МИГ - Обсуждение мира

[wizard]

Хозяинъ земли Русской — есть одинъ лишь русскій (великорусъ, малорусъ, б?лорусъ — это всё одно) — и такъ будетъ навсегда.

?еодоръ Михайловичъ Достоевскій

[wizard]

[dennis]

А почему в ТЛ 1888-1889 гг.

Министр государственных имуществ Островцев М.М. ?

вики врёт: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9,_%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87

насчет:

19 сентября..

Создание комиссий

вроже они и до этого действовали

И да...вроде Вышнеградский с Бунге не сильно ладили и последнего отправили на почетную, но ничего не решающую должность председателя комитета министров. В ТЛ он становится председателем совета министров. В таком случае Вышнеградский задвинут? Вероятно руководить может один из них (часть функций министра финансов по главным вопросам стандартно выполняет премьер-министр). А это очень повлияет на реформы, в т.ч. на введение золотого рубля.

[wizard]

Первая аксиома: в международных отношениях царит анархия, что, однако, не означает, что международная система находится в состоянии хаоса или беспорядка. Можно подумать, что анархия синонимична хаосу, поскольку реализм описывает мир, несущий на себе печать бесконечной конкуренции и войны. Само по себе, однако, представление реалистов об анархии не имеет ничего общего с понятием конфликта. Анархия — это просто способ описания порядка системы, которая состоит из независимых государств, над которыми нет никакой высшей власти. Иными словами, суверенитетом наделены именно государства, поскольку над ними нет никакого правящего органа в системе международных отношений. Нет правительства правительств.

Вторая аксиома: великие державы обладают некоторым наступательным арсеналом, который позволяет им наносить урон и, возможно, даже уничтожать друг друга. Все государства потенциально опасны друг для друга, хотя, конечно, некоторые имеют в распоряжении больше военной мощи и поэтому опаснее остальных. Военная мощь государства обыкновенно определяется вооружением, которым оно обладает, но даже если бы оружия и вовсе не существовало, жители любого государства могли бы атаковать жителей соседнего своими руками и ногами. В конце концов, на каждую шею найдётся пара рук, способных эту шею раздавить.

Третья аксиома: никакое государство не может быть уверено в намерениях соседей. Точнее говоря, никакое государство не может быть уверено, что соседнее государство никогда не будет использовать свой наступательный потенциал против него. Это не значит, что у государств непременно враждебные намерения по отношению друг к другу. На самом деле может так случиться, что все государства, составляющие международную систему, будут обладать исключительно благими намерениями. Но ни одно из государств не может быть в этом уверено, поскольку невозможно предсказывать намерения других со 100-процентною точностью. Для агрессии есть множество причин, и никакое государство не может быть уверено, что ни одна другая страна не черпает мотивацию для своих действий от одной из этих причин. Более того, намерения изменчивы, поэтому намерения государств могут быть благими в один день и враждебными на следующий. Намерения неопределённы, поэтому государства никогда не могут быть уверенны в том, что к наступательным возможностям других государств не прилагаются враждебные намерения.

Четвёртая аксиома: выживание — первейшая цель великих держав. Это означает, что государства стремятся защитить свою территориальную целостность и независимость своего внутреннего политического порядка от внешнего вмешательства. Стремление выжить господствует над другими мотивами государственного действия, поскольку, будучи завоёванною, никакая держава не будет в состоянии стремиться к другим своим целям. Мы можем и должны построить социализм. Однако для того, чтобы этого достичь, мы должны, по крайней мере, быть. Государства могут преследовать и другие цели, но обеспечение собственной безопасности — их главная задача.

Пятая аксиома: великие державы — рациональны. Они разумно судят о своём окружении и мыслят стратегически о том, как выжить в нём. В частности каждое государство включает в свои расчёты предпочтения других держав, их возможную реакцию, а также то, как взаимодействие других держав скажется на его собственной стратегии. Кроме того, государства рассматривают как немедленные, так и отдалённые последствия своих действий.

Стоит подчеркнуть, что из каждой отдельной аксиомы не следует, что великие державы должны быть агрессивны друг к другу. Безусловно, некоторые из них могут иметь враждебные намерения по отношению к другим, однако единственная аксиома, касающаяся мотивов государств, говорит лишь об их стремлении выжить, что само по себе — цель довольно безобидная. Тем не менее, в сочетании эти пять аксиом создают систему, в которой у великих держав есть стимул мыслить и действовать агрессивно в отношении друг друга. В частности вырисовываются три вездесущих мотива поведения государств: страх, самопомощь и максимизация собственного могущества.

[wizard]

спасибки поправил.

при перевыкладке увидите.

[wizard]

"Три состояния - ключи ко всем переживаниям: опьянение, сон и смерть. И поэтому никогда не переведутся дикие кутилы, упивающиеся жизнью, весёлые и мрачные аристократы грез, воины, ландскнехты, искатели приключений - короче говоря, те, кому безразличен весь этот мир работодателей и работовыполнителей, торгашей и денег. Да не собьет их ничто с толку и да не обманутся они относительно своего места в мировой иерархии, ибо их грезами образуется и приносится в жертву любой строй! Никакой строй не нужен, если в нем не осуществляется великая греза"

[wizard]

Лондон глазами японца.

Работы художника Yoshio Markino (1869-1956) начала ХХ века. Художник в юности увлёкся западной культурой и переехал в Сан-Франциско. Учился в Институте искусств Марка Хопкинса. Позже он отправился в Лондон, где провёл более 40 лет. Его городские пейзажные иллюстрации были успешно опубликованы в 1907 году в альбоме "Цвета Лондона ", а в 1912 году - в альбоме "Очарование Лондона."

[wizard]

1914-15 гг. война Кетцалькоатля.

2-я Карибская война.

Эх Тедди, говорили тебе не лезь.

до этого. 1908.

Йеменский кризис

1909-10. война между Османами и Саудитами. Гибель Саудов.

Испано-германская экспедиция в Марокко. Покорение рифа.

1912. Китайский кризис. Гражданская война в Китае началась.

начало Мексиканского кризиса.

с 1915 война в Ирландии. Гражданская.

1907 пока сдал карты именно так.

Этот мир любит войну.

