Макс Мах. Под луной

5 Mar 2012

Жаль...

Конечно, очень печально, что всякая хрень типа "господ из завтра", "спасателей колчаков и каппелей" и прочее, прочее, прочее уходит на "ура", а хорошие книги кладутся на полку.

Да, не нормально. Тематика и все такое. Ладно, бог с ним. Попробую и я что-нибудь легкое... У меня тут соавтор вдруг образовался - вы не знаете - предложил триллер писать, фантастический боевик Я согласился, звучит заманчиво:

'Oh, God,' was his first thought as he started coming back to consciousness. 'Was I asleep or did I just blacked out last night?' was the second.

Realizing the state he was in, he didn't try opening his eyes, but used his other senses to assess the situation. The feel of the soft bed in combination with the traffic noises coming from somewhere to the right made him believe he was in his own place.

'So I guess I came home last night.' Although he didn't remember it. His head was pounding and his mouth felt like it was thoroughly scrubbed with sand paper. On top of it, his stomach was heaving on the verge of throwing up. 'How much did I drink last night?' he wondered.

Это начало. Тревиально, но, думается, безотказно. По-русску тоже будет надеюсь

5 Mar 2012

Начал писать рецензию, коротко и хорошо не получается, а длинно... не успеваю.

Извините, Марк. Сделаю это чуть позже. :blush2:

Да, не нормально. Тематика и все такое. Ладно, бог с ним. Попробую и я что-нибудь легкое... У меня тут соавтор вдруг образовался - вы не знаете - предложил триллер писать, фантастический боевик Я согласился, звучит заманчиво: 'Oh, God,' was his first thought as he started coming back to consciousness. 'Was I asleep or did I just blacked out last night?' was the second. Realizing the state he was in, he didn't try opening his eyes, but used his other senses to assess the situation. The feel of the soft bed in combination with the traffic noises coming from somewhere to the right made him believe he was in his own place. 'So I guess I came home last night.' Although he didn't remember it. His head was pounding and his mouth felt like it was thoroughly scrubbed with sand paper. On top of it, his stomach was heaving on the verge of throwing up. 'How much did I drink last night?' he wondered. Это начало. Тревиально, но, думается, безотказно. По-русску тоже будет надеюсь

А как это по-русски? А то мы американского языка в школе не изучали... :crazy:

5 Mar 2012

И все равно "Под Луной" классный АИ-роман! Мне очень понравился. :good:

8 Mar 2012

А как это по-русски? А то мы американского языка в школе не изучали...

О, Боже! - вскричала королева. - Я беременна и не знаю от кого!

8 Mar 2012

Ну, в общем, коллега Долотов все верно отобразил - даже вернее, чем возможно. В приведенном отрывке человек мается с тяжелого бодуна, открывая между делом, что спал не один И вот этот второй - вернее вторая - тоже как бы в недоумении. Типа, что это было? Есть и такой кусок. Мой соавтор женщина: пишем каждый за двух-трех героев. Триллер. Из современной европейской жизни (ну, не без АИ), но в целом - повторюсь - коллега Долотов прав

8 Mar 2012

Тады ой!... :(

15 Mar 2012

А попробуйте послать в издательство "Снежный Ком" http://skomm.ru/avtoram/ . Они позиционирут себя как издателей необычной фантастики. Вдруг получится.

15 Mar 2012

А попробуйте послать в издательство "Снежный Ком" http://skomm.ru/avtoram/ . Они позиционирут себя как издателей необычной фантастики. Вдруг получится.

Так они вроде как попаданцев сильно не любят?

15 Mar 2012

Пока я предложил немцам Скорее всего, пронесет, но паркуа бы не па? А вот для Снежного Кома - спасибо за идею - у меня есть кое-что в рукаве Надо будет попробовать.

15 Mar 2012

Так они вроде как попаданцев сильно не любят?

Ну они тупых попаданцев не любят. А здесь попаданец весьма условный.

15 Mar 2012

Грустно без продолжений ваших произведений, коллега Max_max..

И без "Под луной" и без цикла "Техника игры в блинчики"

..Раз уж в них имманентно встречается Роман Якобсон, то остро в тексте недостаёт Виктора Шкловского,- литературная, и вобще- чуть не попаданческая- ведь у него в РИ б'гоневичок угнали (и все остальные - попали) фигура ..

