Орел и грифон

[Каминский]

Но где-то мне это обращение - именно к императору- точно попадалось. Может, в другом худлите, может еще где

Изменено 5 Dec 2023 пользователем Каминский

[daichimaru]

Ну, в общем я вас услышал и принял во внимание. Считайте, что это я запутался в матчасти. Уверяю вас, Византия там более-менее классическая. Хоть и альтернативная.

Спасибо. Извините, если, что. 

Тут немного иные расклады

Я заметил. Но пока "контуры" читаемы.

[Каминский]

Асмунд:

[Каминский]

Воля кагана

 

— Значит, ты ручаешься, что он мертв?

 

Сидя на троне, с подлокотниками в виде припавших грифонов, Эрнак сверху вниз смотрел на стоявшего перед ним мужчину. Высокий и крепкий, в расписанной золотом свите из темно-синей ткани и высокой меховой шапке, сейчас стоявший перед каганом славянин сам себе казался мелким и никчемным. Вокруг него чадили едкие курения из коры пихты и веток можжевельника и в их дурманящем дыму, владыка аваров, с его слепящим великолепием одежд и блеском драгоценных украшений, со скалящимися отовсюду мордами грифонов, казался особенно грозным. Это величие подтверждал и высившийся за его спиной сверкающий идол Сварги-хана, верховного бога аваров, для изваяния которого некий отчаянно храбрый воин, в старые времена, позволил залить себя живьем в золоте.

 

— Ты видел как он умер? — настойчиво повторил каган.

 

— Также ясно, как вижу сейчас тебя, — горячо произнес мужчина , - пусть сам Перун поразит меня громом, если я хоть раз видел такую бурю средь ясного неба, а Дунай разливался так быстро. Константин мертв и сейчас гниет на дне речном, также как и многие его воины. Из тех, кто остался в живых никто уже не помышляет идти на север, а многие сербы уже оставили Первослава и больше не признают его своим князем.

 

— Такова кара, — величаво кивнул Эрнак, — всем нечистивцам, что пришли в наши земли с Распятым Мертвецом, тем, кто хотел принудить нас отречься от богов предков. Теперь ты видишь, Просигой, что наши боги — не бессловесные древо и камень, как утверждают жрецы Распятого? Что они сурово карают предателей и святотатцев — как покарали они царя ромеев?

 

— Вижу, великий каган, — Просигой склонился в поклоне. Сидевшая рядом с каганом Неда, облаченная в куньи меха, презрительно усмехнулась и от этой усмешки жупана тимочан бросило в дрожь — оба берега Дуная уже полнились пугающими слухами о могущественной ведьме, что повелевает ветрами и волнами Дуная.

 

— Можешь идти, Просигой, — каган небрежно повел рукой, — ты принес сюда добрую весть и мы довольны. Когда я вновь перейду Дунай, я не забуду, кто из славян сохранил верность своему повелителю. Не Первослав, а ты станешь первым средь сербов.

 

— Великий каган так добр, — Просигой неловко поклонился и, бочком протиснувшись меж стоявших у входа гепидских стражей, покинул Большой хринг. Едва он скрылся из глаз, как Эрнак, доселе сидевший прямо как стрела, расслабленно развалился на троне, бросив довольный взгляд на супругу.

 

— Что же, я посрамлен, — сказал он, — признаться, я до последнего не верил, что ты сможешь превзойти Оуюн в колдовстве. Но Черная Жаба явно любит тебя больше чем ее — и благодаря ей, по крайней мере, пока, мы можем не бояться ромеев под стенами хринга.

 

— Все боги хранят тебя, муж мой, и я молюсь им непрестанно, — горделивый вид и надменный взгляд Неды плохо соответствовал ее смиренным словам, когда бывшая княжна в очередной раз подтвердила свою негласную роль соправителя каганата. Сам Эрнак, воинственный и храбрый Эрнак, побаивался ее — точнее тех темных сил, которым она так истово служила и которые так щедро вознаграждали ее за службу. Неда не собиралась делиться с супругом всеми своими секретами — как например, что столь впечатлившее всех колдовство оказалось возможным лишь потому, что седьмицу назад колдунье тайно доставили из Константинополя небольшой ларец из черного дерева, в котором хранились волосы, частицы крови и слюны басилевса. Константин умело берегся от яда, заставляя всех, кто подносил ему вино и пищу предварительно пробовать ее, но против искусства, способного причинить вред по одному лишь нечаянно оброненному волоску или закатившемуся под ковер обрезку ногтя он оказался бессилен.

 

— Что ты будешь делать дальше, великий каган, — спросила Неда, — пойдешь за Дунай, как обещал этому жупану? Или же, наконец, выполнишь обещание, данное Ярополку?

 

— Твой брат, да, — Эрнак невольно поморщился, будто вспомнив, — я как раз послал за ним. Боюсь, ему придется еще немного подождать — я не могу идти на Запад, не закончив дела на востоке. Но время Редвальда еще придет и твой брат вернет трон своего отца.

 

— Рад это слышать, — послышался голос от входа и в тронный зал шагнул молодой человек в расшитой золотом алой свите, штанах из выделанной оленьей кожи и высоких сапогах. Темно-зеленый плащ на его плечах украшало изображение оскалившего пасть черного медведя — священного зверя королевского дома Тюрингии. Медведь скалился и с золотой гривны на шее и на бронзовой пряжке широкого пояса. Небрежно поклонившись кагану и его супруге, юноша встал перед троном, с вызовом глянув на Эрнака. Тот же, снисходительно улыбнувшись, сделал знак стражникам выйти вон.

 

— Я тоже вас оставлю, — Неда гибко поднялась с трона, спускаясь по каменным ступеням — у меня еще остались дела в святилище. Когда закончишь здесь — зайди ко мне, братец.

 

Ярополк кивнул, невольно залившись краской, когда женские пальцы дразняще погладили его по щеке. Когда Неда покинула хринг, юноша перевел взгляд на Эрнака.

 

— Я слышал о том, что случилось под Белградом, — сказал он, — моя сестра принесла тебе победу, которая не стоила каганату ни одного воина.

 

— Так она говорит, — поморщился Эрнак, — и я позволяю всем думать, что это ее заслуга, хотя и не могу знать наверняка. Мы с тобой мужи крови и стали, благородных кровей — чего бы мы стоили, если бы полагались лишь на женские чары? Может быть, Жаба-Земледержица и впрямь сдвинула землю, как говорит Неда, а может просто дождь подмыл берег и вызвал оползень, как часто бывает на Дунае. За жертвы, что я принес Хар-Меклэ, можно было уничтожить все войско ромеев, а не только одного императора.

 

— Но ведь когда он мертв...

 

— Да, его армия не двинется дальше — но уйдет ли она из-под Белграда? Даже без сербов ромеи остаются еще грозной силой — и остаются ей стоя на Дунае. А на востоке никуда не делись болгары — и они продолжают наступать, хотя сейчас им и не видать легкой победы, на которую они надеялись вместе с Константином. Увы, мой дорогой родич, пока враг на востоке не разбит, я не могу думать о Тюрингии.

 

— Тогда позволь мне это сделать самому! — воскликнул Ярополк, — если ты не можешь отправить войск. Саксонский бастард завяз в войне со франками, у него мало войск на восточной границе. Я соберу всех, кто бежал в Аварию от произвола Редвальда, выступлю на запад и...

 

— И погибнешь в первом же бою, — покачал головой Эрнак, — без моих людей у тебя не наберется и тысячи воинов.

 

Ярополк промолчал, понимая, что крыть ему нечем: в Аварию, от Редвальда бежали в основном лучане, черные хорваты и иных соплеменники его родни по матери.Имелись среди беглецов и бавары и даже тюринги, но всех их набиралось от силы несколько сотен — явно недостаточно, чтобы брать с боем трон новоявленной империи.

