"Ответ большевику Дыбенко"

[Пулеметчик]

- И кто тут у нас? Феминистка-суфражистка? – эсэр по своей привычке загнал жертву в угол и смотрел на нее равнодушным взглядом. Паше это все не нравилось. Очень не нравилось.

- Я не увлекаюсь подобными глупостями!

- А зря. Тогда кто? Любовница Сиротенко? Деньги его мы уже и без тебя нашли.

- Кто любовница Сиротенко?! Я?! – так несчастную Зеленцову еще не оскорбляли. – Он меня вообще повесить хотел после боя!

- Уже интереснее. Значит, имеем дело с юницей-идеалисткой, лозунги вместо мозга. Даже жаль. Ладно, хлопцы обойдутся. Выводи ее, а то тут пол мыть неохота.

Паша только вздохнул. Вот тебе и познакомились.

- Я ее убивать не буду.

- А ты все равно петлю вязать не умеешь, чистоплюй.

- Лучше быть чистоплюем, чем фанатиком, - Паша понимал, что сейчас его пристрелят прям вот здесь.

- Сопляки. Я в вашем возрасте экзамены заваливал, - эсэр тряхнул головой, - деточка, ты хоть людей убивала?

Юнкер Зеленцова потупилась. Браунинг у нее был, а вот стрелять по махновской мрази и красным уродцам еще не приходилось. Дядя ее попросту не пускал в бой.

- Ладно, живи. Спирохета несчастная.

- Кто? – слово звучало непонятно.

- Возбудитель люэса.

Паша облегченно выдохнул. Еще только перестрелки не хватало. И так - лучшие бойцы лежат пластом, патронов - кот наплакал.

[Пулеметчик]

- Снимите вашего хлопчика с нашей крыши!- в хату протиснулась крайне объемистая женщина в полушубке и платке, одинаково разрисованных розочками.

- Что он там делает?- эсэру для полного счастья не хватало только гимназистов-удавленников. До этого момента.

- Сидит, слезть не может! Подсвинка нашего испугал, тын сломал.

Зеленцова расхохоталась.

Диспозиция была такой – гимназист Митенька на крыше, в трубу мертвой хваткой вцепился, лестницы никакой не наблюдается, в огороде роется жилистая, поджарая, полосатая тварь. Насколько Паша знал, домашние свиньи вроде как пятнистые.

- Это кто?! – эсэр резко успокоился.

- Это наша льоха подрыла сарай и сбежала в плавни. Мы ее потом поймали.

Полосатая тварь дожевала посадки и уставилась на новых зрителей.

- У него зубы, - Паша понял, что зря пошел вместе с командиром.

- Клыки у него, как у папаши,- эсэр лихорадочно рылся по карманам, выискивая там сухарь.

- Ваша свинка согрешила с диким кабаном, - пискнул гимназист.

- Паць-паць-паць, хочешь кушать? – эсэр кинул метису сухарь. Подсвинок схрумкал добычу в секунду и вновь уставился.

- Гражданочка, заманите эту зверюгу в сарай. Объедками. Потом уже хлопчика снимем.

К обоюдной радости, идея оказалась удачной. Подсвинок, наевшийся морковки, мирно чавкал дополнительным ведром помоев в свинарнике, женщина причитала над остатками буряков и капусты, а гимназист любовался с крыши закатом. Пока еще лестницу найдут. Паша мечтал оторвать маленькому поганцу уши. Вот только слезет. А пока и тын надо починить. О, вот и лестницу нашли. За три хаты. Сейчас кому-то будем уши драть!

Гимназист слетел с крыши, как птичка, и куда-то ретировался.

- Ситуация у нас...

- Хреновая, - пробормотал эсэр, - и без тебя знаю. Патроны нужны, лекарства нужны, хорошо еще иглы не нужны.

- Мокроусов?- ушастый дезертир был неплохим человеком. Да и кашу варить научил вкусную.

- Отмучился.

- Так и не научился грамоте.

- А остальные?

- Что – остальные? Ругаются. И если эта контуженная сволочь опять заявит, что не знает, как выглядит кружочек, я ему устрою вторую контузию.

