Орел и грифон

[Magnum]

Князья леса и владыки степи

С этого надо было начинать!!!   

 

П.С. 

Саломея в молодости: 

 

[Каминский]

С этого надо было начинать!!!

Я знал, кто оценит эту главу)

Саломея в молодости: 

В зрелости тоже неплохо)

[Magnum]

Саломея бат Шломо

Строго говоря, должна быть Шломит или Шломцион бат Шломо, потому что один и тот же корень. Шломит в европейских языках превратилась в Саломею. а Шломо - в Соломона.  

 

Впрочем, если это отсылка к библейской Саломее, которой предстоит встреча с современницей Агриппиной... 

 

 

 

[Каминский]

Строго говоря, должна быть Шломит или Шломцион бат Шломо, потому что один и тот же корень.

Ну, таких подробностей я не знаю. Точнее поленился раскопать.

Впрочем, если это отсылка к библейской Саломее

Отсылка очевидна, но все же это не она

тем более, что отсылка не сколько к библейской Саломее, сколько к говардовской

Изменено 9 Dec 2023 пользователем Каминский

[Каминский]

Мустислава

[Paltus]

Ээээ... Мадьяры были сверхдержавой своего времени. Они завоевали Паннонию, разграбили Южную Германию, Прованс и Ломбардию, до прихода турков удерживали оккупированные земли, стали половиной Австро-Венгрии. Эти парни заслуживают уважения.

[Каминский]

Ээээ... Мадьяры были сверхдержавой своего времени. Они завоевали Паннонию, разграбили Южную Германию, Прованс и Ломбардию, до прихода турков удерживали оккупированные земли, стали половиной Австро-Венгрии. 

В указанные времена еще ничего этого не предвещало. И уже не факт, что предвестит, хотя кто знает

Эти парни заслуживают уважения.

В чем вы видите неуважение?

[Neznaika1975]

Не знаешь ты мадьяр, брат швейк

[Каминский]

У великой горы

— Христос, Повелитель Сражений, во имя Твое да будут посрамлены нечестивые!

 

На скалистой равнине, покрытой причудливыми каменными столбами, выстроилось византийское войско. Позади него вздымались стены Кесарии, а за ней, словно исполин, увенчанный белой шапкой, до небес возносилась снежная вершина Аргея — потухшего вулкана, священной горы древней Каппадокии. Двадцать тысяч воинов вывел под ее склоны молодой басилевс — столичные тагмы и оставшиеся верными Константинополю фемные войска. Михаил не успел отозвать войска, собранные еще его отцом, с Балкан — да и опасно было оставлять европейские фемы совсем без защиты. С востока же, словно песчаная буря, шло войско Исаака и его союзников-сарацин. Иные стратиги восточных фем уже признали самозваного императора, перейдя на его сторону, так что теперь воинство Исаака превосходило армию Михаила по-меньшей мере вдвое. Молодому императору оставалось надеяться лишь на занятую им удобную позицию, стойкость собственных воинов — и на то, что Бог не оставит без защиты Христово воинство. Именно за этим перед застывшими в плотной фаланге скутатами, выставившими длинные копья-контарионы и прикрывшимися большими щитами-скутонами, стояли монахи из пещерных монастырей Каппадокии, с крестами и иконами в руках. Лики святых красовались и на войсковых штандартах, между черными римскими орлами, и на иконах, выставленных на стенах города, жители которого с тревогой и надеждой наблюдались за ромейской армией. Сам епископ Кесарии, Анастасий, в украшенном золотом облачении, стоял под стягом с ликом Христа, держа в руках золотой ковчег, отделанный драгоценными камнями. В том ковчеге хранилась привезенная из Константинополя святыня — частицы Пояса Богородицы, той самой, почитание которой отвергали еретики-антимарианиты, поддержавшие Исаака. Это придавало сегодняшнему противостоянию особую ожесточенность — как и вздымавшаяся за стенами Кесарии гора, на которую в День Святой Богородицы, многие горожане совершали долгий и опасный подъем, чтобы почтить дарами Мать Спасителя, также как за сотни лет до них, их предки приносили здесь кровавые жертвы Матери Богов.

 

— Всем нам как христианам ненавистна сама мысль о пролитии крови, — вещал Анастасий и голос его разносился далеко над равниной, слышимый и за стенами города, — но Спаситель завещал нам прощать врагов своих, но не врагов веры. Сегодняшнее сражение есть брань духовная за спасение душ всех, кто может попасть под власть нечестивых и еретиков, оскорбляющих Непорочную Мать Господа нашего. Все кто падет сегодня на поле боя попадет прямо в рай, а наши враги отправятся в Ад на вечные муки. С нами Бог!