 

— Ты брат моей жены, — продолжал каган, — я, конечно же, помогу тебе...когда придет время. Ты обязательно взойдешь на отцовский трон — если не будешь торопиться.

 

— Но когда?! — возопил Ярополк, — я уже устал ждать!

 

— Терпение — одна из важнейших добродетелей владык, — улыбнулся Эрнак, — мне тоже нелегко далась эта мудрость. Ты приблизишь свое торжество, если поможешь мне окончательно расправиться с болгарами -и тогда у меня высвободятся силы для похода на запад. Однажды я уже посадил на трон Тюрингии одного короля, пусть он и отплатил мне черной неблагодарностью.

 

— Я не Крут, — мотнул головой Ярополк, — я помню добро и всегда готов отплатить тебе за то, что ты приютил меня в своих владениях. Я хотел бы помочь тебе и с болгарами, хотя...ты ведь сам говоришь, что у меня мало людей.

 

— Для того, что я задумал, их хватит, — рассмеялся Эрнак, — для начала я начну с болгарами переговоры о мире — сейчас, когда Константин мертв, они охотно пойдут на это. Однако втайне я пошлю тебя за Карпаты, в днепровские степи. Туда не так давно перекочевали мадьяры — у них какие-то раздоры с хазарским каганом и они ищут нового покровителя. Я пообещаю им поддержку — если они примут мою сторону в войне с болгарами. Говорят, что мадьяры вступили в союз с какими-то славянами из днепровских лесов — что же, привлечем к войне и их. Когда я прерву переговоры и нападу на болгар на Дунае, мадьяры и славяне атакуют их владения в низовьях Днепра и Буга.

 

— А причем тут я? — недоуменно спросил Ярополк.

 

— Ты сын Германфреда, короля Тюрингии, брат нынешнего императора, — пояснил Эрнак, — вождям мадьяр польстит, что на переговоры с ними послали столь важную птицу. Особенно если ты отправишься в днепровские степи со своими людьми — ну и я тоже дам тебе кого-нибудь из тарханов с небольшой свитой. Так мы вернее заключим союз. А когда болгары будут разбиты, а я буду пить кумыс из черепа Омуртага — тогда мы и двинемся на Тюрингию всей своей мощью и вернем тебе Скитинг и всю державу Редвальда. Ну как, согласен?

 

Ярополк внимательно посмотрел в зеленые глаза и, решительно кивнув, крепко стиснул протянутую ему руку.

 

Уже вечерело, когда Ярополк, оседлав аланского жеребца, направился в Жабаль — в здешних болотах его сестра проводила даже больше времени чем возле мужа. Он ехал сначала долиной Тисы, потом двинулся вверх по Егричке. Когда шум лягушек вокруг стал совсем уж оглушительным, почва под копытами коня предательски захлюпала от влаги, а деревья все чаще сменял тростник, высотой в человеческий рост, Ярополк остановил коня. В тот же миг заросли раздвинулись, выпуская вперед Неду. Она была не одна — рядом с ней шел могучий мужик, в кожаных штанах и безрукавке волчьего меха, наброшенной прямо на голое тело. Угрюмое лицо обрамляла густая черная борода, голые плечи, руки и даже бритый череп покрывали замысловатые татуировки. На груди его красовался серебряный амулет с изображением жутковатого лика полузверя-получудовища. В руках незнакомец держал что-то длинное, замотанное в черную ткань.

 

— Я знаю, куда тебя посылает мой муж, — вместо приветствия сказала колдунья, — что же, не худший из его замыслов. Тебе это путешествие точно пойдет на пользу, да и мне не помешает побольше знаний о народах, что живут по ту сторону Карпат.

 

— Я уже дал согласие Эрнаку, — нетерпеливо сказал Ярополк, — так что если ты звала меня только за тем, чтобы...

 

— Не дерзи мне, брат, — глаза Неды опасно сверкнули и Ярополк замолчал, — я не стала бы вызывать тебя понапрасну. Мы хотим сделать тебе подарок — я и Чернояр.

 

Она кивнула своему спутнику и тот развернул ткань с предмета, что он держал в руках. Блеснула сталь и Ярополк невольно подался вперед, жадно рассматривая большой меч со странным лезвием с каким-то черноватым отливом. На его перекрестье красовался тот же жуткий лик, что и на амулете мужчины.

 

— Я сам ковал этот меч для твоего брата, — сказал мужчина глухим басом, похожим на рык медведя-шатуна, — этот клинок, закаленный в медвежьей крови и освященный именем Чернобога. Когда Редвальд сразил Крута на поле боя, то вернул его меч в святилище Чернобога. Месяц назад Владыка Тьмы явился ко мне во сне и велел найти своему клинку нового хозяина. Тогда я и решил отвезти его тебе.

 

— Почему мне? — недоуменно спросил Ярополк, — ведь у Крута остался сын.

 

— Он крещенный, — покачал головой Чернояр, — он недостоин. У Редвальда свой меч, закаленный в драконьей крови — пусть же у его соперника за трон будет не лучше.

 

Ярополк протянул руку и кузнец передал ему меч. Юноша, примериваясь, махнул мечом, — раз, другой — и, убедившись, что он отлично лежит в руке, довольно кивнул.

 

— Хорошо, — сказал он, — когда я взойду на трон в Скитинге, я вспомню о твоем подарке, Чернояр. Если же это все....

 

— Мы не задерживаем тебя, брат, — Неда улыбнулась выкрашенными в черное губами, — впереди у тебя долгий путь. Но перед ним — прими подарок и от меня.

 

Она пошарила в своем кошеле и, вынув оттуда нечто на серебряной цепочке, повесила ее на шею брату. Тот взглянул — на его шее повисло маленькое подобие амулета самой Неды — трехлапой лягушки из черного янтаря.

 

— Когда настанет время, — снова улыбнулась Неда, — оберег поможет тебе.

 

Ярополк еще раз посмотрел на янтарную фигурку: черная тварь, словно припала к его груди, выпучив на него слепые глаза. С трудом подавив гадливость, он все же заправил амулет за ворот свиты — в чужой земле и такая помощь не будет лишней. Ярополк кивнул сестре и, повесив подаренный меч на пояс, направил коня прочь из болота. Неда и Чернояр смотрели ему вслед — кузнец с прежним угрюмым выражением, Неда — с неизменной глумливой ухмылкой.

 

— Думаешь, этот меч и впрямь принесет ему удачу? — сказала она, — Круту не очень помог.

 

— Я знаю, что выполнил волю бога, — пожал плечами Чернояр, — возвысит или погубит твоего брата этот меч — знает только Он.

Изменено 6 Dec 2023 пользователем Каминский

[Каминский]

Каган аваров Эрнак:

Ярополк:

[Q-silver]

Но где-то мне это обращение - именно к императору- точно попадалось.

у Гомера.

а в описываемый период византийские грамотеи шиковали употреблением аттического стиля. так что вполне могли зацитировать и этот оборот.

[Magnum]

Туда не так давно перекочевали мадьяры

О, эти себя еще покажут.   

 

 

[Q-silver]

Каган аваров Эрнак:

бисёнен какой-то.

и совсем не раскосый

[Каминский]

и совсем не раскосый

А он и не должен быть раскосым. Он, как и вся аварская верхушка уже изрядно перемешалась со славянами и германцами.

