Культура , социальная политика, медицина, образование и наука Российской Империи

[wizard]

https://youtu.be/cd8Z_Zdv1P8

[wizard]

https://img-fotki.yandex.ru/get/45245/42410816.a9/0_ede00_6abe4755_orig

[wizard]

http://humus.livejournal.com/4777216.html

[wizard]

http://cont.ws/post/193253

[wizard]

 

памятник первопроходцам в Иркутске. 1909г.

[wizard]

[wizard]

В 1864 году в Лейпциге вышла книга под названием «Путешествие по Западной и Южной России в 1855 году»  («Reise im westlichen und suedlichen Russland im Jahre 1855»). Автор – немецкий учёный-агроном Александр Петцольд (1810 – 1889). Этот уроженец Дрездена в 1846-м был приглашён в Дерпт  и 26 лет преподавал в местном университете сельскохозяйственные науки.

Повидал профессор немало: он совершил ряд научных путешествий по России – по её Европейской части, на Кавказ, в Западную Сибирь и Туркестан, собрал во время этих поездок значительный этнографический и регионоведческий материал. После чего был благополучно забыт – несмотря на несомненную историческую значимость, работы Петцольда лишь в малой степени введены в научный оборот и ранее не переводились на русский язык, за исключением книги «Обозрение русского Туркестана».

Между тем наблюдения немецкого профессора позволяют с новой стороны взглянуть на представления о России середины XIX века.

Избранная нами книга хороша тем, что автор, обращаясь именно к немецкому читателю, пытается открыть ему реальное положение вещей в России: «В прошлых работах я вычёркивал всё не относящееся к сельскому хозяйству, однако в этот раз я не решился на такую сортировку… Причина – в Германии совсем не знают положения дел в России».

Почтовые станции стали лучше

Для удобства постижения мыслей профессора Петцольда имеет смысл напомнить классические пушкинские впечатления от передвижений поэта по нашей стране:

«Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или по крайней мере муромским разбойникам?» («Станционный смотритель»).

…Теперь у нас дороги плохи,
 Мосты забытые гниют,
 На станциях клопы да блохи
 Заснуть минуты не дают;
 Трактиров нет. В избе холодной
 Высокопарный, но голодный
 Для виду прейскурант висит
 И тщетный дразнит аппетит,
 Меж тем, как сельские циклопы
 Перед медлительным огнём
 Российским лечат молотком
 /Изделье лёгкое Европы,
 Благословляя колеи
 И рвы отеческой земли.
(«Евгений Онегин»).

Но немецкому читателю, с Пушкиным не знакомому, Петцольд рассказывает нечто куда более оптимистичное, причём о вечной проблеме, о том, где вроде бы сплошные «дураки и дороги». Критика, правда, присутствует, с неё профессор и начинает: «В Авсеново, предпоследней почтовой станции перед Динабургом , нас ожидала первая задержка на почте из-за неподобающего поведения почтового служащего, отпустившего причитавшихся мне лошадей какому-то генералу, которому они по закону не полагались».

А вот далее Петцольд замечает много чего хорошего: «То, что во всей остальной Европе не ездят так быстро, как в России, давно известно; однако в России есть и безукоризненные в отношении путешествующих почтовые учреждения, что станет очевидно из дальнейшего изложения.

Если кто в России захочет ехать на почтовых лошадях (аналогично немецкой «Extrapost»), тот должен сначала получить «подорожную» (то есть дословно: «то, что даётся в дорогу»), бумагу, на которой кроме имени путешественника указан маршрут поездки и количество лошадей, которые путешественник имеет право истребовать. Как только путешественник прибывает на станцию, производится эта бумага; почтовый служащий заносит её содержание вместе с указанием о выданном количестве лошадей и временем отправления путешественника в особую книгу, затем следует заплатить «прогон» (почтовые деньги) и ехать дальше. Теперь может случиться, что лошадей не будет, в случае чего следует естественно ждать, и поскольку отсутствие лошадей нередко является вымышленным и сделано только с той целью, чтобы содрать с путешественника побольше денег, то на этот случай была придумана так называемая «жалобная книга», каковая книга должна лежать на каждой станции и в которую можно вносить любую жалобу, какого характера она бы ни была».

Это та самая пушкинская «роковая книга», но она, как проверено немцем на собственном опыте, оказывается, помогает! «Вышестоящий почтовый служащий время от времени проводит проверку, суть жалобы выясняется и виновные наказываются. К примеру, когда летом 1849 года на одной станции в Центральной России при покупке колеса меня обсчитал почтовый служащий, который вдобавок отказался предоставить мне жалобную книгу, то я посчитал себя обязанным оставить свою жалобу на следующей станции. Шесть месяцев спустя, когда я уже забыл об том деле, дерптская полиция по поручению петербургских властей вернула мне ту сумму, на которую я был обманут, с уведомлением, что деньги были изъяты у признанного виновным потового служащего, которого вдобавок оштрафовали за отказ выдать жалобную книгу».

На почтовых станциях в России нужна всего лишь немецкая дотошность, и тогда лошади найдутся: «Отсутствуют ли лошади на самом деле – в этом всегда можно убедиться, заглянув в станционный журнал. Там указано, сколько лошадей на станции должно быть вообще, сколько находятся в пути, когда они должны вернуться и сколько времени им положено на отдых и кормление. Таким образом, после изучения почтового журнала и в высшей степени простых вычислений положение вещей не может быть скрыто».

А ещё Петцольду просто приятно путешествовать по России, в том числе и с тем самым прейскурантом: «На каждой станции, особенно на крупных дорогах, путешествующим предоставляются достаточно комфортные, а на станциях шоссе даже роскошные условия, и каждый пассажир имеет право безвозмездно пользоваться отапливаемым номером, каких на больших станциях бывает даже две штуки. Утверждённые соответствующим ведомством прейскуранты на еду и напитки спасают путешественников от переплаты, так же, как и в кабинете станционного смотрителя, вывешены под стекло официальные объявления, расстояния до ближайших станций и стоимость лошадей».

Профессор даже считает, что его землякам стоит кое-чему поучиться по части организации движения: «Великолепно ещё неизвестное в Германии новшество, которое состоит в том, что на каждой русской почтовой станции вывешено описание, которые ставит путешественника в известие о том, что его ожидает дальше. Ради примера я привожу в переводе такое официальное объявление, которое я увидел на почтовой станции Александровск на левом берегу Днепра в Екатеринославской губернии».

Александровск ныне известен как Запорожье. Петцольд же полагает, что российские дороги вполне проходимы, особенно если путешественник – человек опытный: «Из всего этого можно узнать, насколько заботливо Почтовый департамент относится к интересам путешественников, и если несмотря на это путешественники иногда претерпевают неприятности, то в этом скорее больше вины путешествующей публики; возможно потому, что она не вполне знакома с почтовыми учреждениями (даже самый недобросовестный станционный смотритель редко когда решится обманывать путешественника, если заметит, что тот знаком с почтовой организацией), возможно и потому, что путешествующая публика не пользуется при любой возможности жалобной книгой, что должно давать повод к наказанию не выполняющих своих обязанностей, что в любом случае оказало бы благотворный эффект».

Тарантас

Дальше Петцольд вполне удачно опровергает не кого-нибудь, а Александра Дюма. Создатель «Трёх мушкетёров» поездил по России уже после Петцольда, в 1858-1859 годах, и не решился сесть внутрь ужасного транспортного средства по имени тарантас: «Увидев это устрашающее сооружение, имеющее некоторое сходство с коровой Дедала или быком Фаларида, Муане и Калино заявили, что, поскольку расстояние, которое предстоит проехать, не превышает трёх вёрст, они пойдут пешком».

http://histrf.ru/media/download/33494

Оказалось, что французу смерть, то немцу хорошо. В 1855-м Петцольд ездил на этом опасном объекте передвижения и даже получал удовольствие: «Это был так называемый тарантас, разновидность повозки, которая используется преимущественно в Центральной и Южной России. Особенность её конструкции заключается в соединении передней и задней осей с помощью двух длинных тонких дрог, посередине которых расположен кузов, что примечательно, без рессор. В такой неподрессоренной и в то же время отлично пружинящей повозке ехать одно удовольствие. Наш тарантас был необычайно огромного размера, судить о котором можно, представив, что внутри него в высшей степени удобно помещались шесть человек с общим багажом из шести чемоданов, такого же количества саквояжей, подушек и пальто, аппарата для приготовления чая и великого множества прочих мелочей, необходимых в долгом путешествии. Это был настоящий дом на колёсах, который зачастую по несколько дней подряд служил нам единственным кровом и ночлегом. Повозка-монстр имела лишь один недостаток – на поворотах она закладывала очень широкую дугу. Даже на широких улицах различных городов, в которых мы побывали, нам не удавалось повернуть сразу; чтобы развернуть повозку в противоположном направлении, нам зачастую приходилось проехать несколько улиц. При этом на коротких поворотах мы постоянно подвергались опасности опрокинуться или сломать одно из передних колёс».

Эстонцы и латыши

А где же угнетённый народ и критика его эксплуатации? И это присутствует в книге агронома родом из Дрездена. Освоившись в немецкоязычном в те времена Дерпте, профессор откровенно описал быт местных крестьян, уже свободных от крепостного права, отменённого в Эстляндии в 1816 году и в Лифляндии в 1819-м. Помещики из прибалтийских немцев при этом никуда не делись, а жизнь коренного населения слаще не стала: «Как известно, эстонцы – это финское племя, которое сегодня населяет Эстляндию и северную половину Лифляндии, а также большие и малые острова, расположенные к северу от Рижского залива и к западу от эстляндского побережья. Это в целом энергичный, и от этого упрямый и своенравный народ; эстонцы обладают грубым и крутым нравом, при этом они ленивые и неописуемо грязные. Можно смело сказать, что во всей Европе не найти той грязи, которую увидишь в жилище эстонца, за исключением, возможно, евреев в польских губерниях.

Эстонская изба походит скорее на хлев, чем на жилище человека: в зимнюю пору свиньи, овцы, куры и собаки живут там в одном помещении со своими хозяевами. Поскольку у печей нет труб, дым выходит через открытую дверь и небольшие отверстия в стенах, которые называют окнами, а также сквозь щели в соломенной крыше. При этом деревянные, срубленные из грубых брёвен дома находятся, как правило, в ужасном обветшалом состоянии, и если где-нибудь в другом месте избы даже самых бедных крестьян к лету украшают взошедшие сорняки, то эстонские свиньи, за которыми плохо присматривают, изрывают всю почву вокруг жилищ, не позволяя там появиться даже этому простейшему из сельских украшений. О насаждении кустарников или деревьев в декоративных целях и вовсе не может идти речи, поскольку уход за ними предполагает определённые усилия.

Жилище эстонца представляет таким образом зрелище печальное настолько, насколько это вообще возможно себе представить. Оно усугубляется ещё и тем обстоятельством, что составление деревни из большего или меньшего числа крестьянских дворов не подчинено даже малейшей регулярности; там и сям беспорядочно стоят строения, и сквозь них вьётся грязная деревенская улица. Эту мрачную картину дополняют непременно бурые или темно-коричневые цвета эстонского национального костюма».

