Как становятся предателями (Хрен С Горы-3)

[Изяслав Кацман]

Не прошло и полгода, как прода.

Для тех, кто помнит многолетней давности тему о возможности коммунизма, в которой я отметился, ничего особо нового в этой главе не будет.

Все возможные несостыковки и нелогичности в части экономического и общественного устройства Ирса следует отнести насчёт того, что разговаривают о нём два человека, причём информатор главного героя лет до двадцати с небольшим знал об Ирсе исключительно из палеовийских учебников и пропагандистских книг, а два или три года, проведённые на Западном материке по большей части он общался с сотрудниками НИИ Баца.

 

Глава одиннадцатая

 

В которой герой называет свою цену за голову шпиона и ведёт с ним беседы о загадочной стране Ирс.

 

Лимпор закончил читать последнюю, третью, страницу с условиями своего выкупа. Похоже, Сонаваралнгатаки сумел в очередной раз изрядно удивить агента Заокраиного запада. Растерянность он прячет за своей обычной, полной обаяния, улыбкой, но я за полтора месяца общения с ирсийским шпионом уже неплохо изучил его.

-Признаться, готов был ко всему. Но такого я даже не ожидал – наконец, выдал псевдоукриец.

-А чего же ожидал почтенный Лимор? – действительно интересно, как тот мою скромную персону воспринимает, и до чего я, по его мнению, могу додуматься в своём стремлении к пырг-хыршу на подведомственной территории.

-Ну, что тонбе Сонаваралингатаки не опустится до такой глупости, как золото с серебром, никаких сомнений не было – мой «гость» вежливо оскалился – И даже оружие ты вряд ли потребовал бы.

Насчёт оружия Лимпор прав на все сто процентов, возможно даже не подозревая об этом: трофейной палеовийской стрелковки, попавшей к нам с Западного архипелага через вохейцев, в данный момент хватает на два гвардейских цаба с лишним. И к ним миномётов с крупнокалиберными пулёмётами. Дульнозарядных кремневых ружей из царских арсеналов обменяли на медь  столько, что вооружить можно добрый десяток батальонов линейной пехоты. Учитывая, что по более-менее реалистичным мобилизационным планам, которые не подразумевают вражеской оккупации и угробленной экономики, в случае угрозы войны наши ВС развёртываются до трёх цабов «пану макаки» и девяти – «регои-макаки», то имеющегося оружия как раз хватает. И ещё остаётся, с учётом собственного производства, больше тысячи «фузей» для ополченцев.

С оружием у Пеу-Даринги в данный момент настолько хорошо, что четыре года назад наш ВПК вообще прекратил клепать кремнёвки, сосредоточившись на ремонте и модернизации уже имеющихся, а также на разработке и опытном производстве винтовок под палеовийский патронный стандарт, ставший на Ихеме международным.

Ну, и выпуск боеприпасов ребята Турвака-Шутмы отлаживают. В своё время целая комиссия из числа ответственных за те или иные направления промышленности, усиленная согласившимися сотрудничать пленными тюленеловами, долго решала, какое оборудование в обмен на наши товары выторговывать из «нарепарированого» скилнцами на Северном архипелаге и сбагренного ими вохейцам. Задачу я поставил довольно чёткую: приоритет уделить производству или хотя бы переоснащению патронов – что толку в винтовках с автоматами, если стрелять из них нечем. Успехи на этом поприще пока, правда, весьма скромные: часть отстрелянных гильз, отбраковывая вручную, удавалось использовать для новых патронов, но собственного изготовления капсюли получались весьма ненадёжные.

Так что в боеприпасах для гвардии приходилось надеяться только на вохейцев, уже наладивших производство патронов самых ходовых калибров. Потому игры интернационального по происхождению молодняка в оружейных конструкторов меня волновали мало. Куда больше интересно «производство средств производства», то есть развитие собственного станочного парка, с помощью которого в перспективе можно будет делать что угодно – хотя бы те же линии по снаряжению патронов и снарядов. Вот на эти цели совершенно не жалко ни серебра с сонавского рудника, ни денег, которые приносит торговля медной рудой, металлическим ширпотребом и паровыми машинами. Причём я с одинаковой лёгкостью визирую траты и на покупку специальных сплавов или деталей с узлами, которые папуасская промышленность ещё не освоила, и на приглашение вохейских или палеовийских специалистов либо на обучение и стажировку наших мастеровых заграницей. Увы, с поиском квалифицированных кадров и зарубежными поездками своих как-то не очень – грамотных инженеров и мастеров все стараются у себя держать, да и чужаков пускать к своим секретам никто не любит.

 

-Вот только не знаю, как уважаемый Сонаваралингатаки представляет себе процедуру моего выкупа –  Последнее слово Лимпор выделил особо.

-Мы готовы к тому, что переговоры могут затянуться – успокаиваю его – Что до твоего положения, то можешь с сего дня считать себя послом Ирса при дворе Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы.

-Спасибо – ответил псевдоукриец – Как понимаю, именно с этим связано смена моего места пребывания на более комфортное? И то, что мне вернули все мои вещи?

Беседа сегодняшняя протекала на пустой – никого кроме нас двоих за низким  «вохейским» столиком – террасе второго этажа, выходящей во внутренний двор дворца правительницы Пеу-Даринги.

-Вот только я не имею никаких полномочий. И вообще, у меня даже гражданства Республики нет – вполне резонно добавляет  наш почётный пленник, между делом отхлёбывая холодного ягодного отвара, поставленного только что на стол служанкой.

-Значит, сойдёмся на том, что ты просто посланник, прибывший на Пеу для ведения предварительных переговоров об условиях, на которых наши страны установят дипломатические и торговые отношения. Предложения Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы ты только что прочитал. Каков будет, по твоему мнению, ответ ирсийских властей?

-Вопрос торговли для Ирса в первую очередь вопрос выгоды – отвечает Лимпор, задумчиво вертя в руках скрученный в трубочку текстом «Предложений Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Пеу-Даринги Раминаганивы Верховному Исполнительному Комитету Республики Коммун Ирса  по обмену посольствами и установлению торговых отношений между нашими странами» – Пеу слишком далеко от Западного материка. И вашей стране по большому счёту нечего предложить для торговли.

-С помощью палеовийцев мы увеличили добычу медной руды за последние пять лет в десять с лишним раз. Небольшие, по ирсийским меркам, вложения позволят добывать ещё больше. А получив от Ирса большие рыболовные суда, мы можем таким же образом нарастить вылов рыбы. Если доставлять в Ирс наши товары слишком дорого из-за расстояния, можно отправлять их во Внутриморье, Страну чёрных или на Западный архипелаг. Ирс же будет поставлять на Пеу машщини, а получать за них плату от вохейцев, кабирашнцев или скилнцев.

-А что Ирсу могут дать страны Внутриморья?

-Золото и серебро им же нужно для изготовления некоторых машщини? – отвечаю вопросом на вопрос – Груз дорогой, перевозка даже на такие далёкие расстояния может оправдать цену.

-Наверное – соглашается Лимпор.

«Я уже дал распоряжение письмоводителям Второго и Шестого Столов готовить предложения касательно торговли: как непосредственно между Пеу и Ирсом, так и при посредничестве иных стран». И о программах обучения инженеров и рабочих – как приглашёнными специалистами на месте, так на Заокраином Западе – тоже не забыл в своём поручении работникам внешнеполитического и промышленного ведомств. О чём тут же сообщаю псевдоукрийцу.

Видимо запас удивления у того уже был исчерпан, потому он несколько задумчиво спросил, выдержав паузу: «Тонбе Сонаваралингатаки не опасается вызванного ирсийским влиянием брожения умов и происходящих от него нестроений, схожих с теми, что имели место на Западном архипелаге и в Палеове?»

-Хороший вопрос – отвечаю – Я много думал об этом. Не боюсь. Умы жителей Пеу и так всё время правления типулу-таками Раминаганивы постоянно смущаются исходящими от чужеземцев веяниями. Сомневаюсь, что мысли, которые люди Ирса могут принести сюда, окажутся для душ дареоев разрушительнее, нежели проповеди тенхорабитов, вохейское торгашество или видимая военная мощь палеовийцев, прельщающая иных.

-Я бы так не сказал – возразил Лимпор – Первый Вестник Света и Истины, конечно, кое-что почерпнул у ирсийцев в части братства всех людей. Но вохейцы и палеовийцы несут совсем иные мысли и примеры поступков, нежели Коммуна – шпион одно из слов, которыми обитатели Заокраиного Запада обозначали свою страну, выговаривал довольно своеобразно, но мне уже доводилось слышать его в наших разговорах, так что переспрашивать не пришлось.

-А здесь главное не что именно идёт и откуда, а то, что с Ирса приходит столь же необычное и непривычное для людей Пеу, как и из Внутриморья или с Тюленьих островов – пробую довести свои мысли до собеседника – Из разных стран идут разные веяния, но в любом случае, подданные Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы с ними ранее не сталкивались.

Ответа я не дождался, потому возвращаюсь к идее установления дипломатических и торговых отношений между Ирсом и Пеу-Дарингой: «Если власти Ко-му-ни не заинтересуются моим предложением, можно ли надеяться на то, что кто-то из её подданных захотят с нами иметь дела в частном порядке? Со Скилном же долго работала только эта ваша Ассоциация помощи? А государство присоединилось к помощи и торговле позже».

-Здесь вот какое дело – несколько неуверенно начал Лимпор – В Коммуне государство, в общем-то, и состоит из подобных ассоциаций. Та, что была создана для помощи народам Западного архипелага, довольно крупная по числу участников, но есть множество таких, в которых состоит больше людей. Институт исследования Океана, по сути, такая же ассоциация. Есть объединения совсем маленькие – из нескольких человек, есть огромные, в которых состоит чуть ли не каждый взрослый житель.

-Погоди – пробую переварить вываленную на меня информацию – А как все эти ассоциации ухитряются договариваться? Кто-то же должен каким-то образом учитывать и примирять их интересы, если они не совпадают или противоположны? Есть же правительство и какие-то представители правительства на местах?

-Власть на Ирсе образуется снизу вверх – начал объяснять псевдоукриец.

-Это как? Нижестоящие указывают вышестоящим, что тем делать? – кажется, я окончательно запутался – Или у них, как в иных городах Укрии и Тузта, всё решают собрания народа? Только мне трудно представить такое собрание, способное что-то решить, на огромную страну….

-Мне трудно объяснить – честно признаётся шпион – В вохейском некоторых слов нет.

Разговор наш протекал на смеси вохейского, палеовийского и языка Пеу. Но Лимпор до сих пор не очень хорошо владел папуасским, у меня же оставляли желать лучшего навыки разговорной речи тюленеловов. «Да и хрен с конспирацией» –  отчаянно пронеслось в голове.

-Ты хорошо знаешь ирсийский язык? – уточняю у собеседника.

-Ну, почти всё понимаю и устно, и письменно, хотя сам говорю с ошибками.

-Что я сейчас тебе говорю, понятно? – спрашиваю на русском. Вроде бы получилось нормально, учитывая, сколько лет на родном языке ничего, кроме матов и ругательств не произносил.

Лимпор смотрит ошарашено.

-Д-да… – даже заикаться, бедный, начал.

-Да, это мой родной язык – охотно поясняю своему собеседнику по-русски – Но к Ирсу я не имею никакого отношения. Просто прими как данность. Я сам не знаю, каким образом оказался на Пеу. Оказался, и всё.

-А ведь я мог бы и догадаться – справившись с первым шоком, сказал агент Заокраиного Запада – Для дикаря ты, тонбе Сонаваралингатаки, понимал слишком много из того, что я говорил. Но я как-то не обращал на эту странность внимания, относя на твою природную сообразительность. И как к тебе теперь обращаться?

-Называй меня по-прежнему Сонаваралингатаки – отвечаю – Так проще будет. Я уже давно привык к своему нынешнему имени.

-Хорошо – мой собеседник ухмыляется – Забавно: два человека называют друг друга не настоящими именами, отлично зная об этом.

-Вернёмся к устройству общества Ирса – предлагаю нашему «гостю» – Как они сами называют свой строй? Капитализм, рынок, социализм, демократия?

-Коммунизм – получаю в ответ.

Теперь настала моя очередь «зависнуть».

-Какой коммунизм? – переспрашиваю и, вспомнив советскую ещё школу, добавляю – От каждого по способностям, каждому по потребностям?

-Нет. Это будет при развитом коммунизме – возражает Лимпор – А пока, «от каждого по способностям, каждому по труду».

-Так это не коммунизм, а социализм? – пробую донести до собеседника очевидную для меня мысль.

-Ирсийцы называют свой строй низшей ступенью коммунизма.

-Почему?

-Наверное, потому что считают его коммунизмом – ага, «сепулька – смотри сепулькарий, сепулькарий – смотри сепулька».

-Хорошо – решаю прекратить терминологический спор – Пусть будет коммунизм. Как организовано правление на Ирсе? Правит партия?

-У них этих партий десятки, насколько я могу судить – отвечает Лимпор несколько недоумённо.

-И все коммунистические? – спрашиваю на автомате, а сам думаю: «Хрень какая-то».

-Не знаю, я этой стороной жизни Ирса не очень интересовался. В основном общался с людьми, связанными с Институтом Баца. Несколько партий, которые на Съезды Представителей Коммун своих членов отправляют, в названии слово «коммунистическая» или «коммунисты» имеют. Но другие – нет.

-Ладно – не очень знаком Лимпор с внутренней политикой Западного материка, ну и пусть – Правительство как выбирают или назначают?

-У них оно называется Верховным Исполнительным Комитетом при Общеирсийском Съезде Уполномоченных Представителей Коммун. Съезд его и назначает.

-Съезд это парламент?

-Можно и так сказать. Хотя считается, что от парламента он принципиально отличается. Парламент прямо избирают. А на общий Съезд посылают своих представителей Съезды очагов верхнего уровня или соответствующих им коммун. Это вроде провинций Вохе или земель племён на Пеу. Съезды коммун верхнего уровня же состоят из делегатов от Съездов очагов второго или третьего уровня. И только в очагах первого уровня Советы может избирать население. Но и то не по месту жительства, а внутри ассоциаций.

-То есть, получается ступенчатая система выборов – после переваривания информации уточняю я – Граждане выбирают Советы ассоциаций, а те уже выбирают вышестоящие Советы. А они в свою очередь – те Советы, что ещё выше?

-Граждане выбирают только низовые Советы. А уже члены этих Советов выбирают делегатов на Съезды Уполномоченных Представителей. И делегатов этих могут в любой момент отозвать или заменить на других. Равно как и Советы первого уровня могут быть переизбраны в любой момент.

-Система выходит очень нестабильная? – такой вывод напрашивается сам собой.

-Насколько я знаю, нет. Довольно устойчивая.

-Ты говорил про «очаги» и «коммуны». Это одно и тоже или нет?

-Очагами в Ирсе называют то, что в других землях именовали бы деревнями или городами. Понятие скорее географическое. А коммуна – административное. Но там нет городов как в Вохе или Палеове. Некоторые Очаги первого и второго уровня напоминают небольшие городки или деревни, но большинство Очагов второго, и все Очаги третьего и четвёртого – скорее некие сети из Очагов низших уровней. Почти нигде нет большого центра, вокруг которого сосредоточены меньшие города или селения. Например, Южный Порт, где расположен Институт Баца, это Очаг четвёртого уровня, с населением свыше двух миллионов, состоит из десятка Очагов третьего уровня, которые, в свою очередь состоят из почти сотни Очагов второго, а Очагов первого уровня там почти полторы тысячи. Органы управления Южным Портом же разбросаны по разным Очагам.

-А сколько человек всего проживает в Республики Ирса?

-В восемьдесят девятом году Коммуны в ней жило больше восьмидесяти шести миллионов. Не считая тех туземцев, которые живут на неконтролируемых территориях.

-А коммуны всегда совпадают с Очагами или необязательно?

-Очаги существуют четырёх уровней, а коммуны – пяти.  Но не все Очаги объединяются в очаги четвёртого уровня. Там, где население редкое, верхний уровень Очагов – третий или даже второй. А у коммун самый верхний уровень – это уже аналог провинций. Коммуны первого уровня совпадают с Очагами. И второго тоже. А вот коммуны третьего уровня могут включать в себя и изолированные Очаги первого уровня. Коммуны четвёртого уровня могут состоять из одного соответствующего Очага, как Южный или Северный Порт, а могут объединять ряд далеко разбросанных Очагов второго-третьего уровней. А коммуны пятого уровня могут включать в себя напрямую Очаги со второго по четвёртый уровень – опять же, в зависимости от густоты Очагов. Вокруг Культурного залива, например, где высокая плотность заселения, все пять коммун высшего уровня, делятся в основном на Очаги-четыре, а Очаги третьего ранга напрямую в них входят в виде исключений. А на Фронтире тамошние Коммуны-пять состоят по большей части из Очагов-два и три.

-Что за Культурный залив? – задаю сам собой напрашивающийся вопрос.

-Вот он – Лимпор раскладывает карту Ихемы и тычет в глубоко вдающийся в берег Ирса язык водной поверхности между двадцатым и тридцатым градусами северной широты – Здесь до прихода Коммуны жили самые развитые племена материка и находились колонии царств Западного архипелага. Коренного населения до сих пор больше, чем в остальных частях Ирса. По природным условиям одно из лучших мест на всём континенте. С этими землями конкурировать может только Поволжье.

-А это где? – уточняю.

Лимпор охотно показывает пальцем на длинную ленту реки, берущую начало где-то в верхних широтах и впадающую в упомянутый залив. «В нижнем течении зимы, почитай что, нет, как и на берегах Культурного залива. В среднем течении снег лежит от силы месяц-другой. Чем северней, тем, конечно, климат всё более суровый. Но там и не живет почти никто. К северу от реки Большая, постоянного населения нет. По левому берегу Волги лес, по правому – степи. Рядом с Культурным заливом – влажные и теплые. Похоже на…» Мой гость-шпион запнулся, потом добавил, тщательно выговаривая: «Пампасы».

Я киваю: дескать, понял. Потом спрашиваю: «А Фронтир где?»

«Это территории, пограничные с неконтролируемыми ирсийцами землями континента. Сейчас граница проходит вот так» – палец псевдоукрийца провёл ломанную линию наискосок Ирса: от точки на западном побережье материка на одной широте с Культурным заливом до восточного берега в районе экватора.

-Это всё, конечно, интересно, но вернёмся к устройству государства Ирса. Государство-то там есть? – уточняю на всякий случай – Или у них, как и положено при коммунизме, государство уже отменили?

-Есть – успокаивает меня Лимпор.

-Итак, есть Верховный Исполнительный Комитет. Есть Съезд Уполномоченных Представителей Коммун. Чем занимается и тот, и другой?

-Съезд принимает законы, утверждает планы развития, назначает членов Исполнительного Комитета, проверяет его работу. А Исполнительный Комитет обеспечивает выполнение планов вместе с комитетами местных коммун.

-Что такое эти «планы»? – на ум мне приходит сразу же советское прошлое, пришедшееся на детство и довольно беззаботные перестроечные подростковые годы. До 85-го года и в телевизоре, и в школе постоянно говорили о необходимости их выполнения, всякие там «планы партии – планы народа» и прочее. При Горбачёве как-то постепенно и незаметно перешли к обсасыванию «неэффективности административно-командной системы». Начало рыночной анархии, правда, оказалось не лучше проклятого совка с его планированием. Но я самые «весёлые» годы проучился на химфаке, сидя на родительской шее, а когда устроился криминалистом в областное УВД, всё как-то «устаканилось» – по крайней мере, цены уже не росли так бешено, как в начале 90-х.

-Я не очень разбираюсь, как работает экономика Ирса – несколько виновато отвечает Лимпор.

-Если у них коммунизм, то собственность на заводы и прочее государственная?  – задаю наводящий вопрос, решив, что с экономикой Заокраиного Запада лучше разбираться именно в таком режиме: я спрашиваю, шпион отвечает.

-Кажется нет. Или да… – всевдоукриец задумался – Распоряжаются всем работники предприятий вместе с руководством Очагов. Небольшие предприятия подчиняются Очагам первого или второго уровня. А крупные – высшим Очагам или Коммунам. Некоторые вообще напрямую ВИКу. Но есть ещё собственность  ассоциаций. Хотя они, конечно, тоже как-то свою деятельность увязывают с местными властями. Только не знаю как.

-Хорошо – раз мой собеседник не может сказать о принципах тамошней экономики, пытаюсь зайти с другой стороны – Как сильно различаются зарплаты жителей Ирса в зависимости от занимаемых должностей и места работы? И много ли можно купить товаров на среднюю зарплату ирсийца?

-А у них нет денег – ответ Лимпора меня озадачивает. Неужели всё-таки коммунизм?

-У них что, каждый берёт столько товаров, сколько хочет?

-Нет – мотает головой агент Заокраиного Запада.

-То есть, деньги есть?

-Нет.

-Но как они без денег определяют, кто сколько заработал?

-По отработанному времени – машинально, как мне показалось, отвечает шпион и замолкает.

После паузы продолжает: «Вообще, у них странная для обитателей иных стран система. В теории, чтобы что-нибудь получить из общественного производства, вместо того, чтобы идти в лавку или на рынок, каждый человек, живущий в Республике, должен сначала сделать заявку на этот предмет в ближайшем центре распределения – это что-то вроде лавки или рынка. Центр распределения передаёт сведения о нужном человеку…» - Лимпор на минуту запнулся – в «В отделы планирования Очагов или Коммун. Если вещь можно сделать в том Очаге, где он живёт, то передают на соответствующее предприятие. Если нет – из местного отдела планирования передают в отдел планирования вышестоящего Очага, а уже оттуда на предприятие, которое может произвести нужное. Планы и составляют по этим заявкам».

Да, странная система. Нет, у нас, на Пеу нередко ремесленники работают на заказ. Но так это на рынке, ограниченном размером деревни или городского квартала. Вдобавок ко всему, большинство из них, неважно, папуасов или мигрантов-тенхорабитов, имеют огороды. Но чтобы такое работало в масштабах немалой страны…

Лимпор между тем продолжил: «Но это в теории. На практике же в Ирсе  значительную часть еды и немало той же одежды и разных мелочей производят, как там говорят, «беззаявочно» или «самотёком». На складах всегда есть остатки такого самотёка, из которого можно выбрать что-то подходящее. Но в центрах распределения всегда просят давать оценку самотёку: хороший ли продукт, качественная ли вещь, будешь ли в ближайшее время заказывать или советовать друзьям и знакомым. Иногда представители предприятий-изготовителей напрямую спрашивают – но они обычно, если что-нибудь трудоёмкое берешь или редкое, что делается малой партией. На основе таких опросов определяют – нужно ли производить те или иные вещи и сколько примерно производить. Многих, особенно мигрантов, неважно, с Земли или с других стран Ихемы, такое раздражает. Хотя родившиеся на Земле говорили мне, что в сравнении с назойливостью, с какой капиталисты на Земле призывают покупать свои товары, это сущая ерунда. А выросшие в Коммуне к подобным опросам относятся спокойно. Немало таких, которые подробные отзывы пишут на приобретаемое, с перечислением положительных и отрицательных сторон. А предприятия в своей работе эти отзывы стараются учитывать. На Ирсе, конечно, конкуренции, в ходе которой предприятие может разориться, нет, но если спрос на его продукцию снижается, то людей оттуда переводят на другие, в том числе и на те, которые делают то же самое, если у них есть спрос и нужны новые работники».

«Я не понял, есть конкуренция или нет?»–  уточняю – «По твоим словам выходит, если предприятие работает настолько плохо, что его продукцию никто не берёт, его вообще могут закрыть? А те, которые делают нужные и качественные товары, наоборот, расширяют рынок сбыта?»

-Это не такая конкуренция, как при рынке и капитализме – чувствуется, что Лимпор пытается рассказывать о том, что знает довольно поверхностно. Вот сейчас, похоже, выдаёт некое выражение, которые тамошние работники культполитпросвета в голову вложили.

-И чем одно от другого отличаются? Ирсийская конкуренция за покупателей от капиталистической?

-Ну, при капитализме, в том числе и в Палеове, главное, прибыль. Если прибыль падает, а тем более, когда получаются убытки, предприятие закрывается. У ирсийцев же главное – удовлетворения потребностей людей. Руководители предприятий вообще о прибыли не думают. Для них главное – произвести товары, точнее предметы. В Коммуне всегда говорят, что производят не товары, а нужные людям вещи.

-То есть, если предприятие работает в убыток, но его продукция будет пользоваться спросом, оно не закроется? А кто убытки компенсирует?

-Как я понял, на Ирсе вообще нет убытков или прибылей. Предприятие производит свою продукцию. На каждую её единицу затрачивается определённое количество рабочего времени. Правда, считается всё время, начиная от сырья в земле… Например на ваших медных рудниках: центнер руды добывает один человек за день, допустим, что это так. Потом пять человек из этой руды за день выплавляют десять килограмм меди, а четверо делают за день из этого металла десять топоров. То есть, в итоге десять топоров делают за день делают десять человек. Тогда один топор будет стоить один рабочий день».

-Допустим – киваю головой – Принцип понятен.

-И в Ирсе человеку, которому понадобился бы медный топор, пришлось бы отработать рабочий день на производстве тех вещей, которые нужны производителям медных топоров. Например, в сельском хозяйстве.

-Так, подожди – прерываю Лимпора – Получается, что там деньгами служит время?

-Ирсийцы говорят, что, наоборот, в обществе, где существует товары, время превращается в деньги. Искажённая форма рабочего времени, затрачиваемого на производство товара. Ну, или иррациональная. А приведение к рабочему времени – это нахождение того рационального, что существует в деньгах как форме общественной связи.

Какой-то философией потянуло: форма, содержание, прочая муть. Меня же, как человека практичного и приземлённого интересуют вещи сугубо практические.

-Допустим, количество получаемых человеком товаров зависит от времени, которое он работает. Но люди же работают с разной скоростью? Получается, что час работы лентяя и неумехи будет равен часу работы нормального человека?

-В Ирсе в основном работают с помощью машин, которые и задают темп работы. А там, где всё ещё используется ручной труд, всегда есть нормы выработки.

-Понятно, чтобы получить пайку нужно отработать свою норму – вырывается у меня. Псевдоукриец, как ни странно, понял всю фразу правильно, даже про «пайку».

-Если ты, Сонаваралингатаки, хотел сказать, что на Ирсе существует принудительный труд, то это не так. Каждый сам определяет: работать много, чтобы больше потреблять, или же, наоборот, меньше работать, ограничивая свои потребности, но при этом освобождая своё время для отдыха или каких-нибудь своих занятий.

-Получается: приходи на работу, когда хочешь, уходи, когда хочешь?

-Если ты заказал нужное для тебя, то должен отработать столько времени, сколько необходимо на его производство. Но если в следующем месяце ты заказал меньше, то и работать будешь меньше. Я общался с человеком, который работал в общественном производстве меньше ста часов в год. Он жил в своём доме, выращивал еду  на огороде, а извне получал только одежду и инструменты, необходимые для возделывания земли и поддержания жилья в порядке. Это крайний случай, но много тех, кто старается работать поменьше, чтобы заниматься любимым делом. Хотя и тех, кто наоборот, работает много, хватает. Причём не обязательно ради потребления. В Институте, например, поголовно энтузиасты работают. Для таких «барщина», мне кажется, скорее необходимый отдых от бумаг, которым они могут пренебречь.

Ну вот, теперь ещё и «барщина» какая-то. Впрочем, нескольких уточняющих вопросов позволили установить, что это всего-навсего жаргонное обозначение обязательного минимума, который должен отработать в производстве материальных благ каждый, не занятый в оном. В общем, что вроде поездок на «картошку» времён моего школьного детства. И отношение у многих к такой отработке соответствующее – как к отдыху от основной деятельности.

