср ибн Абу Арта, спешно снявшего осаду Триполи, откатывались на восток, тогда как по пятам их шли ромейские войска, занимая город за городом. Берберские союзники ромеев, уйдя далеко вперед, атаковали арабское войско постоянными «наскоками» на его арьергарды. Отдельные отряды противника, не выдерживавшие стремительного темпа отступления, больше похожего на бегство, и отстававшие от основного войска, безжалостно истреблялись берберами. Отдельные летучие отряды умудрялись обогнать арабскую колонну, засыпая на ее пути колодцы или поджигая траву, а пару-тройку раз и атаковать ее авангарды и передовые дозоры. В этом преследовании особенно отличился Аксель Цецилий, молодой наследник княжества Альтавы, давнего союзника ромеев.

 

Поход Григория закончился лишь у стен города Тубакта – по сути лишь военного лагеря арабов, одного из тех, что воители аравийских пустынь основывали на захваченных территориях. Тогда до Карфагена впервые дошли слухи и о варварских союзниках империи – говорилось, что именно славянские наемники, ранее воевавшие на стороне арабов и хорошо знавшие слабые места основанного ими лагеря, сыграли важную роль в падении города. Последовавшие затем языческие зверства в иное время ужаснули бы ромеев, однако сейчас, озлобленные на арабов сверх всякой меры, они лишь приветствовали кровавые жертвоприношениям бесам, коим поклонялись славяне.

 

Тубакт стал крайним пределом восточного наступления Григория – дальнейшее продвижение с крайне растянутыми коммуникациями на хорошо укрепленный арабами Сиртий и дальше, на Киренаику, грозило серьезными потерями, способными превратить в ничто свершенные доселе победы. К тому же войско Григория понесло потери еще в битве при Суфетулле и не могло позволить себе сильных поражений. Поэтому, полностью разрушив Тубакт, Григорий отступил в Лептис Магна, где в сохранившейся городской базилике была с размахом отслужена праздничная служба, а войскам розданы подарки в виде дополнительных денежных пожалований от императора. Этими торжествами и завершилась кампания в Триполитании.

 

По примеру древних римлян патрикий, а теперь уже кесарь Григорий решил отпраздновать свою победу грандиозным триумфом. Торжество было приурочено к празднику Воскресения Христова, войдя в историю под именем «Пасахального триумфа».

С утра улицы Карфагена были запружены народом, собравшимся от городских ворот до самого императорского дворца – бывшей резиденции королей вандалов. Накануне торжества император выстоял вместе со своими приближенными пасхальную всенощную в лагере за стенами города,  а утром же, после торжественной праздничной службы, войска, под звуки труб войск торжественно вступили в распахнутые ворота. Первым, на белом коне, ехал сам император Григорий в золоченых доспехах и пурпурных одеждах. Милостиво кивая выкрикивающим ему хвалу подданным, карфагенский кесарь, спешился в городских воротах, и опустился на колено на ковер из лепестков белых и алых роз, которыми горожане буквально усыпали  весь путь следования парадной процессии - от крепостных ворот и почти вплоть до императорского дворца.

 

Навстречу коленопреклоненному императору вышел епископ Карфагенский Киприан – в полном облачении, присущем своему сану. Ликующая вокруг толпа притихла, осознавая торжественность момента.

 

-Во имя Всемогущего Господа, - начал епископ, - да благословлено будет имя раба Твоего, кесаря Григория, победителя нечестивцев, ради славы Христа Пантократора.

 

-Не нам, Господи, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей и истины Твоей, - в тон священнослужителю ответил император словами псалма. Кесарь снял с себя императорскую диадему, отдавая ее в руки епископа. Затем он отдал поводья коня телохранителю - и Киприан бросив беглый взгляд, едва сдержался от изумленного возгласа, сразу признав знакомый взгляд голубых глаз. В них тоже мелькнуло что-то похожее на удивление – Влад тоже сразу узнал старого знакомца. Губы предводителя наемников дрогнули в слабой усмешке, однако в следующий миг лицо славянина вновь обратилось в неподвижную маску языческого идола. Ведя в подводу коня, Влад двинулся за шедшим пешком Григорием, торжественно повторявшим слова очередного псалма.

 

За кесарем и его телохранителем грозной, блещущей сталью рекой текла победоносная армия. Впереди шли знаменосцы-бандофоры, с грозно развевающимися на ветру «драконами», рядом с ними шествовали аквилеферы или орнитоборы, несущие до блеска начищенных орлов, оставшихся еще со времен еще того, Истинного Рима. За ними следовали трубачи-букинаторы – и именно рев их труб, смешавшись с  праздничным звоном церковных колоколов и радостными воплями тысяч горожан, знаменовал начало шествия имперского воинства. Первой, как и положено, шла гвардия – «кандидаты», императорские букеларии, эскубиторы и схоларии - все в полном вооружении, с развевающимися султанами на шлемах. Выставленная ими перед собой стена щитов пестрила ликами Христа-Пантократора, святых и Богородицы, а также черным имперским орлом в красном поле. Следом шествовали облаченные в кольчуги и ламелярные панцири  всадники кавалерийских нумерий. Эти грозные «кентавры», основа мощи имперской конницы, виднелись издалека благодаря ярким плюмажам на высоких аварских шлемах. Шествуя в полном вооружении, они несли пики с разноцветными вымпелами, тугие «гуннские» луки и мечи-спаты в богато украшенных ножнах.

 

Вновь проревели трубы и на улицах Карфагена появились колонны пехотных нумерий, - коротко остриженные солдаты с большими щитами, украшенными замысловатыми значками и окрашенные в цвета их подразделений. Это шли грозные скутаты, в сражениях образующие первые линии боевого построения пехоты, в надраенных до блесках кольчужных доспехах и сверкающих на солнце шлемах, вооруженные копьями и мечами. А следом за скутатами – и тут на миг ликующие крики толпы сменило недоуменное, а порой и испуганное перешептывание, - шли незнакомые варвары со светлыми волосами и холодными голубыми глазами, живо напомнившие всем нового телохранителя императора. В их облачении не было единообразия, присущего остальным колоннам: данные воины одетые кто в арабские, кто в ромейские, а кто и вовсе в незнакомые доспехи, вооруженные мечами и боевыми топорами, выглядели чем-то донельзя чужеродным на триумфе христолюбивого воинства. Это впечатление усиливалось при виде развевающихся над воинами стягов с грубо намалеванными изображениями чудовищ и бородатых ликов неведомых богов. И ликующие, выкрикивающие хвалы остальным колоннам, горожане  настороженно смолкали  – мало кто решится бросить под ноги победителям  свежие цветы, не говоря уже о том, чтобы, как делали ранее некоторые особо возбудившиеся горожане, пытаться протиснуться сквозь ряды оцепления протягивая воинам бурдюки с вином. Лишь немногие девушки, - из тех что, забыв о приличиях, уже посылали  воздушные поцелуи вслед ромейским гвардейцам, - сейчас, хоть и вели себя куда скромнее, нет-нет, да и бросали украдкой заинтересованные взгляды на суровых воинов, привлекательных в своей варварской опасности. Тем более, что до города уже дошли слухи, что сама нобилисса Валерия, дочь императора, уже побывала в плену у предводителя славянских варваров – и именно после возвращения ее из плена кровожадные язычники стали союзниками римлян.

 

Следом шли отряды берберских федератов и союзников. Как и славяне они не имели единообразия в одеждах и вооружении, но зато все они были богато и ярко разодеты, а их оружие и особенно конское убранство поражало яркостью украшений и богатством отделки. Возглавляли мавританские ополчения их  собственные князья – «архонты», среди которых особенно выделялся  Аксель Цецилий, наследник Альтавы. Молодой воин, облаченный в лучшие одежды своего племени, угрюмо ехал на своем белом жеребце, сверля неприязненным взглядом шествовавших впереди славян. Совсем не здесь честолюбивый архонт видел свое место в подобном шествии.