 

— С нами Бог! Господи помилуй! — раздались крики со всех сторон, сопровождаясь ревом труб и грохотом барабанов. В тот же миг послышались ответные воинственные кличи и рев рогов, после чего доселе безлюдная равнина вдруг покрылась, как ковром, людскими полчищами. Словно все каменные столбы и стоявшие тут и там курганы разом извергли бесчисленные, как библейская саранча, орды всадников под черными и зелеными стягами, расписанных затейливой вязью. «Утро псового лая» — передняя линия арабского построения, чудовище с многотысячной глоткой, выкрикивавшей «Аллах Акбар» и «Бисмилляхи-р-рахмани-р-рахим», неслось на ромейское войско. Не дойдя всего несколько десятков шагов, арабская легкая конница развернулась — и ясное доселе небо почернело от стрел и дротиков, обрушившихся на скутатов. Одновременно навстречу арабам взметнулась вторая туча стрел — стоявшие позади тяжелой пехоты лучники-токсоты и метатели дротиков — псиллы, давали в ответ залп за залпом. Воздух наполнился предсмертными воплями и диким ржанием лошадей, что падали, смертельно раненные, в предсмертной агонии сбрасывая своих всадников и топча их копытами. Но и арабы брали за своих немалую цену — несмотря на защиту щитов множество ромейских воинов пали, пронзенные стрелами и дротиками, орошая кровью землю Кападокии. На их место вставали новые скутаты, все теснее смыкая ряды и поднимая щиты, в то время как за их спинами лучники, вновь и вновь посылали смертоносный дождь на сарацинское войско.

 

Внезапно легкая конница отхлынула в разные стороны, уступая место пехоте — размахивая мечами и подбадривая себя воинственными криками, арабы в остроконечных щлемах и белоснежных бурнусах, скрывавших кольчугу, устремились прямо на ромейские копья. Ромейский строй дрогнул, но не сломался — с треском ломались копья о щиты и громче всех колоколов слышался лязг скрещиваемых мечей.

 

— С нами Бог! — гремело над полем битвы и эхом ему откликался многоголосый крик — «Ашхаду алля иляха Мухаммадан расулюллах». Впрочем, во вражеском войске были и те кто славил Христа — не только магометане вышли сегодня против кесаря Михаила. Жители восточных фем — Армениака и прочих, — с не меньшим ожесточением сражались под стягами с монограммой Спасителя. Это единственное, что отличало их от союзников-сарацин — армянское население приграничных районов, переходящих из рук в руки между Империей и Халифатом, пусть и частично, но все же пропитывалось религиозными воззрениями арабов. Фанатики-антимарианиты, не признававшие креста, мощей и икон, отвергавшие святость Девы Марии, — за что и получили свое прозвание, — они, хоть и не стали мусульманами, но, безусловно считая себя христианами, уже немало отдалились от учения господствующих церквей. Призывая на помощь Христа, они рубились с не меньшим ожесточением, чем сарацины, причем многие имели вооружение и доспех скутатов, что вносило дополнительную путаницу меж сражавшихся. Немало воинов басилевса полегло, не отличив вовремя своих от чужих, также как и многие антимарианиты пали от рук сарацин, в пылу боя, не разделявших христиан.

 

На небольшом кургане, стоявшем чуть в стороне от поля боя, за сражением следили вожди союзных армий — арабский полководец Халид ибн-Язид аш-Шабани, в белоснежном бурнусе, скрывавшем персидскую кольчугу. Рядом с ним стоял Исаак Камсаракан, именующий себя Багрянородным, в знак чего он носил пурпурный плащ, поверх золоченного клибаниона.

 

— Я не вижу Михаила, — сказал Исаак, прикрывая глаза от солнца и напряженно вглядываясь в бурлившее перед ним людское море, — его штандарты стоят тут и там, но где же он сам? Неужели струсил выйти на поле боя?

 

— Мальчишка, — пренебрежительно усмехнулся Халид, — это ведь первая битва в его жизни. Может и оказалась у парня кишка тонка выйти на бой — не удивлюсь, если он прячется сейчас за стенами города.

 

— Узурпатор Константин себя так не вел, — покачал головой Исаак, — хотя...сын не всегда похож на отца. Может и вправду струсил, а может бьется среди своих, как простой воин.

 

— Тогда он не трус, а дурак, — хохотнул Халид, — хотя — кто из нас не творил глупостей в молодости. Сейчас же для нас главное — так и не дать ему повзрослеть.

 

— Согласен, — кивнул Исаак, — этот бой как-то слишком затянулся. Пора бы уже и начинать общее наступление.