От «барщины» беседа неожиданно вырулила на «главный принцип» ирсийского общества. После получасовых расспросов и уточнений удалось прийти примерно к такой формулировке: «Житель Ирса может претендовать только на такой объём производимых в общественном производстве благ, который производится трудом усреднённого работника этого самого общественного производства».

Затем как-то само собой выяснился механизм «примирения» весьма противоречивых, зачастую противоположных, интересов ассоциаций: в общем-то, поскольку каждый человек в Ирсе распоряжаться имел право, в соответствие с «главным принципом», только самим собой и своим рабочим и свободным временем, решалось всё выбором людей, на что тратить это самое время. Не обязательно, конечно, напрямую. Например, если ты интересуешься изучением космоса, и готов ради этого отработать несколько десятков часов, то это время можешь потратить как на строительство обсерватории или создание телескопа, так и на производство продовольствия или одежды для тех, кто строит обсерваторию или собирает оборудование для неё.

Ну, то есть, это теоретически, конечно, дело добровольное, на что тратить свои время и силы. На практике всегда есть некий перечень «общественно необходимых затрат труда», в которых каждый член общества обязан участвовать: на образование, медицину, общественный порядок и безопасность, содержание детей и стариков с инвалидами. Причём, если идея пенсий по старости и инвалидности для меня была очевидной, то подобное же пособие для детей вызвало некоторое недоумение. В моём мире по большому счёту кормить, одевать и так далее потомство было исключительно обязанностью родителей – детские пособия скорее выглядели издевательством, нежели реальной помощью. У ирсийцев же, как можно было понять из объяснений Лимпора, содержание подрастающего поколения возлагалось на «всех трудоспособных членов общества». Выглядело это как необходимость тратить часть общего рабочего времени на производство детских вещей и продовольствия для «мелких». Шпион не знал всех подробностей, как работала система обеспечения, но вроде бы рассчитано было так, что родители могли заказывать на определённое количество «человеко-часов» каждый месяц одежду, игрушки, продукты и прочее, необходимое чадам. И количество выделяемого на каждого ребёнка было достаточно, с учётом возраста, чтобы тот был одет и накормлен. Теоретическая возможность получить что-то на самих себя из «детского фонда», конечно, была, но «пространство для манёвра» в сравнении с денежными выплатами куда уже. Тем более, если возникало подозрение, что взрослые чего-то «химичат» с  детскими пособиями, то органы опеки могли ввести «режим наблюдения», по которому контролировались, чтобы детские вещи доставались именно этому ребёнку, а не менялись на что-то нужное родителям. Обосновывалась же всеобщая обязанность содержать детей просто: сейчас взрослые кормят ребятишек, а  когда они вырастут, то будут точно так же кормить ставших стариками нынешних взрослых.

Впрочем, несмотря на обязательность многих трат, каждый член общества Ирса в принципе мог участвовать в определении того, на что пустить своё рабочее время: государственный «бюджет», смысл которого был в распределении тратящихся на общественные нужды десятков миллионов человеко-часов между образованием, медициной, управлением, обороной с общественным порядком и прочими сферами, всегда широко обсуждался, и каждый гражданин имел право заявить, ради чего он готов «отрабатывать барщину». Причём можно выдавать свои пожелания с разбивкой по разным направлениям. А высказанное должно учитываться, в том числе и путём суммирования пожеланий граждан. Единственное, что не все обитатели Ирса столь осознанно подходили к вопросу: хватало и тех, кто воспринимал «барщину» именно как некую обязанность, а не результат своего собственного выбора. Кроме «активистов» и «пофигистов» ирсийцы делились на отбывающих повинность «от и до», и тратящих лишнее время на то, что они считают важным для себя. Кто в Ассоциации космических исследований, кто в обществе защитников животных. Кстати, приснопамятная «Ассоциация помощи угнетённым народам», деятельность которой, вышедшая на государственный уровень, косвенным образом спасла наш Пеу от повторной карательной экспедиции тюленеловов, тоже ведь начиналась как объединение небольшой кучки активистов, тративших часть своего время на разную деятельность для поддержки борющихся с палеовийцами  «чегевар».

На мой вопрос, стоило ли городить весь этот огород с определением всего и вся через время вместо денег, Лимпор только пожал вполне по-земному плечами и ответил: «Ирсийцы не жалуются. Вообще недовольных таким устройством общества мало, насколько я могу судить». Коль собеседник мой помянул про возможных недовольных, у меня сразу же возник вопрос о всякого рода инициативных и предприимчивых гражданах, которые на Земле устраивали разные бизнесы. Уж таким точно на Ирсе некомфортно. Псевдоукриец сначала не понял, чего хочет выяснить тонбе Сонаваралингатаки. Но в конце-концов до него дошло. Но, опять же, толком шпион ничего не знал, кроме вытекающего из «главного принципа» ирсийского общества закона, согласно которому, даже если кто-то на Заокраином Западе каким-то образом сможет заполучить в свою частную собственность «свечной заводик», прибыль из этого получить не сможет. По простой причине, что работники на таком заводике должны получать эквивалент всего произведённого продукта за вычетом идущего на общественные нужды. А собственнику полагается в самом лучшем случае компенсация за амортизацию оборудования. Так что смысла в накоплении капитала нет.

Однако ж, в Ирсе существовала довольно разработанная система поощрения для изобретателей, рационализаторов и прочих, кто двигает прогресс в технике и технологиях. В виде дополнительных человеко-часов, продукт которых можно потреблять не работая в производстве, так сказать, за «былые заслуги». Логика простая: если человек придумал или внедрил что-то, что позволяет тратить на производство, скажем, колбасы, в два раза меньше времени, чем раньше, благодаря чему теперь всю нужную ирсийцам колбасу делают не за сто тысяч часов, а за пятьдесят, то почему бы не дать возможность такому гражданину получить тысячу или две часов  «в подарок», коль благодаря ему удаётся экономить куда больше времени.

Чисто теоретически, если изобретательный индивид смог получить за свою полезную для общества деятельность очень много человеко-часов, то ничто не мешало ему заказать на них хоть целый завод и назвать именем себя любимого. В принципе, желающий поиграть в капиталиста даже имел право вполне официально и законно стать директором по своей инициативе построенного предприятия, если его продукция кому-то нужна. Для этого только следовало разместить информацию о предполагаемых «товарах» на местных «досках объявлений» или в соответствующих разделах общенациональной информационной сети – а если появляются потребители, то, разумеется, должны быть и  те, кто заказанное будет производить.

Впрочем, вся эта бурная деятельность в итоге могла принести такому вот организатору нового предприятия разве что моральное удовлетворение: никакой законной прибыли с «собственного бизнеса» получить невозможно, а вознаграждение за выполнение управленческих функций на Ирсе не может превышать двух-трёх «зарплат», то есть фонда потребления «усреднённого работника».

Когда Лимпор обронил ненароком о некоем неравенстве доходов ирсийцев, я тут же начал вытягивать из него подробности. Но, как и почти обо всём остальном, познания псевдоукрийца в этом вопросе являли смесь запомненных им фраз из учебника по тамошнему «Обществоведению» и случайно услышанного или увиденного. Официальная ирсийская идеология существующее неравенство (причём в сравнении, как с Землёй, так и Палеове и прочими странами Ихемы весьма невысокое) при делёжке общественного пирога постулировала как «дань», которую остальные члены общества платят занятым  управлении производством и обществом. При этом «дурным тоном» считался слишком высокий коэффициент, на который умножалось рабочее время начальника в сравнении с рабочим временем «простого» работника. Настолько, что на многих предприятиях внутренние уставы никакого различия в доходах руководства и рабочего «у станка» не допускали.

Кстати говоря, столь же молчаливо осуждаемым окружающими и «обществом в целом» было единоличное использование всего вознаграждения за изобретения или рацпредложения: хорошим тоном считалось протратить эти «часы» совместно с теми же коллегами по работе, соседями или «всеми людьми доброй воли». Когда агент Заокраиного Запада излагал мне данный момент, сразу же вспомнился милый папуасский обычай «доить» экономически успешного соплеменника «всем колхозом», столь мешающий развитию предпринимательства среди подданных типулу-таками.

Ещё более «крутым» и правильным считалось гордо отказаться от положенного вознаграждения – либо аннулировав «наградное время» (как несколько непонятно пояснил Лимпор, в сущности, это означает, что человек делится им со всем обществом), либо же пожертвовать его на что-то нужное – обустройство детской площадки, например. По идее говоря, когда человек за свой счёт заказывает строительство завода, то это такое же пожертвование на полезное для других людей дело.

Тут меня неожиданно посетила мысль: а ведь, при формальном равенстве всех ирсийцев, по факту получается, что среди них есть те, кто «более равен». Просто люди там делятся не на бедных или богатых, а на тех, кто может распределять по разным видам работ время «одного человека», которое тратится на удовлетворение его собственных потребностей, и тех, кто имеет право распоряжаться рабочим временем многих сотен или даже тысяч человек – причём не потому, что является начальником, а потому, что ему «должно общество». Пробую донести своё открытие до своего собеседника. Но тот, похоже, не понимает, чего меня это так взбудоражило: то ли для него само собой разумеется, то ли, наоборот, Лимпор не понимает всей «механики».

Зато псевдоукриец позабавил историей про одного «идейного капиталиста». Об обстоятельствах смерти, приведшей того в Ирс, брошюра¸ из которой шпион и ознакомился с данным курьёзом, умалчивала. Вдобавок ко всему малознакомый с земными реалиями воспитанник палеовийской гимназии не смог объяснить, откуда именно родом был покойный владелец собственного бизнеса, возмущённый до глубины души «проклятыми коммунистами», не дающими развернуться его предпринимательскому таланту и заново осуществить «американскую мечту».

Поработав несколько лет на «коммуняк» и «сколотив первоначальный капитал» благодаря недюжинной способности рационализировать рабочее пространство и оптимизировать довольно рутинные и тривиальные процессы в ходе производства, сей господин решается «открыть своё собственное дело». Будучи прагматиком и циником, он действует сугубо в рамках ирсийского законодательства: пользуясь «наградными часами» заказывает в соответствующих НИИ проект завода по производству газированных напитков, разработку рецептуры, собирает команду из людей, с которыми сталкивался по работе, проводит настоящую рекламную кампанию. Запускает предприятие, налаживает выпуск доброй дюжины наименований газировки, пользовавшейся бешеным спросом, особенно у тех, кто с Земли помнил о «Кока-коле» и «Пепси». И снова накапливает просто фантастическое количество «часов», которыми имеет право распоряжаться по своему усмотрению. Настолько большое, что их хватает на строительство нескольких новых заводов «колы» в разных частях Ирса. Старость сей гражданин встретил в роли создателя настоящего многоотраслевого концерна из трёх десятков предприятий, обладателя кучи медалей и орденов за «заслуги перед обществом», вдобавок ко всему, активного «спонсора» научных исследований. При этом он гордился тем, что утёр нос «проклятым комми», «показав, на что способен настоящий предприниматель».

 

Пожалуй, если бы рассказанное об экономическом устройстве Ирса мне довелось послушать лет двадцать назад, до попадания на Пеу и всех перипетий, что случались на моём пути от деревенского сумасшедшего до премьер-министра Великой Даринги, я бы покрутил пальцем у виска: дескать, какой только ерунды «эти коммуняки» не напридумывают. Но опыт сперва организации медеплавильной промышленности и ирригационных работ в Бонко, а потом и куда более масштабных проектов, охватывавших целые племенные области, когда приходилось перемешать сотни работников из Мархона в Бунсан, а из Тинсока в Талу и Мархон, в общем-то, говорил, что по сути, ничего, кроме людей с их умениями и знаниями нет. А более совершенные или мощные орудия, которые удавалось дать папуасам, помогали освободить столь нужные для «пырг-хырша» «рабочие руки» от ковыряния полей коя и баки деревянными палками. И всё управление экономикой сводилось, в итоге, к тому, чтобы направлять, иной раз пинками, высвободившихся из сельского хозяйства в промышленность и прочие сферы деятельности.

 

Беседа о стране Ирс настолько затянула меня, что я с некоторым неудовольствием пожал плечами, когда Кутукори, с виноватым видом пролепетал, что «Сонаваралингатаки велел напомнить ему о встрече с тонбе Пагукусуме, который уже ожидает…»

-Увы, уважаемый Лимпор, приходится прервать столь интересную и познавательную беседу – произношу с искренним сожалением, вставая из-за стола – Дела.

Последнее слово прозвучало у меня чуть ли не извинительно. Агент Заокраиного Запада понимающе улыбается, кивая головой.

 

Шеф столичной полиции, ожидал возле моего рабочего кабинета. Это с  ирсийским шпионом разговоры после превращения его из арестованного в гостя Солнцеликой и Духами Хранимой протекают в непринуждённой обстановке. Чиновников же приходится принимать сугубо по-деловому.

В отличие от своего предшественника на этом посту, сотника текокских регоев Кахилурегуи, явившийся на доклад капутану принадлежал к новому поколению, прошедшему Обитель Сынов Достойных Отцов. Служба рядовым, а затем десятником в «пану макаки», и пребывание на должности второго помощника начальника городской стражи, по мнению Шонека, который курировал до недавних пор наше «кадровое управление» позволила достаточно оценить деловые качества отпрыска семейства потомственных столичных регоев, чтобы рекомендовать того в заместители к Кахилурегуи. Выбор тенхорабитского Вестника оказался довольно удачен, и уже через два года Пагукусуме тянул на себе практически полное руководство ловлей преступников в одном из самых проблемных в криминальном плане городов острова. А формальный начальник же со спокойной душой занимался тем, что у него хорошо получалось – а именно, руководил периодическими облавами на окраинах. Ещё через три года бравого сотника, помнившего ещё Пилапи Великого, аккуратно оттерли от всех полицейских дел, назначив командиром существующего сугубо формально соединения из всех трёх столичных ополченческих батальонов-цабов – вроде бы повысили человека в должности, придав ему в подчинение полторы тысячи человек в военное время, а по сути превратили в «свадебного генерала». Ну, мне, чтобы не обидеть хорошего человека, лишней должности не жалко – в конечном счёте, не его вина, что уже не соответствует требованиям времени. Молодые лейтенанты, командующие тенукскими батальонами, справлялись с обязанностями по первичному военному обучению и без заслуженного ветерана, но должную долю почтения к осколку старой эпохи проявляли – причём мне даже не пришлось проводить с ними разъяснительную работу.

 Ну а Пагукусуме, став официальным шефом столичного УВД, продолжил превращение городской стражи Тенука в хоть что-то похожее на американскую полицию или российскую милицию: кроме умеющих орудовать дубинками и мечами регоев, какие-никакие детективы, способные искать улики и использовать их для поиска преступников, в штате появились практически вместе с ним, но теперь им в помощь в архивах стали накапливаться толстые папки с информацией на обитателей криминальных углов города; да и осведомителями из числа уголовной и околоуголовной публики работа пошла более вдумчивая и деликатная – наряду с прежним мордобитием, путём которого выколачивалась информация,  применялись и иные способы развязывать языки у уличной шпаны и скупщиков краденного, а связи стукачей с органами правопорядка теперь старались оставлять втайне от их «коллег».

Шеф столичной полиции опыт общения с Сонаваралингой-таки уже имел, потому стразу переходит к делу, ограничившись коротким по папуасским меркам приветствием – вот за это я люблю молодёжь, что она  начинает мало-помалу откровенно забивать на старые туземные ритуалы. Говорил же Пагукусуме о вещах не очень приятных. Впрочем, иного от начальника подобной структуры и не ожидалось.

По идее говоря, информация, которую сейчас выдавал капитан, должна была поступить мне от политического отделения полиции или контрразведки, а отнюдь не от ведомства, больше занятого наведением порядка в трущобах и ловлей уголовников. Но, однако ж, об очередной проблеме узнаю от Пагукусуме, а не от Кутны-Набала.

Офицер, закончив говорить, выжидающе смотрит на меня: «Дескать, что делать будем?» И получает в ответ: «Спасибо, капутану Пагукусуме, за службу. Можешь идти. Я буду думать». А чего ещё можно в такой ситуации сказать…. Главный столичный полицейский покидает мой кабинет в сильном недоумении.

Мне же вдруг стало даже смешно: как от озадаченности молодого капитана, по мнению которого следовало немедленно кого-то хватать и наказывать, проявленным Сонаваралингой-таки равнодушием, так и от обнаружения оппозиции «слева» практически одновременно с мятежом консервативных элементов. А как ещё квалифицировать обнаруженных Пагукусуме радикальных тенхорабитов-«воителей», массово вербующих, оказывается, неофитов среди тенукских ремесленников и обитателей трущоб; имеющих уже пару своих молельных домов, отдельных от единоверцев более традиционного толка; и даже проникших в столичное ополчение на младшие офицерские и унтерские должности. Например, в сохранившем полную лояльность во время путча «Истинных дареоев» Сто двадцать седьмом цабе двумя сотнями из трёх командовали «воители».

Если честно, когда только начиналось моё сотрудничество с Идущими По Пути Света и Истины, я как-то не придавал значения периодическим выпадам Шонека в адрес неких Ревнителей и Воителей, которые Вестник допускал в своих рассказах о внутренней тенхорабитской кухне. Чуть позже стало понятно, что монолитное единство представителей этой религии таковым кажется только для сугубо поверхностного наблюдателя, а на самом деле среди тенхорабитов до фига течений и толков. Старый тоутец, правда, для всех них был авторитетом, и пока у Шонека хватало сил, все эти разногласия в общине выходцев из Внутриморья проходили у меня где-то на уровне споров «остро- и тупоконечников». Но в  последнее время дед серьёзно сдал, больше времени проводя в Среднем Талу, хвойные рощи которого оказались самым благоприятным местом во всём Пеу для его здоровья. Равного же Вестнику по авторитету для всех без исключения Людей Света и Истины среди переселившихся на наш остров не нашлось. Вот и полезли Ревнители с Воителями из щелей. Впрочем, первые, сторонники соблюдения целой кучи заповедей и ограничений, достающие более умеренных единоверцев постоянными нападками за уступки язычеству, были по большому счёту головной болью собственно тенхорабитской общины. Ну, разве что  старина Хошчай-Кхшунар одно время пытался достучаться до душ туземцев пламенными проповедями, переходящими в обличительные речи, на улицах Мар-Хона, по итогам чего частенько отправлялся ворошить селитряные кучи. А вот исповедуемые вторыми уравнительные идеи в духе «казарменного коммунизма» вкупе с готовностью эти идеи претворять в жизнь вплоть до грубой силы пришлись по душе многим папуасам.

По большому счёту, поборники Света и Истины даже в самых «тенхорабитских» районах острова по-прежнему в меньшинстве, а уж на фоне аграрно-архаичного окружения очагов прогресса их вообще мизер. На данный момент заморскую религию исповедует от силы пара процентов туземного населения. Причём в эти два процента входят все: от упоротых Ревнителей до тех, кто раз в полгода появляется в молельном доме или участвует в шествиях на День Провозглашения Вести. Однако из земной истории я прекрасно помнил, что сплочённое меньшинство запросто может навязать свою волю аморфному большинству.

С другой стороны – предъявить Воителям то и нечего. Собственные места для молитв и собраний организуют – так у нас свобода вероисповедования полная. В ополчение попадают на командные должности – так отслужившие в армии и хорошо себя там зарекомендовавшие. Коммунизм свой уравнительный практикуют исключительно в рамках своей общины. Заговоров вроде бы не плетут – по крайней мере, внедрённые к ним Пагукусуме информаторы ни о чём подобном не сообщали. О столкновениях столичных молодёжных банд, придерживающихся «воительской» идеологии с такими же объединениями, сколоченных по месту рождения или случайному подбору участников – сексоты сообщали. О патрулировании «своих» кварталов группами, вооружёнными дубинками и ножами,– тоже. Даже о конфликтах с умеренными тенхорабитами и то была информация. А о какой бы то ни было агитации за свержение монархии – никаких упоминаний. В общем – чуть ли не идеальные подданные. Но чует моё сердце, будут ещё с этой публикой проблемы.

[Affidavit Donda]

Уррра!!!

[Изяслав Кацман]

Кстати, коллеги. Я окончательно стал всамделишним писателем, которого издали на бумаге.

 

Картинка, которую сумел соорудить художник в издательстве, разумеется, несколько отличается от того образа туземцев, который я представлял (они похожи на меланезийцев или полинезиийцев).

[Affidavit Donda]

То есть в электронном виде тоже можно купить?

[Изяслав Кацман]

  В 11/4/2022, 7:54:18, Affidavit Donda сказал:

То есть в электронном виде тоже можно купить?

В бумажном только вроде бы.

А в электронном - к пиратам. На флибусте скорее всего книга висит. Не знаю, правда, какой из вариантов - я пару раз после выкладывания на СИ правил текст.

 

[ВИП]

  В 11/4/2022, 7:18:46, Изяслав Кацман сказал:

Кстати, коллеги. Я окончательно стал всамделишним писателем, которого издали на бумаге.

Поздравляю коллега! Оно того стоит!

[Изяслав Кацман]

  В 11/4/2022, 2:42:22, ВИП сказал:

Поздравляю коллега! Оно того стоит!

Спасибо.

Теперь главное, чтобы не получилось с гонораром как в этой песне Михаила Елизарова:

https://m.youtube.com/watch?v=K5Cg_V7juc0

 

По поводу обложки. Подумалось, что человек на переднем плане больше соответствует не герою, каким я его вижу, а тузтцу Тагору.

Изменено 4 Nov 2022 пользователем Изяслав Кацман

[RSquared]

  В 11/4/2022, 3:27:56, Изяслав Кацман сказал:

По поводу обложки. Подумалось, что человек на переднем плане больше соответствует не герою, каким я его вижу, а тузтцу Тагору.

Мне тоже какая-то такая физиономия представлялась. Не помню уже, может, в тексте описание было.
По обложке можно вообразить какое-то рубилово. А черта с два, это строительство водопровода или что-нибудь такое... 
Поздравляю! 

[Изяслав Кацман]

  В 11/5/2022, 7:45:14, RSquared сказал:

По обложке можно вообразить какое-то рубилово. А черта с два, это строительство водопровода или что-нибудь такое... 

"Рядовая дискуссионная драка"(с) на тему выплавки металла из местной руды. 

  В 11/5/2022, 7:45:14, RSquared сказал:

Поздравляю

Спасибо. 

[Affidavit Donda]

  В 11/4/2022, 7:58:34, Изяслав Кацман сказал:

А в электронном - к пиратам.

Пичалько. Я бы купил.

[Крукс]

  В 11/7/2022, 9:31:43, Affidavit Donda сказал:

Пичалько. Я бы купил.

+1

И - поздравляю автора.

 

[Роберт]

Поздравляю!

[Geralt]

Обсуждение общества Ирсы напомнило книги начала 20 века про пламенных коммунистов попавших в светлое коммунистическое будущие или на прочие коммунистические Марсы))

Изменено 19 Dec 2022 пользователем Geralt

[Изяслав Кацман]

Спасибо, коллеги за поздравления.

Хотя я, конечно, к выходу книге "на бумаге" отношусь достаточно пофигически.

  В 12/19/2022, 3:26:45, Geralt сказал:

Обсуждение общества Ирсы напомнило книги начала 20 века про пламенных коммунистов попавших в светлое коммунистическое будущие или на прочие коммунистические Марсы))

Ну дык одной из задач, которую я перед собой ставлю, когда доберусь до описания Ирса - показать низшую стадию коммунизма - где "от каждого по способностям, каждому по труду". А то обычно описывают коммунизм, в котором "от каждого по способностям, каждому по потребностям".

Причём на Ирсе другого, кроме "по труду" не получается пока - и не только из-за "недостаточного развития производительных сил", но и потому что туда постоянно прибывают  мигранты как с совсем некоммунистической Земли, так и с островов Ихемы.

Вот только главный герой - совсем не коммунист. Скорее уж аморфных взглядов "демократ" начала 90-х.

[Geralt]

  В 12/19/2022, 4:02:46, Изяслав Кацман сказал:

Вот только главный герой - совсем не коммунист. Скорее уж аморфных взглядов "демократ" начала 90-х.

Честно говоря это был не совсем комплимент)
Если описание папуасского общества, проблем его вытаскивание из каменного века, а также прочих окружающих дикарей  прекрасно и жизненно. То  общество Ирсы эдакая схематичная утопия даже с поправкой на восприятие человека далекого от него. Еще попутно всомнилось Рассел "И не осталось никого…" там про Гандистоа с "обами" - обязательствами вместо денег.
Может быть я тоже аморфный демократ 90-х

[Изяслав Кацман]

  В 12/20/2022, 1:21:13, Geralt сказал:

То  общество Ирсы эдакая схематичная утопия даже с поправкой на восприятие человека далекого от него.

Если я когда-нибудь доберусь до описания Ирса, надеюсь, он не покажется ни схематичным, ни утопией. 

Да и в уже написанном, по-моему, кража военными оружия для передачи его "борцам за свободу" как-то мало вяжется с утопией. 

Хотя, у Ефремова в "Туманности Андромеды" убийца и насильник на свободе разгуливает и блатмейстерство во всю процветает. А тем не менее многие полагают сие утопией.

  В 12/20/2022, 1:21:13, Geralt сказал:

Еще попутно всомнилось Рассел "И не осталось никого…" там про Гандистоа с "обами" - обязательствами вместо денег.

По большому счёту современные бумажные, а уж тем более безналичные, деньги тоже всего лишь обязательства. И государство в лице центрального банка  прилагает немалые усилия, чтобы эти обязательства сохраняли необходимую "твёрдость". 

Изменено 21 Dec 2022 пользователем Изяслав Кацман

[Владимирович]

здоровое приключалово и вдруг трактат - довольно жестоко, полагаю

[Изяслав Кацман]

  В 12/26/2022, 12:23:20, Владимирович сказал:

здоровое приключалово и вдруг трактат - довольно жестоко, полагаю

Ну как в том анекдоте про лекцию о видах секса в сельском клубе в эпоху Перестройки: "А вот сейчас пойдут слайды".

Дальше у меня вроде бы трактатов о наилучшем обустройстве общества до конца книги не запланировано.

[Изяслав Кацман]

Коллеги, следящие за судьбой Сонаваралинги, я тут затеял расширение своего присутствия в интернетах, в рамках чего начал выкладывать уже написанное на Автор.тудей.

Имеющие там регистрацию коллеги могут подписываться на мою страничку, добавлять книги себе на полку, лайкать и комментировать.

https://author.today/u/sergeybaschurov

В связи с "переездом" работа над продой пока затормозилась - но как только выложу первую и вторую части, я её возобновлю.

 

[Изяслав Кацман]

Внезапно. Прода...

Глава двенадцатая

В которой герой в очередной раз  убеждается в справедливости пословицы про планы, которыми можно рассмешить бога

 

Я напряжённо думал, сидя в кресле. Айтот Утдай не менее напряжённо стоял навытяжку. С одной стороны, ему очень хотелось побыстрей свалить из поля зрения Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки, пребывающего в явно скверном расположении духа. Причём резкая смена настроения правой руки правительницы Пеу-Даринги произошла именно из-за информации, принесённой руководителем радиоцентра. Но, с другой стороны, высокое начальство в моём лице не давало команду «вольно». Вот и стоял тюленелов, раздираемый между вбитым за годы службы рефлексом соблюдения субординации и желанием оказаться подальше отсюда, в своём кабинете, среди   нагромождения разномастного оборудования – как фабричного палеовийского, так и самодельного, да валяющихся в строгом беспорядке проводов с деталями.

Наконец, я вспоминаю о присутствии в кабинете сообщившего пренеприятнейшее известие уроженце Эрехеэ и говорю: «Спасибо, летинату. Можешь идти. И дальше внимательно следите за эфиром». Вообще-то в своём родном флоте Айтот ходил в рядовых, даже до унтера к неполным тридцати годам не выслужился. Но мне совершенно не жалко офицерского звания для ценного в папуасских условиях специалиста, вдобавок ко всему, вполне себе преданного Даринге из идейных соображений.