[wizard]

[wizard]

В различии между мензур-дуэлями и боксом нашло свое выражение общее отношение германской и английской цивилизации к культуре. Немец это в своей основе "профессионал", знающий о рассматриваемом предмете все или почти все, но из-за этого специально сужающий свой умственный горизонт. Основа немецкого образования - университет, дающий огромное и строго упорядоченное знание по тому или иному вопросу. Англичанин - это "любитель" и основа английского образования - это аристократическая закрытая средняя школа, где молодой "джентльмен" получает разнообразные сведения по очень широкому кругу точных и гуманитарных дисциплин. Он приобретает единое базисное образование, позволяющее ему правильно ориентироваться в специальном материале и дающее методологию освоения того или иного специального знания. Выпускник Итона может заниматься чем угодно: фундаментальной наукой, мореплаванием, бизнесом, политикой, шпионажем, археологией или коневодством. Прежде всего это господин, за счет своего аристократизма способный справиться с любой конкретной ситуацией.

[wizard]

«Когда я был мальчиком, мы были беспокойными, смелыми. Мы хотели понять, почему жизнь похожа на караван, идущий по кругу в песках, почему взрослые терпят это. Мы хотели сделать все иначе, но мы подросли и ничуть не преуспели. Сейчас я знаю: когда ничего не начинается, ничего не кончается, все уходит в песок, и чтобы выйти на верную тропу, нужен Искандар, нужен Амир Тимур. Откуда их позвать? Откуда им прийти? Сейчас, я верю, для Афганистана новым Искандером станет мой господин. Для Коканда же, и для Бухары новым Тимуром неисповедимым промыслом стала Россия. Воистину, Аллах знает пути…»

Мулла Абдулкарим Шауки, приближенный афганского эмира Абдур-Рахмана (1880 -1901).

[wizard]

Русские перед судом шариата

Положение об управлении Туркестанского края дает право лицам, не принадлежащим к туземному населению, обращаться к народному суду по исковым делам с туземцами. Для передачи иска в руки народного судьи истец должен заручиться согласием ответчика, и вместе с тем теряет уже право вчинять иск по тому же делу у мирового судьи.

Казалось бы до крайности нелепым предпочитать решению дела у мирового судьи, по строго определенным статьям европейского кодекса, разбирательство в народном суде и отдавать свое дело в руки иноверца и иноплеменника, не связанного никакими нам известными положениями и во всем ссылающегося на юридические тонкости шариатских софистов, всякий вопрос толкующих на несколько ладов. Однако русские люди в своих делах с туземцами все чаще и чаще обращаются к народному суду, в особенности со времени развития в крае хлопкового дела.

Русский человек по своей природе беспечен и доверчив; сарт, напротив, хитер и подозрителен; поэтому при обоюдных торговых сделках с русскими туземец рядом правильных торговых расчетов и точным исполнением принятых на себя обязательств успевает, обыкновенно, совершенно усыпить и без того не развитую в нас осторожность, и мы начинаем уже вовсе халатно относиться к сделкам с знакомым «тамыром» [друг, приятель], веря безусловно в честность и благородство его души. Осторожного сарта такая беспечность просто бесит, и он кончает свои дела с русским компаньоном, обыкновенно не доплатив некоторую сумму денег за принятый товар или не рассчитавшись сполна за исполненную для него мастеровым работу. Конечно, это не похвально со стороны сарта, но ведь и наш брат, как человек более развитой и сметливый, мог бы немного серьезнее относиться к своей собственной выгоде.

Скрылся сарт в закоулках старого города; не является он и денег не шлет, а найти его трудно, когда знаешь о нем только, что зовут его Норматбаем и что он занимается скупкой хлопка. О документальных доказательствах долга в таких случаях и речи быть не может: кому же придет в голову брать расписки с туземца, который всегда так аккуратно рассчитывался и был в этом отношении вне всяких подозрений? Остается или ждать счастливой случайности, которая толкнет сарта на глаза кредитору, или обращаться к помощи правящих населением административных лиц, чтобы они, по весьма гадательным признакам, отыскали ответчика или хотя бы указали место его жительства. Наконец искомый туземец найден, кредитор обращается к нему с напоминанием о неоконченных счетах и тот начинает доказывать, что, собственно, не он виноват в своей неисправности, а сам кредитор не выполнил относительно своего компаньона некоторых обещаний. Разговор кончается уверением, что завтра, а самое позднее в следующую среду все дела будут покончены в желаемом для кредитора смысле. Как не поверить еще раз: до среды недалеко, а у нас не в обычае настойчиво требовать свои деньги и тащить за полу к судье своего должника, как это принято у туземцев в их делах между собой. Проходит много времени, должник не является, терпение приходит к концу и кредитор решается, наконец, [искать] защиты своих интересов у властей, требовать судом уплаты причитающихся ему денег. Обратиться непосредственно к мировому судье обыкновенно мы не умеем, и поэтому приходится искать подходящего недорогого адвоката. Адвокат терпеливо выслушивает иеремиады клиента о том, как он жестоко обманут, но когда дело доходит до поверки доказательств, имеющихся в руках у потерпевшего, он выливает на голову клиента ушах холодной воды, объявляя, что сам он вполне верит всему рассказанному и сочувствует горю клиента, но что этого недостаточно, ибо мировой судья потребует документальных доказательств, а так как их нет в руках потерпевшего, то в иске неминуемо будет отказано.

Обыкновенный путь хождения по делу оказывается неприменимым; приходится изыскивать другой способ заставить сарта исполнить свои обязательства, и тут–то обыкновенно кто–нибудь из знакомых подает совет обратиться к народному судье, т. е. к суду по шариату, в котором, якобы без письменных доказательств, можно взыскать с должника свои деньги. Надо снова найти должника, надо уговорить его судиться по шариату, потому что, если он не пожелает этого, то с ним ничего нельзя поделать. В большинстве случаев сарт отлично понимает, что если его просят судиться у казия, то это значит, что у мирового судьи выиграть дело нельзя, и потому он обыкновенно наотрез отказывает своему кредитору в его просьбе и не без иронии приглашает его обратиться к мировому судье. Но иногда, или по недостаточному знанию законов, или по привычке к своему суду, где он знает все ходы и выходы, сарт соглашается выступить в качестве ответчика в народном суде. Отсюда начинаются новые мытарства.