- Он пошутил, - эсэр хмыкнул. Обычно шуточки у Палия заключались в свисте у кого-нибудь над ухом. А тут – глумливость прорезалась. Уже хорошо, уже образование действует.

[Пулеметчик]

В хате было тепло и темно. Не кромешная тьма, но двух небольших свечек в дешевеньком подсвечнике было явно недостаточно. Из еды на столе стояла макитра с кольцом колбасы и несколькими ломтями хлеба. На кухне кто-то булькал и грохотал посудой. Из соседней комнаты доносился здоровый храп.

- Колбасу будете? – Зеленцова, кажется, особо не тяготилась своим новым положением.

- Я поужинал, - открестился эсэр.

Прогрессор, в свою очередь, хотел лапши. Третью неделю или сколько уже он тут. А здешнюю колбасу, хоть и натуральную, гастритный желудок невзлюбил.

- Ваш ручной монстр набил брюхо и спит.

- Он за колбасу на Луну залезет. И за ряженку- тоже.

- Надо было тогда на нем попробовать, вместо допроса.

- И все равно бы ничего не вышло. Он немцев жег, что ему золотопогонники перепуганные?

По улице прошел кто-то, орущий с большим чувством «Еще Польска не згинела».

- Радченко.

- А он поляк?- Паша был весьма удивлен.

- Нет, просто налакался. Здешние говорят, что тут ярмарка завтра будет.

- Думаешь что-нибудь купить? –прогрессор надеялся отхватить себе нормальные брюки, а не то, что предлагал Демченко – две пары штанов – одни короткие, вторые – на непоймикого пошиты.

- Если здешние нас за этот хлам не убьют. Даже на самокрутки не годны, - эсэр вытащил из кармана банкноту с Царь-Колоколом, попытался посмотреть на свет.

Ярмарка была шумная, как ей и полагается. Паша бродил среди телег с потерянным видом – штаны не продавал никто. Зеленцова приобрела непонятно за какие деньги титанического размера бублик с маком и периодически от него откусывала. Командир, реквизировав у своей хозяйки стул, выискивал скорбных зубами в надежде что-нибудь заработать. Трохим купил себе кобылу. Или не кобылу. Но лошадь точно. Из мешка на возу раздавался дикий визг – кто-то продавал поросенка. Или купил. Как бы там ни было, визгу было предостаточно. Радченко остановился, попытался почесать бывшее ухо, матюкнулся сдавленно.

- Кажись, вас надурили. Поросенок так не орет.

- Три карбованца заплатил, лично в мешок упихивал!

- Не, дядьку. То не свинья. Може, проверим? Если шо, то я вам его обратно запакую,- махновец распутал узел, дернул за веревку, шарахнулся в сторону. Из мешка вылетела ошалевшая рыжая собака.

- Три карбованца.

- Кобелю под хвост.

Крысюк шастал между телег, выискивал швейную машинку. То ж в городе надо, а тут разве что капусты кислой, прошлогодней купить можно. Или грибочков сушеных, черненьких, непонятной принадлежности. То ли самому есть, то ли продотрядовца накормить.

[moscow_guest]

Собака в мешке - восхитительно! Откуда информация про такие штучки? :unsure:

[Пулеметчик]

Дед рассказывал, ныне покойный

[Пулеметчик]

На обшарпанной бричке, знавшей лучшие времена, сидело маленькое сопливенькое дите и рассказывало на всю ярмарку, как в американской прачечной завелся страшнючий черт. Да не просто так, а в гладильной машине жил. Чвак - и нету работницы. Паша остановился. Что-то это ему напоминало.

А вот командир обнаружил что-то интересное. Потому что от типа в домокатанных штанах, черной черкеске и высоких ботинках он не отлипал. Ботинках. Ботинки. Это не ботинки. Это очень грязные кроссовки.

- И зубы у тебя странные, и сам ты какой-то не от мира сего.

Клиент возмущенно хрюкнул.

- Иди, консультация бесплатно.

Клиент слез со стула, хромая, направился к бричке со странной девочкой. Та уже заработала своими байками два пряника и одно яблоко.