 

— Согласен, — Халид кивнул одному из стоявших рядом воинов и тот, поднеся к губам окованный серебром рог, украшенный арабскими письменами, протрубил сигнал к атаке. Вой рогов подхватили справа и слева, тогда как Исаак, пришпорив коня, устремился к подножию кургана, где стоял его собственный отряд катафрактариев. В следующий миг, громыхающая железом тяжелая конница, устремилась в гущу сражения. Арабская пехота расступилась и в образовавшийся проход, давя тех, кто оказался недостаточно расторопным, устремились тяжелые всадники. Бронированный клин ворвался в построение скутатов, сходу проломив стену щитов и проникая все глубже, пока всадники кололи и рубили ромейскую пехоту. Казалось, ничто не способно остановить этого натиска, который, к тому же сопровождался новым наступлением арабской пехоты — но уже слышался топот копыт и с правого фланга уже мчался другой конный клин — это катафрактарии армии Михаила торопились вступить в бой с еретиками.

 

Халид, встав во главе собственной конницы, вскинул над головой меч с золоченой рукоятью и молитвами к Аллаху, отчеканенными на дамасской стали лезвия.

 

— Во имя Господа Миров, Всемогущего, Всемилостивого, — воскликнул он, — и да будет день этот вписан в череду славных побед на небесных скрижалях Аллаха. Вот перед нами гора, где сокрылся от мира Мухаммед ибн ал-Ханафия сын Али ибн Абу Талиба, внук самого Пророка. Освободим же священную гору от неверных, что оскверняют ее склоны своим ширком и тогда Скрытый Имам вернется к правоверным и священный Коран станет единственным законом этого мира. Аллаху Акбар!

 

— Иншалла!!! Аллаху Акбар!!! — послышались ликующие крики и лавина арабских полчищ устремилась на ромеев. Сам Халид возглавил этот натиск и его присутствие, наряду с уверенностью в своем посмертном попадании в рай, поднимало боевой дух арабов на высочайший уровень. С криками, визгом, призывами к Аллаху, арабская тяжелая конница обрушилось на ромеев, разом смяв и опрокинув правый фланг катафрактариев, что сошлись в жестокой схватке с воинством Исаака. Левый же фланг, еще не вступавший в битву, после первых же боев и вовсе обратился в бегство — и арабы, не в силах удержаться, кинулись в погоню за удиравшими ромеями.

 

— Аллах с нами, правоверные!- воскликнул Халид, — уже скоро мы войдем в великий Рум.

 

Охваченные священным экстазом он бросил взгляд на вершину горы — и замер пораженный. Возле покрытого вечными снегами пика клубились облака — и они складывались в подобие исполинской фигуры, смутно напоминающей женщину в длинных ниспадающих одеяниях и державшую кого-то на руках. Отдаленным раскатом прогремел гром и яркая молния блеснула, озарив и гору и поле сражения.

 

— Матерь Божия с нами, братья! — чудом уцелевший епископ, стоявший позади воинов, вскинул над головой икону, — чудо, воистину чудо!!!

 

Сразу несколько стрел пронзили его тело и священник рухнул, не выпуская из руки иконы. Однако ромеи, воодушевленные столь явным божественным вмешательством, отчаянно контратаковали и эта атака стала тем яростней, когда разнесся очередной рев рогов и из-за одного из каменных столпов вдруг вынесся еще один отряд всадников, стремительно приближавшийся к сражавшимся ромеям и агарянам. Рядом с греческими катафрактариями неслись и иные воины — светлобородые великаны в чешуйчатых доспехах, вооруженные мечами и огромными секирами. Над ними реяли знамена, доселе невиданные в ромейском войске: светловолосый и голубоглазый Георгий Победоносец, рубящий топором дракона; Михаил Архангел, сражающий огненным мечом смуглых и носатых чертей; Илия Пророк, мечущий молнии с неба и едущий на колеснице, запряженной козлами. Впереди же войска, оскалив зубы в кровожадной ухмылке, на белом коне мчался молодой воин. Голубые глаза его полыхали, словно два костра синего пламени, а над головой его реял штандарт с золотой хризмой над раскинувшим крылья орлом. Такой же орел был вытравлен и на золоченной пластине панциря юноши.

 