Прежде всего истцу, не знающему языка, на котором происходит судопроизводство, необходимо найти переводчика для объяснения дела народному судье и для передачи, конечно, из пятого в десятое, истцу всего того, что будет говориться на судебном разбирательстве. Вместе с юрким татарином–переводчиком потерпевший пускается на поиски правосудия. Камера народного судьи ничем не отличается от обыкновенных сартовских домов; ошеломленный непривычным говором многочисленных посетителей казия, наполняющих весь тесный дворик его жилища, русский проситель совершенно теряется, не зная, к кому из присутствующих он должен обратиться с своей просьбой. Переводчик–татарин подходит с поклонами к седому полному старику в распашном халате и в одном белье, по–летнему, и почтительно обращает его внимание на приведенного просителя. На лице представителя правосудия, сквозь свойственное туземцам равнодушие, прежде всего проглядывает неудовольствие, что к нему обращается не свой брат туземец, с которым он привык иметь дело. Русские редко приходят к нему со своими личными делами; обыкновенно его беспокоят только лишенные права хождения по делам в русских судах мелкие адвокаты, возбуждающие самые неосновательные тяжбы, чтобы вымотать у туземца несколько рублей. Адвокаты эти — нож острый для казия: каждый из них умеет обвинить народного судью в медленности или пристрастии, что со стороны начальства вызывает требование объяснений по поводу давно оконченных дел. Поэтому неудивительно, что и наш проситель не видит на лице судьи выражения участия и готовности все сделать для справедливого удовлетворения просьбы пришельца, добровольно подчиняющегося его мудрому решению.

Мы привыкли думать, что суд по шариату отличается крайней простотой, полным отсутствием формальностей и, главное, быстротой, которой могут позавидовать наши судебные учреждения, но это прискорбное недоразумение: судопроизводство в народном суде допускает только больше произвола, там только с меньшей уверенностью можно сказать, чем кончится данное дело, а формальности тоже есть и они немало вредят интересам тяжущихся. Так, прежде всего, выслушав просьбу истца на словах и совершенно уяснив себе ее смысл, народный судья предлагает, однако, просителю изложить свою просьбу письменно, составить так называемый «махзар». Опять затруднение: или надо писать просьбу по–русски и потом искать письменного переводчика, который перевел бы прошение на туземный язык, или же, доверившись одному из мирз (писцов), обитающих в камере народного судьи, просить его за известное вознаграждение составить просьбу (со слов просителя) прямо на туземном языке. И та, и другая процедура одинаково сложны и одинаково допускают возможность ошибок и недомолвок в переводе, а, кроме того, стоят денег. Наконец «махзар» написан, прошение принято. Народный судья предлагает сторонам дать подписку о согласии судиться народным судом на основании 210 ст. «Положения». Русский проситель принужден подписать свою фамилию под документом, которого прочесть не в силах. Пройдя все эти мытарства, он свободно вздыхает, полагая, что теперь уже нет никаких препятствий к немедленному окончанию дела, причем в десятый раз объясняет своему заместителю–татарину все подробности дела. Переводчик тупо слушает, заранее приготовившись выбросить добрую половину из того, что говорил ему в доказательство своей правоты словоохотливый русский, и сказать казию только самое необходимое, чтобы скорей отделаться от своей менторской роли и получить причитающийся гонорар. Ответчику предъявлен иск. Истец с нетерпением ждет, что будет говорить в свое оправдание обманувший его компаньон, но тот и не думает оправдываться: он только просит народного судью дать ему несколько дней на подготовку доказательств, тем более что в Чиназе заболела его сестра, которую ему необходимо навестить. Заявление это народным судьей принято; по шариату, он обязан дать ответчику срок («муглат»), — и на обороте «махзара» просителя рукою казия делается краткая надпись «тазкира» (протокол), где прописывается, что, ввиду заявления ответчика, ему дана отсрочка на две недели.

По истечении их ответчику посылается повестка с предложением явиться в суд в такой–то день, но он и не думает об этом. По настойчивому требованию истца, ответчику шлют вторую и третью повестки, а о нем все нет ни слуху, ни духу. Проситель негодует, народный судья тоже сердится, но сам он не в праве наказать ослушника, а должен просить об этом начальника города. По рапорту судьи на виновного в неявке налагается штраф, и только после этого он является в камеру судьи, куда проситель–русский приходил все время весьма аккуратно, так как заочные решения в народном суде не допускаются и истцу надо быть всегда налицо. Судья доволен, ему удалось, наконец, свести в своей камере обе стороны, и он немедля приступает к разбору. По установившемуся обычаю, народный судья предлагает тяжущимся сесть перед ним, так как спрашивать стоящих он не может; сесть надо, став на колена и опустив на пятки седалище. Неловко садиться на пятки непривычному человеку, но в камере нет мебели и, подчиняясь обычаю, проситель испытывает пренеприятное ощущение остановки кровообращения: по ногам бегают мурашки. Сели. Судья приступает к разбирательству («мурафиа»): читает прошение, рассматривает «ривоят» противной стороны, собирает дополнительные объяснения и, наконец, предлагает сторонам покончить дело миром и, если они согласны, избрать для решения 4–6 посредников.

Мировые сделки («сульх») в большом ходу у туземцев; им нравится самая процедура долгих споров и просьб об уступках, но зато горько же и расплачиваются они за любовь к мировым сделкам, от которых в выигрыше положительно только одни примирители, которые, покончив дело, кладут в свои карманы большую часть определенной к уплате суммы, а истец и ответчик должны утешать себя только тем, что все счеты между ними покончены, и, следовательно, долго не придется ведаться со всеми хитростями народного суда. Русский проситель незнаком с мировыми сделками в этом суде, и потому просит покончить дело по закону (шариату). Народный судья недоволен этим; он знает, что дело идет к присяге, а проводить к присяге туземца неприятно, потому что казию известно, как не любит народ присяги, считая ее позорным делом. Однако, по шариату судья обязан дать ответчику присягу. Присяга считается действительною только в том случае, если присягающий после своего наказания произнесет за казием слова: «Валлагу, билляги, таллаги». Туземец, воспитанный в правилах формализма, боится произнесения только этих слов; клятву же, данную в каких–либо других выражениях, он весьма легко преступает. Так, бывают случаи, что народный судья, зная, как тяжко мусульманину произносить клятву в этих именно выражениях, несколько видоизменяет формулу присяги и предлагает ответчику подтвердить свое отрицание присягой, выраженной иначе, напр., «азберой–худа», «бакки–худа» и т. п. Такую присягу туземец легко принимает, но зато и не считает клятвопреступлением дать после нее ложное показание. Отсюда ясно, как не равны силы русского и туземца перед народным судом. Если прибавить к этому, что клятвопреступление, по шариату, может быть искуплено делами милосердия и постом, то прямо–таки приходится удивляться наивности тех соотечественников наших, которые рассчитывают на правый суд у казия в своих делах с туземцами. Допустим, однако, что народный судья предложил присягу в общепринятой страшной для туземца форме: «Валлагу, билляги, таллаги». Тогда все зависит от личности принимающего присягу. Если он пользуется уважением сограждан и сумма иска не велика, то, конечно, он не захочет присягать, и тем даст народному судье право постановить решение в пользу истца; но если ответчик, как чаще случается, человек иных свойств, то ему ничего не стоит, приняв присягу, дать ложное показание и таким образом отделаться от предъявленного к нему иска, потому что после присяги не приемлются от истца никакие дополнительные требования и доказательства, и все счеты с ответчиком считаются поконченными. Дорога к мировому судье закрыта окончательно и приходится, примирившись с совершившимся фактом, быть в другой раз осторожнее в торговых сделках с туземцами.