Паша сплюнул и решил посмотреть, что ж это за анахронизм ходячий. Или хоть набить ему морду за кроссовки.

Анахронизм ходячий сидел на барахле с обрезом в руках. Молодой мужик, давно не брился, чернявый, как и многие здешние. Волосы в хвост собраны. И смотрел облада-тель кроссовок на Пашу с немалым удивлением.

- А говорил – «не хочу помогать махновцам!» Хоть на плакат!

- Какой плакат?- прогрессор ушам не верил. Или мертвецы по земле ходят, или...

- На какой-нибудь белогвардейский плакат, с подписью «Кровожадный анархист».

Паша кинулся товарищу на шею. Живой! Лось, зараза такая!

- А что это за хмырь в остатках костюма? Так на мои пломбы уставился.

- Командир наш. Он зубодером подрабатывает иногда, вот и интересуется. Он вообще-то фельдшер.

- И что делать будем?

- Не знаю. Патронов нет, у Крысюка – половина ленты пулеметной, из лекарств – бинты и самогонка, порубали хлопцев много. И белым напаскудили, и красным.

- Улучшили мир, что называется. Руматы недобитые.

Паша не стал уточнять, кто именно недобитый. Имя или слово казалось знакомым, но вспомнить точно он не мог.

- Мне б очки какие-нибудь найти, и то хорошо. Как той песне поется - «самогоном зальем глотку, погуляем хоть разок!»

- А что еще остается делать?

- Вот именно, - вздохнул Лось.

Паша сообразил, что с появлением товарища у него появляется одна возможность.

- Ты ж грамотный, вот и продолжишь обучение трех олухов. Палочки мы уже прошли, кружочки – тоже. Теперь уже и буковки можно. И, кстати, верхом ездить умеешь?

Лось хмыкнул.

[Пулеметчик]

- На ходу подметки режешь.

Вылез на крыльцо бандит лохматый, на солнце греется, разве что не мурчит. Демченко жену свою встретил. Теперь понятно, чего от него слова доброго не дождешься.

Чье-то дите леденец требует, на всю ярмарку верещит. Важная дама серьги продать пытается, трясется, как холодец. А Палий заинтересовался, слез с крыльца, доплелся кое-как до жертвы обстоятельств. Городская дамочка, белая да холеная. И тощая, як вобла. И платье шерстяное, с пелеринкой. Видать, из образованных. Брюзгливое такое выражение лица. И боится она покупателя, а кушать-то хочется. С поезда отстала, к мужу ехала. И командир себе перерыв устроил, грызет пирожок с капустой, да на даму поглядывает

Сговорился-таки Палий, четыре ковриги хлеба, шмат сала, кольцо колбасы – неплохо за серебряные серьги. А командир времени не теряет, уже к Демченку пристал. А чего ж не пристать, ежели у него кум – кочегар? Похоже, наклевывается экс, как раньше говорили.

А сегодня и гульнуть можно. Тем более эта гадюка семибатюшная, гнида у штиблетах, Гордеев Максим Никонович, чтоб его батька в пекле черти драли, купил баян.

[Пулеметчик]

И, кажется, немного на нем умеет. Хоть собаки от него не воют. Лось злорадно улыбнулся. А потом прислушался. На частушки это не особо походило, хотя по содержанию - та же похабщина, если он правильно понял. А от одной такой Демченко аж заулыбался. Гимназист делся куда-то. Опять. Препротивнейший человек. Что из него вырастет? Тут бывшему студенту кто-то сунул в руки стакан самогона с зеленоватым оттенком и дальнейшее прогрессор воспринимал смутно. Песни орал. Кажется. Вступил с кем-то в сионистский диспут, позорно ретировался. Стрелял по чьим-то курам, с выкрикиванием разных лозунгов. Не попал ни разу. Лег спать под столом.

Утро выдалось отвратительным. И началось оно с громкого женского визга. Над ухом. Неприлично рано, часов в пять. Лось с трудом вылез из-под стола. Да, такие формы не грех и ущипнуть. Но толи Зеленцова привыкла к более культурному ухаживанию, то ли щипок был действительно болезненным.