Засадный отряд, во главе с императором Михаилом и командиром варварской этерии Асмундом, сходу врезался в арабских конников, что в азарте погони уже оторвались от своих. В этот миг и левый фланг, кинувшийся в притворное отступление, развернулся и устремился в атаку на арабов разворачивавшихся навстречу новому противнику . Двойной удар оказался столь силен, что сходу смял агарян, столкнувшихся с новым, доселе неведомым врагом. Огромные секиры и острые мечи германцев разрубали арабов от плеча до поясницы, сносили им головы и выпускали внутренности. Словно боевой дромон, проходящий сквозь волны, этерия рассекла левый фланг арабского войска и сходу вступила в сражение с основными силами сарацин. Арабы, и без того дезориентированные неведомым знамением, не смогли оказать достойного сопротивления — особенно когда Асмунд, раздавая удары направо и налево, прорубился сквозь строй телохранителей Халида ибн-Язида и сошелся лицом к лицу с арабским полководцем. Перерубив направленное ему в грудь копье, Асмунд ударом меча выбил клинок из рук Халида и тут же его секира снесла арабу голову. Успев подхватить ее за острие высокого шлема, Асмунд с торжествующим криком поднял свой трофей над головой, одновременно срубая мечом древко зеленого стяга — вместе с головой знаменосца. Горестный вопль пронесся над сарацинским войском, которое уже никто не мог удержать от бегства. По пятам за удирающими арабами неслись свирепые варвары — германцы в которых воинственный дух предков наложился на христианский фанатизм. Одержимые кровавым бешенством берсерков они рубили, резали, кололи нещадно истребляя врагов. Они тоже видели знамение над заснеженной вершиной — и осознание божественной помощи удесятеряло их желание истребить всех «нечестивцев».

 

Иссак Багрянородный не мог отступать — его отряд так глубоко вонзился во вражеское войско, что, когда его союзники побежали, он оказался в полном окружении. Но он и не собирался спасаться бегством — осознав крах своих надежд он рубился, словно безумный, едва различая своих и чужих, одержимый одной мыслью — найти ненавистного соперника. Прорвавшись сквозь вражеских катафрактариев он, неожиданно сам для себя, оказался рядом со всадником, носившим, как и он багряный плащ. Безумная улыбка, словно волчий оскал, исказила лицо Исаака, когда он понял, что и Михаил узнал его.

 

— Вот мы и встретились, щенок германской суки! — сплюнул он, — пусть я и не буду императором, но и тебе больше не сидеть на престоле царей!

 

Михаил не тратил времени на проклятия — с быстротой молнии он ударил мечом, однако Исаак проворно прикрылся щитом и ударил в ответ. Острие клинка прошлось вскользь по золоченному клибаниону, но пробить кольчугу вовремя отшатнувшегося императора все же не сумело. Не давая врагу опомниться, Исаак осыпал Михаила ударами, которые басилевс едва успевал отбивать — бешенство, осознание полного краха многократно умножило силы незадачливого претендента. Он колол и рубил, все время наступая — в то время как Михаил только оборонялся, вновь и вновь подставляя щит. Разошедшийся Исаак, уже не думая о защите, продолжал наседать на молодого императора — будучи опытнее и старше Михаила, он ни разу не упустил инициативы. Вот, привстав в седле, он нанес такой удар, что расколол щит противника, вторым же ударом он выбил меч из руки Михаила. Расхохотавшись как безумный, Исаак занес меч для решающего удара, но тут же пошатнулся, откинувшись назад и выронив клинок Карие глаза взметнулись вверх, словно пытаясь рассмотреть вонзившееся ему в переносицу лезвие небольшого метательного топорика, от лица, заросшего густой бородой, отхлынула кровь и Исаак Багрянородный тяжело повалился с коня. Михаил, морщась от боли в правой руке, покачнулся, сам едва удержавшись в седле — этот отчаянный бой вырвал из него все силы. Он поднял глаза — видение над заснеженной горой уже исчезло, но над Кесарией мчались темные тучи, рассекаемые вспышками молний. Прогремел гром и проливной дождь обрушился на равнину, смывая залившую ее кровь и тут же окрашиваясь новой, когда устремившиеся в погоню ромеи, ожесточенно истребляли разбегавшиеся во все стороны остатки арабского войска.

 

[Magnum]

 

 

Прогремел гром и проливной дождь обрушился на равнину, смывая залившую ее кровь и тут же окрашиваясь новой, когда устремившиеся в погоню ромеи, ожесточенно истребляли разбегавшиеся во все стороны остатки арабского войска.

тут прямо напрашивается какая-то пафосная эпитафия, но

 

____________________

 

говардовской

???!!!  Еще один рассказ, который я не помню, да что ж это такое... 

 

 

[Каминский]

???!!!  Еще один рассказ, который я не помню, да что ж это такое..

Мы его как-то даже обсуждали 

[Magnum]

Мы его как-то даже обсуждали 

старость не радость, начисто забыл   

 

 

[Neznaika1975]

Утро псового лая

этл вроде структура хазарского войска?
если, ее советские писатели не придумали 

[Magnum]

Утро псового лая

это было в советском учебнике "История средних веков" для 6 класса. 

 

пс

 

https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Файл:Рисунок_№_8_к_статье_«История_военного_искусства»._ВЭС_(СПб,_1911-1915).jpg

[Magnum]

 

вот эта картинка точно была в моем учебнике 

 

[Каминский]

это было в советском учебнике "История средних веков" для 6 класса. 

Вот эта картинка мне как-то не попадалась(

этл вроде структура хазарского войска?