Палеовиец с заметным облегчением козырнул на прощание и отбыл восвояси. Я же продолжил разглядывать несколько абзацев текста, лежащего передо мною на столе. Вполне читаемая запись переговоров палеовийского губернатора Иханары со своим начальством на Южной Тропе, сделанная, скорее всего, кем-то из помощников Утдая,  из которой явствовало: несколько дней назад Совет Сильномогучих Мужей Палеове наконец-то получил ответ Повелителя Четырёх Берегов на длинную и полную витиеватых выражений ноту, в которой перечислялись требования Северного архипелага к Вохе и его союзникам. Ответ был не менее длинный и витиеватый –  на мой взгляд, послать тюленеловов туда, куда никто дороги не знает, дипломаты Старшего Брата Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками могли и покороче. Итог всё равно один – война. Причём не простая, а Первая на Ихеме мировая. Ну, или,  учитывая неучастие в ней целого Западного материка и  многих внутренних государств Восточного – Полумировая.

И как тут настроению не ухудшиться… Отсидеться по любому не получится: бравые дареои не поймут Сонаваралингу-таки, если тот начнёт вдруг пацифизмом заниматься.

Зла на всех этих жаждущих повоевать господ не хватает: у меня тут сделка с ирсийцами по обмену их шпиона на полноценное торгово-экономическое сотрудничество намечается, а они кровопролития учинять собрались. Мне, по большому счёту, до взаимных претензий вохейцев и палеовийцев нет никакого дела – могут убивать друг друга сколько им угодно – но ведь из-за войны нормальное мореплавание полетит к морским демонам. Ну и втягивание Пеу-Даринги в Большие Разборки просто неизбежно. Причём совсем не на той стороне, на которой хотелось бы мне лично.

Несмотря на десятилетней давности трёпку со стороны ирсийцев, Северный архипелаг выглядел всяко сильней возглавляемого Вохе союза восточных стран. Даже простое сравнение численности населения хотя бы взять: почти шесть миллионов жителей метрополии и миллионов пять обитателей колоний против десяти-пятнадцати миллионов во Внутриморье, включая Кабиршу. Плюс на стороне тюленелов – Тагира. Самая большая по населению и площади страна Диса, разумеется, вряд ли влезет в грядущую войну целиком, но даже два-три миллиона живущих в Стране Чёрных уже означают паритет по населению.

Да, кстати, есть ещё остров Некатва в Западном архипелаге. Довольно своеобразное образование – нечто среднее между независимым государством и лагерем для беженцев, куда ирсийцы депортировали полмиллиона коллаборантов с освободившихся от палеовийского гнёта территорий. Что сказать, обитали Икарии гуманисты – я бы на их месте не стал заморачиваться с подобным переселением, предоставив скилнцам и кельбекцам самостоятельно разбираться с предателями из собственного числа. В итоге на клочке суши меньше нашего Пеу, половина территории которого покрыта горами, скопились сотни тысяч изгнанников. Части из них посчастливилось попасть в бывшую метрополию, кого-то тюленеловы раскидали небольшими группами по Островам Пути, несколько сотен семей попало даже на Иханару. Но большинство осталось на Некатве, как-то приспосабливаясь. Первую пару лет, правда, чуть ли не полностью жили на гуманитарной помощи из Ирса и даже немного от бывших колоний, но к нынешнему времени на Острове Холуев (как успели неофициально окрестить его скилнцы) худо-бедно функционировали сельское хозяйство и рыболовство, где было занято больше половины населения. Из оставшейся половины же кто-то работал в мелких мастерских и торговал в лавках, а самые удачливые и пронырливые пристроились в возникшие органы государственной власти или оседлали каналы торговли между Северным архипелагом с Западной Федерацией и Икарией: по непонятной мне причине ирсийцы не стали полностью восстанавливать существовавшую прежде систему экономических связей с Палеове, предпочитая использовать Некатву в качестве посредника для части торговых операций.

Впрочем, главное даже не население, а то, что Палеове по-прежнему опережает Вохе с Кабиршей в экономике: и Повелитель Четырех Берегов, и Любимый Сын Потрясателя Земной Тверди только делают первые шаги в индустриализации своих стран, в то время как Сильномогучие Мужи имеют в своём распоряжении промышленность, даже сейчас способную штамповать массу вооружения. В общем, я ставлю в начавшейся войнушке на тюленеловов.

Время, конечно, работает против палеовийцев – Вохе с союзниками ускоренно прокачивают военпром и связанные с ним отрасли. Несколько металлургических комбинатов стали основой для развития машиностроения: половину их продукции меняли у ирсийцев на оборудование, нужное для дальнейшей индустриализации и прогресса в прочих сферах, а вторую половину пускали на производство пушек и кораблей.

Да и население Тюленьих островов, конечно, растёт, но уже не такими бодрыми темпами, как в золотые времена завоевания Западного архипелага, когда оно удваивалось за неполные двадцать лет. В Вохе же, наоборот, последнюю пятилетку наблюдается резкий естественный прирост, главным образом за счёт внедрения элементарной гигиены, а также массовой вакцинации детей от нескольких наиболее распространённых инфекций. Всё это вместе ведёт к тому, что из семи-восьми рожаемых средней вохейской семьёй ребятишек доживает до взрослого возраста теперь не двое-трое, а пятеро-шестеро – против трёх-четырёх палеовийских. Так что Сильномогучие Мужи могут проиграть и промышленную гонку, и демографическую. Вот и решили полугегемоны сработать на опережение.

Всё-таки странная штука, психика людская – ведь знал же я прекрасно, что дело идёт к большой войне за передел той части мира, на которую ещё не наложили свою гуманную лапу икарийцы, планы строил и даже принимал меры по подготовке к ней, но когда стало ясно, что начинается, всё равно как камнем по голове.

Ладно, не впервой… Так, считаем до десяти, дышим ровно… И начинаем заниматься делами. Для начала, звоню в колокольчик. Кутукори появляется незамедлительно. «Оповестить о том, что Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива приглашает вечером на большой совет» – говорю секретарю. И принимаюсь перечислять членов Совета Солидных и Разумных Мужей, руководителей Столов-министерств, не забывая  главнокомандующих сухопутными силами и военным флотом. А к тэми зайду самолично.

 

«Я выслушала почтенных мужей совета и брани» – медленно и торжественно произнесла Рами – «И моё решение таково… Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива, исполняя союзнический долг перед Почтенным Старшим Братом Повелителем Четырёх Берегов Вохе Тишпшок-Шшивоем, да будут духи-покровители благосклонны к его правлению, объявляет войну Палеове и их союзникам. Пусть письмоводители немедленно составят соответствующее письмо для вручения послу Северного архипелага в Пеу-Даринге». «Солидные и Разумные» вместе с приглашёнными на главами министерств и ведомств одобрительно зашумели. Украдкой рассматриваю лица советников: сколько на них решимости и предвкушения грядущих побед.

Я же храню молчание, стараясь, однако, не выдать своего истинного отношения к перспективам влезания подопечной мне страны в полномасштабную войну. Расширенный Совет Солидных и Разумных Мужей под председательством правительницы прошёл так, как и ожидалось – все в ура-патриотическом угаре поддержали скорейшее вступление Пеу-Даринги в войну и выполнение обязательств перед Старшим Братом и союзниками. Положительно, лучше бы у наших мужей было бы больше разумности и меньше солидности.

«Начальники Первого и Второго столов личной службы Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками обязательно проследят за тем, чтобы их подчинённые составят послание властям Палеове» – говорю в ответ. Упомянутые господа согласно пожимают плечами. На сём отбываю в свой кабинет, на прощание приказав столоначальникам предоставить текст послания западным соседям завтра до полудня.

 

Кутукори, за годы секретарства уже изучивший Сонаваралингу-таки, сразу понял, что босс не в духе. Потому предпочёл оставить меня в покое, а не лезть с накопившимися бумагами и прочим.

Так что я просто сижу, барабаня пальцами по столешнице, пытаясь сообразить, что же теперь делать. Думалось хреново. Нет, первоочередной комплекс мероприятий, необходимых при начале войны, разумеется, запущу: тексты обращения Солнцеликой и Духами Хранимой к подданным и указа о мобилизации на подпись тэми, распоряжения начальнику Третьего стола о призыве резервистов и разворачивании рот «регои-макаки» в батальоны, а также формировании второго гвардейского цаба. Ладно, вот этим сейчас и займусь. Зову Кутукори и начинаю диктовать.

Секретарь бодро записывает за мной обращение правительницы к народу Даринги, затем – указ о начале мобилизации. Приступаем к составлению приказа на имя Ласукапи, совсем недавно назначенного министром обороны с повышением в чине сразу до «генерала», минуя «майора». Я не стал заморачиваться, и наша военная табель о рангах насчитывала трёх лейтенантов (младшего, простого и старшего), капитана, «олени-капитану», майора и генерала. Самое забавное, ни одного майора в ВС Пеу ещё не было, да и начальник Третьего стола получил генеральские погоны исключительно для солидности.

Тут заявляется Айтот Утдай с очередной порцией радиоперехватов: наши палеовийские соседи, как и положено, тоже готовятся к войне, а судя по оживлённым переговорам Иханары с Южной Тропой «генерал колонны» Унас Тичу точно так же, как и ваш покорный слуга, не испытывает особого восторга от грядущего большого конфликта.

Тут мне в голову неожиданная мысль: тюленеловы, что, до сих пор так и разговаривают друг с другом в эфире безо всяких предосторожностей на случай прослушки? Тенхорабит улыбнулся: «Они, конечно, шифруют часть информации: кодируют в разговорах географические названия, имёна высших офицеров и важных чиновников,  всё, что относится к численности солдат и техники. Но мне удалось получить информацию по применяемым шифрам через свои источники.  А за последние четыре года шифры на Иханаре никто сменить не удосужился. Учитывая, что часто встречающиеся кодируемые слова я уже наизусть знаю, а радисты часто по буквам диктуют, понять, о чём переговоры идут, труда не составляет».

-С шифрами твои единоверцы среди гарнизона Иханары помогли? – уточняю на всякий случай.

-Они самые – соглашается Айтот – И, судя по тому, что шифры никто не меняет, об этой утечке на Иханаре не знают. Мы же осторожно пользуемся информацией – просто следим и тебе сообщаем, если что важное попадается. Никаких шагов, которые бы заставили подозревать, что кто-то слушает переговоры, не предпринимаем.

Я автоматически пожимаю плечами в знак согласия: кому как не мне знать, что радиоперехваты Утдая практически никогда не используются для того, чтобы как-то нагадить нашим западным соседям. Разумеется, будь возможность ловить и вовремя передавать нашим «добровольцам», действующим среди аборигенов северной части архипелага, скажем,  сведения о передвижениях подразделений «умиротворителей», мы бы так и делали. Но, во-первых, главная радиостанция колониальной администрации, которую только и удаётся слушать, на подобные мелочи не разменивается, а, во-вторых, даже если Айтот и сумел бы поймать разговор между карателями и их командованием, разобравшись при этом, куда и для чего те двигаются, то оперативно передать нашим информацию вряд ли возможно – пока курьерский корабль доберётся до Тисеты или Хоканве, палеовийцы успеют прочесать хоть целый остров из числа крупных и выжечь не одну «вольную» деревню.

Начальник радиослужбы уходит. А я прокручиваю в памяти имеющуюся у нас информацию о силах тюленеловов на Иханаре: два полка колониальной пехоты, бригада «рейнджеров» Ударных Сил, сапёрный армейский батальон. «Колониалы», по отзывам успевших повоевать военных Даринги, по вооружению сопоставимы с нашей гвардией, а по выучке где-то между «пану макаки» и «регои-макаки». «Спецы» по «малой войне» же уделывают практически всех моих орлов – разве что «секретная» часть «Особой церемониально-караульной сотни» хоть как-то способна с ними тягаться. Вот только у нас спецназовцев чуть больше двухсот, а у соседей-тюленеловов – свыше тысячи.

Единственное, что подкрепления палеовийцам, скорее всего, подвозить не будут. И четырехтысячная группировка сухопутных войск – это всё, на что может рассчитывать господин «генерал колонны» Унас Тичу, больше десяти лет губенаторствующий по соседству с нашим островом. Ну, разве что наскребёт ещё пару тысяч совсем уж нетренированных ополченцев. На Пеу же есть возможность провести мобилизацию, поставив под ружьё к имеющимся двум тысячам солдат гвардейского и линейно-строевых батальонов-цабов ещё пять или шесть тысяч человек резерва первой очереди. Тем более, что мой заочный знакомый вряд ли отправит против Даринги все наличные силы: и иханарские туземцы с моими «командированными» не предоставят ему такой возможности, и наличных средств для перевозки войск не хватит – у тюленеловов всего три специализированных десантных судна и пара небольших транспортников для переброски пехоты и вооружения. Так что, скорее всего, придётся иметь дело максимум с двумя-тремя ротами рейнджеров и парой батальонов тамошних колониалов.

 Остальной флот противника, который из потенциального вот-вот станет реальным – восемь разного размера боевых кораблей на дизельно-парусной тяге. Два из них, впрочем, скорее катера, годные для действий вблизи берега. Ещё есть четыре лоханки класса «далекоплывущие» с несколько усиленным, в сравнении с обычным для разведчиков, вооружением – в каждой из двух орудийных башен стоит по паре 45-мм пушек, пулемётов целых шесть штук вместо четырёх – давить с моря иханарских папуасов и разрушать «дикие» селения вполне хватает. Оставшиеся  два – лёгкие фрегаты, по палеовийской классификации, имеющие два 102-мм орудия и по четыре ракетные установки. Последние – самое для нас паскудное, поскольку способны посылать заряд весом в полцентнера на тридцать с лишним километров, будучи вне досягаемости любой имеющейся на вооружении Пеу артиллерии.

Что-то я отвлёкся, однако. Возвращаюсь к прерванному надиктовыванию приказа о мобилизации. Кутукори быстро, но аккуратно выводит иероглифы-слога, едва успевая за моим скороговорением. Рутинная, в общем-то, работа немного успокаивает, и, наконец-то, появляются хоть какие-то мысли насчёт минимизации участия моих папуасов в грядущем «веселье».

Идей по большому счёту две. Впрочем, обе требуют предварительной подготовки – пусть и по разным причинам. А сегодня ещё поработаю. Например, посещу штаб армии Великого Пеу, благо идти не далеко – пару кварталов.

 

Лицо капитану Хонокоре от смущения ещё больше потемнело – так у папуасов проявляется прилив крови, у представителей более светлокожих рас выглядевший бы, как покраснение кожи. Я между тем, не обращая внимания на замешательство главного штабиста всех вооружённых сил страны, продолжаю, держа в руках стопку листов плотной бумаги: «Значит, это и есть план мобилизации? И что там у нас по этому плану должно делаться в первый день после выхода указа Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, да будут благосклонны к ней духи-покровители?»

Хонокоре нервно дёрнулся и начал: «Согласно плану, первая сотня Первого цаба «пану макаки» разворачивается во Второй цаб «пану макаки» – основой новых сотен становятся полусотни, десятки – основой новых взводов. Для пополнения Первого цаба до полного состава военного времени в пятьсот двадцать бойцов из запаса призывается двести двадцать человек, во Второй цаб призывается триста семьдесят человек. Вторая сотня  Первого цаба переименовывается в первую, третья – во вторую, первые взводы этих сотен сводятся в новую третью сотню, новые взводы первой и второй сотен создаются из отделений второго и третьего взводов». По мере проговаривания содержимого папки с названием «План мобилизации войск Пеу-Даринги в случае войны» смущение покидает капитана, голос становится всё уверенней.

«Двадцать первый, Двадцать второй и Двадцать третий цабы «регои-макаки» разворачиваются в девять цабов «регои-макаки». Дополнительные цабы получают номера от двадцать четвёртого до двадцать девятого. На создание новых цабов выделяется половина от наличного состава действующих цабов – сто пятьдесят человек. Триста человек в существующие цабы призывается из запаса. Соответственно в новые цабы направляются по семьдесят  пять человек из действующих цабов и по триста семьдесят пять человек из резервистов. Из двух тысяч семисот призываемых запасных триста человек служивших в «пану макаки», тысяча пятьсот в «регои-макаки»,  девятьсот – в ополчении.

Двадцать цабов и восемь отдельных сотен ополчения переводятся на военный режим несения службы с обязательным постоянным нахождением в распоряжении цабов не менее ста, а в распоряжении сотен – тридцати бойцов, а также с усилением обучения состава.

Из Сто Второго мархонского цаба ополчения выделяются первая и вторая сотня, на основе которых создаётся Тридцатый цаб «регои-макаки» обычной численностью военного времени в четыреста пятьдесят бойцов».

В своё время, когда обсуждали вопрос разворачивания и комплектации вооружённых сил в случае начала войны, пришлось отказаться от кадрированных частей. Основная официальная причина – отсутствие достаточного количества офицерских кадров на девять или десять батальонов неполного состава мирного времени, которые становятся полноценным частям в случае призыва. Впрочем, это была не вся правда. Да и при существующей системе мобилизации офицеров на каждый батальон негусто – так что по большому счёту полноценными воинскими частями можно считать только два гвардейских, три «старых» цаба и отчасти бывший Сто Второй ополченческий, будущий Тридцатый армейский. Но последний скорее по унтерскому и рядовому составу сопоставим с существующими частями «регои-макаки». С офицерами и там беда.

Гораздо важнее было, что в случае с кадрированными батальонами естественным было бы рассредоточение частей по всему западу острова, а также призыв в существующие на бумаге цабы, которые на деле являлись бы ротами, местных ополченцев целыми взводами и сотнями. Но в таком случае существовала опасность, что оказавшиеся в большинстве в разворачиваемых батальонах односельчане начнут качать права и вся дисциплина полетит к морским чертям. Поэтому пришлось выбрать другой принцип создания новых частей, а резервистов из разных местностей мешать, чтобы не было крупных землячеств. Тогда, когда принималось такое решение, оно казалось естественным, но сейчас у меня вполне естественные сомнения насчёт правильности.

«Для вооружения  частей «пану макаки» со складов выдаётся пятьсот девяносто единиц нарезного оружия, «регои-макаки» получают триста единиц нарезного оружия и три тысячи шестьсот единиц гладкоствольного. Ополченческим цабам выделяется сто десять единиц нарезного оружия и две тысячи сто пятьдесят гладкоствольного.

Артиллерийский цаб увеличивается до численности военного времени – двухсот двадцати человек. Сапёрный цаб разворачивается в четыре сотни вместо трёх сотен мирного времени. Для нужд этих двух цабов выделяется двадцать быков и двадцать ослов к уже имеющимся».

«Отлично» – говорю, когда Хонокоре замолчал – «С завтрашнего дня тебе, капитану, предоставляется возможность показать в деле, как будет осуществляться написанное на бумаге. Сообщаю тебе по секрету – утром Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками объявит войну тюленеловам».

«Ух ты!» – выдал радостно начальник штаба – «Всё в лучшем виде сделаем!»

Я мысленно скривился: и этот туда же. Хотя с другой стороны, его-то понять можно. Выпустившийся из Обители Сынов Достойных Отцов семь лет назад в звании лейтенанта сын хонского регоя, толком повоевать, в отличие от многих своих товарищей, не сумел: будучи откомандирован на материк, поймал какую-то желудочно-кишечную инфекцию, после болезни долго восстанавливался, в итоге был отозван домой; спустя год на Иханаре в первом же бою получил палеовийскую пулю в бедро, чудом не умер от кровопотери, приобрёл не прошедшую до сих пор хромоту. Нас сём строевая карьера Хонокоре закончилась. Молодому инвалиду корячилось командование одним из ополченческих цабов, если бы не отмечаемая многими основательность и вдумчивость, демонстрируемая им при исполнении служебных обязанностей. Так что я рискнул и предложил невезучего офицера в начальники армейского штаба. Работы на только что учреждённой должности хватало и хватает, но всё равно тот, похоже грезит о боях и походах. Кехетскую операцию Хонокоре спланировал вполне грамотно, за что и должен стать первым майором в вооружённых силах Пеу-Даринги. Но одно дело «прогулка» по, считай, родной земле, а совсем другое – грядущая война с опасным противником.

 

Голова моя трещала от сыплющихся со всех сторон сообщений а, к горлу подкатывал тугой комок тоскливой безнадёжности: гладко выглядевший на бумаге план мобилизации отчаянно буксовал и трещал по швам. Хонокоре, после оглашения Высочайшего Рескрипта об объявлении войны тюленеловам начавший бодро распоряжаться, уже через «стражу» выглядел совершенно жалко, то и дело, оглядываясь на Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки, видимо ожидая гнева начальственного. Но я смотрел на творящийся бардак не выказывая явных признаков раздражения: слишком долго ваш покорный слуга пробыл на властных должностях, чтобы какое-то там отклонение реальности от написанного могло заставить метать громы и молнии в подчинённых.

Вообще-то происходящее должно было бы меня радовать – чем дольше папуасская военная машина будет пробуксовывать на старте, тем позже мы присоединимся к надвигающемуся «веселью». Идеальным вариантом стало бы вообще оказаться чужими на предстоящем «празднике милитаризма» – пусть вохейцы с тюленеловами убивают друг друга без участия моих папуасов. Но всё равно как-то обидно, наблюдать, как составленные под моим чутким руководством такие замечательные планы идут наперекосяк.

Для начала, доброй трети офицерского состава в строевых частях «регои-макаки» не оказалось сегодня на месте – и что характерно, у всех отсутствующих имелись на то уважительные причины. Но нам-то нужны не объяснения, а сами господа лейтенанты – простые, младшие и страшие. С ополченческими цабами всё было ещё печальнее: из семи батальонов, до которых успели к текущему моменту добраться и вернуться гонцы, только в Сто Втором мархонском предписание о начале мобилизации удалось вручить непосредственно командиру, а не непонятно кому. Да и то, подозреваю, мархонцам просто кто-нибудь из помощников Айтота Утдая успел слить информацию о грядущей войне – вот и наготове уже.

И так, в частях вовсю идёт, распространяясь по окрестностям и вовлекая в процесс всё возрастающую массу причастных, не очень причастных и абсолютно посторонних,  лихорадочный поиск отпускников и ушедших в увольнение. Конечно, большинство из них относительно легко найти, но пока курьеры прошерстят все точки, где могут зависать наши вояки, часы то идут. И заодно – разрастается нервозность среди народа. До паники конечно далеко, но так ещё не вечер. А всего лишь вторая половина первого дня объявления мобилизации. В штабе же…. Хонокоре начинает напоминать закипающий чайник коричневого цвета. Пара лейтенантов (оторванных мною в своё время скрепя сердце от офицерства в строевых частях) просто в тихом ужасе от столкновения планов с реальностью.

Чувствую – нужно что-то делать, для поднятия морального духа. И начинаю толкать речь в духе того, что ситуация вполне ожидаемая, гладко всё только на бумаге, а как начинаешь действовать, то одно, то другое будет происходить совсем не так, как ожидалось. В общем – ребята, не сильно паникуйте по поводу отклонений практического от теоретического, а занимайтесь по мере выявления проблем их решением. Капитан на неожиданно мягкие слова Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки же с горечью выдал: «Я думал, моя работа полезна. А оказывается, я зря эти годы свой кой с баки ел».

«Вот и действуй, исправляй то, что нужно исправлять. Тогда докажешь, что не зря» – уже жёстче говорю начштаба. И добавляю: «А по итогам прошедшего призыва из запаса и разворачивания войск по военному времени – с тебя подробный разбор всех ошибок, допущенных нами при составлении плана». На сей ноте покидаю штаб, успев на прощание услышать, как Хонокоре выясняет у очередного, только что явившегося с ответом посыльного: «Повтори! Почему Ного не может дать двадцать витуков?» Нет, чисто теоретически я мог бы остаться, выслушать объяснения вестового, а потом разобраться с моим распорядителем стадами по поводу саботирования им требований министерства обороны. Но не буду – в режиме «ручного управления» страной не наруководишься. Одну-две-три, даже десять проблем я, вмешавшись,  решу, но на фоне сотен или тысяч иных это капля в море. Тем более, нет никакой уверенности, что, например, велев Ньёнгно выделить эти два десятка волов артиллеристам, не создам нехватку тяглового состава на каком-нибудь нужном и важном участке нашего обширного хозяйства. Лучше уж и дальше продолжу общим руководством заниматься.

 

Из генштаба направляюсь во дворец типулу – время приближается к обеду, а где ещё кормиться второму лицу в государстве, как не с королевской кухни. Тем более, там уже знают пристрастия Сонаваралинги-таки, и меня всегда ждёт порция супа с «курицей» и лепёшки из этеша. Ужин обычно проходит в семейном кругу – я, Рами и те из детей, кто находится при нас. А вот посреди дня чаще всего ем в одиночестве или в компании с кем-нибудь из государственных мужей, с которыми требовалось решать тот или иной вопрос. Последнее время же частенько обедаю в обществе агента Заокраиного Запада, ведя неспешные беседы об Ирсе-Икарии или Палеове..

А ведь про него, за всеми делами, связанными с объявлением войны и бардаком вокруг мобилизации, как-то позабыл. Впрочем, это нетрудно исправить.  Завалившись в свой кабинет, бросаю Кутукори: «Распорядись насчёт обеда. И найди и пригласи ко мне почтенного Лимпора».

 

-Война грядёт – отставляя в сторону пустую чашку из-под похлёбки, сказал утверждающе ирсийский шпион, уже бывший в курсе последних новостей. Что неудивительно: указ Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками глашатаи озвучивали на каждом углу.

-К сожалению, да – признаю очевидное.

-Почтенный Сонаваралингатаки не хочет войны? – брови псевдоукрийца приподнялись в изумлении. Морские черти, как же нелепо я проговорился.

-Слишком рано – выдавливаю из себя первое, что приходит в голову – Мы ещё не готовы.

Интересно, найдётся ли в истории, не важно, Земли или Ихемы, хотя бы один политик, который смог бы с полной уверенностью заявить о готовности к войне?

-Наша договорённость.... Э-э-э… отменяется?

-Скорее уж откладывается – отвечаю – Твоё письмо в ирсийское посольство в Вохе теперь неизвестно когда доставят. Зато ты можешь спокойно писать свой отчёт о пребывании на Пеу, пополняя его по мере получения новых сведений. Договор о торговле и промышленном сотрудничестве между Пеу-Дарингой и Икарией, по мне, куда нужнее этой войны. Но от моего мнения лично зависит немного: типулу-таками и весь Совет Солидных и Разумных Мужей высказались за то, чтобы исполнить союзнический долг перед Вохе.

-В любом случае, сейчас от меня мало что зависит – грустно улыбается агент Заокраиного Запада – Значит, буду дальше собирать материал и шлифовать отчёт.

Увы, от меня тоже зависит немного. Но говорить этого своему собеседнику я не стал.

 

[Изяслав Кацман]

Неожиданно обнаружил, что мою книгу обстебали в некоем "Книжном стендапе":

https://m.youtube.com/watch?v=z-EjabpnILc&t=10s&pp=2AEKkAIBygU20JzQuNGI0LAg0YTQtdC00L7RgNC40L0gINC60L3QuNC20L3Ri9C5INGB0YLQtdC90LTQsNC_

Как говорил продюсер "Ласкового мая" господин Разин про упоминания в СМИ: неважно, что вас ругают, главное, чтобы говорили (точную цитату не нашёл, так что привожу смысл сказанного).

Понятно, конечно, что чувак или тот, кто составлял ему текст, книгу читал по диагонали, ну так его задача обстебать, а не прочитать и проанализировать. 

[Изяслав Кацман]

 

Не прошло и трёх лет. Прода.

Глава тринадцатая

В которой для разнообразия речь идёт по большей части  о  патриотах своих стран.