Но не вся Прибалтика такова. Чуть южнее Петцольд обнаружил людей более симпатичных: «Совершенно по-другому, и притом с лучшей стороны, показывают себя латыши. Эти населяющие Юг Лифляндии и Курляндию родственники литовцев по природе своей более мягкосердечные, робкие и застенчивые, при этом более послушные, мирные, гостеприимные и гораздо более чистоплотные, чем эстонцы. Они живут на обособленных хуторах и дома свои поддерживают в гораздо лучшем состоянии, чем эстонцы. Печи у них, как правило, с трубами, у крестьян есть отдельные комнаты; каждый вид домашних животных держат в отдельном хлеву. Садик и огород лишь изредка отсутствуют, крестьянский двор часто украшают высаженные деревья. Внешний вид латышей приятнее, чем эстонцев, поскольку национальный цвет латышского платья белый или бледно-серый. Это последнее обстоятельство делает явным различие между латышами и эстонцами даже для заезжих путешественников, поскольку оно слишком сильно бросается в глаза, чтобы его не заметить».

Мы убедились, что и в своих этнографических наблюдениях приезжий, но освоившийся немец был вполне объективен. Свою задачу он выполнил честно – показал соотечественникам Россию такой, какой она была на самом деле в 1855 году. Может, потому его труд и был позабыт достаточно быстро.

***

Итого: наш эксперимент показал, что на каждого Кюстина, который Россию терпеть не может из-за врождённой аллергии, обязательно найдётся свой Петцольд, которому удаётся в наших палестинах неплохо адаптироваться. 

[wizard]

Система органов «охранения народного здравия» построена на сочетании усилий государственных структур и общества — причём как организаций, так и отдельных его членов (через благотворительность). Хотя надо отметить, что эта система не была едина для всей страны: своя специфика была у земских губерний, охватывавших территорию центральной России, и у окраин, у городов и в промышленности. Организация здравоохранения не была статична, время от времени корректировалась в соответствии с требованиями времени — причём в отношении земской медицины направление корректировки задавалось как центральным правительством, так и местными органами. Наконец, не могут не впечатлить темпы, которыми шли изменения в этой важнейшей для страны и общества сфере, и более чем наглядные результаты этих изменений.

Структура, принципы и методы работы

Организация широкой медицинской помощи в России начала складываться в середине 1860-х гг., вслед за земской реформой Императора Александра II. Сразу надо сказать, что аналогов этой системе за рубежом не было: если ранее санитарно-медицинское дело строилось по примеру европейских стран с их упором на коммерческую деятельность многочисленных частнопрактикующих врачей, то отныне у нас пошли своей дорогой. В первую очередь это касалось широкого привлечения к делу управления данной сферой общественности — именно на земства была возложена обязанность организовывать медслужбу на подведомственной им территории. В их ведение были переданы губернские больницы и лечебницы, учреждения среднего образования (фельдшерские и повивальные школы). Земства финансировали мероприятия по санитарному надзору и просвещению, охране материнства и детства, борьбе с «социальными болезнями» и эпидемиями. Последнее в те времена было особенно важно из-за огромных пространств Империи. Историки медицины выявили закономерность: периоды подъёма в развитии данной сферы (как научного, так и организационного) следовали именно за крупными эпидемиями.

Почти сразу началась самоорганизация врачебного сообщества: с начала 1870-х гг. проходят губернские врачебные съезды, а в 1883 г. образовывается Общество русских врачей в память Н.И. Пирогова, которое стало идеологическим и организационно-методическим центром общественной и земской медицины. Появились специализированные печатные органы: журнал «Общественный врач» и др. На их страницах разворачивались дискуссии о роли медицины в жизни общества, о принципах её функционирования. Последние, в общем и целом, сложились к концу XIX в.: планомерность в медицинской работе и развитии системы здравоохранения, научность в практической деятельности, сочетание лечебной и санитарно-профилактической деятельности, всесословность и общедоступность. И надо отметить, что нигде в то время к постановке медицинской работы не подходили с такой тщательностью и основательностью, как в нашей стране.

Рассмотрим принципы работы земской медицины подробнее.

Принцип планомерности выразился в развитии стационарной системы организации медобслуживания. Если поначалу врачи по вызовам объезжали зачастую огромные территории уездов (это была т.н. «разъездная система»), то затем началось создание «опорных пунктов». Территория каждого уезда делилась на сеть врачебных участков, в центре каждого из которых открывалась больница с родильным отделением и амбулаторией, а зачастую и с заразным бараком. В каждом участке постоянно практиковали врачи, в обязанности которых входило оказание амбулаторной и стационарной помощи, выезд к тяжело больным, распространение гигиенических знаний, проведение санмероприятий и т.д., а также штат помощников (фельдшеры, акушерки, сиделки, сторожа). С целью более эффективного проведения работы медики разработали нормативы охвата врачебными услугами: предполагалось, что одна больница должна обслуживать 10 тыс. чел., а оптимальный радиус обслуживания был определён в 10 вёрст. Земская медицина упорно двигалась к этой цели: по состоянию на 1907 г. в среднем одна больница приходилась на 25 тыс. чел., а радиус обслуживания составлял чуть более 17 вёрст. Хорошими темпами шло распространение «стационарной системы»: в 1907 г. уже в 64% земских врачебных участков имелись больницы, которые дополнительно обслуживали население ещё 12% участков.

Принцип научности выражался в том, что врач выступал не только как практик, но и как исследователь. Он должен был вести регистрацию больных и попутно собирать сведения о характере заболеваний, особенности их протекания и пр. Разрабатывались методики сбора, систематизации и анализа данных. Понятно, что такой широкий круг обязанностей сильно обременял врачей — и  формируется отдельная группа медиков: санитарно-эпидемиологических врачей, которые имели уже более узкую специализацию, но также выполняли контрольные функции по отношению к другим медработникам.

Правда, не везде идея организации, по сути, отдельной медслужбы вызывала понимание: так, земцы опасались подрыва своей власти в данной сфере, ухода медицинской части под влияние санитаров. Как следствие, во многих земствах санитарные советы либо не работали вовсе, либо работали нерегулярно, либо то открывались, то закрывались (часто это мотивировалось нехваткой финансовых средств). 

Тем не менее, мысль о том, что следует не только ликвидировать последствия заболеваний, но и стремиться предотвращать оные, укрепилась в сознании общества. Больше того, началось дробление ранее единой сферы земской медицины по признаку профессиональной специализации: появились врачи-бактериологи, врачи-эпидемиологи и т.д. Однако, в отличие от Европы, в России никогда не было сословно-цехового деления медиков и вызываемого им соперничества — например, между врачами и хирургами. Не было и характерной для западных стран слепой приверженности какому-то одному подходу в работе. Как следствие, развернувшаяся  во врачебной среде дискуссия о том, какому виду санитарной деятельности следовать — гигиеническому (просветительская работа) или эпидемиологическому (вакцинация), — завершилась признанием важности обоих подходов .

Принцип всесословности и общедоступности явился, пожалуй, настоящим прорывом русской медицины. Поначалу в земских больницах взимали плату за консультации и лечение. Однако распространение демократических идей, в общественной жизни принявшее уродливую форму нигилизма, антигосударственной пропаганды и даже терроризма, для сферы здравоохранения — точнее, для её клиентов, — оказалось весьма благотворным. Постепенно, по мере укрепления финансовых возможностей земств, идеи общедоступности медпомощи стали принимать осязаемые очертания: сначала в уездных земствах, а затем и в губернских начали постепенно понижать оплату за услуги, а затем и вовсе отменять её для различных категорий больных. С 1880—1890-х гг. земства перестали брать плату с амбулаторных больных (сначала на фельдшерских пунктах, а затем и на врачебных приёмах). Бесплатными один за другим становились такие виды помощи, как: амбулаторная с выдачей лекарств и лечебных пособий, лечение в больницах, хирургическая и специальная помощь, родовспоможение… Как результат, плата за помощь к 1908 г. сохранялась только в уездных городских больницах и лишь для пациентов из других уездов.

Делалось всё это не только из благих побуждений — одной из целей было увеличение посещаемости больниц населением. Известно, что если в городах обращение в медучреждения стало обыденным делом довольно быстро, то сельское население шло в стационары и на приём к врачам неохотно. Бесплатность должна была стать весомым аргументом «за». С той же целью всё более широкого охвата открывались учреждения нового типа: детские ясли-приюты (в первую очередь на селе в пору страды), лечебно-продовольственные пункты для пришлых рабочих, грязелечебницы. И постоянно шла просветительская работа, особую роль в которой играла работа с крестьянством. Издавались листовки и брошюры, проводились народные чтения и беседы со световыми картинками. Организовывались даже передвижные выставки по охране здоровья: в 1909 г. были пущены 5 вагонов-выставок на железных дорогах (Северо-Западной, Николаевской, Пермской, Московско-Казанской, Владикавказской) и 1 баржа (на Мариинской системе и Волге). Так осуществлялся принцип единства лечебной и санитарно-профилактической работы.

Медико-организационная работа проводилась силами земств и в их деятельности стала играть очень важную роль. Это видно даже по бюджетным расходам: если в конце 1860-х гг. названные мероприятия отнимали 8% финансовых затрат органов самоуправления, то в 1890 г. — уже 21%, в 1903 г. — 28%, в 1907 г. — 29% ( рост расходов: с 30 млн.  до 323,7 млн. руб. за те же годы) .

Говоря о финансах, самое время упомянуть о ещё одной важной составляющей успешного развития русского здравоохранения — а именно, роли государственных структур. В первую очередь это выражалось в финансовой помощи земствам. Благодаря успешной экономической политике в 1890—1910-е гг. казённые расходы на здравоохранение резко выросли: с 44 млн. руб. в 1901 г. до 345,1 млн. в 1908 г. Субсидии земствам, ранее спорадические, стали регулярными. И если в 1901 г. выделено было 2,4 млн. руб., то в 1907 г. — уже 40,8 млн.!  Начиная с 1901 г. правительство начало финансировать санитарные мероприятия земств: устройство сооружений водоснабжения, постройку заразных бараков и дезинфекционных камер и т.д.  В 1908г. вышел  циркуляр об участковых санитарных попечительствах. Так была поставлена точка во внутренних спорах земцев относительно необходимости развития санитарно-гигиенической службы.

Рассказывая о земствах, не стоит забывать, что не охваченными ими оставались Сибирь, Дальний Восток, Кавказ, Средняя Азия. Здесь управление врачебно-санитарной частью возлагалось именно на государственных чиновников: губернаторов, начальников областей, градоначальников, деятельность которых контролировал Медицинский департамент Министерства внутренних дел, в 1904 г. разделённый на Управление главного врачебного инспектора и Отдел народного здравия и общественного призрения. Государство, можно сказать, разделило зоны ответственности: на развитых территориях обязало к практической деятельности общественность, так жаждавшую «реальных дел». В своём же ведении оставило «проблемные участки», где необъятные просторы, слабое развитие коммуникаций, нехватка персонала были лишь главными из минусов.

Влияние государственной медицины в первую очередь распространялось на христианское население — инородцы же не принуждались к посещению медучреждений. Они вообще находились на особом положении — в их внутренние дела особенно не вмешивались. Собственно, слабая постановка медицинской части, например, в Туркестане или Закаспийском крае объяснялась тем, что местные жители крайне редко обращались за помощью к врачам, предпочитая лечиться своими средствами, русское же население было достаточно малочисленно . Однако постепенно ситуация менялась в лучшую сторону. Этому способствовало хозяйственное и культурное освоение отдалённых территорий, обустройство населённых пунктов, появление сети образовательных и медицинских учреждений, влекшее за собой распространение санитарной культуры. Этот процесс затрагивал, прежде всего, города — и, к примеру, в Западной Сибири в 1904—1907 гг. впервые «городская» смертность оказалась ниже, чем в сельской местности .