Мы разобрали случай, когда перед народным судом русский является истцом, а туземец ответчиком, но может случиться, что русский даст согласие судиться с туземцем в народном суде и в том случае, когда ему самому придется выступать в роли ответчика. Тогда процедура судоговорения представляет еще более странную и совершенно несоответствующую нашим понятиям о судебном состязании сцену. Не имея доказательств и не пожелав примириться, туземец потребует от ответчика присяги и ответчику, повторяя за казием, придется произнести арабскую фразу: «Биллягильлязи инзалят инджили Аля–и Иса Алансалям», в которой русскому человеку не понятно ни одно слово, а от произнесения этой клятвы зависит, между тем, решение дела в пользу истца или ответчика. Нечего и говорить что и здесь, как в первом случае, многое зависит от совести присягающего; легко может случиться, что тот, кто постеснялся бы дать ложную клятву перед св. крестом и евангелием, увлекшись выгодою, может сказать неправду, подтверждая ее непонятными арабскими словами, хотя в переводе эти слова означают: «Клянусь Богом, ниспославшим евангелие Иисуса», т. е. представляют формальную клятву. [В шариате есть формулы присяги для еврея, христианина, огнепоклонника и идолопоклонника. Их можно найти в книге «Хидая», перевод под ред. Н. И. Гродекова, т. III, стр. 66].

Все эти обстоятельства, казалось бы, должны были удерживать нас, русских, от обращения к народному суду, тем более что у нас есть гораздо более совершенный суд, в котором такие шаткие и условные доказательства, как очистительная присяга, не имеют места. Тяжелы те мытарства, которым приходится подвергаться русским людям, рискующим иногда по своим тяжбам с туземцами обращаться к народному суду, но, во избежание этих мытарств, можно только рекомендовать всем, имеющим дело с туземцами, не полагаться на их пресловутую честность, а всегда основывать свои сделки на документальных данных, которые и в мировых учреждениях могли бы быть приняты как доказательства.

"Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного населения". Н. С. Лыкошин, СПб

[wizard]

"Декларация Его Царского Величества, Высочайшего и Самодержавного Монарха Алексея, Государя России и Великого Князя Московского, и проч., в которой содержится его осуждение убийства Чарлза I, Короля Британского и Ирландского, и его желание способствовать воцарению Короля Чарлза II; Декларация содержит меры по восстановлению мира во всем Христианском мире, среди оных мер - запрещение всей торговли с Англией. Печатано в году 1650"

Государь Алексей

Принимая, с великим сожалением, к своему Высокому Государственному вниманию то безумное и безнадежное состояние, в которое это христианское государство неизбежно сейчас погружается через раскол и разделение между Князьями и враждебность, которые проявляются между ними и их владениями, усматриваю, что Английское восстание, как всеобщая зараза, становящаяся уже эпидемией, отравляет и заражает значительную часть Христианского мира.

Сеятелем всей этой безумной мерзости является лжеименный Парламент Англии, попирающий все законы: Божеский, человеческий, природный и национальный. И при этом избегает заслуженного наказания, используя своих агентов-вредителей внутри благонамеренных государств во всех Царствах на всей территории Европы.

Они неустанно трудятся, подрывая основы верности и долга, связывающие субъекты с их соверенами, используя убеждение легковерных людей (чьи уши всегда жадны до сомнительных нововведений) в тиранической природе монархий, внушая им обольстительные иллюзии относительно анархии и свободы. Сие обольщённое поколение можно считать более опустившимся, чем сам Навуходоносор. Ведь это даже не люди, превратившиеся в животных, а само воплощение дьявола - они надеются подчинить себе весь мир, утопив его в реках крови, похоронить монархию в общей могиле беззакония и безвластия, и при этом придать своему шаткому правлению сколько-нибудь стабильную форму. Чтобы не допустить этого, Мы сочли целесообразным принять меры для сохранения общего мира во всех христианских Царствах и заставить сию мятежную нацию должным образом повиноваться своим лордам, находящимся по несомненному праву и священному установлению в долгу перед своим Совереном.

Прежде чем изложить предлагаемые Нами меры, надо описать произошедшее, хотя природа сего преступления настолько чудовищна, что составляет почти непосильный труд Нашему царскому перу, а справедливое возмущение Наше противоречит благонастроенности Нашего царственного положения.

