Знамение

[moscow_guest]

…

Шум утих. Армяне примирились со своей судьбой и уселись всей своей группой под скалой вокруг костра, ополченцы и солдаты (по приказу капитана Ницеевского) занялись чисткой карабинов, Чапский, Сибириец и горцы отправились высматривать самый быстрый путь наверх – такой, чтобы успеть забраться на вершину раньше, чем это сделают драгуны с той стороны. Джахоенко даже хвалился, что сможет забраться на скалу при одном только лунном свете, достаточно, впрочем, ярком. Кургоченко отговаривал земляка от безрассудного поступка, под конец Чапский велел им обоим заткнуться и лучше смотреть. Что касается самого Павла Ницеевского, он не полез бы на скалу даже под страхом смерти (то есть именно сейчас) ни при луне, ни при солнце. Не то, чтобы он так уж боялся высоты, а просто опасался делать то, в чём у него не было опыта даже близко.

Некоторые разногласия вызвал вопрос о вооружении группы «скалолазов». У Чапского и Сибирийца был при себе целый арсенал: от кинжалов и сабель до всё тех же кольтов (у Сибирийца их было целых два), не считая карабинов. Наверх оба улана, впрочем, карабины брать отказались – не желая рисковать подъёма «с такой-то махиной». Зато все три горца – с Кавказа и с Татр, единогласно отказались от предложения их капитана взять одному из них его револьвер. «Hej ze swojej stzelby ja lepiej durkom, szkoda ino, ze cupogi nimo zebym rubo?»⁵⁹, – мотивировал их отказ Дылонг.

-----------------------

⁵⁹ «Так из своего ружья я лучше стреляю, жаль что чупаги нет, чтобы рубать» (диалект горцев с Подгалья). «Чупага» - вид оружия, небольшой топорик на длинном древке, обычный элемент мужского костюма у тамошних жителей.

Итак, на сегодняшнюю ночь все члены его отряда были заняты делом. Что будет утром, Павел Ницеевский старался не загадывать. Патронов для «кольта» должно было хватить для начала, а там видно будет… кому-нибудь. С «турецкой» стороны доносились песни, слышен был и женский голос – Лиануш, или как её там теперь звали по-турецки, отлично освоилась с новыми соотечественниками и единоверцами. Не теряли времени и некоторые из армян – в стороне от костра, из-за большого валуна, куда не проникал свет луны, что-то ритмично двигалось, издавая достаточно недвусмысленные звуки. В ту сторону Павел, усевшийся на длинном плоском, нагревшемся за жаркий день камне, старался не смотреть. Не смотрел он и на костёр – конечно, вряд ли турки полезут в каменную щель среди ночи, но глаза лучше держать привыкшими к темноте. Смотрел он на лежавшую у него на коленях Арпине.

Они с княжной Галстян первый раз за время их знакомства, первый раз за время их бегства, первый раз в их жизни, были так близко, вместе и наедине. Да, наедине, несмотря на два десятка человек вокруг. У тех, как уже говорилось, были совсем другие занятия, в которых не было места ни польскому офицеру, ни армянской девушке. Которым сейчас тоже не было дела до всех вокруг.

– Я люблю тебя, Арпине, – сказал капитан Ницеевский.

– Я тоже тебя люблю, – ответила капитану Арпине.

У неё были мягкие губы, а упругая грудь чувствовалась даже через уланскую куртку (с расстёгнутыми, впрочем, верхними пуговицами). Но всё равно чего-то не хватало, что-то было недосказано. Павел знал и боялся этого. А вот княжна Галстян, в отличие от офицера цесарского войска, нашла в себе смелость об этом заговорить. Иногда женщины бывают смелее мужчин.

– Милый, я не хочу опять попасться к НИМ в руки, – Арпине приподнялась, обняла Павла Ницеевского за шею, – Ты должен обещать мне, что не допустишь этого.

Капитан Ницеевский знал, что означает эта просьба, но сделал последнюю попытку увести разговор в сторону.

– Ты не попадёшься туркам, любимая. Мы обязательно выйдем отсюда и поженимся в первой же церкви по дороге. А потом мы уедем ко мне в Москворуссию и будем вместе.

В качестве дополнительного аргумента Павел поцеловал свою невесту. Княжна на поцелуй ответила, но его словам не поверила.

– Ой, Павел, Павел, – грустно улыбнулась Арпине, – скажи мне правду – ты на самом деле знаешь, как нам выбраться отсюда? Или просто так говоришь, чтобы меня успокоить? Я твоя, «в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас» – так скажи мне правду, гладя в глаза.

В глазах его любимой отражался диск полной луны. Павел не ответил ничего.

– Когда турки нападут, застрели меня, пожалуйста. Сразу – это лучше, чем то, что будет ПОТОМ. Молчи, – приложила ему палец к губам, – молчи, ты не понимаешь, что это для меня значит, поверь, так будет лучше.

Капитан Ницеевский больше не пробовал возражать княжне Галстян.

– Самоубийство – это смертный грех, но если меня убьёт мой собственный муж, всё будет в порядке. А тебя Бог простит, ведь ты же не желал мне зла, а, наоборот, спасал… и душу и тело.

Павел снова поцеловал Арпине в губы. Это длилось долго, но, увы, тоже закончилось.

– ОНА где-то близко, ОНА, наверняка, меня ищет и, если я буду жива, найдёт. Я не хочу, не желаю, не могу, чтобы ОНА стояла рядом и смотрела, – Арпине заплакала, – и смеялась. Не хочу, понимаешь! ОНА меня не достанет, сделай так, пожалуйста!

Павел уже несколько раз слышал это имя. То есть, конечно, местоимение, но его невеста всегда произносила слово «ОНА» так, что то звучало именем собственным. Раньше он никогда не задавал вопросов, о ком именно Арпине говорит с такой ненавистью и ужасом.

– О ком ты говоришь, дорогая?

– Ты даже не представляешь, как это было ужасно! На дороге в Баберд палило солнце, и вокруг стояли облака пыли…

Изменено 16 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

…

На дороге в Баберд палило солнце, и вокруг стояли облака пыли от сотен ног людей и лошадей. Одно имущество семьи Галстянов занимало несколько повозок. Большинство слуг, впрочем, испугалось бегства в неизвестность, и предпочли укрыться в Цитадели. Кучера кричали лошадям «Де-ха! Де-ха!», а люди молчали, потому что устали за целый день непрерывной ходьбы. В отдыхе нуждались даже лошади – ведь сменить их не было никакой возможности.

- Мы не успеем добраться до Баберда засветло, госпожа, – обратился к матушке одни из верховых гайдуков.

- Хорошо, Манучар, – ответила ему матушка, – на ночь мы остановимся здесь.

- Эй, люди! – матушка встала на повозку и повернулась назад, к колонне каринцев, – Мы сделаем здесь привал! Отдохните за ночь, завтра нам предстоит дорога до Баберда и в Трапизон.

Каринцы хорошо знали, кто эта властная женщина, одетая не по-армянски, поэтому они сразу же подчинились. Впрочем, и без приказа супруги нахангапета они всё равно свалились бы на землю от усталости.

Ночью всё было тихо и спокойно. До тех пор, пока перед самым рассветом по импровизированному лагерю беженцев прошёл слух – турки вошли в Карин! Арпине услышала это известие, проснувшись от шума вокруг – все беспорядочно бегали и пытались перекричать один другого. Гайдуки окружили повозку и сдерживали собравшуюся вокруг толпу. Ваагн с самым серьёзным видом отдавал гайдукам какие-то распоряжения. Те говорили ему «Да, молодой князь» и делали по-своему. Братишка по мере своих сил скрывал разочарование и нервно постукивал пальцами по рукояти своей сабли. Маленький Петрос сидел на повозке и с любопытством разглядывал, что делается вокруг. Матушка была уже на ногах и решительно требовала у Манучара:

- Найди того, кто это рассказал – немедленно!

- Да, госпожа, – ответил матушке Манучар и бросился в толпу.

Приказания княгини Аревик, в отличие от её сына, все выполняли немедленно и беспрекословно.

- Не желаете ли умыться, моя госпожа? – Люсавард уже стояла около Арпине с кувшином воды, – Я набрала её здесь в реке.

Дорога шла вдоль реки, то приближаясь к её берегу, то удаляясь. Здесь она была совсем рядом, каких-то сто-двести шагов.

- Полей мне, Люсавард.

Холодная вода освежила княжну и прогнала остатки сна.

- Вот он, вот он! – раздались голоса, – Он здесь, госпожа, – доложил матушке вернувшийся Манучар, – Иди сюда, расскажешь всё госпоже!

Вперёд выдвинулся невысокий худой человек лет тридцати, в пыли, как и все вокруг, и без шапки.

- Кто ты такой? Что ты видел? – подошла к нему матушка, – Отвечай!

- Я Микаэл Сантурян, у меня мясная лавка близ Цитадели. Я был у своей сестры, – спокойно ответил человек, похоже, он уже устал волноваться, – когда в город ворвались «волки». Я знаю, – предупредил он назревавший вопрос матушки, – кто они такие, потому что они орали «Курт! Курт!»⁶⁰, по всей улице было слышно только это. Видит Бог, я ничего не мог сделать, чтобы помочь сестре и племянникам! – мясника Сантуряна всё-таки прорвало, – Я видел, как их всех убили ЭТИ! Я выскочил в окно, нашёл какую-то лошадь и ускакал. Я не мог ничего сделать! – он заплакал.

- Откуда они пришли? – переспросила мясника матушка, – По какой дороге пришли эти турки?

- С юга, – ответил по-прежнему всхлипывающий Сантурян, – с гор. Они пришли и подожгли Карин. Я видел, как они поджигали дома вместе с людьми.

Мясник, вытирая глаза, удалился в глубь толпы. Толпа ждала, что скажет супруга нахангапета – единственная на этой дороге власть.

- Сохраняйте спокойствие, люди! – Манучар помог княгине снова подняться на повозку, – В каринской Цитадели остался гарнизон княжеских войск. Там есть большой запас боеприпасов и продовольствия – Цитадель не дастся никаким «волкам»! А пока стоит Цитадель – Карин остаётся нашим! Не смейте говорить, что Карин пал! – матушка сорвалась на крик, – Не смейте! Гетман разобьёт турок и «волкам» придётся, поджав хвост, бежать! Мы вернёмся! Мы вернёмся обратно!

Вслед за матушкой Ваагн тоже начал кричать: «Мы вернёмся!». За ним – гайдуки. А вскоре вся толпа беженцев громко и ритмично повторяла раз за разом:

- Мы! Вернёмся! Обратно!

Арпине оглянулась. Малыш Петрос выкрикивал матушкины слова вместе со всеми, вымахивая в воздухе обеими руками. Люсавард молча смотрела на беженцев, прикрыв нижнюю часть лица своим белым покрывалом.

-----------------------

⁶⁰ «Волк! Волк!» (тур.)

------------------------------------------------

Продолжение здесь. Следующий блок исключён из основного текста.

Изменено 20 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

В Баберде беженцев ждало разочарование. Даже не просто разочарование – в Баберде беженцев из Карина ждал истинный кошмар. На улицах лежали трупы – десятки и даже сотни трупов. Чем ближе к центру – тем больше было на улицах человеческих тел. Находились и живые – те, кому удалось спрятаться в какой-нибудь щели, в тёмном недоступном подвале или даже в колодце. Арпине никогда прежде не испытывала подобного ужаса, как тогда, когда их повозка переезжала через человеческую плоть, и та хлюпала и хрустела под колёсами. Непривычные к такому зрелищу лошади ржали, не желая идти вперёд. В воздухе стоял неприятный запах бойни.

Дальше всё оказалось только хуже. Из соседних улочек стал доноситься какой-то шум, и матушка отправила нескольких гайдуков проверить, что там происходит. Через некоторое время Манучар и его люди вернулись – и не одни. Когда они подошли к повозке матушки, их сопровождала целая толпа – как беженцев, так и уцелевших жителей Баберда. А с собой они тащили какого-то вымазанного кровью оборванца, выкрикивавшего что-то нечленораздельное.

- Что это такое, Манучар? Зачем ты его сюда привёл? – строго обратилась к своему гайдуку княгиня Галстян.

- Это один из ТЕХ, госпожа, – ответил ей с почтением Манучар, – что нам с ним делать?

- Ты знаешь, что делает с турецкими разбойниками мой супруг, Лев Карина. Делай то же самое! – приказала княгиня Аревик.

Манучар резким движением провёл своим кинжалом по горлу визжавшего турка. Арпине зажмурила глаза, когда из перерезанной артерии в её сторону брызнула кровь. Визг прекратился. Вместо него восторженно закричали беженцы.

- Смерть туркам! Смерть убийцам!

Манучар вытер кинжал о лохмотья валяющегося в пыли трупа, вложил его в ножны, обратным движением руки вытянул саблю и взмахнул ей над головой. Окружающие взревели от восторга. Арпине заметила, что Ваагн вскочил на своего коня и направил его в одну из боковых улочек. Часть беженцев, из тех, что имели какое-то оружие, бросилась за ним с громкими криками: «Карин! Карин!».

- Моя госпожа, не слишком ли надолго мы здесь задержались? – Люсавард присела в своём всегдашнем почтительном поклоне.

- Матушка, не стоит ли нам продолжить поскорее путь? – осторожно спросила Арпине у княгини Аревик.

Матушка медленно, «по-княжески» (как учила саму Арпине), повернула голову к своей дочери.

- Дочь моя, мы не можем двигаться дальше, пока не будет восстановлена справедливость здесь.

- Какая же «справедливость», матушка? – не поняла Арпине, – Всё это просто ужасно!

Арпине вытерла платком выступившие слёзы и поморщилась, снова почувствовав запах разлагающегося мяса. Княгиня Галстян терпеливо объяснила своей дочери:

- Милая моя Арпине, мы с тобой – не просто какие-то простолюдины, бегущие от войны. Мы – семья князя Левона Галстяна, нахангапета, Льва Карина. Мы не можем себе позволить просто пройти мимо распоясавшихся турок, вжав голову в плечи, мы обязаны наказать их.