 

«Я доведу до сведения господина начальника Управы Иноземных Дел, Мужа Совета Падлы-Тушхи, о тех затруднениях, о которых ты мне рассказал, почтенный Сонаваралингатаки» – пожал плечами господин вохейский посол, подытоживая разговор – «А он в свою очередь донесёт об этом до господина наших судеб. И Повелитель Четырёх Берегов, да будут боги благосклонны к его правлению, сумеет помочь своей Почтительно Младшей Сестре».

В отличие от недоброй памяти Мудаи-Хитвы, вольготно развалившийся на низком сидении напротив вашего покорного слуги уважаемый полный писец Куба-Хитва, нынешний представитель Повелителя Четырёх Берегов на Пеу, был настоящим профессионалом своего дела и искренним патриотом Вохе. Необдуманных заявлений насчёт «сонайского выскочки» или Солнцеликой и Духами Хранимой по пьяной лавочке в компании оппозиционно настроенных «сильных мужей», подобно своему предшественнику он не допускал, равно как не лез навязчиво ко всем подряд со своей «дружбой», как «бежавший в Тагиру» покойник Тхурва-Шурым. Но, тем не менее, господин чрезвычайный и полномочный посол всегда был в курсе всего происходящего на нашем острове.

Принадлежа к новой генерации вохейской элиты, воспитанной и образованной уже по палеовийским или ирсийским лекалам (как их понимали сами поданные Повелителя Четырёх Берегов и насколько позволяли возможности), не чурающейся обращаться к опыту и знаниям более продвинутых народов, тридцатилетний посланник в качестве проводника воли Тишпшок-Шшивоя был с моей точки зрения куда хуже прежних эмиссаров оного. Буквально через несколько месяцев после его появления на Пеу я начал  задумываться, как бы потехничнее избавиться от этого молодого да раннего деятеля, вот только удобного случая до сих пор не подворачивалось.

Теперь же качества личности представителя хозяев Внутриморья, опасные для линии на независимость Даринги от вохейского контроля, неожиданно могли послужить моим целям. На профессионализме и патриотизме посла я и решил сыграть, вывалив на него свою озабоченность по поводу беззащитности востока Пеу перед возможным палеовийским нападением. И Куба-Хитва, будучи прекрасно осведомлённым и насчёт степени контроля (точнее,  полного его отсутствия) со стороны центральной власти над Бонко, и относительно слабости военных отрядов тамошних вождей, охотно согласился со мной, что нужно что-то делать для укрепления тамошних рубежей. Следующий шаг в рассуждениях вохейский посол сделал чуть ли не самостоятельно – не в силах дождаться от Ралинги-Сонава (не зря же среди  местных упорно циркулируют слухи, что колдун-полукровка малость «с прибабахом») внятных предложений, представитель «Старшего Брата» в открытую начал советовать силовой вариант решения проблемы. Мне же только оставалось поблагодарить вслух почтенного Кубу-Хитву за ценную идею. А про себя – духов-покровителей за то, что клиент заглотнул наживку.

«Увы, почтенный Куба-Хитва» – тут же старательно изображаю сожаление – «Если бросить все силы на приведение страны Бонко под твёрдую власть Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы, то мы не сможем выполнить свой союзнический долг перед Уважаемым Старшим Братом нашей повелительницы, да пребудет с ним благословение богов».

-Сдаётся мне, тюленеловы осведомлены, что восток Пеу самое слабое место в вашей обороне – безапелляционно заявляет вохеец – Потому нужно наводить там порядок. Как я уже сказал, составлю подробное донесение в Управу Иноземных Дел, в котором особое внимание заострю на необходимости, в общих интересах, сначала разобраться с внутренними делами Даринги. Я даже потребую прислать сюда войска Вохе на помощь.

Ага, этого ещё не хватало – появления солдат Тишпшок-Шшивоя на нашей земле! Мне же хочется просто отсидеться в стороне от надвигающегося «тарарама». Поэтому пробую осадить пыл посла: «Сил для подчинения Бонко у нас хватает. Беда в отсутствии нормальных дорог, связывающих запад острова с востоком».

-Но вы же начали строить дорогу от Кехета через Огок? – уточняет Куба-Хитва, в очередной раз демонстрируя прекрасную осведомлённость в наших внутренних делах.

-Увы, только начали. Две луны назад, наконец-то, удалось заключить договор с общинами огов, по которому разрешено проложить дорогу через Нижний Огок и заселить земли вдоль её желающими из иных мест Пеу.

-А если перевезти войска морем? – шипит на родном языке вохеец.

-При господстве палеовийцев на море опасно – говорю я чистую правду – Да и такого количества кораблей, чтобы перевезти сразу несколько тысяч воинов, нет.

-Хорошо – после небольшого раздумья ответил мой собеседник – Тогда я сообщу, что здесь в первую очередь нужны военные строители. Думаю, цаба нового строя с ирсийской техникой хватит. Не смею больше задерживать уважаемого Сонаваралингу-таки.

С этими словами вохейский посол откланивается, оставляя меня в некотором недоумении: затевая этот разговор, я надеялся, апеллируя к здравому смыслу почтенного полного писца, убедить его в том, что Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками готова исполнить союзнический долг по отношению к Уважаемому Старшему Брату, но наши вооружённые силы скованы опасностью, грозящей самой Даринге. Но такое горячее участие в проблемах подопечного острова со стороны почтенного Кубы-Хитвы оказалось полной неожиданностью. И непонятно, приятной либо же нет.

«Кутукори!» – кличу своего секретаря, едва вохеец скрылся за дверью – «Пошли гонца к уважаемому главе Третьего Стола генералу Логурикапи, дабы тот явился ко мне сегодня во второй гонг третьей стражи вместе с капитану Хонокоре».

 

«Во втором цабе «пану макаки» офицеры и унтер-офицеры наличествуют в полном составе» – бодро отчитывается начальник генштаба, употребляя для обозначения командного состава заимствования из палеовийского, куда они попали, в свою очередь, от ирсийцев – «Рядовых на сегодняшний день наличествует свыше трёхсот человек, недостающие до полного списочного состава должны прибыть в цаб в ближайшие несколько дней». Я благосклонно киваю, не обращая внимания на это неопределённое «несколько дней». А Хонокоре продолжает: «Двадцать четвёртый, Двадцать пятый и Двадцать шестой цабы «регои-макаки» каждый в настоящее время развёрнуты в три сотни неполного рядового состава, но с почти полным составом офицеров и унтер-офицеров. Пополнение рядовыми продолжается».

-Сколько из командиров в этих цабах не хватает? – уточняю.

-В Двадцать четвёртом нет двух командиров полусотен, помощника командира одной сотен и трёх десятников. В Двадцать пятом – четырёх десятников и одного помощника командира сотни. В Двадцать шестом – командира полусотни, двух помощников командиров сотен и двух десятников. Пока что их обязанности исполняют наиболее опытные из отслуживших полный срок.

-Наличие рядовых?

-Не хватает более трети состава – помрачнев, отвечает капитан.

-Что с остальными тремя цабами?

-Во всех сотнях есть командиры и их помощники. Утверждённых командиров полусотен чуть больше половины. Рядовых меньше трети. С командным составом всё должны решить в течение половины луны: будем назначать из опытных рядовых. Бойцов «регои-макаки» полностью наберём во все цабы также за половину луны. В Тридцатом цабе офицеры и унтер-офицеры полностью в наличии. Рядовых до полного состава военного времени не хватает менее сорока человек.

Такое ощущение, что информацию о сформированном на основе мархонского ополченческого цаба армейском батальоне начштаба решил выдать в последнюю очередь: дескать, вот как мы умеем. Впрочем, почти укомплектованный солдатами Второй гвардейский и три армейских, которые при сохранении нынешних темпов полностью удастся развернуть через неделю, на мой взгляд, тоже неплохо.

-Что с артиллерийским и сапёрными цабами?

-Офицеры и унтер-офицеры по военному расписанию чинов в наличии и расставлены по сотням и полусотням. Рядовые прибывают. До численности военного времени в артиллерийском цабе по состоянию на сегодняшнее утро не хватает сорока семи человек, в  тридцать первом сапёрном – шестидесяти пяти, в тридцать втором в наличии две трети состава. Амков и витуков получили.

-То есть, через половину луны все пятнадцать цабов военного времени будут укомплектованы личным составом и вооружены? – подвожу итог.

-Так точно – бодро отвечает Хонокоре.

-Это хорошо – говорю задумчиво и, перехожу к главному вопросу, ради которого в общем-то и пригласил к себе министра обороны и начальника генерального штаба.

 -Капитану, среди составленных твоими людьми планов, насколько я помню, есть и план на случай высадки противника на востоке острова? – обращаюсь к главному штабисту.

-Так точно! План номер пять!

В своё время я изучал результаты военно-штабного творчества Хонокоре и его подчинённых. Тогда у меня сложилось впечатление, что в юношеском задоре ребята составили подробные планы на все варианты развития событий, до которых оказались способны додуматься: отражение атаки на Мар-Хон, несколько вариантов вражеских ударов по окраинным территориям Пеу, в том числе с десантом противника в Бонко, высадку наших войск на Иханаре, и даже боевые действия против Тагиры и рейды на Южную Гряду и Острова Пути. А вот плана военной операции по установлению контроля над юго-восточной частью Пеу никто из них разработать не догадался. Что ж, теперь хромоногому капитану предоставляется возможность исправить сие недоразумение.

-Хорошо – говорю и, выдержав паузу, добавляю – На основе плана номер пять составить план по занятию Бонко, Берегового Сонава, а также Раны и Сувана нашими войсками. Предусмотреть две его разновидности: с сохранением власти тамошних «сильных мужей» и бонкийского таки и восточных «пану макаки», а также с отстранением всех местных вождей от власти.

Хонокоре и Логурикапи молчат, переваривая сказанное Сонаваралингой-таки. А я добавляю: «Пока никто, кроме вас двоих, не должен знать о подготовке похода в Бонко». Смотрю на военных внимательно: вроде бы никаких проявлений недовольства или возмущения не замечаю. Ну и правильно: это старой нашей гвардии, стоявшей у истоков общества «пану макаки», старина Такумал – боевой товарищ. Для молодого же поколения «олени Востока» – один из нескольких деятелей, делящих контроль над лежащей на отшибе территорией.

 

-Сонаваралингатаки – глава Третьего Стола наконец-то обрёл дар речи – Я понимаю, что тамошнее осиное гнездо нужно выжечь, но сейчас, когда у нас война…. Да и народу как объяснять, для чего и почему?

-Как раз, чтобы бонкийским раздраем не воспользовались тюленеловы, и нужно там навести порядок. И ваше дело – собрать войска для вторжения в Бонко и провести саму операцию. А для разъяснения подданным типулу-таками её необходимости у нас есть другие люди.

-Слушаюсь! – хором отвечают мои вояки.

«На составление плана даю семь дней» – продолжаю – «Хонокоре, занимаешься этим лично, без помощи своих летинату. Покажешь его для начала генералу. Если у него будут замечания, обсудите и сделаете поправки. Потом его обсуждаем втроём. И чтобы до моего особого распоряжения ни одна живая душа не знала о походе в Бонко». Генерал с капитаном согласно пожимают плечами. А я добавляю: «Учитывая господство палеовийцев на море, исходи из того, войска перебрасываться должны по суше. Логурикапи, оба сапёрных батальона отправь на строительство Огокской дороги. Кстати, при работе над планом следует учесть, что, возможно, вохейцы пришлют сапёров или военных строителей для ускорения прокладки пути в Бонко. По крайней мере, Куба-Хитва обещал использовать все свои связи, дабы заполучить их сюда».

-Хитва, пожалуй, это сможет сделать – ответил начальник Третьего Стола и тут же добавил – Но мои сапёры нужны на обустройстве дополнительных береговых укреплений.

-Хорошо, Тридцать первый цаб  и сотню из Тридцать второго выделяешь на Огокскую дорогу, две сотни оставляешь в Мар-Хоне и Тин-Пау.

-Слушаюсь! – гаркнул Логурикапи.

-Свободны. Идите. И помните: всё держать в тайне от подчинённых, друзей и родственников.

Ну ладно, хоть молодецки кричать «Слушаюсь» и «Так точно» мои бравые вояки научились. Интересно откуда они этого набрались. Такое ощущение, что подобное само собой заводится, когда начинаются эти игрушки в звания и форму.

Господа офицеры покидают меня. В голове крутится одно: сохранили бы планируемую операцию по установлению контроля над Бонко в секрете хотя бы на стадии разработки. На абсолютное молчание причастных в период подготовки к походу на восток я даже и не надеюсь – тогда уж всяко найдутся среди наших вояк болтуны, через которых поползут слухи.

А мне предстоит сегодня ещё одно дело. Причём, куда деликатнее, нежели выдача армейскому командованию задания сверстать план по захвату самого крупного из неподконтрольных центральной власти кусков Пеу. И даже деликатнее, чем подталкивание вохейского посла к нужным мне выводам.

Сижу ещё несколько минут, настраиваясь и морально готовясь. Потом резко встаю и выхожу из кабинета, поворачивая к чёрному входу из дворца типулу-таками, под чернильно-синее небо вечерних тропиков. Раноре с парой своих сунийцев уже ожидают меня на хоздворе возле калитки, через которую заносят продукты на кухню и вытаскивают из дворца мусор. Я молча мотаю им головой – дескать, следуйте за мной.

 

Путь наш пролегает в южную, «новую», часть Тенука. Проходим неровными улицами с мастерскими и лавками, оставляем по левую руку пару небольших заводиков, стоящих на отшибе от жилых кварталов, вновь идём, то и дело сворачивая, вдоль домов ремесленников и торговцев, совмещающих жилище с рабочими местами: да, широко расстроилась столица Пеу-Даринги за последние десять лет. Последнее «подношение Тобу-Нокоре» от обитателей города дало почти пятнадцать тысяч ракушек тонопу.  Учитывая, что собираются они с подданных Солнцеликой и Духами Хранимой старше четырнадцати лет, всё население раза в два или два с половиной больше. Принимая во внимание папуасскую многодетность, можно было бы предположить цифру и выше, но следовало учитывать немалую долю холостых и неустроенных среди городской публики. Так что лично я вслед за начальником столичной полиции склоняюсь к тому, что коэффициент, на который следует умножать число налогоплательщиков, лежит где-то ближе к двойке.

Возле одного из ничем не примечательных домов-мастерских останавливаемся. Над входом висит корявое изображение перекрещенных молотка с топором, долженствующее обозначать род занятий хозяина – столярно-плотницкие работы.

Сунийцы остаются караулить у входа, я же проскальзываю внутрь мастерской, на ходу накидывая специально прихваченный грубого полотна плащ с капюшоном. Обдумывая предстоящую операцию, я сперва хотел привлечь  стоящего сейчас снаружи троюродного брата моего верного Раноре по имени Погоноре, совсем недавно пополнившего ряды моей личной охраны, и потому ещё не успевшего примелькаться в столице. Но по здравому размышлению решил сделать всё сам – и без свидетелей обойдусь, и смогу быть уверенным, что никто случайно не переврёт нужные слова.  Пахнет свежеструганным деревом и олифой. Последнюю варят в паре тенхорабитских мастерских из привозного «вохейского» масла. Местное пальмовое, не знаю уж почему, заморские специалисты забраковали – мне заморачиваться такой мелочью было в своё время недосуг, просто принял к сведенью, что сырьё из растущих кое-где у нас на Пеу пальм, дающих целые грозди немалого размера маслянистых плодов,  на производство лакокрасочных материалов не годится. Масляная краска к числу вещей стратегически-критических не относилась, потому я отдал всё, что с ней связано, на откуп частному капиталу.

В мастерской горят несколько плошек, чадя драгоценным пальмовым маслом, которое никто из папуасов или их сородичей с Иханары не стал бы жечь ради освещения – нормальному обитателю каменновековых задворков ихемской Ойкумены не пришло бы в голову без очень уж уважительных причин работать при искусственном освещении. Вот на таких мелочах и палятся шпионы….

Капюшон на несколько размеров больше вроде бы скрывает моё лицо, но всё равно держусь в тени, за штабелем досок. Хриплым от волнения голосом зову владельца мастерской. Тот с видимой неохотой выползает откуда-то с задней части дома, выходящей во внутренний двор.

-Чего надо? – не очень любезно спрашивает столяр, что для ремесленника, живущего с заказов клиентов, несколько странно. Тёмно-коричневое лицо его, изрезанное парой шрамов, изображает крайнее раздражение: дескать, оторвали человека от важного дела.

-Ты Хлонве Столяр? – интересуюсь.

-Ну, допустим – отвечает хозяин.

-Хорошо – говорю в нос – Я знаю, кто ты такой на самом деле – последние слова выходят у меня с некоторым нажимом.

-И? – мой собеседник напрягся. Я бы даже сказал – подобрался, словно для прыжка. В руках его словно по волшебству появилась внушительных размеров стамеска с остро заточенным наконечником.

-Успокойся – стараясь придать голосу максимальное дружелюбие – Перед тобой друг. Я здесь не затем, чтобы схватить тебя, а сообщить кое-какие сведения, которые могут помочь вашим вождям на Иханаре.

-И что же ты хочешь сообщить? – спрашивает Хлонве после некоторого молчания.

Я выдаю заранее заготовленный и даже пару раз проговоренный (про себя, разумеется) текст. Много времени речь моя не занимает, и воцаряется напряжённая тишина.

-А тебе какая выгода от всего этого? – недоверчиво бросает хозяин – Почему я должен верить неизвестно кому?

Сказал бы я, какая такая у меня выгода – да боюсь, не поверит, чертяка заморский.

Потому говорю совсем другое, надеюсь, более правдоподобное с его точки зрения: «Я суниец с востока острова. Там мой народ гане. Когда я покинул родное Бонко, то думал, что здесь меня будут считать равными дареоям. Но и здесь, в Тенуке к нам, суне, относятся как к низшим. И любой ублюдок из местных дареоев считает себя выше нас. Я и мои товарищи хотим свободы от власти дареоев Сонаваралинги с его «пану макаки» и вохейцами. И готовы ради этого помогать врагам дареоев».

-Откуда тебе известно про корабли? – задает резонный вопрос Столяр.

-Мой дядя служит в «пану макаки», вот и услышал случайно – выдаю очередную часть «легенды», сконструированной на основе биографии стоящего сейчас на карауле снаружи Погоноре – Он там давно, с того похода, когда Раминаганива стала типулу-таками. Но до сих пор находятся дареойские ублюдки, напоминающие ему его ганеойское происхождение.

-Чего ты хочешь за сообщённые сведения? – после длительной паузы вдруг спрашивает Столяр.

-Ничего – отвечаю – Но если не жалко, можешь дать несколько серебряных монет, сколько сочтёшь нужным.

-Хорошо – хозяин мастерской исчезает из моего поля зрения на минуту или две, а появившись, протягивает руку и суёт мне в ладонь небольшой мешочек с монетами.

-Ну, я пошёл – говорю и проскальзываю к двери боком, спину подставлять хозяину мастерской не рискую, мало ли что тому в голову взбредёт – не приведи Морской Владыка, ещё решит «зачистить» узнавшего откуда-то его секрет гостя. Хлонве бурчит что-то нечленораздельное, видимо, долженствующее означать не то прощание, не то предложение заглядывать ещё.

 

Обратно идём в почти непроглядной тьме – постоянное ночное освещение улиц экономичными, и потому неяркими, масляными фонарями у нас предусмотрено только в правительственном квартале. Если бы не далёкие отблески печей металлообрабатывающих мастерских, где в три смены работают по военным заказам, да отсветы пламени редких костров во дворах папуасских «сов», было бы вообще ничего не видать. А так света хватает, чтобы хотя бы в стены домов не тыкаться, хотя незамечаемые  неровности дороги то и дело заставляют меня и моих спутников шептать проклятия. Впрочем, ваш покорный слуга больше думал о прошедшем разговоре, нежели о попадающихся под ноги бугорках, ямках и булыжниках: проглотят тюленеловы наживку или нет?

О том, что палеовийцы кроме явной даже для моих контрразведчиков резидентуры под прикрытием своего диппредставительства и опекаемых оным специалистов, работающих на рудниках и медеплавильных заводах, имеют на Пеу и более замаскированных агентов, я догадывался. Но информация о личности и легенде прикрытия главы разведсети Северного архипелага попала в мои руки совершенно случайно….

Иханарское отделение Информационно-аналитического бюро флота (так официально именовалась разведка ВМС у тюленеловов)  провело целую операцию по внедрению и прикрытию своего резидента. Сначала, три с лишним года назад, с Южной тропы прибыл в качестве мелкого клерка на плантации некий Тефех Укни, сын  «благонадёжного туземца», как именовали тамошних коллаборационистов в официальных бумагах. Больше года сей «подданный третьего разряда» исправно выполнял роль одного из многочисленных скромных винтиков в механизме колониальной администрации, попутно углубляя полученные ранее познания в языке наших западных сородичей, причём сразу нескольких диалектов. Затем клерк-коллаборант отбыл с Иханары на новое место службы, а в одном из «свободных» (по мнению самих туземцев) или «диких» (по палеовийской терминологии) поселений, появился беглый раб с плантации, попавший туда в детстве, потому родной язык знающий не очень хорошо, но всей душой ненавидящий хозяев. Ещё через год деревню сожгли рейнджеры, вырезав всех жителей до одного. Единственным спасшимся оказался некий Тухи, вышедший, после недельного блуждания по джунглям, к другому свободному селению, а оттуда, в несколько этапов перебравшийся в Мар-Хон, где он был больше известен как Хлонве по имени родного племени. А уж перебраться из главного порта Пеу в столицу острова вообще проблемы не составило.

Учитывая хаос перманентной войны, бушующей на Иханаре с самого появления там палеовийцев, а также отсутствие у местных не то, что документов и фотографий, но  и представления об оных, пожалуй, подобная сложная схема, на мой  взгляд, была для внедрения агента избыточной – ну кто в непокорённых общинах или среди наших «командированных» туда бойцов Особой Церемониально-Караульной сотни стал бы выяснять прошлое очередного беглеца.

И, по большому счёту, именно желание сделать всё качественно и безупречно и подвело иханарское руководство флотской разведки: если бы Тухи-Хлонве доставили с Южной гряды и просто дали возможность год или два учить язык в тесном контакте с носителями, а потом выпустили подальше в джунглях под видом сбежавшего раба с плантации, то и так никто не стал бы копаться в его прошлом. А так тайный тенхорабит из канцелярии Иханарской эскадры заметил слишком пристальное внимание вышестоящего начальства к простой операции по «зачистке» «дикой» деревни. После чего стал внимательно следить за всеми связанными с ней документами, в результате чего обнаружил, что Тефех Укни и Тухи – одно и то же лицо. Ну а в некоторых мельком побывавших в его руках бумагах скромный письмоводитель прочитал краем глаза и об операции «Бедный родственник». А уж «сложить два и два» неизвестный мне единоверец Айтота Утдая сумел. Так что про Хлонве Столяра мне было известно чуть ли не за год до того момента, когда тот сошёл на причал Нового Порта.

Ну а поскольку информация поступила мне прямиком от Утдая, минуя все наши спецслужбы, то Сонаваралингатаки оказался единоличным владельцем столь ценных сведений. По здравому размышлению, я решил оставить выданного на блюдечке с голубой каёмочкой шпиона, так сказать, себе, предоставив ему полную свободу действий: изредка требовал от Второго и Четвёртого столов бумаги по надзору за иностранцами, в которых неизменного находил и Хлонве (в момент появления в Мар-Хоне совсем не столяра), да отмечал про себя все зафиксированные изменения в его положении – подённый работник в порту, слуга в гончарной лавке-мастерской, ученик столяра, владелец столярной мастерской с тремя подмастерьями.

В решении своём я исходил из простого, в общем-то, соображения – ну чего такого о Пеу сможет накопать общающийся в основном с городскими ремесленниками да огородниками шпион, что не способны узнать палеовийские спецы, работающие на медных рудниках, и которые наверняка же обязаны сотрудничать с родной разведкой, да и пара-тройка кадровых офицеров каких-нибудь спецслужб среди этой толпы должна быть как минимум? Расположение селитряных куч и объёмы выработки стратегического материала из них? Заклинания, используемые папуасскими гончарами или плотниками? Изуверские методы прерывания беременности, применяемые туземными знахарями? Страшные истории про полоумного Ралингу-Соная с подробностями «от очевидцев»? Да даже если бы Хлонве Столяр смог бы разузнать подробности подготовки бойцов ополченческих цабов – что бы это тюленеловам дало?

Нет, конечно, какие-то штрихи к картине туземного общества, ускользающие от палеовийских инженеров и мастеров, общающихся в основном  с более-менее образованными и цивилизованными подданными типулу-таками, шпион уловить сможет. Но вот чем это может повредить нам в случае войны с тюленеловами? Им и так известно о царящем среди папуасов бардаке и слабости центральной власти Пеу – всё те же  единоверцы Рикая Тилтака, что снабдили его кодами шифрования и сдали на блюдечке с голубой каёмочкой самого законспирированного агента Северного архипелага, исправно оповещали нашего начальника радиослужбы и об уровне информированности сидящих на Иханаре чинов насчёт положения дел в Даринге. И надо сказать, общая картина у палеовийцев складывалась вполне адекватная, пускай довольно расплывчатая и с некоторым запаздыванием во времени.

 

«А всё-таки, интересно, сколько здесь кадровых сотрудников флотского ИАБ или их коллег из сухопутного «Архива Генерального Штаба»?» – с некоторой ленцой задавал я самому себе сакраментальный вопрос, разглядывая собравшихся на пирсе граждан Союза Палеове. Три десятка инженеров и мастеров с медного комбината и членов их семей, девять сотрудников посольства с жёнами и детьми. С транспортника уже подавали трап. Ещё пару часов, и всё – на территории Пеу-Даринги не останется ни одного официально находящегося здесь тюленелова.

По большому счёту, провожать депортируемых граждан пребывающего в состоянии войны с Великой Дарингой государства я был не обязан, но так уж получилось, что именно сегодня, когда после чуть ли не месяца ожидания за ними заявился корабль с Иханары, ваш покорный слуга чисто случайно инспектировал состояние оборонительных сооружений Нового Порта. Ну и чего бы не посмотреть в качестве бесплатного развлечения на погрузку «дорогих почётных гостей». Авось, по обращению с ними экипажа появятся предположения, кто же из них шпионил по профессиональной необходимости, а кто – из патриотических  чувств или из-под палки.

Господин посол, как отвечающий за всех соотечественников оптом и в розницу, в очереди стоял последним. Я решительно направляюсь к сему почтенному господину. «Прощайте, почтенный Тиху Фыкту» – говорю по-папуасски – «Моё почтение господину генералу колонны Унасу Тичу. Надеюсь, когда нынешнее недоразумение между нашими странами будет улажено, увидеть Вас снова в качестве посланника Союза Палеове при дворе Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы». Ни в папуасском, ни в вохейском привычной мне по родному русскому вежливой формы второго лица на «Вы» нет, а вот в палеовийском в качестве кальки с языка обитателей Западного материка она наличествует. И как-то само собой в общении с теми из тюленеловов, что пребывали у нас на острове в официальном статусе граждан Северного архипелага, подобная конструкция стала употребляться – так сказать, «калька с кальки».

«Я тоже надеюсь, что происходящее нынче просто досадное недоразумение» – отвечает господин посол.

«Передайте господину наместнику Иханары, что я очень сожалею о том, что взаимовыгодные взаимоотношения между нашими странами столь прискорбным образом прекращены» – добавляю совсем уж на грани позволенного для второго лица в государстве, находящемся в состоянии войны с державой, кою представляет почтенный Тиху Фыкту. У того даже профессионально невозмутимое выражение с лица на мгновенье сползло.

«Непременно передам»  – справившись с растерянностью, отвечает тюленелов.

