"Ответ большевику Дыбенко"

[Пулеметчик]

Крысюк в угол забился, поближе к вареникам. И вареники с квашеной капустой. Ничего закусь, особенно если в начинку луку жареного побольше напихать. Да и то – в горло не лезет. Не гулянка все-таки. У, сволота эсеровска! Хлебай, може вдавишься да сдохнешь. Смотрит виновато. Смотри-смотри, пока есть чем. А по-другому - станцию не взять было. Людей мало. А где ж тех людей взять? Кого немцы постреляли, кого – белые, а кого – и вылупки товарища Троцкого. Не, ну есть же и приличные люди, Коган, например, или там его семейство, или еще кто. А есть эта падла в кожанке на личном бронепоезде. От бы его под откос! А если б туда еще Шкуру да Деникина, то был бы прям варшавский цукерок. Крысюк взглянул на священника, ухмыльнулся недобро.

Командир из-за стола вылез, шатается, как матрос в увольнении. Идет себе дрыхнуть. Иди, иди, твое щастье, что грамотных в отряде мало. Да и мне самогонка достанется.

Левчук разлил по кружкам остатки. Если б не повод, то село бы уже стояло на ушах. О, уже кутю дают. Рисовую. Тьху! Но съесть-то ее надо, а то еще обидятся. Придут. А Вдовиченко еще в гости приглашал, говорил, что девок у него в семье на весь отряд хватит - шесть сестер, да он седьмой. Рыдать так будут, что в Харькове слышно станет. А вот по Левчуку ни одна живая душа горевать не будет. Хата была – сгорела, молния попала, пока Левчук германцев бил. Жена - перед войной как раз померла. И не старая же еще была, несла себе воду и упала. И все. Земский врач, сопляк в галстуке, говорил чего-то врачебное, а потом сказал понятными словами, что такое бывает, сердце у нее плохое было. Только та и радость, что малая за год до того на тот свет отправилась. День прожила – и все. Красивый такой ей гробик получился, маленький да беленький.

Вот и не боялся уже ничего Левчук-фейерверкер.

В следующем куске будет повеселее!

[Пулеметчик]

Следующее утро выдалось омерзительно солнечным. Жизнерадостно кудахтали куры. Маленький сопливый ребенок под присмотром такой же сопливой сестры копался в земле. Продравшие глаза повстанцы рыскали по селу в поисках офицеров. Может, кто спрятался? Крысюк привел себя в относительно приличный вид - сапоги от глины отчистил, солому из башки трещащей вычесал, и решительно пошел в церковь.

Перекрестился неумело, на священника зыркнул.

- Можете две свечки за упокой поставить? Антону и Андрею? От карбованец, на свечки.

Дождался, пока умилившийся отец Варсонофий просьбу выполнит, перекрестился еще раз и медленно вышел.

Палий сидел на крыльце. Для лузганья семечек было рановато, курить байстрюк не научился. Просто сидел и грелся на солнышке.

- Поставил? Сам?

- Попу сказал, он и ставил.

- Правильно, - байстрюк почесался,- фамилий не назвал?

- Я шо, совсем дурной? И так карбованец потратил.

- Куркуль.

- Голота неженатая.

- На такое дело карбованца жалеешь.

- Если б ты им динамиту купил, штаб подорвать, вот тогда дело верное.

- А если один опоздает, а второй выйдет? Только динамит споганим.

[Пулеметчик]

- Динамит ему жалко! – Крысюк плюнул, вскочил с крыльца. Як воно дурне, так и разговаривать с ним нету никакого смыслу. Якименко на него нет, он бы этому вылупку быстро объяснил бы, что да как.

На улицу высунулся этот студент, с козьей ножкой в зубах. Один безмозглый, второй – безрукий. Хоть до хаты дезертируй! Трохим с ведром пошел куда-то. Сменил-таки тельняшку на гражданскую одежду. Напялил железнодорожный мундир и довольный. Что тогда – пугало огородное, что сейчас. Клеши грязные, ноги еще грязнее. И патронташами обмотался, что твой цейхгауз.

- Тут кто-то кому-то обещал ноги поломать, если этот кто-то немедленно не начнет выполнять обязанности санитара, – студент подошел ближе, чтоб не орать на все село,- потому что я сидел с утра. И от еще одного анекдота про Сару я кого-то прибью.

