Рассказы с конкурса "Альтернативная Германская империя"

[John D. Long]

Unter Alles

Нью-Йорк, конечно, ошеломлял. Он ошеломлял по первости даже жителей Теплого мира, если только они сами не были родом из подобных же каменных джунглей, что у уж говорить про уроженца Рейха. Для Пауля все здесь было непривычно, невероятно и как-то неестественно - начиная с самых обычных вещей, которые противоречили понятию обычности. Сознанию не за что было зацепиться, чтобы выстроить хоть уголок нормальности в мире абсурда. 

Вот, например, воздух. Как и все в Рейхе, Пауль знал: выйти на открытый воздух без специального костюма это гарантированный и быстрый способ умереть. Местные же на открытом воздухе просто гуляли - странный глагол, означающий бесцельное хождение туда-сюда ради удовольствия или просто от нечего делать. Слово было Паулю знакомо и прежде из доисходного языка, но как чистая абстракция, наподобие "еврей" или "левитировать". Старшие, конечно, все это помнили, только молодежи не особо рассказывали - ни к чему, да и как расскажешь слепцу про красный цвет? Пауль, конечно, получил расширенное образование, и даже видел фотографии и кинозаписи, но воздух-то не сфотографируешь. Не донесешь через экран то странное, почти непристойное чувство от возможности просто открыть дверь и выйти наружу хоть голышом...

Ну, совсем голышом, конечно, такого даже местные себе не позволяли. Хотя и были близки к этому - вторым самым удивительным открытием после воздуха оказались наряды здешней толпы. Ах нет, третьим, а вторым - сама толпа. Ещё одно доисходное слово, уже более понятное. Большое скопление стоящих или движущихся людей, лишенных в этот момент четкой организации. Такое Пауль хотя бы мог представить. Когда в конце торжественной церемонии командовали разойтись, всякий раз колонны Трудового корпуса ломали строй и устраивали минутное смятение, прежде чем очистить отсек. Это очень напоминало нью-йоркскую толпу, вот только здесь она не расходилась целый день. Видимо, это было связано с тем, что люди постоянно гуляли, а местные власти не могли приставить их к делу. Сложно было вообще понять, как все эти массы людей продолжают существовать, ничего не делая, одним воздухом всё же сыт не будешь.

Но не только самим своим наличием изумляла толпа, а и составом. Половину её составляли женщины! К своим двадцати двум годам Пауль видел женщин всего десять или двенадцать раз, считая, конечно, только сознательный возраст. Отсеки Репродуктивного корпуса размещались глубоко внизу, под Пятой плоскостью, и без особого разрешения сверху туда ходу не было. Драгоценное арийское семя попадало туда отдельно от носителей: Пауль уже дважды стал отцом (за что имел особый наградной знак), но никогда не видел ни своих детей, ни их матерей. Конечно, все знали, что у высших фюреров, ведущих ученых, генералов и адмиралов имелись индивидуальные женщины самого высшего качества, но они почти никогда не покидали свои жилые секции. Говорили также, что окончательно исчерпавшие репродуктивный ресурс героини уже несколько лет как распределяются между наиболее заслуженными ветеранами Исхода, но тут уж о высшем качестве речь, понятно, не шла. Всем же прочим гражданам Рейха оставалась лишь нордическая дружба. 

А тут женщины просто ходили среди мужчин как ни в чем не бывало, и редкая среди них была беременна. Впрочем, кроме женщин в Нью-Йорке встречались существа ещё более фантастические: негры, азиаты и прочие низш... Нет, нет, пока что даже в мыслях нужно избегать привычных терминов, иначе не видать Рейху места в ООН. Надо помнить о цели! Низшие или высшие, а у всех есть голоса в Ассамблее, и всех нужно расположить к себе. Да и вообще, на многое теперь пора смотреть по-новому, кто не меняется, тот вымирает. И все же как дико выглядит это смешение обоих полов и всех возможных рас. Было бы чуть менее дико, одевайся они нормально, но кроме немногочисленных военных и полицейских здесь никто не носил форму. Нельзя было понять, чем человек занимается и какое положение занимает. С некоторой вероятностью, люди в единообразных серых костюмах с галстуками занимались чем-то в сфере администрирования, но вот остальные? Особенно странно выглядели некоторые ровесники Пауля в яркой узорчатой одежде всех цветов радуги сразу. Таких легко искать с воздушного аппарата, но зачем это внутри поселения?

Увы, и сам Пауль был сейчас в сером административном костюме местного кроя, а не в своем мундире. Как и вся делегация Рейха, кроме адмирала Фрайгерра - всё же флотская форма во всех странах почти одинакова и не вызывает у местных ненужных ассоциаций. Фрайгерр в этой элегантной форме как раз сейчас неэлегантно развалился на диване лимузина напротив Пауля, сидевшего рядом с фюрером иностранных дел Лампрехтом. Сам Пауль в делегации был кем-то между телохранителем и дворецким, а при нужде мог служить переводчиком, хотя и не самым полезным - что толку идеально знать слова, если сплошь и рядом загадочны стоящие за ними понятия? Впрочем, истинную роль юноши вполне откровенно обозначил Лампрехт: показать миру, что у нас есть новое поколение, что мы не сборище беглых стариков, которые скоро сами вымрут, а воспроизводящееся общество с высококачественной молодежью. Странно было чувствовать себя будто новой моделью ледохода, которую привезли на отчетный показ Совету фюреров, но иначе Пауль никогда бы не попал в Теплый мир. 

Любоваться на чудеса Нью-Йорка оставалось недолго, кортеж уже приближался к зданию ООН. Фрайгерр, скрывая за небрежным тоном волнение, бодро произнес:

- Сейчас все решится - вернемся мы в Рейх с триумфом или позором. Но я уверен в триумфе! Мы уже сделали самое сложное, прошли через Совет безопасности. 

Лампрехт испустил возмущенное сипение. Легко адмиралу говорить "мы сделали", когда он только сверкал золотым шитьем на приёмах, пока дипломаты действительно делали титаническую работу. Никто сперва и не рассчитывал, что в итоге удастся дойти так далеко. Вводные были самыми плохими. Поначалу, когда Рейх только открыл миру свое существование и вышел на контакт, мнения остального человечества разделились между немедленным уничтожением и тотальным бойкотом, и это не считая тех, кто вообще отказывался верить в возможность существования целого государства германских беглецов среди льдов Антарктиды. Впрочем, маловеры быстро уверились, а горячие головы столь же быстро остыли: мало желающих воевать с государством, которое не только обладает атомным оружием и У-ботами с ракетами, но и само по себе является огромной подледной крепостью. Но как добиться признания, когда политики и пресса всех остальных континентов в один голос кричат о гнезде недобитых нацистов? Это было невозможно, и дипломаты Рейха сделали невозможное - дипломаты Рейха и его золото, как вывезенное из Европы в дни Исхода, так и добытое уже в недрах нового Фатерланда. Часть политиков и газетчиков слегка призадумалась. Ну ведь в самом деле, признавать государство беглых гитлеровцев немыслимо, а, с другой стороны, Испанией до сих пор правит тот самый Франко, которого посадили на трон Гитлер и Муссолини, и эта самая Испания не изгой, а почтенный член ООН. А император Японии разе не тот самый Хирохито, чьи войска в союзе с Гитлером резали китайцев и бомбили Перл-Харбор? Тот самый, и ничего, Япония тоже член ООН. А что делают сверхдержавы? СССР ввел войска в Чехословакию, США бомбят мирные поселения азиатов. Им ли судить государство, которое за все время своего существования никого не бомбило и никуда не вводило?

Это, конечно, был бы напрасный труд, если бы Рейх не делал одновременно радикальных шагов по исправлению собственной репутации. Пожертвовать пришлось многим, очень многим, благо делалось это напоказ вовне, а в самом Рейхе мало кто даже узнал о нововведениях. Унизительно публично отреклись от идей национал-социализма, и даже заявили, что Исход был не от приближающихся большевиков и англосаксов, а от самого Гитлера, которого не могли больше терпеть честные немцы, как раз узнавшие о страшных злодеяниях режима. Осудили разом и сами злодеяния, обозначив возможность умеренных (зато чистым золотом) компенсаций. Нескольких малых и средних фюреров, проигравших очередную партию властных игр на Двенадцатой плоскости, показательно казнили за вскрывшееся участие в гитлеровских преступлениях. Наконец, и самое слово "Рейх", совершенно неприемлемое для прохождения в ООН, тоже стало жертвой обновлений. Поскольку флот, всегда бывший оплотом монархизма, составил основу Исхода и нового государства, настало время сменить название "Рейх" на "Кайзеррейх" - Империю. Императора (разумеется, конституционного) обещали короновать так скоро, как представится возможность. Разумеется, такие радикальные в своей косметичности изменения вызвали острое неприятие у некоторых ветеранов и дело дошло до перестрелок в правительственных отсеках, но в итоге ретрограды проиграли и составили вторую партию вновь выявленных и показательно казненных гитлеровских преступников.

И уже стоя на фундаменте некоторой респектабельности, можно было приступать к основному - предметному торгу с великими державами. Конечно, не было шансов, что они уронят свое достоинство голосованием "за". Пусть просто воздержатся, не используют вето и разрешат голосовать своим клиентам и сателлитам, а уж дело дипломатов добрать нужные голоса среди миноров. Но скольких трудов стоило добиться этого согласия, убедить каждую из сверхдержав, что лучше иметь Антарктиду признанным нейтральным партнером, чем отказом толкнуть в объятия соперника. Конечно, в ход пошло кое-что ещё. Америке оказали огромную услугу, отговорив её от столь же огромной ошибки лететь на Луну. Хотите славы - снимайте высадку в павильоне, а людям ступать на поверхность Светила Мертвых нельзя и вдвойне нельзя возвращаться после этого на Землю. Для этого пришлось даже пустить специалистов НАСА в Восьмое хранилище, но уж после их визита вопрос о лунных полетах более не возникал. Что касается СССР, то половина его территории сама была почти что Антарктида, и технологии для её продуктивного освоения оказались непреодолимо заманчивыми на фоне замедляющейся экономики. Сверхдержавы дали добро.

 

- Сверхдержавы дали добро! - уверенно произнес Фрайгерр, - а за Ассамблеей дело не встанет. 

- Не спешите торжествовать, - возразил Лампрехт, - после того, как Хрущева и Кеннеди отстранили, каждого на свой лад, сверхдержавами руководят относительно разумные люди. Их мы смогли убедить. Но в Ассамблее идет в счет голос каждого кораллового атолла, если только у него есть флаг и герб. Тут предсказуемость недостижима. Правда, шансы у нас все же хорошие. Мы гарантированно берем почти все мусульманские страны, почти всю Латинскую Америку, многих в Черной Африке - вот уж чудеса творит золото... В Азии кто как, мы получили твердое обещание Индии, страны арийских братьев, но ведь этот колосс - всего один голос. А в Европе дела плохи. С нами Испания, Португалия, возможно, Турция. Есть шансы на Румынию, их фюрер любит оригинальность. Но всех прочих нам не видать из-за истерической оппозиции двух этих немецких (Лампрехт добавил несколько совсем не дипломатичных слов) республик. Против нас они так спелись, что забыли идейные разногласия и чуть ли не объединяться задумали. Конечно, приспешники победителей боятся истинного немецкого государства. Третья страна в этом блоке наших ненавистников - сионистское государство. Они привели в действие все рычаги своего влияния, чтобы сорвать голосование.

 - Удивительная злопамятность! Однако, мы на месте.

Кортеж подъехал к зданию ООН. Его уже ждали две разделенных цепочкой полиции толпы, да не обычные, а политические. Одни размахивали кусками ткани и бумаги с надписями вроде "Нацизм не пройдет!", другие были одеты в старую форму штурмовиков и держали флаги со свастиками.

- Придурки! - пробурчал Лампрехт, - Зря мы, что ли, флаг меняли?

Флаг, как совершенно непроходной, пришлось действительно заменить. Новое вино в новые мехи. Сперва просто убрали свастику, но кто-то остроумно заметил, что получился японский флаг наоборот. Тогда красный цвет сменили на синий - вышел удачный символ белой Антарктиды посреди океана, а мировому сообществу это объяснили как отмытие от крови. Теперь, если все пройдет удачно, новый флаг уже скоро поднимется перед штаб-квартирой ООН. Делегация вышла из машин и через ряды нацистов и антинацистов прошла в здание. Два часа спустя сине-белое знамя действительно заняло свое место среди полутора сотен других - с запасом всего два голоса, которые, по забавному совпадению, дали именно коралловые атоллы. В тот же день делегаты приступили к своим обязанностям, проголосовав за очередную (но свою первую) резолюцию об осуждении преступных действий Израиля. Кто-то усмотрел бы здесь мстительность, но антарктидцы - немногие на заседании - голосовали совершенно искренне, по велению своей совести. Вечером в резиденции, только что обретшей статус посольства, гости с полюса отмечали успех, отмечали не водорослевым шнапсом, а настоящим французским шампанским, вкус которого одни давно забыли, а другие никогда не знали. С непривычки все опьянели выше меры.

- Я же обещал триумф? - хрипел раскрасневшийся адмирал, - Вот он! Но это лишь половина дела! Ещё важнее... гораздо важнее... как можно быстрее короновать императора! 

- Зачем такая спешка? - окосевший Пауль влез в разговоры начальства, - Это же формальность, чтобы пройти в ООН, а мы уже прошли. Поди, назад не выгонят и без императора...

Лампрехт помрачнел.

- Не в этой говорильне дело! - ответил он суровым тоном, - мы обещали императора матушке Медоуз, и срок уже выходит.

- Матушке... кому?

- Когда я был ребенком, - начал рассказ Лампхерт, обращаясь не только к любопытному юнцу, но и ко всем антарктидцам, - мне читали сказку. Или я сам её читал, не помню. Это была сказка про негров. Странно сейчас звучит, что детям - и про негров, но ведь ребенком я был ещё до Первой войны. Ладно, это неважно. Негр там был только рассказчик, а рассказывал он про животных, братца Кролика, братца Медведя и так далее. Каждый назывался по своему виду вместо имени, хотя это были не звери конечно, это под обликом зверей были люди или негры, смотря как считать... Но настоящих людей там напрямую не было. Зато среди этих кроликов и медведей была некая матушка Медоуз... Матушка Медоуз и её дочки, они всегда вместе ходили. То есть, людей в сказке нет, но она и не зверь при этом, зверей всех прямо именуют. И вот мальчик, которому негр это рассказывает, спрашивает, а кто такая матушка Медоуз. А тот отвечает: матушка Медоуз просто есть в этой сказке, просто говорят "матушка Медоуз с дочками", а больше он не знает или не хочет сказать. Художник поэтому даже не знал, как её в книжке рисовать, и рисовал всегда со спины. Мне в детстве всегда казалось, что если она обернется, там что-то страшное...

Лампхерт осушил бокал и продолжил.