 

В очередных колоннах прошествовали легковооруженные пехотинцы псилы -  лучники и метатели дротиков,  облаченные в облегченные кожаные или войлочные доспехи поверх ярких туник, на головах у них также надеты блестящие шлемы с парадными вымпелами. Ну, а за пехотой, сопровождаемые ревом труб от очередной колонны букинаторов появились специально отобранные гвардейцы из числа схолариев, облаченные в богатые плащи и туники. И вновь толпа, притихшая было при появлении славян, взрывается новыми овациями императорским войскам – ведь именно эти воины открывают ту часть триумфа, где столичным жителям демонстрируются трофеи и пленники прошедшей компании. Схоларии везли, приклонив к земле, алые и черные знамена ансаров Пророка, белое знамя Омейядов и разноцветные вымпелы йеменских племен. За всадниками с поверженными знаменами ехали легкие повозки, в которых везли сложенные шелковые шатры, некогда захваченные арбами у персов, а теперь ставших трофеями римлян,  как и персидские же «вороненые» доспехи и оружие. Вслед за повозками шли празднично одетые коноводы, собранные из числа обозников регулярных нумерий, ведущие под уздцы великолепных арабских скакунов и многочисленных верблюдов. И, наконец, главное зрелище триумфа - вереницы медленно ступающих пленников, окруженных строгим конвоем. Радость горожан мигом сменилась отборной площадной бранью, да и летели сейчас в арабов отнюдь не цветы. Для этого шествия императорские чиновники специально отбирали наиболее высоких, молодых и красивых пленников, для чего некоторых даже пришлось выкупить у уже купивших их купцов или берберских федератов. Всех арабов отмыли, залечили раны и хорошо кормили за все время подготовки к триумфу, а также одели в традиционные бедуинские одежды, часто даже более богатые и красивые, чем те, что они носили на свободе, использовав трофеи из разоренных арабских лагерей. Вслед за колоннами пленников-мужчин, на улицы ступили стайки испуганных молодых женщин, также специально отобранных за молодость и красоту. Они также богато одеты, многие даже  получили золотые и серебряные украшения. Но никого из пленниц не радовало все это – горькими слезами арабские женщины оплакивали свой позор – ведь их прекрасные лица и черные как смоль волосы открыты для обозрения глумящейся черни неверного города.

 

  Триумфальное шествие неторопливо двигалось через весь город к императорскому дворцу, где  передние колонны уже выстраивались полукругом на главной городской площади. В центре ее на огромном украшенном и драпированном помосте, в обрамлении военных знамен и значков на троне восседал сам император Григорий, уже в диадеме и ингисниях. По обеим сторонам от  него стояли нобилисса Валерия и славянский полководец. Несколько ниже императора восседал на епископском троне карфагенский пастырь Киприан, в окружении церковного клира. Здесь же находились высшие офицеры и сановники. Сам же император благосклонно взирал, как к подножью его трона схоларии бросали вражеские знамена. Затем подвели и несколько богато одетых пленников из числа уцелевших командиров арабского войска. Дюжие императорские кандидаты заставили их сначала встать на колени, а затем и вовсе припасть  к земле. Григорий, поднявшись с трона, надменно оглядев поверженных арабов, наступил одному из них на голову, с силой вдавливая ее в горячий от солнца песок. В тот же миг заполненная до отказа площадь взрывается очередной сокрушительной овацией.

 

Над Карфагеном уже спустилась ночь, но город не спал – по всему городу уже шли праздничные гуляния, объявленные императором в честь победы над арабами. Воины, получившие щедрое вознаграждение от кесаря, вовсю разбрасывались золотом в столичных кабаках, тогда как городская чернь упивалась устроенными на улицах грандиозными гуляниями, закаченными по всем улицам города. Даже нищие остались довольны щедрой раздачей бесплатной еды и одежды при столичных церквях.

 

Пировали и во дворце – на праздничный пир собралось огромное множество приглашенных знатных гостей со всех концов владений «Августа Запада» и земель его вассалов и союзников. Всех гостей, пировавших в богато украшенных залах, развлекали многочисленные музыканты, поэты, шуты, мимы и фокусники, специально приглашенные дрессировщики зверей, известные борцы и кулачные бойцы.

 

Сам же император, выслушав несколько велеречивых тостов, с сожалением покинул застолье, сославшись на необходимость беседы с владыкой Киприаном. Дождавшись епископа, он закрыл за собой дверь и, налив из кувшина с вином два полновесных кубка, подтолкнул его Киприану. Сам же император, не дожидаясь, пока епископ Карфагенеский хотя бы пригубит, жадно осушил свой кубок.

 

-Этот язычник поставил передо мной непростую задачу, - покачал головой император, - все слышали, как я обещал руку своей дочери, тому, кто принесет мне голову вражеского полководца  – не исключая и тех, кто воевал на стороне арабов. Мог ли я подумать, что такое и вправду случится – и что не один, а сразу два вражеских командира лишит жизни кто-то вроде этого Влада?

 

-Вам бы не хотелось выполнять обещанное? – осторожно спросил Киприан. Григорий невесело усмехнулся.

 

-Навряд ли во всей Африке найдется много людей, которым бы пришлось это по душе. Множество юношей из самых знатных семейств, отважно сражавшиеся под Суфетуллой, сейчас чувствуют себя оскорбленными – и их отцы в Сенате тоже. Как и царьки мавров – Аксель Цецилий уже сейчас только что не сжигает глазами славянина.

 

- Не время Карфагену ссориться сейчас с архонтом Альтавы, - покачал головой Киприан.

 

-Да, но и им не время ссориться с нами, - пожал плечами Григорий, - иначе арабы сожрут  нас всех. И именно поэтому нам не следует отталкивать этих наемников – наше войско понесло большие потери и у нас теперь каждый воин на счету.

 

-А на меньшее Влад не согласится, - кивнул Киприан, - я знаю его давно.

 

-Ты говорил, что был у него в плену, - заметил Григорий.

 

-Позже я встречал его еще раз, под Фессалоникой, - заметил Киприан, - во многом благодаря ему славяне взяли тот город. Со мной, впрочем, он всегда обращался хорошо, хотя и не скажу, чтобы он испытывал большое почтение к моему сану.

 

-Молод, честолюбив, неглуп, - загибал пальцы Григорий,- и, похоже, умелый вояка. Он знатного рода?

 

-Не уверен, что их верхушку  можно называть знатью, - покривил губы епископ, - но род его не простой. По меркам язычников, разумеется.

 

- Еще и это, - Григорий поморщился как от зубной боли, - моя дочь не может выйти замуж за язычника – надеюсь, хоть это он понимает?

 

-Я ведь говорил уже, что он неглуп, - усмехнулся Киприан, - думаю, его можно будет уговорить пойти на эту жертву.

 

-Что же, - Григорий вздохнул, - мало что я бы сделал с меньшим неудовольствием, но все же я дал слово. Если он согласиться принять крещение, - император снова поморщился, - мне придется дать согласие на этот брак. Потом, когда арабская опасность минует, я, возможно, придумаю что-то еще.

 

Киприан понимающе кивнул в ответ.

 

-А что же нобилисса Валерия, - помолчав, спросил он, - как она относится к этому браку?

 

Григорий криво усмехнулся.

 

- Ее матерью была дочь архонта Авреса, - сказал он, - и у Валерии – сердце воительницы, как и у многих женщин берберов. Во всем моем войске мало кто сможет обогнать ее на коне, ну, а флиссой и луком она владеет как настоящая амазонка. И норов у нее под стать умениям – если, что втемяшится ей в голову, то это уже не выбить. Она знает о моем обещании – и она как кошка влюблена в этого самого Владислава.