Итак, около восьми лет назад некоторые Лорды и простолюдины, собранные Королевским указом в Парламент Англии, притворно (как они потом заявляли) выражали различные опасения и недовольство по поводу ухода их Короля из этого Великого Совета и отказа прислушиваться к их предложениям. Неблагонамеренные люди стали распускать слухи, что Его Величество защищал от руки закона отчаянных правонарушителей, нанося вред установленной религии и угрожая существованию древних фундаментальных законов земли, грозящим непоправимым ущербом привилегиям парламента, и, наконец, разрушением всех его добродетельных субъектов. Для защиты и сохранения которых (и ни с какой другой целью, как они совершенно лживо заявляли) им пришлось взять в руки оружие, чтобы защитить себя от жестокости армии, которую Его Величество собрал для достижения этих (как они лживо назвали их) разрушительных планов. Тогда они заявляли, что у них не было никаких предосудительных намерений в отношении Его Величества, Его царственного Потомства или ограничения Его справедливых прав. В выражении своей верности и теплых чувств к Нему и Его Потомству они опубликовали множество велеречивых хартий, которые они подтверждали присягами и священными клятвами, в том, что они никоим образом не были намерены ни в малейшей степени умалить величие Его Царственного Правления. Казалось, они были готовы славить Его, как самого великого и славного Князя Христианства. С помощью этой красивой и правдоподобной лжи они вытянули из доверчивых людей значительные суммы денег, получили одобрение иностранных Князей, и проникли слишком далеко в благотворительность Нашего священного суждения. Так, под личиной честности и благородства они обманули весь мир, а хитростью и предательством подчинили себе Королевскую армию, подчинив себе все Королевство и пленили Его Величество. Вместо того, чтобы сделать Его славным Королем - унизили Его до состояния несчастного узника, бросая из одной тюрьмы в другую и не желали выслушивать никаких условий мира. Этим они попрали установленную иерархичность мира, состоящую в кротости просящих подданных и царственности дарующего Короля.

Странно и удивительно, что восстание произошло в процветающей стране. Случившееся не поддается осмыслению здравым человеческим рассудком и предвосхищает ожидания дьявола, чтобы мерзость смертных людей, подрывающая основы Христианства дошли до такой степени непотребства, какое совершили эти непотребные еретики, открывшие новый способ Измены. На такое изобретательное предательство целый совет чертей не смог бы надоумить, и хроники Ада не содержат подобного примера. Потому что даже во время подписания Хартии, когда они давали клятву верности и гарантировали Его безопасность, после того, как Он простер к бывшим мятежникам милость и прощение, которую они не могли себе помыслить и не имели причин ожидать. Он не только принял их в ближние свои, но на определенное время отказался в их пользу от всего Своего управления и Королевской власти. И все же эти кровавые вурдалаки, чья волчья ярость не могла насытиться ничем, кроме Его Королевской Крови, выволокли Его священную Персону из Его Дворца с помощью полчищ своих вооруженных сообщников, - отбросов и огрызков этого обезумевшего Королевства. Восставшая толпа притащила Его к нечестивому судилищу в неизвестном дворце, который они сами построили, где они, Его вассалы, стали Его судьями. Эти существа с лицами Люциферианскими вывалили на Него бездну оскорблений и унижений и отвергли Его с омерзительным приговором, который был исполнен не в темном углу, а при свете солнца, чтобы весь мир увидел. Чудовищный эшафот был сооружён, к большей печали Его, при входе в Его Королевский Дворец. По их приказанию обычным палачом была снесена голова Его, которую Абсолютный Монарх Неба и Земли украшал диадемой Его Имперского Величества. Это был акт такой ужасной и необыкновенной природы, что его невозможно представить и описать ни в какой форме, ибо это было деяние такого огромного размаха, чудовищной широты и ненормальной природы, что ему нужно ещё найти соответствующее название - потому что никакой законник, ни древний, ни современный, когда-либо создавший и написавший какой-либо закон не оставил хоть какое-нибудь название для потомства, достаточно подходящее, чтобы это выразить.

В суждении закона любого народа это называется изменой, и не искупается ничем кроме смерти. Представить себе и замыслить смерть Короля, даже узурпатора и тирана! - но это гадючье племя, чья стихия - бойня и разрушение, не только представило и замыслило, но само же и осуществило убийство законного Короля, также несравненного в своих добродетелях, как они - в злодействе своём. Столь одаренного добротой и щедростью, справедливо стяжавшие Ему наименование Помазанника Божия, ибо Он был идеальным примером всех добродетелей, благословением своего времени, удовольствием для человечества, восторгом природы, алмазом в кольце монархов Земли, чудом Христианства, и досадой для злочестивых иноверцев. Убить Его рукой Равильяка было бы сверхгрехом, но казнить Его публично, как обычного злодея, было плотью и духом самой мерзости, ничего худшего эти монстры бесчеловечности просто и сделать не могли. Наичернейшее это деяние из всех, на которые когда-либо смотрело солнце, самое проклятое и отвратительное из всех, когда либо совершённых в любом календаре времен, потому что, за столько тысяч лет, с падения отверженных ангелов и до сих пор, никакому дьяволу не приходило в голову предложить сердцу человеческому такой злодейской отцеубийственной мерзости, как эта.

И то, что они послали Отца своего в мир иной, через красное море Его собственной драгоценной крови, показывает их потомством дьявола, фальшивейшими Симонами и притворщиками, которые когда-либо изучали искусство обмана, с какими никакой союз, клятва, обещание или завет не устоит, если они решат его нарушить. Они запретили Его старшему сыну, их теперешнему Соверену, и Его брату Герцогу, (якобы законом - который они для этой цели ввели), как и любому члену Королевской Семьи, навсегда, осуществлять Королевское Правление в любых Королевствах. Тем же самым законом, они сделали абсолютно законным, с обещанием награды, убийство кем угодно молодого Короля и Его брата Герцога как предателей, шпионов и врагов своего Отеч ества. И отбросив надежду на вечное процветание владений ими узурпированных, они разбили Государственную Диадему, захватили Регалии в свою пользу, выставили на продажу украшения и мебель Королевского Дома, поделили королевские доходы между собой и своими союзниками, свергли установленную форму правления своих королевств, из слаженной монархии сотворив беспорядочное беззаконие. Они унизили их – достойнейших - от славного состояния идеальной свободы до рабства хуже египетского. И их гордые притязания не ограничатся одним царством. Они могут распространить свою тиранию за границу, они высадили войско жадных волков, или скорее - воплощений дьявола, в Ирландии. Нечестивцы превзошли самых диких иноверцев в кровавых убийствах, не щадя ни городов ни поселений. Невзирая на пол и возраст, куда бы они ни пришли - дают свободу своим беспощадным мечам. Этим Абадоннам и Сатанаилам, этим разрушителям природы и человечества, не приходит в голову ни устыдиться своего беспримерно жестокого насилия, ни умерить его. Напротив, с лицами поселенцев Содома и Гоморры они прославляют и поддерживают своих несравненных злодеев, и пытаются убедить весь мир в справедливости и законности своего несравнимого ни с чем цареубийственного правительства.