- Вот и в нашей истории тоже просто есть матушка Медоуз с дочками, и больше, мальчик, тебе пока не стоит знать, потому что радости в этом знании мало будет. Впрочем, можешь сам кое-о-чем подумать. Вот, к примеру... Как это мы в разгар войны тайно переправили сотни тысяч людей подводными лодками из Европы в Антарктиду мимо всего флота англосаксов? Как создали целое государство там, где до того немногие герои успевали воткнуть флаг и убраться живыми? Как столько лет нам удавалось скрываться от всего мира, как нас не замечали все воздушные и космические аппараты? В чьей власти сделать такое?

- Матушка... и-ик!.. Медоуз?

- С дочками. А взамен ей нужно было одно: император! И срок близок, а ведь то, что было дано, можно так же забрать назад. Понимаешь, мальчик?

Хмель не выветрился из головы Пауля, но стал теперь действовать новым и неприятным образом. Кожа покрылась холодным липким потом.

- Но разве это проблема? - юноша попытался предложить простое и логичное решение, только голос дрожал, - Мы можем короновать любого. Выберем достойного...

- Никого мы не выберем, увы. Если бы это было так просто! Нельзя возложить корону на тебя или меня, это сгодится для ООН, но не... Нам нужен человек с кровью Гогенштауфенов в жилах, кровью великого Барбароссы!

- Так значит Барбаросса тоже... С этой вашей матушкой... Но ведь его род угас века назад, ничего не выйдет! - сказал кто-то исторически образованный.

- Угас по мужской линии, женская осталась. Большая разница для престолонаследия, но не для наших целей, кровь есть кровь. Мы перерыли архивы и отследили последнего прямого потомка - некий Джордан Киммел, очень удачно для нас гражданин США, студент мемориального университета Джошуа Шарпантье в Пенсильвании. Впрочем, он давно там не появлялся.

- Так наше дело, значит, несложное. Пошлем туда агентов, доставим в Антарктиду, и коронуем.

- Нет, нет. Конечно, не все монархи в истории восходили на престол полностью добровольно, но я на девять десятых уверен, что коронацию с мешком на голове нам не засчитают. Да и если это вскроется? Похищение американского гражданина - совсем не то, что ждут от нового члена ООН. Нет, нам нужен император по полному согласию. И ты, Пауль, найдешь его и уговоришь прийти к нам. Он как раз твой ровесник и, кажется, полный придурок. От тебя, мальчик, зависит судьба Рейха! Ну, а мешок на голову пусть будет пока резервным планом...

 

...Лагерь хиппи оказался тем местом, которое смогло удивить Пауля даже после безумного Нью-Йорка. Все рассказы министерства пропаганды о внешнем мире, погрязшем в разврате и вырождении, оказались... преуменьшенными. Требовался непрерывный самоконтроль, чтобы на лице не проступало выражение крайнего ужаса. Юноша уже сто раз подумал, что никакой ООН был не нужен, а нужно было продолжать сидеть в своей Антарктиде и притворяться льдиной. Лишь долг перед Рейхом, будущим Кайзеррейхом, заставлял идти вперед, переступая через лежащие тела, порой бесчувственные, порой совокупляющиеся. Господи, мужчины с женщинами! Дома надо будет как-то все это забыть, забыть. Если Джордан Киммел здесь, хороший же будет у нас император...

- Простите, мисс! Вы не видели Джордана Киммела? Он примерно моего возраста. - спросил Пауль девушку, показавшуюся относительно вменяемой. 

- Джордана твоего возраста? Эй, Буба, где Джордан?

Буба, негр с огромным волосяным шаром на голове и неопрятной бороденкой, не торопился отвечать и уставился на Пауля очень неприязненно.

- А кто его ищет? Ты что сестренка, не видишь, это ж легавый, а то и вовсе федерал. Смотри у него армейская стрижка! И руки как у Рейфера Джонсона. Хороший человек так не может выглядеть, очнись, сестренка! 

Сестренка скептически оглядела Пауля.

- Действительно, парень, а ты кто?

- Дитрих Майер, студент по обмену из Австрии. - соврал Пауль.

Это произвело на девушку самое благоприятное впечатление. Она радостно стала рассказывать, что как раз европейца им не хватало, чтобы замкнуть всепланетное Кольцо Любви, для которого требовалось устроить единолюбение людей со всех континентов - уже нашли двух близняшек из Аргентины, индийца, Буба отработает за Африку, из Европы целая куча народу, а вот австрийца до сих пор не было. Паулю показалось забавно, что он бы как раз подошел как житель недостающего материка, но в роли австрийца девушку пришлось разочаровать. Всё же она прониклась к гостью некоторой симпатией и помогла найти Джордана. Тот оказался в разрисованном цветами и загадочными символами автофургоне. На лобовой пластине машины красовались огромные буквы VW. Что за ирония - народный автомобиль, задуманный Гитлером для тружеников Рейха, оказался иконой вырожденцев. Пауль зашел внутрь... и едва не задохнулся.

- ...так ты говоришь, немецкий чувак, что я буду королем? - переспросил Джордан, - Типа старшая карта в колоде?

 Пауль едва видел собеседника сквозь синеватый дым и, к тому же, все время приходилось бороться с позывами к глупому смеху. Борьба была малоуспешной. Все же он отвечал с неожиданным красноречием: 

- Императором. Это круче короля. Типа как туз в колоде. 

- Оу! Я буду тузом в Антарктиде! А белые медведи у меня будут?

- В Антарктиде не водятся белые медведи... То есть, какая разница, что они не водятся? Ты же император, тебе их привезут, только скажи!

- Клево! Медведи красивые... Ладно, чувак, где расписаться?

 

...лифтовая платформа миновала уже Двадцатую плоскость и продолжала двигаться вниз, не сбавляя хода. Пауль не только никогда прежде не был так глубоко, но и не подозревал, что так глубоко вообще бывает. И уж точно он не хотел здесь оказаться. Увы, будущий император категорически потребовал, чтобы "клевый немецкий чувак поехал с нами", а времени и сил ему перечить не было - и так еле уговорили помыться, побриться и одеться в приличный костюм. От мундира потомок Барбароссы наотрез отказался со словами "война - говно!". Зато против короны он ничего не имел и сильно расстроился, узнав, что её не будет. Обер-фюреру пришлось потратить целый час, объясняя, что в Антарктиде особая церемония коронации, гораздо интереснее, чем обычная, и ни у одного другого монарха такой не было и не будет. Тут он не соврал.

Оставив сверху много километров земной толщи, платформа стала замедляться и, наконец, остановилась. Вот он, скромный домик матушки Медоуз с потолками выше Эмпайр Стейт Билдинга. 

- Фига вы тут понастроили, чуваки! - восхитился Джордан, - Все за государственный счёт?

Никто не ответил ему. Безвестные строители сгинули в бездне иных пространств задолго до того, как первопредок человека взял в руки камень. Казалось, само время здесь уплотнилось так, что целые эпохи проникли в легкие с каждым вдохом спертого воздуха. Удивительным образом тьма сгущалась от минуты к минуте, наползала клубами, и вскоре уже не стало видно ни потолка, ни стен. Лишь загадочные узоры и буквы неведомого алфавита ещё отчетливо можно было различить, будто они чернели на фоне самой черноты. Пауль почувствовал, как тысячи бесплотных мертвых глаз смотрят на него отовсюду - даже как будто изнутри. Это и есть дочки? 

- Вот! - торжественным, хотя и слегка дрожащим голосом произнес обер-фюрер, - Врата Власти! Ступай туда, потомок великого императора, и там твоя коронация свершится!

Загадочно различимые узоры на циклопических Вратах, казалось, обрели подвижность, меняя форму и перетекая из одного в другой. Было в этом движении что-то жуткое, омерзительное, но вместе и завораживающее. Нечто невероятно огромное, медлительное, ленивое, равнодушное будто проснулось за Вратами и вперило в пришельцев с поверхности свой взор. Пауль почувствовал, как сквозь тело проходит какой-то физический поток, почти растворяя плоть и даже испуганно пощупал себя - всё было цело. 

- Окей, надеюсь это быстро! - жизнерадостно крикнул Джордан, - Постойте здесь пока!

Он скрылся во Вратах и время исчезло. Когда оно вернулось, с ним вернулся и свет, если можно назвать светом мертвенную серую видимость, скудно наполнявшую матушкин домик. Император Джордан выглядел слегка разочарованным.

- Ну, не знаю... Мне кажется, у англичан все-таки эти королевские дела повеселее устроены. Ладно, это ж все равно считается? Поехали наверх, я жрать хочу!

На возносящейся к поверхности платформе император фонтанировал идеями.

-  Так, раз я теперь уже законный император с сертификатом, щас будут приказы. Тэ-эк... Короче, слушайте! Во-первых, надо выращивать траву, а то вы все здесь злые и нервные. Будет дымок, на душе всё ок. Во-вторых, надо выпустить девчонок. Не дело это сестренок в коровнике держать, да и вы сами мучаетесь без них. Опять же злые от этого... В третьих, будем разводить белых медведей. Хотя, это во-первых...

Обер-фюрер, уже отошедший от подземного ужаса, весьма неприветливо возразил:

- Вы сразу бросились утруждать себя государственными делами, Ваше Величество. Лучше вам отдохнуть после тяжелого испытания, а дела оставить опытным людям. У нас тут уже сложилось компетентное и разумное руководство. Возможно, стоило сразу оговорить распределение сфер деятельности, но это никогда не поздно сделать..

- Какой ты умный чел! - воскликнул Джордан и только сейчас все заметили, что после возвращения из-за Врат он стал говорить с теми же интонациями, но на чистейшем немецком, - у тебя мозги не закипают от думанья?

И тут же обер-фюрер понял - это было последнее, что он понял - мозги и впрямь кипят. Пришла нестерпимая боль, сделавшаяся через мгновение гораздо более нестерпимой, и дальше по нарастающей, пока не исчезла навек вместе со всеми чувствами и мыслями. Всемогущий ещё недавно властитель корчился по полу, оглашая шахту на все километры вверх и вниз криками немыслимого страдания, пока крик не замер вместе с телом. Кончилось все негромким двойным шлепком - это вылетели под давлением из дымящегося черепа и шмякнулись об пол сварившиеся глаза. А глаза императора ненадолго сделались того несуществующего подземного цвета, что чернее тьмы, и все вновь почувствовали давящее внимание завратной сущности. 

- Эк его! - произнес монарх, - говнюк думал, наверху его не достанет. В Антарктиде везде достанет... Ладно, чуваки, я не со зла. Но я ж не сам себя императором сделал, понимать надо, кому перечишь. Так что давайте снова с чистого листа, а вы лучше записывайте: один - трава, два - сестренки, три - белые медведи. Кстати, медведи... Дитрих или Пауль, как тебя по-настоящему, назначаю вместо этого придурка. Ты вроде норм чел, подружимся.

И тут Пауль вспомнил слова Лампхерта. Старик был прав: в знании про матушку Медоуз радости немного. 

Изменено Monday в 15:28 пользователем John D. Long

[John D. Long]

Нефритовые жеребцы кайзера

- Как хотите, а этот ваш очерк я в номер не пропущу! - решительно заявил редактор газеты молодому курчавому юноше в мятом пиджаке, с испачканными чернилами пальцами и мятущимся лицом.

- Почему? - искренне изумился очеркист.

- Потому, что ваш очерк наверняка - халтура и приспособленчество.

- Это поклеп!

- Нет. Это - суровая констатация факта.

- Это не очерк, а статья!

- Все равно.

- Вы даже не читали мою статью!

- Мне было достаточно прочитать ваш очерк про старика Меркулыча и пять его разноплановых сыновей, чтобы понять, что вы ни черта не смыслите в журналистике, не нюхали деревни, о которой пишете, не знаете народной интеллигенции! - разгорячился редактор. - Что вы там писали, дайте - ка вспомнить…А! «Уже занималась заря, а беседе не было видно конца. Вот он, родоначальник новой народной интеллигенции! - подумал я. - Простой, как римлянин, и мудрый, как фольклор!». А вот это - «Светало... Где - то лаяли псы, поросшие густой шерстью. За околицей мела поземка. Вдруг под окнами, весело позванивая гусеницами, пробежал трактор». Трактор пробежал!

- Что не так? - удивился юноша в мятом пиджаке.

- Особенно феерично вы расписали сыновей Меркулыча! Господи, где вы только имечко такое выцарапали?! Все они получились в одинаковой степени настойчивыми, пытливыми и «не гнущимися, как молодые дубки». Отличались они друг от друга только тем, что один пытливо разглядывал чертежи, другой пытливо преподавал географию, третий пытливо крутил арифмометр.

- Все бухгалтеры крутят арифмометры, а Григорий, четвертый сын Меркулыча - бухгалтер. Стало быть, он тоже крутит арифмометр. Так и записал.

- Право слово, господин хороший, я скажу вам вашими же словами из очерка про Меркулыча: «Что я мог ответить этому замечательному старику, такому прямому и не гнущемуся, как осока?»

- Да вы хоть прочитайте мое творение! - плачуще сказал собеседник редактора.

- Опять про народную интеллигенцию?

- Нет. - торжественно заявил очеркист. - Исторический факт. Победа немцев в Ютландском сражении. Через два дня же годовщина сражения! Что вы вставите в номер?

- Действительно. - пробормотал редактор и все же принялся читать статью молодого курчавого юноши...

      «С площадки на крыше Морского арсенала открывался прекрасный вид на затемненную Нефритовую гавань Вильгельмсхафена. Кайзер Вильгельм, по случаю одетый в адмиральскую форму, прямой, как жердь, молчаливо взирал вниз, в темноту, в которой укрылись корабли, готовые покинуть порт и вытянуться на рейд Jade Busen. Выход 1-й разведывательной группы линейных крейсеров был назначен на раннее утро. За линейными крейсерами, приблизительно через час, должны были последовать и линкоры Флота открытого моря. Настал этот день, этот час, которого ждал Вильгельм. Сегодня должна была решиться судьба Германии. Не на булонском пляже, не у фортов Вердена, не под крышами Монмартра решалась она. Судьба империи решалась сегодня в море.

      На крышу Морского арсенала кайзер распорядился допустить только одного человека - адмирала Тирпица. Адмирал, почтительно приоткрыв рот, стоя за спиной кайзера, терпеливо ожидал какой - нибудь величественной реплики обожаемого императора, которая обязательно должна будет войти в анналы военно - морской, да и вообще, мировой, истории.

- Альфред, они уже двинулись? - внезапно спросил кайзер, не поворачивая голову к адмиралу.

Тирпиц вздрогнул, посмотрел на черное небо и односложно, лающе ответил:

- Да.

- У них есть шанс?

     Тирпиц снова взглянул на черное небо и выдал:

- Да.

