Черный орел взлетел

[Archer]

16 сентября 1939

Где-то в Карпатах, секретный командный пункт Войска Польского

- Пан маршал?

- Что?! А, это вы, Харашкевич…

- Так точно. Вы хотели меня видеть. Мне сказали «срочно».

- Да… Да, конечно. Вы уже в курсе? Наши войска на Бзуре окружены, их окончательное поражение дело нескольких дней. В Варшаве идут бои. Брест и Львов в осаде. Разгром. Ужасный разгром! Скажите мне, Эдмунд, как это получилось? Как мы дошли до такого? За две недели!

- Ситуация на фронте…

- Катастрофическая! Мне советуют бежать в Румынию. И немедленно. Что вы об этом думаете?

- Я…

- Если бы нам продержаться еще немного! Союзники – должны же они, наконец, выступить! Все, что нам нужно это время! Время! Майор, вы помните, о чем мы разговаривали неделю назад?

- Разумеется, помню.

- Все подготовлено?

- Пан маршал… Осмелюсь напомнить, что это решение я считаю ошибочным. Испытания не были проведены. Мы не знаем, чем это кончится.

- Я спросил - все подготовлено?!

- Так точно.

- Вы можете связаться с базой?

- Так точно. Но придется передавать по радио на открытой волне. Сигнал – «Черный орел взлетел». Такая схема была предусмотрена на крайний случай.

- И он наступил. Передавайте сигнал.

- Когда?

- Сейчас.

Майор Харашкевич нервно облизнул губы.

- Цель?

Маршал на минуту задумался.

- Берлин, - глухо произнес он...

---------------------------

Два года назад…

17 октября 1937, Варшава

В этот чудесный октябрьский вечер в маленьком кафе «У Шопена», что на Пулавской улице, как обычно, было немноголюдно. Постоянные клиенты ценили заведение пана Войнара за то, что сюда никогда не забегали шумные студенты и не забредали ночные гуляки. Здесь всегда было тихо, спокойно и по-домашнему уютно.

За круглым полированным столиком в самом углу сидел господин средних лет в сером костюме и не спеша пил кофе. В руках у него была газета «Утренний экспресс». Этой газетой он словно отгородился от окружающих. На столе перед ним стояла пепельница, в которой уже лежали два раздавленных окурка. Третья папироса была у него в руках, и сизый дымок медленно поднимался кверху из-за газетных листов.

Ровно в шесть пятнадцать звякнул колокольчик над дверью и в кафе вошел молодой человек лет тридцати в плаще и круглой шляпе. Глянув в сторону «Утреннего экспресса», он проследовал в угол и присел напротив, положив шляпу на стол.

- Вечер добрый, пан Крашевский, - негромко сказал он.

Ответом ему был хмурый взгляд из-за чуть опустившейся газеты.

- Не могу сказать, что рад вас видеть.., пан Мачек.

Последние слова прозвучали чуть подчеркнуто. Молодой человек едва заметно улыбнулся, как бы говоря «что же делать?». Его голубые глаза прямо-таки излучали любезность.

Подошла официантка Ванда, молодой человек, не глядя на нее, заказал кофе. Ожидая заказ, оба молчали. Крашевский продолжал сосредоточенно изучать газету. Молодой человек достал пачку сигарет «Филипп Моррис» и закурил. Прикуривая, он положил пачку на стол рядом с пачкой Крашевского. Обе они были совершенно одинаковы, поэтому ничего удивительного не было в том, что, раскурив сигарету, Мачек, как бы случайно, положил в карман пачку Крашевского.

Ванда молча поставила на стол кофе и ушла.

- Здесь то, что вы просили, - тихо сказал Крашевский из-за газеты. – Могу я теперь, наконец, получить…

- Пока еще нет, - сказал молодой человек, отхлебнув кофе. - Мы проверим данные. И, если все так, как мы договаривались, вы получите обратно свои расписки.

- И больше я вас не увижу?

- Неужели я настолько вам надоел? Жаль, жаль… Но да – все, как договорились. Пока же мы проверяем, у меня есть еще одна маленькая просьба…

- Нет! – свирепым шепотом бросил Крашевский и зашуршал газетой, складывая листы. – Вы не можете требовать, чтобы я снова… В конце-концов, мы же все с вами обговорили!

- Успокойтесь, пан Крашевский. К чему так нервничать? Вы уже и так сделали для нас очень многое. И мы ценим вашу работу. Не сомневайтесь, расписки вы получите. В свое время.

- Какое еще «свое время»?! Я так не согласен. Был договор…

- Пан Крашевский! – голос молодого человека стал жестким. – Не вам ставить условия. Вы знаете, что будет, если ваши расписки… и не только они - попадут в руки ваших коллег из «Дефензивы».

Крашевский сглотнул. Он потянулся к кофейной чашке и взял ее. Чашка предательски звякнула о блюдечко.

- Как я могу быть уверен, что в этот раз вы меня не обманите?

- Даю вам слово.

- Ваше слово… Ха! Ладно, чего вы хотите?

Мачек чуть подался вперед и еще больше понизил голос:

- Что вам известно о проекте «Черный орел»?

[ВИП]

Неужели атомическое оружие?! :secret:

[Magnum]

А еще в африканских колониях можно построить ракетно-ядерный полигон, где Мария Склодовская будет испытывать бомбы во славу Польши!

Упало на благодатную почву!

[Звёзды Светят]

Бактериологическое оружие....

[Каминский]

Ключевые слова:

Где-то в Карпатах,

[Урус-хай]

Чего непонятного? Воскрешение графа Дракулы и сообщение ему: Гитлер называл вас, сиятельный граф, розовым червяком.

[Пулеметчик]

Нестыковочка - стокеросвского Дракулу совсем убили, а Влад Цепеш к Польше не имеет отношения, да и у Уилсона есть сюжет с вампиром, который ел нацистов

(и Уилсон все изгадил!)