- Но, матушка, – возразила Арпине, – у нас же нет войска, чтобы воевать с турками, мы ведь просто женщины.

- Во-первых, мы с тобой, дочь моя, не «просто женщины», – строго сказала княгиня Аревик, – «Просто женщины» – это вот они, – она показала рукой на толпу беженок в антари⁶¹ и вышитых гогноцах⁶², вытаскивающих какую-то утварь из близлежащих домов. А мы с тобой – дамы благородного сословия, даже больше – семья князя, который в будущем, даст Бог, будет править Арменией от имени Цесаря Многих Народов. А во-вторых, «войско» у нас есть! У нас есть гайдуки и у нас есть вот они, – матушка снова показала рукой на каринцев-мужчин, выламывавших двери дома чуть выше по улице.

Наверное, Арпине не смогла сдержать скептического выражения лица, поэтому матушка снизошла до объяснений ещё раз:

- С серьёзными силами они, разумеется, не справятся, но никого «серьёзного» здесь уже нет. Что тебе нужно? – обернулась княгиня к служанке своей дочери, прислушивавшейся к разговору.

- Моя госпожа, – Люсавард поклонилась ниже, чем обычно, – я узнала от местных, что здесь произошло, – княгиня Аревик не прервала её, и она продолжила, – Сюда пару дней назад ворвались башибузуки под предводительством какого-то «Гази-Ахмеда» и устроили всё это, – служанка показала на трупы вокруг, – а потом их перебил какой-то цесарский полк, проходивший мимо. Остатки людей этого «Ахмеда» прячутся по домам и погребам от местных жителей.

Люсавард замолчала. Княгиня жестом руки приказала ей отойти в сторону.

- Вот видишь, дочь моя – главную работу за нас уже сделали люди цесаря. Теперь мы должны показать, что бывает с теми, кто встаёт на пути у Галстянов. А что эти люди не выглядят серьёзной армией – видела бы ты, с кем начинал твой отец во время Освобождения. С цесарем мы непобедимы: нас с Польшей – двести миллионов! – повторила она известную поговорку.

Внезапно на площади поднялся шум – даже больший, чем был раньше.

- Курды! Курды подходят с севера! Курды у крепости!

- Разворачивай! Разворачивай немедленно! – закричала матушка кучеру, – Всем! Люди! Отходим обратно по дороге на Карин!

Было непонятно, услышали ли каринцы свою княгиню, но он делали в точности то, что она им приказала – бежали обратно по улице, по которой пришли сюда. Кто-то на повозках, кто-то пешком. В узкой улочке от массы повозок сразу образовалась давка.

- Слезайте с повозки, - кричала Арпине матушка, – Уходим пешком! Где Ваагн? Эй ты, бегом за молодым князем! – схватила она за плечо какого-то гайдука.

Брат, впрочем, не заставил себя ждать. Он появился из боковой улочки верхом на коне, с окровавленной саблей в руке.

- Назад, Ваагн! Пора уходить!

Арпине пробиралась среди брошенных повозок, таща за руку плачущего Петроса. Где-то сзади пробиралась матушка, а за ней, с обнажённой саблей – спешившийся Ваагн. Вдоль стены протискивалась с каким-то мешком Люсавард. Когда она смотрела на Ваагна, на её лице появлялось какое-то разочарованное выражение.

Неожиданно княжна Галстян почувствовала, что её кто-то не пускает. Она растерянно оглянулась – все вокруг лезли вперёд, не обращая на неё внимания.

- Пойдём, Арпине, пойдём! – просил и требовал Петрос.

Наконец, Арпине поняла, что произошло – одна из её широких нижних юбок зацепилась за какой-то гвоздь в лежавшей на дороге доске от разбитого сундука. Всё-таки лучше было одеться в дорогу по-армянски, как её служанка – в похан⁶³ меньше опасность зацепиться за что-то, как сейчас. Она наклонилась, чтобы отцепиться, и отшатнулась – на неё смотрели пустые глазницы одного из трупов. В смертельном ужасе она рванулась назад – и ей удалось освободиться. Кусок белого шёлка в кружевах упал вниз и закрыл страшное мёртвое лицо. Со стороны крепости уже доносились выстрелы из карабинов.

Им повезло – заняв селение, курды не пошли дальше, так что каринские беженцы могли мало-помалу перевести дух на том же месте, где ночевали вчера. Из Баберда же всю ночь доносились выстрелы и крики.

-----------------------

⁶¹ Антари (зап.арм.) – платье с боковыми разрезами ниже бёдер, одевающееся поверх нательной одежды.

⁶² Гогноц (арм.) – вышитый передник.

⁶³ Похан (арм.) – элемент женской одежды – широкие штаны, которые надевались под нательную рубашку.

Изменено 18 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

По здравом размышлении пришёл к выводу, что предыдущий эпизод физически невозможен.

По очень простой причине - едущие на повозке беженцы из Карина должны к моменту битвы находиться уже, как минимум, в районе Трапезунда.

В ближайшее время перепишу, но старый вариант убивать не буду - пусть себе висит.

[moscow_guest]

Предыдущий блок не читать. Читать то, что ниже. Истинный предыдущий эпизод здесь.

---------------------------------------------------------------------

Баберд миновали без приключений. На перекрёстке у старой крепости между беженцами возникли разногласия – по какой именно дороге ехать дальше. Решающий голос принадлежал, разумеется, княгине Галстян – не только по причине её высокого положения, но и просто потому, что у неё единственной была при себе карта Армении. Естественно, что ничего подобного у каринских простолюдинов не было и быть не могло. Здесь к ним присоединилось с десяток жителей Баберда.

Прочие, объяснили они, уже выехали в «вольный город» несколькими днями раньше, а они сами боялись ехать одни, опасаясь шастающих по дорогам то здесь, то там башибузуков. Бабердцы, опасливо оглядываясь, называли два имени: Гази-Ахмеда и Явуз-бея. Последний с его шайкой, составленной из местных, то есть происходящих из Каринского наханга⁶¹, турок, отличался, как говорили, особой кровожадностью.

Теперь они двигались на Трапизон – каринцы, бабердцы и жители чуть ли не десятка мелких селений по дороге. Солнце по-прежнему вовсю палило с небес – а тени от деревьев были редкие, не доходили до дороги, а ближе к полудню вообще вытягивались вдоль неё. Одним прекрасным утром (утро было на самом деле прекрасным, солнечным и прохладным) они вышли к морю. Арпине ещё никогда не видела моря – и даже представить не могла, что «река без другого берега» (так отвечала матушка на её вопросы о море на гравюрах в книгах и картинах на стенах) выглядит в действительности так красиво. Она смотрела, как волны одна за другой накатывают на берег и уходят обратно, с лёгким шипением переворачивая гальку.

-----------------------

⁶¹ Область (арм.)

Арпине упросила матушку на минутку остановиться, соскочила на землю, сняла туфли (Бог с ними, с приличиями) и побежала к кромке воды. Было странно горячо бежать по горячей гальке, пару раз девушка почти поскользнулась, но, наконец-то почувствовала на ступнях прохладу воды. Она зашла чуть поглубже, чтобы погрузить ноги по щиколотки.

- Возвращайтесь, дочь моя! – услышала она голос матушки.

Но бродить в прохладной воде было так хорошо, что уходить Арпине не хотелось. Она переворачивала босыми ногами маленькие камушки и вдыхала дующий в сторону моря холодный ветерок. Некоторые из беженцев, особенно дети, тоже бегали по кромке прибоя.

- Эй, сестрёнка, пора! – кричал ей Ваагн со своего коня.

- Моя госпожа, Вам пора возвращаться, – Люсавард была уже рядом и присела в своём всегдашнем почтительном поклоне.

Какие-то рыбаки закончили вытягивать на берег свою лодку и с интересом смотрели на то, как служанка вытирает ноги своей сидящей в повозке госпоже. После прогулки Арпине была в самом весёлом настроении, поэтому она одной рукой послала рыбакам воздушный поцелуй, а другой подтянула свою широкую юбку почти до колена, помахав при этом ногой. Заметив это, Люсавард удивлённо подняла голову.

- Вы ведётё себя неприлично, дочь моя! Немедленно прекратите это безобразие!

Ближе к вечеру, когда до Трапизона (судя по карте) оставалось не более часа или, в крайнем случае – двух, и Арпине начала расслабляться в ожидании отдыха на постоялом дворе, со стороны заходящего солнца появился всадник. И не один. Ваагн вытащил саблю, а Манучар и прочие гайдуки сорвали со спин карабины и прицелились по приближающимся силуэтам.

Всадники, впрочем, не собирались нападать на беженцев.

- Пиос исте, антропи? - спросил первый всадник не враждебно, а, скорее, удивлённо, - Апо пу? Атетис! И турки стин Трапезунда! Амесос писо!⁶²

- Ты что, грек, что ли? – скривив лицо, спросил Манучар, забросил карабин обратно за плечи – и сплюнул перед собой.

-----------------------

⁶² Вы кто, люди? Откуда? Возвращайтесь! Турки в Трапезунде! Немедленно назад! (гр.)

Что, в самом деле, может быть безобиднее встречи с греком? Грек – это рыбак или торговец, никак не воин. В отличие от любого армянина, с детства готовящегося к защите родной земли. Ну… почти любого – Арпине покосилась на невооружённых крестьян. Но нет, ножи, по крайней мере, есть у каждого.

Поняв, что перед ними не враги (хотя отец говорил, что дружбы у армянина с какими-то греками тоже быть не может), греки расслабились. Присмотревшись, Арпине заметила, что на них надета униформа.

- Кто вы такие? – поднялась матушка, – Что на вас за форма? Что произошло в Трапезунде? – обратилась она к ним по-польски.

- Я поручик городской стражи Йоргос Офиотис, – польский язык главного (конечно, он у них главный, кто же ещё) грека не уступал польскому поручика Чартобромского, да и отсалютовал он матушке ничуть не хуже цесарского гвардейца, – Трапезунд пал. Турецкие шпионы открыли ворота турецкой армии.

При этом грек был совершенно спокоен, чем ещё более напомнил княжне Галстян «её» поручика. Как он там, бедный, один на войне, лицом к лицу со смертью?

- А как спаслись вы? – подозрительно спросила матушка, – Вы просто бежали из города, как трусы!

Городской стражник Офиотис замялся, и Арпине решила, что на поручика Чартобромского этот Йоргос всё-таки не похож – цесарский гвардеец ни за что не бежал бы перед лицом неприятеля!

- Что делать, сударыня, – пожал плечами Йоргос Офиотис, – Наше сопротивление всё равно ничего бы не изменило, и наша смерть никого бы всё равно не спасла. Что бы мы не делали, турки уже в Трапезунде, и нам нужно уходить отсюда, пока они не выслали какой-нибудь отряд в погоню.

Матушка задумалась.

- Вы правы, поручик, – сказала она, – нам следует идти назад, под защиту цесарского войска. Вы конные, так что поедете вперёд разведывать дорогу. Прошу Вас, – матушка показала рукой в восточном направлении.

Поручик городской стражи Йоргос Офиотис хотел, казалось, возразить, но передумал. Вместо этого он что-то сказал по-гречески своим людям, и они, все шестеро, проехали через колонну беженцев туда, откуда они все только что пришли. Матушка жестом подозвала Манучара:

- Следи за ними. Я не верю этим гречишкам.

- Да, госпожа, – кивнул головой Манучар и снова снял с плеча карабин. Его люди повторили это движение.

- Люди! – громко обратилась к беженцам матушка, – Трапезунд захвачен врагом! Мы должны вернуться обратно, под защиту войск цесаря!

Опустив головы, люди повиновались. Защёлкали кнуты, заскрипели оси.

- Хо! Хо!

- Позвольте, я поправлю Вам подушку, моя госпожа? – осторожно спросила Люсавард.

Изменено 11 Jul 2012 пользователем moscow_guest

[Antonius Block]

Анкара на описываемое время - ничтожный городок.

Столицей может быть либо Александрия, либо Измир, ИМХО.

/это не считая того, что централизованное государство вообще вряд ли возможно в условиях Турции начала 19 века - гражданская война, редкое население, отсутствие нормальных дорог и пр./

[moscow_guest]

Анкара на описываемое время - ничтожный городок. Столицей может быть либо Александрия, либо Измир.

Столица в Бурсе - как в очень старые добрые времена. В Анкаре всего лишь был сформирован один из полков.

ИМХО. /это не считая того, что централизованное государство вообще вряд ли возможно в условиях Турции начала 19 века - гражданская война, редкое население, отсутствие нормальных дорог и пр./

В РИ-Египте Мухаммед Али проводил вполне успешные реформы. Победа в гражданской войне - отличный способ избавиться от противников своего радикального курса. А население, верящее в правителя, как в мессию (после его побед неудивительно), без вопросов примет любую данную им идеологию.

Изменено 20 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[Urubana]

А может вы сделаете небольшую вставку от лица руководства Цесарства, Британии или Мухаммеда Али? Ну что показать войну с более высокого полета. И показать планы сторон на эту войну.

[moscow_guest]

А может вы сделаете небольшую вставку от лица руководства Цесарства, Британии или Мухаммеда Али? Ну что показать войну с более высокого полета. И показать планы сторон на эту войну.

Увы, озвучивать мысли "сильных мира того" в мои планы не входит. Впрочем, описание послевоенного международного положения в эпилоге будет.

А для совсем уж подробного изложения политических раскладов Армянской войны Вам, коллега, придётся дождаться, пока мой таймлайн дойдёт до середины XIX века. :rtfm:

Изменено 20 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[Cмельдинг]

:clapping: мои аплодисменты. Превосходно!

[moscow_guest]

мои аплодисменты. Превосходно!

Благодарю, коллега!

[moscow_guest]

– Что, уже утро? – Арпине открыла глаза и потянулась, – Где мы, матушка?