 

За века авары перемешались со славянами и влахами, сарматами и германцами и многие из них теперь  имели русые волосы, зеленые или серые глаза. Другие же  сохранили чистоту аварской крови, - смуглые с иссиня-черными волосами и раскосыми  глазами. Вся знать носила украшения, - золотые гривны и ожерелья, браслеты с драгоценными камнями, - однако рядом с ними болтались и самые примитивные амулеты из птичьих черепов, змеиной кожи и фаланг человеческих пальцев.   У дальней стены, на груде мягких подушек, восседал, скрестив ноги, обутые в красные сапоги из тонко выделанной кожи, молодой человек, в небрежно наброшенном прямо на голое тело халате из синего шелка, расшитого золотыми драконами. Так одевались аварские каганы, в память о той далекой земле, на востоке, откуда в свое время они и двинулись на запад. Эрнак, молодой каган, чтил заветы предков, хотя, как и говорила Ярослава, в его жилах текла не только аварская кровь - об этом свидетельствовали завитые в  косы темно-рыжие волосы и тонкие, совсем не похожие на степные, черты  лица. 

 

О, эти себя еще покажут.

И не только они

Изменено 6 Dec 2023 пользователем Каминский

[Gemlock]

Так он у Вас в тексте с раскосыми глазами. В сцене с Ярополком.

[Каминский]

Так он у Вас в тексте с раскосыми глазами.

Да, мой косяк. Уже забыл как я его первоначально описывал.

Уже поправил.

[Neznaika1975]

Недавно где то обсужлали, что Ярослав который то ли брат то ли сын невского имел частичную аварскую днк

Изменено 6 Dec 2023 пользователем Neznaika1975

[Каминский]

Чернояр, кузнец-жрец Чернобога

[Gemlock]

Уже поправил

Кстати, а он потомок Баяна? 

[Каминский]

Кстати, а он потомок Баяна? 

Да

[Каминский]

[Neznaika1975]

Булгарского объединения на Волге вроде ещё нет

 

И чо то слмневаюсь, что дунайские болгары контролирвют степи восточнее днестра и Крым

[Каминский]

Булгарского объединения на Волге вроде ещё нет

Ну, во-первых:

 

Во второй половине VII века одна из орд, состоявшая преимущественно из кутригурских племён, под началом Котрага двинулась из Приазовья с территории Великой Булгарии на север и обосновалась в районе Средней Волги и Камы, рассеявшись среди преимущественно финно-угорских племён. Булгары, имевшие сильную военную организацию, постепенно вытеснили или завоевали балто-славянские племена (население «именьковской культуры»), подчинили себе баланджар, барсил, савир, эсегелей, билер и другие тюрко- и финно-угроязычные племена. В результате в Среднем Поволжье в VIII веке возникает булгарский союз племён, впоследствии преобразовавшийся в государство Волжская Булгария.

Во-вторых там и не булгары. В этой АИ, в силу пока не выявленных историками причин, наследники хана Кубрата сумели сохранить свое единство и не стали расселяться кто куда горазд. И хотя в дальнейшем все же состоялось переселение болгар на Дунай, а хазары все же вытеснили болгар из восточного Приазовья и Подонья, все же какое-то время  болгары, даже расселившись на Дунае все еще контролировали и часть земель исконной Великой Болгарии, хотя, конечно, контроль этот становился все более зыбким.

И чо то слмневаюсь, что дунайские болгары контролирвют степи восточнее днестра и Крым

Карту Болгарии чуть ранее нашего периода иногда рисуют так:

Могут и на Крым залезть, ничего невозможного не вижу.

Изменено 7 Dec 2023 пользователем Каминский

[Каминский]

О войне и высокой словесности

 

— Во имя Аллаха Всемилостивого и Просветляющего, Господа Миров, как же прекрасен созданный Им мир.

 

С томным вздохом худощавый молодой человек откинулся на мягкие подушки, устлавшие широкий диван, стоявший посреди небольшой комнате, отделанной зеленым мрамором. Мечтательные черные глаза с ленивым восхищением созерцали открывавшееся через открытое окно буйство красок. Златовратный дворец окружали роскошные сады, что обилием ярких цветов, аппетитных плодов и сочной зелени, наверняка превосходили легендарные сады Семирамиды, что, в незапамятные времена, блистали где-то в этих краях. Всюду журчали фонтаны и, словно драгоценные камни в зеленой оправе, блестела гладь прудов, с плавающими в них золотыми рыбками. За окружавшей дворец крепостной стеной, виднелись крыши и минареты бесчисленных строений, а еще дальше синела гладь Тигра.

 

Молодой человек выглядел под стать всему этому великолепию: его шелковый халат так густо покрывали золото и драгоценные камни, что под ними не было видно ткани. Драгоценные камни украшали и широкий пояс, чьи черные и зеленые цвета демонстрировали родство молодого человека с домом Пророка. Изысканные самоцветы покрывали и зеленые сафьяновые туфли, с загнутыми носами, и белоснежный тюрбан, из которого выбивались непослушные пряди черных курчавых волос. Они, также как и слишком темная кожа и полные губы, выдавали в юноше примесь южной крови, доставшейся от наложницы-негритянки.

 

Молодой человек отхлебнул сладкого шербета из золотого кувшина, стоявшего на столике из черепахового дерева, и забросил в рот горсть сладких фиников. На миг он замер, подперев щеку рукой, потом схватил тонкий калам и, обмакнув его в серебряную чернильницу принялся выводить на листе китайской бумаги изящные знаки арабского письма. Закончив с этим, юноша выпрямился, держа перед собой лист на вытянутой руке, и гордо продекламировал:

 

— Кто рожден в красоте счастья лик созерцать,

Тому мир будет множеством граней мерцать —

Украшает шитьем для красавицы платье

И умеет изнанку душой понимать!

 

— Мудро сказано, мой господин, — раздался негромкий голос от дверей. Обернувшись, юноша увидел в дверях высокого мужчину средних лет, с окладистой черной бородой, обрамлявшей худое лицо. Вошедший носил темно-синий халат и чалму, украшенные золотом и драгоценными камнями, хоть и куда скромнее, чем у молодого человека.

 

— А, это ты, Джафар, — слегка смущенно сказал юноша, — да, вот пришло на ум только что.

 

— Как всегда прекрасно, — великий визирь Джафар аль-Бармаки слегка склонил голову, — я прошу простить, что отрываю повелителя правоверных от высокого искусства стихосложения, но эти двое...они ждут уже давно.

 

— Ах да, — юноша, словно спохватившись, ударил себя по лбу, — я и забыл, что назначил аудиенцию на сегодня. Ну, раз ждут, то пусть заходят..

 

Великий визирь еще раз поклонился и выскользнул за дверь, тогда как Ибрахим ибн аль-Хади, халиф и повелитель всех правоверных, откинулся обратно на подушки. Украдкой оглянувшись по сторонам, он сдвинул одну из панелей на подлокотнике дивана и достал из открывшейся ему потайной ниши изящный графин из темно-зеленого стекла, — и сделал большой глоток. Он едва успел поставить кувшин обратно, когда Джафар вернулся в сопровождении еще двух человек. Первый был, несомненно, чистокровным арабом — худой жилистый мужчина, лет сорока, в белом бедуинском бурнусе, перехваченным черным поясом и зеленой куфии, прикрывавшей голову. Второй же, куда моложе своего спутника, имел относительно светлую кожу, каштановые волосы и живые карие глаза, с любопытством озиравшие комнату отдыха халифа. Он носил узкую тунику из голубой ткани и с золотой каймой по подолу, а поверх нее — роскошный багряный плащ, также расшитый золотом. Пальцы его украшали золотые перстни, с рубином, гранатом и изумрудом.

 

— Досточтимый, Халид ибн-Язид аш-Шабани, — лицо Джафара подернулось мимолетной гримасой, когда он произносил имя одного из прославленных военачальников Халифата, — и Исаак Камсаракан...

 

— Исаак Багрянородный, — перебил визиря второй мужчина, — да простит меня халиф, но я ношу это звание по праву рождения в...

 

— Да знаю я , - махнул рукой Ибрахим, — ты родился когда твой отец правил Румом, сколько то там лет назад. Правда, если я не ошибаюсь, лет через пять твоего отца свергли...