Изменено 15 Mar 2012 пользователем MGouchkov

15 Mar 2012

Грустно без продолжений ваших произведений, коллега Max_max..
И без "Под луной" и без цикла "Техника игры в блинчики"
..Раз уж в них имманентно встречатся Роман Якобсон, то остро в тексте недостаёт Виктора Шкловского,- литературная, и вобще- чуть не попаданческая- ведь у него в РИ б'гоневичок угнали (и все остальные - попали) фигура ..

Да, я бы и рад, но... Кому, кроме нескольких любителей, интересен команддир бронедевизиона Шкловский, которого - по некоторым известиям - изобразил в Белой Гвардии Мастер? Увы, я даже не уверен, что найдется много читавших и - главное - понявших ZOO. Но, бог с ним. Техникау мы, возможно, и продолжим... Сейчас, с соавторами, пререписываем первую книгу в двух томах

Но раз уж вы любитель лингвистической экзотики... вот вам еще одна фамилия из первой десятки Это отрывоок из четвертой книги

"Чушь какая-то!" – Ольга с усилием втянула воздух сквозь плотно сжатые зубы, задержала дыхание и медленно выпустила "отработанный пар", чуть разведя губы в насквозь фальшивой улыбке.

Впрочем, ни Роберт Эркхарт, ни его "милая" супруга Лена – "дорогая Малин, ох!" – ничего такого, кажется, не заметили. И, слава богу, потому что незачем.

"Ни к чему…"

Но даже об этом думалось с трудом. На сердце легла тяжесть, и самое простое объяснение представлялось и самым очевидным: Баст уехал, и она переживает острое чувство разлуки…

"Синдром абстиненции… Ох, нет!"

Вот ужас-то, если разобраться. Только-только обрела наконец вожделенную свободу, став самостоятельной, вольной, как ветер женщиной, и на тебе! Влюбилась, как дура последняя!

"В женатого мужика! Фрица! И… и вообще! Олегозависимость это посильнее Фауста Гетте…"

- Нет. – Сказала она вслух. – Что ты, Малин, ради всех святых! Уверяю тебя, все это глупые сплетни. У меня муж… и вообще, как можно!

"В самом деле, как можно!"

Барон Альбедиль-Николов, вроде бы, все еще жив и, говорят, даже выходит иногда прогуляться в парк. Ну, и дай бог ему здоровья и долгих лет жизни. Стать вдовой Ольга отнюдь не спешила. Зачем? Ей и так было хорошо.

- Он прелесть! – Сказала она с улыбкой. – Вы должны приехать к нам в Софию…

Она говорила, улыбалась, "делала" глаза, пила шампанское и курила пахитоски, а сердце корчилось в тисках боли, неожиданной, нежданной, невыносимой. И не было спасения от упавшей вдруг на душу лютой тоски.

"Чушь какая-то!"

Но это была не чушь, и к началу второго Ольга это, в конце концов, поняла и приняла.

"Итак…"

Кое-как завершив затянувшийся без меры и, следует заметить, без радости вечер – еще один вечер-ночь ее "бесконечной" и "бездумной" светский жизни, Ольга все-таки осталась одна и начала разбираться с тем, "что здесь не так". Она вернулась в отель, забралась в ванну, не без наслаждения погрузив тело - "мое роскошное молодое тело, хох!" - в горячую ароматную воду и со злой решимостью раскурила одну из оставшихся у нее, по случаю, бастовых "гаван". Дым сигары, вкус и запах напомнили об Олеге, но именно этого эффекта Ольга на самом деле и добивалась.

"Итак… – Проартикулировала она мысленно и, протянув свободную руку, взяла со столика стакан со скочем. – Итак".

Итак, Баст уехал, но дело не в этом, не правда ли? Или и в этом тоже?

Глоток виски, затяжка – и не абы как, а прямо в легкие, в самую глубину – выдох, и облачко табачного дыма, зависшее над исходящей душистым паром чуть розоватой водой.

"Он…"

Баст появился в Вене совершенно неожиданно. Впрочем, как всегда…

"Как везде…"

В тот вечер Ольга была в пале Витгенштейнов, где Пауль – старший из братьев - давал приватный концерт для истинных ценителей музыки, оказавшихся (и видимо, не случайно) исключительно представителями старой имперской аристократии.