Ну, вроде общепринято, что хазары эту структуру заимствовали у арабов. Если, конечно, советские писатели не приписали им единственное им знакомое восточное построение

[Каминский]

Черного леса Луна

 

К северу от городища, что избрали ставкой вожди мадьяров, простерлось небольшое озеро с заболоченными берегами. По берегам его окружал небольшой лес — первый предвестник тех дремучих дебрей, что пядь за пядью отвоевывали юг у великой Степи. Могучие дубы и плакучие ивы, склонявшие ветви над темно-зеленой водой, столь тесно смыкали кроны, что в лесу даже в самые солнечные дни царил таинственный полумрак.

 

На низком берегу, поросшим папоротниками, лишайниками, хвощами, орхидеями и росянками, сейчас торчало несколько вбитых в землю осиновых кольев. Бородатые древляне в плащах из медвежьих и волчьих шкур сноровисто привязывали к ним пленника — совершенно голого парня, со смуглой кожей и раскосыми глазами. Выпуклую грудь и широкие плечи покрывали затейливые татуировки, выдававшие благородное происхождение юноши: терзали друг друга волки и орлы, сливались воедино причудливые узоры. На коже не имелось ни единого волоска — все тело юноши было выбрито с головы до пят. Негодующее мычание рвалось изо рта, заткнутого палкой, с привязанными к ней ремешками, стянутыми на затылке молодого человека.

 

Чуть в стороне от пленника горел костер, возле которого сидела, задумчиво уставившись на водную гладь, древлянская ведунья. Мустислава не пошла в мадьярское становище за братом — волхвине, служительнице Богов Леса, всегда было не по себе среди степи. Всякий раз, когда Немал приезжал к Альмошу, лесная ворожея поселялась в своей норе, создав на берегу озера небольшое капище. За ее спиной чернела наскоро сделанная землянка, рядом с которой стоял идол — высокая женщина с длинными, в беспорядке разбросанными, волосами и красивым, но хищным лицом. Прядь взлохмаченных волос прикрывала один глаз изваяния, зато второй, выточенный из янтаря, словно сам собой мерцал во тьме. На груди богини висела серебряная лунница, а вокруг шеи свивала кольца живая гадюка. Голову же охватывал убор из вороньих перьев. Несколько кривых сучьев, тут и там торчащие из идола, украшали человеческие и звериные черепа, другие же сучья пока оставались пустыми.

 

Мужчины закончили привязывать пленника и, повинуясь кивку головы в рогатой кике, словно тени растворились средь деревьев. Ведунья встала и, поигрывая троерогим посохом, с обожженными и заостренными концами, начала неспешно подходить к дико уставившемуся на нее молодому человеку. Вот женщина встала над ним и вдруг замерла, напряженно вслушиваясь в шорохи за спиной. Зеленые глаза зловеще замерцали в сгущавшихся сумерках, как у лесного зверя.

 

— Я думала, что наши дела окончены, — негромко сказала Мустислава, — я встретила человека, отмеченного знаком — и помогла ему добраться до твоего мужа. Но то, что я исполнила твою просьбу не значит, что я рада видеть тебя в святилище Хозяйки Леса.

 

За ее спиной раздвинулись ветви деревьев — и на берег озера вышла Саломея бат Шломо. Губы ее искривились в понимающей усмешке при виде пленника.

 

— Я так и поняла, что хазарин тебе понадобился именно для этого. Что же, редко когда твоя богиня получает сына самого джавли-бека.

 

— Что тебе за дело до меня и моих богов? — огрызнулась ведунья, — или думаешь, я не знаю, что твой народ признает только одного-единственного бога.

 

— Мой народ много старше чем ты думаешь, — усмехнулась Саломея, — и за годы Галута с ним случалось всякое. Мы слишком долго жили средь го...разных народов, чтобы ничего не перенять у них. Даже в моих жилах, как и в жилах многих здесь течет самая разная кровь — от тавров до гуннов. В Самкерце, когда он еще звался совсем иначе, мои предки молились вместе с эллинами Богу Высочайшему, в котором греки видели Зевса, а мы — Яхве, также как многие из нас, во Фригии, почитали Сабазия-Саваофа.

 

— Я не знаю о чем ты говоришь, — настороженно ответила волхвиня.

 

— Об этом мало кто знает и из моих соплеменников, — пожала плечами Саломея, — но я — дочь рабби, мудрейшего из знатоков Закона...

 

— Закона что считает, что нет иных Богов, кроме вашего....