- Ах, у меня белый конь, белый конь, белый конь, ах, у меня есть белый конь, ля - ля - ля - ля». - фальшиво пропел кайзер на манер отдаленно напоминающий «Ах, мой бедный Августин». Получилось ужасно. Тирпиц в темноте не увидел, как сконфуженно скривилось кайзеровское лицо, зато не стесняясь, скривил свое.

- Два. - сказал Тирпиц.

- Что два?

- У вас два белых коня. Два жеребца. Два нефритовых жеребца.

- Они пойдут первыми?

        Кайзер говорил о «жеребцах» - «первом» и «втором», даже не получившими названий, - о двух новейших кораблях совершенно нового класса. Их появление произвело полную революцию в тактике и стратегии военных действий на море и теперь настало время проверить результат на практике. В открытом бою с английским флотом.

        Недостаток всех существующих линейных кораблей заключался в том, что тяжелая артиллерия не могла обеспечить кругового обстрела. Носовые орудия лишены возможности стрелять назад. Поэтому корабль не в состоянии обрушить всю мощь огня своей артиллерии в одном направлении. Поле обстрела главной артиллерии не превосходит обычно 270 градусов. Наступательная мощь линейного корабля заключается в его тяжелой артиллерии. Это шесть или девять орудий калибром 12 - 16 дюймов. Но «жеребцы»…«Жеребцы» внушали…

       На новых кораблях, спущенных на воду на одной из германских кораблестроительных верфей, в Вильгельмсгафене, артиллерия располагалась по - новому. Две трети длины каждого корабля занимали спардек, на котором не было ничего, кроме девяти тяжелых орудий и двух люков для выбрасывания гидропланов, помещающихся во внутренних ангарах. Вспомогательная артиллерия, машинное отделение и единственная дымовая труба помещались в кормовой части, так что они не мешали стрельбе тяжелой артиллерии. В центре спардека находилась стальная бронированная башня, в которой было сосредоточено все управление «жеребцом» и его артиллерией. Здесь же помещались три орудия, имевшие круговое вращение. Две боковые трехорудийные установки могли передвигаться как вдоль, так и поперек корабля, причем всегда таким образом, чтобы создать сосредоточенный огонь всех шести орудий. Вместе с орудиями передвигались и грузовые подъемники, доставляющие боеприпасы. В бою такой корабль, несомненно, имел преимущества перед противником: ему не приходилось менять курса; он мог вступить в бой всеми своими орудиями, как только это покажется необходимым его командиру»...

- М - да… - дочитав статью до конца, редактор озабоченно потер виски.

- Как вам?

- Вам удалось особенно про бороду адмирала Тирпица… - сказал редактор. - О бороде вы написали две страницы, называя ее то библейской, то, почему - то, патриаршей, то народной и адмиральской. Это, конечно, мощно, эпично, феерично…Но название…«Нефритовые жеребцы»…Да и в целом…Эта ваша военно - морская фантазия, основанная на правдоподобном факте, все же мало соответствует профилю нашей газеты и слабо отражает действительность, интересующую нашего читателя… - мягко и проникновенно спокойным тоном проговорил редактор газеты.

- То есть, как не соответствует? - немедленно взвился автор. - Да вы заплесневели в своем редакторском кабинете! Я вам докажу! Немцы в Ютландском бою победили?

- Победили, не спорю…

- Девять британских дредноутов и линейных крейсеров пустили на дно? Пустили или нет?

- Пустили…

- Германия одержала победу в войне, благодаря выигранному при Ютланде бою? Одержала или нет?

- Одержала. - послушно подтвердил редактор. - Но все дело в том, что ваша, в очередной раз, не побоюсь этого, прелестная статья, ваш военно - морской опус, преисполненный таким захлебывающимся восторгом по отношению к Германской империи, великой, и, вероятно, могучей, такая досада, нам никак не подходит.

- Да почему?! - продолжал яриться юноша - автор.

- Да потому, что наша газета…- тихо произнес редактор. - наша газета…, - и вдруг взревел так, как пожалуй, не ревело никогда в истории человечества стадо разгневанных быков, - Наша газета называется «Стандартное Многополье»! «Стандартное Многополье»! «Стандартное Многополье», черт вас дери!

- Ах, черт, совсем вылетело из головы… - немного смутился автор. - Ладно, отнесу в «Морской сборник». А для вас у меня есть блестящий очеркишко! Из сельской жизни, уверяю. Я, правда, не придумал еще названия, но у меня есть несколько вариантов: «Разговор у машины», или «Вышли мы все из народа», «Братский союз»...Сейчас я вам наглядно и сжато сформулирую тему будущего очерка…Вы мне от всей души спасибо скажете, что вам удалось законтрактовать мою продукцию еще на корню...

Изменено Monday в 15:01 пользователем John D. Long

[John D. Long]

Приём германского посла

Огромный затемненный  тронный  зал резиденции  эмира Бухарского, «Дворца, подобного звездам и луне», с серо - желтыми стенами, покрытый неимоверным количеством ковров, венчали высокие сводчатые потолки, украшенные причудливыми орнаментами, прославляющими Аллаха.

                  Два черных глухонемых (по традиции) нубийца - гвардейца, словно получив незримую команду, одновременно, медленно отворили тяжелые двери тронного зала, пропуская небольшую процессию. Впереди торжественно - величественным шагом шли главный визирь, главный полководец, главный смотритель эмирского гарема, начальник стражи и хранитель внутренних дворцовых покоев. Все они были наряжены для официального случая в длинные свободные белые халаты из тончайшего хлопка, украшенные шитым золотом и в платки, отличавшиеся только цветом: у визиря - он был черного цвета, у главного полководца - зеленого цвета, у главного евнуха - желтого цвета, у начальника стражи он был чопорно - белым, у хранителя внутренних дворцовых покоев - красным. 

            Следом за ними шел германский посол. Это был рослый, стройный мужчина средних лет, слегка похожий на геморроидального бухгалтера, с выпирающим кадыком из накрахмаленного воротничка, но сохранивший остатки былой красоты и шарма на своем лице. Чуть позади посла процессию замыкал внушавший уважение своими габаритами и атлетической силой посольский секретарь.

               Начальник стражи эмира занял место по левую сторону от своего повелителя, и полностью сосредоточился на наблюдении за телохранителями и вошедшими в тронный зал германском после и его секретаре. Он не сводил с них глаз, полностью поглощенный занятием беззвучного наблюдения, ибо действовал в соответствии  с незыблемым правилом: невзирая ни на что, из уважения к символу власти покой повелителя могло себе позволить нарушить только его ближайшее окружение; приближение к царственной особе по собственной воле кого - либо должно было караться немедленной смертью. Визирь, главный полководец, главный евнух гарема эмира Бухарского и хранитель внутренних покоев дворца встали по правую сторону от трона.

                   Эмир начал первый, обратившись к визирю:

- Поведай - ка мне, мой верный и надежный Абдалла, что привело в мой тронный зал германского посла и его секретаря?

- Да сделает вечными твою жизнь, годы твоего благословенного правления Аллах всемогущий, мой великий повелитель. - подобострастно проговорил главный визирь. - Германскому послу назначена аудиенция, о луноликий!

- И что же он хочет? - скучающим тоном поинтересовался эмир.

- О, освещающий даже ночью нашу землю! Германский посол Фридрих - Вернер Эрдманн Маттиас Иоганн Бернгард Эрих, граф фон дер Шуленбург…

- Покороче, льстец! - тон эмира был отчетливо сух и холоден. - Не то живо окажешься в зиндане, да не один, а прихватишь с собой всю свою семью, всех своих жен и всех своих сыновей и дочерей!

- Да, мой великий государь!  - главный визирь грохнулся на пол и заерзал по нему на коленях. - Германский посол нижайше просит разрешить транзит немецкой военной миссии во главе с генералом Гренером, и военных грузов через твои земли в сопредельные владения твоего луноликого брата эмира Афганистана Аммануллы - хана.

- Через мои земли? Транзит? - эмир удивленно вскинул напомаженные сажей брови.

- О, великий государь, власть твоя всесильна, знания безграничны, ты видишь то, что недоступно простым смертным! От твоих прозорливых глаз не может утаиться и песчинка…

- Короче, неисправимый льстец, ты искушаешь судьбу своими велеречивыми словами! - прервал своего приближенного эмир, но вместе с тем, он широко улыбнулся - ему было приятно внимать нескончаемым словесным изыскам главного визиря. - Наш северный сосед не против транзита?

- О, нет, мой великий государь!

- Говори уже, не утаивай!

- Твой северный сосед не против пропуска миссии, ибо проезд генерала Гренера и его людей через Кушку ныне несколько затруднителен ввиду козней афганских приграничных племен, науськиваемых проклятыми англичанами.

- С этим ясно. - рубанул эмир. - Два года эти племена беснуются. В прошлом, 29-м, и сейчас…Полагаю, транзит через мои владения будет дозволителен. Что еще?

- О, великий правитель, чья власть не ослабевает ни на минуту, чьи…

- Молчи. Иначе я всерьез рассержусь на тебя. И встань, наконец, с пола, и успокойся, старый пройдоха.

- Мой повелитель! Германский посол просил также узнать, понравился ли вам вкус и аромат подарка?

- Подарка? Какого подарка?

- Мой правитель, десять лун назад германский посол имел счастье передать вам подарок от своего правителя, кайзера Фридриха…

- А, вспомнил. - вяло пробормотал эмир.

               Он и в самом деле вспомнил - речь шла о тех двух грязных от пыли, паутины и песка запечатанных сургучом бутылках: их принял с приличествующей случаю благодарностью хранитель внутренних дворцовых покоев и, по распоряжению эмира, передал телохранителям - нубийцам - пусть порадуются, черти чумазые, дети Африки.

          Эмир Бухарский был отменно подготовлен: как - никак он окончил в Астрахани русскую гимназию, прослушал курс лекций в немецком Веймаре и Московском университете.

-Передай, со всей присущей тебе тактичностью, благодарность германскому послу, и вежливо отметь, что вино было превосходным, неожиданного и непривычного качества. - сказал он главному визирю.

                Германскому послу слова эти были ожидаемо приятны. Прощально раскланиваясь, он тихо произнес:

- Ну, конечно, ведь это вино запечатывал сам Альбрехт Венцель Эусебиус фон Валленштейн, имперский генералиссимус, герцог Фридландский и Мекленбургский, в замке Эгер, в 1634 году...

- Вот же сука! - выдохнул эмир Бухарский, знавший в совершенстве не только немецкий, но и русский язык, и тяжело вздохнул…

             Прием германского посла был окончен...

Изменено Monday в 15:02 пользователем John D. Long

[John D. Long]

Сказка на ночь

- Дедушка... расскажи сказку.