Поскольку исполнять Суд, устанавливать Справедливость, и наказывать мерзость и подавлять восстания - это дело Князей, Мы решили, что Наш долг перед Богом и людьми оправдать покойного убитого Короля Великобритании и вернуть Его изгнанному сыну Трон, Триумф и Царственность. И поскольку все Христианские Князья так же озабочены этим, как и Мы, будет правильно пригласить Их всех на общий Совет, который, как Мы хотим, может быть собран в Антверпене, в Брабантском Герцогстве, 10 апреля 1650 года, где полномочные представители могут собраться от всех Императоров, Королей и Князей исповедующих Христианство, где общий и священный Союз будет заключен и все древние и частные ссоры отложены. Мы можем все согласиться воевать под одним знаменем. Может быть выработан общий план, по которому каждый Князь внесет пропорциональный вклад в подъеме и поддержке большой, многочисленной армии. В ней все силы Христианства объединятся в исполнении этой Второй Священной Войны, с которой Мы войдем в Королевство по морю и суше в решимости никогда не оставить эту справедливую и почетную битву, пока с Божьим благословением Мы не подчиним этот народ их Соверену и не восстановим поверженного Короля в безмятежном обладании Его несомненными правами.

И поскольку непростительное злодейство этих беспримерных повстанцев достигло полного уничтожения Отца, Сына и всей Семьи, степень Нашего наказания также приведет к их полному искоренению и уничтожению, вместе с их женами, детьми и союзниками, и абсолютного стирания их имен и памяти о них. Но если Хроники донесут их чудовищные деяния до будущих времен, то и их устрашающее уничтожение также будет записано, чтобы Потомство было также устрашено и изумлено наказанием, как и ходом Восстания. А для наилучшего начала этого Благородного Дела, Мы, помимо Нашего пропорционального вклада в общие расходы, поднимем и обеспечим десять тысяч опытных солдат, конных и пеших, и предоставим им артиллерийскую колонну и все необходимое военное оборудование, за счет Нашей Казны.

И поскольку личный пример - самый красноречивый учитель и лучшая иллюстрация, Мы решили, что будет полезно показать миру, как далеко Мы распространили Наше справедливое возмущение бунтующим народом. Нашим особым указом, который Мы повелели зачитать по всем Нашим владениям, Мы приказали всем Англичанам к определенному дню покинуть Наше Царство, несмотря на все предыдущие разрешения, лицензии и акты натурализации. После этого дня, Мы запретили всю торговлю и коммерцию с этой Нацией, по любому случаю под угрозой обвинения в Государственной Измене, в любой части нашей Империи и других Владениях. И если кто решит, несмотря на этот указ, остаться в любой части Наших Владений, тот будет казнен как шпион и предатель. Однако, наказания этого указа никогда не будут распространяться на любого, кто работает на любой из Наших земель на Короля Великобритании. И мы желаем, чтобы все Христианские Князья последовали Нашему Царскому примеру. И также как эти ни с чем не сравнимые бунтовщики обошли любой народ в грехе, они обойдут и в своих страданиях в превращении в помои и стыд человечества.

И Мы со всей серьезностью заявляем, что являемся вечным другом Короля

Великобритании и Его друзей, и безусловным врагом Его врагов.

Дано во Дворе Нашем, в граде Москве, 20 сентября 1649 года.

[wizard]

Портрет Цесаревича Даниила (Даниил I) в стилизованном платье.

Молод. Красив. Статен. Уверен в себе.

Его взгляд трудно назвать добрым.

Стальные пальцы в любой миг готовы сомкнуться на глотке неприятеля.

И они сомкнутся

[wizard]

Алмаз "Шах" массой 88,7 каратов.

Он был найден там же, где и алмаз "Орлов", - в Голкондских копях в Индии, в XVI веке, незадолго до того, как их забросили. Это прозрачный камень редкой чистоты, с незначительным желтоватым оттенком, без огранки. Природная форма его практически полностью сохранена, лишь в некоторых местах он слегка отшлифован. Известно, что этот алмаз носили в качестве магического талисмана. Согласно Тавернье, в 1665 г. "алмаз был подвешен к трону Великих Моголов и висел так, чтобы сидящий на троне постоянно видел его перед собой". На камне три надписи на персидском языке, означающие имена его прежних владельцев и соответствующие даты в мусульманском летосчислении, основанном на лунном календаре: сперва это был правитель индийской провинции Низам-шах, затем Шах-Джахан из династии Великих Моголов, третьим - персидский шах Фатх-Али-шах, уже из рук которого он и попал в Россию. Алмаз "Шах" был преподнесен сыном наследника персидского престола в дар русскому царю вместе с другими ценными дарами в надежде на исчерпание конфликта, назревавшего в связи с трагическими событиями в Тегеране. В 1829 году алмаз был привезён Николаю I принцем Хозрев-Мирзой как выкуп "во искупление" за убийство в Тегеране главы Русской дипломатической миссии А.С. Грибоедова. Считается, что покоренный прелестью алмаза, император принял дары посла и забыл тегеранский инцидент.

[wizard]

"Не свершиться ничему великому в области политической, все скоротечно, если не будет людей, чей гений, свойства характера, воля смогут разжечь, сплотить и направить энергию народа. Все гибнет, когда во главе государства стоят, сменяя друг друга, скудоумные люди. На обломках величия распадается единство".

(Морис Дрюон, "Проклятые короли")

[wizard]

« Русский народ является организмом, цели, жизнь и средства действия которого превышают силой и длительностью цели, жизнь и средства действия составляющих этот организм отдельных лиц и групп их. Она представляет моральное, политическое и экономическое единство и целиком осуществляется в Российской империи.»