- Так не рассказывай, - Крысюк вытряс из кисета остатки табака и выудил из кармана гимнастерки последний клочок деникинской листовки,- покурю да пойду.

- Да не я! Я б после такого без сознания бы до сих пор лежал, а рыжий – анекдоты травит.

- Что не Константин, то живучая сволота. Да и перед этим кавуноедом скулить ему неудобно. А заодно – у нас командир еще есть?

- Есть, есть. Хлебал рассол и приставал к попадье.

[Пулеметчик]

Крысюк покрутил пальцем у виска. Плохая тут самогонка, что и говорить. Да и ситуация такая же. Половина отряда на том свете галушки в раю ест, раненых многовато для быстрого отступления. А надо ж еще кому-нибудь в Малую ехать, может там кто вычухался. Шульгу пускать опасно, он в степи не ориентируется. Лес или болота – это да, он там кумекает, а степь - он уже один раз благополучно от красных дезертировал, потому что не понял, куда ехать обратно. Вот и нарвался на красных, хорошо еще, что зубы им заговорил, да еще хорошо, что все эти лайдаки нашли белых. Тут уже не до выяснения стало. «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону», как брякнул один из этих студентов. Странные они, даже для городских. Тот, слепой, говорит, что бухгалтер, а на счетах поделить не может, второй вроде инженер. Господи, если ты есть, пусть это чучело городское кроликов разводит, на продажу. А то точно чего-то не так сделает и будет катастрофа.

И еще этот, слепой, после самогона стал нести черти-что. Канал какой-то строить ломом и лопатой. Зимой.

Надо б с командиром про них поговорить, когда тот протрезвеет окончательно.

[moscow_guest]

Канал какой-то строить ломом и лопатой. Зимой.

<{POST_SNAPBACK}>

А это что? Не припоминаю как-то такой песни...

[Пулеметчик]

Это не песня, это прогрессор после третьей кружки решил Крысюку будущее предсказать

[Пулеметчик]

Крысюк затоптал окурок – еще не хватало кому-нибудь хату спалить - и поплелся выполнять обязанности санитара.

Все вроде живые, Демченко вот приперся, вроде в гости пришел. С какими-то зуболомными пряниками. Щас умру от умиления! Палий с книжкой. Ты ще скажи, что читать умеешь! Спорим, что не выучишься? Сам Крысюк грамоту уже освоил, хоть и пальцы у него от писанины сводило, и чернила на штаны не один раз вылил, и надоела ему эта затея хуже войны, и буквы клятые по ночам даже снились.

Не, бубнит чего-то себе под нос, пальцем по строчкам водит. Ну, студенты! С нас - могорыч. Инженер этот недоделанный сидит, зубы скалит. Марчук-усатый в окошко смотрит, Марчук-рыжий молчит в тряпочку, потому что жует чего-то. Хорошо. Командир по селу шастает, агитирует. Може, кто-то до нас пойдет, може, и не пойдет.

[Пулеметчик]

- И шо тут такое интересное? – Палий углубился в литературу так, что даже на чавканье товарища не реагировал. Жратва перед носом лежит – а он себе сопит, пальцем по строчкам водит.

- Як редиску сажать.

- И как?

- Ботвой вверх.

Поскольку на странице был нарисован кролик, а под ним подписано «Кролик домашний», то Палий или пошутил, или окончательно рехнулся.

- Роман, ты шо? Тут про кроликов написано.

- А тут – про редиску, - Палий ткнул пальцем в читаемую им страницу №46.

- А, теперь вижу.

Недоделанный инженер просто млел от радости. Сколько же вы мне нервных клеток угробили, паразиты! А Палий еще гробить дальше будет – с письмом у него не очень было, а теперь ему еще руку разрабатывать надо, и пусть только вякнет что-нибудь. Ну так уже одной проблемой меньше, вот, стоит Крысюк возле стола, словосочетание «кролик домашний» одолевает.

[Пулеметчик]

- Падлюки самые настоящие,- пробурчал махновец,- я им и сена принес, и морквы, и воду менял, и соли шматок купил, а они кусаются.