 

Еще двое уединились сегодня в одном из дворцовых покоев – но, в отличие от патрикия и епископа, они не тратили времени на разговоры. Комнату оглашали женские стоны,  пока на устланном шелками ложе сплетались в любовных объятьях жупанич Владислав и нобилисса Валерия. Длинные сильные ноги обвили талию славянина, пока он терзал девичье лоно клинком из плоти. Горячая южная кровь делала свое дело: Валерия оказалась столь же неистовой на ложе, что и в сражениях, одинаково жадной до крови и любовных ласк. Вскоре она уже скакала верхом на бедрах славянина, разбросав по плечам длинные волосы и крича на всю комнату от избытка страсти. Когда Валерия, тяжело дыша и всхлипывая от переполнявших ее чувств, наконец, рухнула обессиленная рядом с  Владом, тот, вспомнив об искусных рабынях Египта, мягко, но настойчиво направил лежащую у него на животе голову чуть ниже. Валерия на удивление быстро поняла, что от нее хотят – видимо знала о подобных утехах хотя бы понаслышке. Девичьи губы сомкнулись вокруг обмякшей плоти, а в следующий момент нобилисса заглотила ее до самых ядер. Вскоре уд Влада уже был готов к новым подвигам во славу Яра-Ярилы и Валерия, стоя на четвереньках, заходилась в крике, пока неутомимый славянин, держа ее за волосы, с удвоенной мощью входил в женское лоно.

 

Уже позже, когда молодые люди окончательно пресытились друг другом, Валерия прильнула к Владу, пока жупанич лениво гладил мягкую как шелк кожу.

 

-Значит, я у тебя не первый, - усмехнулся он.

 

- Но уж точно самый лучший, - пылко ответила Валерия, - у вас все мужчины такие?

 

-Я лучший и среди своих,  - самодовольно произнес Влад, - но да, Яр не обделил мой народ своей силой. Еще до рассвета, пока мои ребята будут гулять здесь, многие женщины Карфагена убедятся в том, что я говорю правду.

 

-Если твои воины хотя бы вполовину похожи на тебя, - улыбнулась Валерия, - это пойдет местным только на пользу. Со времен вандалов здешний народ не обновлял свою кровь.

 

-Вряд ли это обновление придется по вкусу  мужчинам Карфагена, - усмехнулся Влад, - также как и то, что мы занялись этим еще до свадьбы.

 

- Никто не посмеет сказать дочери императора, что она не была невинной на супружеском ложе, - Валерия лукаво улыбнулась, - так что впереди у нас еще первая брачная ночь.

 

- Тогда мне стоит поберечь силы, -  сказал Влад, - если, не дожидаясь свадьбы, будем проводить время так сейчас, боюсь, на брачную ночь  меня уже не хватит.

 

-Не верю, что такое возможно, - рука Валерии скользнула вниз, на миг стиснув упругий ствол, - точнее, я уже знаю, что это не так.

 

-Мне нравится, что ты так веришь в свого мужа, - рассмеялся Влад, поднимаясь с ложа,  - и все же, боюсь, на сегодня нам придется прерваться. Мои люди сильно расстроятся, если их воевода так и не появится сегодня на праздничной пирушке.

 

Валерия разочарованно вздохнула, но возражать не стала: сама воительница, она прекрасно понимала, почему командиру важно демонстрировать заботу о своих людях.

 

-Увидимся утром, - сказал Влад, стоя уже одетым у изголовья кровати, - надеюсь улучшить время, перед заседанием Совета. До встречи, любимая.

 

Он быстро поцеловал невесту в губы и вышел за дверь. Валерия снова вздохнула и поглубже зарывшись в шелковые перины, постаралась уснуть.

 

Постоялый двор «Черный орел», где пировали славянские наемники, находился в десяти кварталах от королевского дворца. Влад, уже неплохо изучивший центральные улицы города, быстро преодолел это расстояние. Подходя к зданию с чучелом орла над дверьми, он предвкушал веселую попойку с соратниками, одновременно широко улыбаясь вспоминая о женщине, оставленной им во дворце. За этими приятными мыслями, он не сразу заметил, как из узких переулков позади него вынырнуло несколько человек, с ног до головы одетых в одежды жителей пустыни. Лишь когда из такого же переулка, буквально за несколько  шагов до кабака, навстречу ему вышло еще несколько таких же мужчин, жупанич понял, что к чему.

 

- Я не хочу ссоры с вами, - произнес Влад, как бы невзначай положив руку на рукоять меча Форкия, - сегодня у всех нас праздник и я не хочу омрачать его пролитой кро…

 

Ему не дали договорить: один из преградивших ему дорогу мужчин что-то гортанно выкрикнул и в тот же миг из-под берберских одежд серыми змеями  выскользнули клинки. Одновременно Влад заметил движение сзади и, обернувшись, едва успел отбить направленную ему в спину флиссу. Ответным ударом он отрубил державшую клинок руку и, не тратя времени на добивание искалеченного противника, срубил голову другому берберу, попытавшемуся ткнуть его пикой. Выхватив это оружие из рук убитого, Влад метнул пику в грудь еще одного разбойника.

 

Но тут же вся остальная свора, подбадривая друг друга воинственными криками, разом кинулась на Влада, размахивая берберскими флиссами и ромейскими спатами. Влад смог зарубить еще одного головореза, но остальные насели на него с такой яростью, что жупанич едва успел отбиваться.  Он уже пропустил несколько легких ударов - и сейчас, покрытый  кровоточащими порезами, чувствовал, что долго он уже не продержится. Волна слепой, нерассуждающей ярости охватила Владислава: пройти от Солуни до Карфагена,  одержать множество блистательных побед, сразить одного из лучших арабских полководцев и прорваться к вершинам власти в здешних краях – чтобы пасть в грязном переулке от рук наемного отребья?!

 

- Перуну слава!!! – рявкнул Влад, готовясь выплеснуть силы в последней отчаянной атаке.

 

-Перун и Стрибог! – раздались крики у него из-за спины и сразу несколько нападавших пали под топорами вынырнувших, словно из ниоткуда, светловолосых воинов с голубыми глазами, полыхающими жаждой крови. Бандиты, видя, что к их жертве пришла подмога, кинулись наутек, однако славяне быстро догнали и прикончили их.

 

- Я  как раз выходил облегчиться, - к Владу подошел прихрамывающий Левий – один из врагов, перед смертью, успел вонзить кинжал ему в ногу, - когда услышал крики и лязг оружия. Потом увидел тебя – и тут же кликнул остальных. Кто это такие?

 

-Чтобы узнать, надо было оставить в живых хоть одного, - проворчал Влад, отбрасывая платок с лица одного из бандитов. Другие воины быстро проверили остальных – несмотря на берберские облачения, в остальном это была довольно разношерстная компания. Среди них имелись и ромеи и берберы и чернокожие нубийцы – в общем, обычный для здешних трущоб сброд.

 

-Кажется, мне будет о чем поговорить на завтрашнем Совете, - через силу ухмыльнулся славянин.

 

-Так вы уверены, что это покушение?

 

Префект претория, Геннадий, - рослый чернобородый мужчина в темно-синем плаще, - недоверчиво уставился на Владислава.

 

-Уверен, - кивнул славянин, - эта свора ждала именно меня. Они знали, что я задержусь во дворце и понимали, что я все еще вернусь к своим воинам – и знали, что где они пируют. Многовато знаний для случайного уличного нападения. Думаю, те, кто организовал это, находятся во дворце.

 

-Или же это был кто-то, чьи родные погибли в Триполитании, - заметил Аксель Цецилий, сидевший за столом напротив Владислава, - у вас там осталось немало кровников.

 

-Возможно и такое, - кивнул Влад,  глядя прямо в лицо молодому мавру. Тот не отвел глаз, ответив славянину столь же дерзким взглядом.