- А магнитофон послушать не хотите? - заскрипел недовольный голос, откладывая книжку - Или посмотреть мультфильм?
- Ну деееда, тебе жалко, что ли?.. - заканючили уже вместе Эми и Лулу, зазвенев ложечками в грязных кружках. Он уже начинал путать, кто из сестер кто, хотя они не близняшки.
- Дед, ну ты чего? Так утомился бездельничать за день? - подколол его Макс. Как не гордился старик своим старшим внуком, а тот все больше шёл в него. 
- Поживи с мое, начнешь уставать. Сам говоришь, что я чушь несу
- Расскажиии! А то мы кассеты с ужастиками стащим и смотреть будем, - грозно сложил руки на груди Ники. 
- Шантажист - съязвил старик, а сам подумал: "Как бы они не спутали с...". Это взбодрило старика. Он сам ещё не отошёл от увиденных японских мультфильмов. А какой скандал случился у него с детьми из-за их ночной видиотеки! 
- Лушче бы вы так читали хорошие книжки, Николас. Тем более что сначала для всех мультфильмов и кинофильмов истории пишутся.
Мальчишка упрямо стукнул кулаком подушку, выгибаясь по кошачьи.
- Книги нудные. 
Старик цокнул языком. 
- Так лучше расскажите сказку, капитан... - осторожно сказала Сонни, обнимая своего плюшевого мишку, - У вас всегда интересно получается.
Том и Китти просто смотрели на него просящими щенячье-котеночьими глазами.
- Просим!  
Старик оглядел детей, вздохнул, отдув щеки. Сопротивляться им всем он не мог. Сам ведь хотел ораву внуков и внучек, сам разрешал им приглашать друзей на ночь. А это не бесплатно. 
- Семеро на одного... - он дошёл до выключателя, слыша обиженное нуканье за спиной, - Обложили, чертята. Вот бандиты! Вот лисы деловые! - шаги направились к креслу качалке, стоявшей у окна, - И друзей ещё подговорили, - он достал из кармана потрепанный коробок. В тишине послышались взволнованные вздохи. С шумом его встряхнул, и проделал любимый ребятней фокус: одной рукой, двумя пальцами зажег спичку об наждачную полоску. В темноте сверкнула искра и возгорелся язычок живого пламени. Дедушка всегда так зажигал керосиновый фонарик с мозаичной колбой. Пестрые стеклышки бросали разноцветные пятнышки света на стены и потолок детской. Это был своеобразный ритуал, предвещающий чудесную историю.
 - Ладно... Расскажу вам одну историю. Только смотрите, не беситесь! Ну-ка - он хлопнул в ладоши, и тень от пальцев пробежала по потолку причудливым силуэтом, - Все легли, притихли и слушают. Перебивать по очереди. 
Ребятишки и девчонки с радостным гомоном разбежались по кроватям, выглядывая с подушек и из-под одеял. 
- А страшную? - раздался лукавый голосок Ника.
- Волшебную? - тихо проговорила Сонни.
Старик интригующе усмехнулся.
- Страшную до ужаса, страшно смешную или страшно интересную..., - он отклонился в кресле почти до полу, словно погружаясь в мысли, - Чего только на свете не приключается, ребята. Было ли - иль не было? Скорее было, чем не было.
Это была любимая присказка деда. Она означала, что старик собирается рассказать что-то интересное. Даже если сам еще не знал, что.
- Давно, в удивительную пору последних принцев и волшебниц, драконов и благородных негодяев, рыцарей и прекрасных дам. Когда люди ездили ещё на лошадях, с надеждой смотрели в будущее, умели мечтать и верить в чудеса...
Он томно моргнул, и правая его кисть мечтательно задвигалась меж несуществующих струн - качалка чуть заскрипела.
- Смелые люди отправлялись за моря в неизведанные края на встречу своей судьбе. Чтобы открыть новые земли, сразится с разбойниками или дикими чудищами, найти сокровища. Или сбежать от скуки или полиции. Был таким и наш Рей. Плевал он и на величие Империи, на национальный дух, могущество императора и на прочую ерунду, которой тогда людям мозги пудрили. Он искал заработок, потому что сколько бы император и его министры с генералами, толстосумами и репортёрами не убеждали в обратном, а работу найти было трудно. Видит Бог, чего он только не перепробовал, чтобы заработать, а ничего не получалось. Даже с дипломом. Разве что умел он плавать хорошо. Захотелось ему поглядеть на мир, вдруг там сыщется его счастье. Потому пошёл Рей в моряки. Тяжелая это была служба - командиры строгие, все время орут и приказывают, учиться все время нужно, снаряды быстро из артпогреба в пушку засовывать, и стрелять, и драться. Дааа! Чтобы противника в абордажной схватке или на берегу в бою одолеть. И пить приходилось много, потому что иначе он бы оскорбил неуважением офицеров и моряков. А норвежские моряки ещё на спор закусывали своей тухлой сельдью. Ни один немецкий моряк эту гадость не то что съесть, понюхать без тошноты не мог. И при этом всякий раз умей отжаться 30 раз и палубу надраить по первому свистку. Всё был готов выдержать Рэй, только как на зло плавали они по холодным морям, Северному и Балтийском, яхту кайзера Генриха сопровождали. Скука это была смертная. Каждый раз одно и тоже. Разве что раз обошли Скандинавию до нового русского порта на Мурмане, встречали там полярников, и ходили на открытие канала между Балтикой и Беломорьем. И ещё частенько на яхты других императоров и королей можно посмотреть. Только все они были одинаковые - и яхты и короли. Только русский царь живой такой, общительный, все время воодушевлен. Одет пижонски, в белый костюм, но ему шёл. На гидроплане с сыном и женой летал. Проходят мимо яхт корабли пассажирские, он шляпу снимет и им машет, как мальчишка. Радостный такой. А моряки его флажки сигнальные поднимают, салютуют. 
- Да будет тебе врать, дед. Ещё скажи он с балалайкой танцевал.
- Царь?  Он самолётом управлял и бояр за борт выбрасывал? 
 Старик вздохнул и снова лукаво улыбнулся.
- Он самый. И жена его черногорка-красавица, все лисицу арктическую носила. Живую, которую полярники подарили. А она бегала под ногами, кряхтела и министров кусала за ноги. Да Рэя и товарищей к ним на яхту не звали. Они издалека могли поглядеть и по струнке стоять. И один раз Рэю повезло. Стояла чудесная белая ночь. Когда он был на вахте, то услышал чудесное пение. На борту императорской яхты - так что было видно с их крейсера, - перед сиятельной публикой пела удивительной красоты девушка. Пела так чудесно, что, наверное, так поют только морские русалки-сирены. Рей как влюблённый дурак всё смотрел и смотрел на нее, даже бинокль раздобыл, чтобы увидеть хотя бы ее лицо. Было лето, а на ней легкое платье из полупрозрачного шёлка с развивающимися шёлковым шарфом, браслеты и пояс тонкой выделки, жемчужное ожерелье с диадемой в зеленых волосах...
- Зеленых? 
- Да врешь, дед, таких не бывает!
- Бывает, если покрасить. Он всмотрелся в бинокль и начал догадываться, что она была в сценическом костюме и гриме Ундины.
Мальчишки саркастично фыркали.
-  И все равно ее пение его околдовывало. Она начала танцевать, и легко вспорхнула на перила фальшборта. Казалось, что ходит по канату. Ее шелковый шарфик подхватило ветром и унесло за борт, в море. Один неверный шаг, и она бы сама упала, только как виртуозно она двигалась! Рэй так заслушался и засмотрелся, что не заметил, как сам перегнулся вперед и вывалился за борт. Весь. Плашмя! - для наглядности дед раскачался так, что вылетел из качалки на пол, - Плюх и бултых. Такое эхо по фьорду пошло... Ох, черт... - он влез обратно в кресло задом, - Сама Ундина, и даже высокие гости отвлеклись от выступления и посмотрели, что там случилось. Ох и влетело ему от капитана... Чуть уши не выдрал. Это же надо, на виду у самого руководства так облажаться. И бинокль ещё потерял. Даже хотели на гауптвахту отдать. Он выбрался на поверхность и увидел, по морю извивается полоска зеленая. Присмотрелся – шарф певицы. Он погреб к нему и поймал рукой. Его вытащили на императорскую яхту. Свитские над ним потешались – им тоже скучно, а тут целая история. Только русский царь тогда от души рассмеялся и дал ему вытереться своим плащом:
- Мадемуазель Марина буквально завораживает моряков, как сирена. Даже немецкие бравые парни не могут устоять перед ее талантом! 
Кайзер тогда вел с ним трудные переговоры и предпочел штуку поддержать.
- Волшебная сила искусства, воистину, оживила даже вас, дорогой кузен. 
Они ещё всякую ерунду церемонную говорили, «переговоры пошли». А она, ундина Марина, в накинутом на плечи дорогом шелковом халате подошла к Рею и спросила: 
- Вы не ранены? 
А Рэй так смутился, что едва смог выговорить:
- Я испугался, что вы можете упасть в море... Вы потеряли... - и протянул ей ее мокрый шарф, ставший похожий на водоросль, - Страшно было потерять вас, едва услышав…
Она тогда странно посмотрела на него и улыбнулась - ласково и лукаво. И пока никто не видел, скомкала шарф и вложила ему за полу бушлата.
- Сохраните на память, - шепнула она ему, - Он защитит вас.
Рэй был как в тумане. Очнулся только когда его капитан снова его ругал. Коньяк от кайзера он получил, пил, а все равно ругал. Влетело ему тогда конечно, но шутка вроде как удалась, потому не наказали. Только грустно было. Увидеть девушку и передать ей цветы он не смог, в гости на их крейсер она не зашла и тем же вечером куда-то уплыла на катере. Он радовался, что на память ему остался ее шарф. Только утром, когда он проснулся и стал перебирать свои вещи, то с ужасом обнаружил, что шарф ссохся. Он был точно сплетен из сушенной морской капусты. Рэй не знал куда ему деться, что и думать. Он смочил шарф водой и тот ожил, снова стал мягким. Тогда он повязал его себе на пояс, как кушак. С этим он разобрался. Теперь ему надо было соображать, куда идти работать после увольнения? Можно было поехать на заработки в Африку или на острова. И тут вдруг пришла в Европу тревожная весть, которая круто изменила его судьбу.
- Какая? Какая?
- Что, птеродактили потели? 
Старик приподнялся в кресле.
- Далеко-далеко в океане стали пропадать корабли. Торговые, пассажирский, парусные и паровые, они шли к Вест-Индии или выходили с Антильских островов мимо берега Кубы или Бермуд. И что-то с ними случалось... Не было ни штормов, ни аварий, и от кораблей должно было что-то остаться. Не было причин - и не оставалось следов. Лишь раз американские рыбаки у берегов Флориды выудили в море пустую шлюпку с немецкой канонерки "Лухс". Кроме нее не было никаких обломков, никаких следов людей. 
  Дети раскрыли глаза шире, подвигаясь вперед.
- Пропали? 
- Так казалось, потому что ни кораблей, ни людей никто не видел.
-  Не бывает так, остается мусор плавать - снова съязвил Макс.
- Ага, и ещё со всеми проплывающими здоровается и спрашивает дорогу на Санкт-Томас – поддел его Ник. Снизу его койку что-то глухо стукнуло. 
- Могли сигнал по радио подать, или бутылку с запиской бросить.
- Не на всех кораблях радио было!
- Прямо как у тебя мозгов
Нога Макса стала пинать койку над его кроватью. В ответ Ник запустил в него своим игрушечным роботом.
- Не прекратите оба, иначе я вас по комнатам разведу. 
Глухие пинки ещё звучали в полумраке, а дед сурово продолжил.
- Море крепко хранит свои тайны, ребята.  И тогда оно бросило новый вызов людскому уму. 
- И даже бутылки с запиской не осталось?
Старик задумчиво дернул уголком рта и посмотрел на напрягшихся ребятишек.
- Пассажиры и моряки стали бояться путешествовать в Карибское море. Даже торговцы из Гамбурга и Бремена стали жаловаться, что теряют деньги. А профсоюзы требовали обеспечить безопасность моряков. Тогда кайзер Генрих приказал крейсеру "Зейгенмелькер" немедленно следовать на Карибы и выяснить, что случилось, как мог исчезнуть целый военный корабль? Две недели они шли по хмурому морю, заходя попутно в порты только чтобы захватить угля и пресной воды с продуктами. А в газетах писали истории одна страшнее другой. Болтали тогда, что это американцев или англичане испытывают секретное оружие на немецких судах. Хотят отобрать часть Санкт-Томаса, чтобы не было у других морской базы у них под боком их канала. Куска маленького карибского острова им жалко…. Другие знатоки говорили, что в море завелись чудовищные спруты, утаскивающие корабли на дно! Куски этих чудищ выносило на берега и иногда попадались в сети рыбаков. Какие-то очевидцы твердили, что над морем пролетают таинственные огни - это космические корабли марсиан, они похищают людей для опытов! 
 - Марсиане? - недоверчиво переспросила кто-то из девочек, подавляя смешки, - Разве они тогда уже были?
 - Марс давно существует, как и наша планета, золотко. Тогда астрономы разглядели на поверхности Марса ледяные прожилки – и почему-то решили, это судоходно-оросительных каналы. А биологи рисовали их канало-строителей Марса звероподобных вампиров. И люди впечатлительные их боялись. Только наши моряки были храбрыми ребятами, и готовы даже марсиан сбивать, как вражеские дирижабли и аэропланы. Они решили во что бы то ни стало узнать, что случилось с их товарищами и защитить моряков и пассажиров. Рассеять неизвестность. Рэю особенно хотелось себя проявить - он думал, что среди пассажиров может быть и Марина. Эта глупая мысль как-то подстёгивала его. 
Приплыли они на Санкт-Томас, встретил их принц-губернатор. «Не спокойно сейчас здесь, островитяне волнуются. Их колдуны призывают на нас проклятия. Мы даже не знаем, кто сеет эти настроения, где он прячется! Тот, кто узнает и останется жив – получит великую награду!». 
 Оживились бравые парни и когда море притихло, вышли они в экспедицию. Небо прочистилось, только облака крутились по границам горизонта. Завидели они по левому борту темный предмет. Приблизились – брошенное судно. Спустили на воду шлюпки и послали на борт разведчиков. Был с ними и Рэй. Стоило ступить на борт, как из всех щелей и люков выскочили пираты! И вели они себя странно. Молчали, не переговаривались. Точно лунатики бросались на наших моряков и дрались с ними как безумцы. Не замечая своих ран и не отступали, пока их не повалишь в трюм или за борт. Пришлось работать и прикладами, и кулаками, сгоняя их к борту. Один из них поднес к губам раковину и дунул в нее. Раздался ужасный свист! Уши закладывало и головы пронзала боль.
Вдруг налетел жуткий шторм! Корабли разметало в разные стороны. Свалились моряки в воду и погребли к своему кораблю, спеша уцепиться. А в воде за них цеплялись брошенные пираты – они словно тянули их на дно. Небо и волны ходили ходуном. Несколько человек получали ранения от ударов, так сильно их швыряло из стороны в сторону. И тошнило всех. На беду, Рея и его товарищей им встретилась самая страшная, гигантская волну. Как стена из полированных стеклянных девятиэтажек она встала на пути и понеслась навстречу. Как голодный зверь она настигла и подхватила крейсер. 
 Испуганные возгласы и охи отозвались с кроватей. 
 - Как не был храбр Рэй, он написал записку и закупорил в бутылку. Когда волна опрокинула их корабль, их смыло забор. Все что не было привязано вместе с бутылкой и с Рэйем.
В тишине дети переглядывались, Эми и Лулу пошептались между собой. Сонни выглянула из-за плюшевой макушки медведя и осторожно спросила:
 - Неужели он утонул? 
Старик выдержал паузу, всматриваясь сверкающим взглядом в глаза ребят и девочек.
 - Он очнулся в странном месте. Над ним был большой металлический свод, переходивший в стены. Он подумал, что на подводной лодке. Только странный зеленый свет проникал в эту железную тюрьму. Долго сидел и пытался постучаться, чтобы понять есть ли рядом кто-то живой. Рэй стучал и собирался с мыслями. Он обнаружил, что с ним остались только его губная гармошка. С тоской он сел спиной к стене свода и стал играть, чтобы немного взбодриться. 
Из карманов старика в его широкую жилистую руку выскользнула гармоника и тут же тихонько зазвучала от дуновения его губ. Он водил гармошкой, ритмично пережимая пальцами и постукивая ступней по коврику в такт.
   - Капает дождик на меня,
     Всё потому что нескладный я.
     Всеее ми-мо ме-ня,
     Весь корм не в коня.
     И таак и э-так
     Всё не лаадно.
Дети слушали и улыбались. А старик и сам воодушевился. 
    - Я даже солнцу решил сказать
    "Хватит Тебе на работе спать!"
     И всё равно, не проходит и дня
     Чтобы дождик не капал на меня
     Тут я скажу - всё же я не тужу
     И счастье свое наконец заслужу
- Он бы спел и оставшиеся семь куплетов, только позади него стали слышаться какие-то бульканья. Рэй обернулся и едва не подавился гармошкой, чуть зубы не отбил. За его спиной открылось окно! Из толщи воды за стеклом на него смотрели подводные жители!  Существа с зеленовато-серебряной и сине-лиловой кожей, такие же ребятишки, как и вы, только с перепонками между пальцев, жабрами на шеях, рыбьими хвостами или с головами акул и дельфинов. Казалось они слушали его с интересом. Рэй сначала испугался, но бежать было некуда. Заметив их интерес, он снова взял гармонику и стал играть. Он никак не мог собраться с мыслями, что сыграть... И выбрал песню, которую слышал целую вечность назад, песню мадемуазель Марины. Мелодия у нее была простой, даже незатейливой. Красоту и волшебство творил ее голос. И тогда Рэй решил. Если он попал в преисподнюю, или в плен к русалкам и тритонам, то продержится сколько хватит смелости. Пусть эти маленькие чудища увидят человека и запомнят его таким. А музыка помогает бодриться. И он заиграл. И на сердце у него снова стало легко. Он вспомнил прекрасную Марину и к нему вернулась храбрость. 
 Старик изобразил мотив, мечтательно покачивая головой к плечу. Будто сам качался на волнах.
- Подводные жители услыхали каким-то чудом - может по вибрациям металла, - эти звуки и пришли в невероятный восторг! Они кружились в толще воды в танце, как дельфины, вкруг них мелькали пестрые краски и огоньки каких-то морских растений и пестрые стайки рыб. И они так радовались. 
 Пальцы перехватили гармонику. Тень пробежала по лицу старика.
- И вот тут одна из панелей стены поднялась. Рэй услышал перестук костей и обернулся. В темноту нырнули два здоровенных негра – точь-в-точь одурманенные пираты в лохмотьях. Они расступились и вперед вышло чудовищное создание. Это был изможденный человек с тонкими руками и ногами, длинный… и сгорбленный. С темной как чу черных оливок кожей и ледяными синими глазами. У него тоже были перепонки между пальцами и острые длинные когти. Он был одет в какой-то невообразимый наряд, травяные юбки и накидки, длинные слипшиеся собственные волосы или водоросли, перехваченные нитями оплечья, браслетов и застежек с костями и раковинами. И все переплетены жемчугом всех цветов, мерцали тусклыми огоньками. В руке он держал какую-то черную палку, обитую железом. По ней сбежали искры молний. Рэй ощутил, что ему сдавило горло и он не может сойти с места.
Дед покашлял и жутко понизил голос, добавляя жесты рукой. Получалось очень живо и жутко: 
- Прекрати! Прекрати этот шум! - прошипел неизвестный со злостью, - Вы люди... Мерзкие, злые, безжалостные создания! Мало вам суши, которую вы уродуете и грабите, засыпаете мусором и полните шумом, вы хотите испоганить и ограбить море! Ты думаешь, что сможешь выжить, моряк, потешая детей моря. Ты умрешь!.. - он открыл рот и у него были острые как у акулы треугольные зубы. Он сделал жест и Рэй смог продышаться, - Или придумаю тебе участь хуже, - он плотоядно ухмыльнулся, - Боги Моря услышали меня, Жреца Кете, и наслали шторм. Он погубит ваши корабли. Теперь у меня богатый улов! Больше чем невольников у всех плантаторов острова! 
 - Какой у него противный голос... - ежились девочки.
 - А как он понял, что тот говорит? Он что говорил по-немецки? - спросил Макс, - Или опять эта телепатия.. – он говорил брезгливо, поводя руками перед своим лицом, словно сбрасывал прилипшую соломку.
 - Он говорил на смеси французского с туземным языком. Тщетно Рэй пытался объяснить, что он не француз, и не потомок колонистов, что плантаций то уже нет и он не неволил ни одного аборигена. Незнакомец не слушал его. Он резко погнал человека своей палкой в коридор. И странное дело, когда он тыкал в живот и поясницу, то Рэй не чувствовал боли. Он пошёл на хитрость, притворяясь что ему больно. А сам искал возможности сбежать. Это было не просто. Незнакомцу подчинялись туземцы и европейцы-моряки с погибших кораблей. Они сторожили у дверей. Все они казались загипнотизированными. Взгляды их были пусты. Они не говорили ни слова, если только колдун не приказывал. Рэй обнаружил, что они следят за ним и при малейшем движении идут ему на перерез, тянут свои руки. Это была жутко... Незнакомец с плотоядной ухмылкой подал им знак, и они потащили его в белую комнату. Там все было залито едким белым светом. Там были выложенные плиткой стены и стол с непонятными инструментами, банками с реактивами и травами. В колбе накрытой крышкой Колдун держал зелье – ядовито зеленое, мерцающее на свету. Он набрал его в длинную иглу и нацелился на нашего Рэя, которого удерживали здоровенный негр и заросший бородой матрос-норвежец. 
- Прими свою участь, человек. Смерть или стать одним из них.  
 - Неужели он не смог выбраться оттуда, дедушка?
- Его укололи?
Старик улыбнулся.
 - Колдун не рассчитал только одного. Когда он склонился к Рэю, чтобы вколоть ему свое зелье, Рэй в отчаянии ударил его ногой... - нога старика ритмично разогнулась в колене и тапок с нее взлетел, - Бадамс! Прямо по "сокровищу". И колдун от боли выронил иглу и упал с криком на пол. Случилось чудо! Его сомнамбулы подчинились импульсу и тоже почувствовали его боль! Вся охрана валялась по полу и прислонялась к стенам, держась за "сокровища". Рэй бросился прочь. Долго ли он бродил по железному дому, только наткнулся на комнату, уходившую вверх, как шахта, со скобами в стене. Он бросился по скобам вверх, пока не оказался у крышки люка. Забыв об осторожности, он вцепился в него и стал откручивать, пока крышка не поддалась. Он приподнял ее. А тааам!
 Старик повел руками, словно хотел обнять пространство. Дети еще не спали, хотя уже прижимались к подушкам и лежали ровно. Следовало закругляться.
- Косматые тучи и сильный ветер встретили его него. Рядом беспокойно шумело море. По его поверхности колыхалась какая-то зеленая масса. Она светилась бледным фосфорическим светом. Это были водоросли саргассы. С другой стороны, от люка тянулся узкий песчаный островок с пальмами. Берег был усеян мусором, обломками, островами разбитых лодок. Вдруг среди них можно найти целую, или не сильно разбитую, и уплыть? Недолго думая, он бросился в воду и погреб к нему, пока не выбрался на берег. Только тут Рэй заметил, что из воды за ним движутся  силуэты. Это были жители моря. Они следили за ним, будто окружали. Он бежал по острову, цепляясь за все, что попадалось под руку. Он падал. Его настигали лунтики-рабы колдуна. Приходилось драться, бить, чтобы они от него отстали. Он проползал между хлама и мусора, костяных обломков и щепок. Его облепил мусор. Чьи-то руки хватали его, а их воды другие цеплялись за преследователей. За его спиной колдун уже слал в путь своих сомнамбул. Он громко кричал, вознося Неведомым богам свои мольбы не отпустить человека. Ветер усилился и волны били по берегу, смывая все Рея и слуг колдуна. Эти жуткие создании тянулись к Рэю, пытались его утащить на дно. Липли водоросли, над головой стучали обломки, руки хватали за горло и плечи…. И тут же с разгона кто-то врезался и одергивал прочь. Это ребятишки-русалки старались оттащить сомнамбул прочь. Только благодаря им Рэй смог вырваться на поверхность.
И странное дело. Ему почудилось, что в этой зеленой пени он видит знакомый силуэт и прекрасное лицо - лицо Марины. 