-Мабуть, больные были, - Крысюк кроликов не держал и не собирался. Ему вполне хватало коровы и семейки свиней, безымянных, но с фамилией. Фамилия у обитателей хлева была Дроздовские.

- На голову. Купил пару кролей, на расплод. Здоровые, серые, гладкие. Так эти контры вухастые между собой дрались, аж шерсть летела. А потом кроль загрыз крольчиху. Я его тогда зарезать хотел, а он мне руку задними лапами располосовал – и гайда в степ. Сволота.

Марчук-усатый рассмеялся.

- Зубы спрячь.

- Кроликовод!

- А ты вообще никакой живности не держал. Только и можешь, что рыбу сеткой ловить и кавуны на халяву жрать.

Марчук-усатый почесался, задавил вошку. Из честно отбитой добычи ему досталась новая гимнастерка с погонами и жестяной бидон. Ну вот не было у золотопогонников денег в этот раз. Форма – была, а денег - не было. И патроны были.

Паша, в свою очередь, не знал, что ему делать – жаловаться командиру или как? Ну счеты-то ему зачем? Хорошие такие счеты, в массивной деревянной рамке.

[krolik]

:sorry:

[Пулеметчик]

А вот и сам командир. Френч напялил, погоны отпорол. И за ним, этот, с-под Чернигова. Грива? Нет, как-то похоже, но не так. Глина. Ой-ой. У Махно – Задов, а у зубодера нашего – Глина. Сапогами обзавелся. Может, пирожки унюхал? Ну хоть попадьи в доме нет. Пошла к церковному старосте, а то пьет хрыч уже неделю, позорится на все село.

И Лось за ними идет. Да что ж это за мансы?

- Вот это что такое? – Глина ткнул прогрессору под нос ремень. Ну я ж тебе его в подкидного дурака проиграл на той неделе.

- Ремень с пряжкой,- пискнул Паша.

- Да вижу, что ремень. Сделан он из чего?

Опаньки. А сбежать никак, бок болит, сидишь в четырех подушках и мечтаешь об анальгине. Два раза как-то выкрутились. А вот сейчас… Глина – сапожник, в коже хорошо разбирается. Лось, придурок, стоит с кроссовкой в руках.

- И ботинок странный.

- И говорите якось не так,- уже и Палий подвякивает.

- Как – не так?

- Удивляетесь не тому, говорите про то, чего нет. Какие еще рыжие сосны под Чернобылем? Нормальные там сосны.

- Писать умеете только по новой орфографии. Где ж вы учились, хлопчики? – командир зубы скалит.

- А тебе какая разница? – Палий. Заступается, что ли?

- А такая, что странные вот это люди. У него вот пломб в зубах много, и ни одной серебряной. Ботинок непонятный, вроде из ткани сделан. Белье. Ты видел, как они пялились на кальсоны? Оружие, к которому не подходят наши патроны.

- Да чего возле Чернобыля не живет никто? Они что, не проспались? – Глина. Вот пристал.

[moscow_guest]

Читать умеете только по новой орфографии. Где ж вы учились, хлопчики?

<{POST_SNAPBACK}>

Не понял. ЧИТАТЬ-то прогрессоры, наверняка, умеют по любой орфографии. Вот писать - это уже вопрос.

Да чего возле Чернобыля сосны рыжие? Они что, сосну ни разу не видели?

<{POST_SNAPBACK}>

А почему это его так удивило? Никогда не видел засохших сосен?

[Пулеметчик]

О, спасибо! Исправлено.

[Пулеметчик]

- Там АЭС рванула, - пробурчал Лось.

- Что рвануло? – Марчук-рыжий выпучил глаза. Бывший сапер трепетно относился к разной взрывчатке.

Прогрессор икнул от ужаса. Все. Пришел старик Кирдык.

- Кто вы такие? – командир глядел с интересом. Интересом голодного кота к жирненькой мышке.

- Студенты.

- Врите больше. Вы ж латыни не знаете.

- А это – не обязательно, - Лось вытряхнул из всех карманов вещи на стол. Кольцо от гранаты, гильза от автомата, копейка, медная, царская, три шага и один карбованец, неработающая зажигалка, и студенческий билет.

- На. Смотри.

Эсер цапнул несчастный, замусоленный, документ.

- Лось Вадим Григорьевич, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения.