"Милые люди,… хотя, те еще волки".

Волки. Но вечер удался, и Пауль был в ударе, хотя, кроме Ольги и еще двух-трех гостей, никто не знал и не мог знать, что послужило источником мрачного вдохновения, столь неожиданно овладевшего одноруким пианистом. Вообще, можно было только догадываться через какой ад прошел этот невысокий сухощавый мужчина со строгим, несколько излишне "нахмуренным" лицом. Памятью Кисси Кински Ольга хорошо помнила рассказ тетушки Тильды об одном из родственников князя Витгенштейна, Пауле – талантливом пианисте, потерявшем на русском фронте правую руку. И хотя, этот Витгенштейн был, как позже выяснилось, не совсем из князей, а как бы даже из принявших протестантство евреев, не восхищаться им не могла даже Кайзерина. Однако времена менялись, и Ольга оказалась тем самым человеком, кто подсказал Паулю, что в нынешних обстоятельствах ему - со всеми его медалями за мужество и принадлежностью к старой венской знати - лучше будет уехать за границу. Это при старике Франце-Иосифе Витгенштейны могли считаться аристократами, при Гитлере – они были, в лучшем случае, мишлингеры – то есть, полукровки – и это, к слову, еще надо было доказать. И вот Пауль получил наконец американскую визу, и, значит, это был его последний концерт в Вене. В этом сезоне, а возможно, и вообще…

Ольга возвращалась в отель под сильным впечатлением от горькой ноты обреченности и гнева, звучавшей практически во всем, что исполнял Пауль. "Шествие парфянки" Штрауса, Второй концерт Равеля, Скрябин, Прокофьев, Хиндемит[1]… А в фойе отеля в кресле под розовым шелковым абажуром сидел высокий темно-русый мужчина, курил сигару и смотрел на идущую по золотисто-красной ковровой дорожке Кайзерину Кински голубыми, как вода в альпийских озерах глазами.

- Ты. – Сказала она, переживая мгновенный обморок.

- Я. – Она пропустила момент, когда он покинул кресло и оказался рядом.

- Ты… - Но что она могла сказать? Как передать убогими звуками речи то, что кипело в ее безумной крови?

- Ты. – Похоже, ему тоже было сложно выразить словами свои чувства.

А потом была ночь, полная восторга и невнятных разговоров, но напрочь лишенная обычного для их отношений иронического взгляда на мир, в котором легче умереть, чем жить, хотя хочется то как раз жить и любить, но "железный век"… Лучше Блока никак не скажешь. Такой век, такая жизнь, такая странная судьба…

- О! – Сказал он утром, отхлебнув из фарфоровой чашки глоток знаменитого венского кофе. – Я привез тебе подарок.

- Я люблю подарки. – Довольно улыбнулась Ольга, примеряясь к куску яблочного штруделя, аппетитно выглядывающего из-под белоснежного холма взбитых сливок.

О, да! Она любила подарки, сладости и выпивку, любила стрелять и ездить верхом, обожала крутить баранку тяжелого <a name="OLE_LINK2">"Мерседеса" и стремительного "Майбаха", и… И с ума сходила по этому чертову еврейско-немецкому мужику.

- In casa un espresso come al bar! – Сказал Баст с улыбкой и выставил на стол нечто весьма знакомое…

"Эспрессо дома такой же, как в кафе…"

- У тебя плохой итальянский. – Сварливо сказала она, беря в руки алюминиевую вещицу. – Гейзерная кофеварка… И что здесь не так?

- Итальянский у меня просто никакой. – Усмехнулся в ответ Баст. – Но слоган фирмы Биалетти я заучил наизусть.

- Это "Мока экспресс". – Объяснил он, в конце концов, так и не понявшей ни фига Ольге. – Их больше никто пока не делает. Их даже в Италии, полагаю, почти нет. Это, Кисси, "ноу-хау" фирмы по обработке алюминия, и… ну, я не думаю, что у кого-то еще в Вене есть сейчас такая штучка.