И вспомнила. Час пути до Трапизона, город захвачен турками, а они спят, как ни в чём не бывало! И уже светает.

– Матушка! Нам надо ехать! – и здесь заметила, что повозка уже движется.

– Вы уже проснулись, моя госпожа, – Люсавард была рядом, – если Вы не возражаете, здесь в кувшине есть вода.

– Быстрее, дочь моя, быстрее, уже утро, нам нельзя задерживаться.

Арпине была недовольна – её даже не разбудили перед тем, как тронуться в путь, забрали с собой, как какой-то мешок. Сидеть в повозке было неудобно даже на заботливо подложенной Люсавард подушке. Да и на что тут смотреть, кроме обшитых полотном стенок! От солнца они, конечно, защищают, но совершенно заслоняют обзор. Матушка не обращала на неё внимания, и княжна Галстян перебралась назад (служанка перенесла туда подушки вслед за ней).

Но сзади тоже было скучно. Дорога, дорога, дорога, пыль, пыль, пыль, кромка морского прибоя то приближается, то удаляется, то снова приближается. Повозки, кони, всадники – ничего интересного. Манучар, заметив Арпине, отвесил вежливый поклон и ускакал куда-то вперёд. Ваагн отсалютовал ей саблей с коня (вышло даже красиво, как на параде) и подмигнул. Не сестре, а её служанке, устроившейся рядом со своей госпожой. От Арпине не укрылось, что та как-то слишком быстро опустила голову. А ведь ещё была та сцена в её спальне!

– Люсавард! Отвечай немедленно, что у тебя с моим братом?

– Простите меня, моя госпожа, – смутилась от неожиданного вопроса служанка, – у меня ничего не было с молодым князем. Ведь я помню Ваши слова. Упаси Боже мне их нарушить! – Люсавард даже перекрестилась.

Арпине, как ни присматривалась, не смогла заметить фальши.

– И так должно быть! Поняла? – строго спросила она.

«Урок всегда должен быть закреплён» – так говорил отец. Судя по всему, так же думала и Люсавард.

– Да, моя госпожа. Он – князь, а я – всего лишь служанка, – она опустила глаза.

Вот! Воспитание прислуги закончено. А что теперь?

– Люсавард, разбуди меня, когда мы приедем… куда-нибудь.

Изменено 24 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Но княжну разбудила не Люсавард. Её разбудил толчок, от которого она свалилась на дно повозки. Открыв глаза, она сразу же зажмурилась: солнце, успев сделать оборот и оказаться на западе, светило изо всех сил, хоть и слабевших с закатом. Чтобы что-то увидеть, Арпине протиснулась между настороженно смотрящими вперёд Люсавард и Петросом к вознице – старый Акоп сидел на своём месте и с интересом смотрел куда-то направо.

А там справа, прямо у дороги, стоял большой двухэтажный дом. А в окне этого дома висел огромный красный флаг. То, что это именно флаг, а не вывешенная сушиться простыня, было ясно с первого взгляда – на простынях, даже шёлковых, даже красных, никогда не бывают нашиты белые звёзды и полумесяцы. Это был именно флаг. Флаг Турецкой Империи. Княжна Галстян оглянулась – такие же красные флаги, только поменьше, висели в окошках и других домов вдоль дороги. В соседнем доме хозяин и его сыновья вешали красно-белую гирлянду на окно.

Кроме чужих флагов на улице (из уроков географии Арпине помнила, что цвета Вольного Города Трапезунда – чёрный и белый, как у старой Трапезундской Империи), всё было совсем обычно – по дороге ехала повозка, запряжённая ослом, какая-то женщина в чёрном несла кувшин с водой, какие-то рыбаки вытягивали на берег лодку. Присмотревшись, Арпине узнала в них тех самых, перед которыми она вчера задирала юбку и махала ногами. Ей стало стыдно и она отвернулась.

– Матушка! Что происходит! Где мы! – закричала княжна, оглядываясь по сторонам.

Матушка стояла вместе с Ваагном и Манучаром около повозки и тоже осматривалась.

– Добрый вечер, княжна, – мило поприветствовал её по-польски поручик городской стражи Йоргос Офиотис.

Теперь он был уже не на коне – он разговаривал с матушкой. Манучар и Ваагн стояли за спиной матушки, а за спиной Манучара стояли гайдуки. За спиной поручика Офиотиса стояли его стражники – в одинаковой униформе и шапках с летящими орлами на кокардах. У всех за плечами висели карабины.

– Что вы делаете! – испугалась Арпине, – прекратите немедленно!

– Прошу прощения? – удивлённо переспросил Йоргос Офиотис.

– Успокойся, дочь моя, - спокойным тоном сказала ей матушка.

Арпине поняла, что поторопилась с выводами. Никто не собирался ни с кем драться, все просто разговаривали, хотя временами и на повышенных тонах.

– Рад Вас видеть, княжна, – отсалютовал ей поручик Офиотис, – Имею честь приветствовать Вас, Вашу почтенную матушку и всю Вашу семью у нас в Офисе.

– Херете, архонтокори, – вежливо поклонился старик (по одежде было видно, что это не просто рыбак), – Калосорисате стин Офи.⁶³

-----------------------

⁶³ Приветствую, княжна. Добро пожаловать в Офис. (гр.)

– Мой отец также приветствует Вас в Офисе, княжна, – перевёл слова старика на польский поручик Офиотис, – Мой отец – димархос… начальник Офиса.

Турецкие флаги на домах поручика и его отца не волновали, как бы он их вообще не видел. Арпине показалось это странным.

– А что это такое, поручик? – показала Арпине на флаги, – Почему ЭТО здесь?

Городской стражник открыл рот для ответа, но его опередила матушка.

– Дочь моя, этот человек, – она ткнула указательным пальцем в грудь поручику Офиотису, – утверждает, что турки разбили войско гетмана и взяли Ерзнка.

Поручик городской стражи нисколько не обиделся, что его назвали «этим человеком». Арпине чувствовала к греку в шапке с орлом всё большую антипатию, несмотря на всю его обходительность.

– В этом нет сомнения, княгиня, – вежливо возразил он матушке, – Ксениос Стефанопулос ездил в Эрзинтзан, но по дороге встретил отступающий цесарский полк. От солдат он узнал о произошедших событиях и немедленно вернулся в Офис.

– Ты лжёшь! – Арпине и матушка выкрикнули это одновременно, – Это не может быть, потому что…, – княжна лихорадочно подыскивала причину, – потому что это невозможно!

– Я не верю Вам, поручик, – твёрдо произнесла матушка, – Даже, если Вы и не лжёте сами, может лгать этот Ваш Стефанопулос, даже если он и не лжёт, он мог неправильно понять слова солдат, а те сами могли неправильно понять слова своих офицеров. Я не сомневаюсь, – твёрдо произнесла княгиня Галстян, – что турки не в силах уничтожить войско гетмана Юзефа Бема!

Поручик Йоргос Офиотис закончил переводить слова княгини Галстян своему отцу и ответил исключительно миролюбиво:

– Что ж, княгиня, значит, каждый из нас останется при своём: Вы считаете, что Цесарство ещё победит, я – что оно уже проиграло. Вы рассчитываете вернуться в свою Армению, а я примирился с тем, что буду жить в Турции.

– Ден ине пиа тин Элефтеро Поли тис Трапезундас, – сказал вдруг отец поручика Йоргоса Офиотиса, – Ден ине пиа ту Мегалу Принкипату тис Армениас. Эхуме тора и Туркиа эдо, ке препи мас на эникуме стин авто то хора, – добавил он, – Эдо ке тора.⁶⁴

Арпине поняла, что старик знает польский язык, хотя и старается это скрыть. А вот она не знала греческого, позор! То есть знать-то она знала – древнегреческий язык Гомера, который успешно вложили в голову княжне Галстян её учителя. «Минин аиде, теа, Пилиадео Ахилиос»⁶⁵, – как у неё болела от этого в детстве голова. Вот только древнегреческий похож на наречие современных рыбаков ещё меньше, чем древняя латынь на современный французский. К счастью, у княжны нашёлся переводчик.

-----------------------

⁶⁴ Нет больше Вольного Города Трапезунда. Нет больше Великого Княжества Армянского. Теперь здесь Турция, и мы должны жить в этой стране. Здесь и сейчас. (гр.)

⁶⁵ «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына» (др.гр.) – первая строка «Илиады» Гомера.

– Трапезунд пал, Эрзинтзан пал, завтра или послезавтра здесь будут турки, и нам придётся с ними жить. Поэтому мы теперь верные подданные Турецкой Империи, – он показал на красный флаг, развевающийся в окне дома напротив.

«Они предатели! Они все предатели!», – подумала Арпине. Её кольнула страшная мысль: «Они схватят нас и выдадут туркам!».

– Вам не стоит ни о чём беспокоиться! – поручик Йоргос Офиотис с вежливой обходительностью постарался развеять невысказанные страхи княжны Галстян, – Офиоты⁶⁶ – мирные люди, война – не наше дело. Лично я завтра возвращаюсь в Трапезунд… то есть теперь по-турецки «Трабзон»… и снова приступаю к службе в городской страже. Турецкий генерал, скорее всего, дал своим солдатам три дня на разграбление города, как это принято, и, когда я вернусь, всё уже закончится, и туркам понадобится навести в их городе порядок.

– Предатель! – матушка была солидарна со своей дочерью.

– Кого же я мог предать, раз Вольного Города больше нет? – поручик Офиотис даже удивился.

– А цесарь! Он законный и признанный протектор Трапезунда!

– Что-то я не заметил, чтобы он особенно старался защитить своих верных вассалов, когда турки ворвались в Трапезунд, – скептически поморщился поручик городской стражи.

– Фтани, гьос му!⁶⁷ – прервал городского стражника Йоргоса Офиотиса его отец.

– Не, патере⁶⁸, – согласился Йоргос Офиотис и вернулся к разговору с матушкой, – Мы ничего не имеем против того, чтобы вы, армяне, переночевали здесь, в Офисе, – не сходя с дороги и не заходя в селение, – добавил он, переглянувшись со отцом, – но завтра утром вы должны покинуть Офис.

Как заметила Арпине, Манучар взялся за саблю, а гайдуки сняли с плеч карабины. Городские стражники поручика Йоргоса Офиотиса сделали то же самое. Матушка остановила Манучара жестом руки, поручик Йоргос Офиотис подал такой же сигнал стражникам.

– Мы не останемся здесь на ночь! – отрезала матушка, – Мы ещё не сошли с ума, чтобы спать в логове изменников! Манучар! Мы отправляемся немедленно! – приказала она уже по-армянски.

Прислушивавшиеся к разговору беженцы со вздохами и причитаниями пошли к своим повозкам.

– Разрешите дать Вам совет, княгиня, – поручик Офиотис был по-прежнему прямо-таки издевательски вежлив, – Выберите дорогу вдоль побережья. Там меньше вероятность встретить турок, а если и встретите, то это будут, скорее, регулярные части, а не башибузуки. Они позволят вам отплыть на ТОТ берег, – стражник Офиотис показал рукой в сторону моря.

Матушка ни секунды не колебалась с ответом.

– Чтобы я поверила изменнику! Никогда! Ваагн! Манучар! Люди! – снова перешла она на армянский, – Мы отправляемся по дороге на Баберд! Немедленно, я сказала!

– Прощайте, княгиня, – услышала Арпине, уже залезая на повозку, – Да хранит Вас Бог!

– Адио, архонтисса!⁶⁹

Когда, устроившись сзади повозки на своих подушках, она оглянулась, поручик городской стражи Йоргос Офиотис всё ещё смотрел им вслед, а его отец осенял колонну армянских беженцев крестным знамением. Над греческим селением под названием Офис развевались красные флаги Турции.

-----------------------

⁶⁶ т.е. жители Офиса.

⁶⁷ Хватит, сын мой! (гр.)

⁶⁸ Да, отец. (гр.)

⁶⁹ Прощайте, княгиня! (гр.)

Изменено 25 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

На ночлег они остановились уже ночью – матушка желала отъехать от селения «проклятых гречишек» как можно дальше. То есть она ехала бы и дальше, но её убедили остановиться Ваагн и Манучар, точнее, пожалуй, Манучар и Ваагн. Командир гайдуков говорил, что все устали, что темно, что при свете одного только полумесяца они собьются с дороги, а братец ему поддакивал, а иногда пытался перебивать.

Арпине не говорила ничего, здесь решала не она, но она тоже страшно устала за вчерашний ужасный день. Хуже всего была неизвестность. Матушка громко говорила, что все слухи о поражении польской армии – выдумка трусливых греков, но Арпине видела, что у неё самой сердце не на месте. Спрашивать Арпине боялась – она видела, как на вопрос братишки Петроса: «А правду говорят, матушка, что нас турки разбили?», она накричала на него и даже дала подзатыльник. «Этого нет и не может быть!», – накричала она на сына. Потом, впрочем, обняла его и, гладя по голове, шептала: «Не волнуйся, маленький, мама тебя ни за что не бросит». Петрос перестал плакать, а Арпине, наоборот, испугалась – а вдруг всё это правда! Что с отцом – ведь он там, вместе с гетманом, на поле сражения!

Что ещё хуже, перед самым заходом солнца к ним присоединилось ещё человек двадцать, ехавших со стороны Баберда. Нового они не сказали ничего, но все без исключения повторяли тревожное известие о постигшей польскую армию катастрофе. Это просто не могло быть правдой – ведь никого из них там, на месте якобы проигранной битвы, не было, они просто пользовались непроверенными слухами. С одной из женщин, приехавшей вместе с мужем и детьми в фаэтоне, случилась истерика, когда она услышала о падении Трапизона. Услышав это, заплакали её дети (мальчик и девочка лет восьми-десяти), а затем и дети остальных беженцев. Матери кинулись их успокаивать, и всё это – под неверным светом похожего на букву «D» серпа Луны. Арпине плакать не стала – ведь слезами горю не поможешь. Петрос тоже сжал зубы и молчал. Молодец!