- Вылезло-таки! – Гордеев. Стоит и жует огурец соленый. – И де ж ты такого набрался?

- Чего?

- Да песни твои дурацкие. Один жену комиссару отдал, второй - бабку мотоциклом задавил.

Да, теория о восхищении репертуаром попаданца сдохла с превеликой вонью.

- А стишок про гонорею весьма мил, - о нет. И командир тут. С полотенцем на шее, умывался, что ли.

Мама, роди меня назад! Так опозориться на все село. А Паша, сволочь такая, только радовался. А где он, кстати? Бывший студент решил последовать примеру командира, может, хоть в голове проясниться. Умывальника в хате не было. Зато в сенях какой-то редкий идиот приколотил полочку с кастрюлями.

[Пулеметчик]

Прогрессор молча собрал кастрюли с пола. Вид у них был на редкость негигиеничный – черные да закопченные, а в самой маленькой – еще и два таракана бегают. Кушать, бедные, хотят. На улице нет ничего интереснее коровьих лепешек и типа возле колодца. Петух где-то орет. Тип ведро из колодца тянет. В хате напротив печку растопили, дым из трубы пошел. Вылезла из сарая дряхлая бабка, курицу белую за лапки держит, та кудахчет не своим голосом. Тип ведро наполненное с крюка отцепил, в хату понес. День, кажется, дождливый будет – уже небо затянуло.

О, таинственная девица прошла. Какие ноги... Но не для тебя расцвел цветочек... Тип на нее вчера облизывался весь вечер, причем буквально. Жутковатое зрелище было. Прям как Волк у Кинга, такой же здоровый, лохматый и тупой. Лось посмотрел на заса-ленный канат, которым вытягивали ведро, на черную от грязи ручку ворота и решил от-ложить умывание на неопределенный срок, до взятия, скажем, Херсона. Там же должен быть водопровод! Да и с остальным было как-то не очень – обрез, с выцарапанным на стволе цветочком, шесть патронов с дробью, вроде бы еще рублеными гвоздями можно заряжать, одежда, джинсы жаль до соплей. С Крысюка, что ли, американские штаны стребовать? У правого кроссовка уже подошва малость отклеилась. Да и нога ноет, хоть и рана зажила.

А вот и Крысюк, ищет деготь по селу. Эстет недобитый, ему не нравится, что коле-са при движении скрипят. В шесть утра. Хоть обоз вчера починили, возились чуть ли не до ночи. И еще один на свежий воздух выполз, рука на косынке, сломал он ее, что ли? Зевает, аж челюстями хрустит. О, и Митенька объявился. Сторонится. И так за вчерашнее неудобно. Командир на улицу выскочил. С чего бы это? Тараканов на завтрак наелся?

- Ану марш в хату. Все.

Вот тут прогрессор понял, что день уже выдался препоганым.

- И как это называется? – эсэр поставил на стол какой-то стеклянный флакон с притертой пробкой. Во флаконе был белый порошок, примерно треть сосуда.

- Кокаин? – пискнул гимназист.

- Правильно. И я хочу знать, куда делась треть флакона.

- Высыпалась? – Гвоздев еще не проснулся как следует, а на голодный желудок соображал плохо.

- Нет.

- Может, флакон треснул? –гимназист горел желанием помочь.

- Целый флакон. Надо у остальных поспрашивать. У вас алиби есть. Семен, ты ночевал не здесь - Гвоздев кивнул - студенту было не до того – Лось покраснел по уши – ты тоже – гимназист умильно посмотрел на командира.

- Палия проверить надо. Он по улице шастает ,- предположил гимназист.

- Проверю,- командир смотрел в окно,- найду сволоту- устрою ему вивисекцию.

- Что?- Лось не понял, что именно хотел устроить командир.

- Операцию без наркоза. Нечего анастетик уводить.

- Или ей,- Гвоздев дожевал остатки яичницы со сковороды,- может, это белогвардейска диверсия.

- Или ей. Женщина более чувствительна, вполне может взять себе для успокоения нервов и боли при определенных состояниях.