 

— Все так, повелитель, — кивнул Джафар, — Григор Камсаракан был свергнут и казнен, когда император Кунстандин отвоевал свой трон.

 

— Узурпатору никогда бы не удалось это, если бы не помощь лангобардов, — горячо возразил молодой человек, — ради чего он расплатился с их королем, Гримоальдом, самим Римом и взял в жены его сестру. Никогда еще империя не ведала такого позора — варвар и потомок варваров, отдает другим варварам град Святого Петра, а сам...

 

— Избавь меня от ваших обид, — поморщился Ибрахим, — ты и сам собираешься вести в свою страну чужеземное войско, так что я не вижу между вами большой разницы . Скажи лучше, ради чего нам помогать тебе? Мой советник, Джафар, например, считает, что это излишняя трата наших сил.

 

— Кунстандин храбрый воин и талантливый военачальник, — сказал Джафар, — мы воевали с ним трижды — и каждый раз он отодвигал наши границы на восток. Шесть лет назад мы заключили мир с Румом — и я не вижу причин его нарушать. Особенно сейчас, когда от нас отпал весь Магриб, а нечестивец Яхья провозгласил себя халифом и воплощением Аллаха, — да покарает его Господь Миров за этот ширк, — и шлет в Багдад дерзкие письма, полные гордыни и богохульства. Если мы и сейчас потерпим неудачу — это лишь воодушевит Яхью, как и других мятежников от Инда до Нила.

 

— Поражение на пути джихада — это повод для того, чтобы смыть кровью унижение правоверных, — отчеканил Халид ибн-Язид, — а не затем, чтобы забиться в нору и плакаться Аллаху о несправедливости судьбы.

 

Он недобро покосился на Джафара и тот ответил столь же нелюбезным взглядом — между великим визирем и полководцем существовала давняя неприязнь, обусловленная их принадлежностью к разным враждующим группировкам: Халид ибн-Язид принадлежал к военной верхушке халифата, из числа арабской знати, тогда как Джафар возглавлял придворно-бюрократическую группировку чиновников, зачастую, как и сам визирь, персидского или иного, неарабского, происхождения.

 

— Приятно видеть такую крепость в вере, — насмешливо протянул халиф, — но разве поражение — не ответственность прежде всего военных. Разве не ты, Халид, участвовал в той самой войне с Румом, где мы потеряли Кипр и Тарс, — и не рядовым шахидом?

 

Джафар с удовольствием наблюдал как смущенно потупился Халид.

 

— Я и не снимаю с себя ответственности за тот позор, — нехотя протянул араб, — и готов смыть его кровью неверных — или же своей, если придется.

 

— Вы все так бредите кровью и смертью, — вздохнул Ибрахим, — тот же Яхья, что шлет мне эти безумные письма, поминает войну и казни через слово. Неужели нет иного способа славить Аллаха — через познание красоты созданного им мира, простые радости жизни, прекрасную поэзию...

 

Тоскливо уставившись в окно он негромко продекламировал:

 

Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь... А пешки? — мы с тобой.

Подвигают, притиснут — и побили.

И в темный ящик сунут на покой.

 

— Мудро сказано, повелитель, — ввернул Джафар.

 

— Если бы вы все видели то, что вижу я каждую ночь, — на лице Ибрахима появилось мечтательное выражение, — эта древняя земля навевает чудные сны и в них ко мне являются могучие джинны и прекрасные пери, что вместе со мной славят Господа Миров прекрасными песнями и стихами. А когда я приоткрываю страницы «Аль-Азифа», то...

 

Он замолчал, словно поймав себя на том, что сказал лишнее. Халид недоуменно посмотрел на Джафара, а визирь, на миг забыв о своей неприязни к военачальнику, в ответ закатил глаза: он-то успел почуять не только винный запах от халифа, но и куда более слабый, но все же уловимый аромат макового настоя.

 

— Я простой воин и не вижу так далеко, — начал Халид, — но, если повелитель правоверных позволит своему слуге....

 

— Мой повелитель, — не выдержав, вмешался Исаак, — мои знания ничтожны в сравнению с вашими. Но, похоже, сейчас и я смогу сообщить вам что-то новое. Сегодня от моих друзей в Руме пришла благая весть, узурпатор Константин — мертв!

 

— И вправду радостная весть!- воскликнул Халид, — о повелитель, сам Аллах дает нам знак вести войска в бой!

 

— На трон взойдет его сын, — продолжал Исаак, — он всего лишь самонадеянный юнец, а его мать — лангобардская варварка, под которой давно шатается трон. Как только я вступлю в пределы империи, все восточные фемы примут нашу сторону. Кроме того, у меня есть сторонники в самой столице, которые нанесут удар в нужный момент.

 

Ибрахим кинул вопросительный взгляд на визиря.

 

— Если это правда, повелитель, то, — неохотно начал Джафар.

 

— То упускать такой возможности нельзя!- воскликнул Халид, — Исаак взойдет на трон, как наш друг и союзник. Он отдаст нам Киликию и Кипр, поможет в борьбе с Яхьей...

 

— Это правда? — халиф вопросительно посмотрел на Исаака и тот неохотно кивнул.

 

— Да. Я начну борьбу за возвращение земель в Италии, которые Константин отдал своему шурину — и для этого мне нужен прочный тыл на востоке. Ради доброго соседства не жалко отдать пару провинций. А еще я низвергну марианитов, этих новых идолопоклонников — и тем сближу христиан с учением Мухаммеда.

 

— Не думаю, что отмена почитания Марьям и икон сгладит все расхождения наших вер, — махнул рукой Ибрахим, — но если Кунастандин и вправду мертв — это и вправду добрый знак. Хорошо, Исаак, сегодня твой день. Во имя Аллаха, Всемилостивого и Милосердного, повелеваю тебе Халид ибн-Язид взять столько войска, сколько сочтешь нужным, и к вящей славе Аллаха и Пророка повести его на запад, чтобы помочь Исааку Багрянородному заполучить престол отца. Джафар, проследи за тем, чтобы наши войска ни в чем не нуждались в грядущей войне.

 

— Как прикажет мой Повелитель, — со вздохом произнес Джафар, украдкой метнув раздраженный взгляд на расплывшегося в торжествующей улыбке Халид ибн-Язида.

Изменено 7 Dec 2023 пользователем Каминский

[Magnum]

— Избавь меня от ваших обид, — поморщился Исаак,  

Тут явная опечатка, должен быть Ибрахим. 

Мир я сравнил бы с шахматной доской: То день, то ночь... А пешки? — мы с тобой. Подвигают, притиснут — и побили. И в темный ящик сунут на покой.

Утер слезы рукавом халата (С) 

 

Неужели за халифа придется болеть? Все ж таки поэт, брат по разуму... 

 

[Каминский]

Тут явная опечатка, должен быть Ибрахим

Да, разумеется, Благодарю

Утер слезы рукавом халата (С) 

Безбожно покрадено у Омара Хайама

 

Неужели за халифа придется болеть?

Вольному воля, но я бы не советовал

[Vasilisk]

Неужели за халифа придется болеть?

Вольному воля, но я бы не советовал

 

Угу. Негоже правоверному пить курить и читать прОклятые книги:

 

А когда я приоткрываю страницы «Аль-Азифа»

 

 

[Каминский]

Царьградский узел

 

Стук лошадиных копыт разносился по мощенной дороге, по которой следовал царственный кортеж. Более полусотни бойцов «варварской этерии» сопровождали императорскую охоту. На этот раз рослые светловолосые славяне и германцы, вооружились длинными спатами и контарионами: эти длинные пики, столь необходимые для борьбы с вражеской конницей, оказались пригодны и для того, чтобы удерживать на расстоянии визжащего вепря, даже в предсмертной агонии пытавшегося дорваться до охотника. Сегодня было убито пять таких кабанов, что, вместе с иной добычей, лежали, сваленными на нескольких повозках, неспешно волочащихся позади процессии.