Глина только присвистнул.

- И оружие тоже оттуда.

- Ага! – Паша уже окончательно запутался.

- И что ж вы тут забыли, сопляки мягкотелые? Не видели никогда, как люди умирают?

- А ты что, думаешь, что в будущем будет полный коммунизм и личное бессмертие каждому? – Лось понимал, что его несет, и противник – это не тот одноклассник в черных джинсах, но ярость уже подкатывала.

[Пулеметчик]

- От только коммунизма не хватало,- Крысюк отстал от книги, взглянул темным взглядом,- жратву и так уже забирают, комиссары и так паскудят, бабы у них общие.

- И триппер общий!- фыркнул Марчук-усатый

- Зачем сюда пришли? Бесплатный зверинец смотреть?

Лось клацнул зубами и показал командиру известный неприличный жест.

- Умный сильно, да? – Демченко дожевал пряник, уставился на командира. – Контру рубят неплохо, шо ще тебе от них треба?

- Да ты и черту поможешь, если он контру рубать будет.

Демченко не ответил.

- А вернуться вам никак, - Глина не спрашивал, а подтверждал.

- А чего до нас? Вы ж не здешние, образованные, вам бы к их благородиям,- Крысюк смотрел недобро, будто комиссара встретил.

Лось рассмеялся, до икоты.

- Ну чего пристал к людям? Захотели – от и пришли. Не захотели – не пришли бы.

- Что они тут забыли?

- Пристал, як моя малая. Только у нее вопросы поумнее будут. – Палий. Это что, у вот этого убоища, если не сказать хуже, дети есть? А сам молчит на эту тему.

[moscow_guest]

комиссары и так паскудят, бабы у них общие.

<{POST_SNAPBACK}>

Не уверен, что анархист стал бы говорить про "общих баб". Изначально в "обобществлении женщин" обвиняли как раз анархистов. Вряд ли Крысюк это забыл.

[Пулеметчик]

Нет, это как раз коммунистическая фишка.

А тот саратовский декрет - это фальшивка белых. Там владелец кофейни поссорился с местным анархистами и решил им оригинально отомстить .

[Пулеметчик]

- Я, может, всю жизнь мечтал стать махновцем. - Лось посмотрел на командира проникновенным взглядом гадящего кота.

Паша тем временем быстро и молча ел четвертый пряник. Расстреляют, так хоть успею поесть!

- Лучше б ты мечтал стать кондитером.

Паша вспомнил ту историю, когда одногруппник решил нажарить себе картошки. «Ночь в Крыму, Крым в дыму». Как же пожарные выражались! Ложный вызов, зря ехали.

- Два придурка-идеалиста. Ладно уже, живите.

- Они полезные, - вставил свои пять копеек Марчук-усатый,- кашу варить умеют, этих куркулей грамоте научили.

- Сам куркуль. У меня имущества – конь, оружие и жена с дочкой.

- Жена – не имущество, жена – родственник,- удивился Паша.

[Пулеметчик]

- Лучше б она была имуществом, тогда б с нее хоть какая-то польза была.

Крысюк непечатно предположил, что жена у Палия гуляет по соседям.

- Дурак. Готовить она не умеет. И шить, и за скотиной ухаживать.

Однофамильцы дружно заржали.

- Зато на курсах училась.

- И шо?

- Ничего. На машинистку выучилась.

- И нахрена тебе такое?

- Тебя не спросил! – Палий попытался сжать правую руку в кулак, сдавленно выругался.

- Заткнитесь оба,- командир, как бы невзначай, вытащил из кобуры трофейный маузер.

- А я шо? Я ничего, - Крысюк увел из-под носа прогрессора последний пряник и вгрызся в несчастную выпечку.

- Не видели вы барышню Смяткину, купеческую дочку, - командир маузер убрал, смотрит на спорщиков.

- Страшная чи дурная? – Крысюк явно напрашивался.

- В том и дело, что нет. Упитанная такая барышня была. Вот с ней две минуты пообщаешься – и убить ее хочется. Кто ни сватается – все отказывают.

[galapagos]

Не уверен, что анархист стал бы говорить про "общих баб". Изначально в "обобществлении женщин" обвиняли как раз анархистов. Вряд ли Крысюк это забыл.