- Расходитесь. Коней проверьте,оружие лишний раз почистите. До Могилы нам два дня ехать.

«Тоже мне, Грязный Гарри нашелся! Даже не обыскал никого!» - думал прогрессор, загла-тывая соленые огурцы, хлеб и сало по дороге к месту дислокации Демченко.

[Пулеметчик]

Тот удивленно выпучил единственный глаз на кроссовки, только подошву сильнее оторвал. Нет, гвоздями тут не прибить. Потому что никак. Босым походишь. Да, командир тут уже был. Прошерстил усю телегу. И мои карманы – тоже. Пошел трясти своего бандюгу.

Лось мысленно пожелал одноглазому «всего хорошего» и решил навестить таинственную девицу.

Увы, Зеленцова могла служить иллюстрацией к мифологическому сюжету «девственница, укрощающая чудище», а точнее – вычесываюшая лохматую и на редкость дурную башку Палия. Вшей у него хватало на дивизию. Или на полторы. А что ж еще с этим бандитом контуженным делать? Ведро–то он принес, и теперь умаялся. Вполне закономерно. Сказано тебе - лежать неделю, вот и лежи. А не выкаблучивайся перед непонятно кем непонятно зачем. Мозг - орган нежный, даже у тех, кто им не пользуется.

На кухне крутился Паша, проливая горькие слезы. Лук, хоть и прошлогодний, но злючий, что твой донской казак. Лось понял, что завтрак будет весьма нескоро.

По улице шастал командир. Опросить отряд в сорок человек – для этого ж время нужно. Да и получится ли налет? И на что этот налет будет? И до какой могилы ехать? Придумал же кто-то название.

Пробежала женщина, волоча за собой растрепанную девицу. За косу. Командир остановился, сказал что-то странной парочке.

Хлопнула дверь. Лось осторожно выглянул из кухни, хлеба в доме не было, пришлось жарить нечто, похожее на лепешки.

- Та я его тогда по морде и пуговицы оборвала, - всхлипывала девица, - так он потому и не смог. И в окно, тикать. Он еще носом шморгал, когда на меня накинулся, – девица разревелась окончательно.

- Вот кто у меня в сумке лазил,- прошипел эсэр,- убью, когда найду.

- А как? – удивилась мать пострадавшей.

- А вы мне хату покажите, где ваша дочка спит. И кровать – тоже. Может, что и найду.

- Гражданочка, а еще что-то запомнили? А ему вы рожу не расцарапали?

Девица трубно высморкалась. Покачала головой.

Лось плюнул на завтрак, тем более уже и лепешки прожарились, сказал Паше, чтоб и ему оставили, и, схватив обрез, понесся за командиром.

Хата была богатая, с обоями в цветочек и половичками. И кровать пострадавшей была пышная, с пятью подушками и кружевным покрывальцем. Возле кровати валялся листок бумаги, скрученный фунтиком.

- То не ваше?- эсэр нагнулся, поднял инородное тело. В фунтике оставалось немного белого порошка. И похоже было, что это не соль или там сода. Импровиизрованный сыщик плюнул на палец, смахнул им остатки порошка, облизал палец, передернулся.

Лось, в свою очередь, пока командир отплевывался, вспоминал, у кого в селе может быть доступ к белой бумаге. Хорошей тонкой белой бумаге. У Паши – тетрадки и носовые платочки, но тетрадки в линейку, а у платочков не та структура. На них цветочки вытиснены. А тут – обычный белый лист. Командир, отплевавшись и зажевав остатки кокаина моченым яблоком, принялся ворошить кровать. А вот и пуговица! Белая, с синими нитками в ней. С полустертым гербом. Не орел двуглавый, а какой-то вензель. 1Г можно прочитать.

- Пойдем брать гимназиста, - эсэр невесело улыбнулся.

Лось икнул. Такой приличный мальчик с виду был. Вел в блокноте дневник. Сколько ему? Шестнадцать, семнадцать или даже меньше?

[Пулеметчик]

Паскудника на постое не было. А хозяйка хаты была глуха, как пень. Белье, а точней- подштанники жевала меланхоличная серая коза. А на столе лежал небольшой блокнот в синей коленкоровой обложке. С тонкими белыми страницами.