 

— Так считал мой отец, — кивнула Саломея, — и иные рабби, что жили в землях Хазарии. Но сейчас все они мертвы, как и мой отец. Знание им Торы и Талмуда не помогло его дочери, когда ее и других иудеек, сам бек велел сделать «общими женами» всех кто принял Белую Веру. Поистине чудом — божьим или чьим-то иным,- стал тот мадьярский набег на Саркел и иные крепости по берегам Бузана. Хазары предали мадьяр на растерзание печенегам — и оставшиеся без жен мадьяры взяли в супруги дочерей Израиля. Я, как дочь рабби, считалась самой родовитой из пленниц — поэтому и стала женой Альмоша. И я же, что тайком от отца, читала его свитки, стала во главе нашей общины, — пусть ни один обычай и не видит женщину как знатока Закона. Но меня признали — не только женщины, но и те мужчины, что избежали Избиения и, со временем, перебрались сюда.

 

— Зачем ты мне рассказываешь мне то, что я знаю и без тебя, — хмуро посмотрела на нее Мустислава, — думаешь, мне есть дело до того по каким законам живет твой народ?

 

— Коль уж нам предстоит вместе отбиваться от общего врага, — пожала плечами Саломея, — может и наши веры возможно объединить, как и наши народы. Да, меня прокляли бы все пророки и рабби прошлых времен, но здесь никто не знает Закона лучше меня — и никто не помешает мне размышлять о божественных тайнах, мудрости и магии, что сохранили мои предки еще со времен Вавилона. В мидрашах, что хранились в доме моего отца, говорилось, что есть две пары: наверху Господь и Шхина, его нисхождение в мир, а внизу Самаэль, Князь Тьмы и его жена Лилит. Мне же открылось, что после разрушения Храма Шхина пала в мир, чтобы следовать путями Народа, а Лилит поднялась, чтобы стать супругой Бога. Пророк Иеремия рек, что «жена спасет мужа», а я говорю — наступят времена когда женщина станет держательницей Божественного Света и мужчина будет получать его от него. Не та ли это Первая Женщина, Лилит, которой ведомо Истинное Имя Бога, косматая, кто кричит в ночи, душа зверей полевых, властная над всякой ползучей тварью. Не сродни ли она Моране, Хозяйке Зверей, которую чтит твое племя? Лилит, «конец всех дней» и «конец всей плоти», вечно порождающее Чрево, есть воплощение Матери-Земли, как и Черная Жаба, которую чтит сестра посла аваров.

 

— Хочешь сказать, что и он послан сюда Богиней? — искоса глянула колдунья.

 

— Я пока не знаю, — уклончиво произнесла Саломея, — есть лишь догадки и знаки, что я прочла на его лице. Но если ты позволишь мне принести эту жертву — богиня даст знак нам обеим. В крови этого хазарина может быть запечатлена судьба всех Трех Народов.

 

Словно в ответ ее словам в ночном небе сверкнула молния.

 

— Видишь, — воскликнула Саломея, — это знак! В безлунные ночи так обозначает свое схождение Лилит, когда Мать Демонов разверзается молнией в ночном небе и истекает менструальной кровью на землю. Есть ли у вас такое поверье?

 

— Есть, — Мустислава испытующе посмотрела на иудейку, а потом, словно решившись, шагнула в сторону, позволяя жене Альмоша подойти к пленнику. Саломея, достав из складок одеяния резной кипарисовый жезл, простерла его перед собой, нараспев говоря:

 

— Я взываю к четырем жёнам Самаэля, что есть плоть и дух Лилит, пожирающей смерти и жизнь несущей, и прошу их прийти, чтобы мне был дан Знак.

 

Саломея указала жезлом перед собой:

 

— С Юго-Запада я призываю тебя, Младшая Лилит, Жена Асмодея и Королева Ведьм. Принеси вечный дух и черную кровь своего менструального фонтана! Младшая Лилит, чьи ноги словно Пламя, я призываю тебя!

 

Заколебалось пламя костра и из леса с громким уханьем вырвалось несколько сов, пока Саломея поворачивалась уже в другую сторону.

 

— С Юго-Востока я зову тебя, змеиная богиня, Старшая Лилит, чья кровь есть черный эликсир сновидений и совокупления. Королева Ведьм, Старшая Лилит, я призываю тебя!

 

Змея на шее идола издала громкое шипение, расплетая кольца.

 

— С Северо-Востока я вызываю тебя, Играт бат Махалат, кто есть Королева Ведьм, присоединись ко мне!

 

Мустислава оглянулась — ей показалось, что ветви деревьев как-то по-особенному шевелятся и сама земля ходит волнами, также как и волны озерца, с шумом выплескивающиеся на берег. Вскинув руки, лесная колдунья затянула заунывную песню, веющую подлинно нечеловеческой, замогильной жутью. В тон ей звучали слова Саломеи, продолжавшей свой призыв.

 

— С Северо-Запада я призываю тебя, Наама. О, блудная богиня, кровь Змея, приди ко мне дорогой ночи.