- Ох! – Ольга вдруг поняла, что держит в руках одну из первых кофеварок такого типа. Ерунда, разумеется. Но такая "ерунда", что дух захватывает, и понимаешь вдруг – снова и в который уже раз – что "здесь" вам не "там". И "ты в тридцать седьмом году, детка", и это вам не из винтовки по мишеням палить. Это прочувствовать следует.

- Ты что?! – В голосе Олега звучала откровенная тревога и недоумение, а у нее из глаз текли слезы.

По ощущениям это были огромные – ну просто крокодильи – слезы, горькие и медленные…

- Ничего. – Она прижала кофеварку к груди (к своей белой роскошной груди) и плакала, глядя и глядясь в голубые глаза Баста. – Ни-че-го…

[1] Некоторые композиторы-современники (например, Прокофьев, Равель, Бриттен) написали специально для Пауля Витгенштейна произведения для левой руки. Сам Витгенштейн тоже перерабатывал различные, иногда крайне сложные музыкальные произведения и гастролировал почти до конца жизни.

15 Mar 2012

^{Коллеге}^Max_max'^у

^{Что скказать,- просто спасибо за отрывок.}

^{Родственники ли Витгенштейны ("мало ли в Бразилии Педро") полез узнать в Википедию.}

Кому, кроме нескольких любителей, интересен команддир бронедевизиона Шкловский, которого - по некоторым известиям - изобразил в Белой Гвардии Мастер?

Кто литературно альтернативит по России конца XIXого 1ой половине XXого веков не прочитав "Жили-были" теряет принципиально.

То как вводите РИ героев в текст вы, коллега, мне "Жили-были" навевает просто нагнетателем Рутса.

В упомянутом мной тексте,- чтО прочитал знаменательного, так что третьим в компании употреблявшей кокаин в клубе "Хлам" (в "Белой гвардии"- облагороженно- "Прах") с Михаилом Булгаковым и Виктором Шкловским был,. ..Илья Эренбург

Увы, я даже не уверен, что найдется много читавших и - главное - понявших ZOO

Это вы правы,- мне пришлось объяснять друзьям отчего я впал в маловменяемое состояние обнаружив на официальном сайте РЖД в списке станций.. .."Берлин Зоологический" (дословно)

Изменено 15 Mar 2012 пользователем MGouchkov

16 Mar 2012

Да, Жили-Были... в 70-е или даже 60-е издали 4-х томник (ли 3 тома?) Шкловского. Их было у меня Я прочел даже сватовство майора и не жалею Надо подумать... Если будет Под Луной 2 можно ввести кое-кого из лингвистов.

20 Mar 2012

Max_maxписал

v

Да, Жили-Были... в 70-е или даже 60-е издали 4-х томник (ли 3 тома?) Шкловского

Да, в этом советском "ПСС" Шкловского и читал

"Мотор мощнее 60ти лошадиных сил начисто уничтожает старую мораль."

Эту фразу оттуда я противопоставлял борьбе колллеги Magnum'а c "заклёпками".

"..Скоро начнуться полёты Ту-114" (из автопредисловия к тому изданию)..."

Когда в вашем АИ тексте появилась Брик, то недалеко и Эльза Триоле,- соответственно автор всего этого из бронедивизиона.

Надо подумать... Если будет Под Луной 2 можно ввести кое-кого из лингвистов.

АИ откажение "романа с литведением"- "Пушкинского дома"? ..Вдохновения.. ..Битовская фактура текста как раз на АИ вдохновить может.

Из других наук гуманитарных (про естественные уже довольно много сказано было).

Примечательно проассоциировались события в США 6х, когда почтенного основателя факультета социологии Гарварда Питирима Сорокина считали своим гуру совсем отъехавшие хиппи.

"Доканала эта революция.. ..Весна на дворе.. ..Пошёл заниматься любовью.." Написал весной 1917ого секретарь Керенского.

А некоторые для экспансии всё панки-тапки изобретаютЪ

3 May 2012

Ну, типа книжка выйдет на бумаге, но настроение смешанное. Поскольку пристроить в обычных издательствах не удалось... послал в немецкое, печатающее под заказ. Через пару месяцев обещают, что будет в Озоне и Амазоне, но смущает цена... 42 евро... кто ж ее купит? Где-то так ;)

3 May 2012

В любом случае - поздравляю!