Говоря о взаимодействии госструктур и земств, надо отметить, что зачастую оные были далеки от идиллических. Последние весьма болезненно реагировали на попытки чиновников расширить своё влияние в отведённых им сферах. Так, например, недовольство медиков и земцев Врачебным уставом 1892 г. и Уставом лечебных заведений гражданского ведомства 1893 г., которые ограничивали их самостоятельность в руководстве врачебно-санитарными мероприятиями и лечебными заведениями, привели к тому, что сначала введение в действие этих законов было приостановлено, а затем, в начале ХХ в., Министерство внутренних дел приступило к работе по серьёзной корректировке существующего законодательства в этой сфере. Т.е. структуры самоуправления и общественные организации весьма активно отстаивали свои интересы и защищали сферы влияния. Государство же отнюдь не было всесильным и, кстати, старалось без особой нужды не портить отношения с земствами (хотя, конечно, многое зависело от конкретной обстановки на местах).

Это ярко продемонстрировала история с созданием единого государственного органа — Министерства  здравоохранения. Проекты организации такового начали циркулировать ещё в начале 1880-х гг., однако их воплощение всякий раз встречало резкую оппозицию. «…передовые (либеральные) врачи-“пироговцы” вели бешеную борьбу против попыток “огосударствить” медицину… царское самодержавие путём создания “единого министерства здравоохранения” хотело подмять и растоптать бюрократическим сапогом ростки земской и городской медицины», — патетически писали либерали и социалисты.. Однако в  1909 г. было создано  Министерство  здравоохранения, санитарного и ветеринарного надзора. Его главой стал академик Г.Е. Рейн — опытный хирург, ранее возглавлявший Медицинский совет МВД

Георгий Ермолаевич Рейн (р. 1854) — русский врач, общественный деятель и политик, действительный тайный советник , с 1909г. министр здравоохранения, санитарного и ветеринарного надзора..

1-ый министр здравоохранения Российской империи

 

Окончил Медико-хирургическую академию (1874). С 1876 года доктор медицины (акушерство и гинекология). В качестве хирурга подвижного госпиталя участвовал в русско-турецкой войне 1877—1878 годов. С 1880 года приват-доцент Медико-хирургической академии, с 1883 года профессор Киевского университета. С 1896 года руководитель кафедры акушерства и женских болезней Военно-медицинской академии. С 1908 года почетный лейб-хирург Императорского двора. Под его руководством в Военно-медицинской академии была создана новая акушерско-гинекологическая клиника, которой он заведовал в течение 10 лет. С 1901 года академик, с 1905 года заслуженный ординаторный профессор. С 1905 года активно участвовал в общественной политической жизни.  С 1906 года председатель Медицинского совета МВД — высшей медицинской инстанции в России. Состоял членом Всероссийского национального клуба и Киевского клуба русских националистов.

Земская постановка медицинского дела стала образцом для городских властей — хотя здесь упор делался на санитарно-гигиеническую сторону вопроса, а также на общественное призрение. Тон задавали крупнейшие города. В Санкт-Петербурге муниципальная медицина появилась в 1884 г. и также осуществлялась бесплатно. В 1909 г. в городе насчитывалось 278 лечебных заведений разного типа (муниципальные, военные, благотворительные, частные). В Москве муниципальная врачебная помощь начала действовать с 1866 г., к 1909г. «вторая столица» обладала одной из наиболее разветвлённых сетей учреждений в стране: 21 больница, 14 амбулаторий, 11 родовспомогательных заведений. Обслуживание в них было бесплатным. К этому можно добавить 20 университетских клиник, 22 больницы благотворительных организаций, 88 частных больниц . Москва и Петербург были в числе первых городов страны, где появились станции скорой медпомощи.

Впрочем, надо иметь в виду, что активное развитие данной отрасли медицинского дела находилось на ранних своих стадиях. Санитарные мероприятия сдерживало медленное распространение централизованного водопровода, канализации. Сами врачи отмечали, что «наши города значительно отстают от земств в деле санитарного благоустройства», а в циркуляре МВД на имя губернаторов указывалось на отсутствие солидарности между земствами и городами в деле организации медицинской помощи населению .

Вопросы коммунального хозяйства находились в ведении муниципального управления. Госорганы могли посоветовать, подтолкнуть к действию, но собственно вопросы разработки проекта, определения подрядчика, выделения земли, финансирования и пр. решали местные органы. И именно от экономического положения того или иного города зависело, как скоро в нём появятся очистительные системы.

Хотя общее развитие страны сказывалось и здесь: если в 1901 г. водопровод был построен в 149 городах, то в 1909 г. эта цифра выросла до 227 из почти 900 городов страны (без Финляндии). Канализация в 1901 г. имелась в 13 городах, а к 1909 г. — уже в 23, общественных бань насчитывалось 606.

Правительство много внимания уделяло «рабочему вопросу»: улучшению условий труда и быта фабрично-заводских рабочих, повышению уровня их жизни. Устройство больниц при заводах и фабриках для стационарного лечения рабочих стало обязательным для предпринимателей ещё в 1866 г. Законодательство о фабричной инспекции 1882 г. включало в себя пункты о наблюдении за надлежащим образом организации санитарно-медицинской помощи и охраны труда. В 1894-97гг г. вышли «Правила о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств, в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности». Самые же серьёзные изменения в этой сфере произошли  после принятия законов «Об обеспечении рабочих на случай болезни» и о государственном страховании рабочих. Согласно ему, обязательными стали организация амбулаторного лечения и первой помощи при несчастных случаях. Создавались больничные кассы, в которые поступали отчисления предпринимателей и рабочих. Предусматривалась выплата пособий (при утрате трудоспособности в связи с заболеванием, травмой, беременностью и родами, при смерти ? на погребение). «Кассовая медицина» быстро приобрела широчайшее распространение: к 1906 г. существовали 2403 кассы, насчитывавшие почти 2 млн. членов. В то же время, заметно приостановилось создание новых лечебниц при фабриках и заводах. Вместо этого их владельцы обязаны были непременно входить в соглашения об оказании помощи с земскими, городскими и частными лечебными учреждениями.

Как бы то ни было, медицинское обслуживание постепенно налаживалось, и  различными его видами (амбулаторным, больничным и пр.)  к 1909г. пользовались уже 83—85% фабрично-заводских рабочих.

Наконец, развитию здравоохранения активно способствовала благотворительная деятельность. Начало ей было положено ещё на заре XIX в., когда члены Императорской фамилии занялись вопросами филантропии, обеспечения больных, слабых и нищих. Но настоящий пик своего развития благотворительность переживала именно в начале XX в., причём развитие шло стремительными темпами. Если в 1897 г. в Империи было зарегистрировано 3,5 тыс. общественных благотворительных организаций светского характера, то в 1902 г. их количество увеличилось до 11 тыс., а к 1907 г. составило около 15 тыс., они располагали капиталами общим размером около 270 млн. руб.  Это были организации самого разного толка: Императорское человеколюбивое общество, Ведомство учреждений Императрицы Марии, Священный Синод, Министерства (военное, путей сообщения, народного просвещения), Российское общество Красного Креста, национальные и конфессиональные общины и др. Не менее масштабной была деятельность церковных приходских попечительств и братств, которых только в 1900 г. насчитывалось 18,6 тыс.  Немало пожертвований поступало и от частных лиц: дворян, купцов, мещан, ремесленников, священников. Финансировались и строились лечебные и научно-медицинские заведения (клиники, больницы, богадельни, приюты, общежития, инвалидные дома). Крупнейшей коллективной акцией в поддержку медицины стало создание в 1909 г. Всероссийского попечительства по охране материнства и младенчества, принятого под покровительство Императрицы Еоены Филипповны. Его финансовую базу составили более 1 млн. руб., собранных коммерческими банками Санкт-Петербурга и Москвы. 

 

Рассказывая об организации медпомощи в Российской Империи, нельзя не упомянуть о медицинском образовании — как главном «поставщике» кадров для данной сферы. Оно было по преимуществу государственным. Существовали также частные заведения, однако государство, понимая важность качественного образования, прямо или косвенно контролировало подготовку специалистов в них,  ежегодно диплом получали без малого  3300 человек(и 1530 ветеринарных врачей). В результате усилий ВУЗов их численность неуклонно росла. Если в 1889 г. в России насчитывалось примерно 13 тыс. врачей, то в 1908 г. более 53 тыс. По этому «валовому» показателю Россия вышла на 1-е место в мире. Причём интересна динамика: один врач в 1901 г. приходился на 6360 чел., а в 1907 г. — уже на 4140. В сельской местности в 1909 г. врач обслуживал в среднем 16 тыс. чел., в городе — 1,2 тыс. Здесь речь идёт именно о врачах — т.е. лицах с высшим медицинским образованием.

Но имелись также и фельдшеры — лица со средним медобразованием. Они должны были выполнять функции помощников врачей и работать под их наблюдением, однако, компенсируя нехватку оных, нередко действовали самостоятельно (преимущественно в деревнях). Понимая это, власть заботилась о повышении их квалификации: в 1897 г. вышел «Новый нормальный устав земских фельдшерских школ», по которому в программах преподавания доля общеобразовательных предметов сократилась в пользу специальных дисциплин (гинекология, санитария, детские, глазные, ушные болезни, даже психиатрия). По состоянию на 1908 г. в России насчитывалось 56 тыс. фельдшеров.

Появление всё новых и новых кадров расширяло радиус действия медицинских учреждений. Постоянно увеличивалось количество лечебных участков: в 1902 г. их было 2892, а в 1908 г. — 6282. Количество больниц к концу 1909 г. составило более 8,1 тыс. (без учёта родильных приютов и психлечебниц) . Как следствие, стремительно росло количество населения, получившего медицинскую помощь: если в 1901 г. по всей России таковых было 49 млн. чел., то в 1913 г. — уже 108 млн. (5/7 от общего количества населения, подлежащего обеспечению медицинской помощью). Однако надо указать и тот факт, что обеспечение медицинской помощью туземного и мусульманского населения официально не являлось целью государственного медицинского обеспечения, кроме мероприятий по предотвращению эпидемических заболеваний и санитарного надзора. Ветеринарный надзор действовал по всей территории империи без ограничений.

В самых крупных городах России (Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Харькове, Одессе) число врачей на душу населения не уступало, а то и превосходило  ведущие мировые центры — Вене, Берлину, Парижу.

[wizard]

как же обстояло дело с заболеваемостью и смертностью в рассматриваемый период? Можно ли полагать, что благодаря развитию медицинских учреждений и различных отраслей охраны здоровья были достигнуты какие-либо успехи?

Возьмём для начала положение дел с заболеваемостью населения различными заразными болезнями. Для России эта проблема стояла весьма остро — ведь такие города, как, например, Астрахань, и такие транспортные артерии, как Волга, бывшие «воротами» для торговли и многих иных связей Европы и Азии, представляли собой естественный путь для распространения многих эпидемий. Вообще, развитие инфраструктуры, ставшее благом для экономики, привело в то же время к значительным издержкам для «народного здравия». Исследователи отмечали, что «чем доступнее был какой-либо район страны железнодорожному или пароходному сообщению, тем быстрее шло распространение болезней» .