Вряд ли. Анархи в Гуляй_поле были ,как ни странно,традиционалистами. Вот современные-мудаки,вплоть до гомосятины,не спорю...

[Пулеметчик]

Непрличными словами не выражаться

Судя по громкому ржанию и громкому мату со двора, Глина решил сделать что-то по хозяйству. Скорее всего, заняться лошадьми. Черныш был на редкость сволочной тварью, и радостей в жизни у него было две - наступить кому-то на ногу подкованным копытом или же покусать кого-нибудь, особенно если этот кто-то хочет его вычистить.

Палий понесся во двор, кляня сербов на чем свет стоит.

- А они чем виноваты? – Демченко мирно разглядывал улицу, кур у плетня и чьи-то кальсоны на веревке.

- Да продал ему какой-то серб эту тварюку за штоф самогонки, - командир тоже собрался уходить, - и теперь мы имеем бесплатный цирк.

[moscow_guest]

Вряд ли. Анархи в Гуляй_поле были ,как ни странно,традиционалистами. Вот современные-мудаки,вплоть до гомосятины,не спорю...

<{POST_SNAPBACK}>

Я имел в виду именно это:

А тот саратовский декрет - это фальшивка белых. Там владелец кофейни поссорился с местным анархистами и решил им оригинально отомстить

<{POST_SNAPBACK}>

Это дело так достало анархистов, что они поймали автора "декрета" и казнили его по обвинению в их дискредитации. Наверняка для Крысюка это была больная мозоль (ему это, вероятно, тоже не один раз припоминали), так что я сильно сомневался, что он стал бы припоминать кому-то о подобной истории. Времени-то прошло немного.

[Пулеметчик]

Крысюк- женатый человек, поэтому и возмущается.

[Telserg]

Тема почищена и возращена обратно в раздел.

Ждем от автора продолжения ;)

[Пулеметчик]

В клуне наблюдалась идиллическая пастораль - Палий этой сволоте шею чухает, и Глина со скребницей. Лось время от времени на них поглядывал, когда очередное полено не поддавалось. Везет же людям. И Паше везет – сидит себе да пряники топчет. А кому-то – рубить дрова. Электроплитку бы местным жителям.. А то дрова твердые, топор последний раз точили во времена Наполеона, да и башка трещит. Ну вот. Опять лезвие застряло в полене. Да я же все правильно делаю, и по центру рублю, и усилие прилагаю, а топор вязнет, как в жевачке. Воробьи на поленнице сидят. Деликатес! Соседский ребенок на крышу вылез, голубей гоняет, шестом с тряпками. Кружат пернатые поганцы. Красиво, вот только гадить на меня не надо!

Крысюк стоит, самокрутку сворачивает, тоже птичками любуется. Эстет недобитый. Нет, чтоб помочь. Хотя у него тоже дел полно – пулемет вычистить, ленты патронами набить, коней вычистить, копыта им почистить, чтоб не захромали когда не надо. Может, сменять у местных лошадь на лошадь, а то и тачанка в цветочки, и кони разномастные – один серый, другой гнедой. Прям цирк передвижной, только бородатой женщины не хватает.

Глина из клуни выскочил, как наскипидаренный. Вот тебе и почисть лошадь – эта тварь в благодарность за заботу чуть ему ухо не откусила. Неудивительно, что Палий хочет себе мотоцикл – он хоть и воняет на всю степь, и тарахтит, как пулемет, так зато никаких фокусов! Прогрессор заслушался руганью товарища и опустил топор как-то не так.

- Это ж как?- Крысюк чуть самокруткой не подавился, прибежал посмотреть.

- Оно само, - Лось чувствовал себя дураком из поговорки. Лезвие топора торчало в полене, а рукоять и обух на ней были у прогрессора в руках.

- Тебе золотые вербы выращивать надо, - осклабился Глина.

- А хто изничтожил наш чайник? Хороший такой чайник был, блестящий, пока один товарищ, - Крысюк показал пальцем на Глину, - его не закипятил. И распаялся чайник к бисовой матери.

Махновец пожал плечами. Ну городской студент, вот руки не откуда надо и растут.