[Каминский]

Нестыковочка - стокеросвского Дракулу совсем убили, а Влад Цепеш к Польше не имеет отношения

Зачем Цепеш? Не, нам Цепеш не нужен:

Польский вампир

Польша: обнаружено кладбище "вампиров"

Двоедушник

[Пулеметчик]

Так сильно они хрупкие для войны да и на родственников завязаны.

[Archer]

8 февраля 1938 г.

№ 62378

Совершенно секретно

И.О. НАЧАЛЬНИКА РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ РККА тов. Гендину

Направляю донесение агента «Ариец», касающееся проекта «Черный орел», а также (в приложении) сопроводительную записку, составленную мною на основании комментариев тов. Маслова из Радиевого института. Считаю необходимым подчеркнуть, что, по моему мнению, данный проект не имеет под собой реального основания (подробности в приложении).

Сов. секретно

ДОНЕСЕНИЕ

Сообщаю, что, согласно полученным сведениям, проект «Черный орел» представляет собой попытку создания радиевой бомбы, обладающей сверхмощной разрушительной силой. Его осуществление началось в 1935 году по личному распоряжению Пилсудского, отданному незадолго до смерти, и в дальнейшем было поддержано Рыдзом-Смиглы.

К работе над проектом привлечен ряд польских физиков (см. п.), активную помощь оказывает Фредерик Жолио-Кюри, часто прибывающий в Варшаву якобы для чтения лекций в Варшавском Университете. Отмечены также попытки привлечь к работам других известных европейских физиков (см. п.).

Нам удалось подтвердить информацию о работах по строительству циклотрона в Краковской научной лаборатории, а также о переговорах с целью покупки значительных запасов радия в ряде стран, которые ведут польские представители.

Об общей конструкции бомбы могу сообщить следующее (со слов завербованного мною агента "Ганс"). Принцип основан на взрывном делении ядер радия, теоретически предсказанном Жолио-Кюри в 1935 г. Для производства данного вида бомбы необходимо от 30 до 50 кг специально обработанного радия. (схема - см.п.) Какими запасами радия располагает Польша в данный момент, к настоящему времени выяснить не удалось.

Центром данных работ является размещенная в окрестностях Кракова физическая лаборатория. Попытки расщепления радия производятся там с начала 1937 года. Хотя проникнуть на территорию лаборатории не удалось из-за повышенного режима секретности, из разговоров с причастными к проекту учеными и другими лицами (записи - см. п.) можно понять, что расщепление радия до сих пор не осуществлено.

Отмечаю, что все, связанное с проектом «Черный орел», проходит в Польше по разряду высшей секретности. Любая добыча сведений в этом направлении встречает сильное противодействие польской контр-разведки и сопряжена с большим риском.

Отдельно сообщаю, что по неподтвержденным пока сведениям агента "Йозеф" (см. п.), к проекту «Черный орел» причастно Военно-морское ведомство Польши и лично адмирал Унрунг. Роль Военно-морского ведомства остается невыясненной, однако, некоторые грузы, предназначенные для использования в проекте и доставленные в Польшу в январе 1938 (см. п.) были предназначены для Военно-Морской базы на косе Хель. Доступ на эту базу и в целом в укрепрайон Хель полностью закрыт, выяснить, каким образом она связана с проектом создания радиевой бомбы до настоящего времени не удалось...

Изменено 24 Oct 2013 пользователем Archer

[Magnum]

Я ЗНАЛ Я ЗНАЛ

[Тома]

Вампир (вомпер?) с Бомбой - это круто.

[Archer]

14 февраля 1938, Гданьск

- … таким образом, операцию «Прикрытие» считаю завершенной успешно. Резидентура русских передала в Москву нашу информацию. По моим сведениям, они не подозревают об истинном положении дел.

Майор Харашкевич задумчиво посмотрел в окно. Дождь бил в стекло и вода стекала по нему целыми струями. По узкой мощеной улочке внизу ветер швырял размокшую картонную коробку.

- Что с Крашевским? – спросил он обернувшись.

Капитан Халлер скривил губы и потянулся за папиросами:

- Поскольку свою роль он уже сыграл, представляется правильным его ликвидировать. К тому же, это еще более убедит русских в правдивости его данных. Можно обставить все соответствующим образом…

- Прекрасно, Михал. Действуйте.

Харашкевич прошел к низкому столику и плеснул в бокалы превосходный шотландский виски.

- За успех операции, - сказал он, протянув один капитану. Халлер молча кивнул и откинулся в кресле, вертя бокал в руках.

- Что-то не так? – спросил Харашкевич.

- Мне не нравится, что всплыло имя Унрунга. Адмиралу следовало быть осторожнее.

- Да, случай досадный…

- И их интерес к базе мне тоже не нравится. Последнее время там крутятся еще и агенты Абвера. Пока мы справляемся, но кто даст гарантии…

- Надеюсь, идея с бомбой их отвлечет. Кое-кто наверху и так косо на меня смотрит – «Прикрытие» потребовало огромных затрат, которые, как они полагают, уходят впустую. Помните, как в прошлом месяце очкастый с пеной у рта доказывал маршалу, что радиевая бомба невозможна?

Халлер усмехнулся и залпом выпил виски.

- Кстати, как там дела? – спросил Харашкевич, возвращая бокал на столик. - Я все никак не могу выбраться. Как чувствует себя наш… хмм… гость?

- Не так как в первое время.

Оба понимающе улыбнулись.

- Как и следовало ожидать, ему надо было одно – условия для работы и полная поддержка. Мы их обеспечили. Теперь он с головой в работе, даже на нас больше не сердится. Говорит только о предстоящих испытаниях.

- Когда? – тотчас спросил Харашкевич.

Капитан лишь развел руками.

- Когда все будет готово. Несколько месяцев, полагаю.

- Ну что ж, тут все в его руках. Тем не менее, следует усилить меры безопасности по доставке грузов в Хель. Разработка новой схемы почти закончена. Скоро вас с ней ознакомят…

Изменено 24 Oct 2013 пользователем Archer

[Archer]

Упало на благодатную почву!