- Ну молодежь пошла. Я в его возрасте такого себе не позволял.

Лось не ответил. Воспоминания командира его как-то не интересовали. Вот дальнейшая судьба Митеньки – это да.

- Маленькая везучая гнида. Он у меня месяц жрать стоя будет. А то и два. Он сам не знает, какой счастливый,- эсэр достал из кармана браунинг, навел на дверь. За окном хозяйка отгоняла козу. Впрочем, белье можно было выкинуть. Или подарить кому-нибудь одноногому, без правой ноги по колено.

А вот и эта сволочь! Лось предусмотрительно слез на пол, командир и без того сидел так, чтобы его не было заметно в окно. Окно, впрочем, было грязное и практически непрозрачное.

- Твоя пуговица? – гимназист сначала дернулся за револьвером, но заметил обрез и резко успокоился.

- Вы не имеете права!

- Да ну. Лист из блокнота- твой, больше в селе такой бумаги ни у кого нет, пуговицы у тебя не хватает, нитки свисают. А ручками тут не дрыгай, у меня нервы испорчены царизмом.

- И что дальше?

- Какие мы храбрые! Увел у меня кокаин, обидел честную девушку и еще спрашивает. Сам подумай.

- Отдашь под трибунал?

- Нет, постравдавшие надерут тебе задницу. Нагайкой. И твое счастье, что девушка силь-ная попалась. Или ты марафет не для храбрости нюхал? Что, уже импотенция настала? Бывает. Не всем стать отцами.

На Митеньку было жалко смотреть. Бравада сменилась неподдельной обидой.

- Ударите - повешусь.

- Юный Вертер! Ты хоть раз повешенного видел? Чего глазками хлопаешь? Давно не обделывался? Будешь висеть в сарае с синей рожей, высунутым языком и раслабленными сфинктерами. Будешь, будешь. И хоронить тебя тоже никто не станет, а назовут дураком и выкинут труп за околицу волкам да собакам бродячим. Кому оно нужно, с самоубийцей возиться?

Гимназист всхлипнул, расстегнул ремень с кобурой, швырнул на пол. Лось быстро схватил оружие, пока это убоище не передумало.

Эсэр цапнул гимназиста за ухо, пинками повел к оскорбленному семейству.

- Вот этот гаденыш. В вашем распоряжении. На час. Приятного времяпровождения!

Прогрессор только хмыкнул.

[Пулеметчик]

Боеспособная часть отряда, дезертиры, матросня и уголовники, собралась ближе к полудню. План экса был таким - доехать до Могилы, там Демченко прояснит ситуацию с кумом. Если эшелон будет ехать – испортить пути. Если будет стоять – увести столько, сколько сможем. Вагон только перед этим отцепить надо. Добираемся мелкими группами, контры на станции много.

Едет себе тачанка, маками размалеванная. Максимку в сено зарыли, сверху два мешка прошлогодней капусты плюхнули – мирные люди, едем капусту продавать. Мирные-мирные, Крысюк даже рубашку цивильную напялил, глядит невинными глазыньками. «Трудолюбивый пейзанин», одним словом. Трохим тоже усиленно изображает затюканного музичка, хоть бы додумался свою куртку не расстегивать. Мало того, что тельняшка драная, так этот сознательный боец еще и татуированный. И нет, чтоб бабу голую или там русалку с вот такенной грудью – лозунг. «Долой самодержавие!». А Лось – никого не трогаю, хромой и ничерта не вижу. Может, кто-нибудь очки продает? Подобралась компания, все с особыми приметами, гадам золотопогонным на радость. Прогрессор сплюнул куда-то в степь, свернул самокрутку из остатков белогвардейской листовки, - вступать в армию Деникина ему как-то не хотелось, вернул кисет законному владельцу.

- Свой табак иметь надо.

- Угу,- Лось чиркнул спичкой о штанину. Спичка завоняла.

- Кто подпалит сено, того и прибью, - оживился Трохим.

Прогрессор пожал плечами. Спички упорно не загорались. Крысюк чихнул.