 

-Как бы то ни было, - произнес Григорий, - тот, кто это сделал, нанес оскорбление не только Владиславу, но и всему городу – который Влад спас, сразив арабских полководцев. Уверен, что виновные будут найдены и понесут должное наказание.

 

-Все так, - кивнул Геннадий, - но прав и Аксель. Новое арабское нашествие, которого, сдается мне, ждать придется недолго, ударит, прежде всего, по Триполитании. И да, архонт Владислав – во многом вашими усилиями эти земли сейчас опустели так, что вряд ли тамошний люд способен дать должный отпор арабам.

 

- Дело даже не в том, что они не смогут, - подал голос один из сенаторов, - но в том, что они и не захотят. Если они узнают, сколь высоко вознесся полководец язычников, из тех, что разоряли эти земли…боюсь, они могут решить, что ничем арабы не хуже.

 

- Как раз арабы и отдавали столь жестокие приказы Владиславу, - заметил Григорий.

 

-Да и я самовольно же оставил Триполитанию, идя вслед за Саддом, - заметил Влад, - она могла прийти в куда большее запустение, приди я на помощь Абу Арту. Вы говорите, что  чтобы охранять те земли осталось мало народу  – что же, я знаю воинов, которые, получив там земельный надел, станут надежным заслоном от новых нашествий

 

-И где же ты возьмешь столько народу? – скептически хмыкнул Геннадий.

 

-Среди своих соплеменников. Кажется, вы уже видели, как умеют сражаться славяне?

 

-Твоих людей слишком мало, - заметил Григорий, - вряд ли они смогут восполнить собой тамошнюю убыль.

 

- Да, и поэтому я наберу еще новых, - ответил Влад.

 

-Где?

 

-В моих родных землях: в Морее, Солуни, Эпире. Там много народу, но мало земли, а здесь наоборот! Я обращусь с призывом к вождям милингов, струмян, драговичей, неветлян – всех, кто захочет переселиться на новые земли, я призову под знамена моего тестя  – великого кесаря Карфагена, императора Григория.

 

- Вы пока еще не его зять, - с вызовом напомнил Аксель.

 

-Это ненадолго, - спокойно ответил Влад.

 

-Этот вопрос мы обсудим позже, - сказал Григорий, потеребив пальцами рыжую бороду, - говоришь, призвать славян из Греции?

 

-Им нечего будет делить с вашими людьми, - сказал Влад, - повторюсь, земли тут много. И они будут сражаться с арабами и всеми, кто явится из пустыни, за свое кровное.

 

-А мой племянник в Константинополе только порадуется, если как можно больше славян уберется с его земель, - хмыкнул Григорий.

 

-  Заодно и откроется пусть к примирению,  – вмешался в разговор епископ Киприан, -столь необходимый вам обоим, ведущим войну с общим врагом.

 

- Да, пожалуй, - начал было Григорий, когда вдруг дверь в зал совета распахнулась и в него вбежал запыленный гонец. Отвесив поспешный поклон всем сразу, он прошептал на ухо императору несколько слов. Григорий, сразу помрачнев, взмахом руки отпустил его и развернулся к остальным.

 

-Только что в карфагенскую заводь прибыл корабль из Триполи, - сказал он, - его капитан рассказал, что не так давно в город причалило судно с беженцами из Кипра. Они плыли на Родос, но буря отнесла их далеко на юг и, чудом избежав арабского плена, ромеи все же дотянули до Ливии. По их словам  арабский флот недавно захватил Кипр, подвергнув его страшному опустошению.

 

-Арабский…флот? - выдавил один из побледневших сенаторов, - но это же катастрофа.

 

-Пока еще нет, - покачал головой Григорий, - хотя у нас почти нет своего флота, он сейчас спешно строится на верфях Юстианаполя. Вовремя я надавил на наших навикуляриев, чтобы они раскошелились на строительство новых кораблей. И все же – дела идут куда более скверно, чем мы могли предполагать. Влад, - он обернулся к славянину, - ты говорил, что немало воевал на море?

 

-Так и есть, - кивнул жупанич, - и на славянских лодьях и на византийских дромонах.

 

-Очень хорошо, - кивнул Григорий, - тогда не мешкая, отправляйся к твоим сородичам. Скажи, что если они захотят получить землю здесь, пусть сначала помогут нам вернуть море. Когда же ты вернешься с войском – мы начнем подготовку к свадьбе моей дочери.

 

Влад кивнул, соглашаясь. Мимолетно он отметил злобный взгляд Акселя Цецилия, но не подал виду – сейчас имелись дела и поважнее, нежели неприязнь ревнивого мавра.

 

Когда же, после обсуждения множества иных вопросов, первый день заседания Совета Африки подошел к концу и все начали расходиться, Влад задержал епископа Киприана.

 

-Скажи мне, ромейский ведун, - сказал он, - что было в Солуни, когда ты ее покинул?

 

- Я ждал этого вопроса, - горько вздохнул Киприан, - крепись, сын мой. Незадолго перед тем, как я решил вернуться в Карфаген, в Фессалонике бросил якорь флот друнгария Мануила. Он и принес весть о  твоей гибели в египетской пустыни.

 

-Это рассказал сам друнгарий? – спросил Влад.

 

-Нет, - покачал головой Киприан, - это сказал один из твоих людей, сошедших на берег вместе с Мануилом. Кажется, его зовут Стойгнев?

 

-Дальше, - скрипнул зубами Влад, - что с моей женой?

 

-Стойгнев рассказал ей о твоей смерти, - сказал Киприан, - и предложил стать его женой. Как я понял, Вештица согласилась – последний раз я видел ее обряженной в шелка и странные, египетские драгоценности – уж не знаю, где Стойгнев их раздобыл.

 

-Зато я знаю, - произнес Влад, - это все?

 

- Насколько я знаю, Стойгнев договорился с Мануилом о сдаче Фессалоники, - сказал Киприан, - в обмен на беспрепятственный выход славян со всей добычей. Иного Стойгневу не оставалось – у него слишком мало войск. Вештица ушла вместе с ним. Где они сейчас я не знаю.

 

-Ничего, - улыбка Влада напоминала акулий оскал, - я узнаю. Благодарю тебя, Киприан.

 

Он развернулся, чтобы уйти, но теперь уже Киприан ухватил Влада за рукав.

 

- Кесарь беспокоится, - сказал он, - понимаешь ли ты, что он не может отдать дочь за язычника?

 

-Понимаю, - кивнул Влад, - скажи ему, что Григорию не о чем беспокоится. Я приму крещение, как только …закончу кой-какие дела в Греции.

 

-Ничего иного мне и не хотелось бы слышать, - улыбнулся епископ, - с Богом, сын мой!

А как же Чорная госпожа, которая, если не ошибаюсь, все еще ждет в Фессалониках?

данный вопрос отчасти раскрыт в следующей главе

[LokaLoki]

и знали, что где они пируют

Наверное, очепятка? Или передача состояния Влада?

неприязнь ревнивого мавра

Спасибо, давно так не смеялся

египетские драгоценности – уж не знаю, где Стойгнев их раздобыл

Это получается, что предала Влада не Византия, а Стойгнев. Тогда он, выходит, не мстил не пойми кому не пойми за что, а выполнял "операцию под прикрытием", в ходе которой пришлось разорить пару городков-сел, чтоб войти в доверие, зато сохранил Карфаген и значительную часть Триполитании...

Выходит, Влад если не Штирлиц, то хотя бы майор Вихрь?

Если, конечно, Киприан говорит правду.

данный вопрос отчасти раскрыт в следующей главе

Спасибо за проду! И за закрученный сюжет!

Славянская Африка - хотелось бы, чтобы у Влада получилось

[Каминский]

Наверное, очепятка?

Наверное. Спасибо.

Это получается, что предала Влада не Византия, а Стойгнев.

Ну выходит, что так. Хотя и Византия тоже - они же Влада кинули в пустыне.