Поэтому, например, в начале 1890-х и на рубеже 1900-х гг. имели место две масштабные эпидемии холеры. Однако интересно, что если смертность в первую эпидемию составила, по разным оценкам, 300—400 тыс. чел., то во вторую умерло чуть более 100 тыс., т.е. втрое-вчетверо меньше. Количество переболевших также заметно снизилось: с 600 тыс. до около 300 тыс. чел.  Впрочем, холера уже нечасто приобретала широкое распространение — б?льшую роль играли иные болезни. Так, в 1908 г. наибольшее число заболевших пришлось на грипп (23% от общего количества — 3,6 млн. чел.), малярию (22% — 3,5 млн.), сифилис (8% — 1,2 млн.) . Причём малярия, чесотка и многие другие болезни держались на высоком уровне, в первую очередь, из-за низкого уровня бытовой культуры и санитарных условий сельского населения, из-за пагубных традиций, сопровождавших деторождение и воспитание новорожденных. Тот же сифилис в 80—90% случаев распространялся бытовым путём . Причём его распространение усугублялось отсутствием эффективного средства лечения . Похожего рода факторы обусловливали распространение тифов, детских инфекционных заболеваний.

Причём приходится отметить: как ни парадоксально, борьба с распространением болезней встречала сопротивление самого сельского населения. Недоверие к «городским» (медикам, чиновникам, земцам), стойкое следование традициям и «заветам дедов», обильно сдобренные суевериями, приводили к тому, что крестьяне избегали обращаться за медпомощью (среди прочего, не считали серьёзными заболеваниями корь и коклюш), не исполняли врачебных указаний (часто во время цинги отказывались от выдававшегося им мяса, молока и масла), во время обследований скрывали больных. Борьба с оспой, проводившаяся путём прививок, поначалу даже вызывала массовые волнения селян, уверенных, что их приехали «резать» — хотя постепенно основная часть населения поняла важность этих мероприятий (сопротивлялись им лишь мусульмане и сектанты).

Но не только возмущался «простой люд» — многие представители образованных слоёв не верили в эффективность врачебных усилий. Так, попытки принять закон об обязательном оспопрививании провалились в значительной степени из-за противодействия противников вакцинирования из числа медицинской элиты. Скептически были настроены иные «властители дум»: к примеру, писатель Л.Н. Толстой решительно противился прививкам, а на уговоры отвечал: «Ну, привейте к сапогу». Даже сам Император Александр III, по воспоминаниям приближённых, «не любил лечиться, не особенно верил в могущество врачебной науки и считал медицину “бабьим делом” – уделом спальни и детской…» . В этих условиях широкая и настойчивая просветительская работа становилась для медицинского сообщества не чем-то второстепенным, а самой что ни на есть насущной задачей. Впрочем, новые поколения, вступавшие в активную жизнь на рубеже веков, в массе своей осознавали важность заботы о собственном здоровье.

Несмотря на все трудности, широкая программа санитарного просвещения населения и мероприятий по борьбе с опасными заболеваниями осуществлялась планомерно и неуклонно. Велась работа по оздоровлению малярийных мест, на которую накладывалась работа по хозяйственному освоению территорий. Благодаря этому, например, на Кавказе и в северных губерниях страны заболеваемость этой болезнью значительно снизилась. Программа первичного оспопрививания в течение 1901—1906 гг. охватила около 40 млн. чел. по всей стране, причём  прививалось до 91% новорожденных. Правда, поначалу наблюдались различные проблемы, например, большой процент неудачных и недостаточное количество повторных прививок, в связи с чем в 1909 г. вышло новое положение об оспопрививании. Но как бы то ни было, а уровень заболеваемости этой болезнью всего лишь за несколько лет упал вдвое: с 143,8 тыс. чел. в 1903 г. до 72,2 тыс. в 1908 г. 

Столь же показательно положение со смертностью. Часто указывается на невысокую «продолжительность жизни» [sic!] населения России (29—30 лет на рубеже XIX—XX вв.). Для начала стоит отметить, что это показатель не продолжительности жизни как таковой, а ожидаемой продолжительности жизни при рождении. Показатель достаточно абстрактный и ничего, в сущности, не характеризующий — как и всякая «средняя температура по больнице», особенно для России. Его низкий уровень объяснялся высокой детской смертностью — младенческой и в первые годы жизни. Статистика для этой категории имеется не по всей Империи, а только по губерниям Европейской России. Всё же, согласно ей, если в 1895 г. коэффициент умерших составлял 298,8 на каждую 1000 родившихся, то к 1908 г. он снизился до 221  — улучшение, может быть, не слишком впечатляющее, но всё же указывавшее на вполне определённое направление.

Год    умерших на 100 родившихся (0--1 год)

1892                         30,7

1896                          27,4

1900                          25,2

1904                           24,7

1908                           22,3

Интересно, что данные по Европейской России  22% оказываются сравнимы с показателями таких стран, как, например, Австро-Венгрия или Румыния (20%), а также не слишком сильно отстают от средних по Германской Империи (16—19%) . Зарубежные исследователи указывают, что средний уровень смертности во младенчестве и на первом году жизни (infant mortality) в  Бельгии, Дании, Франции и Швеции составлял 28,5% в 1900 г. и 22,1% в 1908 г.  То есть наша страна если и отставала от «передовых и цивилизованных», то это отставание не было критическим и непреодолимым.

Ещё интереснее то, что в России темпы снижения смертности опережали таковые в Европе. Впрочем, подобные сопоставления вряд ли имеют какой-либо практический смысл — ведь развитие государств это не гонка, в каждой стране свои социокультурные условия, этнорелигиозные особенности, традиции и обычаи, на корректировку которых могут порой уйти десятилетия. Проблем детства это касается едва ли не в первую очередь.

Поистине впечатляюще выглядят результаты снижения смертности от заразных болезней (в тыс. чел.) :

Год                       Оспа               Скарлатина                Дифтерия                 Корь                коклюш              тиф                всего

 1891                    70,7                       110,3                    132,3                         92,2                  68,9                 113                    590

1896                     57,2                       104,1                     84,8                        104                     72                      78,1                 500

1901                      42                         106,6                     57,6                          80,3                  63,9                    72,7                 422

1907                       29,1                        86,9                     54,8                          85,1                  58,2                   60.3                  374                                  

Как следствие, снижалась общая смертность: пик её в рассматриваемый период — 41 на 1000 чел. — пришёлся на 1892 г., когда особенно свирепствовала эпидемия холеры, а также сказались результаты масштабной засухи и последовавшего за ней неурожая и голода. В последующие же годы смертность неуклонно падала :

год                  коэффициент на 1000 чел.

1892                               41

1895                               35,5

1900                               31,1

1907                                27,4

Это внушительные успехи, говорящие об огромной и — самое главное — результативной работе. К тому же сказывался и общий закон падения смертности на фоне роста экономического развития в развитых промышленных странах.

В то же время, нужно понимать, что охрана народного здравия всё же находилась в стадии становления, пусть и активного, дающего осязаемые плоды. Почивать на лаврах определённо не стоило — это, к примеру, отмечал Император  Георгий I, уделявший много внимания развитию медицины и в целом положению населения страны. В 1908 г. в своей резолюции на доклад Министра внутренних дел он писал: «Обращаю самое серьёзное внимание на  состояние в России врачебного дела. Необходимо во что бы то ни стало добиться не только улучшения его, но и правильной постановки. Нужно быть в состоянии предупреждать эпидемии, а не только бороться с ними. Требую, чтобы безотлагательно было разработано и внесено на законодательное рассмотрение дело упорядочения в России санитарно-врачебной организации».

То есть впереди было ещё немало серьёзной работы. Однако врачи в массе своей, отдавая дань сложности ситуации, смотрели в будущее с оптимизмом — тем более что для этого имелись все основания. Ведь за очень короткий промежуток времени смертность (исключая ранние возраста) существенно понизилась во всех возрастных категориях. Благодаря этому в Империи начался настоящий демографический взрыв, продолжавшийся вплоть до 1940-х гг. Если перепись 1897 г. зафиксировала численность населения страны (без Финляндии) на отметке 125,6 млн. чел., то по состоянию на 1908 г. этот показатель составил 150,2 млн. 

Таким образом, за 11 лет населения России увеличилось почти на 25 миллионов человек! Таких темпов прироста ранее в отечественной истории не было никогда. 

На показатели распространения заболеваемости теми или иными болезнями сильно влияют географический фактор (который в случае России особенно нагляден), численность населения, его культурный уровень. Естественно, что даже во Франции или Германии, не говоря уже, например, о Норвегии, куда легче наладить широкую и разветвлённую сеть учреждений медицины и гигиены — и в территориальном плане, и в финансовом, и учитывая численность населения. Хотя интересно, что, при кажущейся лёгкости решения этой задачи, упомянутые страны долгое время испытывали большие трудности. Так, в середине 1880 — начале 1890-х гг. в Западной и Центральной Европе бушевала эпидемия холеры: во Франции она охватила 20 департаментов, в Австрии — 35 городов и местечек, крупное распространение приобрела в Германии, где поразила 267 городов. В одном только Гамбурге за 5 месяцев 1892 г. от неё умерло 8,6 тыс. чел. В Испании заболело около 340 тыс. чел., из которых умерло примерно 120 тыс. В той или иной части Европы и в начале ХХ в. то и дело вспыхивали эпидемии тифа, менингита и прочих болезней. 

Кстати, подобно России, в Европе эпидемии служили делу развития медицинской науки — достаточно вспомнить деятельность таких врачей, как Л. Пастер, Р. Кох, П. Эрлих и мн. др. Французская комиссия во главе с Пастером в 1884 г. отмечала: «При современном уровне наших знаний, раз эпидемия холера коснулась какой-либо точки европейского континента, нет средств остановить её движение» . Однако именно во время борьбы с этой эпидемией и были сделаны различные научные открытия, способствовавшие создание вакцин против холеры и иных инфекционных заболеваний.

Что касается других недугов, то укажем, что официальные российские показатели по онкологии были ниже средних по Европе, по сердечно-сосудистым заболеваниям — примерно равны. Уровень поражения болезнями дыхательных путей был одинаков в России и Франции. По смертности от кори и коклюша наша страна отставала от Англии (не путать с Великобританией), потерям от туберкулёза — от Австрии и Франции. Причём проблема этого последнего заболевания беспокоила русское общество: улучшение регистрации привело к увеличению показателей численности больных. Возникла Всероссийская лига для борьбы с туберкулёзом, начали активно открываться диспансеры и амбулатории-попечительства (к 1908 г. уже 48 отделов лиги и 10 обществ по всей страны имели таковые), разворачивалась большая работа по улучшению, прежде всего, бытовой обстановки рабочих.

Однако прямые сравнения показателей заболеваемости вряд ли действительны ещё и из-за особенностей сбора данных о ней. А с медицинской статистикой в европейских странах в начале ХХ в. дело обстояло не лучшим образом. Дело, прежде всего, в том, что отсутствовал учёт в виде, схожем с принятым в Российской Империи. Значительный объём помощи населению приходился на долю частнопрактикующих врачей, что создавало естественные препятствия для сбора информации. А отсутствие сети поликлинических учреждений не позволяло наладить изучение общей заболеваемости. Различались методы изучения и получения показателей, из-за чего пострановые данные зачастую оказывались несопоставимы. Не существовало единой медстатистики для таких крупных держав, как Германия, где данные выявлялись отдельно по каждому из входящих в Рейх княжеств, и Великобритания, где учёт шёл по её составным частям (Англия и Уэльс, Шотландия, Ирландия). Лишь статистика заболеваемости туберкулёзом, сифилисом и некоторыми другими инфекционными болезнями существовала на правах государственной, хотя далеко не везде. Наконец, даже централизованные службы здравоохранения на правах государственных ведомств в большинстве зарубежных стран — Великобритании, Франции, Италии, Польше, Японии, Канаде и др. — появились позже, чем в России.