- Безопасные спички. Прямиком из Франции.

- Угу. С города Ипра.

Пятая спичка наконец-то зажглась. Ну, не «Мальборо», глотку дерет, глаза слезятся. А вот Крысюк – с десяти лет курит. И ничего.

[Пулеметчик]

А что еще в тачанке делать, если править не умеешь? Ну спать еще можно. На двух мешках капусты и пулемете под тонким слоем сена.

Да и то – повезло. Едешь себе с комфортом, а остальные верхом добираются. На станцию Могила. И страшно, ох и страшно. Это им хорошо, воевали в Первую Мировую. Бывший студент рассмеялся, чуть не подавивишь самокруткой. Трохим аж дернулся. Ну он зашуганный малость, после невинного пересказа Кинга передвигался по улице короткими перебежками, пока на него не рявкнули чуть ли не всем отрядом, что туточки не Америка! И кукуруза тоже не растет! Ничего-ничего, я еще и не то знаю, скотина балтфлотская, только попробуй меня еще раз так обозвать!

О, а вот вдали чего-то намечается. Наверное, станция. И гомон слышно. Мать вашу! Патруль! Трое. Поручик, какой-то мелкий с синими погонами, юнкер, вроде бы, и рядовой.

- Капусту продавать едем, пан ахвицер.

- А почему вы не в армии? – влез юнкер.

- Та тут один слепой, а второй – дурной.

Крысюк тихо и спокойно жевал самокрутку.

- И давно это с ним?

- Да с германской войны. Контуженный на всю голову. Его в окопе трошки завалило.

Юнкер слегка изменился в лице и начал рыться по карманам. После недолгих поисков он извлек из правого кармана брюк здоровенный леденец в бумажке, классический петушок на палочке.

[Пулеметчик]

Я не со зла! Оно само! Да не обидится на меня писатель Логинов, а точнее- оба писателя Логинова!

- На, хорошая конфетка, вкусная,- протянул Крысюку. Тот невоспитанно зачавкал.

Базар как базар, у телег собачка лапу задрала, люди толкаются, товару всякого на те телеги навалено. Вот женщина что-то продает. Холодец. Немножко зеленый. Вон кого-то бьют – спер ворюга с возу ведро. Кот на крылечке станционном сидит, рыжий да наглый, вылизывается. Вот тетке гнилую капусту Трохим всучил. И не стыдно ему? Мелькнул в толпе мужик в сером пиджаке. Только командира не хватало. Спросить бы у него, как его звать, а то неудобно как-то. Вот патруль знакомый проходит, уже в третий раз. Вот дядько сельский край у плаката отрывает потихонечку.

Та что ж это делается! Та им наша тачанка медом намазана? Четвертый раз проходят. А поручик на Крысюка поглядывает. Тому хоть бы что – сидит на мешках, и дрыхнет в сидячем положении. Прогрессор в четвертый раз пересчитал деньги- десять рублей (деникинских, с Царь-колоколом) , какие-то непонятные карбованцы, одна керенка – а не зря Трохим той тетке такую капусту дал!, коржик. На смальце. Вкусный был. Две немецкие марки. Издеваетесь?

- Пройдемте с нами!

Ойй. Тетка пожаловалась? Коняку не там припарковали? Если начать стрельбу, то гарантированно останемся без патронов... .

- А капуста?

- Не беспокойтесь!

И денег на взятку нет. Крысюк зевнул, уставился на трех крепких солдат.

Трохим выглянул из сортира, тихо подобрался к чьим-то лошадям, резанул повод, взлетел на конскую спину –хрен догонишь!

В комендатуре не было ничего интереснее портрета Корнилова на стене, а может, и не Корнилова, и поручика за столом.

- Комитетчик!

- Поручик Логинов. Давно не виделись. – махновец глядел спокойно.

- И как тебе свобода, комитетчик? - Лось чувствовал себя неуютно. Его тоже держали двое. Да и выражение лица у поручика было довольным.

- Нормально. Еще б всякая шваль не лезла, совсем бы хорошо было.

- Неужели?- поручик кивнул.