Должен признать, что да. Именно эта фраза сподвигла.

Про вампиров забавно :)

[agnez]

Как чувствует себя наш… хмм… гость?

Кто? Нильс Бор? Отто Фриш? Лео Силард? Вроде все остальные к 1937 году уже вне континентальной Европы.

[Тома]

Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой

[Archer]

Кто? Нильс Бор? Отто Фриш? Лео Силард? Вроде все остальные к 1937 году уже вне континентальной Европы.

План "Дефензивы" удался! Все решили, что это действительно атомическое оружие!

Но все равно ведь кто-нибудь догадается, это ж ФАИ... :(

[Magnum]

сейсмическое!

[agnez]

сейсмическое!

Не, скорее инженер Гарин.

[Каминский]

Гей-бомба

[Ottokar]

Гей-бомба

Власть в Германии берёт мелкий Рём. Для баланса на её сторону переходят белголландцы

[Archer]

Гей-бомба

Власть в Германии берёт мелкий Рём. Для баланса на её сторону переходят белголландцы

Жестко... Можно было просто сказать, что Польша надоела. Я бы понял.

Изменено 24 Oct 2013 пользователем Archer

[Деметрий]

Можно было просто сказать, что Польша надоела.

Уже Польска надоела

[Archer]

Уже Польска надоела

Ну и ладно. Я все равно найду своего читателя.

[Престес]

Реал коллеги, унылый реал. Польская версия "Отряда 731":

Польский полковник Юзеф Карышковский (J. Karyszkowski) превзошел по гнусности всех других европейских апологетов биологической войны. Он предложил использовать лагеря военнопленных «для экспериментального изучения путей распространения возбудителей инфекционных болезней и обоснования необходимых для бактериологической войны данных». Видимо, безнаказанное массовое истребление десятков тысяч русских пленных, захваченных поляками во время советско-польской войны 1920 г., придало некоторым польским «стратегам» уверенность в том, что такие преступления можно совершать исходя из любой практической необходимости, и не бояться возмездия.

http://www.supotnitskiy.ru/stat/stat93.htm

Уже в конце 1920-х годов в Европе начался «военно-бактериологический зуд». Новым оружием занимаются многие страны: даже в Румынии были полигоны, где оно испытывалось. Когда читаешь специальную литературу того времени, складывается впечатление, что бактериологическое оружие создано, и что им занимаются все мало мальски амбициозные европейские государства.

Чем мельче был европейский хищник, тем больше амбиций он проявлял в разработке «мощного оружия бедных». Особенно гнусные ожидания появились у польских военных. Польский полковник Карышковский (J. Karyszkowski) в 1935 году даже поставил вопрос о необходимости использования лагерей военнопленных « для экспериментального изучения путей рас пространения возбудителей инфекционных болезней и обоснования необходимых для бактериоло гической войны данных». Он открыто предложил использовать пленных (надо понимать, советских) для опытов с биологическим оружием. Далее он цинично пояснил свою позицию: «Много чудовищных вещей твориться на свете».

Японцы, с которыми у нас ассоциируются подобные испытания, втянулись в эту «гонку вооружений» едва ли не последними....

— Когда немцы захватили в 1940-м году в Ле Бурже французскую аэролабораторию, они очень удивились масштабам экспериментов с распылением вирусов — то есть работа у союзников шла полным ходом. В 1942 году гестапо обнаружило в Варшаве лабораторию, в которой польские повстанцы готовили возбудитель сибирской язвы для диверсий против германских войск.

http://www.supotnitskiy.ru/stat/stat67.htm

Подробнее статью сохранил у себя давно:

Через два года Министерство общественной безопасности в поте лица составляло сценарий великого зрелища. Перед судом должны были предстать старшие должностные лица II РП, командование II Отдела Главного штаба (то есть разведки) и ученые, которые

работали над польским биологическим оружием. В обвинительном акте они обвинялись в «подготовке, совместно с международным империализмом, к преступлениям против человечности в связи с бактериологической и токсикологической войной» и намерено было доказать «антинародный и антисоветский характер санационного режима». В середине мая 1953 г. советский посол в Польше, Аркадий Соболев, передал Болеславу Беруту короткую телеграмму. Совет Министров СССР сообщал руководству ПНР, что "считает целесообразным воздержаться в данный момент от проведения этого процесса". Приказ из Кремля спас польских творцов биологического оружия от виселицы и весьма удивил власти ПНР.

Вопреки Женевской Конвенции.

Впервые биологическое оружие использовали немцы в 1916 году, распространяя при помощи шпионов, на западном фронте так называемые палочки сапа, которые должны были вызывать падёж среди лошадей союзников. Немцы надеялись, что эпидемия парализует транспорт противника. Успехов не было, а дальнейшие исследования были прерваны из-за поражения Германии. Западные государства проигнорировали идею применения микробов на поле боя, однако эта идея восхищала

большевиков. "эпидемии брюшного тифа в 1918-1921 годах в России произвели огромное впечатление на командиров Красной Армии" - писал в своих воспоминаниях один из основателей советского биологического оружия Кен Алибек. Умирало до 40% зараженных.

Тревогу по поводу беспокоящих событий в Советском Союзе, первой проявила польская разведка в 1925 г. Была получена информацию о том, что Советы экспериментируют с микробами. С этого момента польские дипломаты начали

хлопотать в Лиге Наций о включении запрета на применение биологического оружия в переговоры о разоружении, которые шли в Женеве. Так и случилось и 17 июня 1925 г. 108 стран, включая Советский Союз, подписали Конвенцию о запрещении распространения и применения химического и биологического оружия. Конвенция вступила в силу но, несмотря на это в Советском Союзе в конце 20-х годов Военно-революционный совет издал указ о "Комплексной программе по разработке оружия, содержащего бактерии". Первым учреждением, специализирующимся на исследованиях в области такого оружия была Военная академия в Ленинграде. Центр исследований был создан на Соловецких островах. (1)

(1)

Летом 1942 г. самолёты Красной Армии распылили бактерии туляремии над подразделениями армии III Рейха, наступавшими на Сталинград.