Славянская Африка - хотелось бы, чтобы у Влада получилось

Будем надеяться

Изменено 30 Aug 2021 пользователем Каминский

[LokaLoki]

Хотя и Византия тоже - они же Влада кинули в пустыне

Не. ну это уже превратности войны. Не мог же Мануил угробить всех, пытаясь вытащить один отряд. Там, вроде, и Влад был не особо в обиде и отнесся бы, в целом, с пониманием, если б его кровное не забрали и кровников не порубали

[Каминский]

Глава 13: В родных краях

 

 - В Африке каждому из вас найдется свое место!

 

Жупанич Владислав стоял посреди родного села, окруженный парой десятков своих людей. Иные из них в покинули это село вместе с нынешним воеводой и сейчас они с чувством горделивого превосходства посматривали на своих бедных соплеменников. Сам же Влад среди них выглядел наиболее величаво: в ромейском шлеме, увенчанным султаном из перьев и красном плаще поверх золоченных доспехов с ликом Горгоны. С пояса, украшенного серебряными пластинками, свисал меч Форкия, также в отделанных золотом ножнах.

 

- С той земли можно собирать урожая в несколько раз больше, чем здесь, - продолжал Влад, - ни в одной стране я не видел столько хлебных полей, столько виноградников и оливковых рощ. И все это может стать нашим – кесарь Григорий наслышан о доблести славянских воев и готов отдать нам эти богатые угодья – если мы поддержим его в войне, что он ведет против арабов.

 

- Хочешь превратить езеричей в наемников басилевса?! Не бывать тому!

 

Влад обернулся – к ним подходил небольшой отряд, в доспехах и при оружии. Впереди шел Войко – ныне жупан Войнислав, почти забытый Владом старший брат. Он изменился с тех пор как они виделись в последний раз – некогда статный воин изрядно потяжелел,  обзавелся вторым подбородком. Было видно, что меч у пояса Войко нечасто идет в ход.

 

 - Вот кем ты стал Влад – цепным псом у ромеев? – продолжал Войнислав, с ненавистью глядя на брата, - хочешь, чтобы славяне лили свою кровь ради наших исконных врагов.

 

-Славяне уже проливали кровь за аваров, - спокойно ответил Влад, - каган использовал наших отцов и дедов, многие из которых пали под стенами Царьграда. Но разве не в союзе с аварами мы смогли расселиться на этих землях? Я же предлагаю всем вам новый, более выгодный союз – и новые земли, куда богаче прежних.

 

- И плата за эти земли - стать холуями у ромеев, - бросил Войко, - хорошо, что отец не дожил до того дня, как ты решил отдать свой народ в рабство.

 

-Разве раб носит такой плащ? Или такие доспехи? Кесарю нужны не рабы, но воины – поэтому он и приблизил меня к себе, поэтому я и женюсь на его дочери. Не как наемник или раб, но как один из будущих хозяев Африки, зову я свой народ на юг, чтобы разделить с ними власть над той богатой и обширной землей.

 

Изумленный ропот пробежался средь селян, с восторгом и завистью слушавших Влада. От Войко не ускользнуло и то, что даже среди его дружинников многие внимательно прислушиваются к его младшему брату – и это еще больше разъярило жупана. В ярости он даже забыл об осторожности, сделав несколько шагов навстречу брату и испепеляя его злобным взглядом.

 

-Ты променял свой народ и своих богов на прелести римской шлюхи, - бросил он в лицо Владу, - но не надейся, что я последую за тобой. Пока еще я правлю езеричами и я же говорю тебе – убирайся в свою Африку или в само Пекло, в пасть Чернобогу. Никто из племени не станет служить ни тебе, ни твоим грекам - и это мое слово, слово жупана.

 

-Я боялся, что ты так скажешь, Войко, - с сожалением вздохнул Влад, - боялся и ждал этого. Что же – ты сам помянул Чернобога, а ныне  мы воюем по его законам.

 

Войко, почуяв неладное, потянул из ножен клинок, однако Влад оказался быстрее: сорвав с пояса меч, он диким барсом метнулся к  брату. Мгновение – и голова жупана езеричей, с выпученными от злобы глазами, уже катилась по земле, разбрызгивая кровь. Влад с вызовом осмотрел дружинников брата, но среди них, прячущих глаза от его взгляда, не нашлось никого, кто решился бы скрестить  меч с новым вождем.

 

-У Войко не было наследника, - произнес Влад, вкладывая меч в ножны, - а значит, по всем законам Богов и людей,  теперь жупан езеричей – я! Есть ли кто-то здесь, кто хотел бы оспорить мое право?

 

Какое-то время славяне ошеломленно молчали – а потом толпа вдруг взорвалась восторженным воплем, выкрикивавшим славу новому жупану.

 

От села к селу, подобно лесному пожару распространялась по Морее весть о новом жупане езеричей, вернувшемся во главе большой дружины и теперь собирающего войско на подмогу басилевсу. Сам Влад, к тому времени объявил себя «князем Мореи», подданным африканского кесаря Григория. Ромейский наместник  в Монемвасии, услышав эту новость, скрипнул зубами, но вслух своего недовольства не выразил – судя по долетавшим из Константинополя вестям, император Констант не хотел ссориться со своим карфагенским дядей, надеясь на него – и на его будущего зятя, - в войне с арабами.

 

Впрочем и сам Влад старался не зарываться, ограничившись лишь властью над славянами Пелопонесса, но не претендуя на Монемвасию и иные земли, населенные греками. За исключением Майны – потомки спартанцев сами присягнули на верность Владиславу, обещавшему уважать религиозные чувства майниотов. Утвердившись в Морее, Влад принялся набирать войско из езеричей, милингов и майниотов, а заодно и рассылать посланцев за перешеек, призывая к себе вождей  разных славянских народов. Среди пришедших с севера неожиданно оказались и старые знакомцы: воины из тех, кто вместе с Владом брал Солунь и кто был оставлен им  в помощь Вештице. Их Влад расспросил с особым пристрастием, но тщетно – никто из них, даже под пытками, не смог рассказать где сейчас находятся Стойгнев и Вештица: после возвращения Солуни грекам эти двое как сквозь землю провалились. Никто не знал и куда сгинули украденные Стойгневом  у Влада сокровища Египта.

 

В один из дней к Владиславу явился Вальфрик - сильно постаревший, но все еще не лишившийся прежнего задора.

 

-Вижу, что боги по-прежнему любят тебя, сын вождя, - сказал он, - коль уж они позволили тебе стать конунгом и зятем кесаря.

 

-Пока еще нет, - усмехнулся Влад, - но свадьба не за горами – если боги даруют мне еще одну победу. Ты сам-то как? Пустил корни, завел семью и участок, как собирался?

 

- Завел, - хмыкнул Вальфрик, - но сейчас от всего нажитого остался только участок – да и тот порос бурьяном. Все-таки не мое это – работать на земле.

 

- А семья?

 

- Мой первенец сгорел в лихорадке, а жену убили цаконы, - пожал плечами Вальфрик, - и меня снова уже ничего не держит здесь.

 

-Тогда идем со мной, - предложил Влад, - не верю, что ты еще недостаточно крепок, чтобы держать меч или весло. А после войны – что ты скажешь о наделе в Африке? Тебе не придется самому обрабатывать землю – там всегда будет достаточно рабов, чтобы делать это за тебя. Если понадобиться – там же найдем тебе и новую жену из местных.

 

-Спасибо за предложение конунг, - усмехнулся ют, - но у меня сейчас иные мысли. На старости лет меня вдруг обуяла тоска по родине – и мне охота вернуться к берегам Северного моря, поклониться курганам моих предков, повстречаться с родными – если там остался еще кто в живых.

 

-Что же, если ты так решил, - покачал головой Влад, - не стану тебе препятствовать. Вот, возьми в дорогу.