Снова в темноте обратились к нему лица и заблестели интересом глаза.
- Она пришла на помощь! Она услышала его? Она была рядом?
- И водоросли-саргассы словно сплетались в прическе ее волос и складках легко платья. Только...
 - Только что? - сквозь дремоту спаривал чей-то голос. 
 - Что? - вторил сонный голосок. 
 - Только плыла она не по воде. Она парила в воздухе на чудесных крыльях, словно сотканных из света. Как ангел. Ветер не мог сдуть ее, словно для нее его и не существовало. Колдун издал отчаянный крик и потрясал своим посохом, он проклинал их обоих и грозился страшным карами. Когда набежала вал и увлек за собой всех, кто был на мелководье, Марина продолжала держать голову Рэя над водой. Море несло все дальше и дальше, далеко-далеко... Он греб из последних сил, цепляясь за деревяшку, которую успел поймать в бурном потоке клокочущей пены и бурлящей воды. Лил дождь, хлестал по лицу и макушке, стучал по крыльям Марины. Он совсем обессилил. На последнем усилии Рэй успел тронуть нежную руку Марины и едва успел шепнуть... Те слова, которые написал в записке в бутылке. «Спасибо что Вы есть, Марина»
 Дверь в детскую беззвучно приоткрылась. Старик заметил знакомый блестящий взгляд из коридора и изящные пальцы на краю створки взгляд. Снова оглядел ребятишек. Они уже едва боролись со сном. М-да, не приятно, когда твоя супер-история так усыпляет. Однако зачем ещё рассказывают сказки? 
 - Где-то высоко в небе тучи разорвались – оттуда брызнул лунный свет. Марина испуганно вздрогнула. В серебристом просвете показались крылатые фигуры, кружившиеся в вышине. Это были крылатые драконы. «Они зовут меня…». Ее стало сносить ветром в этот серебристый просвет. Они держались за руки, из последних сил. Они взглянули друг на друга. Он отчаянно сжал в ее руке гармонику своей рукой - «Я найду Тебя». «Я буду ждать Тебя» - она успела прижаться к нему на мгновение.  Волна качнула деревяшку и смыла его из ее рук, захлестнула ее прекрасные крылья Марины… И все же в последний миг небесные жители успели ее подхватить. На спине одного из них она поднималась выше и выше, пока не пропали в просвете. Тучи снова сомкнулись. Рэй успел вскарабкаться на свою деревяшку, когда силы оставили его. Сколько времени он пробыл в забытьи… Пока не ощутил удар и толчок. Это было рыбацкое судно. Его подобрали и отвезли на Кубу. Только там он пришёл в себя в больнице, - старик приподнялся и стал прикручивать фитилек. Он поправил одеяло у Лулу.
 - А дальше? Неужели они больше не встретились?.. – сквозь зевоту проговорила девочка - Анхааааээх.. И не остались вместе?
 - Конечно встретились. Хоть жизнь так разметала их. На Кубе вспыхнуло восстание. Испанцы посадили Рэя. Когда его нашли рыбаки, то к одежде его прилипло столько жемчуга, сколько найти было нельзя – только украсть. Украли рыбаки и тюремщики, а посадили его. Он сумел бежать из темницы и сражался вместе с повстанцами. Прошёл через семь морей, стал отважным капитаном и однажды встретил девушку, удивительной красоты, так напоминающую ему какую-то особенную знакомую. Он не мог понять, почему его так тянет к ней. Не мог вспомнить, где мог ее видеть. Может потому что она - Мечта. Грёза. Она очаровывает, дает силы и зовет в путь. Она не дает отчается. Марина тоже не могла его вспомнить. Может потому что в просоленном и обветренном морском волке она не могла угадать того молодого человека, который вдохновенно ее слушал и свалился в море из-за ее шарфа. Может потому что слишком долго ждала какого-то удивительного и прекрасного героя, который бы ее полюбил как целый мир. И не замечала Рэя. Ну, об этом я расскажу завтра. 
 - Деда.. - зевнул Макс, уже закрыв глаза, - А Колдун? Он не нашёл Рэя и Марину?
 - В тот раз он решил, что шторм погубил их обоих. Найти их снова ему было нелегко. И потом у него нашлись другие дела. Он сначала отправил своих сомнамбул злым испанским дона на Кубу. А потом выгодно сдал в лизинг Генри Форду. 
Мальчишка только поерзал под одеялом, устраиваясь удобней на боку. 
- Чего только старик не выдумает… - пронеслось то ли в слух, то ли в мыслях, когда сон укутал его вместе с заправленным одеялом. И снова дедушка оставил ему открытую у стены ногу, как ему удобно.
***
Мягко ступая по полу, старик нашел свой тапок и укрыл детей одеялами. Вернул мишку в объятия Сонни. Так же бесшумно он вышел из комнаты, беззвучно вдохнув. Послышался щелчок кнопки магнитофона. Старик нацепил очки и всмотрелся в полумрак. В мягком свете лампы-бра сверкнули ее насмешливые глаза и темные не по годам волосы.
- Кого я там искала долго и ждала, Реймонд? - насмешливо спросил женский голос, - Может ещё скажешь, куда ты жемчуг прятал. 
- С точки зрения банальной психологии, caro sole, комфортный тип адекватного индивида, который с внимательным понимаем и энтузиазмом отнесется к твоим личностным особенностям, для поддержания интенсивной эмоциональной связи… Ну и так далее.
Ставя магнитофон на столик, жена со смехом вручила ему стакан молока, рискуя пролить. Он взял стоявшую рядом бутылку и приложился прямо из горла. 
- Ты смотри, ещё язык не заплетается и не заговариваешься. Даже ни разу не выругался. 
- Пи детях нельзя. Завтра твоя очередь сказку говорить, Марин - осушил старик содержимое стакана, немного приходя в себя, - Я старею, несу всякую чушь. Утомляю.... Много слов, мало чувства. А ты ещё издеваешься, ещё записываешь.
- На память. Нельзя такие перлы упускать. Да и Твои сказки они любят больше, - насмешливо фыркнула она, отпивая из стакана сама.
- Зато ты по ролям умеешь читать выразительней. Только не изображай того дятла, я тебя умоляю. 
Фрау Марина коротко похихикала не своим голосом, точно гогочущая пони. Старик испытующе выдерживал этот звук. 
- В твоем исполнении лучше. Ты из сказки на ночь устраиваешь целое шоу. 
- Когда ревматизм не схватывает.
- Идём-ка спать, сказочник, - и подала ему руку с тонким ароматом сирени, - А то ностальгия одолеет, разволнуешься. Давление скакнет, возиться с тобой придётся… - она грациозно покачала головой, поднимая брови. 
- А ты против, - так же многозначительно отвечал капитан, - Вечно меня обзываешь лодырем, а как я распалюсь!.. До дела доберусь!
- То всю ночь маешься с прострелом и бессонницей, - склонившись к лицу мужа, Марина пригладила воротник его старого свитера и взглянула в сторону детской с усталой ухмылкой, -  Идём уже. Надо теперь придумать, как их занять завтра. Ох, ещё месяц этих каникул! В театр они не хотят, кино им наскучило. А ты на лодке их катать должен и с ними гулять. 
- Всего лишь месяц, sole. А потом они опять будут раз в несколько недель нам сваливаться на голову на День Единства или Рождество 
Слова мужа как-то тронули Марину. Непросто с внуками, только без них бы…  Нет, она не будет думать, как было бы без них. В доме так тихо и пусто, когда они в школе. Заглянув в комнату, она оглядела спящих. 
- Идём уже, Рэй, - она бесшумно прикрыла створку и развернулась, поравнявшись с ним - А то я сама разревусь. 
Подцепив магнитофон за ручку, он другой взял руку жены и побрел вместе с ней. Вдруг остановился. Какая-то мысль одолела его. 
- Знаешь, sole… 
- Что? 
- Все-таки… Знаешь… - он бросил взгляд на дверь детской, и приобнял Марину, шмыгнув носом.
- Что с тобой, Реймонд? Тебе плохо? – встревожилась она, подняв его руку к груди, не понимая, что случилось. Он смахнул кристаллик слезы в углу глаза и улыбнулся ей.
 - Все хорошо, солнышко. Правда-правда, - он коротко поцеловал ее, накрыв своей ладонью ее, - Вместе. Вместе мы ещё что-нибудь придумаем. Или ещё лучше - вместе им что-то расскажем и все вместе куда-нибудь съездим.
 Она прикрыла глаза, коснувшись лбом его скулы - и вручила ему губную гармошку.
- Опять ты ее оставил в кабинете.
По дому капитана робко перелилась приглушенная густая трель…

[John D. Long]

Чиновничья посиделка

Июнь 1885 года, Вена, около 6 вечера

Пирушка служащих финансового отдела провинциального комитета Нижней Австрии по случаю проводов на пенсию заместителя начальника отдела Франца Зейпеля началась не так давно, но тостов было произнесено уже немало и участники были довольно сильно разгорячены различными напитками, предлагаемыми вполне хорошим, пусть и не элитным трактиром «Черный орел».

Их было восемь человек, начиная с самого виновника торжества и заканчивая двадцатидвухлетним клерком Тобиасом, который только недавно поступил на службу. Компания достаточно разношёрстная, как это часто бывало в Вене, но вполне дружная и ничто не предвещало дальнейших событий…

Развеселившиеся чиновники ждали ещё одного товарища, телеграфиста совета Ксавьера. Хотя он и не был служащим финансового отдела, но весь комитет его знал как хорошего товарища, весельчака и балагура, который мог от души развлечь честнУю компанию и финансисты решили позвать и его.