[wizard]

"Я очень люблю скромную жизнь тех уединенных владетелей отдаленных деревень, которых в Малороссии обыкновенно называют старосветскими, которые, как дряхлые живописные домики, хороши своею пестротою и совершенною противоположностью с новым гладеньким строением, которого стен не промыл еще дождь, крыши не покрыла зеленая плесень и лишенное щекатурки крыльцо не выказывает своих красных кирпичей. Я иногда люблю сойти на минуту в сферу этой необыкновенно уединенной жизни, где ни одно желание не перелетает за частокол, окружающий небольшой дворик, за плетень сада, наполненного яблонями и сливами, за деревенские избы, его окружающие, пошатнувшиеся на сторону, осененные вербами, бузиною и грушами. Жизнь их скромных владетелей так тиха, так тиха, что на минуту забываешься и думаешь, что страсти, желания и неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир, вовсе не существуют и ты их видел только в блестящем, сверкающем сновидении. Я отсюда вижу низенький домик с галереею из маленьких почернелых деревянных столбиков, идущею вокруг всего дома, чтобы можно было во время грома и града затворить ставни окон, не замочась дождем. За ним душистая черемуха, целые ряды низеньких фруктовых дерев, потопленных багрянцем вишен и яхонтовым морем слив, покрытых свинцовым матом; развесистый клен, в тени которого разостлан для отдыха ковер; перед домом просторный двор с низенькою свежею травкою, с протоптанною дорожкою от амбара до кухни и от кухни до барских покоев; длинношейный гусь, пьющий воду с молодыми и нежными, как пух, гусятами; частокол, обвешанный связками сушеных груш и яблок и проветривающимися коврами; воз с дынями, стоящий возле амбара; отпряженный вол, лениво лежащий возле него, — все это для меня имеет неизъяснимую прелесть, может быть, оттого, что я уже не вижу их и что нам мило все то, с чем мы в разлуке. Как бы то ни было, но даже тогда, когда бричка моя подъезжала к крыльцу этого домика, душа принимала удивительно приятное и спокойное состояние; лошади весело подкатывали под крыльцо, кучер преспокойно слезал с козел и набивал трубку, как будто бы он приезжал в собственный дом свой; самый лай, который поднимали флегматические барбосы, бровки и жучки, был приятен моим ушам. Но более всего мне нравились самые владетели этих скромных уголков, старички, старушки, заботливо выходившие навстречу. Их лица мне представляются и теперь иногда в шуме и толпе среди модных фраков, и тогда вдруг на меня находит полусон и мерещится былое. На лицах у них всегда написана такая доброта, такое радушие и чистосердечие, что невольно отказываешься, хотя, по крайней мере, на короткое время, от всех дерзких мечтаний и незаметно переходишь всеми чувствами в низменную буколическую жизнь".

Н.В. Гоголь "Старосветские помещики".

[Chugayster]

Не хватает отдельной страницы с таймланами по годам. Например, 1898 г. не знаю где посмотреть.

[wizard]

mig.fai.org.ru

канон

http://yadi.sk/d/h-oz5h_wFousU

это текущая версия ТЛ

http://yadi.sk/d/W2kj4kvRFoujz

это готовые документы всякие.

http://yadi.sk/d/zuPqdJKxFouyQ

флоты 1906г.

как выложу 1907 адреса ссылок на Яндекс диск будут вывешены в закрытых авторских темах ( вверху первые три темы)

[wizard]

Націонализмъ, по мн?, столь естественъ, что никогда, ни при какихъ порядкахъ, «интернаціоналистами» желаемыхъ, не угаснетъ, но, во-первыхъ, на всё, думается мн?, придетъ свой подходящее время, а теперь оно уже никакъ не за крайности націонализма; во-вторыхъ, малымъ народцамъ уже практически необходимо согласится навсегда съ большими, такъ какъ въ будущемъ прочно лишь большое и сильное; въ-третьихъ, разбредшіеся народы, врод? цыганъ и евреевъ, безъ всякой земли и государственности, не могутъ даже и входить въ счетъ; и въ-четвертыхъ, націонализму необходимо бол?е всего принять начало терпимости, то есть отречься отъ всякой кичливости, въ которой явная бездна зла, а потому въ этихъ рода д?лахъ практичн?е всего терп?ливо ждать теченія свершающегося.

Дмитрій Ивановичъ Мендел?евъ

[wizard]

5 Рупий германской Ост-Африки. 1905

[wizard]

Св. правед. Иоанн Кронштадтский:

"Либеральномыслие - это беснование

Есть бесноватые двух родов: настоящие бесноватые в роде упоминаемых в Евангелии, которых запирают в домы умалишенных, бесноватые порченные, коих демоны мучат особенно тогда, когда этого рода больных приводят к какой-либо святыне или когда поют в церкви херувимскую песнь на великом входе, и бесноватые — под видом волнуемых и омрачаемых и безумствующих от различных страстей, гнева и злобы, зависти, сильной плотской страсти, от пьянства или от страсти к наживе, к коплению денег и к наращению их процентами, от гордости, честолюбия и тщеславия и прочее; к особенному роду бесноватых надобно отнести людей так называемых либеральничающих: т.е. слишком свободно, вопреки христианскому и всякому здравому смыслу мыслящих, так называемых нигилистов, отвергающих и веру христианскую, и Христа, и Церковь, молитву и таинства, безсмертие души, воскресение мертвых, суд и воздаяние по делам каждому; из числа их бывают такие, столь злые демоны в человеческом образе, что задаются целью — испровергать государственное устройство и ниспровергать престолы царей, посягать святотатственно на жизнь самих помазанников Божиих, коих жизнь и безопасность должна быть неприкосновенна; поджигать домы и всякие сооружения и истреблять имущество людей и землю обращать в ад, место слез и стенания. Вот такие бесноватые есть в наше время, бесноватые сознательно, по своей вольной воле, по своему злому сердцу! О, да избавит нас Господь от этих злых тварей, которым блюдется вечный огонь вместе с диаволом."

[wizard]