Палий выглянул из клуни, полюбовался зрелищем. И не такое на свете бывает. Вот в ту войну с германцем рядовой Иванчук саперную лопатку сломал. А тут - старый, тупой топор. О, паровоз загудел. Они железку починили. Займемся тем дюже вумным словом, може, у пассажиров что-то нужное есть. Шляпка с цветочками бумажными или там пишущая машинка. Или самогон, а то у командира хрен выпросишь. А у квартирной хозяйки – горе. Самогонный аппарат окочурился, змеевик треснул. Максимов бы починил, так тот Максимов теперь в раю ангелиц щупает. А у других соседей уже все выпили, а на шинок нету денег. Да и что там брать? Шинкарку? Так она страшная, толстая, и у нее и так трое мелких еврейчиков. И муж с обрезом. За размышлениями повстанец незаметно дошагал до станции.

Уже кто-то пирожки продает. С вишней. Сушеная, правда, так тоже вкусная. Котяра станционный сидит на крылечке, умывается. К гостям. Однорукий пассажир между телег с товарами шныряет, то ли купить что хочет, то ли пройти. Демченко прицепился к жиночке в бархатной кофте – мол, не лавровый она лист продает. Ну и что, что довоенные запасы? С каких это пор лавровый лист округлый да с выемками? Дубовый он, а не лавровый.

А жиночка хитрая, она вроде на одно ухо глухая да не расслышала, чего там ей говорят. Дубовый лист, чтоб огурцы-помидоры солить. Так потом хрустят, что в Кишиневе слышно. На другом возу хлопец в красной свитке салом торгует, желтым, как китайский коммунист. Скоко-скоко? Да твоя свинья померла за десять лет до войны. Городским продавай, я свиней колол, когда ты у мамки сиську сосал.

Чучело в салопе шествует. Сало покупает. Деникинские гроши не берем. И нечего так на продавца смотреть. Дедок плетется. Нет, этих не экснешь. Мамзелька с сопляком. Сопляк в матросочке, глазки пучит во все стороны. Базар ведь. Там - котяра, там – виселица, там - ворона на хате села, там – у кого-то пистолет блестящий, настоящий, на поясе. Не, хлопчик, револьвер не продаю. И не меняю. Даже на леденцы. Бабка с клунками. Спекулянтка, видать. Скоко-скоко за картоплю? У вас совесть есть? Она ж зеленая, а вы за фунт – три карбо-ванца хотите. Мурло у шевиотовом костюме. Хороши штаны! Куплетист, говоришь? «Едет Троцкий на козе, Жлоба – на собаке»? Это все знают. И если хоть у кого-нибудь пропадут штаны с веревки, я знаю, кто получит по сытой морде. Трохим пришел, с барышней под ручку. Барышня, конечно цыбатая, носатая – тьху! Як эта актриса, с синематографа, Холодная, чи як там ее.

- Вы не подскажете, где квартирует капитан Зеленцов?- чучело в салопе сала не купило и вдобавок глубоко отстало от текущей обстановки.

- Подскажу, - Палий осклабился на все зубы,- на сковородке он шкварчит.

Чучело в салопе захлопало глазами. А глазки у нее ничего, круглые да ресницы длинные. Только сама уже старая.

Однорукий протолкался через толпу, встал рядом с дамочкой.

- По-моему, село занято не добровольцами.

- Ошибаетесь, дядьку. У нас армия именно что добровольная. Хочешь - иди, хочешь - дома сиди, хлеб расти да буряки сапай.

Одежда. Этот непонятный человек не в форме, а непонятно в чем – сапоги, заляпанные глиной, но со шпорами, штаны вообще в полосочку, как от костюма, кожанка под горло, затертая, коричневая, и никаких знаков различия на этом чернявом нет. Зато лохмы на плечи падают. И револьвер на поясе. Гуляют по степям такие, ой, гуляют. И зовут их - кто как - себя повстанцами называют. А те, кто старое доброе время вернуть хочет, таких вот бездельников лохматых – махновцами зовет.

Дамочка в салопе хлопнула глазами еще раз и попыталась упасть в обморок. Но падать в коровью лепешку, дорожную пыль или на чью-то свинью в луже весьма неэстетично.

- И мою дочь, вы, конечно же, изнасиловали.