Перед тем, как уходить из присутствия, празднующие зашли за ним, но телеграфист им ответил, что только что из столицы пришла телеграмма-молния о том, что скоро будет передано сообщение чрезвычайной важности и до его получения он не может присоединиться к посиделке.

Прошло около полутора часов, Ксавьер всё не приходил, и это было уже решительно странно.

- Что же такое может быть в этой телеграмме?-начал вопрошать клерк Гюнтер.

- Не нашего ума дело,- ответил виновник торжества,- мне так вообще уже всё равно с сегодняшнего дня.

- Ну тебе-то может и всё равно, Франц. А ну как нас например реорганизуют или ещё что? Мало ли чего они там решат в Берлине?-не унимался Гюнтер.

- Типун тебе на язык! - довольно зло крикнул делопроизводитель Альвин, - мне лично работа нравится, и платят неплохо.

- Это да…-размеренно произнёс Франц, - а ты что думаешь, Йозеф?-спросил Франц своего помощника Йозефа Лукаша.

Йозеф выделялся из числа чиновников своими способностями и считался среди них самым умным. Он должен был в самом скором времени занять место Франца в намного более молодом возрасте, чем это получилось у самого Франца.

- Я припоминаю лишь два подобных случая, коллеги-сказал Йозеф немного подумав.-Один раз нечто подобное было два года назад, когда умер кайзер Фридрих. А вот второй раз…Второй раз был 19 лет назад.

Чиновники почти в унисон вздрогнули. Особенно сильно те, кто был постарше и застали Братоубийственную войну в сознательном возрасте. А сильнее всего-те кто воевал, в том числе и Франц.

-Неужели война?-спросил Тобиас, - но с кем? Вроде бы на границах спокойно…

- Война может начаться в любой момент, помнишь, Франц? - с кривой усмешкой произнес Йозеф, - вот решит кайзер, что нам надо добить Францию уже совсем окончательно, и пойдешь как миленький.

- Но зачем это кайзеру?-продолжал Тобиас. -Мир давно заключали, всех всё вроде бы устраивает. Эльзас наш, да и немецкая часть Лотарингии тоже. И это при том, что наши в 1867 тогда дошли чуть ли не до Средиземного моря.

- Наши?! Это какие такие наши?-вдруг заорал казначей Кристиан, который был неглупым человеком, но часто был не сдержан даже на службе, что сильно ему мешало продвинуться по карьерной лестнице. А уж во хмелю….Но все его жалели, потому как искренний был человек и многие ему сочувствовали как из-за увечья, так и из-за независимых взглядов.

- Это тебе, щенку, пруссаки может быть и наши! Ты же не видел битву при Садовой, чтоб её, где мне оторвало три пальца! Хорошо ещё, что на левой руке!!! Ты не видел, как они осаждали Вену! Ты не видел, как на нас кроме пруссаков и  итальянцев набросились ещё русские, сербы и румыны, как восстали хорваты и венгры! Как потом самих венгров утюжили славяне и румыны, когда они поняли, что Венгрию сводят до маленького ошметка! Ты не видел, как кайзер-настоящий кайзер, который сидел здесь, в Вене, а не какой-то там прусский ошмёток, подписывал капитуляцию! Ты не видел, как делили нашу империю пруссаки и славяне!!!Нашу, Тобиас, нашу землю делили! А ведь все эти земли наши предки присоединяли своей кровью!

- Нашу присоединили не кровью.- сказал вдруг Йозеф.- А гениталиями.

- Ты что такое несешь?-агрессивно спросил Кристиан.

- Я к тому, что мою родную Чехию, равно как и многие другие земли Австрия присоединила путем браков. Помнишь, был у Габсбургов такой девиз: «Пусть другие ведут войны, ты, счастливая Австрия, женись!». Вот и женился Фердинанд на сестре нашего короля. И это был не единственный случай…

Закончить свою маленькую лекцию Йозеф не успел.

- Ах ты гнида славянская,- заорал Кристиан уже совсем зверским голосом и бросился на Йозефа-Знаю я как, у вас там в Праге праздновали, когда государь отрекся, а этот прусский недоносок даровал вам автономию! Только вот что бы вы без русских делали? Фиг бы вам и Крайне Карл дал автономию без их категорического требования.

- И чего тогда ты здесь ошиваешься?!-продолжал Кристиан, стараясь ударить Йозефа.-Валил бы в свою Богемию и жил бы себе там, славянское отродье!

На этом потасовка закончилась, потому что встречный удар Йозефа вырубил Кристиана и вмешательство трактирщика, который уже собирался навести порядок с помощью деревянной дубинки, не понадобилось.

- Он хоть жив- спросил трактирщик?

Но ответ оказался не нужным, потому что Кристиан довольно быстро начал приходить в себя.

- Вы уж успокойте его-сказал трактирщик.-У меня здесь приличное место и я не потреплю беспорядков! И так вон всех посетителей мне распугали!

- Я конечно понимаю, что всё бывает-продолжал трактирщик уже более миролюбивым, и даже где-то льстивым тоном. Трактир был как раз рядом со зданием совета и чиновники были частыми его посетителями. Поэтому такую клиентуру трактирщику терять категорически не хотелось.

- Не волнуйтесь, герр Миклас, всё будет нормально.-сказал Франц.-Я обещаю! И думаю пяток лишних марок поможет урегулированию ситуации.

Трактирщик улыбнулся:

- Разумеется, герр Зейпель! Но всё же прошу, чтобы более такое не повторялось, а иначе мне придется даже таких уважаемых чиновников сдать в полицию. И закончить на сегодня своё пребывание здесь.

- Извините, герр Миклас, но этого мы не можем. Ждём срочного правительственного сообщения с минуты на минуту. Вот вам ещё три марки за то. чтобы продлить наше присутствие.

- Кристиан, ты уже не в первый раз показываешь свой несносный характер.-сказал Франц после того как тот окончательно очухался.-Ты сейчас же извинишься перед Йозефом и надеюсь, что потом твои коллеги больше ничего такого не услышат.

- Вообще-то, ты уже наговорил как минимум на увольнение, а то и на тюрьму.-продолжал Франц.-Но мы не крысы и выдавать тебя никто не будет-Франц многозначительно посмотрел на остальных. Правда ведь?

Все остальные чиновники и даже Йозеф, согласно закивали.

- Вот и хорошо.

- Прости, Йозеф!-сказал Кристиан.- Я был не прав-но просто меня взбесило, что ты думаешь, что мы за Австрию кровь не проливали-сказал Кристиан с горечью.

- Я прощаю тебя, -ответил Йозеф.-Но не понимаю. Если тебе так здесь не нравится-почему ты ещё служишь в совете?

- Я могу задать тебе тот же вопрос, Йозеф-спросил вдруг до того молчавший клерк Герберт.

- Ну я почти что коренной венец, живу здесь уже 20 лет с лишним. Мне здесь нравится, да и зарплата солидно больше чем в княжеском правительстве в Праге. Империя конечно подкидывает им кое-что на жизнь, да и само княжество довольно богатое, но вот чиновники там получают намного меньше. Опять же-нужно прямо хорошо знать чешский, а у меня с ним беда.-отвечал Йозеф.

- И ровно по той же причине я не стремлюсь вернуться в Крайну,- сказал вдруг Рудольф, ещё один клерк, который до этого тоже молчал.-Я-то правда словенский хорошо помню, но зарплаты там ещё ниже чем в Богемии. Так что-мне и здесь хорошо.

- Кристиан,- вдруг довольно вкрадчивым тоном начал говорить Йозеф. Может быть тебе всё-таки подумать о смене места работы и жительства-если вдруг ещё раз что-то подобное произойдёт.А оно ведь может произойти…И наверное тебе лучше не в имперскую администрацию

- Но куда мне податься-с горечью произнес Кристиан.-В коммерцию страшно, и пенсий там нормальных нет, а славянских языков я не знаю….Я всю жизнь на госслужбе, я к ней привык…

- Ну есть ведь и немецкие автономии…-сказал Франц с тонким намеком…И пруссаков, которых ты так не любишь, там почти нет, и языки учить не надо.

- Думаете мне стоит уйти?-спросил Кристиан совсем убитым голосом.

- По крайней мере подумай об этом. Тем более ты человек честный, что не так часто бывает на такой позиции и ты сможешь сдлеать карьеру и получше, да и думаю Йозеф если что даст тебе хорошие рекомендации. Правда ведь, Йозеф?-спросил Франц с нажимом.

- Несомненно, геррЗейпель,- ответил Йозеф.

- Но куда?-спросил Кристиан.

- Ну выбор у тебя довольно большой. Конечно в 1866 бОльшая часть остальных немецких государств поддержала нас, а не Пруссию. Но были и те, кто поддержал пруссаков. В итоге мы просто провинция, а они-автономии.-вдруг сказал Франц с неожиданной злостью.

- Я ведь понимаю тебя, Кристиан,-сказал Франц уже намного более душевным тоном.-Я ведь тоже служил в 1866, правда на Востоке, в Карпатах, когда ударили русские. И всё, что ты испытывал я прекрасно понимаю. И даже где-то разделяю.

- Но с другой стороны,-продолжал Франц-ты должен признать, что в сущности империя не принесла нам ничего плохого. Да, пострадала наша гордость. Но с другой стороны-если считать себя частью единой Германии, а теперь мы таковой и являемся, то ведь можно гордиться и её свершениями. Да и живем мы неплохо и в общем-то чем дальше- тем лучше.

- Точно, так, геррЗейпель-поддержал Франца Гюнтер, который всегда отличался пангерманскими воззрениями и хорошо разбирался в военных вопросах.- А ещё ведь Германии всё-таки очень повезло с предыдущим кайзером. Это ведь именно он провел такие блестящие переговоры с русскими и итальянцами. Это именно он послал подальше тогдашнего канцлера, когда вместо устраивающего всех мира он полностью поделил Австрию с русскими , итальянцами и остальными! Как там того канцлера звали, Бисмарк вроде бы…. Я прекрасно помню, что все тогда считали кайзера Карла безумцем. Хотя всё-таки не уничтожил он Австрию-а всего лишь объединил с такими же немцами, и отделил всё остальное. И как он уничтожил остальные немецкие государства, которые воевали против него. И как все боялись, что на такое вмешаются французов…А Карл не боялся! Он рискнул и выиграл. Он просчитал, что у французов много хороших войск в Мексике, что новые винтовки французы ещё не успели принять на вооружение-и просто разгромил их вторжение! Очень нам с ним повезло.

И очень повезло что трон унаследовал именно он, а не его брат Вильгельм, который погиб от случайного выстрела на маневрах лет в тридцать с небольшим.

- Поэтому, я лично скорбел, когда он умер два года назад…-продолжал Гюнтер.

Кажется готов был начаться новый тур разговоров о политике, когда вдруг в зал трактира вбежал взмыленный Ксавьер.

- Господа, у меня сверхважное известие! Только что из Берлина сообщили, что наш кайзер Фридрих Карл скончался от сердечного приступа.

- Быть не может!-воскликнул Франц.

- Это точно,-возразил Ксавьер.

- Второй за два года…-медленно произнёс Йозеф.

- Ну что ж…Кайзер умер-да здравствует кайзер!-возгласил Франц.

- Хох кайзер Иоахим, - подняли бокалы чиновники.

С разной степенью восторженности.

Иногда даже и с отрицательной.

[John D. Long]

И сумрачный германский гений

 

1.

На лесной поляне, окруженной могучими дубами, возвышались большие шатры осененные штандартами с имперскими орлами и черными крестами Тевтонского ордена. Здесь же горели костры, вокруг которых расселись  воины в ожидании  наваристой похлебки, что кипела в поставленных на огонь  котлах. Чуть поодаль стояли шатры из звериных шкур над которыми плескались белые полотнища с грубо намалеванными изображениями трех богов: Громовержца Перкунаса; Потримпса, Пастыря Вод и Пеколса, Жнеца Душ. Германские бароны, в блестящих на солнца латах и братья-воины Ордена настороженно смотрели на облаченных в варварские одеяния князей пруссов и литовцев, а также на косматых жрецов, увешанных языческими амулетами. Еще несколько дней назад они сходились друг с другом в жестоких боях, - и лишь воля императора Фридриха Гогенштауфена остановила кровопролитие. 
Сейчас рыжеволосый император, облаченный в черные доспехи, сидел у шатра, распивая крепленное вино вместе с крепким стариком с бурой бородой и наброшенном поверх одежды плаще из медвежьей шкуры - Криве-Кривайтис, первосвященник пруссов, литовцев и  иных народов с берегов Янтарного моря. На груди его висел золотой трискелион оканчивающийся головами змей, как символ трех главных богов пруссов. Хмуря брови, языческий первосвященник недоверчиво смотрел на кайзера Фридриха, что полгода назад с большим войском явился в прусские чащобы и всего несколько дней назад одержал разгромную победу в болотах Сауле. Однако Фридрих II был проницательным дипломатом в той же степени, что и непримиримым завоевателем: неожиданно не только для пруссов, но и для собственных приближенных он пригласил вражеских вождей на переговоры.
- Возможно, вы и потерпели поражение на поле боя, — убеждал  Фридрих Кривайтиса, — но ваш народ обладает отвагой, что принесет немалую славу Империи. У вас есть свои враги, у меня - Оттон Брауншвейгский, что хочет отобрать мою корону. Присягните мне и мы объединим наши земли .
 Кривайтис  недоверчиво покосился на императора.
- Немцы всегда несли нам только смерть и разрушение, —  негромко произнес он -  почем мне знать, что император сдержит свое слово?
- Ради нашего союза я готов пойти на уступки, - заверил его Фридрих, - прусскому народу будут оставлены его владения, его вожди станут князьями и баронами Германского Рейха. Я даже возьму в жены прусскую невесту, чтобы скрепить  наш союз.
- А что будет с нашей верой? - спросил Кривайтис, -  наши боги никогда не преклонят колени перед  Христом!
- Боги — это всего лишь имена, жрец, - пожал плечами Фридрих, - я человек разума, а не веры - в чем могли уже убедиться мои еврейские и мусульманские подданные на Сицилии. Если ты продолжишь  сражаться, то проиграешь, и твой народ будет порабощен, а твоя вера уйдет в небытие. Но если ты присоединишься ко мне, я позволю  пруссам сохранить старые обычаи под маской христианства. Вашим Перкунасу, Потримпсу и Пеколсу  будут поклоняться под видом христианских святых. Что скажешь?
Криве-Кривайтис изумленно посмотрел на Фридриха - последнее, что он мог ожидать от христианского владыки, так это подобное предложение. Однако, несмотря на свой варварский облик, Кривайтис не был дураком и быстро оценил все выгоды такого союза: согласно кивнув, он стиснул длань Фридриха в крепком рукопажатии.
- Пруссы и литовцы встанут с тобой, император, — заявил он,  —  и наши боги поведут нас вместе с твоими к победе над всеми врагами.
Уже позже Фридрих II женился на  Альдоне, дочери  литовского князя Миндовга: на пышной свадебной церемонии присутствовали как христианское духовенство, так и языческие жрецы. По условиям брачного договора балтийские народы должны были креститься и признать власть императора Священной Римской империи.
- Я говорю вам, проклятие падет на всякого, кто противится славе Христа! — провозгласил Фридрих во время своей коронации в Ахенском соборе. - Хотя  язычники все еще цепляются за своих ложных идолов, император спасет их души и приобщит их ко Христу!
Все это было не более чем красивыми  словами: под поверхностным фасадом христианства сохранялись старые обычаи балтов. И Фридрих был готов закрыть на это глаза в обмен на силу и единство, которые  синкретическая вера принесла его империи. В считанные годы Фридрих присоединил к империи обширную территорию от устья Вислы до Финского залива, поставив на службу  воинственные и многочисленные племена: пруссов, литовцев, земгалов, куршей.  Христианские святые  переплелись с древними божествами балтийского пантеона. Перкунас, бог грома, обрел новое обличье через образ Святого Михаила. Потримпс, бог плодородия и воды, превратился в извращенную версию Иоанна Крестителя, его  обряды изобилия влились в христианские ритуалы. Даже Пеколс, бог смерти, нашел свою темную нишу: его влияние тонко слилось с христианской концепцией суда и проклятия, а в самом тайном и сокрытом из толкований - и с образами Ада и Сатаны со всеми его демонами. 
Тевтонский орден, созданный подавлять язычество, вместо этого был вовлечен в этот мистический брак культур. Высший Капитул поклялся защищать чистоту веры — но  не чистоту христианства, а синкретичную веру, рожденную Фридрихом. Членство в Ордене пополнялось прусскими и литовскими  князьями, привносившим свои дикие нравы. Эти воины-монахи были железным кулаком империи, беспощадно подавлявшим все разногласия. На протяжении всего этого Тевтонский орден порождал воинов-священников новой веры, хранителями двойных мистерий.