 

[Изяслав Кацман]

Глава четырнадцатая

В которой герой должен испытывать ностальгию, но вместо этого больше думает о завтрашнем дне.

 

Интересно, какие чувства должен испытывать герой, возвращающийся в места своей молодости? У меня вот лично ничего не кольнуло и не колыхнулось, когда второй гвардейский цаб втягивался в хаотичную застройку Хау-По. Равно как равнодушным я оставался за день до этого, при виде Канала имени Тонкутаки. А ведь запуск его строительства в своё время стоил мне немало нервов и сорванного в толкании речей горла, а потом уже и вокруг стройки пришлось протопать не один десяток километров, и опять орать, надсажая глотку и тратить драгоценные нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются.

За прошедшие годы основное русло удлинилось в несколько раз, появились десятки новых боковых ответвлений, не только на поля сунийских, но и бонкийских, деревень; было устроено полдюжины дополнительных прудов во всех мало-мальски пригодных местах. Причём эта оросительная система только часть сооружённого под руководством Такумала за все те годы, что «олени востока» рулил здесь в автономном режиме: ещё два канала рядом, в междуречье Боо и Туо, а также густая сеть мелиоративных и ирригационных канав, перераспределяющая воду на полях вокруг Мака-Купо. В той части Верхнего Бонко, что контролировал старина Панхи, тоже обустраивали оросительно-осушительные системы, хотя масштабы были куда скромнее – сказывалось серьёзное отставание главного конкурента вождя восточных «пану макаки» по части  металлического шанцевого инструмента. Впрочем, обоим соседям-соперникам, даже вместе взятым, далеко до навороченного под моим руководством в Вэйхоне, Тинсоке и Бунсане или тенхорабитами в Северном Сонаве.

Медеплавильные мастерские бонкийского таки после металлургических заводов Кесу и Талу выглядели откровенно убого: неужели когда-то ваш покорный слуга мог гордиться такой вот «промышленностью»? Сейчас работа там встала: мастеровые с помощниками вовсю глазели на колонну солдат в светло-серой полевой униформе с палеовийскими «Тухурами» на плечах. Я со своей охраной привлёк куда меньше внимания публики, чем старающиеся держать подобие строя бравые папуасы с яркими погонами на плечах и в кепи на курчавых головах – мне, как первому министру Пеу-Даринги, приходилось щеголять в традиционной набедренной повязке, а сопровождающие мои кто был в таком же сером обмундирование, что и у гвардейцев, только попроще, а кто в облачении подражал Сонаваралинге-таки.

 

Тонкутаки встречал, как и полагается радушному хозяину прямо посреди площади для собраний рядом со своей резиденцией. Сотни ног в лёгких армейских башмаках на грубой подошве успели поднять тучу пыли, так что торжественность встречи правителя Бонко с Устами, Глазами, Ушами и Десницей типулу-таками была несколько смазана постоянными чихами жителей Хау-По и гостей.

А четвёрка свиней, разделываемых в честь высокого визитёра, меня, то есть, на фоне заполнившего неровный квадрат в центре селения батальона выглядела откровенно жалко. Сам таки это, кажется уже начал понимать. Потому улыбка, должная обозначать радость от появления в его владениях второго лица Пеу, получалась явно натянутой.

Если честно, не так я себе представлял занятие последней неподконтрольной центральному правительству области острова. Когда Хонокоре зачитывал мне план вторжения в Бонко, воображение моё рисовало стремительное движение батальонных колонн с запада, через Нижний Огок и молниеносную высадку с моря, в устье Боо и Береговом Сонаве, с последующим занятием ключевых пунктов, подавлением сопротивления и сортировкой местной элиты на полезных, бесполезных и опасных.

Увы, в грубой реальности вместо быстрого захвата получалось всё медленно и печально: если достроенную часть Огокского тракта промаршировали бодро, за четыре  дня, на оставшиеся в виде пешеходной тропы пять или шесть километров вместе с переправой через Туо потратили ещё сутки с половиной, то дальше, на территории собственно Бонко, два цаба пехоты и выделенная им в усиление артиллерийская батарея тащились со скоростью черепахи, причём я даже не уверен, что беговой. И даже полное отсутствие сопротивления нисколько не ускоряло продвижения. Высадившийся с моря в Береговом Сонаве двадцать девятый батальон находился примерно в таком же положении – тамошний вестовой, отыскавший нашу колонну на полпути к Хау-Поу, сообщил, что два дня назад десант топтался в районе Бон-Хо.

 

Правитель Бонко продолжая натянуто улыбаться, открыл рот: «Приветствую достославного Сонаваралингу-таки, Уста, Глаза, Уши и Десницу Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы! Лёгок ли был твой и твоих спутников путь от Тенука до наших мест? Обилен ли урожай на полях типулу-таками и твоих полях?»

«Милостью духов-покровителей уже который год нам не приходится жаловаться» – отвечаю – «Но заботы Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками простираются на поля всех людей Пеу». Затем в ответ интересуюсь видами на урожай у местных. Тонкутаки стандартно рапортует, что и у них всё замечательно. И, как положено, переходит к обмену информацией о поголовье свиней. При этом бонкийский таки машинально косит взглядом на разделываемые туши, выдавая невольно, что с главным традиционным мерилом папуасского богатства у него дела обстоят не очень. Так что мне самому мой же ответный вопрос  на эту тему кажется форменной издёвкой. Надеюсь, что для остальных все эти обороты «торжественным языком» всего лишь фигуры речи, наподобие «слава богу» в устах атеиста в оставшейся где-то далеко России.

Насчёт скудности «финансов» номинального правителя моих почти что родных краёв я в курсе как из аналитических записок, предоставляемых периодически Вторым и Пятым столами, так и из рассказов сунийцев, рекомендуемых то и дело Раноре ко мне в личную охрану. И изначально Такумал, на чью поддержку приходилось опираться  местному Самому Главному Боссу, не сильно того баловал, присваивая себе большую часть дополнительных поступлений от медного производства и дани с орошаемых ганеойских полей. А когда рана, а вслед за ними и сувана, побежали массово к тенхорабитам в Ухрат-Уму, «олени востока», желая хотя бы отчасти компенсировать уменьшение прибавочного продукта от «презренных», не нашёл ничего лучше, чем посадить таки вообще на голодный паёк. Так что последние годы бедолага Тонку скатился чуть ли не до уровня деревенского старосты, уступая по числу дружинников не только Такумалу, но и Панхи, а также нижнебонкийскому предводителю Рогамую.

Потому для хозяина Хау-По у нас в обозе приготовлены ответные подарки, долженствующие с лихвой покрыть все возможные затраты, которые обязана нести принимающая гостей сторона: пара десятков стальных топоров регоям, пяток бронзовых – разных по размеру и форме для самого таки и наиболее значимых людей из его окружения, полсотни железных клинков, опять же – от «карманных» до  мечей, полсотни копейных наконечников стандартной, то есть почти полуметровой, длины. Довеском шли две сотни тяпок вполне привычного мне по работе на родительском мичуринском вида – разве что чуть толще и тяжелее, чем принято было у нас, на Земле, компенсируя низкое качество стали массивностью. Ну и, конечно, чугунные котлы и эмалированная вохейская посуда – продукт одного из многих «затрофеенных» склинцами и Ко, и сбагренных Повелителю Четырёх Берегов производств.

Вообще-то, наши «старшие братья» использовали нанесение достаточно твёрдого защитного покрытия на не очень качественное железо в первую очередь в государственных целях, штампуя «противоударные» и лёгкие (в сравнении с обычной для бронзового века керамикой) чашки и кружки для армии и массово загоняемых в «пролетарии» «сирот» и «низших». Но кое-что попадало разными путями и на свободный рынок. Нам, впрочем, пять тысяч солдатских комплектов из глубокой миски, кружки и ложки с вилкой достались совершенно легально – в рамках союзнической помощи. И предназначались, конечно, бойцам «пану макаки» и «регои-макаки». Но почему бы и не выделить некоторое количество из стратегических запасов нужным людям. А нынешний бонкийский таки центральной власти ещё точно пригодится. В отличие от троих «сильных мужей» сих мест.

Что делать с Такумалом, Панхи и Рогамуем, ещё предстоит подумать. Разрабатывая план по установлению контроля над Бонко, разумеется, я уже прикидывал, как обойтись с этой могучей троицей, но окончательное решение предстояло принять на месте – после общения с каждым из них вживую и оценки общей ситуации в стране. Незаменимых у нас нет. Это таки лучше оставить на своём месте – был сугубо формальной фигурой, которой прикрывался «олени востока», так и останется такой же точно марионеткой под контролем назначенных из столицы чиновников. А с остальными представителями «региональной элиты» – посмотрим, насколько они не будут мешать приведению территории к общепапуасскому знаменателю.

 

«Эй, налей ещё!» – заплетающимся языком велел Тонкутаки, накалывая ножом кусок тушёнки прямо из банки. Вохейское вино успело хорошо ударить в голову правителю Бонко, глаза его весело блестели, речь же ещё была вполне связной, хотя алкоголь уже начал делать своё дело.

Как всё же хорошо делать добро: вот узнал тутошний Самый Главный Босс, что кормить придётся не всю тысячу «гостей», а всего шесть с небольшим десятков офицеров и условно гражданских чинов, по большей частью орлов из Второго и Пятого столов, и сразу человек повеселел. А то до этого он места себе не находил, понимая: на всю эту ораву наличных припасов не хватит, даже если выгрести все имеющиеся в Бон-Хо припасы. Известие, что рядовые бойцы будут кормиться принесённым с собой, хозяин воспринял с заметным облегчением, моментально расслабился и улыбался теперь вполне искренне, а не «по-американски». При виде подарков «от типулу-таками» Тонкутаки, наверное, готов был в пляс пуститься, если бы не необходимость блюсти достоинство. Хотя какое, к чертям морским, достоинство у того, кто почти два десятилетия кормился подачками от «олени востока». Заморское спиртное же привело хозяина в самое что ни на есть благодушное расположение духа.

У меня настроение тоже вполне себе умиротворённое: сегодня, по крайней мере, не приходится мило улыбаться в лицо человеку, которого, возможно, придётся обречь на смерть только потому, что он не соответствует твоему представлению о благе страны. А ведь с Такумалом всё будет намного тяжелее…. 

На пиршественных циновках вперемешку стояли блюда с жареной свининой, корзины с печёным коем, валялась вяленая и копчёная рыба, а также, внося некоторый диссонанс – полулитровые жестянки с тушёнкой из баранины, если, конечно, я правильно разобрал несколько стилизованный рисунок на банке. Консервы от щедрот своих отвалили опять же вохейские союзники. Завод по их производству, «мерзнущей крысе» понятно, был тоже из числа «нарепарированного» гордыми парнями со Скилна у тюленеловов.

Вообще, просто диву даёшься, сколько всего нужно для войны: от ложек с кружками и консервов до обмундирования и транспорта. И где бы мы брали всё это, если бы не подсуетившиеся со строительством заводов «старшие братья».

Я как-то поинтересовался у господина Кубы-Хитвы: а себе-то скинувшие палеовийское иго жители Западного архипелага что-нибудь из хапнутого в качестве компенсации за годы колониального угнетения оставили? На что тот ответил: «Пользуются скилнцы или нет полученным после победы от тюленеловов, сие мне не известно. Ирсийцы им помогают строить новые заводы – это точно. Не удивлюсь, если они действительно спихнули эту рухлядь нам с союзниками полностью».

О причинах такой щедрости обитателей Заокраиного Запада оставалось только строить догадки. Что за всем этим стоят мировые гегемоны я не сомневался: без их ведома власти Скилна вряд ли рискнули устроить распродажу трофеев. Лимпор полагал, что дело в охрененном гуманизме обитателей Икарии, заставляющем тех помогать всем с пырг-хрышем. Но подобная вера в людей, простительная очарованному «ирсийским образом жизни» недоучившемуся по причине переквалифицирования в борца национально-освободительного движения студенту провинциального училища, не подобает человеку, несущему ответственность за целую страну.

Я лично склонен думать, что ускорить прогрессирование Востока Земноморья ирсийцы, конечно, хотят. Но при этом, не прочь сэкономить, спихнув кучу морально устаревшего оборудования, к тому же награбленного у слишком усилившихся на фоне остальных государств Ихемы палеовийцев. Так что тут два в одном – и экономия, и ослабление тюленеловов. Ну а практика продажи предприятий не за звонкую монету, а на условиях ответных поставок определённых товаров со стороны Вохе и Ко, позволяли «Республике Коммун» отчасти контролировать процесс индустриализации и модернизации, заставляя развивать отрасли, продукцию которых готовы брать, в ущерб невостребованным.

Так мне по крайней видится – если исходить из того, что на Заокраином Западе живут не законченные альтруисты, помогающие исключительно по доброте душевной, и не какие-то любители поджечь чужой дом и любоваться на суетящихся жильцов, а обычные люди. Конечно, чисто теоретически, от тех, кто строит коммунизм, а уж тем более, утверждает, что уже его построил, ожидать можно чего угодно. Но ранее все действия ирсийцев были вполне логичны и рациональны. Более того, если бы Лимпор не сказал мне прямо, как они сами называют свой строй, я и дальше предполагал бы, что на Ирсе какая-то разновидность капитализма, близкая к тому «социальному государству», которое существовало у европейцев в те годы, когда меня угораздило попасть с Земли на Ихему.

 

Пир между тем шёл своим чередом: участники один за другим вырубались. Местных растаскивали по домам или складировали под крышей Мужского дома, моих офицеров под тёмны рученьки хватали бойцы из дежурного взвода и волокли в направлении разбитого на южной окраине Хау-По полевого лагеря. Ночь вовсю вступила в свои права, стало чуть прохладнее. Вокруг освещающих место празднования костров вились тучи кровососов – даже осушение болот вокруг столицы Бонко не сильно убавило численность комаров. Да что там говорить – и в Мар-Хоне с Тенуком, где хватало совершенно лишённых растительности пространств, на которых вроде бы и некуда спрятаться насекомым, хватало желающих полакомиться нашей кровушкой.

Наконец и Тонкутаки бессильно свесил побитую сединой голову. Регои подхватили своего предводителя под мышки и утянули его в сторону хижины, угадывающейся смутным пятном  на противоположном конце площади. А может быть и не угадывающейся, а едва различимые контуры дорисовало моё воображение – просто я знал, что она там стоит.

От размышлений о действительном и воображаемом мысли вновь скакнули к предстоящей на днях встрече с Такумалом. Вроде бы и нужно поглядеть на «олени востока», и даже хочется с ним увидеться, но, с другой стороны, всё равно, боязно как-то. И страшит-то не само по себе общение  с моим старым товарищем, а почти неизбежная необходимость вынесения ему после этого смертного приговора.

 

В Хау-По задержаться пришлось на два дня: пока я подтверждал права и привилегии таки Бонко от имени Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, гвардейцы и армейцы отдыхали и приводили себя в порядок. Не знаю, что ли народ стал изнеженнее, чем в прежние времена – два десятилетия назад мы прошли Нижний Огок, таща всё своё оружие со снаряжением и недельный запас продовольствия на собственных плечах, прорубаясь при этом через заросли, и не вступили в первые боестолкновения сходу только потому, что требовалось время на выяснение обстановки на Западной равнине. Сейчас же промаршировавшие по полноценной дороге бойцы, у которых почти всё имущество в обозе ехало, двое суток набираются сил.

Так что старина Панхи успел подготовиться к встрече Уст, Глаз, Ушей и Десницы типулу-таками. К величайшему разочарованию господ офицеров – воевать он желанием не горел. Ворота Такаму были гостеприимно открыты, а сам староста со своей свитой стоял на вытоптанной до красноватой земли площадке у въезда в своё селение. Контролировать свои эмоции сей достойный муж умел куда лучше Тонкутаки, так что радушного хозяина он изображал вполне органично. Время, увы, не пощадило старого пройдоху: сейчас предо мной стоял седой старик. А вот за укреплениями следят по-прежнему хорошо: частокол, судя по цвету кольев, подновляли не так давно, валы тоже периодически подсыпают.

Стандартный обмен любезностями с выяснением видов на урожай и состояния свиного поголовья – и нас приглашают внутрь. Прохожу в проём ворот в сопровождении нескольких офицеров и спецов Второго стола. Тех, кого можно посадить на пиршественные циновки  в доме одного из трёх сильнейших вождей Бонко, поубавилось: кроме роты «регои-макаки» и артиллеристов в Хау-По осталась группа контрразведчиков и гражданских чиновников. Если представители двух последних категорий приступили там к своим служебным обязанностям, а пехотинцы приданы им на случай эксцессов и для солидности, то пушкарей было решено притормозить, дабы не бить колёса орудий и не мучить без лишней нужды казённых ишаков на тропах, связывающих деревни моей «малой родины».

Случись необходимость в использовании артиллерии для приведения к покорности какого-нибудь слишком упрямого «сильного мужа», её можно и позже пригнать к месту применения – лучше уж потратить пару-тройку дополнительных дней на ожидание «последнего аргумента», нежели потом клясть морских чертей над полетевшей осью или угробленным колесом. Трофейная палеовийская техника хоть и сотворена с немалым запасом прочности в ущерб эстетичности или удобству использования, но всё равно не вечная. А возвращаться опять к «ядерному оружию», то есть к стреляющим ядрами бронзовым пушкам, желающих у нас почему-то нет. Пока что наклёпанные за годы самостоятельного развития папуасского военпрома орудия распиханы по ополченческим батальонам на западе острова, но в перспективе и их планировалось заменить либо на миномёты, уже освоенные Арсеналом, либо на полученные от вохейцев 37-миллиметровки, если союзники проявят в очередной раз невиданную щедрость.

 

«Значит, решили за наши края взяться всерьёз?» – выдал Панхи, где-то через час после начала пиршества, решив, видно, что приличия соблюдены в достаточной мере, гости успели утолить голод, и можно переходить к серьёзным разговорам.

«Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками никогда не оставляла без внимания восточный край своих владений» – отвечаю – «Она, конечно, не сомневается в верности тех, кто волей духов и богов поставлен управлять людьми Бонко и прочих земель востока. Но ныне тревожные времена наступают. Плавающие на железных кораблях чужеземцы грозят войной. И типулу-таками вынуждена была послать меня во главе войска, дабы защитить дальние рубежи Пеу от возможного вторжения». И ещё минут десять в подобном же ключе – никого, конечно, мои речи не обманывают, но приличия-то соблюдать нужно.

Хозяин Такаму согласно пожимает плечами: дескать, ври дальше, а мы послушаем. Его свита и приглашённые на мероприятие «лучшие люди» селения же внимают посланцу правительницы острова раззявив рты.

В отличие от Тонкутаки, Панхи пьёт мало, не знаю уж почему – то ли здоровье не позволяет, то ли предпочитает общаться со столь значимой персоной как Сонаваралингатаки, будучи в здравом уме и трезвой памяти. А вот остальные местные надираются папуасской брагой и вохейским вином быстро: ещё не сильно поздно, а пиршественная площадка уже усеяна павшими в неравной битве с «зелёным змием». Практически, кроме моего сопровождения и нас со старостой трезвых и нет.

Старый пройдоха пристально смотрит мне в лицо. Я встаю, машинально встряхивая затёкшие от сидения на корточках ноги. Жестом останавливаю своих охранников и делаю десяток шагов в темноту. Панхи тут же оказывается рядом.

-И что ты собираешься делать со всеми нами, Сонаваралингатаки? – тихо задаёт он вопрос, висевший сегодня в воздухе.

-Если ты боишься за своё положение, то можешь не переживать – успокаиваю хозяина – Мы не собираемся никого лишать власти или богатства. И покушаться на твоё уважение со стороны соплеменников не станем. Главное, чтобы местные «сильные мужи» не мешали строить нормальные дороги между селениями Бонко, отправляли сыновей достойных родителей учиться в Тенук, собирали раз в год в пользу Тобу-Нокоре подношение в одну ракушку тонопу с каждого жителя страны старше четырнадцати лет да начали обучать в Мужских домах юных дареоев чтению, письму и счёту.

-Да, действительно, ты требуешь немногого – усмехнулся Панхи – Но это же только для начала?

-Типулу-таками, волей которой я действую, чтит старинные обычаи и уважает полагающиеся по обычаю права – отвечаю чистую правду. Потому что говорю за сидящую в Тенуке правительницу, а не за себя. Ну а моё отношение к традициям и законам сугубо прагматическое: установления седых времён допустимы только, если не мешают двигать страну по пути прогресса с просвещением да укреплять государство.

 Мой собеседник скептически пожимает плечами: дураком староста Такаму не был, и прекрасно понимал смысл выражения «коготок увяз, всей птичке пропасть», даже не зная сей пословицы. Но точно так же интуитивно он понимал и то, что «плетью обуха не перешибёшь» – а лицезрение двух неполных батальонов старого интригана впечатлило, что было весьма заметно. Точно также на ус он намотал и «случайно» обронённое мною, что на западе Пеу ещё шесть таких же подразделений имеется. И это он ещё не видел «регои-макаки» и «пану макаки» Запада в действии. Ну, ничего, демонстрацию кое-каких возможностей устроим завтра.

 

Утром, ближе к обеду, когда проспались представители принимающей стороны, я объявил о следующем пункте программы: стрельбы из винтовок по мишеням и тренировки миномётных расчётов. На стандартный армейский цаб этих заменителей полноценной артиллерии полагалось два, а на гвардейский – целых четыре. Производство самих установок освоили наши оружейники – из импортных труб. А минами обеспечивали опять же вохейцы. Снаряды сии выпускались арсеналами Повелителя Четырёх Берегов трёх  калибров – 55, 75 и 105 миллиметров. Нам доставались самые мелкие в количествах, позволяющих худо-бедно обучать миномётчиков. Дело, правда, было довольно рискованным – проклятые хреновины временами норовили срабатывать совсем не так, как полагалось. И хорошо если, просто не получался выстрел или брякнувшаяся в километре от расчёта мина не взрывалась – один раз рвануло в стволе. Но бонкийцам о проблемах с поставками боеприпасов знать не обязательно. А насчёт остального, надеюсь, сегодня нештатных ситуаций не случится.

Для начала на поляне справа от деревенских ворот, почти под самым валом, поставили с десяток ростовых мишеней  в виде широких досок с грубо нарисованными контурами человеческих тел. Чуть подальше, там, где сейчас поля, много лет назад «макаки» проводили первые тренировки по строевому бою. Посадки корнеплодов начинались в те времена ближе к берегам небольшой речушки, а здесь преобладали мелкие кусты и трава – Панхи старался не облегчать жизнь врагам и следил, чтобы подступы к его цитадели сильно не зарастали.

  Летинату, командующий стрельбами, хотел установить мишени торцами к валу, ограждающему Такаму, но я вовремя сообразил, что улетающие с импровизированного стрельбища пули запросто могут прилететь в какого-нибудь совершенно левого чувака за километр от места театрализованного действия. Потому воткнули «врагов» некрашеными «затылками» к укреплениям, как раз там, где земляная насыпь была самой высокой.

Затем десять самых лучших стрелков вышли на рубеж в сотне метров от мишеней. Вообще-то, все они могли продырявить «условного противника» и с вдвое большего расстояния – пусть и не так эффективно. Но нам здесь и сейчас нужна демонстрация силы. Ну и вероятность того, что с близкого расстояния кто-нибудь ухитрится послать пулю поверх крепостного вала, внутрь деревни, намного ниже.

Стрелки делают по три выстрела стоя, потом, присев на одно колено, и в завершение – лёжа. Собравшаяся поглазеть почтенная публика нервно дёргается от грохота, кое-кто даже испуганно приседает. А по мне так издаваемые винтовками звуки по сравнению с тем тарарамом, что производят кремневые дульнозарядки, совершенно несерьёзны. Я даже немного пожалел, что в стрельбах решил задействовать импортное нарезное оружие, а не продукцию папуасско-тенхорабитского военпрома: и шума было бы больше, и дыры в мишенях солиднее выглядели бы.

Меж тем солдаты один за одним отчитываются о выполнении задания, предъявляя разряженное оружие офицеру, распоряжающемуся стрельбами. Тот обходит мишени и громко объявляет результаты: семь попаданий в контур, шесть, восемь, восемь, шесть, девять, пять, шесть, семь, шесть. После его отчёта, что, дескать, вверенные его попечению бойцы отстрелялись, я предлагаю зрителям поглядеть на расстрелянные доски вблизи.

Вопреки моим опасениям бонкийцы вполне себе впечатлились увиденным: дырки от пуль 7,62 мм, конечно, не такие большие, как от мушкетных шариков, но местным-то не с чем сравнивать.

Второй частью программы была стрельба из миномётов. Расчёты деловито, без лишней суеты, установили свои орудия, нацелив их в сторону подготовленного квадрата метров пятьдесят на пятьдесят в полукилометре от стен Такаму, где воткнули с пяток чучел из травы и веток на толстых палках. Место было указано хозяином селения, как никем неиспользуемое. На всякий случай воины Панхи в сопровождении наших солдат прошерстили близлежащие к назначенному для обстрела участку: нашлась только пара чьих-то свиней, которых безжалостными пинками отогнали подальше.

Капрал, командующий миномётным взводом, отдал последние распоряжения, солдаты закинули мины в стволы, отскочили подальше… Грохот выстрела, ещё выстрел, мелодия из двух пронзительных свистов, сливающихся в единое целое, и два разрыва – один с недолётом, в десятке шагов от участка с пугалами, второй на краю. Унтер даёт поправку, его подчинённые корректируют стрельбу. Теперь у того расчёта, который почти попал, перелёт, зато недобившие в первый раз послали мину почти в центр. Следующие шесть взрывов, ложась в разных частях очерченного квадрата или вблизи его границ, не оставляют от соломенных мишеней живого места.

В наступившей звонкой тишине капрал подбегает к командиру батальона и бодро рапортует о выполнении задачи. Тот оборачивается ко мне и оттарабанивает: «Тонбе Сонаваралингатаки, миномётные стрельбы завершены. Цели поражены». Я предлагаю стоящему рядом старосте посмотреть на разрушения вблизи. Панхи со своей свитой топает за мной. Располагались мы в добром «перестреле» от миномётчиков и чуть сбоку, потому топать на испаханный воронками кусок пустыря несколько сот метров.

Искромсанные кусты и чучела, посечённые в крошево из листвы и веток вперемешку с землёй, публику впечатлили. Но самое живое обсуждение вызвал висящий на голом суку треснутый черепаший панцирь с кровавыми ошмётками внутри – всё, что осталось от его обладателя. И если спутники старосты по большей части разглядывали учинённый разгром с поистине детским любопытством, сам хозяин Такаму, и без того пребывавший не в самом хорошем расположении духа, помрачнел ещё сильнее, хотя казалось, куда больше. Может, своих подчинённых старый пройдоха, бывший головной болью ещё для покойника Ратикуи, и мог обмануть напускной весёлостью, но только не меня.

На устроенном ближе к закату продолжении вчерашнего банкета Панхи предпочитал молчать, думая о чём-то своём. А остальные местные оживлённо выпытывали у моих офицеров подробности по части огнестрельного оружия. Те отвечали: где преувеличивая, где говоря истинную правду. Я слушаю трепотню вполслуха, не вмешиваясь. Особой опасности, что лейтенанты и капитаны случайно выдадут какую-нибудь военную тайну, не предвидится. А если даже и выдадут, то вряд ли кто здесь поймёт, что это что-то важное. Зато фраза «у нас таких цабов больше десяти» в ответ на вопрос о том, сколько же всего вооружённых «огненными жезлами» воинов у типулу-таками, точно должна поспособствовать верноподданническим настроениям среди жителей Бонко. Разницу же между винтовками и кремневыми ружьями разъяснить никто не удосужился, равно как и то, что стреляющего быстро и далеко нарезного оружия хватает только на гвардейские батальоны, а в армейских частях им вооружены по взводу на цаб. Ну а о вечном дефиците боеприпасов, этой постоянной моей головной боли, даже комбаты имели весьма приблизительное представление. Например, если сегодняшние стрельбы из ручного оружия я санкционировал с лёгкостью, то распоряжение о десяти выстрелах из миномётов отдал, с трудом оторвав от горла персональную жабу. И только осознание того, что этот десяток потраченных на демонстрационно-учебную задачу мин может сэкономить куда большее количество снарядов и спасти кучу человеческих жизней, которых придётся загубить при силовом присоединении Бонко.