ЛУЧШИЕ ЛЮДИ

Лучшие люди, - эта тема стоит того, чтоб сказать о ней несколько слов. Это те люди, без которых не живет и не стоит никакое общество и никакая нация, при самом даже широком равенстве прав. Лучшие люди бывают, естественно, двух родов: 1) перед которыми и сам народ и сама нация добровольно и свободно склоняют себя, чтя их истинную доблесть, и 2) перед которыми все или очень многие, из народа или нации, преклоняют себя по некоторому, так сказать, уже принуждению, и если и считают их "лучшими людьми", то уже несколько условно, а не то чтобы вполне в самом деле. На существование этого "условного" разряда лучших людей, так сказать, официально признанных лучшими для высших целей порядка и твердости управления, - роптать нельзя: ибо происходят этого сорта "лучшие люди" по закону историческому и существовали доселе во всех нациях и государствах с начала мира, так что никакое даже общество не могло устроиться и связать себя в целое без некоторого в этом роде добровольного над собою насилия. Всякому обществу, чтобы держаться и жить, надо кого-нибудь и что-нибудь уважать непременно, и, главное, всем обществом, а не то чтобы каждому как он хочет про себя. Так как лучшие люди первого разряда, то есть истинно доблестные и перед которыми все или величайшее большинство нации преклоняются сердечно и несомненно, - отчасти иногда неуловимы, потому что даже идеальны, подчас трудно определимы, отличаются странностями и своеобразностью, а снаружи так и весьма нередко имеют несколько даже неприличный вид, то взамен их и устанавливаются лучшие люди уже условно, в виде, так сказать, касты лучших людей, под официальным покровительством: "Вот, дескать, сих уважайте". Если же при этом эти "условные" и действительно совпадают с лучшими людьми первого разряда (потому что не все же и в первом разряде имеют неприличный вид) и тоже истинно доблестны, то цель не только вполне, но и вдвойне достигается. Таковыми лучшими людьми были у нас с изначала княжеская дружина, потом бояре, священство (но лишь высшее), даже иные именитые купцы, - но последних бывало весьма немного. Надо заметить, что эти лучшие люди, и у нас, и везде, то есть и в Европе, всегда вырабатывали себе под конец довольно стройный кодекс правил доблести и чести, и хоть этот кодекс в целом всегда бывал, конечно, довольно условен и с идеалами народными иногда даже сильно разнился, но в некоторых пунктах и он бывал довольно высок. "Лучший" человек обязательно должен был умереть, например, за отечество, если жертва эта от него требовалась, и он умирал действительно по долгу чести, "потому-де поруха роду моему будет большая", - и, уж конечно, все-таки это было несравненно лучше, чем право на бесчестье, при котором человек бросает всё и всех в минуту опасности и бежит прятаться: "пропадай, дескать, всё на свете, был бы я и животы мои целы". Так велось у нас весьма долго, и надо заметить еще раз, что у нас, в России, эти условные лучшие люди, очень и очень часто и очень во многом, сходились в своих идеалах с лучшими людьми безусловными, то есть народными. Ну, конечно, не во всем и даже далеко, но, по крайней мере, смело можно сказать, что несравненно больше было тогда нравственного сближения между русскими боярами и русским народом, чем в Европе почти повсеместно в то же самое время между победителями тиранами - рыцарями и побежденными рабами - народом.

Но вдруг в организации наших лучших людей явилась и у нас некоторая радикальная даже перемена: лучшие люди, все, по государеву указу, рассортированы были на четырнадцать разрядов, один другого выше, в виде как бы лестницы, под именем классов, так что получилось ровно четырнадцать разрядов человеческой доблести с немецкими именами. Изменение это в дальнейшем развитии своем отчасти и не достигло первоначальной цели, с которою было устроено, ибо прежние "лучшие люди" тотчас же сами заняли и наполнили все эти четырнадцать новых разрядов, и вместо бояр стали только называться дворянством, но отчасти изменение это и достигло цели, потому что оно, даже и очень сильно, раздвинуло старый забор. Явился прилив новых сил снизу общества, по нашей терминологии, демократических уже сил, - и особенно из семинаристов. Прилив этот привнес много живительного и плодотворного в отдел лучших людей, ибо явились люди со способностями и с новыми воззрениями, с образованием, еще неслыханным по тогдашнему времени, хотя и то же время и чрезвычайно презиравшие свое прежнее происхождение и с жадностью спешившие преобразиться, посредством чинов, поскорее в чистокровных дворян. Надо заметить, что кроме семинаристов, из народа и из купцов например, лишь весьма немногие пробились в разряд "лучших людей", и дворянство продолжало стоять во главе нации. Разряд этот был весьма сально организован, и тогда как деньги, собственность, золотой мешок уже царили во всей Европе и считались там уже от искреннего сердца всем, что есть доблестного, всем, что есть лучшего в людях и между людьми, у нас в России, - и это на памяти еще нашей, генерал, например, до того ценился, что и самый богатый купец считал за великую честь залучить его к себе на обед. Еще недавно я читал один анекдот, которому бы не поверил, если б не знал, что он совершенная правда, про одну петербургскую даму, из верхнеклассного круга, которая всенародно согнала в одном концерте одну десятимиллионную купчиху с кресел и заняла ее место, да еще выбранила ее публично, - и это всего каких-нибудь тридцать лет назад! Впрочем, надо сказать и то, что эти "лучшие" люди, столь окрепнув на своем месте, усвоили себе и несколько весьма даже хороших правил, например почти обязательность для себя хоть какого-нибудь образования, так что вся эта каста лучших людей была в то же время и по преимуществу образованным в России сословием, хранителем и носителем русского просвещения, каково бы там оно ни было. Нечего уж и говорить, что оно было тоже и единственным хранителем и носителем правил чести, но уже совершенно по европейскому шаблону, так что буква и форма правил совершенно осилили под конец искренность содержания: чести было много, ну, а честных людей под конец-то стало уж и не так много. В этот период, и особенно в конце его, сословие "лучших" очень уже отдалилось от народа в своих идеалах "лучшего человека", так что над всеми почти народными представлениями о "лучшем" даже вслух смеялось. Но вдруг произошел один из самых колоссальных переворотов, которые когда-либо переживала Россия: уничтожилось крепостное право и произошла глубокая перемена во всем. Правда, все четырнадцать классов остались как были, но "лучшие люди" как будто поколебались. Вдруг как бы утратилось прежнее обаяние в массе общества, как будто изменились в чем-то взгляды на "лучшее". Правда, изменились частию и не к лучшему; мало того, началось что-то до крайности уже сбивчивое и неопределенное в понимании лучшего; тем не менее прежний взгляд уже не удовлетворял, так что очень у многих начался в сознании чрезвычайно серьезный вопрос: "кого же теперь считать будут лучшими, и, главное, откуда их ждать, где взять, кто возьмет на себя провозгласить их лучшими и на каких основаниях? И надобно ль кому-нибудь это брать на себя? Известны ли, наконец, хоть новые основания-то эти, и кто поверит, что они именно те самые, на которых надо столь многое вновь воздвигнуть"? Право, эти вопросы начались было уже очень у многих...

Ф. М. Достоевский "Дневник писателя" 1876 год.

[wizard]

Спасибо огромное Ув. коллеге Горцу.

Сафари Йееес.................