 

Молодой император ехал впереди — верхом на белом коне, стройный, подтянутый юноша, одетый в короткую тунику из темно-зеленой ткани, и такого же цвета штаны, заправленные в красные сапоги. О его высоком титуле, напоминал лишь багряный плащ, наброшенный на плечи. Несмотря на то, что Михаилу лишь предстояло еще пройти коронацию, приуроченную к Рождеству Иоанна Предтечи, все — включая и собственную мать, — относились к нему уже как к правящему владыке. Сегодня он чуть ли не впервые подтвердил, что достоин предков — отважных воителей и умелых охотников, самолично сразив пикой двух кабанов и одного оленя. Довольная улыбка, озарявшая лицо Михаила, говорила, что решение дядьки Асмунда, отправиться на охоту было правильным, позволив юноше хоть немного отвлечься от потери отца и предстоящего ему тяжкого бремени имперской власти. Рядом с Михаилом на палевой кобыле ехала императрица Ирина одетая в мужской костюм: вопреки византийским обычаям, не приветствовавших участие женщин в мужских забавах, бывшая принцесса лангобардов часто выезжала на охоту. Причем, она вовсе не оставалась лишь безучастным зрителем: сегодня она собственноручно убила пикой большого волка, выведенного на нее загонщиками. Сейчас она ехала с непокрытой головой, разбросав светлые волосы по плечам и ее лицо светилось таким же торжеством, что и у сына.

 

Хотя леса, в которых шла охота, давно остались позади, тем не менее, вдоль дороги еще тянулись как отдельные деревья, так и целые рощицы, сохранившиеся средь полей и виноградников. Возле одной из таких рощ их и поджидала западня: когда вдали уже мелькали стены Константинополя, с обеих сторон дороги вдруг затрещали ветки и на дорогу выхлестнулись вопящие всадники с копьями и мечами наголо. Несколько стрел свистнуло над головой императора — лишь Генрих, что есть силы пришпоривший коня, успел подставить щит, прикрывая Михаила.

 

— Сомкнуть ряды, — рычал сакс, — копья вперед! Защищать конунга!

 

— Убейте их всех! — прогремел в ответ зычный голос, — варварских псов, варварскую суку и ее щенка! Во имя истинного императора — смерть им всем!

 

Оглушительное ржание и воинственные крики стали ему ответом, когда вооруженные всадники с удвоенной силой обрушились на императорский кортеж. Ирина, бешеным взором поискала обладателя показавшегося ей знакомым голоса и лицо ее исказилось от ненависти, когда она увидела стоявшего на краю дороге всадника, в синем сагнуме, наброшенным поверх золоченного клибаниона. Именно он, громкими криками, подбадривал воинов, призывая их к новой атаке.

 

— Уходите в город! — Генрих потряс женщину за плечо, приводя в чувство, — скачите быстро, во весь опор! Доложите Асмунду об измене...

 

— Я не брошу тебя!- крикнул Михаил, — я сам убью этого предателя!!!

 

— Не говорите глупости, мой конунг, — Генрих на миг прервался, метнув пику прямо в грудь одному из прорвавшихся всадников — ваша жизнь сейчас важнее всего! Скачите в столицу за подмогой!

 

Вокруг уже кипел бой — наседавшие со всех сторон всадники, пытались прорвать строй бойцов, сплотившихся вокруг молодого императора и его матери. Хрип лошадей, проклятия и предсмертные крики заполнили рощу, пока эскувиторы вновь и вновь накатывались на «ледяную стену» копий, мечей и щитов, окруживших басилевса. С треском ломались пики, с лязгом скрещивались мечи и сраженные всадники, падали, истекая кровью, пока лишенные седоков кони, с тревожным ржанием метались вокруг, внося еще большую сумятицу во все происходящее. Михаил переглянулся с матерью и оба, не сговариваясь, пришпорили коней, устремившись в проход, расчищенный для них германской этерией.

 

— Эй, кто там есть!- крикнул Никифор, — эти двое не должны уйти! Триста золотых солидов тому, кто убьет варварское отродье!

 

Однако его вопль остался втуне — эскувиторы уже сошлись в жесточайшей схватке с наемниками, что, несмотря на почти шестикратное превосходство врага, стойко отбивали все атаки. Никифор, в ярости пришпорив коня, сам кинулся к матери и сыну, однако в тот же момент наперерез ему метнулся Генрих. Спата стратига лязгнула о германский скрамасакс с такой силой, что глава тагмы невольно стиснул зубы, подавляя крик от пронзившей его плечо острой боли.

 

— Не ты мне нужен, северный пес! — рыкнул Никифор, нанося ответный удар, — уйди с дороги и останешься жив!

 

— Смерти не ведает громкая слава, деяний достойных, — сквозь зубы бросил Генрих, — вечна бессмертна — воина слава!

 

Он произнес это на своем наречии, которого Никифор не знал и знать не хотел. Не ведал стратиг и о языческом боге, «Речи» которого вспомнил германский наемник, однако яростный блеск в глазах варвара, сказал ему все лучше слов. Стратиг, превозмогая боль, рванулся к саксу — и снова лязг мечей и громкие ругательства разнеслись над лесом. На помощь военачальнику кинулись сразу несколько всадников, но даже сейчас Генрих не повернул коня, принимая неравный бой. Одним ударом сакс снес голову самому отчаянному из нападавших, но в тот же миг остальные эскувиторы накинулись на германца со всех сторон и все вокруг смешалось в жестокой круговерти хлещущей крови и звенящей стали.

 

Михаил не мог прийти уже на помощь другу: когда они с матерью почти вырвались из окружения, перед ними вдруг вырос высоченный всадник. Смуглое лицо заросло черной бородищей, темные глаза бешено сверкали, когда он ударил мечом, целя в лицо молодому кесарю. Тот даже не успел ничего понять, когда тело закаленное множеством тренировок со старым Асмундом, отреагировало само. Взметнулась рука с мечом, отбивая вражеский клинок, и тут же, второй рукой, император что есть сил метнул пику. Острие пики пробило шею эскувитора и тот, всплеснув руками, свалился, хлеща кровью прямо под ноги отчаянно хрипящего, косящего кровавым глазом коня. Михаил, даже не успев толком осознать это первое в его жизни сражение и первую взятую с боем жизнь, поискал глазами матушку и, увидев ее рядом, что есть сил пришпорил своего скакуна. Вскоре Ирина и Михаил уже мчались во весь опор по мощеной камнем дороге, оставляя позади кровавое побоище. Несколько эскувиторов все же кинулось за ними в погоню, но очень скоро отстали, не в силах соревноваться в скорости с самыми быстрыми конями дворцовых конюшен.

 

Изумленные горожане, раскрыв рты, смотрели, как молодой император, вместе с его матерью, неслись по Месе Константинполя, топча прилавки уличных торговцев, выстроившихся вдоль главной столичной улицы, порой сшибая и самих людей, не успевших вовремя убраться с дороги. Взмыленных, тяжело дышавших коней, остановили только у стен Большого дворца, где навстречу матери и сыну тут же кинулись встревоженные стражники.