Гайдуки окружили импровизированный лагерь – теперь никто бы не прошёл незамеченным. Всё затихло – дети, в конце концов, успокоились, только иногда ещё кто-то где-то всхлипывал, но тихо. Арпине заснула, провалилась в забытье и ничего не видела во сне.

Когда княжна Галстян проснулась, вокруг по-прежнему была ночь. Спать не хотелось, Арпине приподнялась и выглянула из повозки. Все вокруг, похоже, спали, со всех сторон доносился храп. На дороге виднелся силуэт гайдука с карабином.

– Моя госпожа! Моя госпожа! – княжна услышала громкий шёпот своей служанки.

– Люсавард? Ты не спишь? – удивилась Арпине.

– Да, госпожа, я услышала, как вы встаёте.

– Спи себе, мне ничего не нужно, – разрешила княжна Галстян.

– Моя госпожа, я тут подумала…, – осторожно прошептала Люсавард, чуть приподнявшись с пола повозки, – Вам нужно переодеться.

– Переодеться? Сейчас? Ночью? Зачем? – не поняла Арпине.

– Моя госпожа, ходят слухи, что турки победили…, – начала служанка княжны Галстян.

– Молчи! – Арпине чуть не перешла на крик, – Это неправда! Этого нет и не может быть! – повторила она слова матушки.

– Конечно, конечно, моя госпожа, – поспешно согласилась Люсавард, – войско гетмана сильно и так просто императору не дастся, но, – она понизила голос, – Вы знаете, всякое может быть, разные слухи и вообще… В общем, лучше будет, если люди не будут знать, что Вы – дочь князя Левона.

– Что? – Арпине возмутилась, – Это почему я должна скрывать своё имя? Объяснитесь, госпожа Люсавард, или Вы очень пожалеете! – потребовала она.

– Простите, моя госпожа, – Люсавард была почтительна, но настойчива, – Мы будем ехать неизвестно где и можем встретить неизвестно кого. Я боюсь, что это могут оказаться… недобрые люди, и они, решив, что ни князя Левона, ни гетмана больше нет…

– Как нет? – не поняла Арпине, – Мой отец жив, тебе ясно, дура! – поняв, ЧТО именно имела в виду её служанка, княжна не сдержалась, хоть и не перешла с шёпота на крик.

– Простите меня, моя госпожа, – раскаялась Люсавард, – Конечно же, Ваш благородный отец жив, я в этом ни на секунду не сомневалась. Но ведь ходят слухи, и злые люди могут так подумать…

Немного поразмыслив, княжна пришла к выводу, что её горничная не так уж глупа, как могло показаться сначала. Действительно, раз греки уже готовятся к приёму турок, то сами турки, обычно не решившиеся бы даже поднять глаз на дочь армянского князя, могут себе подумать невесть что! В самом, деле, не стоит привлекать к себе внимания.

– Я думаю, моя госпожа, – продолжала тем временем Люсавард, – лучше всего Вам переодеться мальчиком. Если Вы не возражаете, в соседней повозке в сундуке есть вещи Вашего брата – они должны Вам подойти.

Ваагн не отличался высоким ростом. Отец и матушка говорили, что он ещё успеет вытянуться. Арпине кивнула и Люсавард почти бесшумно выскользнула наружу.

Рядом сопел Петрос. Матушка спала в повозке где-то рядом. Оставшись одна (спящий братишка не в счёт), Арпине перепугалась. А что, если Люсавард не вернётся? Вдруг турки уже близко, и гайдук на страже просто их не заметил? Что если слухи о поражении гетмана (Арпине припомнила себе седого старика на балу) правда? Что если… Боже мой, что сейчас с отцом? Она уселась в углу повозки, обхватила колени и заплакала. Ей было просто страшно. Боже, сделай так, чтобы завтра утром всё выяснилось! Где эта глупая Люсавард, в конце концов?

– Вот Ваша одежда, моя госпожа, – на пол повозки упало что-то мягкое.

С помощью служанки Арпине разделась. Она немного боялась, что Петрос проснётся и увидит её совсем-совсем без всего. Но во-первых, в повозке было темно, а во-вторых, когда братишка спал, его не разбудил бы и залп из пушек.

В мужской одежде Арпине чувствовала себя непривычно. Поначалу руки как-то сами пробовали разгладить несуществующую юбку, но постепенно девушка начала приспосабливаться к новому обличью.

– Позвольте, госпожа, я тоже теперь переоденусь, – попросила разрешения Люсавард.

Во что переодевается служанка, видно не было, да княжне это и не было особенно интересно. Она положила голову обратно на подушку, не обращая внимания на шуршание тканей в противоположном углу. Арпине снова провалилась в сон без сновидений.

– Ты что, на свадьбу собралась? – разбудил Арпине голос княгини Аревик.

– Доброе утро, матушка, – потянулась Арпине, не открывая глаз.

– Ого! – Петрос даже прищёлкнул языком.

Не понимая, что происходит, Арпине открыла глаза. Уже начинало светать. Закрывающее вход полотно было отодвинуто и за ним стояла матушка. В углу повозки чуть привстала и перед княгиней склонилась в поклоне Люсавард. Она была… Арпине даже потеряла дар речи. Она была одета в её собственное праздничное антари⁷⁰ с вышивкой серебряными шнурами! В то самое, которое она решила взять с собой в Александров после удачного опыта с хрхой! В то самое, которое Арпине решила надеть на бал в Морском Собрании! В то самое, в котором княжна Галстян намеревалось произвести фурор среди александровских морских офицеров! И его! Надела! Её! Служанка! Арпине просто захлебнулась от возмущения. Да она! Её! Просто…!

– А это что ещё такое? – матушка перевела взгляд на дочь, вместо платья одетую в мужские шапик⁷¹, елак⁷² и вартик⁷³.

-----------------------

⁷⁰ Антари (зап.арм.) – платье с боковыми разрезами ниже бёдер, одевающееся поверх нательной одежды.

⁷¹ Шапик (арм.) – рубашка с низким воротом и боковой застежкой.

⁷² Елак (зап.арм.) – жилет, одеваемый на рубашку.

⁷³ Вартик (зап.арм.) – широкие шаровары, носимые с обмотками.

Петрос тоже без слов смотрел на сестру, ничего не понимая. Арпине хотелось провалиться сквозь землю – и утащить Люсавард вместе с собой!

– Госпожа, дорога небезопасна…, – затараторила, обращаясь к княгине Аревик, Люсавард.

– А ну-ка, повернись! – приказала матушка Люсавард.

Та повернулась, задев головой о покрывающее повозку полотно.

– А пожалуй и правильно! – неожиданно одобрила это возмутительное самоуправство матушка, поразив Арпине до глубины души, – Дочь моя, дорога небезопасна, так что пусть лучше посторонние взгляды смотрят не на тебя, а на твою горничную. Хорошо придумано!

Она потрепала Люсавард по щеке, но сразу же, грозно сведя брови, строго сказала:

– Смотри у меня! Знай своё место, девка!

– Да, госпожа, – Люсавард опустилась на колени и поцеловала руку княгини Аревик, – Конечно, госпожа.

Арпине расхотелось убивать свою горничную. Ей только хотелось как можно скорее куда-нибудь, наконец, приехать.

Через час беженцы встретили на дороге шедший в Трапизон цесарский полк. О том, что порт уже в руках турок, поляки ещё не знали. Зато они точно знали, что произошло с войском гетмана.

Оно действительно было разбито наголову.

Изменено 30 Jun 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

– Хо! Хо! – крикнула матушка и щёлкнула вожжами.

Арпине сидела в углу повозки и плакала. Всё пропало! Отец был мёртв, и она больше никогда его не увидит. Он никогда больше не погладит её по волосам, никогда не поцелует в лоб, она никогда больше не услышит его вечного «смею утверждать». Он лежал где-то там, под стенами бывшей столицы бывшей Армении, вместе со всеми ушедшими туда каринцами и не мог даже рассчитывать на нормальное погребение. Турки просто свалят все тела в общую яму и засыплют землёй. Без креста, без следа, без памяти.

Поначалу они ещё надеялись, что отец мог как-то выжить в проигранной битве – выжили же, в конце концов, те, кто добежал аж до этого места, почти что до моря. Но нашёлся свидетель – какой-то солдат в форме Каринского полка, которую матушка заметила среди прочих.

Арпине не слышала разговора между ними. Она старалась не отходить далеко от повозки, стесняясь своей новой одежды. Солдата допрашивали только матушка и везде её сопровождавший Манучар. Арпине только запомнила, как матушка неожиданно закричала – что именно, девушка не помнила, вцепилась солдату в ворот и начала его трясти. Солдат вырвался и убежал, а Манучар осторожно отвёл княгиню Аревик к повозке, где ждала её дочь и младший сын. Ваагн примчался на шум немедленно.

– Что же ты наделал, Левон-джан, что же ты наделал! Как ты мог им это позволить! Левон-джан! Вай, Левон-джан!

Арпине знала свою матушку спокойной и уравновешенной. Когда всё в доме летало и тряслось, княгиня Аревик Галстян оставалась центром порядка и лада. Приближаясь к ней, успокаивался даже неугомонный Петрос. Теперь же она рыдала и рвала на голове волосы – этого её дочь не могла себе даже представить.

– Что же ты наделал, Левон-джан! Как же ты мог это сделать мне, проклятый дурак!

Арпине даже не стала спрашивать, что произошло, всё и так было ясно. О, Боже праведный, как же ты мог это допустить!

Ваагн и Петрос тоже были рядом, хотя Арпине и не видела их сквозь слёзы. Как же так, как же так, ведь этого просто не могло никак произойти!

– Ваагн, сын мой, – произнесла матушка, вытерев слёзы платком, – теперь единственный князь Галстян – это ты! Будь же достоин памяти своего благородного отца, – она поцеловала Ваагна в лоб.

– Да, матушка, – ответил Ваагн, – я…

– Госпожа, – прервал его появившийся вдруг Манучар, – у нас тут есть к Вам дело.

– Что у тебя за дело? – спросил начальника гайдуков Ваагн.

Манучар удивлённо обернулся в сторону на Ваагна и продолжил, глядя на матушку.

– Я тут рассказал ребятам, что князь Левон погиб, царствие ему небесное, – гайдуки сняли шапки и перекрестились.

– Да, – ответила матушка, уже не плача, – Ваш господин князь Левон Галстян пал в битве с турками, не посрамив честь Армении. Отныне княжеский титул переходит к его старшему сыну Ваагну. Поприветствуйте князя Ваагна Галстяна, своего нового господина!

Матушка произнесла эти слова торжественно, как, наверное, древние спартанки говорили своим мужьям и сыновьям: «Со щитом или на щите». Момент испортил цесарский солдат в зелёно-жёлтом мундире.

– Zbiera? si?, zbiera?, ju? wyruszamy! – здесь он заметил «благородную госпожу» и отсалютовал, – Prosz? Pani?, czas si? rusza? w drog?, Pan genera? nie b?dzie na Pa?stwo czeka?.⁷⁴

– Zaraz!⁷⁵ – ответила ему матушка.

-----------------------

⁷⁴ Собираться, собираться, уже выступаем! Пожалуйста, госпожа, время отправляться в дорогу, господин генерал не будет вас ждать. (польск.)

⁷⁵ Сейчас! (польск.)

Солдат отошёл подгонять остальных беженцев. Повозки и экипажи вокруг трогались с места. Гайдуки стояли полукругом. Ваагн стоял, задрав подбородок кверху. Несмотря на весь ужас, это выглядело комично. Арпине чуть было не фыркнула.

– Поприветствуйте князя Ваагна Галстяна! – повторила матушка.

Манучар покосился на Ваагна, но без какого бы то ни было почтения.

– Я как раз об этом хочу поговорить, госпожа. Наш хозяин – князь Левон. Мы ему служили, он нам платил, – гайдуки закивали головами в знак согласия, – Теперь он умер, царствие ему небесное, – Манучар перекрестился, – значит, наш договор закончен. Мы вольные люди, так что мы уходим.

– Что! – возмутилась матушка, – Никуда вы не уходите! Вы служили князю Галстяну и продолжаете служить князю Галстяну, моему сыну!

– Я наследник моего отца, так что ты слушаешься меня, Манучар! – объявил Ваагн.

Арпине стало страшно. Делалось что-то недоброе и ничем хорошим оно закончиться не могло.

– Матушка, отпустите их, и едем поскорее, – зашептала она на ухо княгине Аревик.

Мать княжны не стала слушать своей дочери.

– Послушай меня, Манучар…

– Нет, это вы меня послушайте, княгиня! – перебил матушку начальник гайдуков, – Мы честно служили Вашему покойному мужу, теперь его нет, и наша служба закончена. Ему, – он показал пальцем на Ваагна, – мы служить не будем! Расплатитесь с нами, и разойдёмся по-хорошему!

– Ах ты, мерзавец! – схватился за саблю Ваагн.

Арпине смертельно перепугалась.

– Ваагн! Нет!

Один из гайдуков, имени которого Арпине не знала, подошёл сзади и приставил лезвие кинжала к горлу её брата. Тот выпустил рукоять сабли. Манучар вытянул её из ножен.

– Плохой из тебя выйдет князь, мальчик, – сказал он, склонив голову на бок, – глупый. Твои люди тебя слушать не будут, вай, не будут.

Гайдуки захохотали. Ваагн молча сопел и глядел исподлобья. Петрос заплакал снова. Арпине не знала, что делать. Обернувшись в поисках поддержки, она заметила, что вокруг никого нет, все уже ушли вперёд. Издалека доносились звуки песни «Maszeruj? polskie strzelcy»⁷⁶.

-----------------------

⁷⁶ «Маршируют польские стрелки» (польск.) – походная песня в цесарском войске.

– Так чего же ты хочешь, Манучар-джан? – к матушке вернулось её хладнокровие.