А ведь пройдохе Панхи сейчас должно быть примерно столько же лет, сколько было деду Теманую в момент нашей со старым сонаем встречи – словно в голове щёлкнуло. Считай, большая часть жизни прошла. И чего удалось ему добиться?  Подмять под себя несколько деревень, с обитателей которых можно вытрясти дюжину свиней и пару сотен корзин корнеплодов? Собрать вокруг себя полсотни готовых выполнить любой приказ головорезов? Мой родственник-то был вполне доволен пройденным на этой стороне путём: и боевой дубинкой помахать довелось вдоволь, и в любви удач не меряно, и потомство оставил многочисленное, уже правнуки бегают. А что выше регойского десятника в свите типулу-таки не поднялся, так из наших многочисленных бесед следовало, что Темануй  не сильно-то и стремился куда-то выбиться – как получалось, так получалось.

Такамский староста же всё рвался в великие вожди – по слухам, даже примерялся к месту бонкийского таки. Ну, или, минимум, в «серые кардиналы» при правителе страны метил. И каково ему на закате жизни увидеть, что на фоне творящихся на другом конце Пеу дел вся эта борьба с конкурентами за влияние на Бонко не более, чем возня каких-нибудь муравьёв на краю человеческого огорода. Тут поневоле впадёшь в депрессию: мало того, что до Кромки всего ничего осталось, кризис предпенсионный и так далее, так ещё вдруг приходят какие-то хрены и чуть ли не открытым текстом говорят, чтобы не путались под ногами со своей мышиной вознёй.  Да, остаётся только посочувствовать бедняге Панхи. Надо будет озадачиться хотя бы достойными по местным мерками подарками для него – дабы потешить самолюбие отправляемого на пенсию «сильного мужа».. Кое-что мы ещё вчера преподнесли, но следует подготовить, по возвращении в Тенук, побольше оружия – и бронзового статусного, и практичного стального. Ну и посуды с украшениями от щедрот своих отсыпать. Теперь, когда мои загребущие руки и досюда дотянулись, можно уже не париться со столь долго сохраняемым балансом сил среди местной элиты, препятствующим объединению востока острова.

Ну а пока что остаётся только пообещать, причём немедленно. Привстав со своего места возле пиршественных циновок, громко: «Благословение духов-покровителей и богов навеки пребудет со столь щедрым хозяином и столь гостеприимным домом. Я всего лишь Уста, Глаза, Уши и Десница Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы, но наша повелительница узнает о том радушном приёме, который мы здесь получили. И щедрые дары для тебя, о великодушный и доблестный Панхи, от Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками непременно последуют».

Окружение босса Такаму, сидевшее ближе к своему патрону, одобрительно загудело, гости присоединились к хозяевам: издревле признаком правильного правителя являлась щедрость. Староста привстав в качестве ответной любезности, толкнул небольшую речь в сугубо верноподданническом духе, витиеватыми оборотами «торжественного языка». После такого не оставалось ничего, кроме как выпить притащенного нами заморского вина, кое признано было куда приятнее, чем папуасская брага.

Самого Панхи обещания подарков от владычицы Пеу, тоже, конечно, обрадовали. Но и озадачили немало. Будучи опытным политиком, он знал, что бескорыстно никто никого не благодетельствуют, и если кто-то чего-то тебе обещает, обязательно потребует чего-нибудь взамен: например, щедрость к своей свите «сильный муж» вынужден проявлять, дабы его люди верно служили, а прочим подданным периодически выкатывать угощение и устраивать раздачу ништяков нужно для напоминания о своём богатстве и могуществе, чтобы у публики и мыслей о поиске нового босса не возникало. А зачем осыпать ценными подарками человека, которого можно просто смахнуть с дороги как мелкую букашку, непонятно. Демонстрировать как-то специально богатство типулу-таками её представителям нет нужды – и так видно, что у Солнцеликой и Духом Хранимой не меряно и оружия, и украшений, и того, чего у вождей на востоке острова вообще нет. Да хотя бы то, что она может содержать в десятки раз больше регоев, чем предшественники, уже говорит о многом.

Сонаваралингатаки же не зверь какой-то, потому, когда гости и хозяева начали расползаться,  передвигаюсь поближе к старосте, возле которого практически не осталось приближенных, не осиливших «зелёного змия». И начинаю речь: «Мудрый и доблестный Панхи, как погляжу, в недоумении, зачем Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками такая щедрость?» Тот, будучи под хмелем, автоматически пожимает плечами, тут же спохватывается, старается придать лицу невозмутимое выражение, выходит довольно комично, но я делано не обращаю внимания на конфуз хозяина, и продолжаю как ни в чём ни бывало: «Наша повелительница в заботах своих о благе Пеу желает видеть всю страну от Мар-Хона до пустошей Сувана под единой властью, с едиными законами и установлениями, чтобы можно было всем своим подданным давать те блага, которые проистекают из того, что заимствуем мы у заморских чужаков или что измышляем сами.  Но она вовсе не хочет пролития крови или урона чести тех доблестных мужей, чьей вины нет в том, что они привыкли жить по-старому и не готовы принимать новое. Ты, достопочтенный Панхи, достаточно мудр, дабы понять силу, что идёт с запада острова, но все ли в твоём окружении таковы. И немало твоих людей скажут: «Пришельцы из Тенука  устанавливают в Бонко свои порядки, не считаются с нашими вождями, словно с грязью!» Я же, вслед за типулу-таками не хочу, чтобы исполнению предначертанного владычицей что-то мешало. Мне  проще одарить «сильных мужей» Бонко богатыми дарами, которых они достойны, в обмен на согласие принять посланных из Тенука советников, которые будут помогать Тонкутаки управлять землями от гор до моря, чем заниматься усмирением каждой деревни военной силой. А потом ещё постоянно давить мятежи недовольных. Ты умный человек, почтенный Панхи. И думаю, достойно примешь то, что время таких, как ты, ушло. Так что можешь проводить остаток дней своих в пирах и веселье, получая от людей типулу-таками должную долю почтения. А уже сыновья и внуки твои, освоившие премудрости, который преподают в Обители Сынов Достойных Отцов, станут возле престола, дабы творить великие дела, достойные своего рода. Один великий человек из заморских земель сказал как-то, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в столице. Не спорю, совсем недавно на Пеу так и было. Но время, когда такое было возможно, уже проходит. Для величия Земли Дареоев нужны мир и спокойствие внутри всех владений типулу. И наша повелительница не потерпит смуты и открытой вражды между «сильными мужами». Если же будут между кем споры, то отныне её посланцы станут судить, кто прав, и примирять спорщиков. Каждый, конечно, сам вправе выбирать: тешить свою гордость, противясь воле типулу, и обрекая себя на погибель, а род свой на умаление, либо же смириться с окончанием прежних вольных времён, в обмен на щедрые дары сейчас и в ближайшем будущем и возможность ещё более щедро вознаграждаемой службы дому Пилапи и великих дел на этой службе для своих детей и внуков».

-В прежние годы тебя, Сонаваралингатаки, многие полагали сумасшедшим. Но я и тогда подозревал, что ты не совсем безумец. Просто иное сказанное тобой трудно было понять или представить. Ну, а судя по тем делам, что ты успел совершить, глупцами были те, кто над тобой за глаза смеялся – ответил староста Такаму, немного подумав – Я и сейчас понимаю не всё, что ты хочешь сказать.

-Я хочу сказать, что сила на моей стороне, но мне не хочется проливать кровь дареоев без лишней необходимости – говорю в открытую – Но если мне не оставят иного выбора, крови не избежать.

Я услышал тебя, Сонаваралингатаки – пожимает плечами Панхи – И благодарю тебя за великодушие.

[Изяслав Кацман]

Глава пятнадцатая

 

В которой герою только и остаётся, как санкционировать самодеятельность подчинённых и широких народных масс, вспоминая при этом то пословицы, то одного российского политика.

 

 

 

Не знаю, что читали на моём лице окружающие. Хотелось бы, чтобы абсолютно ничего. Но, скорее всего, сейчас все присутствующие видели явное желание Сонаваралинги-таки кого-нибудь убить. Причём как можно мучительнее. Увы, приходилось тщательно душить сей порыв своей души, вместо придушивания виновников произошедшего. Мне и одного-единственного покойника в данный момент с лихвой хватает для геморроя. Нет, как раз небольшая локальная бойня могла в какой-то степени купировать намечающиеся проблемы, вот только «гасить» нужно было не подставивших меня по полной Раноре с подручными, а местных.

Если отбросить все сантименты и моральные терзания, в сложившейся ситуации, имея в наличии ещё не остывший труп «олени востока», как раз и следовало сделать вид, что всё произошло по моим планам и дать отмашку гвардейцам. Сам Такумал, небось, так и поступил бы – потом он возможно и оплакивал бы своего старого товарища, но мешкать не стал бы. Я же стою столбом, пялясь на труп хозяина Мака-Купо с перерезанным горлом и натёкшую под него лужу крови.

 Остальные смотрят на меня: офицеры во главе с капитаном  Варукапи, ребята из Пятого стола, протрезвевшие такумаловы сотники и полусотники. И все в полном молчании. Понимаю: нужно что-то говорить и делать. Но что бы я сейчас ни сказал бы, всё будет неуместно и фальшиво. Кроме одного – команды на расправу над верхушкой «восточных макак». Но как же не хочется начинать бойню.

Разрешил ситуацию комбат, неожиданно рявкнувший: «Тету, Коному, огонь!». У него самого в руке непонятно как появился пистолет. Два капрала дисциплинировано нажали на спусковые крючки своих автоматов вслед за командиром, проведя стволами слева направо, выкашивая свинцовым дождём сгрудившихся  в столь удобную кучку лидеров «восточных макак». Среди них и дёрнуться никто не успел. Мне не оставалось ничего больше, кроме как санкционировать действия капитана словами: «Остальных разоружать. По возможности не убивать». Капитан, лихо выбив ботинками облачко пыли под ногами, вытянулся по стойке смирно и гаркнул: «Так точно! Не убивать!» И тут же, обращаясь к стоящим растянутой цепью бойцам второй роты: «Без необходимости не стрелять. Разоружать!»

Мне же оставалось только порадоваться, что прошедший две войны Варукапи чётко следил, чтобы исполняющая комендантские функции рота ни в коем разе не участвовала в тех попойках, которые сопровождали движение армии типулу-таками по Бонко. Потому операция по разоружению восточных «пану макаки» прошла без сучка, без задоринки – словно это всё было запланировано и отрепетировано заранее. То есть, это тех, кто оставался после пира на поле, где стояли столы и лавки, обыскали и согнали в кучу, не встречая сопротивления. Находящие в крепости всё же сумели среагировать и заперли ворота. Ну да ладно – шансов у оставшихся защитников Мака-Купо против батальона гвардейцев и полутора рот армейцев при миномётах и артиллерии нет никаких.

Я же оборачиваюсь к Раноре. Каких-то десять минут назад было желание прибить паршивца. Но сейчас это уже потеряло всякий смысл. Начальник моей личной охраны смотрит, аки верный пёс. Поди ещё и на благодарность рассчитывает…. А хрен тебе – скажи ещё спасибо, что не получишь втык.

 

 

А ведь вчера всё закончилось весьма культурно… Такумал при встрече соловьём заливался насчёт радости лицезреть «пану олени», улыбаясь во все оставшиеся к пятидесяти с лишним годам зубы. Искренность оставалась под вопросом: встреченные по дороге сюда из Такаму местные при ненавязчивых расспросах со стороны служителей Пятого стола в один голос сообщали, что и сам мой старый друг, и его подчинённые заметно нервничали, явно не ожидая ничего хорошего от появления такого многочисленного контингента с запада острова. Некоторые из опрошенных вообще оказались разведчиками «восточных макак», призванные выяснить намерения посланцев типулу-таками. Я улыбался в ответ, и толкал свои речи насчёт дружбы и верности идеалам.

Про себя, конечно, много чего думал. Но больше надеялся, что как-нибудь сумею со старым соратником вопрос уладить. Толку от «олени востока» не больше, чем от его заклятых друзей Панхи и Рогамуя, притязаний, пожалуй, побольше, чем у тех вместе взятых – как-никак один из основателей братства «пану макаки», пусть и не участвовавший непосредственно в Западном походе, но сделавший для получения власти Солнцеликой и Духами Хранимой немало. Да и не тот человек он, чтобы довольствоваться, подобно такамскому старосте, ролью почётного  пенсионера – слишком уж кипучая натура. С другой стороны, разгонять и разоружать «восточных макак», а их предводителя лишать звания и должности вроде бы не за что: никаких высказываний и действий, которые можно было бы объявить антиправительственными, Такумал не допускает. Придётся, наверное, позволять и дальше неугомонному бонкийцу «рулить» Мака-Купо да мириться с  «помощью» «олени востока» по управлению Бонко. Только договоримся, что отныне ему предстоит делить тяжкие труды советника при Тонкутаки с представителями типулу-таками. А некоторое умаление реальной значимости предводителя «восточных макак» при дворе правителя провинции и влияния на политику будем компенсировать щедрыми дарами и специальными поручениями. Советники, которых я подбирал для бонкийского таки, получат на счёт заслуженного кадра самые подробные инструкции: обходиться со всеми возможными уважением и почтительностью, находить ему занятия, с одной стороны, не обижающие своей бессмысленностью, но с другой, чтобы он не смог упрочнить своё положение. Например, пусть руководит строительством дороги из Сонава в Бонко: дело нужное, при наших нынешних технических возможностях долгое, и как раз вполне Такумалу по душе.

Вряд ли сумею полностью избежать претензий и обид со стороны старого соратника, мнимых или действительных, в адрес новой администрации, да и Сонаваралинге, думаю, достанется. Но в лицо их выслушивать мне не грозит, поскольку, решив дела здесь, вернусь обратно на запад Пеу, а переданные через чиновников или гонцов не будут иметь такого угнетающего эффекта. В любом случае, морально легче терпеть брюзжание «олени востока», нежели муки совести после отдачи приказа об устранении «анахронизма».

Так что общался я с Такумалом без камня за пазухой. После обмена любезностями поностальгировали немного про старые дела, потом каждый похвалился достижениями недавними. Мне захотелось посмотреть внутри Мака-Купо – как-никак когда-то ваш покорный слуга приложил свою руку к строительству сего поселения. Хозяину не жалко пустить боевого товарища с сопровождением на экскурсию. За прошедшие годы оплот «восточных пану макаки» обзавёлся немаленьким посадом при крепости, впрочем, отстоящим от валов крепости на добрый «перестрел».

Внутри тоже всё сильно перестроили: вместо стоящих  двумя пересекающимися улицами обычных папуасских хижин – примыкающие к периметру крепости бревенчатые сооружения, для экономии места срубленные практически в одну длинную ленту из множества клетей, каждая из которых имеет общие боковые стены с соседними. Фасад этого пэ-образного «многоквартирника» выходит во внутренний двор детинца, а глухой «анфас» составляет нижнюю часть оборонительного пояса. Выше, по крышам, идёт настил, защищённый ещё на полтора человеческих роста стенкой из брёвен с частыми бойницами – узкими и длинными. Сверху же галерея прикрыта покатой крышей, выложенной слоем дёрна – видно, Такумал и его советники озаботились вероятным применением нападающими зажигательных снарядов.

Не знаю, крепостная стена всего в один ряд брёвен, или же, подобно мархонской Цитадели, там два ряда с заполненным грунтом промежутком. Так, как у нас, надёжнее, конечно, но требует лишних затрат. А при отсутствии у соперничавших за господство над Бонко группировок стенобитных орудий, даже одинарная стена вполне надёжно защищала поселение в случае нападения. Впрочем, притащенной с Запада хилой артиллерией укрепление вскрыть несложно: может быть 37-милиметровые пушчонки стену и не пробьют, но ворота вынесут. Старший лейтенант-артиллерист, судя по оценивающим взглядам и общей задумчивости, как раз сейчас и решает задачку: наилучшим образом с имеющимися в его распоряжении весьма ограниченными средствами проделать в укреплениях достаточные для успеха штурма бреши. Надо будет потом его поспрашивать, до чего сумел додуматься.

Посреди крепости стоит нечто, габаритами похожее на стандартный папуасский Мужской дом, но разделённое на несколько отдельных помещений. Я спрашиваю «олени востока»: «Что это у вас такое?». Тот поясняет: «В передней части живу я со своей семьёй, сзади общественные склады коя, баки и вохейского этеша. Ну и прочие запасы там же хранятся – медь, оружие, всякое разное».

-А вдоль стен?

-Там живут воины «пану макаки». У каждой стены свой отряд.

 

 

Пока шла экскурсия, хозяева уже начали организовывать положенное угощение. Я, как ранее в Хау-По и Такаму, сразу же уведомляю Такумала, что не обязательно накрывать поляну на весь стоящий под стенами Мака-Купо батальон – достаточно пригласить только «наиболее уважаемых мужей из числа людей типулу-таками». То есть вашего покорного слугу с офицерами. Не всеми, конечно – одна из рот со своим командиром по уже выработавшемуся распорядку остаётся на дежурстве. Мой бывший подчинённый смотрит на меня с некоторой укоризной: «Наших запасов хватит на всех западных «пану макаки»,  Сонаваралингатаки, пришедших с тобою». Отвечаю: «Если доблестный Такумал считает, что следует устроить пир на целый цаб воинов, я не буду оскорблять его отказом». «Олени востока» пожимает плечами в знак того, что услышал меня, и говорит: «Единственно, что придётся пировать не в крепости, а снаружи. Я уже распорядился обустраивать для этого поле, где обычно гоняю наших бойцов».

Пожалуй, так даже лучше – не окажусь с небольшой группой офицеров и охраны отрезанным от своих в стенах Мака-Купо. На открытом пространстве и со всей командой как-то спокойнее.

Совсем уж объедать хозяев не стали, и с нашей стороны была опять тушёнка (последние пять десятков банок) и вохейское вино. И то, и то пошло на ура. Под алкоголем разговор с Такумалом пошёл совсем непринуждённо:  мы по второму-третьему кругу пускались в воспоминания о первых шагах «пану макаки», я начал толкать старому другу идею строительства дороги из Хау-По в Сонав, тот с воодушевлением поддержал столь замечательный план. И уже из головы вылетело, как я совсем недавно обсуждал в кругу офицеров, армейских и Пятого стола, как потехничнее решить проблему привыкшего к самостоятельности «олени востока».

А вот Раноре, на правах начальника моей охраны присутствующий на всех совещаниях, не забыл. И решил проявить инициативу. И теперь оставалось только вспоминать пословицы то про услужливого дурака, который страшней врага, то про дурака с инициативой, который хуже просто дурака.

 

 

Варукапи бодро отрапортовал, что схвачены сто семьдесят три человека из местных, одиннадцать убито. Общая численность «восточных пану макаки» чуть больше трёх сотен. Значит, ещё четырнадцать десятков сидит за стенами Мака-Купо. Командир артиллерийской батареи докладывает капитану: «Пушки будут готовы для стрельбы через пару гонгов. Я предлагаю бить по воротам. Стены снаряды могут не пробить». Такое ощущение, что все только и ждали подобного развития событий. Офицеры не скрывают  воодушевления: как же, наконец-то появился возможность пострелять. Наверное, я здесь один, кто совсем не желал столь крутого поворота. Не вмешиваюсь в происходящее, предоставляя инициативу военным. Можно, конечно, прежде чем пускать в дело пушки,  попробовать переговоры. Но местные слабо представляют себе, что такое артиллерийский снаряд. Потому с добрым словом к ним лучше обращаться после того, как они испытают на своей шкуре действие огнестрела. Заодно мои «боги войны» немного потренируются

Артиллеристы споро устанавливают орудия, наводя их на ворота. Расстояние около полкилометра – можно сказать, условия тепличные, стрелять будут прямой наводкой. На материке, в конфликтах кабиршанских и тагирийских вассалов, пушки последнее время применяли обе стороны, и приходилось работать с закрытых позиций и с помощью корректировщиков. Старлей морщит лоб, наверное, недовольный, что тренировать своих подчинённых приходится на задаче, в «настоящей» войне с равным противником вряд ли возможной. Приказать ему что ли передвинуть батарею ещё на полкилометра, за ту полосу деревьев, рассекающую поля? Пусть тренируются как положено. Хотя настроения вмешиваться нет, ладно и так сойдёт. 

 «Пристреляйтесь, вынесете ворота, и пошлите парламентёров с предложением сдаться. Можно для убедительности прихватить кого-нибудь из пленных, чтобы видели, что никто убивать их не собирается» – говорю Варукапи – «Лишние смерти нам не нужны. Верхушка у них вся погибла. Самое большее, в крепости сейчас один или два полусотника остались. Не думаю, что там найдётся слишком много желающих сражаться насмерть».

-А что  с ними дальше делать? – спросил капитан. Я задумался: а действительно, куда девать триста с лишним вояк, заточенных, к сожалению совсем не на ту войну, в которой они могли бы мне понадобиться.

-Поговорите с каждым. Ты и твои летинату – говорю – Тех, от кого может быть толк или кого можно чему-то переучить, зачислить рядовыми в цаб «регои-макаки». Тех кто потолковее – придать командирам ополченческих цабов, которые будут создаваться по образцу западных земель, в качестве помощников. А кто ни на что не годен – пусть здесь остаются. На первое время могут дальше дань с сувана и рана собирать, а дальше видно будет.

Капитан пожимает плечами: дескать, принял к сведению, буду исполнять.

Артиллеристы между тем уже закончили приготовления. Лейтенант подбежал к нам и, вытянувшись «во фрунт», доложил: «Пану олени, капитану, расчёты орудий к стрельбы готовы!» Варукапи повернулся вопрошающе ко мне. Я бросаю коротко: «Приступайте к обстрелу».

Первый залп лёг с небольшим недолётом: осколки посекли ворота и стены, но особых изменений не было. Наверное, будь у нас не 37-мм пушки, а что-нибудь помощнее, створки вынесло бы и взрывной волной. А так понадобился второй залп. Его и хватило: два снаряда влетели прямиком в ворота, разметав их в щепки, один в стену слева, а четвёртый снёс участок галереи над входом в крепость. Это попадание выглядело самым эффектным: полетели вырванные взрывом доски с жердями и тела защитников. Благодарение духам-покровителям, немного – два или три. Без жертв всё-таки обойтись не получилось….

Этого засевшим в Мака-Купо хватило. Нам даже парламентёров посылать не пришлось – с той стороны сами начали махать зелёными ветками, прося переговоров. Ну, так даже и лучше – посылать никого не придётся. Пусть сами идут – им прекращение обстрела нужнее. Приказываю помахать в ответ.

Делегацию от обороняющихся долго ждать не пришлось: покрытого шрамами мужика неопределённого возраста в сопровождении пары бойцов встретили возле батареи. Главный в этой троице представился – полусотник Ваоре. Не помню такого – ни по имени, ни по внешности. Похоже, в ряды «пану макаки» вступил уже после меня. Выглядят парламентёры пришибленно. Я тоже вряд ли демонстрировал бы бодрость духа и желание биться до последнего, лишившись практически всех командиров, а потом ещё и попав под артобстрел. Чего уж говорить о папуасах, ранее о «громах и молниях» только слышавших.

-Я Сонаваралингатаки, «пану олени» братства «пану макаки» повелеваю  находящимся в Мака-Купо воинам выйти из крепости – перехожу сразу к делу – Отныне службу здесь будут нести ваши собратья с запада Пеу. Вам же надлежит помогать им. Погибшего по недоразумению «олени востока» Такумала и прочих павших отправить в путь по Тропе Духов с полагающимися почестями. «Маору» Варукапи определит, кому из «восточных пану макаки» чем заняться.

Гвардейский комбат, произведённый в новое звание, горделиво выпятил грудь. Ваоре ошарашено молчал, переваривая услышанное: похоже, чуваки уже распрощались если не с жизнью, то со свободой точно, а тут им сообщают, что, в общем-то, произошло недоразумение. Никого, конечно, слова мои не обманывают, но Сонаваралингатаки ведь сам из «пану макаки», можно сказать, отец-основатель. Так что гибель «олени востока» и остальных можно считать внутренним делом братства – не чужаки ведь грохнули его, а свои. Потому, если хочешь жить, и жить хорошо, принимай официальную версию событий.

 

 

«Помощники» из числа «восточных пану макаки», которых приходилось использовать в работе с местными, слушали главу депутации сунийцев Бонко с некоторым изумлением: «Оно говорить умеет?». И, похоже, на этом фоне суть излагаемого от них ускользала. Офицеров – гвардейских, армейских и спецслужбистов – мало интересовали и слова старосты Тулемуя, и реакция на них местных дареоев. Всё равно будет так, как прикажет Сонаваралингатаки.

А он, то есть я, думал, что со смертью Такумала всё идёт совсем не по свёрстанным в Тенуке планам. Но если убийство «олени востока» и последовавшая за этим необходимость брать под контроль всю построенную покойным систему были мне на руку, заметно ускоряя и облегчая захват Бонко, то к озвученной ганеоями верноподданнической просьбе, ни много, ни мало, зачислить всех сунийцев в сословие «личных ганеоев типулу-таками», даже не знаю, как относиться. Превратить данников общин дареоев-бонко в подданных, платящих положенные подати напрямую государству – это весьма заманчиво. Да и распространить на добрый десяток селений военную обязанность тоже не плохо. Лучше было бы только, пожалуй, повесить налоговые обязанности на местных даре. Или уравнять всех обитателей страны в обязанностях перед властью: чтобы все и платили в казну, и в армии служили.

Кстати говоря, к администрированию над поменявшими статус сунийцами неизбежно придётся привлекать «восточных пану макаки». Работы хватит и им, и посланцам из центра. А увеличившийся поток материальных благ, с которого должно обломиться что-нибудь и контролёрам, должен примирить подчинённых покойного Такумала с изменениями.

Единственное, что портит всю благостность (с моей точки зрения, конечно) картины – это довольно предсказуемая реакция со стороны бонкийского дареойства. Никому не захочется терять немаленькую прибавку к доходам. Большая часть собираемой дани, разумеется, достаётся старостам и прочим «сильным мужам», но и рядовым бонко из собранного пару раз в год устраивают «обжираловку».

 Поэтому следует тщательно всё взвесить, просчитать, и подготовиться – например, подвезти боеприпасов и тяжёлого вооружения, на случай волнений дареоев, возмущённых попранием устоявшихся веками традиций. Ну и обработать в нужном ключе «восточных пану макаки»: объективно-то перевод сунийцев в «личных ганеоев типулу-таками» будет в их же интересах, потому как теперь через наш «местный филиал» пойдёт дань со всего Бонко, а не только из северо-западной части страны, но как бы у них классовая солидарность с остальными дареоями не сработала.

За своих офицеров я не опасаюсь: кто тут, в Бонко, кому чего должен, уроженцев запада острова не касается, будут делать, что прикажет Сонаваралингатаки. А среди рядовых и унтеров чуть ли не пятая часть как раз из «личных ганеоев» правительницы и происходит. С самого начала создания призывной армии образовательный ценз способствовал тому, что среди солдат доля податного, но обязанного служить, сословия несколько выше, чем в среднем по Западной равнине, благодаря почти поголовной грамотности принимающих тенхорабизм папуасов. Да и среди выдёргиваемых на мануфактуры и заводы тинса-бунса, равно как и у переселенцев в Болотный край из Вэйхона и Текока, умение читать, писать и совершать четыре математических действия тоже весьма популярно. После же прошлогоднего мятежа и чистки армии от сочувствующих «Истинным Дареоям» я дал негласную рекомендацию о желательности отбора новобранцев в «регои-макаки» из числа именно Людей Света и Истины и прочих, платящих налоги. И эти ребята, надеюсь, наоборот, проявят классовую солидарность в отношении желающих повысить свой статус ганеоев.