Эпидемия, которая затем разразилась, замедлила наступление, но - как описывает основатель исследовательской программы советского биологического оружия Кен Алибек - через несколько недель бактерии попали на советскую сторону, и там вызвали ещё большие потери. Потому русские воздержались от продолжения использования биологического оружия

Между тем, польские разведывательные спецслужбы начали очень внимательно следить за всеми случаями отравления в воинских частях. Было отмечено, что в гарнизонах ежегодно происходили массовые случаи отравления, вызванные бактериями сальмонеллы. Сразу появились подозрения, что это не случайности, а действия немецкой или советской разведки, испытывающей возможности ослабления армии РП. По инициативе II Отдела Генерального штаба была создана в Варшаве в Военном институте защиты от газов (Wojskowy Instytut Przeciwgazowy ) на улице Людной 11 секретная лаборатория, которая занималась изучением действия токсинов, вырабатываемых бактериями. Первоначально она работала под руководством врача-биолога Альфонса Островского.

Паштетные отравители

Основным источником информации о ранних годах работы лаборатории являются, к сожалению, послевоенные документы прокуратуры и Управления Безопасности (Urz?d Bezpiecze?stwa ). Арестованные сотрудники лаборатории давали очень интересные показания, но трудно проверить, насколько они были продиктованы или сфальсифицированы сталинскими следователями. По словам проводившей первые эксперименты доктора Янины Генбарской-Межвиньской, первоначально исследовались результаты воздействий бактерий чумы, холеры, дизентерии и сапа. (2)

(2)В начале 30-х годов исследования сосредоточились на ботулиническим токсине, широко известном под названием колбасный яд. Ученные стремились создать эффективный антидот, и одновременно найти способ использования яда в боевых условиях.

В свою очередь, Альфонс Островский, в ходе допросов в варшавском УБ показал, что летом 1933 года - по приказу курирующего работу лаборатории капитана Игнацыя Харского - взял с собой 0,2 г токсина и отправился в Лунец, где находился гарнизон Корпуса Пограничной Стражи . "В Луньце на посту KПС мне показали человека около 40 лет, русской национальности, среднего роста,

брюнета, интеллигентного вида. Этому человеку дали ботулинический токсин угостив бутербродом с ливерным паштетом - показал Островский. Советский шпион, захваченный при попытке нелегального пересечения границы, умер только через два дня. По словам Островского мёртвое тело перевезли затем к пристани на реке Припять, и на лодке доставили к другому берегу, где уже начиналась территория СССР. Там тело бросили в воду и толкнули на советскую сторону.

Аналогичный эксперимент в то же лето Островский провел на посту KПС в Глембоке. Там также по приказу начальства приготовил для "лица в возрасте от 30 до 35 лет, со следами побоев, колбасный яд в бутерброде с ливерным паштетом" - показал он. При этом он подчеркнул: "В тот момент, когда его кормили токсином, меня не было рядом, но способ подачи ему ботулотоксина был со мной согласован. Потом я увидел его дважды: через 12 часов и через 24 часа. Я видел признаки отравления: расширение зрачков,

нарушение зрения, головокружение, сухость в горле. Но смерть не произошла - какова была дальнейшая судьба этого человека, мне не известно. После возвращения в Варшаву, я подал рапорт капитану Хаскому, который был недоволен ходом опыта. Колбасный яд оказался отравой, которая смогла причинять огромные

страдания, но была мало эффективна. (3)

(3)Согласно документам, составленных сталинской Генеральной прокуратурой, Островский давал яд еще, по крайне мере, двум людям. Тем не менее, описания этих случаев настолько расплывчато, что они вызывают подозрение, что следователи хотели максимально умножить число жертв.

Кристина Микке, дочь Яна Голбы, с отцовским удостоверением Федерации комбатантов союзников в Европе - организации, созданной в 1968 году во Франции.

Голба уже как заместитель директора

санитарно-эпидемиологической станции воеводства в Щецине.

ДАЛЕКО ПОЗАДИ ЛИДЕРОВ

Когда поляки проводили свои первые эксперименты, в занятой японцами Маньчжурии в 1932 г. было поймано 5 российских шпионов. При обыске при них были найдены таинственные ампулы. После пыток агенты признались, что в ампулах болезнетворные

микробы. Оказалось, что это были это холера и сибирская язва. После грубого следствия шпионы признали вину за смерть примерно 5 тыс. японских солдат и 2 тыс. лошадей. (4;5)

(4) До 1939 года мировым лидером в исследованиях в области биологического оружия были японцы. В исследовательским центре в Пингфан было произведено 4 тыс. бомб только с сибирскую язвой. Первым городом, в котором они были использованы, был 50 тысячный Хангте. Испытания были признаны успешными, потому что в течение нескольких дней бактерии убили „только” 90 лиц.

(5) В декабре 1947 года была найдено массовое захоронение пленных различной национальности, на которых проводили эксперименты научные работники из исследовательского центра в Пингфан. После обследования трупов установленно, что 31 лиц умерло от сибирской язвы, 60 от холеры, 12 от дизентерии, 16 от столбняка, 106 от чумы, 22 от брюшного тифа, 41 от туберкулёза и 9 от тифа.

Это не могло не быть известным польской разведке, так как с 1925 года они сотрудничали с японскую разведкой в отношении

СССР. Оби службы стали обмениваться информацией. Во всяком случае, в это время в Варшаве началась интенсификация исследований в области биологического оружия, а новым руководителем тайной лаборатории в 1933 г стал. д-р Ян Гольба.