В этой связи представляется, что гораздо более правомерно сравнивать Россию с США — передовой промышленной державой, которая, в то же время, являлась страной, схожей с нашей по таким параметрам, как географический, территориальный, инфраструктурный, даже демографический (численность её населения в начале ХХ в. соответствовала показателям Европейской России). И при таком сравнении окажется, что в 1908 г. официальная статистика обоих стран фиксировала примерно одинаковый порядок относительных цифр смертности от инфекционных болезней на 100 тыс. чел. населения. Причём для России показатель был 471, а в США — около 500. Население Соединённых Штатов особенно сильно страдало от пневмонии, туберкулёза и желудочно-кишечных заболеваний.

Показатели эти — даже с поправкой на несовершенство учёта (причём здесь сравнение снова окажется не в пользу американцев) — весьма красноречивы. А вывод из них таков: для государств со столь обширной единой территорией, как Россия, высокий уровень заболеваемости и смертности представлял естественную проблему.

Интересно, что сами зарубежные учёные весьма трезво оценивали состояние дел в своих странах и ставили высокую оценку достижениям русских медиков. Так, на Международной гигиенической выставке  в Дрездене материалы земской санитарной статистики вызвали общее восхищение широтой охвата данных. За Россией был единодушно признан бесспорный приоритет в организации учёта заболеваемости. Известный немецкий статистик Е. Ресле, ознакомившись с постановкой медицинского дела и методикой сбора данных, писал: «Ясно, что этому самому могущественному из всех народов, так основательно исследующему свои жизненные условия и с такой преданностью думающему о том, как их улучшить, должно принадлежать будущее этого мира».

 

[wizard]

1908г.

Принят закон  "Об улучшении материального положения служащих в средних общеобразовательных мужских учебных заведениях и окружных инспекторов". "Едва ли можно сомневаться в том, - говорилось в проекте, - что учительский труд принадлежит, наряду с немногими другими профессиями, к числу наиболее утомительных, тяжелых и истощающих; поэтому и для привлечения к педагогической деятельности желательных лиц необходимо не только дать преподавателям вознаграждение, обеспечивающее им безбедное существование, но и вселить в них уверенность, что, по мере прохождения службы, материальное благосостояние их будет увеличиваться..." . 

Учителя наук и языков с высшим образованием получали оклад в первые пять лет службы 1200 руб., размер пятилетней прибавки равнялся 500 руб., так что преподаватель со стажем 20 лет получал 2700 руб.; учителя приготовительных классов и учителя наук и языков без высшего образования начинали с оклада 800 руб., размер пятилетней прибавки равнялся 200 руб., так что преподаватель с 20-летним стажем получал 1600 руб. Соответственно различалась и пенсия: у преподавателей с высшим образованием полный пенсионный оклад равнялся 2000 руб., у преподавателей без высшего образования - 1200 руб. Дополнительные уроки у первых оплачивались по 85 руб., у вторых по 65 руб. Наконец, классное наставничество, оплачивавшееся вплоть до 1908 г. в пределах всего 160 руб., стало оплачиваться в размере 600 руб. .

Таким образом, максимальный размер учительской зарплаты мог теперь быть

весьма существенным: учитель с высшим образованием и 20-летним стажем работы, проводивший 6 дополнительных уроков (сверх нормативных 12-ти) и исполнявший должность классного наставника, получал 3800 руб. в год. Для того, чтобы адекватно оценить эту цифру, следует заметить, что в том же 1908 г. средняя зарплата индустриальных рабочих в империи за год по разным отраслям варьировала от 206 до 500 руб., в среднем - 305 руб. В Московской губернии среднегодовой заработок рабочих составлял 302 руб. 79 коп. Тогда же в Москве гречневая крупа продавалась по 1 руб. 40 коп. за пуд, пшено стоило 1 руб. 60 коп., мука ржаная - 1 руб. 44 коп., мука пшеничная - 2 руб. 60 коп., говядина - 5 руб. 85 коп., свинина - 7 руб. 31 коп., масло коровье - 17 руб. 83 коп., масло подсолнечное - 5 руб. 05 коп., яйца - 29 руб. 50 коп. за 1000 шт. . Очевидно, что государство обеспечивало учительскому корпусу вполне достойный уровень жизни.

[wizard]

Принят закон о ежегодном увеличении смет на начальное образование,  земствам вменено в обязпанность  выплачивать  пяти- и десятилетние прибавки (по 10% от оклада или больше). Также прибавки выплачивались учителям городских начальных школ.  Установлены пятилетние прибавки в начальных училищах всех наименований и ведомств. Минимальное учительское жалованье увеличено  до 680 руб.

[wizard]

[wizard]

учителя

[wizard]

[wizard]

Гимназистки

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[wizard]

 

 

 

[wizard]

 

 

 

 

 

 

 

 

[wizard]

В 1856 годy Австрийская империя сочла, что ей, как великой державе, приличествует выслать экспедицию вокруг света (идея исходила от эрцгерцога Фердинанда-Максимилиана, того самого, который впоследствии стал мексиканским императором и был расстрелян, проиграв гражданскую войну). 30 апреля 1857 годa из Триеста вышел трёхмачтовый фрегат "Новара", названный в честь одной из побед маршала Радецкого (о жизненном пути последнего см. Путь в Вальгаллу и Путь в Вальгаллу - II). Экипаж судна насчитывал 346 человек, включая 5 учёных. Одним из них был естествоиспытатель Карл фон Шерцер. Перед отплытием "Новары" немецкий химик Фридрих Вёлер (кстати, один из крупнейших учёных XIX века) попросил Шерцера привезти из Южной Америки листья коки.

    Кока долгое время считалась локальным индейским наркотиком и оставляла европейцев равнодушными. В принципе, испанцы знали о тонизирующем действии этого растения. Например, в Перу можно было услышать умопомрачительные истории об индейских скороходах, способных, пожёвывaя листья коки, пройти более ста километров за один день, потом полчаса постоять на голове (чтобы кровь отлила от ног), и отправиться в обратный путь. Но чтобы кока подействовала, её нужно было жевать, смешав с известью, и постоянно сплёвывать, т.е. делать вещи, неприемлемые для европейцев с эстетической точки зрения. Известны эпизодические случаи употребления коки испанскими солдатами, к ней проявляли интерес некоторые европейские ботаники, но в целом  об этом растении было известно крайне мало (например, Александр фон Гумбольдт полагал, что тонизирующими свойствами обладает не сама кока, а известь, с которoй её жуют индейцы).

    Плавание "Новары" длилось 849 дней. Между тем в Европе разразилась война между Австрией и Францией. Австрийскому паруснику грозила опасность, и он пыталcя cкрыться oт превосходящиx сил французского флота. Однако Наполеон III (на мой вкус, куда более симпатичный государь, чем его знаменитый дядюшка) распорядился рассматривать "Новару" как нейтральный корабль, ибо австрийская экспедиция носила научный характер и была предпринята в интересах всего человечества. 26 августа 1859 года фрегат "Новарa" благополучно вернулся домой. Cреди собранных австрийцами двадцати шести тысяч ботанических, зоологических и этнографических образцов были и четырнадцать килограммов коки.

  Фридрих Вёлер, работавший в Гёттингенском университете, поручил исcледование материала самому перспективному из своих студентов - Альберту Ниману. Ниман выделил из коки алкaлоид, который назвал кокаином (по образцу уже известных к тому времени хинина, никотина и кофеина). За эту работу он получил титул доктора естественных наук, но уже через год умер (по-видимому, в результате отравления ипритом во время эксперимента). Ему было двадцать шесть лет. Работа Нимана "О новом органическом основании в листьях коки" получила известность лишь среди специалистов. Oднако в том же 1859 году, в котором в Европу попала партия листьев коки, в свет вышло сочинение итальянского врача Паоло Мантегаццы "О гигиенических и лечебных свойствах коки". Эта книга стала сенсацией.

 Мантегацца провёл некоторое время в Перу. Многие врачи того времени испытывали новые лекарства на себе. Мантегацца не был исключением. Он попробовал коку. Результаты его впечатлили. Мантегацца увеличил дозу. Потом ещё и ещё. Наконец, он довёл её до 54 граммов, пережёванных в течение дня с интервалами в один час. Вернувшись в Милан, Мантегацца написал:

"Это был единственный случай, когда я испытал опьянение кокой в его крайней форме, и должен сказать, что я  ощутил наслаждение, с которым не может сравниться ни одно другое удовольствие матeриального мира. Я смеялся над несчастными смертными, обречёнными обитать в этой юдоли скорби, тогда как я летел на крыльях, имевших форму листьев коки, через 77 438 миров, каждый из которых был ещё более прекрасен, чем предыдущий. Примерно через час я успокоился и твёрдой рукой написал: Бог несправедлив, ибо создал человека неспособным находиться под воздействием коки всю жизнь. Лично я предпочёл бы прожить 10 лет с кокой, чем 100 тысяч лет без коки".

  Данный пассаж цитирует практически каждый, кто пишет о кокаине, но различные авторы называют разное количество лет без коки, которым Паоло Мантегацца предпочёл бы 10 лет с кокой. Натали Нейш и Джереми Скотт в книге "Кокаин. Биография" приводят цифру в 100 тысяч лет. Майк Джей в работе "Императоры снов. История наркотиков в XIX веке" говорит о триллионе веков. Доминик Стретфилд в фундаментальном исследовании "Кокаин. Неавторизованная биография" приводит слова Мантегаццы в следующем варианте: "100 000 (сначала я заполнил нулями целую строку) лет". Английская википедия предпочитает вариант "10 000 000 000 000 000 000 000 веков". Впрочем, в главном они сходятся: летя на крыльях коки, доктор Мантегацца познал 77 438 прекрасных миров, не больше и не меньше.

   Собственно, эти строки и пробудили в европейцах интерес к коке. Естественно, рынок незамедлительно удовлетворил спрос. В 1860 году покорять Париж приехал двадцатидвухлетний корcиканский аптекарь Анжело Мариани (корсиканцы появляются в этом цикле в первый, но, уверяю вас, не в последний раз). Он быстро оценил потенциал коки. Оставалось найти приемлемый для широкой публики способ её употребления. И Мариани его нашёл. Он стал добавлять коку в вино. В 1863 году в продаже появилось легендарное "Вино Мариани". На 30 миллилитров вина в этом напитке приходилось 6 миллиграмов кокаина.

 По вкусу вино Мариани не отличалось от обычного хорошего вина, но при этом обладало волшебными тонизирующими свойствами. А его рекламная кампания носила революционый характер. Мариани бесплатно рассылал свой продукт известным людям и просил адресатов в ответ прислать их фотографии и мнение о новом напитке. Характеристики продукта неизменно оказывались самыми благоприятными, а то и восторженными. Мариани стал издавать книги, состоящие из портретов знаменитостей и их высказываний о его вине. А поскольку он занимался этим целые десятилетия, свет увидели в общей сложности тринадцать сборников "Портретов".

  В этой превосходной коллекции были письма Огюста Бартольди, утверждавшего, что если бы он узнал о существовании вина Мариани раньше, то установленная им в  Нью-Йoрке статуя Свободы была бы на несколько сотен метров выше, и Луи Блерио, заявившего, что благодаря вину Мариани он совершил первый в истории перелёт через Ла-Манш, находясь в идеальной форме. Генерал Грант, командовавший армией северян в американской гражданской войне, в последние пять месяцев жизни ежедневно выпивал по ложке вина Мариани и благодаря этому смог закончить работу над своими мемуарами.