4 May 2012

Поздравляю!

4 May 2012

:victory: Мои поздравления!

20 May 2012

Сегодня получил по почте авторский экземпляр... один :resent: Но он есть :victory:

https://www.morebooks.de/store/gb/book/%D0%9F%D0%BE%D0%B4-%D0%BB%D1%83%D0%BD%D0%BE%D0%B9/isbn/978-3-8473-8155-6

30 May 2012

Поздравляю!

30 May 2012

Поздравляю!

Да, не с чем на самом деле Это так, что б хоть у себя дома на полочку в бумаге поставить Суета сует и всяческая суета (С) :)

31 May 2012

Зачем же скромничать? Вышло же очень хорошо! Мои поздравления!

17 Sep 2012

Много раз начинал писать обещанный Автору отзыв, но... каждый раз останавливался на полпути, не нравилось то, что получалось. Не мастак я писать рецензии, прошу извинить.

Но в любом случае, могу сказать, что роман произвел на меня сильное впечатление, я часто вспоминаю о нем, и про историю, о которой он рассказывает.

Большое спасибо Автору за интересную книгу!!!

19 Sep 2012

Б.Акунин

Жизнь и смерть веселого человека

Впервые я наткнулся на это имя, читая воспоминания Сергея Волконского (бывшего директора императорских театров) о революционных годах:

«Один случай мне рассказывали. Был в Москве приговорён к расстрелу некто Виленкин. В то время расстреливали в Петровском парке. Когда его поставили, тот, кто командовал расстрелом, вдруг узнаёт в нём своего бывшего товарища. Он подходит к нему проститься и говорит:

– Уж ты, Саша, извини их, если они не сразу тебя убьют: они сегодня в первый раз расстреливают.

– Ну, прости и ты меня, если я не сразу упаду: меня тоже сегодня в первый раз расстреливают...»

Дорогого стоит, когда человек не теряет юмора перед расстрельным взводом, подумал я тогда и наверняка забыл бы не слишком приметную фамилию, если бы по случайности вскоре не наткнулся на нее опять в мемуарах гусара Владимира Литтауэра. Тот влюбленно пишет о солдате своего полка Виленкине, «романтике и поэте», который сочинял веселые стихи и отличался невероятной храбростью - получил семь из восьми возможных наград, причем от восьмой несколько раз отказывался, чтобы не слишком выделяться. Литтауэр, сам бравый офицер, с восхищением рассказывает, как весельчак, получив рану, начал немедленно сочинять стишок про это героическое событие, или как под ураганным огнем, когда все ждали смерти, Виленкин предложил полковнику шоколадку и был послан к черту.

Тут я заинтересовался этим шутником всерьез.

Оказалось, что человек он довольно известный: его поминают Роман Гуль, Ходасевич, Солженицын - и все самым приязненным образом. (В «Википедии», кто заинтересуется, есть отсылки на две хорошие и подробные биографические статьи).

Почему нестандартный – понятно, да? Еврей, и вдруг гусар. Чудн?.

С чего вдруг иудея, студента-белоподкладочника, сына купца первой гильдии, понесло в кавалеристы, совершенно непонятно. Семья была богатая, интеллигентная. Александр закончил с медалью (по тем временам большая редкость для еврея) знаменитую Царскосельскую гимназию, классным наставником у него был замечательный поэт Иннокентий Анненский. А потом, уйдя из Петербургского университета, зачем-то поступил вольноопределяющимся в Сумский гусарский полк. Вначале не знал, с какой стороны к лошади подходят, но потом освоил все кавалерийские премудрости и стал любимцем полка. Ставил смешные спектакли, однополчане распевали сочиненные им песенки. Офицерского звания не выслужил – для этого требовалось сначала креститься. Виленкин был нерелигиозен, но менять вероисповедание не пожелал. Всякий человек русского воспитания, но еврейской крови оказывался тогда перед серьезным искушением: прими христианство, и все двери перед тобой откроются. Но чувство собственного достоинства мешало пойти на сделку с совестью. Уверовал – тогда да, а просто так, на холодную голову, стыдно. Старший брат Александра, крупный дипломат, повел себя точно так же: редкий случай, когда чиновник получил генеральский чин, дававший права потомственного дворянства, но дворянином так и не стал по причине «неправильной» веры.