 

Откуда-то издалека донесся волчий вой. С ужасом смотрел хазарин, как Саломея, с распущенными волосами, сама уподобившись тем, кого призывала, с хохотом отшвырнула жезл и вскинула руки.

 

— Четырьмя вызванными, Темная Матерь, кто есть Змея, Сова и Волчица приди ко мне! Душа всех ползучих тварей на четырех четвертях мира, я зову тебя, моя блудная матерь, усиливающая желание горения, возделывающая плоть и дух. Кто есть грозная в обличии, чей лик есть лик льва, чей вой словно вой шакала, чье тело есть тело зверя, ноги совы, чей менструм течет в черноте, покрывая твои бедра изнутри, чьи дети есть Лилиту, Ламашту, все фантомы и духи ночи, я вызываю тебя, Пожирательница Мужчин!

 

Словно в ответ на этот призыв молния вновь озарила все своим светом и тут же опали одежды с тела Саломеи оставив ее в соблазнительной, бесстыдной наготе. Стремительно опустилась она на колени и ее руки обхватили голову юноши. Манящие губы встретились с его губами, заставляя разжаться зубы и пропуская извивающийся язык. Гибкие руки скользнули по его телу, возбуждая молодую жаждущую плоть. Проворный язык блуждал во рту пленника, пока черные волосы нежно гладили его лицо. Затем жаркое тело перетекло дальше, — будто скользнула большая змея — и вот уже влажные губы касаются дрожащей кожи. Острые зубы начали покусывать мужские соски — сначала осторожно, потом все сильнее и жестче. Острые ногти впились в кожу юноши, оставляя кровоточащие ссадины. Невольный крик сорвался с губ парня, но тут же его рот заполнила полная грудь. Никто не учил неопытного степняка таким ласкам, но он без подсказки сразу засосал сосок влажными губами. Снова и снова губы, зубы и ногти Саломеи терзали беспомощное тело сладострастной пыткой и вырвались невольные стоны с мужских губ, когда иудейская колдунья, дразня молодого человека, отнимала от его губ грудь, покачивая над его лицом. Вот ее язык скользнул в пупок юноши, потом опустился ниже, легонько касаясь затвердевшей плоти. Стыд и страх давно отступили в хазарине, оставляя лишь жадную похоть, умело разжигаемую ненасытной колдуньей. Неожиданно колдунья развернулась, улегшись сверху на пленника, распластавшись по нему всем телом, и расставив ноги по бокам от головы юноши. Кольцо умелых губ сомкнулось вокруг восставшего ствола, заставив парня издать протяжный стон, тут же заглушенный женскими бедрами. Саломея ласкала пленника губами, руками и языком, в то время как ее промежность медленно приближалась ко рту невольного любовника. В жарком и душном плену, сходя с ума от изощренных ласк иудейской колдуньи, парень, распаленный терпким женским запахом, погрузил язык в истекавшую соком расщелину. Два обнаженных тела извивались в пароксизмах страсти и их громкие стоны заглушались только их собственной вожделеющей плотью. Но Саломея совершала этот обряд не ради удовольствия — ни своего, ни тем более пленника. Содрогаясь от неопытных и в то же время мучительно сладостных касаний мужского языка, вращая бедрами и вдавливаясь в его лицо, она ощущала, как соединение выделений мужского и женского тела дарует ей силу для успешного завершения колдовства.

 

Член под ее губами и языком напрягся, готовясь выплеснуть семя в жадный похотливый рот, когда Саломея резко выпрямилась, продолжая ласкать юношу одной рукой. Другую руку она протянула к Мустиславе и та дала иудейке свой серп. Белая струя выплеснулась наружу и тут же острое лезвие отсекло гениталии юноши. Дикий крик был заглушен кляпом из женской плоти — дергания головы извивающегося от боли хазарина доставляли колдунье ни с чем не сравнимое удовольствие. Саломея швырнула окровавленный комок плоти в озеро и над ним поднялось облако красного тумана, вознесшегося прямо в небо. Саломея неспешно поднялась с истекающего кровью тела, уступая место Мустиславе, а та, подняв троерогий посох, что есть силы ударила им в горло юноши. Фонтаном хлынула кровь, разом залив женщин и они внезапно преобразились: за спиной Саломеи поднялись огромные совиные крылья, ноги превратились в когтистые лапы, а нос обернулся кривым клювом. Ведунья же обернулась диковинным зверем, напоминающим огромную, — величиной с волка — ласку, с длинным, как у ящерицы хвостом и острыми шипами вдоль хребта. Ударом когтистой лапы она оторвала голову пленнику, насадив ее на оставшийся свободным сук, торчащий из идола. С воем, шипением, клекотом они пожирали человеческое мясо и пили теплую кровь, в то время как над ними светила черным светом, невидимая всем, кроме двоих колдуний, Черная Луна Черного Леса. Капли крови падали со светила, попадая в озеро и вода в нем становилась обжигающе-холодной как лед, поднимаясь в воздух морозным паром.