 

— Асмунда ко мне! Живо! — взгляд растрепанного, окровавленного императора был таков, что стражи, очертя голову ринулись выполнять его приказание. Вскоре Михаил, вместе со своим дядькой и всей этерией германцев, снова мчался по Месе, заставляя горожан испуганно жаться к стенам домов. Вместе с ними скакали и прочие всадники — старший командир тагм, Феодосий, не участвовавший в заговоре, сразу же включился в подавление мятежа. Однако они опоздали — к тому времени, как подмога подоспела к месту сражения, все германцы были мертвы. Бездыханным лежал и Генрих — его удалось опознать только по доспехам и одежде — в ярости эскувиторы выместили злость уже на мертвом, страшно изуродовав все тело. Однако отчаянный сакс дорого взял за свою жизнь — здесь же, у дороги, валялся и труп стратига Никифора — меч германца пронзил ему сердце. Оставшиеся в живых мятежники даже не забрали тело своего командира- прекрасно понимая, чем закончится для них провалившийся мятеж, они сразу же кинулись в бегство. Воинам этерии оставалось лишь забрать с собой тела павших товарищей, чтобы похоронить их по германским обычаям. Тела же мятежников остались валяться на дороге, на поживу воронам и канюкам.

 

Меж тем императрица Ирина, оставшись во дворце, принялась выкорчёвывать корни заговора. Узнав у слуг и евнухов , что чаще всего в последние дни, Никифора видели с атриклинием Большого дворца и бывшим стратегом Армениака, она приказала задержать обоих. Нарсеса поймали когда он пытался покинуть город и сразу же отправили в пыточные казематы, где уже корчился, визжа как зарезанная свинья, вздернутый на раскаленные крючья толстый евнух. Уже через несколько часов Ирина, а затем и вернувшийся в столицу Михаил, в точности знали всех участников и пособников заговора. Дромогологофет Григорий пытался принять яд, но придворные лекари, устроив ему промывание желудка, спасли жизнь придворному для предстоящей расправы.

 

— Господом Нашим клянусь, и всем святым, что только есть на земле что никогда не был антимарианитом!!! Да, я изменник, но вся моя измена лишь от жадности, жажды золота и жажды власти!!! И в мыслях я не смел осквернить святость Матери Господа нашего, никогда я не отвергал почитание святых образов! Взываю к вашему христианскому милосердию, пощадите, во имя Христа!!!

 

Мольбы и слезы Григория сменились пронзительным визгом, когда его — голого и окровавленного, — впихнули в небольшую дверцу в статуе медного быка, полого внутри. Жестокая казнь, издревле применявшаяся для язычников и еретиков, впервые применялась ко столь важной особе — и поглазеть на нее собралась огромная толпа. Под изваянием уже полыхал огромный костер и даже сами палачи поспешно захлопнули дверцу и отскочили, дуя на обожженные руки. Истошный вопль, вырвавшийся из пасти и ноздрей быка, преобразовался в звук, похожий на рев возмущенного зверя — и столичная чернь столпившаяся на площади, где проходила казнь, разразилась глумливыми криками, как и всегда когда она наблюдала свое излюбленное зрелище. Чуть ранее городской плебс точно также любовался еще одним зрелищем на ипподроме, где Нарсеса и Никиту Рангабе, с отрубленными руками и ногами везли на осле, а народ бросал в них нечистоты, после чего изменников посадили на кол. Евнуху Василию повезло больше всех — его сердце не выдержало усердия пыточных дел мастеров и он скончался прямо в казематах. За эту оплошность Ирина, за годы жизни в Константинополе немало усвоившая здешние нравы, приказала оскопить самих палачей.

 

— Во имя единого Бога Отца, Творца неба и земли, всего, что видимо и невидимо...

 

Бормоча церемониальные фразы, Антоний Хрисоверг, патриарх Константинопольский возложил золотую стемму, украшенную жемчугом и драгоценными камнями, на голову стоявшего на коленях Михаила, после чего укрыл его плечи пурпурной хламидой и повязал на шее юноши отделанный золотом лорум. Последним он вложил в руки юноши священный Жезл Моисея. В следующий миг шестеро дюжих наемников из германской этерии, во главе с Асмундом, ухватились за край большого золотого щита, на который, встав, наконец, на ноги, величаво ступил молодой императору.

 

— Хайре Кесар! — выкрикнул Асмунд и собравшиеся на Марсовом поле воины, — наемники из германской этерии, скутаты и катафрактарии из императорской тагмы, ответили громкими воплями и стуком мечей об щиты. Приветственными криками разразились и собравшиеся на коронацию разномастные придворные, когда Михаила подняли на щите над их головами, являя народу и миру нового басилевса.

[Каминский]

Князья леса и владыки степи

 

Меж невысоких, поросших лесом холмов, по дну глубокого оврага двигался отряд. Любой, кто взглянул бы со стороны на это маленькое войско признал бы во всадниках выходцев из многих племен. Светлые, рыжие или русые волосы славян и германцев соседствовали с черными косами аваров, а голубые или серые глаза перемежались со скуластыми лицами и раскосыми черными глазами степняков. Иные всадники носили кольчуги, другие обходились кожаными доспехами или вовсе плотными куртками из стеганой ткани. Однако все они, — германцы, авары, славяне, — были опытными воинами, прошедшими не одну войну. Из оружия они имели копья, мечи, боевые топоры, кочевники к тому же держали за спинами луки, а у пояса — колчаны, полные стрел, и короткие шипастые булавы.

 

Ярополк, оседлав белого жеребца ехал во главе отряда: облаченный в панцирь и поножи, с наброшенным поверх плеч зеленым плащом с черным медведем. Пояс его оттягивал меч Чернобога, в отделанных золотом ножнах, светлые волосы прикрывал высокий шлем увенчанный фигуркой золотого медведя. Голубые глаза настороженно посматривали по сторонам — с тех пор, как отряд перевалили через Карпаты, служившие северо-восточной границей Аварского каганата, молодой человек, никогда не забиравшийся так далеко на восток, все время беспокоился. Старшие воины уверяли юношу, что мало кто осмелится напасть на отряд в четыреста всадников, и пока эти слова вроде подтверждались: жители сел и городищ, встреченные в верховьях Збруча, явно перепуганные подобным войском, не только не выказывали враждебности, но наперебой готовились предоставить все возможные услуги — вплоть до пригожих девок для вожаков. Не далее как пару дней назад Ярополк провел ночь в доме старейшины одного из городков, вместе с его двумя внучками — узнав, что во главе отряда едет брат императора Тюрингии, девки чуть не подрались за право согревать постель юноше. Однако тот все равно оставался настороже: жизнь изгнанника с ранних лет приучила его к подозрительности, а сейчас они ехали в краях, о которых в Аварии знали очень немногое.

 

Стук копыт рядом отвлек Ярополка от раздумий, когда перед ним остановился Кувер — тархан, посланный в поход самим каганом, троюродным братом которому и приводился аварин. Остроконечный пластинчатый шлем увенчивал пучок конских волос, крашенных в красный цвет, с нагрудных пластин панциря грозно раскрывал клюв золотой грифон, вытравленный на черном. Этот же зверь, — символ правящего рода каганата, — скалился и на пряжках широкого пояса и на отделанных золотом ножнах, в которых покоилась длинная сабля с позолоченной рукоятью.

 

— Мое почтение кагану тюрингов, — белые зубы блеснули в насмешливой улыбке под тонкими усами и Ярополк досадливо поморщился — Кувер никогда не упускал случая подчеркнуть, что не относится всерьез ни к королевским притязаниям Ярополка, ни к его назначению главой посольства. Юноша, скрепя сердце, был вынужден это терпеть — сотня аваров, что ехала с ним, подчинялась именно Куверу.

 

— Ты ехал вперед? — спросил Ярополк, — видели там что-то?

 

— Кое-что, — оставил ернический тон Кувер, — на выходе этот овраг преграждает засека. Совсем свежая, может, только этой ночью срубленная.

 

— Значит, кто-то уже ждет нас , - напряженно усмехнулся Ярополк, — видел кого?

 

— Нет, — мотнул головой Кувер, — но мы близко и не подъезжали — с десятком людей там много не сделаешь, а при хороших луках, там можно и вдвое больший отряд сдержать.

 

— Пойдем поглядим, — хмуро сказал Ярополк.