- Мой отец был родом из бедной семьи в Кельце. У него было 12 братьев и сестер. В большинстве они были неграмотные, а отец после нескольких лет учёбы в начальной школе попал в аптеку. Там работал вместе с сыном аптекаря и при нём учился. Вообще больше не ходил ни в какую школу и экзамен на аттестат зрелости сдавал экстерном – вспоминает Кристина Микке, дочь д-ра Гольбы. ( из интервью газете„Фокус Истории” ) – После окончания военной Медицинской Академии он был вынужден служить там, куда его отправили. Так он попал на работу в „Двойку”.

Доктор Гольба был, вероятно, одним из наиболее способных бактериологов того времени. Ничего удивительного в том, что известный ученный Людвик Гиршфельд сделал его своим ассистентом в Государственном Институте Гигиены. Во второй, тайной жизни 30-летнего научного работника обременили ответственностью за результаты исследований, ведущихся под эгидой „Двойки”.

„Отправной точкой в исследованиях возможности бактериологической войны в отделе, в котором я работал, было разработка методов защиты, а не атаки, и проверка действительности и реальности угрозы использования болезнетворных микробов и ботулинических токсинов как оружия” – писал в письме Главному прокурору ПНР Ян Гольба в р1955 г. И добавлял, что в лаборатории работали только 3 бактериолога, одна лаборантка и одна уборщица. Несмотря на это наконец пришли первые успехи. Доктор Генбарска-Межвиньская разработала метод хранения культур микробов при помощи их обезвоживания. Столь же новаторским достижением оказалось получение порошкообразного более токсичного колбасного яда. Удалось также

найти способ размножения бактерий тифа в больших масштабах в искусственной питательной среде. Гольба предполагал, что именно у этой бактерии самый большой потенциал, чтобы стать пригодной в качестве оружия. Большое количество времени уделялось изучению тайн этого микроорганизма.

- Отец часто приносил домой штаммы бактерий. Как-то кот сбросил стеклянную пробирку с бактериями. Упала она и разбилась. Ну, тогда я собрала остатки и выбросила. Когда отец пришёл через час, я говорю ему, что случилось, а он за голову схватился и в крик: „Это тиф!”. Потом дома боялись, заразилась ли семья тифом или нет – смеётся Кристина Микке. (6)

(6) Я совсем не удивлен, что в то время в Польше велись исследования в области биологического оружия. Польская наука была в то время на сверхвысоком уровне, а офицерский состав заботился о тесных контактах с вузами. Особенно средний офицерский состав был очень открыт для новаций. Возможно также, что они предполагали, что от запас кармана не тянет и стоит иметь в своём распоряжении каждый род оружия. Я, однако, не считаю что в то время всерьёз думали об использовании биологического оружия на поле боя. Во-первых, такую атаку можно безопасно применить только в глубоком тылу противника, в другом случае существует большой риск, что самому придет стать его жертвой. Кроме того генералитет, выбирающий стратегию военных действий, был очень консервативным и неодобрительно смотрел на всякие новинки. / Томаш Налэнч, историк, политик/

Знание о том, что соседи Польши разрабатывают новые роды оружия, привело

к тому, что II Отдел Главного штаба решил увеличить финансирование научных исследований. В 1935 г. возникло Отдельное

Техническое Управление (Samodzielny Referat Techniczny (Instytut Techniczny) - SRT), первым начальником которого стал капитан Игнаций Харский. На оснащение

этого тайного исследовательского центра размещённого в Варшаве выдали немалую для тех времён сумму около половины миллиона.

Через два года в управлении работало семь офицеров и около шестидесяти научных и технических

специалистов. Параллельно велись исследования в области боевых ОВ, токсических веществ и болезнетворных микроорганизмов. В составленном сталинской прокуратурой обвинительным акте

можно прочитать, что там работали над:

„увеличением вирулентности болезнетворных бактерий группы сальмонелла, в том числе: тифа, паратифа А, пара- B, пара- C, Гертнера, группы дизентерии таких как:

Shiga-Kruze, Fletnera, Stronga и разработкой методов заражения этими бактериями людей, животных, пищи и воды”. Сам Гольба объяснял, что попытки увеличения вирулентности бактерий, то есть направления их мутаций так, чтобы они стали более опасными, надо понимать как способы предугадать действия противника и найти способ защищаться от них.

В то время Гольбе пришла в голову мысль новаторского эксперимента. По просьбе

Гольбы руководитель механических мастерских SRT Ян Кобус установил на автомобиле компрессор с распылителем. С его помощью распылили специальные

штаммы бактерий в нескольких точках Варшавы. „Исследования с рассеванием микробов из автомобиля в железнодорожной тоннеле под городом были проведены с

микробами совершенно безвредными для здоровья и человеческой жизни. Целью этих опытов было проверка, мог бы враг нас атаковать таким способом” – показал на следствии

доктор Гольба. Затем также проверяли опытным путём, как наступает распространение микроорганизмов воздушным путем.

„Для этого он [Гольба – прим. авт.] расставил на площади Любельской Унии в Варшаве своих людей с „чашками Петри” [лабораторная посуда использованная для разведения микроорганизмов – прим. авт.], сам же, ведя автомобиль вокруг площади, распылял бактерий при помощи аппаратуры построенной и встроенной в автомобиль подсудимым Кобусом. Целью этих опытов было установление количества бактерий во воздухе и на чашках, с целью определения, сколько времени будет заражён воздух в данном месте” – отмечено в следственном протоколе. Похожий эксперимент британцы поставили только в июле 1963 г. на станции метро Coliers Wood в Лондоне.

Новаторские идеи Гольбы вызвали живое интерес японцев. В 1936 г. на территории „Двойки” в Варшаве состоялась тайная конференция, на которую прибыла японская делегация научных работников из центра исследований в области биологического оружия, находящегося в Пингфан на юге Маньчжурии. Во время встречи Гольба прочитал доклад о возможности заражения людей во время военных действий микробами тифа, сыпного тифа, дизентерии, сибирской язвы, сапа. Не было никаких проблем с пониманием, потому что на совещании все бегло говорили ... по-русски.