Палий задумался. На застукавшую его пани Зосю эта дамочка была совершенно не похожа. Но дочь пани Зоси была просто чудом. Но вот ее мать… Не, с польками лучше не связываться. Та немочка-горничная? Так тоже на нее дамочка не похожа. Вот та, с вычурным имечком Элоиза? Я ж ей заплатил. Банкой варенья. Собственная жинка – сирота, воспитывалась у тетки, и эту тетку повстанец видел. Никакого сходства. Да и на Катерину она не тянет, та сама рыжая, и семья у нее рыжая.

- Чья дочь, дамочка?

Однорукий взглянул в упор, будто их благородие Воронцов перед тем, как дать в рожу за неуставной внешний вид.

Стоп, стоп. Эти миленькие круглые глазки Палий уже где-то видел, и походочка знакомая.

- Не беспокойтесь, у Яковлева люэса чи там гонореи нету.

На этот раз Зеленцова-старшая и впрямь упала в обморок. А фигурой она напоминала бочку, небольшую такую, круглую. И весом не уступала означенной бочке. И заверещала дюже противно. Ну, дал ей пару пощечин, так не со зла ведь, а чтоб в чувство привести, колодец занят, у кого-то ведро сорвалось, теперь веревкой с кошкой вылавливают.

- И у него есть пассия в городе Мариуполе. И вообще, ваша дочь как раз в приличном обществе, ей даже цветочки дарят.

- Какие еще цветочки?- Зеленцова-старшая очень хотела оказаться дома, в имении, и пить на веранде чай. И купить своей дочери пианино, чтобы она увлекалась подобающими ее полу вещами.

- Ну это вы у Гвоздева спрашивайте.

- Какой еще Гвоздев?

- Фамилия у человека такая. Нормальный мужик, до войны с германцем столяром был.

Зеленцова-старшая с большим удовольствием удушила бы этого Гвоздева, кем бы он ни был.

- Да успокойтесь! Ну почитает ей гимназический гаденыш стихи, ну что тут такого?

- Совести у тебя нет. Ребенка в банду заманивать,- однорукий решил сменить тему.

- Банда – это у Шкуринского, а этому гаденышу гимназическому аж шестнадцать лет. На заводе такие уже вовсю работают. А этот, вместо того, чтоб учиться, калоши в печку пхал и доски воском натирал. А за него, между прочим, гроши были плачены.

Зеленцова-старшая возмущенно фыркнула. Какие же мерзопакостные настали времена! Ни одного полицейского на улицах, каждый прохожий не с винтовкой, так с револьвером, даже бабка-спекулянтка вооруженная, обрез под рукой держит. Да и этот бандит жуткие вещи говорит, хоть и был младший братец картежником и женолюбом, но как это – умер? Он ведь моложе меня на год! А бандит не испытывает по этому поводу никаких угрызений совести, стоит, на солнце греется, огурец соленый грызет. И дружок его подходит, бледный, аж зеленый. Омерзительная парочка. Второй вообще женской шалью подпоясан, как кушаком. Одежда латанная-перелатанная, а два револьвера блестят.

Уставился Шульга на огурцы, плечами пожал. Таким огурцом кого-нибудь убить можно. А Палий себе чавкает, хуже свиньи. Торговка только руками разводит – один убыток! Не покупает, а пробует. Уже третий жрет.

- Не, невкусные они. Водянистые сильно и солонючие.

Шульга огурцы не любил. Ни соленые, ни кислые – никакие. А вот та дамочка, в штанах с лампасами, помидоры продает. Проверим. Ничего так соления, особенно после вчерашнего. Таки гроши пойдут? Берет «колокольчики», интересно. На контру надеемся?

Еще одна дамочка идет, нос задрала. За ней однорукий плетется. С поезда слезли, а багажа нет. Интересно. Командира ищут. Ищите, ищите. Може, он вам пропишет клистир в три ведра.

Трохим, падла флотская, загордился. Набрал десяток сопляков – уже командир. Хочешь отколоться – да пожалуйста! Только ж и сам угробишься, и отряд свой положишь. По-тому что хороший командир не только в атаку сам идет, а еще и думает, что да как. Кто то село за пять минут против нас настроил? Мешал тебе тот войт? Зачем его было вешать? У нас тогда на хвосте и так белые висели, еле ушли, пулеметчика нашего - в клочья, пулемету кожух пробило, еще семеро там осталось, а тебе - «борьба с эксплуататорами!» Нет у человека ума, нет. Палий - и тот умнее.