 

На этот раз Кувер не пытался подшутить над Ярополком — на выходе из оврага отряд и впрямь наткнулся на завал из больших деревьев. Как и сказал тархан, деревья были явно срублены недавно, однако, приглядевшись, Ярополк заметил под стволами и более старые, наполовину сгнившие бревна, сквозь которые прорастала молодая поросль. Судя по всему, не впервые было здешним жителям встречать незваных гостей с запада. За засекой маячили верхушки деревьев густого леса.

 

— Обходные пути есть? — негромко спросил Ярополк, когда его конь остановился, беспокойно переступая с ноги на ногу. Ответить Кувер не успел — из-за засеки грянул громкий смех, сразу в несколько голосов, а затем послышался и насмешливый голос.

 

— Обход-то есть, как ему не быть, — произнес кто-то невидимый, — прямо к навьям в гости, на блины к Морене. Ты княжич молодой, пригожий, она таких любит.

 

За спиной Ярополка послышались смешки, но когда он в гневе обернулся то увидел лишь каменные лица соратников. Разозлившись еще больше, юноша выкрикнул:

 

— Смотри сам не угоди туда, куда других посылаешь! Покажись сам, коль такой речистый, а то из-за стены грозить всякий храбрый.

 

— А я с тобой храбростью мериться и не собираюсь, — голос посуровел,- я тут не гонор тешу, а за край свой стою. Вас сюда никто не звал, обрынцы.

 

На засеки вдруг выросло множество фигур, — столь неожиданно, что иные из спутников Ярополка невольно отшатнулись, бормоча заговоры от нечистой силы. Уж больно напоминали угрюмые, крепко сложенные мужики лесных духов, которыми, по славянским побасенкам, кишели здешние леса. Сходство усиливали кептари из волчьих шкур, наброшенные поверх рубах, покрытых затейливой вышивкой — Ярополк отметил несколько разных узоров, — и гайтаны из звериных клыков и когтей.. Серые и карие глаза недобро, по-волчьи, косились из под кустистых бровей. Одни мужики держали наперевес рогатины, другие имели мечи, копья или просто дубины, третьи целились в отряд из луков. В чистом поле аварский отряд разметал бы это воинство даже не поморщившись, но в этой чащобе...

 

Сверху послышался шорох, посыпались комья земли и, подняв голову, Ярополк увидел по обе стороны оврага таких же вооруженных мужчин, с луками и копьями наготове. Несколько человек стояли возле огромных валунов и молодой человек про себя выругался в адрес Кувера, не удосужившегося провести разведку поверху.

 

— Ну что, увидел — легче стало?

 

Стоявшие на засеке расступились, выпуская вперед немолодого мужчину с темно-русыми волосами и густой бородой. Выглядел он куда богаче своих спутников: под покрытой затейливой вышивкой свитой из темно-красной ткани тускло блестел ромейский панцирь с драконом, голову же прикрывал остроконечный шлем. На правом запястье красовался золотой браслет, украшенный зелеными изумрудами. Изумруд же блестел и в золотой серьге на левом ухе мужчины, а на его груди виднелся серебряный амулет в виде женской головы, окруженной извивающимися змеями. С пояса свисал длинный меч и шипастая булава, покрытая причудливой резьбой.

 

— Я Немал, князь Деревской земли, волею Перуна, властитель Дрегвы, Полей и Северы, — с гордым видом представился мужчина, — и ты сейчас едешь моим землями, обрин.

 

Рядом с князем, один за другим стали появляться воины, одетые и вооруженные куда лучше остальных — видимо дружинники Немала.У Ярополка чесался язык ответить какой-нибудь дерзостью, но он сдержался, памятуя о лучниках наверху.

 

— Мы не ищем здесь ссоры, — сказал он, — и не собирались тревожить твои владения, князь Немал. Мы едем с посольством от Эрнака, великого кагана авар, в земли угров — и вряд ли их вожди обрадуются, если узнают, что ты преградил нам дорогу.

 

Немал снисходительно усмехнулся в густые вислые усы.

 

— С уграми я как-нибудь полажу, — сказал он, — и мне князь Альмош ничего не говорил про посланников обров. Впрочем, ты и не похож на них, не то что он, — князь небрежно кивнул в сторону насупившегося Кувера, — или ты из тех словен, что под обрами ходят?

 

— Каган Эрнак приютил меня, когда я бежал от бастарда, захватившего отцовский трон, — гордо сказал молодой человек, — но сам я — не аварин по рождению, как и мои люди. Я Ярополк, сын короля Тюрингии Германфреда, брат короля Крута, убитого узурпатором Редвальдом. Мой меч раньше принадлежал Круту и нынче я — законный наследник Тюрингии. Моя сестра — тоже дочь Германфреда, но сейчас она жена кагана и великая шаманка всей Аварии.

 

Словно в ответ на эти слова на засеке вдруг выросла еще одна фигура — и испуганные перешептывания позади Ярополка стали куда громче. Сам же юноша почти спокойно глянул на очередное лесное отродье — общение с сестрой ко многому приучило его. Рядом с Немалом стояла женщина: худая и длинноногая, с распущенными русыми волосами. Было ей, на первый взгляд, лет тридцать, но приглядевшись, Ярополк решил, что она куда старше. Зеленые глаза, глянувшие в упор на юношу, придавали незнакомке сходство с лесной рысью. Она носила одеяние из шкур разных животных, сплошь увешанное амулетами из кости, дерева и камня. На шее красовалось ожерелье, где серебряные лунницы соседились с черепами птиц и мелких зверьков. Тонкие запястья охватывали серебряные браслеты в виде кусающих себя за хвост странных зверьков, похожих, одновременно на ящериц и ласок. С кожаного пояса свисал стальной серп, а голову венчала рогатая кика, увешанная шнурами с черными бусами и белыми кусочками кости.

 

Искоса глянув на чужаков, женщина припала к уху князя, шепнув ему несколько слов и Немал, кивнув, вновь повернулся к Ярополку.

 

— Моя сестра Мустислава тоже ведунья, — уже иным тоном сказал он, — она сразу признает, говоришь ты правду. Покажи ей, что ты носишь на шее.

 

Ярополк пожал плечами и, засунув руку за пазуху достал сестрин амулет. Трехлапая лягушка стукнула о камень и женщина припав к уху брата, снова что-то зашептала.

 

— Моя сестра говорит, что тебе можно верить, — наконец Немал вновь повернулся к Ярополку, — будь моим гостем, княжич. Мы проводим вас к уграм.

 

Спустя несколько дней отряд Ярополка уже въезжал в обширное городище в верховьях Ингульца. Здесь разбил свою ставку Альмош — кенде четырех мадьярских родов. Его племя недавно появились в приднепровских степях: еще полвека назад мадьяры или угры, как их называли славяне, кочевали между Итилем и Доном, подчиняясь хазарам. Но каган хазар принял Белую Веру пророка Мани, занесенную согдийцами, бежавшими в каганат после неудачного восстания против арабов. «Посланники Света», как именовали себя учителя новой веры, оказались на редкость нетерпимы к старым богам всех бесчисленных племен, подвластных каганату. В разразившейся войне мадьяры держались старых богов, а их заклятые враги, печенеги, — приняли Белую Веру и, подзуживаемые хозяевами белокаменных крепостей, обрушились на венгерские становища. Один из мадьярских родов был истреблен под корень, два покорились, а остальные ушли за Дон и дальше на запад, — до самого Днепра-Славутича. Здесь они и столкнулись со славянами, погрязших в собственных усобицах, средь которых самой жестокой оказалась распря между полянами и древлянами. Тут и выдвинулся тогда еще молодой князь Немал: воспользовавшись несколькими стычками между полянами и мадьярами, он предложил союз кенде Ташконю. Вместе мадьярские конники и древлянские ратники обрушились на полян, предав огню городки по Днепру и угнав множество людей на невольничьи рынки в Крыму. Обескровленными же полянскими землями завладел Немал, князь доселе презираемых лесовиков-древлян. Союз с мадьярами продлился и при приемнике Ташконя Альмоше: Немал продавал степнякам весь полон, а также воск, мед и меха. Взамен, мядьярская конница неизменно поддерживала Немала во всех его войнах с соседями. Так, с одной стороны используя мадьяр, а с другой — выставляя себя перед славянами как единственный защитник, Немал возглавил обширное княжение что, кроме древлян включало также полян, а также часть волынян, дреговичей и северян. На западе границы его владений доходили до Горыни, на юге заканчивались у Роси, а на севере — у Припяти. На востоке четких границ не было, однако время от времени Немал простирал свою власть вплоть до Сулы. Из простого данника мадьяр он вырос в почти равного союзника кочевых орд Альмоша, спаянного с ним военным союзом и торговыми делами.