 

Он передал германцу небольшой мешочек, глухо звякнувший переходя из рук в руки.

 

-Спасибо конунг, - кивнул Вальфрик, - я не могу отблагодарить тебя сейчас, но если доберусь до родины – расскажу всем о твоих подвигах. Там постоянно воюют – кто-то выигрывает, кто-то проигрывает и уходит в изгнание, со своими людьми. Глядишь, может кто-то из саксонских или ютских вождей и захочет перейти тебе на службу.

 

На этом и порешили.

 

Собрав всех, кого можно в Морее, Влад решил идти на север, для встречи с вождями драговичей, велегестичей и струмян – из тех, что не откликнулись на его зов. Теперь новый жупан собирался встретиться с ними самолично. Большая часть собранного им войска направилась морем, однако сам Влад повел себя странно: взяв лишь небольшую часть дружины, он направился посуху через Морею. Не доходя до перешейка, Влад велел своим людям встать на постой в одном из греческих сел и, провожаемый недоуменными взглядами соратников, в одиночку углубился в аркадские леса.

 

Посреди поляны все также стоял большой дуб, перед которым по-прежнему тек ручей, несущий смертоносные воды Стикса. И, как и раньше, на берегу этого ручья горел большой костер, у которого, подбрасывая ветки в пламя, сидела простоволосая женщина, увешанная диковинными амулетами. Она даже не подняла головы, когда на краю поляны вдруг выросла мужская фигура.

 

-Я знала, что ты придешь сюда, - негромко сказала Вештица, - в этот самый день. Знала и ждала тебя здесь.

 

-Ждала? – Влад перешел поляну, встав на другом берегу ручья, - также как и в Солуни?

 

- Стойгнев сказал, что ты погиб там, в Египте, - спокойно произнесла женщина, - но я уже тогда знала, что он лжет.

 

- И все же ты ушла с ним, - мрачно произнес Влад.

 

- Я солгала, как и он, - ответила Вештица, - сделала вид, что поверила. Он говорил, что хочет перебраться в Царьград, что на проданные им сокровища мы сможем зажить в Городе лучше любого из князей. Но я не дала ему этого сделать – уже тогда я знала, что ты вернешься за мной и вернешься сюда.

 

-Я пришел за своей добычей, - произнес Влад, - где она? И где Стойгнев?

 

Тонкая улыбка искривила губы лесной ведьмы.

 

- Идем! – сказала она, гибко поднимаясь на ноги и зашагав в сторону леса. Немного поколебавшись, Влад направился за ней.

 

В лесной чаще по-прежнему стоял большой шалаш, окруженный длинными шестами с насаженными на них головами людей и животных. Как и раньше, еще одна голова висела над входом, подвешенная за длинные светлые волосы. Но даже высохшую и почерневшую от копоти костра, эту голову Влад узнал сразу.

 

-Стойгнев!

 

- Это первый из моих подарков,  – усмехнулась Вештица, - в шалаше тебя ждет и второй.

 

Подозрительно оглянувшись на ведьму, Влад откинул медвежью шкуру, прикрывавшую вход в шалаш – и застыл как вкопанный, на миг ослепленный переливчатым мерцанием драгоценных камней на золотых и серебряных украшениях. Чужеземные божества с головами шакалов, крокодилов, змей смотрели на него глазами-изумрудами, сапфирами, опалами. Здесь же лежали и ожерелья из отборного жемчуга и перстни с драгоценными камнями и серьги в виде золотых наяд оседлавших серебряных дельфинов. В центре же всего этого великолепия лежала золотая диадема в виде поднявшей капюшон кобры.

 

За спиной Влада послышалось какой-то шорох и, обернувшись, Влад увидел, как Вештица непринужденно сбрасывает свои одеяния. Спустя миг ее зрелое, все еще полное томительной прелести тело, прикрывали лишь разбросанные по ее плечам волосы да  свисавшее меж больших грудей золотое ожерелье украшенное фигурками жуков-скарабеев со спинками из черных опалов и маленькими рубинами вместо глаз.

 

-Как думаешь, Влад, - лукаво улыбнулась лесная ведьма, - на твоей новой жене это будет также хорошо смотреться, как и на мне?

 

-Надеюсь, мне еще представиться возможность сравнить вас обеих, - рассмеялся Влад, привлекая к себе и страстно целуя Вештицу. Однако та, внезапно вывернулась из его рук, отступив в сторону.

 

-У меня есть для тебя еще и третий подарок, - сказала она, заходя в шалаш и наклоняясь лежавшему средь драгоценностей предмету, показавшемуся Владу похожим на большой короб из бересты. Вештица достала из него некий сверток и странный звук огласил шалаш – только миг спустя Влад понял, что он слышит сейчас.

 

-Я еще не дала ему имени, - сказала Вештица, поднося плачущего младенца к груди, - это должен сделать отец.

 

Не минуты не мешкая, Влад сорвал с пояса меч Форкия и, простерев перед собой, плашмя коснулся им головы ребенка, от неожиданности даже прекратившего плакать.

 

- Наречешься ты – Мечемор!

[LokaLoki]

наклоняясь лежавшему средь драгоценностей предмету

Наверное, "к" не хватает

Как и раньше, еще одна голова висела над входом, подвешенная за длинные светлые волосы.

В смысле - "как и раньше, свежая голова"? А то читается, что там и висела голова Стойгнева, сбегала - повоевала, назад вернулась, дальше висит...

Спасибо за проду!

И за ответы на все вопросы несколько постов назад ) А Мечемор - это "море мечей"?

Если еще и викинги поплывут в Африку и там осядут Интересно только, как поплывут? В обход через Гиблартар? По Висле-Днестру? По Волхву-на-Днепр? Или там уже есть проторенные дороги, типа янтарного пути?

И да, сюжет пришел в соответствие с названием А то я все стеснялся спросить, когда же )))

Кстати, а Южная Италия, которую помог отстоять Влад - она Григорю отошла или остается у Константа?

[Каминский]

В смысле - "как и раньше, свежая голова"?

Ну да. как-то так. Спасибо

А Мечемор - это "море мечей"?

"Меч моря", как-то так, наверное

Если еще и викинги поплывут в Африку и там осядут

Можно и посуху пройти в крайнем случае

Кстати, а Южная Италия, которую помог отстоять Влад - она Григорю отошла или остается у Константа?

Далее будет разъяснена ее судьба)

 

[Каминский]

Глава 14: Битва мачт

 

- Благослови этот корабль и прими мой дар, о Владыка Пучины!

 

Меч Форкия разрубил веревку и еще одна смуглая пленница, со связанными руками и привязанным к ногам грузом, с жалобным криком соскользнула с борта. Сомкнувшиеся над ней волны ответили сытым рокотом и от воды поднялось облако пара: близость чернобожьего пекла укрытого в глубинах бухты, все еще давала о себе знать на Акротири.

 

Влад размеренно прохаживался вдоль палубы большого дромона - одного из первых кораблей сошедших с карфагенских верфей при строительстве «Африканского флота». Влад, сразу забравший этот корабль себе, велел выкрасить его борта, нос и мачты черной краской, неподвластной волнам, солнцу и ветру. Черным окрасились и паруса, на которых сине-зелеными нитями был вышит силуэт огромного рака, сжимавшего в клешнях трезубец – личное знамя самого Влада. На этот корабль могло взойти до пятисот человек, причем, в отличие от обычного экипажа дромона, гребцы Влада были одновременно и воинами. Мачты корабля были оборудованы «гнездами» для лучников, тогда как на возвышениях на корме и носу судна стояли массивные катапульты.

 

Новое судно, получившее название «Морской князь», нужно было освятить – и Влад не нашел лучшего места, чем остров, с которого и начались его подвиги. Сейчас судно медленно кружило по бухте, пока Влад одного за другим приносил в жертву арабских пленников, взятых в налете на Киренаику. Не всех ждала гибель в морской пучине – топили лишь захваченных женщин, тогда как взятым в плен арабам жупан Владислав рубил головы мечом Форкия, окропляя борта дромона стекавшей в море кровью.