Вылез из хаты Александров. Полдень скоро, а это опудало только глаза продрало. Дезертир, от мобилизации ушел, гонял по шляхам да устраивал полиции веселую жизнь. Там экономию подпалил, там ограбил кого-то побогаче, там – полицейского вздернул, а поймать не могут, не разглядели толком. Как можно разглядеть человека, у которого на башке - мешок? А когда немцы пришли – так совсем весело стало. Вот с тех пор у Александрова и куртка мадьярская, в трех местах штопанная, галуны ободранные. Живучий солдат попался, что и говорить. А сам виноват. Александров же в Венгрию не лез, солдата этого из хаты не выгонял, собаку его не стрелял. И вроде ж и родители приличные, телихенция, учителка с землемером, а у них выросло отакое мурло. Как жрать – как он самый первый, а как кулеш варить – «а я не умею». Только и пользы, что замки всякие открывать может.

Антонов выглядывает. Тоже полуночник. И чего это те городские, как фамилию услышали, так хохотать стали да еще какого-то волка вспоминать? Он же тоже городской, с Катеринослава. Но рукастый, не то, что некоторые. Идет по улице, башкой стриженой крутит. А раньше вставать надо! Уже все огурцы продали. Не, ему чего-то командир нужен. А я знаю? Село небольшое, он точно где-то тут. Да и зубы у тебя вроде не болят. О, помяни черта! Кого-то словили? Вел себя подозрительно? Левчук на нем сидит?

В хате наблюдался разгром, пух по всем углам, перепуганная хозяйка, и кто-то, завернутый в половик, под отожравшимся на домашних харчах Левчуком.

- Та я и кажу, скис ваш борщ. От меня на двор и потянуло. А он, - Антонов пнул половик, для наглядности, - крадется до колодца. Я за ним. И так же ж он стелется, будто курей красть идет. И оглядывается постоянно. Раз так себя ведет, значит, прячется. Раз прячется, значит, контра.

Из половика донесся сдавленный мат. Левчук поднялся, медленно и важно.

- Вылазь-вылазь! Рабочий, говоришь, с Путиловского завода? От белых прятался? А руки покажи. И пиджак сними, тепло в хате.

И человек с виду обычный, таких в любой толпе десяток, щетиной зарос да глядит злобно. И руки у него вроде мозолистые, а только слишком грязные. И пиджак вроде обычный, так засаленный, что в руки брать противно.

- Ану, товарищ рабочий, пройдись по комнате, - командир, хоть к пиджаку прикипел - и швы осмотрел, и карманы обшарил, и подкладку пощупал, а дело знает.

Заулыбался Левчук, и Шульга за ним зубы показал, в дверях стоит, рабочего на прицеле держит. А куда денешься – трое вооруженных, один в дверях стоит, двое у окна.

- Рабочий, говоришь. А что ж ты шаг чеканишь? Что ж у тебя осанка такая, что сразу на парад можно? – улыбается Левчук.

- Интересные пиджаки на Путиловском заводе, - поднял командир перед собой лоскуток прямоугольный, с подкладки отпоротый, - не на того нарвались, ваше благородие!

Все поручик Логинов предусмотрел, да про выправку забыл, с детства вбитую. Да и кто знал, что среди этого мужичья окажется опытный подпольщик, который и сам не раз те прокламации прятал? Стоят, быдло вооруженное, зубы скалят.

- Давайте его утопим! – Шульга вспомнил родные болота и одного жирненького жандарма. Из его мундира получились отличные тряпки.

- В ведре чи в тазике? – Левчук был настроен скептически. - Лучше повесить.

Антонов куда-то ушел.

- Это будет некультурно. Он же не жену топором зарубил.

- Так шо, патроны тратить?! – Крысюк пришел. Вот только его здесь для полного счастья и не хватало.

Поручика заметно перекосило. Вешать его надо было, а не допрашивать, все равно матерные ругательства и так все знают. А теперь… Крысюк задумчиво почесал спину трофейным маузером.

- И переоделся. Никакой от тебя пользы.