 

Рассвет застал обеих женщин спящих в землянке, обнявшись друг с другом — совершенно голых, перепачканных грязью и кровью.

 

— Госпожа Саломея, госпожа Саломея, — послышался снаружи испуганный шепот, — хвала Яхве, наконец-то я вас нашел!

 

— Как смел ты прийти сюда, Шауль? — Саломея, грубо вырванная изо сна, на ходу натягивая платье, шагнула из землянки навстречу щуплому иудею в овчинной безрукавке и шароварах на степной лад. Его держали за руки несколько древлян, что вопросительно-хмуро смотрели на высунувшуюся из двери и недоуменно озиравшуюся Мустиславу, готовые по первому кивку волхвини перерезать чужаку горло.

 

— Скажи им, чтобы отпустили, — сказала Саломея, — это мой двоюродный брат и он нас не выдаст. Ну, что такого там произошло, что ты нарушил мой запрет, Шауль?

 

— Ваш муж... кенде Альмош, — выдохнул Шауль, — найден возле собственного шатра — с перерезанным горлом. Все говорят, что это сделали чужаки — и я едва уговорил потерпеть, пока не найду вас, чтобы они не казнили на месте этого Ярополка.

 

— Вот, значит, какой это знак, — протянула Мустислава, насмешливо глянув на иудейку, — что же, ты готова принять этот вызов?

 

— Богиня решила сама взять нужную жертву, — криво усмехнулась Саломея, — посмотрим, чем это обернется для нас.

 

[Telcontar]

Немного занудства на каппадокийскую тему. "Каменные столпы" сосредоточены на нескольких небольших территориях. На 20-30 км от Кесарии их нет, в непосредственной близости от вулкана - тоже. Кесария вообще лежит на скучной равнине. Неоткуда там внезапно выехать.

Обилие пещерных монастырей в Каппадокии - живучий миф. Современные археологи склоняются к мысли, что большинство пещерных комплексов были акритскими усадьбами с "домовыми церквями" и погребальными часовнями. А монастыри - в среднем по Византии количестве. В археологическом плане 8-9 века в Каппадокии вообще бедны на находки. Подавляющее большинство пещерных комплексов построены либо позже, либо раньше. Почвоведы говорят, что поля в данный период были заброшены. Дикое поле и редкие "казаки"...

[Каминский]

На 20-30 км от Кесарии их нет, в непосредственной близости от вулкана - тоже. Кесария вообще лежит на скучной равнине.

Ну хз, мне попадались другие сведения от тех, кто посещал этот город - забыл уже как он там сейчас называется. Вплоть до того, что каменные столпы есть в самом городе и в них местные жители свои жилища обустраивают.

Немного занудства на каппадокийскую тему. "Каменные столпы" сосредоточены на нескольких небольших территориях. На 20-30 км от Кесарии их нет, в непосредственной близости от вулкана - тоже. Кесария вообще лежит на скучной равнине. Неоткуда там внезапно выехать. Обилие пещерных монастырей в Каппадокии - живучий миф. Современные археологи склоняются к мысли, что большинство пещерных комплексов были акритскими усадьбами с "домовыми церквями" и погребальными часовнями. А монастыри - в среднем по Византии количестве. В археологическом плане 8-9 века в Каппадокии вообще бедны на находки. Подавляющее большинство пещерных комплексов построены либо позже, либо раньше

Ни разу не знаток Византии. Что нашел в инете, по нитке, там и тут - то и написал

Изменено 11 Dec 2023 пользователем Каминский

[Telcontar]

Вплоть до того, что каменные столпы есть в самом городе и в них местные жители свои жилища обустраивают.

Это в деревне Гёреме (в то время - Корама), 60 км от Кесарии (нынешний Кайсери). Я был там и там. И много читал. Аватарка, кстати, тоже из Каппадокии. Изображение в одной из церквей 10 века.

Изменено 11 Dec 2023 пользователем Telcontar

[Каминский]

Я был там и там.

Ну раз были тогда ой. Меа кульпа, как говорится.

[Neznaika1975]

Рассвет застал обеих женщин спящих в землянке, обнявшись друг с другом

мне кажется, лесби сцена пропущена

[Magnum]

Так и знал, что все скатится к лесбийскому сексу и синкретизму!  

 

 

[Paltus]

Так и знал, что все скатится к лесбийскому сексу

Уж не имя ли автора вас навело на эти мысли?

[Magnum]

Уж не имя ли автора вас навело на эти мысли?

Да вот что-то такое в воздухе витало...