Отслужив в кавалерии, Александр окончил юридический факультет и стал адвокатом. Участвовал во многих политических процессах, считался блестящим судебным оратором. Правда, репутации серьезного юриста несколько мешали слишком живой нрав и чрезмерное увлечение модой - Виленкин слыл первым московским щеголем.

Война застала его в столице дендизма, Лондоне, где Александр вполне мог бы спокойно досидеть до конца войны, но уже через три недели он на фронте, в прежнем полку, связь с котороым не терял все минувшие годы. Несколько раз был ранен, заслужил полный «георгиевский бант», но так и оставался унтер-офицером. Лишь после Февральской революции, отменившей дискриминацию, Виленкин получил первую звездочку, а к осени имел уже четыре.

Боевые награды, отсутствие какого бы то ни было заискивания перед толпой, а главное – ораторское остроумие сделали Виленкина очень популярным среди солдат. Его выбрали председателем армейского полкового комитета (то есть на должность, стоявшую вровень с командармом). И это при том, что Виленкин был членом непопулярной на фронте кадетской партии и вообще сторонником строгой дисциплины.

После развала фронта Александр стал одним из руководителей «Союза евреев-воинов», объединявшего евреев-ветеранов. Большевики объявили, что Россия выходит из войны, и многие члены Союза хотели уехать, чтобы сражаться дальше в рядах английской армии.

Однако Виленкина больше волновала судьба России. Он вступил в подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», где возглавил кавалерийский центр. В мае 1918 года, после доноса, чекисты арестовали офицеров, входивших в эту организацию. Виленкина взяли не сразу, он мог бежать, но задержался, чтобы уничтожить документы, которые могли бы выдать товарищей, и упустил время.

Сидел он в Таганской тюрьме, где сильно облегчал жизнь товарищам по несчастью: обучал их английскому, помогал выстраивать линию защиты, устраивал шахматные турниры, выпускал юмористическую газету и даже затеял какое-то кабаре.

Большевики долго не решались его расстрелять – многие из них помнили, как при старом режиме он защищал их в суде. Сам Дзержинский распорядился Виленкина не трогать – но и не выпускать.

На следствии участники заговора вели себя по-разному. Многие выдавали сообщников. Виленкин не назвал ни одного имени.

Как-то раз ему объявили, что смертный приговор вынесен и завтра будет приведен в исполнение. Он написал прощальное стихотворение:

От пуль не прятался в кустах.

Не смерть, но трусость презирая,

Я жил с улыбкой на устах

И улыбался, умирая.

Виленкина поставили перед ямой, дали залп в воздух – оказывается, это была попытка побудить его к даче показаний. Не сработало. (Значит, в Петровском парке его все-таки расстреливали не в первый раз, опыт уже имелся).

Чекистские цирлихи-манирлихи со следствием и прочими юридическими формальностями закончились, когда был объявлен «красный террор». Тут уж не помог и запрет Дзержинского.

5 сентября 1918 года, в первый же день массовых казней, Виленкина увезли расстреливать, теперь уже по-настоящему. Как он вел себя перед смертью, мы знаем. Это была не бравада, а всё то же ЧСД (чувство собственного достоинства). В прощальном письме сестрам Александр шутить не пытается: «Тяжело умирать, когда вся жизнь не прожита, когда многое еще впереди и три года войны остались позади – но я не боюсь смерти и буду спать так же спокойно, как и каждую ночь… Моя совесть чиста, поскольку я никогда не совершал бесчестных поступков и, смотря в лицо смерти, не поддался соблазну купить себе жизнь за счет других».

Те, кто читал мой роман «Аристономия», знают, что у меня большие проблемы с выбором моей стороны на Гражданской войне. Обе стороны мои - и не мои. И красные, и белые вызывают у меня сложное чувство, в котором восхищение смешивается с отвращением, и всех жалко. Поэтому история, которую я вам рассказал, не про героического борца с большевистской чумой. Это история про редкую и драгоценную вещь - легкое, ненатужное мужество. Таких людей очень мало, они почти всегда гибнут молодыми. Без них жить на свете было бы тошнее и страшнее.

Б.Акунин.