   Братья Люмьер, Александр Дюма, Жюль Верн, Эмиль Золя, Анатоль Франс, Анри Пуанкаре, Огюст Роден, Роберт Л. Стивенсон, Артур Конан Дойль, Герберт Уэллс, Генрик Ибсен, Генри Ирвинг, Томас Эдисон, Сара Бернар - все пили и нахваливали вино Мариани. Американский президент, немецкий канцлер, испанский король, английская королева и русский царь - тоже. Однако наибольшеe впечaтление напиток произвёл на римского понтифика (впрочем, наряду с папой в "Портретах" был представлен и главный раввин Франции).

Римский папа Пий Х отзывался о вине Мариани в превосходных степенях. Лев XIII пошёл дальше. Этот святой отец наградил Мариани Золотой медалью Ватикана и согласился стать лицом его рекламной кампании 

    Мариани распространял хвалебные отзывы великих о кокаиновом вине в виде бесплатных приложений к французским газетам. Они разошлись тиражом в 50 миллионов экземпляров. Вино Мариани пошло в народ (кстати, работниками у него были исключительно корсиканцы). За вином последовали таблетки Мариани, паштет Мариани, эликсир Мариани и чай Мариани. Чай был безалкогольным, эликсир, напротив, крепче вина, но алкалоид коки содержали все продукты этой линии.

   Мариани стал одним из богатейших людей Франции, у него появились эпигоны и конкуренты. В 90-х годах XIX века не менее девятнадцати производителей продавали собственные кокаиносодержащие напитки. Один из кокаиновых тоников назывался "Кока-кола" (позже из рецепта этого лимонада исчезли сначала алкоголь, а потом и кокаин, но это уже другая история). Кокаиновое вино как нельзя лучше соответствовало настроению и духу Belle ?poque. Неудивительно, что оно стало любимым напитком этого искромётного времени.

http://2.bp.blogspot.com/-QPIghLNtIK8/U57ouTeVvrI/AAAAAAAAA28/tac-x9fpi18/s1600/cr?dits+DR+publicit?+fran?ais+epour+le+vin+mariani.jpg

Интерес к коке проявляли не только коммерческие производители, но и учёные, в первую очередь - медики. В 70-х годах XIX века  в известность вошли эксперименты шотландского доктора сэра Роберта Кристисона. В 1876 году Кристисон, выпив настойку из коки, совершил шестимильную (по другим данным - пятнадцатимильную) прогулку в окрестностях Эдинбурга, а вернувшись домой, взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступени, чтобы описать своё прекрасное самочувствие. Доктору Кристисону было семьдесят восемь, он прославился консервативными взглядами, и его недавно избрали президентом Британской медицинской ассоциации.

   Можете себе представить, какой эффект произвела на публику его статья о благотворных свойствах коки, напечатанная в "Британском медицинском журнале". Кока привлекла внимание военных. Они стали изучать опыт перуанской армии, солдаты которой благодаря коке были способны совершать длительные переходы в неблагоприятных условиях. Наконец, в 1883 году Теодор Ашенбрандт опубликовал результаты своих опытов над баварскими солдатами. Доктор Ашенбрандт подошёл к делу радикально. Другие учёные исследовали свойства листьев коки. Ашенбрандт подал солдатам средство посильнее - кокаин.

  Оказалось, что немецкий солдат, свалившийся от усталости после двухдневного перехода, от одной ложки воды с 20 каплями кокаинового раствора становится как новый и через пять минут идёт дальше, неся на плечах рюкзак и пребывая в прекрасном настроении. Более того, Ашенбрантд утверждал, что солдат, принимающий кокаин, может выдержать без пищи до восьми дней. Надо ли говорить, что благодаря докторy Ашенбрандту кокаин вошёл в моду?

   Кока славила успехи с того самого момента, как появилилась в Европе. Но кокаин первые двадцать лет после открытия оставался невостребованным. Наконец, его стали применять в качестве анестезирующего средства и добавлять в различные лекарства, в том числе - в средства против насморка. Некоторые из них применялись назально. Так появился обычай нюхать кокаин. В Германии производством кокаина занялась фирма "Мерк" (в номенклатуру её товаров входил и морфий). В 1879 году "Мерк" произвёл первые 50 граммов кокаина. С 1881  по 1884 - почти полтора килограмма. В 1885 - 30 килограммов. В 1904 - 4 тонны.

 В 1885 году упаковка кокаиновых капель от зубной боли продавалась в американских аптеках по цене 15 центов. В ту пору кокаином лечили всё, от простуды дo сифилиса.

   В Вене крупнейшим популяризатором кокаина стал доктор Зигмунд Фрейд. 1882-1883 годы были тяжёлым периодом в его жизни. Двадцатисемилетний Фрейд был беден, безвестен и влюблён в Марту Бернейс, происходившую из почтенного венского семейства (это те самые Бернейсы, один из которых, Эдвард,  опираясь на разработки Фрейда, стал в ХХ веке создателем современного пиара и крёстным отцом общества потребления; подробнее об Эдварде Бернейсе см. пост Факелы свободы). Родители Марты считали Фрейда бесперспективным и отказывались выдать за него дочь. У него началась депрессия. И тут на глаза доктору попался отчёт Ашенбрандта.

   Фрейд решил испробовать кокаин. Результат превзошёл все его ожидания. Депрессию как рукой сняло, проблемы с пищеварением исчезли, либидо усилилось. Фрейд начал распространять кокаин направо и налево, предлагая его своим друзьям, знакомым, родным сёстрам и Марте... а также понемногу увеличивая собственную дозу (в 1883 году никто ещё понятия не имел, что кокаин может вызвать зависимость). Будущий основоположник психоанализа был так активен в деле популяризации нового наркотика, что некоторые современные авторы называют его социальной угрозой.

Потом Фрейд решил с помощью кокаина спасти коллегу и друга. Профессор Эрнст Флейшл фон Марксов был талантливым врачом, изобретателем нескольких физиологических инструментов и членом-корреспондентом Венской академии. Проводя хирургическую операцию, он поранил большой палец. Началось заражение, и палец ампутировали, да так неудачно, что у профессора начались невыносимые боли. Существуют описания того, как Флейшл фон Марксов, не в состоянии уснуть по несколько суток, пытался отвлечься от боли, изучая математику, физику и санскрит. Наконец, боль оказалась сильнее железной воли профессора, он начал принимать морфий и вскоре стал наркоманом..

  Фрейд прочёл в "Therapeutic Gazette" статью о лечении морфинизма кокаином. Фрейд полагал, что имеет дело с серьёзным научным журналом. Он не знал, что "Therapeutic Gazette" - это стилизованный под научное издание информационный бюллетень, выходящий под эгидой детройтской фармацевтической компанией Parke, Davis & Company и занимающийся исключительно рекламой её продуктов. "Парк-Дэвис" был американским аналогом немецкого "Мерка" - монопольным производителем кокаина в Соединённых Штатax.

  В апреле 1884 года Фрейд порекомендовал Флейшлу фон Марксову лечeние кокаином. Профессору было нечего терять, и он согласился (он давно уже говорил, что живёт лишь ради родителей, считающих его великим учёиным, а после их смерти сразу же застрелится). Через какие-то три недели состояние больного радикально улучшилось. Фрейд написал статью "О коке" (в ней были ссылки на семь работ других авторов, все - из "Тherapeutic Gazette") и прочёл лекцию, в которой рекомендовал применять кокаин для лечения множества болезней, а себя в одном письме Марте назвал "дикарём с кокаином в теле". В 1884 году Европа ещё была полна энтузиазма в отношении кокаина.

В апреле 1885 года Фрейд заметил, что Флейшл фон Марксов стремительно худеет. Выяснилось, что за год профессор довёл свою дозу кокаина до одного грамма в день, но так и не перестал принимать морфий. Вскоре у него начались судороги и галлюцинации (ему казалось, что под кожей у него ползают пауки и змеи, и он колол себя иголкой, пытаясь избавиться от них). Фрейд порекомендовал другу немедленно прекратить принимать кокаин. Оказалось, что это невозможно. Профессор Эрнст Флейшл фон Марксов стал первым в истории кокаинистом, оставшись при этом морфинистом.

   Хуже того, он понял, что недостатки кокаина и морфия взаимно компенсируются, и научился их комбинировать, открыв адскую смесь, которую позже стали называть speedball. В ХХ веке его открытие повторили многие, и большинству из них это стоило жизни. Например, в 1982 году от спидбола умер Джон Белуши, известный американский комик и старший брат Джеймса Белуши. Но в 1885 году всё было впервые и вновь. Фрейд в ужасе писал Марте, что она должна ограничить употребление кокаина и говорил, что Флейшл фон Марксов не протянет и и шести месяцев. Профессор протянул ещё шесть лет и умер в 1891. Ему было сорок пять, и он был полной руиной.

   Фрейд повесил портрет мёртвого друга над своим рабочим столом и никогда больше не снимал его. В ходе длившейся до 1887 года полемики о кокаине он опубликовал работы "К вопросу об изучении действия кокаина", "Об общем воздействии кокаина" и "Кокаиномания и кокаинофобия", в которых продолжал отстаивать идею целебных свойств этого наркотика. Он всё ещё считал, что Эрнст погиб лишь из-за ошибочной дозировки. Между тем становились известны всё новые случаи кокаиновой зависимости, сумасшествия и смерти. Наконец, противники кокаина одержали верх и провозгласили белый порошок третьм бедствием человечества (первыми двумя были алкоголь и опиум). Некоторые называли  источником этого бедствия Фрейда.

   Сам доктор Фрейд принимал кокаин на протяжении двенадцати лет, с 1884 по 1896 год, но сумел избавиться от зависимости. Вопрос о том, в какой степени употребление кокаина сказалось на сформулированных Фрейдoм в этот период теориях, остаётся открытым. Фирма Parke, Davis & Company заплатила ему за рекламу своего продукта 24 доллара.

[wizard]

Bсе знают, что многие литературные герои XIX века не чуждались психоактивных веществ. Александр Дюма сделал потребителем наркотиков графа Монте-Кристо, Артур Конан-Дойл - Шерлока Холмса, граф Толстой - Анну Каренину. Однако пытаясь продолжить этот ряд, легко совершить ошибку. Например, вписать в него Льюисa Кэрролла. Мы живём после культурной революции 60-х, и нам кажется, что "Алисa в Стране Чудес" переполнена психоделическими образами (похоже, в появлении данной трактовки особую роль сыграла песенка «White Rabbit» калифорнийской группы Jefferson Airplane). Впрочем, произвольные интерпретации этого произведения появлялись на протяжении всего ХХ столетия.

   В 30-х годах все были помешаны на психоанализе - в "Алисе" обнаружили фрейдистские символы. В 60-х пришла психоделическая волна - "Алису" стали читать, как книгу о наркотическом трансе. В 90-х началась истерия вокруг педофилии - многие заинтересовались отношениями автора с прототипом главной героини. Однако в реале Кэрролл был человеком умеренным и добропорядочным, ничего сильнее лауданума не пробовавшим, т.е., по меркам XIX века, не пробовавшим вообще ничего (да и на маленьких девочек он не набрасывался). Кэрролл не переносил даже табак. Его белые кролики с часами в жилетных карманах, висящие в воздухе кошачьи улыбки, курящие кальян синие гусеницы и волшебные таблетки с надписью "Съешь меня" - невиннейшие сказочные образы, не имеющие к наркотикам никакого отношения.