 

Все это еще раньше рассказал Ярополку Немал, что бок о бок с молодым князем въезжал за земляной вал, окружавший большое городище, что мадьярам досталось от каких-то очень давних племен, обитавших здесь. Новым людям никто особо не удивился — внутри становища хватало славян бойко торговавших со уграми. Последние показались Ярополку похожими на авар, как одеждой, так и общим обликом — такие же смуглые, скуластые, с чуть раскосыми глазами и с тремя косами на бритых головах. Но кроме славян и мадьяр имелись тут уроженцы и вовсе незнакомого племени — тоже смуглые, но заметно светлее степняков, с совсем иными чертами лица. Они носили долгополые стеганые кафтаны и круглые шапки, отороченные лисьим или куньим мехом, а женщины — которых почему-то было куда больше, чем мужчин — длинные черные платья украшенные ручной вышивкой. Ярополк успел заметить, что возле лавок этих чужеземцев, толпилось особенно много народу, однако тут перед ним вырос большой шатер, и юноше стало не до незнакомого племени.

 

 

— Так каган аваров хочет стравить нас с булгарами?

 

Шатер венгерского кенде был огромен — настолько, что его дальние своды терялись во мраке. Освещали его лишь жировые светильники из спиленных на макушке конских и бычьих черепов. Рядом с дымоходом свисал еще один череп, — на этот раз человеческий, — расписанный красными, черными и зелеными узорами, украшенный связками ястребиных перьев и лоскутами высушенной кожи с волосами, как понял Ярополк, содранной с человеческих голов. В круге светильников, на выделанных звериных шкурах, сидели четверо мужчин: один молодой, с безбородым лицом, и трое постарше — смуглые скуластые степняки, с черными усами и бородами. Среди них особенно выделялся высокий плотный мужчина одетый в черную с красным кожаную одежду, расшитую золотыми бляшками. Три длинные косы падали со бритой головы на спину, почти достигая талии. В ухе мужчины блестела золотая серьга с яшмой и бирюзой, на позолоченном поясе красовалась серебряная бляха. На ней был изображен длиннобородый и длинноусый старик с распущенными волосами и скрестивший ноги, по степному обычаю. В левой руке старик держал что-то похожее на топор, а правую руку приподнимал, указывая вверх двумя пальцами.

 

Чуть ниже вождя мадьяр, испытующе глядя на вошедших, сидела женщина, лет тридцати, в черном платье незнакомого покроя. Ее голову прикрывала темно-серая шаль, из-под которой выбивались пряди черных волос, переплетенных с нитями унизанными белым и голубым жемчугом. Эти пряди обрамляли худое, слегка вытянутое бледное лицо с изящным, с небольшой горбинкой носом, полными губами и огромными черными глазами. Тонкую талию охватывал кожаный пояс, украшенный изображениями перекрещивающихся линий, образующих пяти-и шестиугольные узоры. Из украшений, если не считать жемчужных нитей, она имела лишь серебряные серьги, с подвесками в виде полумесяца, и небольшое золотое колечко в носу. Странно было видеть женщину на совете вождей, но, судя по всему, никто из угров не возражал против ее присутствия. Также как и против князя Немала, что, обменявшись положенными приветствиями, уселся между главным вождем, — Ярополк уже понял, что это тот самый Альмош, — и странной женщиной. После этого взоры всех шестерых устремились на стоявшего перед светильниками Ярополка, хотя говорил сейчас только старший из кенде.

 

— С чего бы нам брать сторону Эрнака в этой войне? — говорил Альмош, — от авар мы не видели ничего хорошего.

 

— Но ведь и плохого тоже? — ввернул Ярополк.

 

— Слишком мало для союза, — фыркнул кенде, — слишком далеко твой каган, чтобы нам была от него польза. Что он может дать Трем Народам?

 

— Трем? — Ярополк невольно скользнул взглядом по лицам мадьярских вождей, потом по Немалу и, наконец, остановился на лице сидевшей рядом с Альмошем женщины. Та слабо улыбнулась накрашенными черным губами, а сам мадьяр громко рассмеялся.

 

— Саломея не просто старшая жена, — сказал он, — она Саломея бат Шломо, дочь рабби Шломо бэн Когена, главы яудов. Вместе мы ушли от хазар, когда те начали притеснять всех, не принявших Белую Веру и вместе же мы заключили союз с древлянами. Благодари всех своих богов, княжич, что она уговорила меня принять твое посольство- хотя я все равно не вижу от него проку.

 

Ярополк вновь посмотрел на женщину и слегка склонил голову в знак признательности. С ее народом, до сегодняшнего дня, он не сталкивался, хотя немало слышал о нем, — и хорошего и дурного, — однако сейчас он как-то сразу понял, что именно еврейский голос в этом шатре может стать решающим в успехе или неудаче аварского посольства.

 

— Будет много славы, — сказал он, — всем, кто примет его сторону, каган обещает долю в аварской и ромейской добыче.

 

— Он защитит нас от хазар? — подала голос Саломея, в упор глянув на Ярополка.

 

— Он верен своему слову, — покривил душой Ярополк, — как только закончится война с болгарами, каган сразу же...

 

— Защита нам нужна сейчас, — отрезал Альмош, — когда печенеги вырезали наши кочевья, а сами хазары громили города, где жил народ Саломеи — болгары дали нам эту защиту. Явись вы сюда со своим союзом еще лет десять назад — и я послал бы ваши головы болгарскому хану. Но сейчас болгары готовятся оставить Дон и Самакуш, сдать хазарам без боя все земли на левом берегу Днепра. В этом есть и ваша вина — Омуртаг не хочет воевать с аварами и хазарами одновременно, выбрав тех врагов и те земли, что для него важнее. И хазары знают об этом — на нас уже нападал темник Акуас, сына джавли-бека Мар Ормаза. Акуаса мы разбили — и я, по просьбе князя Немала отдал темника его сестре, но не сегодня-завтра хазары перейдут Дон всей своей силой и нам придется воевать снова, но уже без болгар. Мне сказали — у тебя немалый отряд и в нем опытные воины?

 

— Так и есть, — кивнул Ярополк, — у меня четыреста человек и все прошли не одну войну.

 

— Небольшое подспорье против кагана, — покривил губы Альмош, — но для нас сейчас каждый воин не лишний. Вот мое слово, сын короля — если твои люди примут нашу сторону против хазар — то и мы примем сторону кагана аваров в его войне с болгарами.

 

— Если только победим, — добавила Саломея, а Немал криво усмехнулся. Ярополк еще раз обвел взглядом лица шестерых вождей, подумал о том, что скажет Кувер и прочие соратники и, решившись, коротко кивнул.

 

— Значит, так тому и быть, — кивнул Альмош, — тогда жду тебя на пиру, что я дам в честь моего брата Эрнака, кагана авар и верного друга Трех Народов.

Изменено 9 Dec 2023 пользователем Каминский

[Каминский]

Князь Немал