Тем более, что среди тенхорабитов в ходу идеи об уравнивании всех подданных типулу-таками путём превращения их в налогоплательщиков и в то же самое время – военнообязанных. Сама мысль моя собственная, а формальное авторство – Шонека, который по итогам наших с ним бесед сподобился написать небольшой трактат об идеальном общественном устройстве. Причём сообщил мне, что в качестве ориентира подобная цель подходит практически ко всем странам Внутриморья и Диса. Так что ваш покорный слуга неожиданно поспособствовал рождению весьма ценного пункта в пропаганде Света и Истины.  Я, конечно, ознакомившись с сим творением, несколько озадачился тем, как такое довольно убогое состояние можно провозгласить идеалом. На это Вестник вполне резонно ответил, что прекрасно понимает всю скромность данного момента программы, но, учитывая косность людскую, в нынешней ситуации нам вряд ли удастся дожить  хотя и до его осуществления.

«Такое важное решение может принять только Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива» – отвечаю, едва староста замолчал – «Я отправлю гонца к нашей правительнице с просьбой людей племени суне, которую вы высказали. И она скажет своё слово».

На самом деле, разумеется, решать буду я сам. Вот выслушаю своих офицеров, представителей «восточных макак», сменивших лидеров, погибших вслед за Такумалом, всё обдумаю, приму превентивные меры на случай беспорядков, и объявлю волю властительницы Пеу. А Рами уж утвердит её задним числом, как не раз бывало раньше. А время, которое должно уйти на дорогу от Мака-Купо до Тенука и обратно и на рассмотрение правительницей просьбы подданных, будет использовано для подготовки сил экспедиционного корпуса и лояльных нам элементов из местных.  

 

 

Да, строишь планы, строишь, а в итоге только смешишь бога. Это первое, что пришло в голову. А второе – всё же иногда польза бывает даже от подготовки не совсем к тому, чего ожидаешь. Все три батальона на следующий же день после визита депутации ганеоев получили распоряжение перейти на усиленный режим несения службы. Инцидент в Мака-Купо уже заставил немного подсобраться расслабившихся от мирного движения по Бонко вояк, так, что данный приказ не выглядел блажью мающегося дурью начальства, потому караулы стали организовывать всерьёз, отлучки солдат из расположений частей почти прекратились, да и оружие все держали под рукой.

А в штабе экспедиционного корпуса же шёл настоящий «мозговой штурм». Ваоре, бывший у «восточных макак» за главного, пока шла их реорганизация, разумеется, сперва охренел от предложения сунийцев, но был окрылён обрисованными мною перспективами. Так что после нескольких часов спора на тему «надругательство над устоями» или «смелый социальный эксперимент», мы перешли к конструктивному обсуждению, как бы потехничнее провернуть смену хозяев местных гане. Учитывая, что командиры батальонов и их заместители  присутствовали и даже участвовали в дискуссии, они успели проникнуться ответственностью момента и принялись наводить дисциплину в своих частях. Увы, прикидывая и планируя, недооценили скорость распространения слухов в папуасском социуме и способность жителей Пеу заводиться «с полуоборота».

Известие о том, что Солнцеликая и Духами Хранимая намерена взять под своё непосредственное покровительство ганеоев Бонко, дабы оградить их от несправедливостей и притеснений со стороны местных дареоев, облетело всю страну в считанные дни. Причём в вёдшихся  разговорах это уже было делом решённым. Сунийцы, разумеется, воодушевились, а бонко, наоборот, занервничали. Одновременно заговорили о Раноре, Убийце Такумала. Здесь рассказчики давали волю фантазии. И мой верный телохранитель представал чуть ли не терминатором – этаким бесстрашным и безжалостным героем. Ходящие слухи требовали действовать быстрее, но я хотел дождаться четвёртого цаба, который, по моим прикидкам, уже должен был  выдвинуться из Тенука к берегам Боо, но добираться сюда ему не меньше недели.

Вестовой от командира расквартированного под Бон-Хо Двадцать девятого батальона в Мака-Купо  примчался уже в сумерках, под вечерним дождём. Не обращая внимания на стекающую с волос и одежды воду, он начал требовать Сонаваралингу-таки, крича о каких-то важных новостях.

Выслушав гонца, я ругнулся про себя на «великом и могучем» родном языке: бонкийские дареои на юге не выдержали и, собрав в селении Тапе ополчение трёх селений, напали на ближайшую сунийскую деревню, Побе, дабы поставить «быдло» на место. Неожиданность нападения и численный перевес обеспечили быструю и лёгкую победу. А потом пошла резня: убивали взрослых мужчин и подростков, доросших до Мужского дома, насиловали женщин, войдя в раж, забивали до смерти стариков со старухами и детей.

На утро пошли новые известия: беженцы из Побе поставили на уши все соседние сунийские селения, жители которых быстренько сорганизовались и, пользуясь тем, что бонко ещё отмечали победу, навестили с ответным визитом одну из участвовавших в  карательной акции деревень. Мужчин там почти не было, а кого застали – прикончили весьма мучительно.

Похоже, придётся отправиться в Нижнее Бонко и постараться если не примирить, то хотя бы развести противоборствующие стороны по своим углам. Думаю, двух батальонов для принуждения к миру и выбивания из дареоев и ганеоев клятв о прекращении резни хватит. Благо, на севере было пока спокойно. От уже имеющейся агентуры Пятого стола шли сообщения о нехороших настроениях, причём в обеих кастах. Но дальше разговоров дело пока не шло. Разве что в Хау-По, единственном месте, где жили представители обоих племён, участились драки между молодняком, но пока обходились без тяжких увечий.

Сборы гвардейского цаба много времени не заняли: третью роту армейцев с артиллерией оставили в Мака-Купо, только миномёты на всякий случай майор Варукапи решил взять с собой. Также он приказал выдвигаться вместе с нами сотне «восточных макак»: пора уже потихоньку им втягиваться в несение службы по-новому, да и проводники, знающие территорию, не помешают.

Учитывая, что каждый час означает новые жертвы, Варукапи погнал своих подчинённых в самом быстром темпе, не обращая внимания на пошедший дождь. Ещё до наступления сумерек добрались до Такаму. После небольшого привала на ужин двинулись дальше. Столицу области оставили по левую руку, обойдя её по тропам, идущими в юго-восточном направлении, к берегам Боо ниже Хау-По. Ночёвку устроили на широком песчаном пляже рядом с сунийской деревней.

Утром побежали дальше. Я старался не отставать от молодёжи, хотя держался уже с трудом. Хорошо хоть мне не приходится тащить на себе оружие и амуницию. До Бон-Хо, рядом с которым стоял Двадцать девятый батальон, оставалось километров десять, когда от передового дозора, посланного комбатом, прибежал гонец, доложивший, что лагерь Двадцать девятого батальона пуст.

Я спросил у Варукапи: «Что делать будем?»

«Мы почти два дня шли, почти не останавливаясь. Смысла гнать дальше, не зная, что тут произошло, нет. Солдаты хотя и не вымотаны, но всем следует отдохнуть. И лучше остановиться на отдых в уже подготовленном месте, чем в чистом поле. Сегодня переночуем в лагере Двадцать девятого. Расспросим местных, куда наши ушли. Завтра пошлю разведчиков для выяснения обстановки».

«Хорошо, командуй» –  пожимаю плечами.

 

 

В брошенном лагере ничего кроме мусора не оставили. Хорошо хоть расчищенные площадки, оборудованные отхожие места и некоторое количество шалашей есть. Пока все пять с лишним сотен бойцов дошли, пока распределились, под ругань офицеров и унтеров, по отведённым ротам и взводам участкам, уже стемнело. Так что в селение решили отправиться на следующий день. Я вырубился практически сразу, как только голова коснулась охапки свежей травы, набитой в мешок. Варукапи же ещё продолжал раздавать последние указания лейтенанту, назначенному начальником караульных на эту ночь.

Утром встал, морщась от боли в мышцах ног: давно так не бегал. Интересуюсь у первого попавшегося солдатика, где майор. Боец лепечет, что командир ушёл с парой отделений в деревню, выяснить, что тут происходит и где Двадцать девятый цаб. Непонятно, на хрена он попёрся сам, а не отправил кого-нибудь из лейтенантов. Ну да ладно – если ног не жалко, пусть топает. Мне вот жалко – лучше отдохну сегодня.

Варукапи появился где-то через полстражи после моего пробуждения. Я уже успел позавтракать и начал диктовать Кутукори отчёт в столицу. Кстати, обнаружил отсутствие Раноре. Секретарь ответить, куда делся начальник моей личной охраны, не смог. Не хватало и полудюжины его подчинённых. Оставшиеся сунийцы на прямой вопрос, где черти носят их командир, тоже мямлят, что, дескать, отправился по каким-то делам. Деловой, однако….

Варукапи же по возвращении доложил: по словам жителей Бон-Хо, командующий Двадцать девятым батальоном капитан Торукапи три дня назад пригрозил обеим сторонам, если они продолжат резню, не церемониться с тем, кто начнёт первыми. Но послушать его никто не послушал: бонко решили ответить на ответ суне. Опять навалились всеми силами на одну деревню.  Эффекта неожиданности не получилось, её обитатели ожесточённо отбивались, на помощь подтянулись соседи. Торукапи, дабы не умалять авторитета стоящей над ним власти, пришлось вмешаться. Как результат – больше сотни убитых дареоев и всеобщее возмущение: теперь всем «уберменьшам» было ясно, что посланцы типулу-таками за «низших». После чего цаб ушёл на запад, в «холмы», где стоят сунийские деревни.  Туда же бежали те суне, что жили у устья Боо. А единственное селение дареоев в той стороне,  наоборот, было брошено обитателями, которые уже обживаются на оставленных сунийцами местах.

Значит, будем искать Торукапи «в холмах».  Проживая в Бон-Хо, я ни разу не бывал в тех краях, хотя расстояние до ближайшей тамошней сунийской деревни, платившей дань моим бывшим землякам, всего полдня пути. Заодно и посмотрю, чем местные гане живут. На всякий случай уточняю у фактического командира экспедиционных сил, послал ли он уже кого-нибудь на поиски «двадцать девятого». Тот отвечает, что ещё нет, но сделает это, как только закончит наш разговор.

Интересуюсь заодно у Варукапи, не давал ли он какого-либо поручения Раноре. Капитан несколько удивлённо посмотрел на меня: дескать, как можно приказывать что-то человеку, который подчиняется напрямую Сонаваралинге-таки? Не знает, значит, не знает.

-А что в деревне? Каков настрой у бонко? – спрашиваю.

Офицер ответил, помрачнев: «Местные смотрели на нас, как на врагов.  Если бы не староста, то могли бы вообще напасть».

Ну, это не удивительно, коль солдаты типулу-таками вмешались в конфликт на стороне сунийцев. Вообще, даже не знаю, на благо или на беду самодеятельность Торукапи. Хотелось, конечно, относительно мирного перевода ганеоев из одного статуса в другой. Но с другой стороны – теперь можно особо не церемониться с бонко. И вообще, у меня появилась перед вохейскими союзниками чудесная отмазка от участия в войне за пределами Пеу: нужно усмирять целую провинцию. И делать это мы будем вдумчиво и основательно. А там, глядишь, и Первая Ихемская Мировая закончится.

Варукапи ушёл раздавать указания разведчикам, отправляемым на поиски потерявшегося батальона, а я продолжил диктовать Кутукори послание в центр. Итак, о начавшихся беспорядках записано. Теперь о том, как следует наказать паршивцев – перевести всех ганеоев Бонко под личную власть правительницы, а местных дареоев лишить данников. Ну, и, разумеется, прислать дополнительные войска: добавок к тому цабу, который уже затребован и, наверное, в пути, необходимо собрать сводный отряд из армейцев и гвардейцев. Подробности я адресую уже Логурикапи: роту «пану макаки»,  две роты «регои-макаки», и крупнокалиберные пулемёты с миномётами. Может, они и не пригодятся, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Ну, и чем больше сил привлечено будет сюда, тем тревожнее и опаснее ситуация станет выглядеть в глазах вохейцев.

Диктуя текст, неожиданно подумал, что нахожусь всего в нескольких километрах от места, где я провёл свои первые годы в этом мире. И где до сих пор живёт немало знакомых, в том числе и Алка-Алиу. Странно, перед походом на восток я про неё вспоминал, а в Бонко только сейчас вдруг первая здешняя моя подруга на ум пришла. Мысль навестить поселение и отыскать Алку сразу же отметаю: незачем встречаться с теми, в ком видишь живых людей, а не цифры статистики народонаселения. Так спокойней будет.

 

 

Разведчики вернулись под вечер. Как и говорили обитатели Бон-Хо, «двадцать девятый» обнаружился в десятке километров отсюда к западу – в той самой оставленной обитателями бонкийской деревне. «На холмах» же нашлись и мои пропавшие телохранители во главе с Раноре. Капрал Коному, командовавший разведгруппой, видел эту «великолепную семёрку» в сунийском селении, соседнем с месторасположением батальона. И туда стекаются со всей округи вооружённые «холодняком» ганеои, привлекаемые славой убийцы самого Такумала.

И что мне с этим уродом теперь делать? В спокойной обстановке, не задумываясь, приказал бы Варукапи схватить и самого Раноре, и всех с ним ушедших – с последующим судом. Казнить, может быть, не казнил бы, но лет пять по пояс в бунсанской грязи им обеспечил бы точно – благо мелиоративных и дорожно-строительных работ в тех краях и на наших с Рами детей хватит. Но в нынешнем бардаке попробуй, арестуй. Так что придётся, за невозможностью пресечь, возглавлять процесс.

Особого смысла оставаться посреди бонкийских деревень не было, потому на коротком военном совете решили двигаться «в холмы», на соединение с «двадцать девятым». Батальон, за исключением разведчиков, как раз отдохнул, и готов маршировать дальше. А здесь нам делать нечего. Впрочем, что делать после соединения с цабом Торукапи, тоже ещё следует подумать. Дареои с ганеоями пока что «разбрелись по разным углам ринга», а как с ними поступать в дальнейшем, предстоит поломать голову. По-хорошему бы переселить одно из племён подальше от другого, чтобы соблазнов мстить враг врагу не было. Но сначала следует разобраться с моим главным телохранителем – чего это он вздумал «мутить».

 

 

Смотрю на Раноре задумчиво: надо же, недооценивал я его, оказывается. Всё в качестве верного пса, готового выполнить команду «фас», воспринимал. Которого, конечно, нужно хорошо кормить и лелеять, но который больше ни на что не годен. А начальник моей личной охраны, ни много, ни мало, имел собственный взгляд на будущее если не всего Пеу, то покинутых давненько родных краёв, точно.

«Значит, ты говоришь от имени всех суне Нижнего Бонко?» – уточняю – «И  суне теперь просят Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками Раминаганиву не только взять их под свою руку в качестве её личных ганеоев, но и позволить народу суне образовать свою собственную страну, отдельную от бонко?»

-Да, так и есть, Сонаваралингатаки – пожимает плечами Раноре – Но не только Нижнего, но и Верхнего Бонко.

-И как проводить рубежи между землями суне и бонко? – задаю почти риторический вопрос – Учитывая, что селения двух племён расположены чересполосно? Или вам холмы, им берега реки?

-Мы согласны на размен: Хау-По и всё, что выше по течению, будет принадлежать суне, а ниже бонко.

Ни хрена себе, заявочки….

-Нет – отвечаю – Хау-По, Мака-Купо и Такаму с прочими подвластными Панхи селениями составят владения восточных «пану макаки». И на этих землях могут селиться и бонко, и суне. Всё что к северу, составить новую страну Суне. А юг будет  Бонко.

-Мы подумаем – говорит Раноре, переглянувшись с сунийскими старейшинами, присутствующими при разговоре.

-Это последнее моё слово – говорю.

Ага, думать они будут. Скажите спасибо, что и в тех границах, которые сейчас предлагаю, получите собственное княжество.

-Сонаваралингатаки – обращается ко мне один из них – Народ суне хочет, чтобы таки новой страны стал Раноре, сын Тагу.

-Я доведу до ушей Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы о просьбе людей суне. И наша владычица решит, кто станет править от её имени в Суне.

-И суне из Берегового Сонава тоже должны быть личными ганеоями типулу-таками – добавляет мой бывший главный телохранитель.

-Нет – вновь приходится говорить неприятное собеседнику – Суне Берегового Сонава останутся данниками сонаев.

Не хватало ещё проблем с моими как бы соплеменниками: до жителей двух деревень на побережье дела никакого нет, но через них недовольство действиями Сонаваралинги-таки может распространиться и на тех, кто обитает у озера Со. А горцев, как одну из опор власти, не следует против себя настраивать.

Через минуту добавляю: «Те из сунийцев, которые будут жить на землях своей страны и во владениях восточных «пану макаки», станут личными ганеоями дома Пилапи. А те, кто не покинет Бонко и Береговой Сонав, останутся обычными гане, платящими дань своим даре». Это я прямо сейчас придумал, чтобы жизнь Раноре и тем, кто его поддерживает, мёдом не казалась. А то слишком жирно им: и смена социального статуса, и получение собственного административно-территориального образования сразу.

 

 

Итак. Что имеем….  Семь сотен убитых с обеих сторон. Тринадцать брошенных обитателями деревень. Из них пять разорены и сожжены полностью.  Больше пяти тысяч пиу не убранных из-за беспорядков полей. И, скорее всего, часть оставшихся в земле корнеплодов пропадёт. Голода, благодарение духам-покровителям, вроде бы не предвидится: урожай нынче неплохой, а суне и бонко, бежавшие друг от друга, в массе своей обменялись недвижимым имуществом, в том числе и участками с невыкопанными баки с коем. Всего же покинули свои дома почти пятнадцать тысяч человек.

Пока я разбирался с Раноре на юге, вспыхнуло на севере: три роты двадцать четвёртого батальона, разбросанные по Мака-Купо, Хау-По и Такаму, пытались при помощи оставшихся местных «макак» и дружинников Панхи помешать взаимной резне, но единственное, чего удалось, так это свести к минимуму нападения гане и даре друг на друга в узкой полосе от столицы Бонко до восточной границы страны. Варукапи со своими гвардейцами и одной ротой из цаба Торукапи пришлось в спешном порядке совершать бросок обратно. Ну а я с оставшимися бойцами «двадцать девятого» оставался «в холмах», дабы на и юге «дружба народов» снова не перешла в горячую фазу.

В итоге успокоились обе стороны конфликта только когда все суне бежали «вверх», а бонко – «вниз». Вопреки первоначальному плану, из Хау-По все «низшие» ушли, равно как и из владений Панхи. По факту только вокруг Мака-Купо оставалось смешанное население. В общем, «хотели как лучше, получилось как всегда».

И держался последние дни хрупкий мир исключительно за счёт того, что на линии разделения между племенами стояло целых четыре батальона, и военные хватали всех взрослых мужчин, появлявшихся в запретной пятикилометровой полосе. С теми, кто сопротивлялся, не церемонились, зверски избивая, нескольких, особенно буйных или пытавшихся бежать – пристрелили. Задержанных прямо на месте приговаривали к двум годам «улагу», отрабатывать которые им приходилось тут же – на сооружении разграничительной стены со рвом. Тем же самым занимались и бригады, выделенные по моему требованию общинами с обеих сторон – но эти могли сменяться,  как сами договаривались, нам главное, чтобы работа не прекращалась. «Улагуи» же вкалывали без надежды на освобождение в ближней перспективе. В принципе, я планировал, когда «Бонкийская стена» будет полностью построена, объявить всем нарушителям амнистию и отправить домой, но до этого ещё далеко.

 То, что сооружалось, тянуло скорее на высокий сплошной забор с канавой перед ним, но масштаб работ всё равно огромный: одновременно на строительстве занято было, кроме сотни вохейских сапёров и роты их папуасских коллег, несколько взводов солдат из стрелковых частей, да под две тысячи местных. Бонко с суне, во избежание инцидентов, работали на разных участках, удалённых друг от друга на максимально возможное расстояние.

Из всей техники, привезённой союзниками, на ходу оставались только автомобили и экскаватор. Последний сейчас орудовал, отчаянно дымя выхлопными газами, под Хау-По, копая ров. Грейдер сломался буквально через два дня после завершения трассы Тенук – Хау-По. Грузовики же по большей части стояли – с дровами на газогенераторы проблем не было, но из подходящих для них дорог имелась только свежепроложенная дорога.  А по ней ездить особо некуда – изредка использовали эти «полуторки» для доставки грузов с запада, попутно отправляя туда или сюда кое-какую корреспонденцию. Получалось в сравнении пешим ходом или быками  очень скоро. Надо признаться, не представляю, как будем обходиться без них, когда вохейцы покинут остров – к хорошему привыкаешь быстро. Попробовать что ли выпросить у Повелителя Четырёх Берегов несколько авто по окончании войны? Если не увлекаться всеобщей автомобилизацией, то наших лесов на топливо для транспорта хватит надолго.

Хотя, впрочем, на хрена выклянчивать что-то у Тишпшок-Шшивоя, когда в наличии имеется целый коммунарский шпион, за которого его работодатели мне должны оформить полноценный договор о торговле и промышленно-техническом сотрудничестве, а нему открыть кредитную линию на поставки икарийских товаров? На Заокраином Западе, небось, машины и повыше качеством – на царском автозаводе, конечно, собирают грузовики и легковушки на 90% из тех же ирсийских комплектующих, но оставшихся десяти уже локализованных в сочетании с вохейскими рабочими хватало с избытком, чтобы отзывы водителей о выходящем с конвейеров до боли напоминали разговоры друзей отца о порождениях советского автопрома.

Оставалась, правда, некоторая вероятность, что в местном «коммунизме» качество товаров, в соответствие с иными анекдотами из прошлой жизни, ещё хуже того, с чем доводилось сталкиваться гражданам СССР. Лимпор вроде бы ни разу не жаловался на ирсийские вещи, но, вполне возможно, ему просто не с чем сравнивать – в отличие от коммунистов, капиталистов из Америки с Западной Европой и прочими Япониями да Кореями на Ихему не завезли.

Изменено 7 April пользователем Изяслав Кацман

[Изяслав Кацман]

Глава шестнадцатая

В которой ситуация меняется так быстро, что герой временами даже и не пытается что-то предпринять.

 

Да, течение «полумировой» войны в очередной раз сделало причудливый зигзаг – только и оставалось мне констатировать. К добру или к злу, ещё понять бы. Хотя, как водится, для кого как.

Итак, на Кельбеке неожиданно нашлись желающие превратить войну империалистическую в гражданскую. Ну, неожиданно это для вашего покорного слуги.    Лимпор новости о том, что на Острове Снежных Вершин началась внутренняя заварушка, нисколько не удивился. «Проирсийскую оппозицию там полностью не задавили. Старшие товарищи просто не поняли бы таких действий местного Президиума. Да и кроме идейных, хватает тех, кто уже понял, что дружба с Икарией принесёт намного больше выгоды, нежели урванный в этой дурацкой войне кусок».

-А этот их Президиум не понимает такой простой вещи? Что выгоднее не воевать, а торговать?

-Должны понимать. Другое дело, что граждане Заседатели могут иметь свои личные интересы, несовпадающие с интересами страны.

Что тут скажешь: не все такие сознательные, как Сонаваралингатаки, у которого  собственная выгода тождественна с государственной. По крайней мере, мне самому хочется в это верить. И внезапно для самого себя задаю вопрос агенту Заокраиного Запада: «А я, по мнению уважаемого Лимпора, тоже действую с личных интересах? И тоже поступаю вразрез с интересами Даринги?» А кого ещё спрашивать, как не постороннего человека, способного взглянуть на меня со стороны? И который, к тому же, вряд ли станет кому-то из местных говорить про сомнения второго лица в государстве касательно своей правоты.

Мой собеседник даже растерялся от такой постановки вопроса. После довольно длительной паузы, сопровождающейся видимыми умственными усилиями, он выдал: «Если судить по тому, что я видел и слышал, в том числе и от самого уважаемого Сонаваралинги-таки, ты, почтенный, действительно заботишься о благе своей страны. Впрочем, и кельбекские Заседатели тоже могут руководствоваться, выбрав войну, а не мир, своими собственными представлениями о благе государства, а не шкурными интересами».

«Но я в войну по собственной воле никогда бы не влез» – говорю шпиону, отправляя в рот очередной кусок рыбы.

 

По здравому размышлению, выход Кельбека из войны можно считать хорошей новостью. Когда Остров Снежных Вершин решился поучаствовать в общем «веселье», вохейцы с союзниками сразу же воспрянули духом, начав строить планы наступления на широком пространстве от Северной Тропы до Иханары. И моим папуасам отводилась почётная роль пушечного мяса на южном фланге. Единственное, что сдерживало наших «друзей» от немедленной организации экспедиции к нашим западным соседям, так это то, что половина армии Пеу завязла в Бонко. Наиболее нетерпеливые из вохейцев, впрочем, предлагали провести дополнительную мобилизацию. Дескать, поставить под ружьё ещё пять или десять тысяч человек, по-быстрому обучить их, солдат из стоявших на востоке острова батальонов, как уже опытных, определить в экспедиционный корпус, а новобранцев отправить им на замену сторожить бонко и суне, дабы те не перебили друг друга. Господин посол даже обещал выбить оружие и боеприпасы для десанта на Иханару. В отличие от иных генералов Повелителя Четырёх Берегов, бывших под впечатлением от нашего участия в войнах между кабиршанскими и тагирийскими вассалами на материке, Куба-Хитва, видевший, как проходила мобилизация, а также получавший от офицеров-сапёров подробные отчёты о бонкийском походе, довольно скептически оценивал возможности войск типулу-таками, но всё же полагал, что массой «пану макаки» и «регои-макаки» смогут задавить пару тысяч тюленеловов.

Мне в свою очередь оставалось только благодарить уважаемого представителя Старшего Брата за столь высокую оценку наших возможностей и указывать на проблемы с обучением, боевым слаживанием, а также на кучу трудностей при проведении такой масштабной десантной операции. Чисто теоретически, можно было бы маленькими партиями переправить несколько батальонов на свободные от палеовийского контроля острова Иханарского архипелага. И возможно, тюленеловы даже не сразу бы обнаружили переброску наших войск. Но дальше пришлось бы проводить то же самое десантирование – единственное, что преодолевать нужно было бы не сотни километров морской глади, а относительные небольшие водные пространства, отделяющие один остров от другого. Но вряд ли расквартированные там войска Северного архипелага стали бы смотреть на это совершенно безучастно. И класть сотнями или даже тысячами моих папуасов ради интересов Вохе никакого желания нет. Вот если бы союзники перебросили сюда дивизию своих солдат, я бы батальона три или четыре им в помощь выделил. Но планировали-то они наоборот – пару своих цабов, а основную массу должны составить наши.

Теперь же, когда кельбекцы выходят из войны, в Шущим-Вохе сразу же поубавится желающих осуществлять авантюристичные планы. Чужими руками жар там, конечно, не прочь разгребать и дальше, но чтобы был хоть какой-то толк, «руки» эти должны быть не голыми, а с оружием. Причём, огнестрельным, с учётом новых реалий. Так-то вохейцы и Ко надеялись получить некоторое количество современных винтовок и автоматов от новых друзей, а клёпанное своими силами или полученные от скилнцев палеовийские трофеи намерены были после этого передать армии Пеу-Даринги. Мои милитаристы уже настроились и воодушевились. А тут такой облом….