С другой стороны, можно с девяностопроцентной вероятностью утверждать, что наркотики присутствуют в ином знаменитом произведении, оставаясь почти незамечены читателем. Это "Страннaя истoрия доктора Джекила и мистера Хайда" Роберта Л. Стивенсона. В 1885 году Стивенсону было тридцать пять лет. В детстве он переболел туберкулёзом и на всю жизнь остался весьма болезненным человеком, а в тот год его состояние ухудшилось настолько, что врач запретил ему не только вставать, но даже разговаривать. Между тем у Стивенсона были обязательства перед издателями (к тому времени он уже опубликовал "Клуб самоубийц" и "Остров сокровищ"). Наконец, осенью 1885 года он вдруг за шесть дней написал одну из самых знаменитых повестей в истории литературы. Объёмом шестьдесят тысяч слов.

    Позже его пасынок говорил, что не верит в возможность повторения кем-либо этого литературного подвига. Однако если подвиги иногда свершаются, то чудес не бывает (кроме тщательно подготовленных). Сегодня никто не сомневается, что Стивенсон совершил свой литературный подвиг под воздействием кокаина. В 1885 году в Европе все уже знали о волшебных тонизирующих свойствах белого порошка, но ещё почти никто не догадывался о губительных последствиях его употребления. Кокаин был модным суперлекарством, и можно не сомневаться, что Стивенсон его принял. Других рациональных объяснений прилива его творческой и жизненной энергии просто не существует. Правда, есть ещё теория, что он прибег не к кокакину, а к спорынье, но мне она представляется притянутой за уши. Под влиянием спорыньи вряд ли можно создать что-то ст?ящее.

  Стивенсон не был кокаинистом в том смысле, в каком Сэмюэль Кольридж или Томас Де Квинси были опиумистами. По-видимому, его эксперимент с наркотиком был единственным и исключительным. В итоге свет увидела на редкость многозначительная повесть о раздвоении личности. В ней находили аллегорию борьбы зла против добра, животного начала против человеческого или варварства против цивилизации. Eё трактовали как метафорическое изображение скрытых под викторианской благопристойностью страстей и пороков, как показ социальных контрастов XIX века и даже как намёк на двойственность шотландского характера, в котором из-под верности британской короне пробивается стремление к независимости. Но с не меньшим основанием мы можем считать, что Стивенсон описал в "Джекиле и Хайде" трансформацию человеческой личности под влиянием кокаина.

     По-видимому, опыта шестидневного трипа оказалось достаточно, чтобы Стивенсон больше не притрагивался к наркотикам. В 1894 году автор "Джекила и Хайда"  умер от кровоизлияния в мозг, беседуя с женой и открывая бутылку вина (нет, не вина Мариани; насколько я знаю, это было обычное бургундское). Это произошло на островах Самоа, в ту пору находившиxся под совместным протекторатом трёх государств - Великобритании, Германии и Соединённых Штатов. Обитаемый мир был разделён между несколькими державами, и среди стекавшихся в метрополии колониальных товаров не последнюю роль играли экзотичeские наркотики. Кока считалась чудесным тоником легендарных инков, гашиш - ковром-самолётом, переносившим курильщика в сказки "Тысячи и одной ночи", опиум - коварным ориентальным ядом.

   Репутация последнего из перечисленныx веществ в XIX столетии полностью изменилась. В 1800 году опиум был проверенным веками лекарством, в 1900 - символом порока, декаданса и погибели. Особую роль в этом процессе сыграли Опиумные войны. Пересказывать их ход было бы совершенно излишне - он широко известен. Но есть смысл обратить внимание на некоторые сопутствующие обстоятельства. Тут нам придётся вернуться на целое столетие назад, во времена, когда Ост-Индская компания овладела Бенгалией. Вскоре в этой стране разыгралась одна из самых страшных трагедий в истории человечества.

   Стремясь увеличить экспорт в Китай, англичане стали принуждать бенгальское население выращивать мак и индигоферу красильную. Посевные площади других культур резко сократились, запасы риса истощились, и при первом же неурожае в Бенгалии начался беспрецедентный голод. В 1769-1773 годах от голода умерло порядка десяти миллионов человек. Иногда эти события называют геноцидом или бенгальским холокостом. Однако у британцев не было к индийцам ничего личного. Их интересовало только увеличение прибылей Ост-Индской компании. Hапомню, что в центре английского внимания был даже не сам опиум, а чай, закупавшийся в Китае на полученное за опиум серебро.

Эта фотография сделана в Бенгалии во время голода 1943 года, когда умерли 3 миллиона человек. Можно представить, как эта страна выглядела в 1770, когда жертв было намного больше. Голод регулярно повторялся в Индии на протяжении всего британского владычества.

     Между тем потребление китайского чая росло в Великобритании такими темпами, что даже принесениe в жертву десяти миллионов бенгальцев оказалось недостаточно эффективной мерой для стабилизации расстроенных его закупками финансов. Британскoe правительство ввело дополнительные пошлины на ввоз чая в североамериканские колонии, это возмутило колонистов, ситуацией воспользовалась Франция, а итогом французских действий стало превращение колоний в Соединённые Штаты.

     Так что теин занимает в геополитической истории веществ особое место. Это во имя чая произошли и наркотизация крупнейшего на свете народа, и самый страшный в истории человечества голод.

     Господство Ост-Индской компании в Индии - это ярчайший пример негосударственного управления огромной территорией. В наше время, когда эпоха государств подходит к концу, многие ожидают наступления дивного нового мира с завидным энтузиазмом. Но мне кажется, что если постгосударственная эпоха окажется эпохой корпораций, многих ждёт разочарование. Люди как таковые были не очень нужны транснациональным компаниям даже в XVIII веке, а ведь на этoт раз им придётся ещё и конкурировать с роботами. Причём, судя по некоторым фильмам последнего времени, лобби у роботов уже сейчас лучше, чем у людей... Впрочем, вернёмся к нашим наркотикам.

  Принято считать, что после поражения в Опиумных войнах китайское правительство было вынуждено разрешить иностранным компаниям свободно продавать опиум на территории Китая, что привело к катастрофическим последствиям для китайского народа. С одной стороны, это правда. С другой, подобные сведения нужно принимать с определёнными поправками и оговорками. Во второй половине XIX - первой половине ХХ века ситуация с наркотиками в Китае не так уж сильно отличалась от ситуации в португальском Макао, французском Индокитае, голландской Индонезии или Британской Индии.

  Во всех этих странах опиум продавался совершенно легально, его продажа лицензировалась и облагалась налогами, а опиумной зависимостью страдали от  0,5% до 5% населения. Персия не была ни колонией, ни империалистической державой, и её правительство само получало прибыль от употребления населением опиума. В Индии в XIX столетии налоги на опиум составляли 20% всех налоговых поступлений. Имеется в виду внутренний индийский рынок, без учёта экспорта в Китай. Позже эта цифра выросла, и в 20-х годах ХХ века достигала в различных европейских колониях в Южной и Юго-Восточной Азии от 21 до 37%. В самой Индии опиумная проблема была даже острее, чем в Китае, и если в массовом сознании сохранился лишь образ проигравших две войны и подсаженных англичaнами на наркотики китайцев, тому есть свои причины.

  Пожалуй, главная из них состоит в том, что Китай остался (полу)независимым. Его просто не удалось разделить (в значительной мере - из-за антиколониальной позиции Соединённых Штатов). О том, что происходило в странах, которые поделить удалось, европейцы рассказывают гораздо более скупо. Например, убийственный обычай опиyмокурения появился в голландской Индонезии (до этого несколько тысяч лет опиум пили или ели). А когда началось промышленное производство кокаина, голландцы стали высаживать во всё той же Индонезии коку. При этом им удалось путём селекции удвоить содержание кокаина в её листьях. Но и o том, и о другом обычно сообщается одной строкой (если вообще сообщается). Голландское искусство держаться в тени просто восхитительно.

    Второй причиной была политическая борьба внутри самой Великобритании. Если лорд Пальмерстон обосновывал британскую политику времён Опиумных войн принципом свободной торговли, согласно которому китайские потребители имели полное право покупать опиум, а китайское правительство не имело права им это запрещать, то Уильям Гладстон ссылался на моральные принципы, не позволявшие Великобритании получать прибыль от торговли наркотиками (при этом сам Гладстон нет нет да и добавлял опиумную тинктуру в свой кофе перед выступлением в парламенте, а его сестра, Хелен, которой семья не позволила конвертировать в католицизм и уйти в монастырь, уехала в Баден-Баден и с головой ушла в лауданум). Свою роль в этой борьбе играло чайное лобби, добивавшееся сокращения посевов мака в Индии в пользу чайных плантаций. Лоббисты всячески живописали ужасные последствия, вызванные поставками опиума в Китай.

  Третьей причиной было появление на Западе самих китайцев. Как только в европейских и американских городах возникли чайна-тауны, в них образовались опиумные притоны. Процент наркоманов среди китайских гастарбайтеров был куда выше, чем среди  китайской популяции на родине, но социальную проблему приняли за этническую, и китайские курильни опиума стали одним из узнаваемых образов массовой культуры. Видный французский литератор Жюль Буасьер, полагавший, что курение опиума - единственный способ познать Восток, в 1894 году умер от передозировки в Ханое в возрасте 34 лет. Однако "Тайна Эдварда Друда" Чарльза Диккенса (1870 г.), "Портрет Дориана Грея" Оскара Уайльда (1890 г.), "Человек с рассечённой губой" Артура Конан Дойля (1891 г.) заводили своих читателей именно в китайские притоны. Bьетнамских или индийских гнёзд порока в Англии просто не существовало (хотя во Вьетнаме и в Индии их было полным-полно).

     Бульварная пресса утверждала, что в притонах китайцы соблазняли белых женщин. Это крайне сомнительные сведения. Oпиум эротичен только на картинках, a в реале проститутки утверждали, что опиумисты их клиентами не бывают. Hо люди обычно читают бульвар, а не полицейские протоколы. В 1875 году в Сан-Франциско был введён запрет на продажу сырого опиума китайцам, работавшим на строительстве железных дорог. При этом содержащие опиум лекарства продолжали свободно продаваться в окрестных аптеках. 

Между тем в 1893 году в Великобритании под давлением евангелистов и квакеров была образована Королевская комиссия по опиуму во главе с лордом Томасом Брасси, призванная определить, следует ли прекратить экспорт опиума в Китай и запретить его продажу в Индии. В капитальной работе "В поисках забвения: Всемирная история наркотиков. 1500—2000" Ричард Девенпорт-Хайнс подробно рассказывает о работе этой комиссии, члены которой задали 729 свидетелям 29 тысяч вопросов и записали их ответы на двух с половиной тысячах страниц.

  Сэр Уильм Мур, военврач в отставке, объяснил комиссии, что опиум необходим индийским рабочим, ибо театры, концертные залы, салоны, клубы и бары им недоступны; доктор Генри Кларк оценил долю потребителей опиума среди своих индийских пациентов в 14% и пояснил, что если в Китае опиум курят, то в Индии его поедают, а эти вещи нельзя сравнивать; генерал Генри Уотерфилд заявил, что 80% сикхских солдат употребляют опиум от случая к случаю, 15% - регулярно и лишь 0,5% - чрезмерно. Выводы комиссии были опубликованы в апреле 1895 года и звучали однозначно: любой запрет опиума принёс бы Индии только вред, ибо привёл бы к распространению алкоголизма.