– Как это чего? – Манучар усмехнулся во весь рот, – Платы, конечно! Рассчитайтесь с нами, княгиня, и пойдём каждый своей дорогой: Вы – к цесарю польскому, а мы – к царю имеретинскому.

– Тебе это так не пройдёт, – произнёс было Ваагн, но стоявший у него за спиной гайдук чуть надавил на свой кинжал, и брат замолчал.

– Зачем тебе к имеретинцам, Манучар-джан? – удивилась матушка, – Разве в Кутаисе так возлюбили армян, что примут вас с распростёртыми объятиями?

– Таких молодцов, как у меня, – гайдуки, как по команде, растянули рты до ушей, показав свои блестящие зубы, – в своё войско любой князь в Имеретии примет с распростёртыми объятиями, Аревик-джан. Ну а если таки не примет, то молодец с деньгами всегда сможет уехать куда-нибудь, где ему будут более рады.

– А у тебя есть деньги, Манучар-джан? – матушка даже не отчитала наглеца за то, что тот не назвал её ни «госпожой», ни «княгиней», – И, видать, много, раз ты так разошёлся?

– Ещё нет, – нагло ухмыльнулся их бывший гайдук, – но сейчас будут. Вы мне дадите… княгиня, в качестве платы за нашу верную службу.

– Не дам! Ничего вам не дам, разбойники! – возмутилась матушка, и Арпине в страхе прижалась к повозке.

– Да ну? – глаза Манучара стали злыми, – Тогда, значит, сегодня фамилия Галстян потеряет ещё одного князя, – гайдук, державший Ваагна, оскалился, – А то и не только одного, – теперь Манучар многозначительно смотрел на Петроса, даже переставшего плакать, – А чтобы восполнить эти потери, мои молодцы помогут Вашей дочери, Аревик-джан, произвести на свет нового маленького князя.

Манучар прижал Арпине своим телом к повозке и ущипнул рукой пониже спины. Его дыхание было тяжёлым и гнилым. Девушка отвернулась в сторону, чтобы не чувствовать его. На неё смотрел брат с приставленным к горлу кинжалом.

– Или он не будет иметь права на наследование титула? – Манучар вдруг отстранился от Арпине, и она смогла, наконец, вздохнуть, – Вай, не силён я в геральдике.

– Разбойники! Грабители! На помощь! – закричала в полный голос матушка.

Никто не отозвался, только река продолжала шуметь.

– Я считаю до трёх, старая шлюха! Или ты отдашь золото и драгоценности, или мы по одному перережем здесь всех, а потом найдём их сами! Выбирай! Раз!

– Не надо, – попросила матушка уставшим голосом, – не убивай их. Подожди, я сейчас принесу.

Матушка полезла в повозку. Манучар отдал саблю Ваагна одному из своих и резво вскочил вслед за ней.

– Ведь Вы же не собираетесь сделать что-то глупое, Аревик-джан, правда?

Наружу он выбрался первым: в одной руке он держал тяжёлую кожаную сумку, в другой шкатулку. Перекинул сумку через плечо, открыл шкатулку и вытащил оттуда бриллиантовое колье Арпине, которое она собиралась надеть в Морском Собрании. Боже, о чём она только мечтала ещё два дня тому назад!

– Э-э-э, Манучар-джан! Договаривались всем поровну! – напомнил гайдук своему атаману.

– А то! – ответил ему Манучар, – Разговор был, всё так и будет. Только не здесь. Ну что, Аревик-джан, – обратился он к покинувшей повозку княгине Аревик, – и нужно было так волноваться? Теперь мы с Вами в расчёте!

Шкатулку с драгоценностями он положил в одну из притороченных к седлу сумок. Из украденной сумки он взял пригоршню золотых монет, попробовал парочку из них на зуб и положил обратно. Гайдуки следили за каждым его движением.

– По коням, ребята! – потом забрал у одного из своих саблю брата и кинул на дорогу, – Князь должен быть с саблей, как-никак! – крикнул он по-прежнему глядящему исподлобья Ваагну и почти дружелюбно помахал рукой.

Гайдуки скрылись в дорожной пыли куда-то по направлению к морю, а осиротевшая семья Галстян осталась на пустой дороге рядом с тремя повозками, возницы которых куда-то пропали – наверное, их прогнали проклятые гайдуки.

– Ну что встали? Люсавард! Перетаскивай вещи из той повозки в эту! Ваагн! Распрягай лошадей, будут запасные! Арпине! Что стоишь, займись Петросом! И быстрее, ради Бога, быстрее!

Все кинулись исполнять приказания матушки, как раньше, как всегда, как привыкли. И только потом, уже в дороге, пристроившись на каком-то тюке, Арпине поняла, что случилось. Её отец мёртв, её дом захвачен врагами, её страна погибла, а их всех, к тому же ограбили предавшие их гайдуки. Бог с ними, с украденными драгоценностями, но отец! О, Боже, что с ней будет без него!

Арпине забилась в угол повозки и оставалась там всё время, пока они ехали, не обращая внимания на происходящее. Она не проронила ни слова, когда они, наконец-то, догнали ушедший вперёд полк, не повернула головы, когда впереди загремели пушки, не реагировала, когда колёса повозки переезжали через чьи-то трупы и солдаты помогали её выталкивать. Она даже и заснула так, сидя в углу повозки. Вышла она из повозки только тогда, когда у той сломалась ось и её пришлось бросить. Чтобы всем поместиться в оставшейся, пришлось выкинуть наружу тюки с одеждой.

Матушка приказала дочери таскать эти тюки вместе с Ваагном. Люсавард на этот раз досталась опека над Петросом. Арпине слышала, как братишка кричал на её горничную: «Нет! Не хочу! Хочу пить! Принеси воды!». Вода была неподалёку, в реке. Люсавард принесла воду в кувшине, но матушка, заметившая, что Петрос остался один, накричала на неё, когда та вернулась. «Я сказала тебе оставаться с моим сыном, значит ты не смеешь отойти от него ни на шаг! Ишь, разоделась тут!». Люсавард кланялась и извинялась.

Всё это хоть как-то отвлекло Арпине от мрачных безнадёжных мыслей. Правда, пока они перекладывали вещи, полк, c которым они двигались, ушёл далеко вперёд. Зато их догнали другие беженцы, идущие с востока, так что вокруг было по-прежнему многолюдно. Откуда-то спереди донеслись отдалённые выстрелы. Это окончательно пробудило сознание княжны Галстян.

– Хоп! Хоп! – закричала матушка, останавливая лошадей.

– Матушка, что происходит? – Арпине выглянула наружу.

Но княгиня Аревик не успела ответить своей дочери. Со всех сторон послышались крики:

– Турки! Турки здесь!

Изменено 2 Jul 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Люди вокруг кричали, бегали и суетились.

– Бегите отсюда!

– Спасайтесь!

– О, Боже!

– Они идут!

Мимо повозки проскакал во весь опор какой-то всадник, потом ещё один. Теперь крики стихли, слышалось только приближающееся цоканье копыт и какие-то слова. Не по-армянски, а по-турецки. Арпине умела говорить по-турецки, её научил этому старый Ильдерим, их садовник. У них в доме служило много турок, так что княжна имела достаточно возможности практиковаться в этом языке. Матушка была недовольна этими занятиями своей дочери, говорила, что «негоже благородной барышне разговаривать на наречии слуг», но отец принял в этом деле сторону Арпине. «Слуги должны знать, что хозяева понимают их язык», – так говорил он. Отец же и матушка знали турецкий ещё с тех пор, как Армения ещё принадлежала османским султанам.

Перед отъездом из Карина, когда большинство слуг попросило разрешения остаться в Цитадели, Арпине подслушала разговор родителей: «Какая Цитадель?», – скептически сказала матушка, – «они просто ждут своих, а пока что разграбят наш дом». «Это мелочи, солнце моё», – отвечал ей отец, – «вернёмся – повесим тех, кто грабил, куда они денутся». Но отцу не суждено теперь вернуться в Карин. И Арпине тоже никогда больше не увидит ни родного дома, ни Цитадели на горе. Княжна вытерла слёзы платком.

– Смотри в оба, – говорил кто-то на дороге, – они могут быть за каждым поворотом.

– Да откуда они там, юзбаши-эфенди? Они сейчас спешат пройти Испир, куда им засады делать?

– Сначала привяжи верблюда, а потом взывай к Аллаху⁷⁷, – ответил кому-то там снаружи турецкий офицер, – Разведайте дорогу, нам неожиданностей не нужно.

-----------------------

⁷⁷ Турецкая пословица, эквивалент «На Бога надейся, а сам не плошай».

Раздались слова команды, снова зацокали копыта, на этот раз гораздо чаще, и стихли. Всё было слишком спокойно, чтобы быть так страшным, как представлялось раньше. Может быть, эти турки тоже просто обычные люди, а не такие законченные разбойники, и они позволят им уйти, просто уйти? Арпине отодвинула полотно и выглянула наружу. Повозка стояла на месте, матушка и Ваагн сидели на облучке и настороженно следили за дорогой, где мимо них спокойно проезжали всадники, не обращавшие на прижавшихся к обочине беженцев никакого внимания.

Зелёные куртки, синие штаны с лампасами, красные фески со звездой над лежащим полумесяцем – если бы не последние, Арпине вполне смогла бы принять их за солдат польского цесаря. И сразу же, как бы опровергая мысли княжны Галстян, из-за их повозки на дорогу выехал знаменосец с зелёным знаменем, покрытым арабской вязью. Арпине, несмотря на все уроки Ильдерима, так и не научилась читать все эти ужасные крючки и завитушки, там более, что садовник и сам не отличался грамотностью в родном языке.

Вслед за знаменосцем появился турецкий офицер в эполетах. Будь он даже и не в униформе, по нему сразу же было видно, что он привык отдавать приказы и не сомневаться в их исполнении. Таким же был (о, Боже – был!) и отец княжны Галстян. Сходство усугублялось такими же густыми бровями и бакенбардами, какие всегда были у князя Левона. Офицер снял феску и вытер голову платком. При этом он повернулся в сторону повозки и заметил Арпине. Посмотрел ей прямо в глаза. Остановил коня. Княжна Галстян смущённо отвернулась и проскользнула обратно внутрь повозки. Как она могла проявить такую неосторожность и обратить внимание турка на себя? Что же теперь будет!

– Эй, мать! – услышала Арпине голос турецкого офицера, – Позволь мне дать тебе один совет. Эй, ты меня слышишь?

– Да, эфенди, – ответила после долгой паузы матушка.

– По карте, – послышалось шуршание бумаги, – шагов за двести должен быть перекрёсток. Так вот, если ты, мать, не хочешь вместе со своей дочкой попасться в руки людей Явуз-бея, сверни там вправо и езжай в горы.

– Эфенди, – начала матушка, но юзбаши её перебил.

– Башибузуки Явуз-бея догонят вас минут через десять-двадцать, – что-то щёлкнуло, наверное, крышечка карманных часов, – поверьте мне, с ними вам лучше не встречаться. Ха, если бы на встречу с неприятелем они бы так же спешили…

– Спасибо, эфенди, – поблагодарила матушка, – я предупрежу людей.

– Дело твоё, мать, – возразил матушке офицер, – но если твои армяне ринутся туда всей толпой, вам не уйти. Явуз-бей трус, но не дурак – такое количество следов он не пропустит. А вот если ты, мать, поедешь туда одна – то, может быть, и проскочите.

Снова наступила тишина – только копыта продолжали цокать по дороге.

– Какая тебе разница, зачем я это тебе говорю, мать? – произнёс турецкий офицер, хотя матушка ни о чём его не спрашивала, – Просто, посмотрев на твою дочь, я решил, что это будет чересчур лакомый кусок для Явуз-бея.

Арпине сжалась в комок, ни жива, ни мертва. О, Господи, зачем же она только высунула наружу свою глупую голову! Полотно отдёрнулось, внутрь повозки ударил солнечный луч. Княжна Галстян увидела лицо офицера совсем близко от себя. От него пахло пылью и табаком.

– Эфенди, нет! – закричала матушка.

– Тихо, мать! – прикрикнул на неё турок.

Повозка резко дёрнулась – на неё вскочил ещё кто-то. Арпине боялась даже кричать.

– Пусти её, Амин! – приказал офицер кому-то снаружи, – Запомни мать, ни тебе, ни твоей дочери… дочерям, – поправился он, заметив Люсавард, – ничего не грозит от Азиза Сараджоглу. А вот от головорезов Явуз-бея грозит, и очень скоро. Так что советую сейчас свернуть в горы и переждать там, пока он… не закончит на дороге. И чем незаметнее, тем для вас лучше. А дальше – Аллах милостив!

Турок сошёл с повозки.

– Вы вспотели, моя госпожа, – Люсавард протянула Арпине платок.

Сестричка названная! Арпине даже рассмеялась от такой мысли.

Всадники в фесках проехали мимо, колонна беженцев двинулась вперёд. Через обещанные двести шагов действительно обнаружилась дорога, ведущая через мост, а затем куда-то в горы.

Заехав за какую-то зелёную рощу, скрывшую их от дороги, они остановились. Дальше дорога шла по пологому склону, и их повозку можно было бы легко увидеть снизу, от реки – так сказала матушка, а Ваагн с умным видом подтвердил. Тем более что вместе с ними увязалось ещё несколько семей.

– Идут, идут, они идут, – зашептал Ваагн, вернувшийся с опушки, откуда он наблюдал за дорогой.

Вся его храбрость пропала, даже сабля, висевшая на боку, выглядела совсем бесполезным грузом.

– Они нас не заметят, правда? – Петрос потянул матушку за юбку.

Матушка не успела ответить. Уши Арпине заложило от грохота выстрела. Непривычные к стрельбе лошади заржали. Грохот тут же повторился.

Арпине повернулась на звук и замерла в изумлении. Она ожидала увидеть что угодно, но только не это. На середине дороги стояла Люсавард с пистолетом, который когда-то показывал сестре Ваагн, он тогда ещё гордился тем, что из него можно выстрелить шесть раз подряд.