В общем, война пока что идёт чуть ли не по идеальному для нашего крабового угла сценарию. Стреляют и топят корабли где-то далеко отсюда: кельбекцы, прежде чем переключиться на внутреннюю резню, пустили ко дну несколько палеовийских «Далекоплывущих» в сражениях между Некатвой и Северным архипелагом, тюленеловы и вохейцы с переменным успехом били друг друга на пространстве от Шщукабы до Островов Пути, а у нас после того налёта на Новый Порт стояла тишина. Ну и то, что под шумок удалось припрячь подданных Старшего Брата на строительство дороги Тенук-Хау-По, а затем решить бонкийский вопрос, тоже хорошо. И даже случившаяся на востоке Пеу резня между гане и даре на пользу пошла: и союзники на какое-то время отстали со своими планами атаковать Иханару, и тамошние порядки удалось довольно сильно поменять. Один только перевод добрых двадцати тысяч сунийцев в платящих подати непосредственно центру, окупал все траты и издержки. А кроме них ещё были рана и сувана, которые как данники «восточных пану маками» теперь тоже превращались в трудовой резерв, доступный для применения в интересах пырг-хрыша. Там, правда, ещё придётся поработать, чтобы выстроить эффективную систему эксплуатации, не доводящую при этом народ до восстания. Ну, учитывая накопленный чиновниками Шестого Стола в опыт Болотном краю и промышленной зоне Талу и Кесу, с этим проблем не будет: тинса и бунса пашут у нас, как негры, и несильно жалуются на судьбу.

 

«Итак, на складах скопилось уже свыше сорока тысяч мер меди» – говорит Чирак-Шудай – «До начала войны мы продавали за границу две трети выплавляемого металла. Сейчас выплавку держим в половину от довоенной. Добычу руды же сократили на три четверти. Если ничего не предпринять, в ближайшее время придётся сокращать выплавку металла ещё сильнее. Тех рабочих, которых можно, я уже с рудников отпустил». Мой министр промышленности имеет в виду используемых в основном на рудниках ганеоев, как обычных, так и «новых», они же «личные ганеои типулу-таками», привлекаемых «по разнарядке», в рамках наложенных на общины трудовых повинностей. Эту публику-то можно распустить или просто не требовать взамен отработавших своё новых «лимитчиков». Правда, чтобы они не расслаблялись и не привыкали к хорошей жизни, теперь их перенаправляли на строительство или ремонт дорог либо на ирригационно-мелиоративные работы. Сейчас, к примеру, дополнительно осушаются сотни пиу земли в Тинсоке, и орошаются – в Нижнем Огоке. А дорога от Тенука к Сонавским воротам наконец-то превращается из еле намеченного направления в относительно нормальную трассу.

Но если с разнорабочими и даже с горняками проблем особых не было – в конечном счёте, какая им разница, просто грунт лопатить, или, же медную породу, то куда девать квалифицированных металлургов, металлистов и прочих оружейников, оставалось неясным. А это с семьями почти десять тысяч человек. Собственные потребности Пеу в металле и изделиях из оного закрываются куда меньшим числом занятых. Склады же не резиновые. И если кормить такую ораву, не дающую быстрой экономической отдачи, удастся худо-бедно ещё долгие месяцы, то с обеспечением их фронтом работы скоро будет довольно грустно, особенно в части импортных комплектующих. Из-за моря везём не так уж много, но без этих «малостей» всё производство встанет колом. Держать же рабочих на «пособии по безработице» не хочется, в основном, чтобы не развращать с немалыми усилиями набранных и воспитанных пролетариев «халявой». Можно, конечно, придумывать для них работу, просто ради работы. Но люди у нас с собственной гордостью – могут и забузить, если начать давать бессмысленные занятия.

Есть ещё вариант с перестройкой промышленности и переброской работников на новые направления. Вот, только, как это сделать, что нужно развивать за счёт сокращаемой добычи руды и металлургии, ума не приложу. Впрочем, для этого у меня есть Чирак-Шудай и целая орава клерков  Шестого стола. Вот, пускай, они все и думают, куда пристраивать рабочих, ставших лишними из-за решивших повоевать придурков. Причём, чтобы это ещё в перспективе и пошло на пользу развития Пеу. Вашему покорному слуге лично пока что в голову пришла только идея насчёт ликвидации зависимости от импорта по ряду направлений. Да хотя бы свёрла и резцы для станков свои собственные производить начали бы что ли. А то до сих пор их покупать приходится у вохейцев и палеовийцев.

Потому говорю «министру промышленности»: «Почтенный Чирак-Шудай, я не знаю, сколько ещё продлится война и связанные с нею трудности в торговле с заморскими землями. Потому моё распоряжение: в десятидневный срок ты и твои парни представьте мне свои соображения, чего из нужного на Пеу сейчас не производится или производится в недостаточном количестве, и что необходимо предпринять, чтобы эти вещи делать самим. Пусть посчитают затраты времени и прочего, нужно для этого. Перечень составляйте самый подробный, дальше будем решать, как быть. Я могу только вспомнить про свёрла и резцы».

«Хорошо, Сонаваралингатаки»  – отвечает пожилой вохеец – «Я соберу начальников мануфактур и заводов и, мы обсудим твой приказ».

Пусть судят да рядят. Может, чего и придумают для дальнейшего «развития производительных сил». Ну, а если из «мозгового штурма» ничего путного не выйдет, остаётся ещё вариант с переводом части пролетариев обратно в крестьяне. Хоть этого и не хочется.

 

«Всё конечно прекрасно, но почему именно моих рабочих сокращать и переучивать?!» Это прорезался голос у управляющего медными рудниками, Тебукумуя. Понять его, в общем-то, можно: был начальником над доброй тысячей человек, руководил предприятиями, обеспечивающими половину экспортных поступлений, и, вдруг – ставят перед перспективой лишиться двух третей подчинённых и скатиться с места руководителя одного из самых важных подразделений нашего промышленного комплекса куда-то на десятое или двадцатое место среди директоров заводов. Увы, сейчас не до того, чтобы считаться с чувствами уважаемых папуасов вроде Тебукумуя. Так что придётся ему свои обидки засунуть поглубже под набедренную повязку.

С самого начала нашей индустриализация я всё время испытывал серьёзные душевные терзания из-за необходимости городить государственную собственность во всех ключевых отраслях: от металлургии до судостроения. По прошлой, земной, жизни помнил же о неэффективности тотального огосударствления, но при этом самому мне приходилось наступать практически на те же самые «советские» грабли. С превеликим удовольствием отдал бы всё на откуп частной инициативе, да вот только не хватало ни капиталов, ни кадров для нормального рыночного капитализма. Иногда возникали в голове моей идеи, действовать по примеру не то японцев, не то корейцев, у которых за казённый счёт строились предприятия и передавались в полцены тамошним буржуям. Чисто технически подобное можно было бы и на Пеу провернуть, да вот только откуда взять среди папуасов достаточное количество способных стать капиталистами-предпринимателями. Так что подобные мысли приходилось держать при себе, как совершенно несбыточное благое пожелание. Разве что по возможности я старался не лезть в те отрасли промышленности, где частная инициатива работала более-менее нормально, вроде гончарного промысла и изготовления кирпича, ткачества и всякого кустарного ремесла. Ну и прилагал некоторые усилия, чтобы две медедобывающие компании, конкурировавшие с принадлежащими типулу-таками рудниками, не закрылись окончательно. Сейчас тенхорабитское «АО» и Рамикуитаки добывали чуть больше десяти процентов всей медной руды – остальное было нашим. Плавить же медь они перестали лет шесть назад. Так что теперь полностью зависели в сбыте от казённых плавилен и Морской кампании Пеу. Если руководствоваться сугубо соображениями прибыли, ничто не мешало скупать их продукцию для переработки за копейки, и, наоборот, безбожно задирать цены за перевозку концентрата, идущего на экспорт. Но ваши покорный слуга ради сохранения хоть какой-то конкуренции в отрасли, предпочёл установить расценки и на принимаемую руду, и на её вывоз, позволяющие обоим независимым производителям сохранять хотя бы небольшую рентабельность.

В нынешней же непростой ситуации тотально-государственный характер наиболее передовых секторов экономики Пеу оказался плюсом: если вместо единого промышленного комплекса  был бы десяток частных предприятий, то дело уже шло бы к их закрытию и тысячам безработных. А нам сейчас можно более-менее плавно преодолеть кризис, финансово поддерживая незанятых рабочих и постепенно переучивая народ и направляя на новые места.

Так что мне оставалось только благосклонно пожимать плечами, слушая Чирака-Шудая. По итогам недельного «мозгового штурма» «капитанам промышленности» в соавторстве с ребятишками из Шестого стола удалось разработать пусть и весьма схематичный, но всё же, на первый взгляд, вполне жизнеспособный, план. Рабочих, сокращаемых с рудников, предлагалось для начала направить на строительство насыпи для будущей железной дороги, которая должна связать промышленную зону с Новым Портом и столицей, и частично – на сталелитейный завод, где планировалось увеличить выплавку. Занятых на медеплавильном производстве пока трогать не следовало. Так же расширению и модернизации подлежал электротехнический цех мархонских мастерских – практически до отдельного предприятия, которое будет выпускать не маломощные генераторы, как сейчас, а агрегаты для новой ГЭС. Гидроэлектростанция же требовалась для снабжения током запланированной железной дороги, точнее даже двух: от Рудников в Мар-Хон и в столицу, с перспективой продления путей дальше на юг – вплоть до Тинсокского залива. Кроме электрогенераторов, требовались мощные моторы для электровозов. На собственного производства станки двигатели мы уже производили, последний год даже шли разговоры об экспорте, и небольшую партию вохейцам даже продали. Но тут война случилась…. По первым прикидкам, при принятии плана железнодорожного строительства, нынешние мощности медеплавильного производства будут загружены работой  на несколько лет вперёд. А от сталелитейного заводика потребуется существенное увеличение выплавки, чтобы обеспечить стройку рельсами и железными конструкциями для пары мостов, которые предстоит соорудить. Причина, по которой решено было переходить сразу к электрической тяге, минуя тепловозы и даже паровозы – проблемы с топливом. Ну нет на Пеу нефти вообще, запасы угля копеечные, а дровами топить – все леса сведём за пятилетку.

Кстати, о топливе: наша металлургия и до войны на три четверти зависела от импорта древесного угля из Тагиры. Потому задаю резонный вопрос: откуда дровишки возьмём? Ответил один из «экономистов» Шестого стола: «Можно и дальше покупать в «Стране чёрных». Мы друг другу войну не объявляли. Если попробуют вохейцы остановить корабль – он везёт товар их союзникам на Пеу. Если палеовийцы – то это корабль их тагирийских союзников». Я смотрю на этого умника: то ли как дитё  малое, то ли действительно гений? Но Ваторимуй, «столоначальник номер шесть», полностью поддерживает своего подчинённого: оказывается, последние полгода торговля с тагирийцами всё ещё идёт, пусть и не в прежних масштабах. Иначе наши металлургические заводы встали бы через пару месяцев после начала войны, причём, отнюдь не из-за затоваривания складов. В общем, получается, что в нынешних условиях поставки угля от восточных соседей по-прежнему вполне возможны, пусть и сопряжены с некоторым риском. Впрочем, уровень опасности несильно выше, нежели в мирное время, когда корабли то и дело гибнут в штормах.

«Допустим, тюленеловы не станут мешать нашей торговле с Тагирой. Но что, если вохейцы потребуют от нас прекратить связи с врагом? Или сами тагирийцы запретят торговлю?» – задаю вполне естественный вопрос и тут же выношу вердикт – «Нужно иметь запасы угля на два или три месяца непрерывной работы. Ваторимуй, ты лично отвечаешь за запасы, достаточные для работы как медеплавильного, так и железоделательного заводов. Чирак-Шудай, а ты обязан постоянно оповещать уважаемого Ваторимуя, сколько угля в наличии, чтобы его подчинённые успевали обеспечивать все ваши нужды». Главный металлург и министр экономики дружно пожимают плечами: дескать, приняли к сведенью.

Затем Чирак продолжил: кроме железнодорожного строительства и сооружения новой и реконструкции старых ГЭС запланирована замена станочного парка и программа по разработке оборудования и материалов, которые доселе импортировались. Правда, насчёт упомянутых самим Сонаваралингой-таки резцов и свёрл он сразу же заявил, что нужны легирующие добавки. И без них, конечно, можно будет делать, но качество в сравнении с палеовийскими будет намного хуже. На мой вопрос, а нельзя ли найти у нас на Пеу нужные ингредиенты, старый вохеец грустно улыбнулся: «Если бы всё было так просто, то разве тратили бы деньги на покупку втридорога у тюленеловов. Но многого на острове просто не найдено, а что нашли, то не оправдывает затрат на добычу».

Ну, я и так знаю, что кроме железа и меди во владениях типулу-таками из металлов доступны только серебро, свинец и цинк, да ещё мышьяк, содержащийся в качестве примеси в медной руде. Всё остальное, если и находили, то только в следовых количествах.

Ладно, придётся довольствоваться тем, чего мои умельцы руками и умники головами смогут намодернизировать наличными ресурсами. По крайней мере, массовое производство медного провода разной толщины Чирак-Шудай обещает точно. А то раньше и его покупали – сперва у палеовийцев, а последние года три и у вохейцев. Впрочем, тут всё упирается в проблему энергетики: в качестве проводника используется рафинированная медь, которая получается с жуткими затратами электричества. По предложенному же плану производство электроэнергии должно вырасти в два с лишним раза только в ближайшие три года, и львиная доля прироста пойдёт на нужды металлургии: цех рафинирования превратим в завод, а сталелитейный участок расширим. А когда внешняя торговля восстановится, то всяко медь с чистотой 99,9, а тем более проволока или провод из неё стоить будут дороже, чем черновой металл. Так что в накладе в любом случае не останемся, а хотя бы частичное импортозамещение всё лучше, чем никакое. Да и вообще, стопроцентная самодостаточность вряд ли возможна, особенно для такой маленькой страны, как Пеу-Даринга.

Ну и не стоит забывать про мой секретный козырь в виде будущего договора о торговле и сотрудничестве с Икарией: уж за голову своего агента господа-товарищи коммунары обязаны будут его заключить. А кредит в виде кучи техники и оборудования, а также обучения папуасов, по этому соглашению я с Заокраиного Запада выколочу – в масштабах Коммуны сущая мелочь то, чего, для Пеу хватит на финансирование полноценной культурной и технологической революции, а не той импровизации с самодеятельностью, которыми приходилось и приходится заниматься до сих пор. А что свёрстанные командой инженеров и экономистов в двухнедельном напряжении всех извилин, бессонных ночах и постоянных спорах, переходящих временами в ругань, планы придётся после установления контакта с Ирсом менять, ничего страшного – ваш покорный слуга за двадцать с лишним лет хрен знает сколько раз вынужден был пересматривать или отменять и более глобальные прожекты. И даже если те же генераторы и турбины для ГЭС или локомотивы покупать дешевле окажется у икарийцев, чем делать самим, то главным нашим экспортным товаром запросто может оказаться  рафинированная медь.

«Хорошо. Всем спасибо» – завершаю заседание – «Работайте. Через одну луну соберёмся вновь. Посмотрим, как идут дела. Тогда уже станет ясно, что получается, а что нет, что нужно изменить, от чего отказаться, а чего добавить».

 

-Что ты хотел доложить? – спрашиваю Айтота Утдая.

-На Иханаре у наших врагов трудности с боеприпасами и оружием – говорит тот.

-А точнее?

-Наш «друг» господин генерал колонны Унас Тичу уже несколько дней в переговорах с Южной грядой ругается из-за задержки новых партий патронов и снарядов. Что оттуда ему сообщают, как обычно, можно только догадываться. Но, по некоторым словам господина генерала можно понять, что в метрополии массовые забастовки. Я только не понял, в портах, на военных заводах или везде сразу. Он орал последний раз: неужели нельзя солдат направить, чтобы те стреляли бунтовщиков и предателей.

-Про наш цаб ничего не слышно?

-Именно про наших военных ничего. Но сообщения о нападениях на солдат Союза Палеове на севере архипелага в последние дни участились.

Месяца полтора назад я, не выдержав «бомбёжки» просьбами со стороны союзников и рапортами от своих офицеров, приказал сформировать сводный полубатальон в составе двухсот человек для отправки к западным соседям. От более масштабного контингента по итогам командно-штабной игры с участием всех заинтересованных лиц отказались даже самые радикальные милитаристы с поборниками подлинного величия Пеу-Даринги: тщательный разбор наших возможностей и того, что им может противопоставить противник, убедил распоследних шапкозакидателей в реальности переброски только небольшими группами в надежде, что тюленеловы не заметят хотя бы  часть кораблей.

Добровольцев поучаствовать в экспедиции вызвалось в три раза больше предполагаемого штата экспедиционного отряда, даже многие вохейцы выразили желание отправиться повоевать. В итоге набрали двести тридцать солдат и офицеров. После пары недель на боевое слаживание их несколькими рейсами разными маршрутами отправили на Тисету, самый северный из больших островов Иханары. Чисто теоретически, они как раз дней десять тому назад должны были достичь недоусмирённого палеовийцами архипелага, связаться с уже находящимися среди непокорённых туземцев нашими военными и приступить к работе. Потому увеличение числа атак на противника вполне может быть их рук делом.

Так что проблемы с боеприпасами у людей господина губернатора весьма кстати – слишком много патронов, разумеется, наш экспедиционный отряд взять не мог, да и переправлять их, даже если забыть про ограниченность наших запасов, в дальнейшем тоже получится весьма нерегулярно. Особенно, когда тюленеловы «просекут» насчёт источника участившихся неприятностей. Уж наладить-то постоянное патрулирование берегов северной части Иханарского  архипелага у них сил хватит. Так что я с самого начала оценивал перспективы посланных добровольцев весьма скептически. Теперь же у моих орлов хоть какие-то шансы появились: сбросить палеовийцев  море три сотни бойцов, даже при поддержке местных, конечно, не сбросят, но нервы помотают им изрядно.

 

«Давай донесение с Тисеты» – говорю Кутукори. Мой секретарь протягивает надорванный конверт из плотной бумаги с парой печатей купеческого «братства Хамурегуя, Шубак-Набала и прочих». В целях конспирации послания от командующего «ограниченным контингентом» майора Варукапи шли за именем Вотоке, представляющего данное «кумпанство» на Иханаре. Беру стопку листов и внимательно просматриваю: «Уважаемые братья, пишет брат Вотоке…. За прошедшие пятнадцать дней общались с тремя десятками местных добрых мужей (то есть, бойцы Варукапи и действующие в координации с ними туземные отряды имели тридцать столкновений с палеовийцами и коллаборационистами), приобрели более  шестидесяти отборных сосновых брёвен и почти сотня стволов иных пород (то есть, уничтожено шесть десятков солдат тюленеловов и сотня их местных пособников), в обмен пришлось отдать семнадцать топоров (потери среди подчинённых майора составили семнадцать человек) и пятьдесят дешёвых ножей (погибло пятьдесят туземных союзников)…. Запасы бус и ожерелий для даров местным сильным мужам совсем маленькие (боеприпасов мало, да и оружие нужно)».

В общем, ничего неожиданного: ребята продолжают заниматься тем, ради чего их и послали, страдая из-за нехватки боеприпасов. У тюленеловов, впрочем, проблем со снабжением не меньше – беспорядки в метрополии подавили, но по непонятной мне причине поставки на Иханару в полном объёме так и не восстановились. И не только туда: палеовийские войска на Островах Пути тоже вынуждены экономить патроны со снарядами. Причём настолько, что вохейцы начали изживать свой страх перед полугегемонами Земноморья и устроили несколько морских сражений.

Результаты боестолкновений были разными, но в общем и целом итог получился в пользу моряков Тишпшок-Шшвивоя. Более того, подданные Повелителя Четырёх  ухитрились даже устроить пару успешных десантных операций. Заняли, правда второразрядные острова, но всё же…. Если так дело и дальше пойдёт, получится, что я оказался на правильной стороне.

Что там дальше? Ага, отчёт Чирака-Шудая по проделанной за два месяца работе: генераторы и турбины для ГЭС изготавливают согласно планам; сооружение плотины несколько отстаёт от графика; строительство цехов нового завода по производству электропровода и кабеля почти завершено; оборудование для него частично проходит испытания, частично ещё делается; проблемы с чистотой меди электротехнического качества решаются, хотя не так быстро, как хотелось бы. В общем, как всегда: планы нарушаются и пересматриваются на ходу; процесс, хотя и со скрипом, но идёт. Я, если честно, ожидал, что всё будет медленней и печальней.

А вот с серебряного рудника вести не радуют: добыча драгметалла продолжает снижаться. Похоже, лежащую на поверхности и в самых верхних слоях грунта руду уже всю выбрали, а извлечение из более глубоких горизонтов сразу же оборачивается резким увеличением трудозатрат. Надо дать задание Чираку-Шудаю – пусть посчитает баланс расходов и стоимости получаемого серебра со свинцом, и выдаст заключение о рентабельности дальнейшей разработки месторождения. Может быть, уже пришла пора сворачивать проект. По большому счёту, объём прибыли с продажи медной руды и чернового металла уже давно перекрывает оный от штамповки эквивалентов вохейских чинвов. А если на экспорт гнать рафинированную медь и электропроводку, то тем более. Так что много от ликвидации этого направления не потеряем. На крайний случай, оставим добычу аргентума для технических нужд – если не париться с чеканкой монеты, собственное серебро должно выходить дешевле импортного. В крайнем случае, если игра не будет стоить свеч, можно отдать всё на откуп частникам – да тем же местным тенхорабитам хотя бы.

Следующая бумага: отчёт писца столичной полиции, ответственного за надзор над Темануем Молодым, о времяпровождении и контактах поднадзорного объекта. «Исправно служит помощником командира Сто четвёрого ополченческого цаба…. Среди сослуживцев и подчинённых пользуется уважением…. Аттестация со стороны летинату Тонуке самая положительная…. В свободное время читает книги о военном искусстве, истории и описания стран и народов…. Вне службы общается в основном с тэкое Каноку и тэми Комадаривой…. Связей с лицами из списка подозреваемых в принадлежности или сочувствии «Истинным дареоям» не выявлено…. Антигосударственных высказываний в частных беседах не допускает, при попытках агента «Огу» завести разговор об участии поднадзорного в мятеже, раздражается, отделываясь общими фразами о собственной наивности. По личному мнению агента «Огу» – не похоже, что скрывает свои истинные мысли или намерения, а скорее действительно осознаёт свои ошибки….» В общем – идеальный портрет помилованного и деятельно раскаявшегося бунтовщика. Хотелось бы верить….

И интересно, о чём таком Темануй общается с Каноку и Комадаривой? Надеюсь, не планы по свержению Солнцеликой и Духами Хранимой и захвату власти наследником строят? А то после  участия моего первенца в деятельности «Истинных дареоев» я ничему бы уже не удивился. Хрен знает, что в головах у «племени молодого незнакомого».

«Записывай»  – говорю Кутукори – «Начальнику Четвёртого стола дать распоряжение своим подчинённым выяснить, о чём именно беседуют Темануй с тэкое  и тэми. Делать это строго в тайне, привлекать только проверенных людей».

А это что за хрень…. Кто это у нас такой внимательный? Ага, первый заместитель командира особой церемониально-караульной сотни «пану макаки» старший летинату Рохоки – фактически же начальник дворцовой охраны. «Особая церемониально-караульная» делилась у нас на примерно равные по численности части: спецподразделение, немалое число бойцов которого сейчас работает на Иханаре, и на собственно охрану, в свою очередь разделявшуюся на тех, кто красиво марширует и монументально стоит возле ворот дворца типулу-таками, и менее заметных и внушительных, но занимающихся реальным обеспечением безопасности правительницы с семейством, а заодно и прочих важных государственных лиц. Вот как раз за всю эту рутину, не находящуюся на виду папуасов, любящих поглазеть на смену караулов возле резиденции властительницы Пеу, и отвечал Рохоки.

Впрочем, офицер не только внимательный, но и инициативный…. И довольно храбрый. О мотивации его же можно только догадываться. Разумеется, всех силовиков, начиная от только выпущенных с военного «факультета» Обители кандидатов в офицеры и выше, я знаю в лицо, но надо будет побеседовать со столь серьёзно относящимся к своим служебным обязанностям гвардейцем.

Читаю доклад на второй раз. И как мне реагировать? Никак, наверное.  А письмо лучше уничтожить – дабы у чрезмерно серьёзно относящегося к своей службе старшего летинату не было в дальнейшем неприятностей.

Так, дальше…. «Письма трудящихся». В смысле – жалобы, предложения и прочее от частных лиц. Практически на автопилоте просматриваю послания от подданных типулу-таками, тут же передаю их секретарю, сопровождая устными резолюциями: «Оставить без рассмотрения… передать начальнику столичной стражи для разбирательства… пусть Тагор разберётся с этим незаслуженно непринятым в Обитель отпрыском…». Ага, опять очередной непризнанный непосредственным начальством автор гениального проекта… Лениво и без особого интереса пробегаю глазами по старательно выведенным строчкам. При виде тщательно прописанных значков адаптированного к особенностям папуасского языка вохейского «народного» письма, почему-то кажется, что у автора проблемы с почерком, и при занесении своих мыслей на бумагу он старался как мог. А ведь в этом что-то есть…. Как зовут написавшего сей прожект младшего писца – Мутонуй, кажется?

Предлагал данный скромный чиновник министерства внутренних дел ни много ни мало систему всеобщего учёта населения, для чего, по его идее, требовалось присваивать каждому по достижении определённого возраста номер, который вносится в полицейскую картотеку. А уже там будут содержаться данные о человеке:  имя, дата и место рождения, описание внешности и всё остальное, годящееся для идентификации. Причём номер не просто присваивается, а вытатуировывается на груди или плече.

Передаю письмо Кутукори: «Составь распоряжение начальнику Четвёртого стола, дабы он прислал младшего писца Мутонуя ко мне в обычные часы приёма. В ближайшие дни». Мой неизменный помощник смотрит несколько удивлённо: дескать, чего же такого особенного придумал какой-то мелкий клерк, что самого Сонаваралингу-таки заинтересовало.

Идея неплохая. Правда, стоит немного дополнить: две первые цифры личного номера будут означать провинцию, в которой человек появился на свет (ну или где нанесли татуировку), следующие три или четыре – населённый пункт (опять же – откуда родом или где проживал в момент нанесения номера), а дальше уже пойдут собственно личные данные. Хорошо бы, конечно, ещё и число, месяц, год рождения для большей точности набивать. Но тогда слишком уж длинный ряд цифр получится. Впрочем, если ограничиться двумя последними цифрами года и месяцем появления на свет, то может и не так длинно получиться. Да и с населёнными пунктами можно сильно не заморачиваться, присваивая близкорасположенным деревням один номер – тогда для обозначения места «клеймения» гарантировано хватит двух знаков.

Итого: четыре цифры для места, четыре для даты рождения. По той статистике, которой я располагаю, в год на Пеу рождается меньше двадцати тысяч детей. Если раскидать это число на пять сотен «сельсоветов» и двенадцать месяцев, получается неполная пара десятков подлежащих учёту граждан в каждой административной единице. И это, если отвлечься от младенческой смертности – некоторые меры, продвигаемые с моей подачи, конечно, позволяют сейчас доживать до взрослого возраста куда большему проценту папуасов, но всё равно, из семи-восьми детей, рождаемых в течение жизни средней туземкой, до двенадцати лет, в которые автор проекта предлагает проводить «паспортизацию», дотягивали, хорошо, если половина. Так что трех цифр должно хватить с очень большим избытком.

Тут некстати вспомнилось, что подобное, кажется, немцы в концлагерях практиковали. Интересно, как, в связи с этим, к предложенному новшеству отнесутся ирсийские коммунары со своим гуманизмом и прочими общечеловеческими ценностями?  Проблем с заключением договора о всестороннем сотрудничестве не возникло бы.