- У нас была такая традиция, что на Пасху мама делала мазурки (сладкие

праздничные печенья - прим. перев.), а папа придавал им вид бактерий. Так из

корки апельсина были палочки Коха, это туберкулёз, из кофейные были гонококки Нейссера [вызывающее триппер –

прим. авт.] и т.д. И просили кусочек мазурки с палочками Коха или бактериями тифа - смеётся Кристина Микке,вспоминая своё детство, прошедшее в последние годы II РП. В это время Ян Гольба

находился под нарастающим давлением начальников, требующих создания чудесного оружия. Чтобы ускорить исследования, научный работник предложил построить в Брестской крепости над Бугом более крупную лаборатории, оснащённую герметичной камерой, в которой можно бы вести эксперименты на животных. Пожелание его исполнилось и в 1937 г. возникла «помещение с каменными стенами, внутри окрашенная масляной краской, площадью приблизительно 9 м2». Дверь была усилена железом. В одной из стен находилось окошко и отверстие для установки распыляющего прибора. «Насколько я помню, внутри было распыляющее устройство»– вспоминает доктор Гольба.

После первых успешных экспериментов на животных начальник „Двойки”

полковник Тадеуш Пелчиньский потребовал проведения исследований также на людях.

Это стало главным обвинением в составленном сталинскими следственными обвинительном акте. Дело не очень ясное,

и можно предположить, что обвинение было сфабриковано, чтобы в политическом процессе еще дискредитировать санацию. Однако в 30-е годы на советской

исследовательской базе на Соловецких островах – как пишет Кен Алибек – действительно проходили широкомасштабные эксперименты на ссыльных. Также у японцев в Пингфане не было никаких препятствий испытанию разных штаммов бактерий на китайцах. Между польской и японской разведками постоянно шел обмен информацией. Может полковник Пелчиньский решил, что Польша не может позволить себе отстать в этой гонке. Однако самой важной уликой, указывающей на то, что в Бресте на самом деле проводили эксперименты на людях, является письмо, которое в мае 1955г. доктор Гольба послал Генеральному прокурору ПНР.

„Я действительно проводил опытной станции в Бресте на Буге опыты с болезнетворными микробами над индивидуумами . Это факт, которого я не отрицаю”

–писал Гольба. Потом объяснял: „Выполнение этих исследований отдавалось мне

моими начальниками в виде военного приказа. Перед совершением опытов мои

начальники утверждали, что лица, над которых данные опыты будут проводиться, приговорены к смертной казни и их дела апелляции не подлежат”. Он объясняет, что был убеждён, что так может наилучшим образом служить родине, которой угрожают внешние враги. По протоколам, составленным сталинскими следователями, семь неопознанных лиц, ставших подопытными в экспериментах, доставлял в Брест начальник III секции „Двойки” подполковник Юзеф Скшидлевский. Заключали их в герметичной

камере, в которую подавали возбудитель тифа в виде взвеси. Потом наблюдали за скоростью действия бактерии. (7)

После смерти

заключённого его тело растворяли в специальной керамической ванне, наполненной смесью соляной кислоты с добавками сероуглерода и концентрированной азотной кислоты. „Соляная кислота лишала кости кальция, сероуглерод растворял жиры, а азотная кислота сжигала ткани (белок) и лишенные кальция кости” – объясняется в обвинительном акте.

После того как нас, т.е. меня и доктора ГОЛЬБУ с разрешения руководителя S.R.I. пропустили в место заключения– доктор ГОЛЬБА надел противогаз и отправился к ванне, в которой находились человеческие останки подвергшиеся действию соляной кислоты. Спустя короткое время ГОЛЬБА вернулся от ванны, заявляя, что не наступило полное разложение останков подвергшихся действию кислоты, так как в ванне сохранились ещё человеческие кости. ГОЛЬБА рассказывал мне, что человек, останки, а точнее кости, которого находились в ванне умер от полученного бутерброда с мясом, который перед этим был насыщен колбасным ядом то есть ботулином. Я фамилию умерщвлённого таким образом человека не знаю. Я знаю однако, что

этот человек был уничтожен II Отделом, а растворён в соляной кислоте для того, чтобы скрыть следы убийства. Во время моего пребывания в указанном месте заключения я видел там одного арестованного находящегося за решёткой. Затем мы покинули место заключения и вернулись в Варшаву.

НЕ КОМУ НЕ НУЖНЫЕ УЧЕНЫЕ

Несмотря на интенсификацию исследований и применение радикальных средств – вплоть до исполнения смертной казни заключённых с помощью заражения болезнетворными бактериями включительно – II РП не успела создать собственное биологическое оружие. Впрочем в 1939 г. его ещё не было ни у какого государства. В сентябре всё разыгралось мгновенно. Брест получили русские. Ян Гольба и Альфонс Островский через Румынию добрались до Франции. Янина Генбарская-Межвиньская осталась в оккупированной Польше. После поражения Франции в 1940 г. Островский оказался в немецком плену, зато Гольбе удалось перебраться в Великобританию. В Англии бактериолог по поручению подполковника Станислава Гано, тогдашнего начальника "Двойки", написал доклад, в котором описал, чем занималась его лаборатория. Плод его творчество был передан в „Лаборатории общественного здоровья” в Портон. Под этим названием скрывался британский тайный центр исследований в области биологического оружия. Годом позже, в июле 1941 г., англичане попросили Гольбу детально описать технологию засушивания микробов и их хранения в виде прошка. Возможно достижения польских бактериологов были использованы английскими научными в работе над получанием такой формы сибирской язвы, похожей на порошок, которую можно распылять над обширным пространством с использованием кассетных бомб. Первый раз бомбы со порошкообразной сибирской язвой испытали в 1942 году на острове Gruinard, находящемся у побережья Шотландии, где самолёты британских ВВС сбросили кассетные бомбы на стадо овец, привязанных к колышкам.