– Откуда это у тебя? – крикнул брат княжны Галстян её обезумевшей служанке.

– Надо было лучше прятать своё оружие, молодой князь! – зло оскалившись, ответила своему хозяину Люсавард.

И выстрелила в воздух ещё раз.

Изменено 15 Jul 2012 пользователем moscow_guest

[Cмельдинг]

очень хорошо!

[moscow_guest]

– Что ты задумала? – крикнула ей матушка.

– Сейчас увидите, госпожа, – Люсавард церемонно поклонилась, не выпуская из рук оружия.

– Бежим отсюда! Гони! – закричал кто-то из их попутчиков.

Шёлкнули вожжи. Фаэтон, запряжённый парой лошадей, сорвался с места и пронёсся мимо Люсавард, так что ей даже пришлось отскочить в сторону, чтобы не попасть под лошадь.

– Хо! Хо!

Возница даже привстал на облучке. На сиденьях прижались друг к другу перепуганные женщины, одетые по-европейски. Сзади лопнул ремень, и на дорогу выпали и раскрылись какие-то корзины и ящики, из которых вывалились разноцветные платья и шляпки. Возница продолжал нахлёстывать лошадей. Колесо фаэтона наскочило на камень, и экипаж опрокинулся. Все три женщины с криком полетели в пыль. Мужчина, упавший с облучка, вскочил и начал распрягать лошадей.

Сзади раздался громкий звук выстрела, потом ещё одного. Теперь это стреляла уже не Люсавард. Конь, которого пытался распрячь мужчина, заржал и бросился вперёд вверх по склону, другой вместе с ним. Не отцепленный до конца облучок подсёк мужчину под ноги, и тот упал на спину. Сразу же вскочив, он, хромая, побежал вслед за лошадьми, не обращая внимания на оставшихся сзади женщин.

– Вазген! Подожди нас!

– Папенька!

Придерживая руками широкие юбки, все три женщины тоже бросились наутёк вслед за своим мужем, отцом, сыном или кем им приходился тот беглец. Но было уже поздно – на дороге появились всадники. Трое. Если бы Арпине встретила их на улице Карина, она, несомненно, приняла бы их за бродяг – в такие лохмотья были они одеты. Безрукавка из бараньей шерсти на голое тело и какие-то рваные штаны – то не у всех, у одного из них не было даже безрукавки, только какая-то рваная то ли рубаха, то ли накидка. Но вот сабли были у всех, как и пистолеты за поясом. А ещё к сёдлам были приторочены… О, Боже! …человеческие головы!

Тот из всадников, у которого было два… трофея, а не по одному, как у прочих, ударил пятками своего коня и припустил вслед за убегающим мужчиной, споткнувшимся, упавшим и ползущим на четвереньках. Арпине, как в кошмарном сне, видела, как башибузук догнал его, наклонился в седле и взмахнул саблей. Человек распластался на дороге, дёрнул ногами и затих.

– Вазген!

– Папенька!

– Сынок!

Три женщины (теперь было видно, что одна из них – старуха, а другая девушка одного возраста с Арпине) замерли. Башибузуки подъехали к ним вплотную. Снова взлетели и опустились сабли. Теперь осталась стоять только одна девушка.

– Нет! Нет!

Один из разбойников схватил её, поднял и перекинул поперёк седла. Она махала ногами и руками, но он не обращал на это внимания. Вернулся обладатель двух голов.

– Ты что, – заорал он на того, другого, в рваном чём-то на плечах с девушкой через седло, – уже вторую девку себе берёшь, да! А ну, сгружай её, а то у тебя с моей саблей любовь будет! До гроба, понял, да!

– Да ты что, Кудрявый, – опешил оборванец, – да я что, против тебя, что ли? Да вот оглянись, – примирительно показал он рукой на Арпине, – тут этого добра сколько хошь лежит, бери – не хочу.

Кудрявый хищно озирался вокруг, останавливая свои липкие глаза (почему-то Арпине, по-прежнему замершей, как статуя, его глаза казались какими-то «липкими») то на Арпине, то на Люсавард, то на женщинах из третьей повозки, пробовавших спрятаться за лошадьми. Здесь из-за повозки выскочил ещё один мужчина и припустил что был мочи куда-то через дорогу, мимо Люсавард.

Грянул выстрел. Мужчина упал, но ещё был жив и пытался ползти. Люсавард подошла к нему и сильно ударила ногой по голове. Тело перестало двигаться.

– А это что ещё за Тиринджекли Тирдже, Коралловая Дама⁷⁸? – теперь на Люсавард смотрели все, включая девчонку, перекинутую через седло.

-----------------------

⁷⁸ Так называла себя навозная жучиха из одноимённой сказки.

– Эй, ты! – повелительным тоном крикнула Люсавард, – Ты, я к тебе обращаюсь! – Кудрявый (чуб на его гладко выбритой голове действительно закручивался в одинокую кудрю) недоверчиво прищурил глаза, присматриваясь к странному явлению природы в воистину великолепном (несмотря на оцепенение, внутри Арпине что-то шевельнулось) антари, – Иди сюда, быстро!

– Что! – Кудрявый, похоже, разъярился от такой наглости, – Ты! Да я тебя сейчас во все дырки, поняла! А потом им всем отдам, ты, шлюха подзаборная! Мне! Быстро! Сейчас тебе будет быстро! – и рысью пустил коня в сторону служанки Арпине, явно намереваясь её схватить, как ту девушку.

Люсавард не пошевелилась, а когда конь Кудрявого почти поравнялся с ней, она просто подняла руку с пистолетом и выстрелила башибузуку прямо в голову. Тот, выпустив поводья, слетел с коня и растянулся на спине, раскинув руки крестом. Двое оставшихся башибузуков неотрывно смотрели на Люсавард, не зная, что теперь делать.

– Эй, вы, двое! – властно поманила их пальцем Люсавард, – Быстро ко мне!

Всадники на этот раз подчинились без возражений. Беспомощная девушка поперёк седла тоже перестала кричать и бить ногами.

– А теперь – галопом к Явуз-бею! Передайте вашему юзбаши, что здесь его ждёт кое-что весьма ценное. И пусть поспешит, если не хочет, чтобы оно куда-нибудь убежало!

Оба башибузука без единого слова развернули коней и ускакали вниз по дороге. Удаляющийся топот копыт перекрывали только крики несчастной пленницы:

– Пустите меня! Ну, пожалуйста!

Изменено 11 Jul 2012 пользователем moscow_guest

[asdetr]

очень хорошо!

Но мало! :victory:

[moscow_guest]

очень хорошо!

Но мало!

Хорошего понемножку. ;)

[moscow_guest]

Арпине почувствовала, что её тянут за руку.

– Надо бежать, сестра, – это оказался Ваагн.

Арпине шагнула вслед за ним, но не тут-то было. Люсавард, держа пистолет двумя руками, направила его на Ваагна. Или же на Арпине – они стояли с братом слишком близко, чтобы пуля сделала различие. Брат выпустил руку.

– Э, нет, молодой князь, – заявила бывшая служанка княжны Галстян, – Никуда Вы не пойдёте. И вы тоже, госпожа, – махнула она оружием в сторону матушки. Идите-ка сюда, к своим детям. Живо! – прикрикнула она, увидев, что матушка растерянно оглядывается по сторонам.

– Ну что, молодой князь, Вы уже не так смелы, как у меня в комнате? – Люсавард смотрела на Ваагна, не отрываясь, а вот брат отвернулся в сторону.

Тем временем Люсавард сделала ещё несколько шагов и стала вплотную к Ваагну, приставив дуло пистолета к его голове.

– Ваагн, о чём она говорит? – спросила было Арпине, но тут же опять вспомнила сцену в комнате своей служанки и замолчала.

– Действительно, о чём же? – издевательски произнесла Люсавард.

Брат по-прежнему молчал, а она левой рукой медленно вытянула его саблю из ножен и отбросила назад, на середину дороги.

Ждать им пришлось недолго. Сначала закричали, точнее сказать, завизжали женщины у той третьей повозки. Затем из-за опушки выехали всадники. На этот раз не трое, а гораздо больше – Арпине не смогла их сосчитать.

Их предводитель (человек, ехавший первым, наверняка был их предводителем) выглядел чуть лучше, чем его люди. На нём была военная форма, но носил он её так же небрежно, как они – свои лохмотья. Синяя куртка была расстёгнута, демонстрируя густо заросшую мускулистую грудь. Широкий ремень с огромной блестящей пряжкой был распущен чуть ли не до конца.

– Какой безмозглый осел привёл меня сюда! – возмутился главарь, без интереса посмотрев на то, как его башибузуки вытаскивают из-под повозки отчаянно упирающихся женщин, – Вы что думаете, у меня других дел нет!

Потупивший взор разбойник, тот самый, который носил неизвестно что и который забрал с собой девушку, молча показал пальцем на Люсавард, по-прежнему не выпускавшую из рук своего пистолета. Арпине знала, что может дотянуться до своей служанки рукой – и это почему-то заставляло её нервничать едва ли не больше, чем то, что они попали в лапы безжалостных турецких бандитов.

– Вот она и есть этот «подарок»? – осведомился главарь у своего подручного, показав пальцем на Люсавард, – Выглядит неплохо, потом посмотрю, как на ощупь. Её пока держать для меня, с остальными разберитесь сами. И на будущее, – сказал он, сплюнув на землю, – нечего меня беспокоить по пустякам, ясно?

– Да, эфенди, – разбойник, похоже, хотел провалиться сквозь землю, что так сплоховал.

И снова грохнул выстрел в воздух. У Арпине заложило уши, но она всё равно хорошо слышала слова Люсавард, потому что та говорила во весь голос, чуть ли не кричала.

– Капитан Явуз-бей Куртоглу! Я послала за Вами, потому что у меня есть к Вам дело, так что потрудитесь подойти ко мне!

Главарь, уже начавший разворачивать своего коня, удивлённо оглянулся, тронул своего коня и подъехал вплотную к Люсавард. Подъезжая, он как бы невзначай вынул свою саблю из ножен и начал ей как бы поигрывать. Глаза Арпине были на уровне его покрытых пылью чёрных сапог.

– Ты уверена, моя розочка, что твоё дело настолько срочное, что оправдывает твою наглость? Если это то самое, что находится под этим красивым платьем, – он задумчиво провёл кончиком сабли по антари Люсавард от одного плеча до другого, – то оно может и подождать до вечера – в такую жару у меня нет охоты даже на такой цветочек, как ты.

Он расхохотался. Его люди расхохотались вслед за предводителем. Арпине боялась даже дрогнуть. Скосив глаза, она заметила, что Ваагн стоит так же неподвижно, как и она. Турок коснулся саблей пистолета Люсавард – та отвела его дулом вверх, но из руки не выпустила.

– А Вам, капитан Куртоглу, – продолжала между тем Люсавард, пристально глядя на турка, – что-нибудь говорит имя «Эрзерумский Мясник»? Если не Вам, то может быть Ваши «волки» что-то о нём слышали? – невинно поинтересовалась она.

– Ха, – хмыкнул турок, – кому ж здесь оно неизвестно! Вот только есть ещё две вещи, моя розочка: во-первых, Мясника точно убили под Эрзинджаном, а во-вторых, тебе-то что до него за дело? Прячешь его под юбкой? – он снова захохотал, не отрывая, впрочем, взгляда ни от Люсавард, ни от её оружия.

Арпине ни о чём не думала, просто смотрела, слушала и умирала со страху. Странный диалог тем временем продолжался. Конные башибузуки окружили их со всех сторон.

– А может и прячу! – дерзко ответила Люсавард, – А вот ты, Явуз-бей, знаешь, может быть, где сейчас его сын и наследник?

– Давай, розочка, продолжай-продолжай, – у турка проснулся интерес к разговору, – А ты это, кстати, знаешь?

– Может и знаю, – хитро усмехнулась Люсавард, – может даже и тебе скажу, если, конечно, попросишь. А может и сама его тебе приведу, чтобы ты не скучал, волчонок мой серый, – и игриво подмигнула возвышавшемуся над ней всаднику.

Тот ничего не ответил, только лицо у него сделалось серьёзным, и он медленно провёл в воздухе своей саблей. Как раз напротив довольного лица Люсавард.

– А может быть, я его тебе уже привела, – теперь у бывшей служанки княжны Галстян выражение лица тоже стало серьёзным, – Может быть, он уже стоит перед тобой. Может быть, вот это и есть он!

Люсавард ткнула дулом пистолета в щёку Ваагна. Арпине было страшно, как никогда в жизни, но она так и не поняла, что именно та имела в виду.

– Что ты говоришь, Люсавард…, – скорее прошептала, чем произнесла вслух Арпине.

Люсавард не удостоила свою бывшую хозяйку ответом.

– Вот этот щенок – наследник Эрзерумского Мясника? – кончик сабли Явуз-бея теперь упирался в горло Ваагна, смотрящего в глаза турка, как кролик смотрит на удава.

Арпине никогда не видела, как кролик смотрит на удава на самом деле, только читала об этом в «Listach podr??nika». Нет, нет и ещё раз нет! Нельзя в ТАКОЙ момент думать о глупостях!

– О чём вы все говорите! Что вам от нас нужно! Люсавард! Прекрати немедленно, слышишь! – Арпине кричала во весь голос, не думая о последствиях.

Её служанка медленно и неспешно повернула голову в сторону своей хозяйки.

– Запомни, Арпине Галстян, – слова Люсавард доносились как будто бы с высоты, всё большей и большей, – здесь нет никого, кого звали бы «Люсавард». Моё имя – Айгюль⁷⁹. Запомни, княжна Галстян: меня зовут и всегда звали Айгюль – и никак иначе!

– Галстян…, – задумчиво проговорил, как бы смакуя, Явуз-бей, – Галстян. Галстян! А этот ублюдок, стало быть, князь Ваагн Галстян, сын Эрзерумского Мясника!