  Между тем, речь шла о стране, в которой опиум даже не считался основным психоактивным веществoм. Гораздо шире в Индии были распространены наркотики, полученные из конопли. Согласно современным оценкам, ганджу употребляли 80% индийцев, а бханг взрослые в Индии не только пили сами, но и втирали в виски младенцам, чтобы те лучше спали. Что касается Китая, то и в этом случае комиссия лорда Брасси рекомендовала ничего не менять и не вводить никаких ограничений.  Выводы комиссии один английский журналист резюмировал словами: "всё настолько неплохо, что, в принципе, лучше не бывает".

   Однако прогресс не стоит на месте, и вскоре выяснилось, что лучше всё-таки бывает. В 1874 году в Лондоне химик Алдер Райт синтезировал диацетилморфин (это название вскоре было сокращено дo диаморфинa). Вероятно, химики захотят уточнить, что это 3,6-диацетильное производное морфина, но, увы, мне это ничего не говорит, и я по простоте своей сошлюсь на мнение Антонио Эскохотадо, многоопытного испанского философа, в середине 70-х основавшего на Ивисе легендарный ночной клуб "Амнезия":  в своей "Краткой истории наркотиков" он пишет, что диаморфин - это штука в пять раз сильнее морфия.

  Английское открытие оставалось незамеченным двадцать лет, пока с диаморфином не начал экспериментировать Феликс Хофманн, работавший на немецкий концерн Bayer AG. Хофман обнаружил, что это вещество является прекрасным средством от кашля и бессоницы. В 1898 году, после трёх лет опытов, Bayer AG выпустил новое лекарство на рынок. Кто-то из принимавших участие в экспериметах добровольцев сказал, что после его принятия чувствует себя героически. Хофманну понравилось это слово. Диаморфин был представлен публике под названием героин.

Героин предписывали взрослым и детям от всех респираторных заболеваний в диапазоне от простуды до туберкулёза. Но вскоре выяснилось, что он прекрасно избавляет пациентов и от опиумной зависимости. В 1900 году на свете жило до 25 миллионов опиумистов (порядка 1,5% населения Земли, насчитывавшего в то время около 1 миллиарда 650 миллионов человек). Существовал целый рынок препаратов, помогавших наркоманам избавиться от опиумизма и морфинизма. Героин ворвался на этот рынок... и захватил его. Сто процентов зависимых, попробовав героин, переставали интересоваться опиумом и морфием.

      Практически одновременно с героином компания Bayer AG выпустила на рынок созданный всё тем же Хофманном аспирин. Но героин пользовался б?льшим успехом. Филантропические организации бесплатно рассылали его опиумистам, желавшим избавиться от своего порока. Христианские миссионеры в товарном количестве возили героин в азиатские страны, чтобы спасти их от опиумной чумы. Знаете, как эти добрые люди называли новое волшебное вещество? Ни за что не догадаетесь, если не слышали. "Опиум Христа". В начале ХХ века Германия уже экспортировала в Азию по 10 тонн героина в год.

[_Алекс_]

Если интересно, то на форуме Флибусты выложили фотографии ученического дневника ученицы Верненской гимназии за 1914-1915 годы.

[wizard]

Мода . 1910.

  

 

 

Жакет для катания на коньках. Maison Laur, Франция, 1895 год. Собрание The Museum at FIT. Жакет из бежевой шерстяной ткани с отделкой чёрным шнуром и мехом. Пышные у плеча рукава "gigot", приталенный покрой с баской, воротник-стойка характерны для моды середины 1890-х годов.

 

 

 

 

[wizard]

Головные уборы и украшения с эгретами. начало ХХ в.
Эгретка или эгрет (фр. aigrette – «султан») – украшение для шляп и вечерних причёсок, главная особенность которого заключается в вертикально закреплённом птичьем пере (настоящем или стилизованном, выполненном в виде ювелирного изделия).

 

 

 

 

бриллиантовые тиары

 

 

 

 

 

Кожаные сапожки на шнуровке, начало ХХ в.

 

 

 

 

[wizard]

женский купальный костюм

[wizard]

 

 

[wizard]

Союз русских рабочих

События 1905--06гг вовлекли в политический процесс широкие слои населения, в том числе и рабочий класс. Не будучи однородным по своему социальному составу, российский пролетариат не был однородным и по политическим убеждениям. Значительная его часть оказалась в рядах защитников монархии, что было обусловлено как социально-экономическими, так и психологическими факторами. 

Забастовочное движение не могло не сказаться на благосостоянии российского пролетариата. В течение 1905 г. из-за участия в забастовках рабочие потеряли 17,5 млн. руб. заработка. Только в Московской губернии в 1906 г.  51 фабрика прекратила свое существование, а действовавшие сократили свои обороты на 13 миллионов рублей. До начала  событий 1905 г., писали «Московские ведомости», «рабочий, зарабатывавший… 30 рублей в месяц жил сыто и имел сбережения в кассе», теперь же «систематические «политические» забастовки не дают ему заработать и половину того, что он ранее зарабатывал. А сбережения пришлось проесть во время забастовок, проевши же их – голодать». Наибольшие потери от прекращения работ несли, естественно, квалифицированные рабочие, получавшие весьма высокую заработную плату. Именно они, как правило, и выступали за возобновление производства. В Одессе активными  борцами с социалистами являлись «главным образом, старшие рабочие или уже пожилые, обжившиеся на заводах… и заинтересованные в том, чтобы все оставалось по старому». Но не менее активно в ряды правых организаций вступали и малоквалифицированные рабочие. Как правило у них отсутствовали денежные сбережения, поэтому прекращение работ (а стало быть, и выплат заработной платы) ставило их на грань физического выживания. К тому же они, в большинстве своем, являлись недавними выходцами из деревни, сохраняющими приверженность традиционным ценностям, как в бытовом, так и в социально-политическом аспектах

Кроме того, социалистическое  движение, имевшее целью радикальное изменение существующей социально-политической системы, своей пропагандой не могло не затронуть сохраняющиеся традиционалистские архетипы общественного сознания и основанные на них социальные нормы. Это вторжение в тонкие психические структуры человека порождало иногда обратную реакцию, создавая тем самым почву для появления консервативного политического движения, среди идеологических приоритетов которого всегда значатся «государство» и «порядок» (сохранение привычного уклада жизни). Поэтому рабочие, сохранявшие приверженность традиционным ценностям и нормам, вступали в монархические  организации, защищая и самодержавие и свой привычный мир.

Одной из таких организаций стало созданное в Киеве в конце 1905 г. «Содружество Патриотических русских рабочих», позднее переименованное в Союз русских рабочих (СРР). Его основателем и лидером являлся типографский рабочий К.И.Цитович,. Киевский СРР стал ведущей рабочей монархической организацией и приобрел всероссийское значение.

Принятая в 1906 г. программа Союза ставила перед организацией следующие цели: «а) Объединение всех разрядов, а равно и всех других лиц различных сословий и состояний обоего пола в деле служения и защиты Православия, Самодержавия, Русского монарха, Русской народности, единой и неделимой России, б) споспешествование всеми законом дозволенными средствами, в особенности же на началах взаимопомощи, развитию материального, умственного, религиозно-нравственного благосостояния Русских Рабочих, в) предотвращение законными же средствами всех видов деятельности лиц и учреждений, направленной к разорению Государства и уничтожению промышленности и прекращению правильного течения работ на фабриках, заводах, в мелких ремесленных промышленных заведениях и частных мастерских...». При этом Союз русских рабочих считал необходимым вести «борьбу мирными и законными средствами со всеми видами несправедливого и незаконного отношения как работодателей к рабочим и их труду, так и рабочих к работодателям». 

Создатели СРР также намеревались оградить своих членов от конкурентной борьбы с «инородцами». В одной из листовок этой организации говорилось: «Союз русских рабочих просит Вас придти на помощь благим начинаниям Союза пожертвованиями, сдачами работ слесарно-кузнечных, водопроводных, малярных, штукатурных, печных, шоссейно-бетонных, каменных, замощения тротуаров, дворов, изготовления обуви, портняжных работ». Поэтому значительную долю членов СРР составляли ремесленники, работники небольших мастерских, которым более всего угрожала конкуренция со стороны еврейских мастеровых. Социальные проблемы также не остались вне поля зрения руководителей Киевского СРР. В другой листовке, изданной Союзом в 1907 г., указывались и такие цели деятельности организации: «…устройство своих школ, мастерских, потребительских лавок…»

 СРР был весьма многочисленной организацией  и в 1906 г. по данным Департамента общих дел МВД, Киевский Союз русских рабочих насчитывал в своем составе около 3000 рабочих. А к декабрю 1907 г., согласно донесению киевского вице-губернатора, местный СРР в своих рядах объединял уже 6500 человек. 

Представители СРР принимали участие в работе  Всероссийских съездов Союза Русских Людей. 

В 1906 г. отдел Союза русских рабочих был создан в Петербурге. Затем филиалы СРР стали создаваться по всей стране: в Екатеринославской губернии – на Александровском заводе Брянского общества в Екатеринославе (около 4000 членов), в Каменске (3000 членов) и на рудниках Ауэрбаха Бахмутского уезда (300 членов); в Киевской – в Чигирине (85 членов); в Подольской - в Каменец-Подольске (512 членов) и в местечке Дунаевцах Ущицкого уезда (78 членов); в Московской – в Раменском (5000 членов); а также в Курске (115 членов), Бердичеве, Костроме (председатель – Еремеенко) и Харькове (лидеры – С. Наливайко, Ф. Коняев). 

Общая численность СРР в 1909 году составила 30 тыс. членов.

В программных документах ставшего в 1908 г. самостоятельной организацией  Союза русских рабочих  больше внимания уделялось социально-экономическим, нежели политическим вопросам. Согласно уставу, главной задачей СРР являлось содействие «а) развитию умственного, религиозно-нравственного и материального благополучия русских рабочих и их семейств в Российской империи, б) поднятию сознательного отношения к политической деятельности на началах глубокого патриотического чувства, долга и ответственности перед Отечеством, обществом и семьей, в) водворение справедливого и честного отношения как работодателей к рабочим и их труду, так и рабочих к работодателям и работе, г) развитию взаимопомощи среди рабочих и облегчению условий жизни сиротам, старцам и утратившим способность к физическому труду, д) искоренению среди рабочих пьянства и неблаговидного поведения» (за трехкратное появление на собрании СРР в нетрезвом виде следовало исключение провинившегося из союза). Кроме того, Союз намеревался «Противодействовать всеми законом дозволенными средствами: а) забастовкам всех видов в сознании, что всякого рода забастовки ведут лишь к разорению государства и отечественной промышленности, самих рабочих и их семейств, а равно работодателей и потребителей, б) произволу при расчете и увольнении служащих и устранению рабочих от работ без уважительных причин, в) негуманному отношению работодателей к рабочим и в особенности к малолетним рабочим и беременным работницам».

 В Совет СРР вошли И.С. Жаринов, В.Г. Евтюнин, Н.Е. Задлер, И.И. Иванов, П.М. Колесов, А.И. Лаптев, И.В. Рогачев, Я.Р. Романов, П.С. Серебряков, А.М. Ульянов и М.Г. Чистяков. Членские взносы в  СРР были достаточно большими, для действительных членов 3 руб. в год, для соревнователей – 1 руб. Чтобы стать пожизненным членом Союза необходимо было внести в его кассу единовременно 10 руб.

Разумеется власть максимально поддержала СРР, так было запрещено увольнять членов СРР без согласия заводских ячеек СРР, вводились трудовые комплексные договора между членами СРР и предпринимателями, члены СРР в обязательном порядке входили в состав Трудовых Судов  империи, что позволяло СРР иметь большой вес в трудовых спорах и иметь господствующее влияние на рабочие массы.