Надпись на фотографии: Брестская крепость с 1930 года служила как политическая тюрьма. Это здесь в числе других находились в заключении Винцент Витос и Станислав Дюбуа – противники санации.

Ян Гольба два раза отказывал англичанам предлагающим ему работу в своих лабораториях, потому что как воспоминал в записках, это означило бы необходимость службу в британской армии и, может быть, навсегда потерю возможности возвращения в Польшу. Поэтому он стал обычным военным врачом в элитной Отдельной парашютной бригаде им. Станислава Сосабовского. Вместе с другими солдатами в 1944 г. приземлился на парашюте под Arnhem. Там прославился управлением под обстрелом врага полевым госпиталем, за что получил орден Крест Доблести и звание подполковника. (8;9)

( Остров Gruinard, над которым в 1942 году британские ВВС сбросили бомбы со порошкообразной сибирской язвой, был заражен на несколько десяток лет. Местное население считало, что птицы принесли оттуда три очередные эпидемии сибирской язвы, которые разразились в Шотландии в 1954, 1961 и 1965 годах. Когда в 1976 году были взяты контрольные пробы, оказалось, что концентрация сибирской язвы в почве была всё такой же как и прежде. Правда за десять лет до этого изобрели обеззараживающее средство, результативно уничтожающее эту бактерию, но использовали его на острове Gruinard только в 1986 году. В конце концов остров признали безопасным для людей в 1990 году.

(9) Чтобы проверить, как быстро может распространяться заражение биологическим оружием в большом городе, британская разведка провела 26 июля 1963 г. эксперимент на станции метро Coliers Wood в Лондоне. Точнее говоря именно там сел в вагон метро агент со спорами Bacillus globigii, скрытыми в обычной пудренице. Эта бактерия не вызывает никакой болезни ни побочных эффектов. Между станцией Coliers Wood и Tooting агент высыпал содержимое коробки через окно на рельсы. Через неделю было замечено сильное заражение внутри поездов и колонии бактерий на расстоянии до 16 км от точки распыления.

После войны отец не сразу вернулся на родину – рассказывает Кристина Микке. – Сначала в Германии он организовал транспорты с лекарствами Красного Креста для Польши. Получил также предложение выехать в США и хотел даже нас перетащить через зелёную границу, но это было рискованно, поэтому наконец отказался и в 1947 г. вернулся в Польшу. На родине доктор Гольба явился к главному директору Государственного Института Гигиены в Варшаве и попросил распределения в филиал ГИГ в Щецине. Вскоре занял пост руководителя бактериологическо-химической лаборатории в повятовой клинической больнице. В Польшу из офлага вернулся также и Альфонс Островский и открыл врачебный кабинет в Плоньске. Оба надеялись на то, что управляющие на родине коммунисты дадут им жить спокойно.

СТАЛИНСКИЙ ПРОЦЕСС

На след бывших работников бактериологической лаборатории SRT скорее всего вывел бывший подполковник Юзеф Скшидлевский. В последние годы до войны он контролировал работу ученых. Во время сентябрьской кампании ему удалось прорваться во Францию, но в 1940 г. попал в немецкий плен и в офлаг. Оттуда в 1945 г. его освободила Красная Армия. Свобода не продолжалась долго, потому что этот бывшый представитель „Двойки” быстро попал в руки УБ. Из его показаний в УБ очень много узнали о работе лаборатории. В ноябре 1951 г. одновременно арестовали: доктора Гольбум в Щецине, Альфонса Островского в Плоньске, доктор Янину Генбарску-Межвиньскую в Воломине и Яна Кобуса в Прушкуве. Никто из этих лиц не попал в тюрьму, но они были изолированы от мира и друг от друга, где-то недалеко от Варшавы. – Несколько лет вообще не было никакого контакта. Неизвестно было, что случилось. Потом отец рассказывал, что сидел в каком-то коттедже под Варшавой с каким-то человеком, которого там держали с 1945 года. – вспоминает Кристина Микке.

Через двадцать месяцев власти подготавливали процесс, который должен был быть самым большим показательным процессом в истории сталинской Польши. Лично заботился об этом и управлявший страной совместно с Берутом Якуб Берман. Чего они хотели достигнуть, показывает приказ, который он послал прокурорам в начале 1952 года вице-шеф Министерства госбезопасности Роман Ромковский. „Процесс группы работников SRT должен доказать обществу суть польской разновидности фашизма – пилсудчины, её методы действий в области внутренней и внешней политики”. Из сохранённых документов вытекает, что сталинские следователи не очень ясно понимали, что это такое биологическое оружие. Однако здесь в дело вмешался Кремль. В Российском Центре Хранения и Изучения Документов Новейшей Истории (РЦХИДНИ) сохранилась записка датированная сентябрем 1952 года, подписанная министром иностранных дел Андреем Вышинском и генеральным прокурором СССР Григорием Сафановом, и направленная непосредственно Иосифу Сталину. Из неё можно понять, что согласно решению ЦК ВКП(б) принятому 10 июня 1952 г. в Варшаву послали представителя Прокуратуры СССР П.А. Кульчицкого с целью, как выразились: „ ознакомления с материалами дела против бывших работников довоенного польского Главного штаба, который являлся организатором подготовки к бактериологической войне против Советского Союза, а также в целях установления целесообразности проведения такого процесса”.

Этот представитель во время пребывания в Варшаве сошёлся с Яковым Берманом и Францишком Мазуром. Они сообщили ему, что нужен образцовый процесс, дискредитирующий довоенные власти Польши. Берман просил также чтобы прислали на выручку советских специалистов в области бактериологии, токсикологии и химии. "Они констатировали, что не располагают специалистами, которыми можно бы было бесконтрольно доверить расследование этих дел” – рапортовал Кульчицкий.