Главарь разбойников легко соскочил с седла. При этом его сабля даже не шевельнулась – она просто опустилась вместе с ним, точно на уровне его лица, лезвием точно на горле Ваагна.

– Какая девушка! Какая девушка! – произнёс кто-то за спиной Арпине восхищённым голосом.

-----------------------

⁷⁹ Имена «Люсавард» и «Айгюль» означают, соответственно по-армянски и по-турецки, «Лунная роза».

Изменено 11 Jul 2012 пользователем moscow_guest

[Cмельдинг]

как написано! леший меня подери - как написано, аж завидно...

[moscow_guest]

как написано! леший меня подери - как написано, аж завидно...

Ну я прям стесняюсь...

Млин, не успел дописать сцену аццкого геноцида сегодня - выложу завтра.

Кстати, оказалось, что я перепутал число зарядов в барабане кольта, так что переправил все упоминания о нём выше по тексту.

[moscow_guest]

– Привет, князь, – оскалился Явуз-бей, – вижу, ты сегодня неважно выглядишь. Но всё одно – лучше, чем твой папочка!

– Ха! Ха! Ха! – грянуло по сторонам.

– Видишь, как оно складывается, – говорил между тем капитан башибузуков, осторожно водя лезвием сабли по горлу Ваагна, – вчера ты князь, а сегодня уже грязь, да.

– Подожди, Явуз-бей, – вступила в разговор… Арпине по привычке называла её Люсавард, – ты получил, что хотел, теперь и я хочу получить своё.

– А действительно, розочка, что же ты хочешь взамен за нашу милую семейку? – разбойник с волосатой грудью ущипнул… Люсавард или всё-таки Айгюль? …за щёку.

– Я хочу её! – указательный палец уткнулся в грудь матушки, – Я хочу его! – рука в шёлковом рукаве с серебряными трубочками у запястья взяла за волосы Петроса (рванувшуюся было вперёд матушку остановил какой-то стоящий за её спиной оборванец), – Я хочу её! – Арпине почувствовала у себя на горле чужие пальцы, – А его я хочу больше всех прочих! – дуло пистолета с большим круглым барабаном показывало на брата Арпине.

– А не чересчур ли это, моя розочка? – удивился Явуз-бей, – Сначала ты мне даёшь подарок, а потом требуешь его обратно? «Ktury daje i odbiera ten se w pek?e ponewera»⁸⁰ – так ведь говорят подданные цесаря?

-----------------------

⁸⁰ «Кто даёт и отбирает, прямо в пекло попадает» – польская пословица (лом.польск.)

Только здесь Арпине заметила, что ей жарко – ведь они стояли на самом солнцепёке. «Если дойти до рощу, будет тень», – подумала она. «А если броситься в реку, станет совсем прохладно. Станет прохладно, и всё это прекратится». Вода струится по камням и журчит, холодная прозрачная вода…

– Воды, дайте мне воды, – просит Арпине, но её никто не слушает.

Все прислушиваются к словам Люсавард… Айгюль – к словам той, которая выросла в доме Галстянов. У Арпине кружится голова…

– Поднимите её! И дайте воды!

Кто-то грубо поднимает Арпине с земли. Почему с земли? Наверное, она потеряла сознание. В рот льётся холодная вода. Потом вода льётся уже ей на голову. Бр-р-р!

– Он нужен мне для того же, что и тебе, волчонок, – говорила Айгюль-Люсавард, – просто мой счёт к семье Галстян больше твоего,

О чём она говорит? Слова Арпине понимает, но не понимает их смысла.

– Сестра, что они говорят? Я не понимаю.

Брат так и не выучил турецкого языка. Он, как и матушка, считал, что это унижало бы его княжеское достоинство.

– Я перережу ему горло лучше, чем ты, волчонок. А может и не только горло. Ведь я очень хорошо знаю, где у него что, – Люсавард-Айгюль двусмысленно усмехнулась, глядя на Ваагна.

Брат неожиданно очнулся от неподвижности. Он двумя руками вцепился с руку Люсавард-Айгюль с пистолетом. Несколькими быстрыми движениями он вырвал у неё оружие. Никто из башибузуков не успел даже среагировать, как брат ткнул пистолетом в бок Явуз-бея.

– Z?a? z konia, no ju?!⁸¹ – потребовал Ваагн.

Растерявшись от неожиданной перемены ролей, главарь разбойников подчинился приказу. Пока все смотрели на Ваагна, Арпине проскользнула за спиной бывшей её служанки за спину брата – единственное место, где не было врагов хотя бы с одной стороны. Теперь брат держал Явуз-бея за горло, а дуло пистолета – у его виска.

– Wypu??cie nas albo zabij? waszego dow?dc?!⁸² – Ваагн кричал изо всех сил, – Сестра, переведи это на турецкий, может они не понимают!

– Выпустите нас или мой брат убьёт Явуз-бея! – выполнила Арпине приказ своего брата, – Матушка, Петрос, скорее сюда, – она не обращала внимания, что зовёт матушку по-турецки.

Ваагн сделал шаг вперёд, толкая турка перед собой. Разбойники с обнажёнными саблями расступились. Арпине шагнула за вслед за братом.

– Вай, молодой князь, – сзади донёсся насмешливый голос, – А ещё говорят, что мужчины разбираются в оружии. А тут такая промашка!

– Naprz?d! Naprz?d albo Ci? zabij?!⁸³ – требовал Ваагн.

-----------------------

⁸¹ Слезай с коня, быстро! (польск.)

⁸² Выпустите нас или я убью вашего командира! (польск.)

⁸³ Вперёд! Вперёд или я тебя убью! (польск.)

Теперь оставалось ещё немного. Если Ваагну удастся оседлать коня Явуз-бея, если Арпине удастся сесть на другого, а матушке с Петросом – на третьего…

– Подожди-ка, молодой князь, – настойчиво продолжала Айгюль… или всё-таки Люсавард?... говорила она на этот раз по-армянски, – Ты держишь в правой руке револьвер системы Самуэля Кольта из Северной Америки. Калибр оружия – 11 с половиной миллиметров, количество зарядов в барабане – шесть. Именно шесть, молодой князь – не семь и не восемь, а шесть! А я сделала из него ровно шесть выстрелов, так что сейчас он не заряжен.

При последних словах Явуз-бейрезко повернулся и ударил Ваагна в лицо. Брат отлетел в сторону, на коня турецкого предводителя. Конь заржал и подался в сторону. Лишившись опоры, Ваагн осел на землю, но турок рывком поднял его и отдал своим людям. Арпине почувствовала, как её руки тоже заводят за спину.

– А ведь ты так и не проверил, правду ли сказала Айгюль, – произнёс Явуз-бей, поднимая из пыли выпавшее из рук Ваагна оружие, – а ну как ошиблась!

– Я не ошиблась, волчонок, – Люсавард или Айгюль – ОНА, медленным плавным движением подошла к Явуз-бею и забрала из его руки злосчастный «револьвер системы Кольта», – Молодой князь так долго рассказывал о своей новой игрушке, что его смиренной служанке приходилось выслушивать своего господина до конца. И она запомнила его слова, лучше, чем их запомнил сам молодой господин, – теперь ЕЁ лицо медленно и плавно двигалось вблизи лица Ваагна, почти касаясь его щеками.

Явуз-бей смотрел на эту сцену, недовольно наморщив лоб.

– И вы с ним говорили не только об атлантических револьверах, – это был не вопрос, а, скорее, утверждение.

– Разве может скромная служанка отказать своему князю? – спросила ОНА кого-то, – Особенно, когда князь даже не спрашивает её согласия!

Щёлкнул курок приставленного к голове Ваагна пистолета. Выстрела не было – ЕЁ слова оказались правдой. Арпине ахнула уже после того, как оружие калибра одиннадцать с половиной миллиметров, брошенное, упало в пыль.

– Ты неблагодарная тварь, – услышала Арпине голос матушки, доносившийся сзади, – мы растили тебя, кормили, а ты так нам за это платишь!

Арпине попробовала повернуться, но ей не дали.

– Прекрати немедленно, Люсавард! Я тебе приказываю! – это уже был Петрос.

Арпине испугалась, она успела начисто забыть о своём маленьком братишке.

– Замолчи, Петрос! – выкрикнула она куда-то перед собой.

– Ты мне приказываешь, малыш? – ОНА прошла мимо Арпине, и княжна больше ЕЁ не видела, – Прошло то время, когда ты мог мне приказывать!

– Стой, тварь! – закричал Ваагн и бросился было вперёд, но его удержали..

– Нет! Боже! Нет! – это была матушка.

Арпине уже поняла, что произошло, тем более, когда вернулась ОНА – в окровавленной одежде и с кинжалом, с которого капала кровь.

– Ваша семья кое-что мне должна, – сказала ОНА без тени сомнения, – и сегодня за это заплатит.

– За что ты убила ребёнка, ты, тварь! Он ничего тебе не сделал!

– Он был сыном Мясника – и этим всё сказано! – отрезала ОНА.

Арпине не понимала, что происходит, и за что ОНА так ненавидит её семью. ОНА убила маленького Петроса – ведь ОНА носила его на руках и видела, как он растёт! Это неправда! Этому нельзя верить! Нельзя верить своим глазам!

Арпине заморгала глазами: часто-часто, надеясь, что наваждение пропадёт, и она проснётся дома в своей постели. Но ничего не изменилось – ОНА по-прежнему была здесь. Господи, ты же всё видишь! Сделай хоть что-нибудь!

– Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое…, – шептала Арпине, даже не задумываясь, что что-то шепчет.

– Ты знала, что он делает со мной, – обвиняла ОНА матушку (Арпине ничего не видела сквозь слёзы), – знала, и ничего не сделала! А что ты мне ответила, когда я попросила перевести меня в ваш загородный дом? «Слушай свою хозяйки и молодого князя и не беспокой меня по пустякам» – ведь именно так ты мне ответила!

– Зачем ты убила ребёнка? Зачем ты убила ребёнка? – повторяла и повторяла матушка, похоже, просто не слыша ЕЁ слов, – О, Петрос!

– Сдохни, старая шлюха! – что-то зашуршало, зашипело, и причитания матушки превратились в хрип.

Ваагн на этот раз даже не пошевелился – один из башибузуков ударил его в лицо кулаком до того, как он смог это сделать. Брат обмяк на руках державших его разбойников. Теперь ОНА убила её матушку! Боже, за что ты посылаешь это испытание!

– Убей меня! Убей! – закричала Арпине, – Убей меня, я не хочу больше жить!

Но ОНА не убила княжну Галстян. Она даже не обратила внимания на её крики. ОНА стояла теперь перед тяжело дышащим Ваагном, стояла вплотную.

– Ну что, молодой князь, теперь видишь, к чему привела тебя страсть к твоей служанке? Страсть, между прочим, без взаимности – мне на тебя и смотреть было противно!

– Тварь! Гадина! – Арпине слышала шёпот брата.

– Ты бы меня убил, да? Или довёл бы до самоубийства, как твой отец довёл мою мать, правда?

Ваагн ничего не ответил. Он, как и Арпине, не понимал, что имеет в виду ТА, имени которой они больше не знали.

– Может быть, вы оба просто не знаете этой истории? – сказала ОНА уже совершенно спокойным голосом, – У нас много времени, так что я её расскажу. На вашем языке, чтобы вам было понятнее. Не беспокойся, волчонок, – обернулась к Явуз-бею, почёсывавшему себе живот, – если ты успел забыть армянский, я тебе потом её перескажу. Очень поучительная история, между прочим. А Вы, моя госпожа, вытрите глаза и прочистите уши – Вас очень заинтересуют старые приключения Вашего покойного батюшки, прозванного Эрзерумским Мясником.

Арпине не хотела слушать, но у не имела даже возможности заткнуть уши – её крепко держали за руки. Турки вокруг, она видела, прислушивались к ЕЁ армянской речи очень внимательно. Всего этого не могло быть никогда, просто не могло быть! Она знала своего отца, и он был не такой! НЕ ТАКОЙ! О ОНА рассказывала и рассказывала, и Арпине приходилось слушать все эти ужасные вещи о своей семье.

По ЕЁ словам, давным-давно в окрестностях города Эрзерум жил некий молодой пастух овец по имени Левон. А было это, следовало отметить, в самый разгар польского вторжения в Турцию. Стамбул пал, трусливые янычары бежали в Азию, султана убили заговорщики, за опустевший трон началась смертельная борьба между пашами, губернаторами и генералами, турки убивали турок, страна лежала беззащитная перед северными завоевателями. И вот как-то пастух Левон заметил бредущего по дороге одинокого турецкого солдата, то ли отставшего от своего полка, то ли попросту дезертировавшего.

Неважно, что это был за солдат и откуда он взялся, важно то, что пастух Левон убил его и забрал его ружьё. Христианам в то время запрещалось носить оружие (ибо старые султаны при всей их ограниченности понимали, с кем имеют дело), так что когда Левон вернулся в своё селение (а никто точно не знает, из какого именно селения в окрестностях Эрзерума происходил Левон Галстян) с турецким ружьём, это вызвало восхищение у таких же, как он, молодых армянских сорвиголов. Нападая на одиноких турецких солдат, шайка Левона (сами себя его люди называли «фидаинами» – мучениками) вооружилась и осмелела. Теперь её главной целью стали живущие в окрестностях города богатые турки.

В обычное время власти быстро расправились бы с армянскими разбойниками, но тогда, когда всё это происходило, никаких «властей» в этой части Османской Империи не было, а были только отдельные генералы и губернаторы, действовавшие в своих собственных интересах, зачастую друг против друга. С востока же двигались войска польского цесаря, так что Левон и его «фидаины» творили свои бесчинства совершенно безнаказанно.