2.

Под объединяющей силой этой странной  веры Священная Римская Империя Германской Нации расширилась по всей Европе. Балтийские народы, теперь союзники империи, предоставили свою численность и свирепость в во всех будущих битвах. Священный союз  между Империей, Орденом и языческими народами, родил новую Германию, подобной которой мир никогда не видел. Ее столица выросла из болот и  темных дубрав, как готическое чудо парящих шпилей и искривленных горгулий. Двор императора стал местом темного мистицизма, где тевтонские рыцари в черных железных доспехах шептали молитвы, а балтийские жрецы плели древние заклинания. 
Спустя века укоренилась новая культура, смешивающая  элегантность готической архитектуры с первобытными, дикими формами — парящие шпили и ребристые своды великих соборов украсились клыкастыми звериными ликами. Правители и подданные, язычники и христиане, были связаны могущественными клятвами короне. Преемники Фридриха, носившие такие имена, как Вильгельм Прусский и Саксон Литовский, правили как короли-священники.
Под властью императоров, которые не стеснялись приносить пленников в жертву кровожадному Перкунасу, Германская империя расширяла свои границы огнем и мечом:  полностью подчинила папство в Риме, поставила на колени Сербию, Польшу и Венгрию и, в ходе очередного сокрушительного крестового похода захватила Иерусалим и Константинополь. В храме Святой Софии император Сигизмунд принял корону римского императора, в Иерусалиме же он венчался короной Короля Иерусалимского. Затем империя обратила свой взор на Восток, огромные просторы Руси манили германских кайзеров своими неиспользованными ресурсами. Приняв вассальную присягу от русских князей император Оттон Прусский разбил монгольские орды и в отстроенном заново храме Святой Софии в Киеве принял корону Великого Князя Всея Руси.
На западе император Оттон, за счет удачного брака с королевой Арагона Изабеллой, окончательно объединил Испанию,  вышвырнув мусульман из Европы. Именно из портов Испании началась колониальная экспансия: тевтонские рыцари, теперь бесспорные хозяева Европы, обратили свой взор к далеким берегам за океаном, их корабли несли иконы Девы Марии и Креста рядом с идолами Перкунаса и Потримпса. Они нашли добровольных новообращенных среди ацтеков и майя, что увидели в тевтонских рыцарях родственные души, разделяющие их любовь к кровавым жертвоприношениям Пеколсу, что слился с богом преисподней Миктлантекультли. Храмы Теночтитлана,  Тулума и Чичен-Ицы огласились новой литанией, крики жертвоприношений смешивались с латинскими песнопениями. Меньше чем за век большая часть Нового Света перешла под власть Германской Империи, твердо вставшей по обеим берегам Атлантики.
Именно те же годы императорской резиденцией стал замок Франкенштейн, давший начало новому этапу в истории Величайшей Германии.

 

3.

Спустя века наследники Фридриха правят огромными владениями, как в Европе, так и за океаном. Император Виктор Франкенштейн-Гогенштауфен восседает на троне Германской Империи, доминирующей державы Европы, простершейся от вересковых пустошей Ютландии до обильных садов Сицилии. Западные границы империи включают Нидерланды, Эльзас, Бургундию и Швейцарию, а Франция низведена до второстепенного вассального государства. Важным союзниками империи стали Англо-Нормандская монархия и скандинавские королевства, на востоке же границы Германии пролегли до Кавказа. Неотъемлемой частью Священной Римской Империи Германской Нации стала и Испания откуда идут корабли в германские колонии в Азии. Африке и Новом Свете. Невероятная роскошь и богатство декадентской империи не знает себе равных, нет державы, что посмела бы бросить ей вызов. Но тевтонская гордыня не знает  границ: подчинив все в подлунном мире, ее правители жаждут овладеть тайнами жизни и смерти. 
Вокруг замка Франкенштейн поднялась новая столица, город парящих шпилей и возвышающейся  посреди крепости. Здесь император держит двор, председательствуя над двором ученых, художников и куртизанок. Днем Виктор надевает мантию государственного деятеля, принимая послов и разрабатывая грандиозные стратегии. Ночью он удаляется в свою лабораторию, чтобы проводить тайные опыты и запретные обряды. Здесь он уже не просто монарх, а врач, алхимик и колдун. В своем семейном замке Виктор проводит ужасающие эксперименты, смешивая науку и магию гротескными способами, ставя опыты на несчастных жертвах - мужчинах, женщинах и  даже животных.
Ныне Виктор приступает к грандиозному эксперименту — поиску идеальной невесты с помощью темных ритуалов и хирургического искусства. Месяцами его агенты и сводники собирали свежие трупы молодых девушек со всей Империи — их лучшие черты были собраны и законсервированы алхимическими мазями в ожидании роковой ночи. В своей лаборатории Император  без устали сшивает плоть многих женщин, чтобы создать свою  Еву. Полки, уставленные стеклянными банками, переполнены маринованными органами и пульсирующими внутренностями. Алхимические печи изрыгают зловещие пары, а некромантские тома выстроились вдоль стен. Среди беспорядка и резни последний опыт Виктора лежит п распластанным на каменном столе — тело молодой женщины, ее лицо — лоскутное одеяло из пересаженной кожи. Используя черную магию, чтобы бросить вызов законам жизни и смерти, Виктор непрестанно трудится, его глаза безумно сверкают, пока он работает. 
- Принеси мне еще  органов, — отрывисто приказал император,  - мне нужна безупречная кожа и самые чувственные изгибы богини для моего творения.
Его помощник, - уродливый горбун, барон Игорь -  поспешил в подземелья пыточных камер, где бесчисленные жертвы  изуродованы и препарированы заживо, чтобы извлечь их органы. Большинство из них были политическими диссидентами, крестьянами или рабами, захваченными в колониях Империи. Распевая тайные заклинания,  император сшивал кожу, пришивал груди и ягодицы, вставлял яичники, матку и блестящее от формалина влагалище. Благоговейно он сшивает упругие груди, плоский живот, изящные ноги и стройные руки, украденные у самых красивых девушек по всей империи и говорит вслух сам с собой, пока работает:
- Да, ноги  шведской принцессы Эрики, такие длинные и сильные, закаленные от ее лесной охоты. Живот английской шлюхи Бетси, такой плоский и нежный. Груди литовской ведьмы Айваны, такие полные и упругие. А что касается головы ... возможно, сойдет та дочь голландского купца, ее золотистые волосы  словно сияние Сауле озарит ее голову.
Виктор безумно смеется, сшивая, смешивая и прижигая плоть. С каждой ужасной операцией, с каждым тайным заклинанием он приближает свое творение к жизни. Кровь течет алыми потоками, крики  жертв эхом разносятся по пещерам, заглушая бормотание некромантических заклинаний. Швы сшиваются, кости прививаются, а плоть иссушается, когда воля Императора сгибает материю плотского мира под его темные желания и пурпурная кровь капает с гротескного тела на алтаре . 
- Великолепно, — бормочет себе под нос Виктор,  любуясь своим творением, - скоро моя невеста будет жить и любить меня вечно.
Он берет в руки стеклянную колбу, в которой плавает мозг, сохраненный самым сильным консервантом. Этот мозг, странным образом сохранившийся в черепной коробке кровавой графини Элизы Батори-Цельской,  в то время как  ее остальная плоть давно истлела в темнице, где жестокую графиню замуровали за все ее преступления. Это было бы прекрасной основой для духа его любовницы,  под стать  ее прекрасному телу демонической богини разврата.
С последним торжествующим взмахом скальпеля Виктор завершает хирургическое соединение мозга с черепом. Он отступает, чтобы полюбоваться своим шедевром — самой красивой женщиной в империи, собранной из разных частей, живой благодаря нечестивой магии, чтобы стать его вечной супругой.
 - Встань, любовь моя, — прошептал Виктор в благоговейном восторге, -  встань и заяви о своем законном месте рядом со мной.
Черный дым и разветвленные молнии заполнили лабораторию, когда потрескивающий разряд энергии охватил лоскутный труп. Невеста-монстр вздрогнула, оживая, сплав темной магии и алхимической науки. Она была воплощением дикого великолепия, истинным ребенком германо-балтийского мира. Ее платиновые волосы были заплетены в длинные косы, ледяные голубые глаза тлели от жестокой похоти. Ее кожа была бледной и безупречной, ее фигура была убийственно сладострастной. Она была одновременно языческой богиней и германской королевой-воительницей.
- Услышь же меня, моя любовь, — трепеща от восторга воскликнул Виктор. - Теперь ты — Владычица Империи. Вместе мы будем править этим миром вечно!
Невеста-монстр повернулась, ее алые губы изогнулись в зловещей улыбке.
- Мой император, — промурлыкала  она, ее голос был подобен меду стекающему по стали. - Ты пришел поклониться моему алтарю красоты?
Виктор опустился на колени, касаясь губами внутренней стороны холодного как лед бедра. 
- Ты — прекрасное видение, Элиза. Богиня, обретшая форму и содержание  - благодаря мне.
- А что насчет приношения своей богине? - глаза Элизы сверкнули хищным блеском,  - Я голодна. Мне нужно есть.
- Твой голод будет утолен, моя любовь, - кивнул император, -  я добыл для тебя особое угощение: черноволосая юная девственница, смуглое дитя юга. Дочь короля  Египта, присланная в мой замок как символ верности ее отца. Она надеялась получить мое благоволение  нелепыми попытками соблазнения... теперь она будет кормить тебя собой.
Элиза облизнула губы, ее белоснежные острые зубы блеснули в свете факела. 
- Изысканная трапеза, любимый. Приведи ее ко мне, чтобы я могла выпить всю ее кровь.
Виктор холодно улыбнулся. 
- Как прикажет моя Императрица!
Позже, когда Элиза купалась в  наполненной кровью ванне,  Виктор вошел в купальню, любуясь своим творением. Его невеста была ужасна и прекрасна, видение полуночного очарования. Сердце императора затрепетало, когда его создание протянуло мокрую руку и  погладило его щеку.
- Мой Виктор, — пропела Элиза. - Мой верный  рыцарь. Как же я тебя обожаю!
Император содрогнулся - не сколько от ее прикосновения, сколько от темного обещания в ее голосе. 
- Я живу только для того, чтобы служить тебе, моя Императрица. Чтобы принести  нам обоим славу и господство над всем миром!
Элиза провела острым ногтем по линии его горла. 
- Так и будет, любовь моя.  Так все и будет.
Уже позже Виктор отводит свое создание в свою спальню: сводчатую комнату, окутанную тенями и пьянящим мускусом пота и секса. Там, среди спутанных простыней и мерцающего света бесчисленных свечей, император и его новая любимая предаются самым развратным актам похоти и доминирования, подпитываемые своей жаждой крови и богохульными амбициями. Когда первые лучи рассвета окрашивают горизонт и Империя пробуждается к жизни, Виктор  и его творение лежат, переплетая тела скользкие от жидкостей их соития.  Император размышляет о власти, которой он теперь обладает, о тайнах жизни и смерти, которыми он может распоряжаться.
- Идем же, моя императрица, — произнес Виктор. — Вместе мы оскверним мир на тысячу лет!
Рука об руку, колдун-король и его демон-невеста выходят на балкон императорского дворца, возвышающийся над городом. Они смотрят на раскинувшуюся столицу Германской империи, мегаполис шпилей и куполов, черного железа и бронзы — и сверхъестественной мистической энергии, гудящей в воздухе. Люди на улицах внизу поднимают глаза и громкими криками приветствуют императорскую чету, еще не зная о тех чудесах и ужасах, что уготованы им в скором будущем. 

[John D. Long]

Сверчок

Всё вокруг было застлано туманом, туман был и в голове. Как он сюда попал? Гельмут ненадолго задумался. В памяти всплывали какие-то обрывки воспоминаний. Люди, голоса. Он с сослуживцами сидел в комнате большого дома с белёными стенами за длинным столом. Одни предлагали что-то. Другие выступали против. Что было потом?  Кажется, случилась какая-то ошибка. Должно быть, он отбился от своих. От Седьмого вестфальского егерского батальона. Они гнали французов от самого Милёна, где те не смогли закрепиться. А потом? Засада лягушатников? Его ранили? Боли Гельмут не чувствовал. Голова слегка кружилась. Поднял руки и осторожно ощупал её. Кивера не было, но это ничего. Не холодно, хоть и должен быть конец сентября. Главное, никаких ран не нащупал. Ни крови, ничего такого. Только руки дрожали. Гельмут втянул носом воздух – пахло гарью и ещё чем-то неуловимо знакомым, но жутким. Где винтовка? Он нашарил руками перетягивающий плечо ремень и поднял висевшее на нём оружие. Это была не винтовка, а что-то несуразное – короткий ствол, длинный изогнутый магазин, рукоятка из… чёрного дерева? Нет, конечно. Пластмасса.

Подул ветер, понёс пыль и сладкий запах гари. Тогда сверчок застрекотал в первый раз – где-то рядом и совсем ненадолго.