После этого рапорта в сентябре 1952 г. Политбюро ВКП(б) приняло постановление о крайней желательности процесса. Кроме того рекомендовало: „доверить генеральному прокурору СССР тов. Г.Сафонову откомандировать в Польшу начальника Следственного отдела для специальных дел Главной военной прокуратуры Советской Армии полковника тов. Кульчицкого в целях оказания дальшей помощи в подготовлению и организованию упомянутого выше судебного процесса”. (10)

(10) Вероятно в 1972 г. в 100 км от Москвы – в Оболенске – возник центр под названием Всесоюзный Институт Микробиологии называемый „Биопрепарат”. В нем работало 25 тыс. человек на восемнадцати отдельных производствах. Как вспоминает заместитель директора „Биопрепарата” Кен Алибек, сибирскую язву выращивали в двадцатитонных чанах, которые каждые два дня давали ок. 1 тонны свежих бактерий. Как в то время считали, сто килограммов сибирской язвы могут умертвить ок. 3 миллиона человек.

БОЛЬШАЯ ПОДГОТОВКА

По приказу Бермана гигантское заседание должно было состояться перед Верховном Народном Трибуналом, созванным специально по этому случаю. – Хотели объединить в один процесс дела людей совершенно не связанных друг с другом. Обвиняемым должен был стать полесский воевода Костек-Бернацкий, который параллельно с тем по должности надзирал за так называемым изоляционным лагерем в Березе Картузской, и воевода станиславовский Станислав Ярецкий. Среди обвиняемых оказался наиболее высокий офицер разведки, который после войны вернулся в Польшу, подполковник Скшидлевский – объясняет доктор Пётр Цихорацкий из Вроцлавского Университета, который готовит к изданию лично написанную биографию полковника Вацлава Костка-Бернацкого. – Во время заседания пригвоздили бы к позорному столбу внутренняя политику правительства санации, деятельность разведслужб, а также внешнюю политику – думает доктор Цихорацкий.

На скамью подсудимых должен был сесть довольно широкий круг людей, потому что как в свою очередь доносил в Москву полковник Кульчицкий: „Заочно под следствие попали : бывший начальник II Отдела Главного Штаба полковник Пелчиньский (живёт в Лондоне); бывший начальник Отдельного Технического Управления II Отдела Главного Штаба капитан Харский (живёт в Эдинбурге в Англии); бывший руководитель токсикологической лаборатории того же управления (живёт в Нью-Йорке)”. Правительство Народной Польши обращалось половину 1952 года к правительствам США и Великобритании об экстрадиции вышеупомянутых людей, но по этом требованию не получило никакого ответа.

Не справились также следователи ведущие дело подполковника Скшидлевского. – перегнули с пытками и заключённый умер в мокотовской тюрьме. Может быть поэтому к другим заключённым бактериологам отнеслись намного деликатнее.

– В расследовании внушали отцу разные вещи и хотели, чтобы он их подписывал, но он не говорил, били ли его или истязали – вспоминает Кристина Микке.

Когда подготовка к процессу завершилась, в марте 1953 г. внезапно умер Иосиф Сталин. Двумя месяцами позже письмо, визированное Советом министров, неожиданно велело Болеславу Беруту прекратить образцовый процесс. В конце концов, в конце сентября 1953 г. перед воеводским судом Варшавы начался процесс только над четырьмя работниками SRT.

- Заседание было тайным. Адвокатов часто удаляли из зала суда и они совершенно не знали, как защищать отца. Моя мать тоже сидела в коридоре и не могла войти в зал суда – вспоминает Кристина Микке. Тройку бактериологов и руководителя механических мастерских SRT Яна Кобуса обвинили в: „проведении экспериментов на людях, в виде заражения их бактериями тифа, передаваемыми с пищей и распыляемыми в специальной камере на территории Брестской Крепости”. Доктора Гольбу обвинили об убийстве пяти деятелей компартии, Островского в двух убийствах. Янину Генбарску-Межвиньскую и Яна Кобуса судили за соучастие.

„Я не понимал этого и не верил, что я могу быть осужден за действия, которых я не совершил ” – написал потом в письме генеральному прокурору Ян Гольба, добавляя, что: „мой следователь разговаривая со мной перед заседанием сказал: - Вы Гольба, будете ли сопротивляться или нет, всё ровно просидите ещё несколько лет. Для Вас лучше будет говорить как можно меньше, потому что приговор будет зависеть от вашего поведения”.

Сломленные в процессе следствия научные работники признали свою вину. Уже 19 октября возглавляющий заседание судья Мариан Стемпчиньский во время оглашения приговора заявил, что "подсудимые приняли участие в одном из самых величайших преступлений. Это преступление против своего собственного народа и против всего человечества". Камеру в Бресте сравнили с "камерами Освенцима, Майданека, Треблинки”.

После такого введения можно было ожидать по крайней мере смертных приговоров. Между тем суд проявил снисходительность и осудил Гольбу и Островского на 13 лет тюрьмы, Генбарскую-Межвиньскую на 7 лет, Кобуса на 4 года заключения. Затем, ссылаясь на закон об амнистии от 22 февраля 1947 г., судья сократил приговоры наполовину, а период предварительного заключения засчитал в срок наказания. В течение года осуждённых, кроме Яна Гольбы, освободили. Гольба в мае 1955 г. направил Генеральному прокурору ПНР прошение о пересмотре дела. Предложение рассмотрели позитивно. Вскоре также и доктор Гольба вышел на свободу. До конца жизни он жил в Щецине, работая на должности заместителя директора воеводской санитарно-эпидемиологической станции.

- Не помню, чтобы после 1956 г. моего отца каком-нибудь способом преследовали или чтобы он был наблюдан СБ – рассказывает Кристина Микке.

Какова была судьба оставшейся тройки, не известно. Надо пологать, что их знания оказались не нужны властям ПНР, так как Кремль с неодобрительно относился к исследованиям в области оружиея массового поражения, ведущимся вне территории СССР. (11;12)

http://perevodika.ru/articles/12652.html Изменено 24 Oct 2013 пользователем Престес