По мере роста банды Левона (теперь называвшейся Каринским полком армянской армии Христа) и приближении польских войск масштаб её действий расширялся. Наконец в один прекрасный (или, точнее сказать, ужасный) день «Каринский полк» захватил Эрзерум. Войско цесаря было уже близко, так что губернатор, старый трус, заранее бежал, спасая свою жизнь. Теперь Эрзерум оказался в лапах головорезов Левона. Убийства турок шли в течение нескольких дней, вплоть до вступления в Эрзерум регулярных цесарских полков. Именно после этого Левон Галстян и получил среди турок прозвище «Эрзерумский Мясник», именно после этого турецкие матери стали пугать его именем своих непослушных детей.

На захваченных турецких землях, между тем, польские захватчики создали «независимую» Армению, где отныне заправляли такие же, как Левон Галстян, бандиты и разбойники. Цесарь назначил армянам князем одного из своих младших братьев, но даже и князь нуждался в поддержке своих «нахангапетов», державших свои области и не намеревавшихся отказываться от власти над ними. Но эти люди, бывшие торговцы, извозчики или даже пастухи, зачастую неграмотные, чёрной завистью завидовали всем тем, кто стоял выше них. Они на многое были готовы, чтобы стать наравне с аристократами Цесарства, со многими из которых – офицерами цесарского войска, они встречались во время войны.

Поэтому князь нашёл отличный способ купить их лояльность – по крайней мере, лояльность большинства из них. Став из собирателей овечьего дерьма (на этом месте толпа башибузуков расхохоталась – сначала те, кто хорошо знал по-армянски, а затем и остальные) полковниками, генералами и губернаторами, они (а между прочими и бывший чабан Левон Галстян) стали выдумывать себе знаменитых предков. Так Эрзерумский Мясник рассказывал всем направо и налево про своё происхождение от армянских царей Киликии, и попробовал бы кто-нибудь хоть бы улыбнуться. Рассказывали, что одного такого, из своих гайдуков, Мясник избил за это до полусмерти.

Князь достиг компромисса со своими чересчур сильными вассалами. В обмен за лояльность он признал выдуманные ими аристократические титулы – бывшие пастухи и торговцы шерстью стали графами и князьями. Разумеется, все приличия были соблюдены – Геральдическая комиссия вовсе не торопилась принять на веру фантастические рассказы «нахангапетов» о деяниях своих как бы предков. Просто они получили грамоты за подписью и печатью князя, возводящие их в княжеское достоинство – без уточнения вопросов генеалогии.

Итак, «нахангапет Карина» и новоиспечённый князь Левон Галстян выстроил себе новый дом, достойный своего высокого звания и титула. Дом был похож на те дома киевских вельмож, которые Левон Галстян, а особенно его молодая жена Аревик, видели во время своего пребывания в столице польской империи. Как эта Аревик стала его женой и перед сколькими «фидаинами» из «Каринского полка» ей пришлось раздвинуть ноги, пока она не оказалась в постели Мясника (здесь Ваагн и Арпине одновременно попробовали вырваться, но безуспешно), никто не знает.

Супруга Мясника была ревнивой и имела к этому все основания. Бывший чабан, в мгновение ока ставший князем и губернатором, был падок на женщин, особенно теперь, когда ни одна из них не осмелилась бы сказать «нет» первому человеку в «Каринском наханге». Нет никаких сомнений, что в первые годы своего губернаторства он… вступил в связь со всеми сколько-нибудь привлекательными служанками те, и армянки и турчанки, не смели, разумеется, отказать своему хозяину, а его жена при всей своей ревности не смела обвинить в этом его – как ни крути, в Эрзеруме и всей области его власть была абсолютна. Тем более, что супруга князя Левона не могла похвастаться своими успехами, как женщина – из четверых рождённых ей к тому времени детей двое оказались девочками, а два мальчика умерли сразу же после родов.

Не следует и сомневаться, князь был исключительно недоволен своей княгиней и не простил бы ей никаких претензий к его жизни «на стороне». Поэтому она срывала злость на тех любовницах мужа, о которых смогла точно узнать. Они, понятно, боялись хозяйку, как огня, поэтому не говорили о своей связи с хозяином никому, даже самым близким, предпочитая скрывать свой позор. Одной из таких «подружек» князя была служившая на кухне турчанка по имени Гюленай. К ней, говорят, князь «благоволил» больше других.

Сложность возникла из-за того, что Гюленай была замужем – её муж Арслан служил конюхом в этом же доме. Князя, естественно, ничуть не волновали чувства какого-то конюха, но они волновали Гюленай – поэтому, боясь за своего мужа, она ничего не говорила ему о случившемся с ней несчастье. Поэтому, когда он, однажды зайдя в свою комнату, нашёл там жену в объятьях своего хозяина, он, оправдывая своё имя⁸⁴, как лев бросился ей на помощь. Но Мясник оказался сильнее – конюх Арслан поплатился жизнью за свою смелость.

Гибель конюха отозвалась в доме Галстянов изрядным скандалом. Разумеется, никто не посмел ничего сказать в глаза князю, но зато всё дело дошло до ушей княгини. Та, само собой, не могла спустить «какой-то паршивой турецкой девке» претензий на её законного мужа. Никого из слуг при разговоре Аревик и Гюленай не было, но они запомнили, что последняя выбежала из комнаты княгини вся в слезах и с окровавленным лицом. Все служанки знали, что в гневе жена Мясника может расцарапать лицо своей соперницы до крови и притом очень глубоко, поэтому старались не сердить её никогда.

Гюленай лишилась всего – мужа, дома и средств к существованию, потому что Аревик Галстян выгнала её из дома в том, в чём она была. Ей нечего было делать и некуда было идти, поэтому она покончила с собой – вниз головой бросилась в колодец неподалёку от губернаторского дома. Незадолго до смерти она отдала свою дочь Айгюль своей подруге Йилдыз – та по-прежнему служила в доме Мясника, так как бежать ей тоже было некуда.

Арпине не помнила, чтобы у них в доме служила какая-то Йилдыз, но ОНА снизошла до объяснений:

– Чтобы не привлекать внимания, Йилдыз назвалась армянским именем Астхик⁸⁵ и повесила на шею крест. Люди пойдут на всё, чтобы только выжить.

-----------------------

⁸⁴ Имя «Арслан» означает по-турецки «Лев».

⁸⁵ Имена «Йилдыз» и «Астхик» означают, соответственно, по-турецки и по-армянски, «Звезда» и «Звёздочка».

Здесь ОНА словно вспомнила о чём-то. Замолчала, потом пошевелила головой и вдруг запустила руку за воротник рубашки и вытянула оттуда нательный крестик на шнурке. Скомкав в руке шнурок, она с силой бросила его на землю, в пыль, а потом старательно растоптала ногой.

– Мне больше нет нужды прятаться! Меня зовут Айгюль! Я турчанка, я мусульманка! – объявила ОНА во всеуслышание по-турецки, – Ла-иллаха ил-аллах, Мухаммад расулаллах!

– Какая девушка! – снова донеслись до Арпине голоса со всех сторон, – Какая девушка!

Явуз-бей не говорил ничего, только задумчиво глядел, точнее, приглядывался, к НЕЙ.

– Йилдыз дала Айгюль новое имя, – продолжала ОНА свой ужасный рассказ, – она переделала её старое, данное матерью, на армянский манер. Так в доме эрзерумского губернатора появилась новая служанка по имени «Люсавард», которую «Астхик» выдала за свою сироту-племянницу. Ну а остальное вы уже знаете – особенно Вы, молодой князь, – ОНА вежливо присела перед Ваагном.

ОНА – дочь служанки, с которой отец… Боже, это на самом деле её сестра! А Ваагн и она… Ко всему ещё и ЭТО! У Ваагна вид был ничуть не лучше – казалось он только что проглотил, предварительно разжевав, лимон, и то не один.

– Что же, молодой князь, – ОНА потрепала Ваагна по щеке, – ты так испугался? Действительно, какая незадача – вот так насилуешь и насилуешь девушку, за которую никто не вступится, даже её хозяйка, которая почему-то уверена, что эта девушка просто спит и видит, как стать женой её брата, этого молодого ублюдка!…, – ОНА сплюнула на землю, – Вот так насилуешь её и насилуешь, – вернулась к своей мысли, – а потом оказывается, что это твоя сестра, и становится как-то очень неприятно, правда?

Ваагн ничего не ответил, только смотрел куда-то в одну точку перед собой.

– Прекрати! Прекрати это, пожалуйста, Лю… Айгюль! Прошу тебя!

– Для тебя, Арпине Галстян, я – Айгюль-кадын⁸⁶! Отныне ты будешь обращаться ко мне только так! Повтори!

– Пожалуйста, прекратите это, Айгюль-кадын, – покорно попросила Арпине свою бывшую служанку по-турецки, так же как обратилась к ней ОНА.

– Хорошо, ты послушная девочка, Арпине Галстян, – ОНА взяла Арпине за подбородок, – будь такой же и дальше, и твоя госпожа будет доброй для тебя.

-----------------------

⁸⁶ Госпожа Айгюль (тур.)

ОНА вернулась к Ваагну. Тот поднял голову устало и безнадёжно.

Башибузуки заворожённо глазели на разворачивающееся перед ними представление. Явуз-бей тоже молчал и глядел.

– Не волнуйся, Ваагн Галстян, к счастью для нас обоих ты не совершал кровосмешения. Так случилось, что я – не дочь Эрзерумского Мясника, и это меня очень радует. У меня был свой собственный отец – тот самый, которого убил отец твой, и была мать – которую довела до самоубийства твоя матушка.

ОНА посмотрела на острие своего кинжала. Арпине глядела на происходящее, не отрывая глаз. О, Господи, сделай же так, чтобы всё, наконец, закончилось!

– Так что, поздравляю Вас, князь Ваагн Галстян, – ОНА снова перешла на армянский, – Вы никогда не насиловали Вашей сестры. Теперь, князь, Вы можете умереть спокойно.

Резким движением ОНА перерезала Ваагну горло. Арпине видела это со всеми подробностями: отблеск солнца на лезвии, широкую красную полосу на шее брата, кровь, брызгающую из рану маленькими фонтанчиками.

– Не-ет! Ва-а-агн! Нет! – Арпине кричала и рвалась из удерживавших её сильных рук.

– Ну вот, – ОНА повернулась к Арпине, – а ведь была такая послушная девочка. Что ж, придётся её немного подучить почтительности для своей госпожи.

Княжна Галстян никогда раньше не видела таких глаз, какими смотрела на неё ОНА: чужих, холодных, почти что рыбьих.

– Теперь твоя очередь, Арпине Галстян, – Арпине почувствовала, как горло стискивают ЕЁ цепкие пальцы, – Теперь настала твоя очередь.

Арпине отчаянно пыталась закричать, но не могла. Она ни о чём не могла думать, её просто переполнял невыносимый животный ужас.

– Нет, ты не умрёшь, Арпине Галстян, – произнесло лицо с рыбьими глазами, – ты будешь жить и чувствовать всё, что с тобой будет. Эй, ребята! – позвала ОНА кого-то ещё, кого Арпине не видела, потому что перед глазами у неё всё плыло, – Вы хотите попробовать, какова на вкус дочка князя?

Арпине не поняла, говорила ли ОНА по-армянски или по-турецки, но окружающие разбойники её поняли. Вокруг поднялись восторженные крики, кто-то выстрелил в воздух. Где-то вдали загремела пушечная канонада.

– Скажи, Айгюль-кадын, как твоя фамилия? – спросил вдруг Явуз-бей.

Он говорил негромко, но этого оказалось достаточно для того, чтобы шум вокруг стих. Только продолжали греметь далёкие пушки.

– У меня нет фамилии, волчонок, – ОНА улыбнулась, и даже ласково, – Согласно хатти-шерифу⁸⁷ императора Мухаммеда-Али от 15 мухаррема 1253 г.⁸⁸, предписывающему всем туркам взять себе фамилию, незамужняя девушка носит фамилию своего отца, а замужняя женщина – своего мужа. Моего отца убили до издания императорского хатти-шерифа, и он не успел взять себе фамилию, ни официально, ни тайно. А чтобы приобрести фамилию мужа, нужно, по крайней мере, найти себе мужа. Вот сам видишь, – указала она на тело Ваагна, – княгиней Галстян мне стать не суждено.

-----------------------

⁸⁷ т.е. указа

⁸⁸ т.е. 21 апреля 1837 г.

– А что бы ты сказала, моя розочка, о том, чтобы взять себе фамилию Куртоглу? – при этом Явуз-бей застегнул пуговицы своей куртки на животе и подтянул ремень.

– Волчонок, ты что же, предлагаешь мне стать твоей женой? – ОНА, похоже, даже не удивилась, хотя, похоже, обрадовалась.

Арпине ни о чём не думала, просто её глаза и уши и голова работали сами по себе, видя, слыша и понимая.

– Конечно, розочка, – согласился Явуз-бей, – Айгюль-кадын, хочешь ли ты стать моей женой?

ОНА не раздумывала долго.

– Да, волчонок, – обняла ОНА турецкого разбойника, – Я стану твоей женой. С огромным удовольствием, – ОНА сняла с головы котик с покрывалом и показала всем свои длинные чёрные волосы..

Горячий поцелуй новоиспечённой супружеской пары башибузуки встретили криками восторга, потрясанием саблями и выстрелами в воздух. Пушки вдалеке дали ещё один залп.

– А вот это, ребята, мой вам подарок на нашу с волчонком свадьбу! – рука указывала прямо в лицо Арпине, – Она ваша! Только не вздумайте заездить её до смерти раньше времени! – ЕЁ лицо сияло торжеством.

Все вокруг восторженно кричали. Арпине чувствовала, как её тащат куда-то в сторону рощи. Потом она ощущала на себе чьи-то чужие руки. А что было с ней позже, она уже не помнила.

Потому что очень хотела всё забыть.

Изменено 11 Jul 2012 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

"Явуз", естественно, "-бей", а не "-бек". Это же, всё-таки, Турция, а не Средняя Азия. Исправил всё выше по тексту.