 

Позже  это жестокое действо продолжилось и на суше – у развалин храма Форкия Влад лично отрубил головы трем самым красивым женщинам и трем самым мужественным воинам, оросив их кровью мраморные обломки.

 

- Теперь оставьте меня! – приказал жупан своим людям, - до утра я останусь здесь. И да уберегут вас все боги, от того, чтобы потревожить меня сейчас.

 

Дружинники-езеричи молча кивнули в ответ – суровый нрав жупана был слишком хорошо известен, чтобы не прислушиваться к его приказам. Оставшись один, Влад постелил средь камней свой плащ и, улегшись на жесткое ложе, быстро заснул.

 

Проснулся он от сильной боли, стиснувшей плечо – давно уже не посещавшее его предзнаменование. Причины его обнаружились сразу же – прямо перед Владом восседал, вывалив язык, исполинский зверь, напоминавший помесь пса и тюленя. Маленькие красные глазки пристально рассматривали Влада.

 

-Владыка Форкий услышал тебя, архонт, - слова, похожие на хриплый лай, вырвались из пасти тельхина, - и он дарует тебе победу в завтрашней битве. Но, за то, что ты освятил себя именем Распятого, тебе еще придется заплатить – и заплатить немало.

 

-Но победу он все же мне дарует? – уточнил Влад, морщась от нового приступа боли.

 

-Да, это он обещает.

 

-Тогда я готов платить!

 

Новый взрыв лающего смеха вырвался из клыкастой пасти, а вместе с ним – облако едкого желтого дыма, окутавшего Влада. От дурманящих паров в голове жупана помутилось, перед глазами потемнело и он потерял сознание. Когда же  Влад очнулся, то обнаружил себя в одиночестве, лежащим средь развалин старого храма.

 

Ромейский флот двигался вдоль побережья Ликии, в поисках рыщущего где-то неподалеку арабского флота. Император Констант, жаждущий смыть кровью позор потери Кипра, собрал исполинскую армаду – одних дромонов, взятых непосредственно из Константинополя, насчитывалось не менее пяти сотен.  Над самым большим кораблем, шедшим под алым с золотом парусом, реяло знамя с двуглавым орлом,  указывая нахождение самого басилевса. Сам император – невысокий мужчина, с широким лицом и окладистой черной бородой, - стоял на носу своего флагмана в роскошном пурпурном плаще, поверх золоченых доспехов. Рядом толпились стратиги и друнгарии, с неизменным таблионом на плащах. На другом дромоне, шедшим правее императорского корабля, следовал иной командующий – морской магистр Мануил Аршакид. Постаревший, но не утративший воинственного пыла, армянин не меньше самого Константа жаждал встречи с арабами, дабы отплатить за поражение в Египте.

 

Но не только константинопольский флот нынче вышел из гавани – дядя нынешнего кесаря, «африканский император» Григорий,  прислал корабли осененные черным орлом на красном поле. Командовал флотом префект претория Геннадий, - сам император отказался отправиться в этот поход, под предлогом занятости на ливийской границе, - однако подлинное командование осуществлял зять императора, морейский архонт Владислав, шедший под собственным стягом с раком и трезубцем. В подчиненном непосредственно ему флоте насчитывалось от силы десяток дромонов, - включая и «Морского князя», - однако за ними, словно шакалы за прайдом львов, шли славянские однодеревки. Милинги и езеричи, струмяне и сагудаты, велегезиты и драговичи, смоляне и ваюниты  – все народы славянской Эллады прислали своих воев князю Владиславу. Действуя где щедрыми обещаниями, где сыпля золотом, вырученным за египетскую добычу, а где и силой, - пришлось даже срубить пару голов самых упрямых князьков, - в конце концов, жупан Влад привлек их всех на свою сторону. Сейчас вожаки морских ватаг с голодным блеском в голубых глазах взирали на плещущиеся перед ними волны, в нетерпеливом предвкушении вражеского флота. С победы над арабами славянам была обещана богатая добыча и все они были полны решимости не упустить вожделенный кус.

 

Сам же Влад был настроен куда менее благостно, хмуро разглядывая растянувшийся чуть ли ни на версты ромейский флот.

 

-О чем, Чернобог его забери, думал Констант, -  недовольно пробурчал он, - или он думает, что когда мы встретим арабов, те будут ждать пока отстающие подойдут и смогут построиться? Если мы будем идти так и дальше, то скоро растянемся на полморя.

 

Стоявший рядом с ним Левий, - облаченный в ромейский панцирь и  шлем, но вооруженный берберской флиссой и славянским топором, - лишь пожал плечами.

 

-По слухам, у арабов флот раза в два меньше нашего, - сказал он, - если  не меньше.

К тому же, они только недавно воюют на море – вот Констант и не считает нужным особо готовиться к схватке со столь слабым противником.

 

-Слабым, ха! – усмехнулся Влад, - пусть он скажет это тем грекам с Кипра.

 

Он хотел добавить, что-то еще, но вдруг осекся, а его глаза мигом сузились, всматриваясь во что-то вдали. Левий проследил за его взглядом и увидел, как из-за окоема выплывает множество бесчисленных мачт под черными и зелеными стягами.

 

- Подать сигнал! – проревел Владислав, - всем держаться вместе! Не отставать! Стрелкам – занять места у катапульт!

 

Он перевел взгляд на остальной флот и чуть не простонал от досады, увидев взмывший над императорским дромоном вымпел-сигнал. В следующий миг похожие стяги взвились еще над дюжиной кораблей и весь флот пришел в движение: гребцы с удвоенной силой налегли на весла, другие матросы кинулись к парусам, надуваемыми попутным ветром и шедшие впереди корабли, устремились на врага, не дожидаясь отставших дромонов. Судя по всему, Констант решил покончить с арабским флотом первым же ударом.

 

- Ну что за дурак! - сплюнул Влад и, обернувшись назад, крикнул, - держаться вместе! Катапульты – к бою!

 

Похожий призыв, судя по всему, прозвучал и на остальных судах имперского флота – не менее сотни огненных снарядов, прочертив дымный след, обрушились на вражеский флот. С десяток арабских парусов занялись весело пляшущим пламенем, пошел черный дым, сквозь который виднелись бешено заметавшиеся фигурки, таскавшие туда-сюда ведра с морской водой. Но и ответный удар не заставил себя ждать – множество катапульт с арабских судов выплюнули снаряды, обрушившиеся на палубы ромейских кораблей. Пара огненных ядер угодила и в «Морского князя», стяги которого тут же охватил огонь.

 

-Паруса снять! – крикнул Влад, - идти только на веслах! Тушить огонь!

 

-Смотри!- вдруг крикнул Левий, хватая Влада за плечо, - что это?!

 

Влад проследил за направлением куда указывал Левий и в сердцах выругался, увидев, как первый из ромейских дромонов, обогнав остальных, вломился в строй арабских кораблей. Более массивный, нежели арабские суда, он должен был оттеснить их в сторону, но вместо этого, нелепо дернувшись,  завяз, так и не прорвав арабский строй. В тот же миг на палубу ромейского дромона со всех сторон посыпался град зажигательных снарядов.

 

-Что, пожри их Триглав, там такое? – пробормотал Влад.

 

-Цепи! – крикнул Левий, - они связали суда цепями!

 

Влад  уже и сам заметил блеск металла между бортами арабских судов – длинные цепи, связавшие вражеский флот в огромный плавучий остров. Теперь весь ромейский флот не мог рассеять врага, объединенного в единое нерасторжимое целое.

 

Над головой Влада что-то хлопнуло и он, глянув наверх, увидел, как один из уцелевших парусов, только что надувавшийся попутным ветром, бессильно повис на мачте.