Здесь он ни до чего не досидит. Надо идти. Гельмут с трудом поднялся и тяжело, как старик, поплёлся туда, где среди тумана угадывался просвет. Главное, что остался живой. После этой истории ему уже ничего не угрожает, верно? Война закончится быстро. Почти закончилась. Как и сказал кайзер – до снегопада. Он вернётся домой, женится на Ильзе. У них будет трое… нет, четверо детей.

Туман медленно таял перед ним, и из него выступали очертания стены. Огромной и почти целиком состоящей из окон. Гельмут остановился. Это не Франция. Таких домов французы не строили. До Осенней войны не строили. Что-то подобное он сам увидел уже в Берлине, когда поступил на первую ступень офицерских курсов. Когда? Гельмут встряхнул головой, как старая, выбившаяся из сил лошадь. Он не помнил. Но задолго до того, как разорился его отец. До того, как все стали разоряться.

Значит, венгры. Подлый, предательский народец. Продались русским. Тоже, видите ли, захотели свобод. Будто императоры Франц-Иосиф и Карл им их мало дали. Будто в Российской республике их много. Твари.

Снова застрекотал сверчок. Теперь громче и дольше. Гельмут поморщился. Стрёкот почему-то показался ему дурным предзнаменованием.

Скрючившись, он незаметно подкрался к ближайшему проёму и выглянул. Метрах в тридцати стояла другая такая же стена, а всё пространство между ними занимало нагромождение изломанного железобетона. Больше ничего. Никакого движения. Тишина продолжала давить. Где же тогда его взвод? Полсотни человек не могли пропасть до единого. Гельмут обшарил мундир в поисках ракетницы. Ничего нет, кроме этого дурацкого оружия. Он снова поднял машиненпистоль и неловкими, отвыкшими от оружия пальцами отстегнул магазин. Заглянул внутрь. Патроны сверкнули в тусклом красноватом свете. Он попробовал извлечь верхний – тот поддавался туго. Полная обойма. Хорошо. Если вдруг его услышат инсургенты, то будет, чем их встретить. Теперь можно позвать кого-то из унтеров. Как их зовут? Память решала эту задачу на удивление долго, но всё же справилась.

- Фриш! Кемпке!

Тишина.

- Кто-нибудь!

Его голос, слабый и скрипучий, утонул в тишине. Гельмут замер, прислушиваясь. Никакого ответа.

И тут сверчок застрекотал в третий раз. Мерзкая тварь, где же она прячется? Он пошарил по рукаву, опустил руку в карман, запустил пальцы за ворот. Сверчок продолжал стрекотать, то громче, то тише.

Потом смолк.

Гельмут стоял и прислушивался. Сквозь тишину, откуда-то издалека доносился еле слышимый гул. Будто далёкая канонада. Да. Это под Винницей, в сорок шестом. Он уже оберстлейтенант, и может не бояться ничего, кроме бомбардировок.

Бомбардировок.

Мысль о чём-то жутком шевельнулась в глубине сознания и затихла. Главное, что теперь он дойдёт до своих.

Откуда идёт этот гул? Кажется, слева. Слева, старый дурак, артподготовка не будет ждать, когда ты доберёшься до позиций. Какой азимут? При себе ли у тебя компас? Он снова обшарил пустые карманы, потом посмотрел на руку. На компас это не было похоже. Скорее на часы с одной стрелкой и циферблатом, разделённым на три части. Синяя, жёлтая и красная. Стрелка колебалась на краю красной и жёлтой. Что ж, это ему не поможет, придётся идти от ориентира к ориентиру, если он сможет находить их в этой дымке. Первый ориентир – край стены.

Оскальзываясь на осколках стекла, он дошел до него и осторожно выглянул за край. Никого, но гул как будто стал лучше слышен. Открывшееся за стеной пространство было на удивление чистым, будто его подмели огромной метлой. Гельмут поискал взглядом следующие два ориентира, лежащих в том направлении, откуда доносится канонада. Что-то широкое и низкое проглядывало сквозь дымку, а чуть дальше, за ним маячили руины башни.

Он медленно пересёк пустую площадку. На земле лежало металлическое кольцо из металла. Диаметром метра четыре, толщиной с руку взрослого человека. Лежащее, оно было Гельмуту чуть выше пояса. Внутри него, от одного края до другого тянулись такие же толстые металлические перегородки, сливающиеся, пересекающие друг друга, образующие какой-то рисунок.

Орлиная голова, подсказала пробуждающаяся память. И он тут же вспомнил это кольцо, стоящее на постаменте у въезда на их… базу? Нет, это была не база, а что-то другое. И что-то странное было в этой голове орла. Она была огромной и грубой, словно нарисованной резкими росчерками пера или вырубленной несколькими ударами нетерпеливого скульптора. Ничем не похожая на старых изящных имперских геральдических орлов. Бенедикт Кернтнер, вспомнил он. Новый канцлер, бывший военный журналист. Он ему даже давал интервью у себя в блиндаже. В сорок седьмом или сорок восьмом, под Минском. Тогда ещё была надежда, что русским надоест кидать новые и новые дивизии пехоты и бронеходные группы на их эшелонированную оборону и война скоро закончится.

Она и закончилась – в пятьдесят первом. Закончилась ничем. Мир без мира. Победа без победы. Города Рейха лежали в руинах, но у англичан и русских ситуация была не лучше. Ещё одну такую зиму Европа бы просто не пережила.

Потом жизнь будто стала налаживаться. Потом османы решили поживиться на бедственном положении союзников и взвинтили цены на нефть. Снова стало худо. Он вспомнил, как один из его солдат искал, кому бы продать свои награды. Вспомнил взрыв, устроенный анархистами на Марна-штрассе. Потом было море людей и флагов на Кёнингсплац. Синие флаги с белыми орлами – такими же, как этот, лежащий в пыли. Он стоял в первых рядах. Ему предложили стул, но полковник Гельмут Эйнсхоффер предпочёл стоять со всеми. Кернтнер поднялся на трибуну, высокий и уже поседевший, и зачитал указ кайзера. Толпа ликовала. Потом усталое лицо нового рейхсканцлера с внимательными глазами заполнило плакаты, телевидение, страницы газет и журналов. А кайзера будто и не было совсем. Старые орлы с их тонкими крыльями и узорчатыми перьями тоже исчезли. Их сменили новые. Грубые. Хищные. Ну, и дальше, вроде, всё начало налаживаться.

Всё было хорошо.

Так где же он тогда и что с ним?

Кольцо лежало на земле. Что за сила его сбросила? Бомбардировка? Они снова воюют? Из памяти всплыл листок бумаги и генерал Эйнсхоффер снова почувствовал, как сердце перестаёт стучать, а внутри всё заполняется пустотой. «С прискорбием спешим сообщить, что двадцать восьмого октября тысяча девятьсот сорок седьмого года… варварская бомбардировка англо-саксонских джингоистов… Ильза Эйнсхоффер, урождённая Брандт, сорока девяти лет… Отто Эйнсхоффер, шестнадцати лет… их души пребудут навеки в Раю… Слава Империи и Кайзеру!» Он покачнулся и ухватился за оплавленный край кольца. Сверчок заверещал во весь голос. Отдышаться не получалось. Первая волна – бомберы с фугасными бомбами. Вторая – с зажигательными. Третья - химические, скорей всего с Джи-Ди, как наиболее эффективным. Левая рука сама искала сумку с противогазом, хотя мозг прекрасно понимал, что её нет. В левом кармане лежало что-то мягкое и шелестящее. Он запустил туда руку и вытащил стопку белых тканевых кружочков, упакованных в полиэтилен. Респираторы. От газов они не помогут, только от пыли. Сверчок продолжал истошно вопить. Гельмут Эйнсхоффер бросил взгляд на лежащую на кольце руку. Стрелка ушла глубоко в красную зону. Вторичное излучение. Металл захватывает нейтроны и сам становится радиоактивным. Он это видел в Африке на испытаниях.

Генерал отдёрнул руку. Дозимер не смолкал. Ветер усиливался. Северный ветер, понял он. Это от него кричит сверчок. Это он несёт гул, похожий на канонаду. Там, за остатками башни, КПП. Был. Дальше дорога на Бад-Тольц, за ним – налево, трасса на Инсбрук, теперь направо и через полчаса ты в Мюнхене. Они прилетели в Мюнхен в четверг, и сразу из аэропорта кавалькада чёрных бронированных мерседесов доставила их сюда, в Межимперский Центр Стратегической Координации. Парижское правительство не справлялось – десант алжирских мятежников и примкнувшие к ним части ещё вчера пытались остановить под Невером и Дижоном, но теперь дорога на Париж была открыта. Греческая оборона рухнула неделю назад. Русские без сопротивления вошли в Лемберг, а Варшава была готова капитулировать.

Они должны были что-то сделать.

И, видимо, сделали.

Я знал, что это случится, подумал Гельмут. Знал, просто не верил.

Он уже не мог слушать сверчка. Нашарил рукой ремешок и, после долгой борьбы старческих пальцев с тугой застёжкой, расстегнул его. Громко кричащий дозиметр упал вниз, ударился об асфальт, но не разбился, а только заорал громче. Гельмут сделал шаг назад снял с предохранителя машиненпистоль, прицелился и дал короткую очередь. Потом вторую. Сверчок смолк.

Кристиана наверняка мертва, как и её муж, и их дети, его внуки. Эйнсхоффер попробовал вспомнить их всех, но смог лишь одного, Эрвина, собиравшего наклейки с автомобилями. Ларс наверняка тоже мёртв – лежит среди сгоревших обломков где-нибудь в сибирских лесах или на океанском дне. Эммануэль… ты всегда был белой вороной, а оказался прав, вот такие дела. Надеюсь, ты останешься жив и здоров в этом своём Иране.

Гельмут Эйнсхоффер отошёл от лежащей на опалённом асфальте эмблемы уже мёртвой империи. Повернулся и сделал несколько шагов. Перед ним был обрыв. Дорога заворачивала налево. Он подошёл к краю. Дымка рассеивалась и красный свет, шедший с севера, стал ярче. Только почему с севера? Это восток, там встаёт солнце. Сейчас он пойдёт туда, на шум всё нестихающей канонады и скоро выйдет к своим. Гельмут поднял к глазам стопку непонятных белых кружочков. Зачем ему эти тряпки? От газовой атаки тряпка не спасёт, да только не будут русские тратить химическую бомбу на одинокого немца, выходящего к своим. Пакет полетел вниз. Теперь надо проверить оружие. Странный машиненпистоль новой модели. Он отстегнул магазин и заглянул внутрь. Патроны ещё были, и немало. Попробовал извлечь верхний – тот вышел легко. Значит, их там с десяток. Маловато, если дело дойдёт до стрельбы. Он сделал шаг от обрыва, и голова закружилась. Постоял, перевёл дыхание. Должно быть давно не ел и не пил, вон – во рту как кот нагадил. Где же фляжка? Фляжки нет, а это паскудно. Ладно, найдёт ручей, напьётся из него. А до позиций не может быть далеко. Километров десять, может двадцать. Он двинулся по дороге, как-то по-старчески шаркая ногами. Поташнивает ещё, но это ничего. Дорога хорошая, даже если никто не подберёт, часа через три-четыре он выйдет по ней к своим. А там всё будет – и еда, и вода, и врач.

Там всё будет хорошо.

[John D. Long]

Голосование продлится трое суток. Итоги подведём в пятницу. Угадываем авторов, делимся впечатлениями!

[ясмин джакмич]

Ура! Читаем)

Изменено Monday в 15:58 пользователем ясмин джакмич

[Magnum]

Unter Alles - Палтус 

 

Сумрачный гений - Каминский 

 

Сверчок - Имнот (но это не точно) 

 

 

[Стержень]

Чтож, я прочитал все и скажу следующее.

Во-первых, есть такая тенденция, что три рассказа из семи-фэнтезийные или фантастические. И кстати для меня "Сверчок" под вопросом-он у меня тоже как фэнтези воспринимается.

Во-вторых, я проголосовал так:

1 место-Unter alles

2 место-Чиновничья посиделка

3 место-И сумрачный германский гений.

Теперь конкретно по рассказам.

Unter alles

Этот рассказ мне понравился больше всего.

И стиль хороший и идея, хоть и несколько заезжанная-но хорошо развитая, и юмор имеется.

Насчет автора-это несколько похоже на Каминского в юмористическом варианте-поэтому вне всякой логики думаю, что это-коллега Paltus

Нефритовые жеребцы кайзера

Не понравился от слова вообще-да простит меня автор. Наверное с моей точки-самый неудачный рассказ.

Мореманская зарисовка, да к тому же не сильно реалистичная и при этом не фантастическая, что бы объяснило технические изменения.

Приём германского посла

Не понравился. Развилка и мир непонятные мне и художественность не дотягивает до того, чтобы это исправить.

Сказка на ночь

Красивый рассказ с художественной точки зрения.

Но мир для меня слишком нечеткий-хотя возможно так и было задумано.

Автор-подозреваю, что Ясмин Джакмич

Чиновничья посиделка

Поставил его на второе место.

Мир для меня достаточно понятен, и хорошо, что без фэнтези или фантастики.

Но художественно рассказ ПМСМ слабоватый, и помнится Магнум где-то осуждал представление тайм-лайна через диалоги.

С другой стороны-не настолько он плох.

И сумрачный германский гений

И опять у меня ощущение, что это Каминский с юмором-ещё больше, чем в Unter alles.

И ещё ощущение что это дин и тот же автор.

И почему-то думаю. что это коллега Paltus

Мне понравился, хотя и слишком фэнтезийно и немного уж слишком чернушно.

Поставил его на третье место.

Сверчок

Странное у меня впечатление от этого рассказа.

Нет у меня к нему четкого отношения.

Но всё же скорее слишком туманно для меня...

 

 

 

[Стержень]

Unter Alles - Палтус 

О, вы тоже так подумали!

Сумрачный гений - Каминский 

Слишком юмора много.

Я всё-таки думаю, что это тоже Палтус.

Сверчок - Имнот (но это не точно) 

Возможно

Ждем ваших голосов-а то я смотрю вы ещё не проголосовали;)))

 

Изменено вчера в 08:43 пользователем Стержень

[Paltus]

Сумрачный гений - Каминский

А по-моему, пародия на него. Может, как раз это Имнот?

[Стержень]

А по-моему, пародия на него. Может, как раз это Имнот?

Или вы

Впрочем,что это пародия на Каминского-наверное соглашусь.

[sanitareugen]

Сумрачный гений - Каминский А по-моему, пародия на него

Каминский ауторефлексивен.

[imnot]

Развею сомнения клуба пикейных жилетов, моих произведений тут нет, хотя одна идея которая у меня была частично раскрыта в двух рассказах. Но это совпадение.

[Каминский]

Unter Alles - Палтус 

 

Сказка на ночь - возможно Ясмин Джакмич 

 

Сверчок - Сибирский Швед

[Стержень]

Переголосовал.

На второе место поставил "Сумрачный германский гений"