 

-Ветер сменился! – крикнул с соседнего дромона префект Геннадий.

 

-Вижу! – рявкнул в ответ Влад и, обернувшись к Левию, бросил, - оставляю корабль на тебя. Моли своего Яхве, чтобы он сохранил «Морского князя» – иначе и я со дна морского взыщу за его потерю.

 

Ответить Левий уже не успел – Влад, придерживая меч Форкия, перевалился через борт «Морского князя», спрыгивая в одну из проплывавших мимо лодей-однодеревок.

 

- Ходу! – крикнул он, наваливаясь на первое попавшееся весло, - ох и повеселим мы сегодня Богов! Ходу, забери вас Морской Царь!

 

В ответ ему бойники разразились многоголосым волчьим воем, особенно дико звучавшим здесь. Владу показалось, что в этот вой влился и иной звук – хриплый, жутко звучавший лай, то и дело прорывавшийся нелюдским хохотом. Влад быстро оглянулся – показалось ему или средь волн и впрямь мелькнула знакомая оскаленная морда? Однако вскоре ему уже было не до видений – нос лодьи с треском врезался в бок ближайшего арабского судна. Сверху полетели копья и стрелы, возле Влада рухнула огромная балка, пробившая голову сидевшему рядом с ним гребцу. Однако славян, забрасывавших на борт судна веревки с крюками и разлапистыми якорями, было уже не остановить. Сам Влад, проворно словно кошка, вскарабкавшись на борт дромона, сходу отбил выпад ближайшего араба, замахнувшегося на жупана кривым клинком. Ответный удар разрубил и белый бурнус и шлем под ним и голову араба. Стряхнув с меча ошметки мозга, Владислав вломился в наскакивающих на него арабов, словно медведь в стаю волков, отрубая головы, круша черепа и кости. Арабы, не выдержав столь свирепого натиска, отшатнулись и Влад, воспользовавшись передышкой, громко проревел:

 

-Перун с нами, братья! Стрибог с нами! Насытим их кровью сарацин!

 

Восторженный вопль тысяч глоток ответил на языческий призыв вроде бы крещеного вождя. Одна за другой лодьи причаливали к арабскому флоту, на борта которого карабкались жаждущие от крови язычники. Здесь были не только славяне – громко взывая к Аресу и Аполлону, на борт карабкались майниоты, словно одержимые духами своих спартанских предков. Рядом с ними ожесточенно рубились дикие сарды – эти горцы, все еще державшиеся своих старых богов, были набраны лично Владом, также как и наиболее дикие из берберов, с которых в этой битве в одночасье слетел поверхностный налет христианизации, открывая ощеренный в кровожадной ухмылке лик ливийца-язычника, взывающего к безжалостному демону пустыни – Ашу-Сету.

 

Все эти дикари, ослепленные жаждой крови, обрушились на арабов, словно жестокая буря, перед которой молодой арабский флот оказался бессильным. Арабы рассчитывали, что в рукопашном бою с ромеями, они смогут одержать победу – но никто из них не мог предвидеть дикой ярости варваров, разрушивших весь их план. То, что мусульмане рассчитывали обратить в свою победу, ловкая уловка, не позволившая разъединить их флот, обернулась против них же – и сейчас уже сами арабы, в суеверном ужасе перед кровожадными язычниками, рубили цепи, стремясь обрести свободу и уйти в открытое море. Однако не все успевали это сделать – приходилось все время отражать атаки язычников, со всех сторон лезших на суда. Меж тем уже и ромейские дромоны, один за другим врезались во вражеский флот и имперцы, воодушевленные тем как сражаются их союзники, с не меньшей яростью обрушивались на арабов. Все корабли, - и арабские и ромейские, - сбились в кучу, сблизившись так, что чуть ли не переплелись мачтами. Владу это было на руку: теперь он мог, перепрыгивая с одного корабля на другой, вносить хаос и панику на все новые суда, пока позади него подходили отстающие дромоны, выплескивавшие на скользкие от крови палубы отряды ромейской пехоты.

 

Сам же Влад, залитый кровью с ног до головы,  собрав вокруг себя лучших бойцов,  упорно прорывался к кораблю, осененным белым стягом с арабской вязью – знамя командующего флотом и всем сегодняшним походом – Абу аль-А'вара. Его корабль уже был взят на таран ромейским дромоном и теперь греки, громко призывая на помощь Христа, сцепились в ожесточенной схватке с арабами, вставшими насмерть за своего вождя. Влад уже видел его – высокий чернобородый воин, окруженный телохранителями в белых бурнусах,  бился насмерть с таким же смуглым чернобородым ромеем в надраенном до блеска ламелярном панцире и высоком шлеме с красным плюмажем. Влад узнал его и мстительная улыбка искривила его губы: стремительно подхватив с палубы брошенный кем-то дротик, он что есть силы метнул его в сторону сражавшихся. В этот же момент морской магистр Мануил с такой яростью насел на аль-А'вара, что тот, отступая поскользнулся в луже крови и чуть не упал. Мануил, торжествуя, уже заносил над ним меч, когда брошенный Владом дротик вошел прямо в распахнутый в победном крике рот армянина. Абу аль-А'вар обернулся, чтобы увидеть своего спасителя – и  в тот же миг, прорубившийся сквозь его телохранителей Влад, одним могучим ударом развалил тело арабского флотоводца от плеча до пояса. Ромеи, в пылу боя так и не заметившие, откуда прилетело копье, сразившее их командира, за неимением лучшего сплотились вокруг Владислава, свирепо мстя за своего командира. Кровавый котел взбурлил от кормы до носа, а когда он утих, на всем судне не осталось ни одного живого араба.

 

Смерть командующего окончательно подкосила и без того павших духом арабов – те, кто сумели отцепиться от основного массива, на всех веслах и парусах, удирали обратно на восток. Остальные же бросались на колени, моля о пощаде, однако озверевшие, не хуже самых диких язычников, ромеи безжалостно вырезали их, не различая христиан и мусульман.  Кроваво-красное солнце уже клонилось к закату, когда арабский флот перестал существовать со всем своим экипажем.

[Antabus]

Эпик вин 

Текст надо переименовать - мало крававаго пафоса. Обратитесь к М-гнуму, он научит.

[LokaLoki]

Спасибо за проду!

За Влада таки стало беспокойно, тем более, что не ясно, сколько глав-то осталось

Эта и правда та Битва Мачт, которая в 655 была? То есть Усману остался год и его зарежут, а то и раньше могут, с таким поражением-то? И там тоже Влад?!

А сильная Византия с сильным флотом в начале Фитны - это, однако, сильно

[Изяслав Кацман]

Но, за то, что ты освятил себя именем Распятого, тебе еще придется заплатить – и заплатить немало.

Звучит многообещающе (для дальнейших сюжетных поворотов) и угрожающе (для героя).

Как бы не пришлось Владу косплеить Беовульфа с Джонни Коваком в одном флаконе.

Или Георгия Победоносца. Тем более, что Форкий как-то нервно прореагировал на крещение героя. Хотя совершенно спокойно относится к почитанию славянских языческих богов. 

 

[Каминский]

Эта и правда та Битва Мачт, которая в 655 была?

Ну да, она самая.

Текст надо переименовать - мало крававаго пафоса.

ну знаете, вот в недостатке кровавого пафоса меня еще не упрекали

Тем более, что Форкий как-то нервно прореагировал на крещение героя. Хотя совершенно спокойно относится к почитанию славянских языческих богов

Тут идея такая, что Форкий и Морской Царь славян это одно и то же лицо

 

За Влада таки стало беспокойно,

И не без оснований

[Magnum]

Ромеи, в пылу боя так и не заметившие, откуда прилетело копье, сразившее их командира, за неимением лучшего сплотились вокруг Владислава, свирепо мстя за своего командира.

Тут бы одного командира на синоним заменить.