[Пулеметчик]

Прогрессор не успел понять, когда конвоир ударил, но Крысюк резко обмяк. В вертикальном положении он остался благодаря поддержке солдат.

- Комитетчик, а это еще кто?

Крысюк поднял голову, матюкнулся сдавленно.

- А я знаю? Придурок один.

- А почему придурок?- удивился конвоир.

- Потому что ему насовали всякой дряни вместо денег.

- Что делали на станции?- их благородие соизволил обратить внимание и на второго задержанного.

- Капустой торговали. А мне какая-то сволочь вместо денег заплатила коржиком.

- Капустой торговали,- поручик опять кивнул.

Бывший студент ляпнулся на пол. А Крысюк сильней, чем выглядит. Ну по почкам зачем бить? У меня там и так камни.

- Комитетчик, а твой дружок куда делся? Дезертир от австрияков?

- Помер. Пулю схватил и все.

- Не сошлись во мнениях по поводу Кропоткина?

- Пока некоторые пили в Киеве шампанское и лечили триппер, мы били немцев.

- Как пафосно! Будто на митинге!

На этот раз Крысюк грохнулся на пол. Вернее, на товарища. Студент только квакнул.

- Что делали на станции?

Лось задушенным голосом высказал свое мнение о родителях поручика, царе, родителях царя и выразил надежду, что поручик купит себе очки.

- Вы оба будете прекрасно выглядеть на вывеске.

- Дык нету вывески! Название на самой станции написано,- вмешался конвоир.

- Этих – в подвал, пусть поживут пару часов. А вы – стройте виселицу!

Подвал находился в соседней комнате. Еще там, кроме люка, было три старых венских стула без сидушек. И сытый паучище под потолком. Один из конвоиров, сопя, открыл люк. Двое других стали подталкивать задержанных.

- А в подвале что? – не удержался Лось.

- Пусто. Может, ряднина какая лежит. Раньше огурцы в бочке стояли. Огурцы поели, бочку кто-то забрал. Ну крыски еще бегают. С крысенятками.

Студента передернуло. Хорошо еще, хоть слезть вниз позволили. А вот и Крысюк, слазит медленно. И крышку закрывают. Темнотища, как в гробу. Слышно, как товарищ дышит.

О, зажигалка. Чудом не разбилась. А газ уже закончился. Только клацать и можно.

А подвал низкий, сидеть и лежать удобно – а встать - головой в люк упираешься.

- Хлопцы ведь успеют?

Крысюк долго не отвечал. То ли думал, то ли с силами собирался, то ли спал.

- Не.

- Вдове твоей плохо будет.

- Я не понял, а чего это ты за мою жинку беспокоишься? Ее, може, и в живых уже нема, я ж не знаю, кто то село теперь занял.

Студента затошнило от испуга.

Скрипнул люк. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будут свои! Но на плечах у незнакомого солдата были погоны.

[Пулеметчик]

Глава четвертая

Насыпь раскапывали с трудом – земля глинистая, да еще и мокрая. Но поезд должен был стать. Вот только погода опять испортилась – льет и льет. Ага. Уже срыли, уже рельсу в двадцать рыл и столько же коней тянем. Нно, заразы! Вот после войны работы будет! Приготовиться. Гудок слышно.

[Пулеметчик]

Остановился поезд. Грузовой? Пассажирский? Сейчас сам черт не разберет. А нужный вагон вот он. В хвосте.

- По-моему, нас грабят,- задумчиво произнес старичок в канотье, высунувшийся из окна.

Радченко, как воспитанный человек, помахал ему рукой.

Машинист Петров сидел на полу кабины и ругался. А что еще можно сделать, когда коче-гар ни с того ни с сего прекращает кидать уголь в топку и наводит на тебя здоровенный револьвер? Вот и пришлось еще и гудок дать. И пути разобранны.

А эти чего-то по вагонам не ходят. Нет. Ой, нет. Меня ж повесят! Они груз потрошат! Уже двери в вагон раскурочили, да ящики тягают, быстро, как наскипидаренные. Лентами пулеметными обмотались. А пулемета-то у них и нету. По крайней мере, на виду. Ошибочка вышла! Уже есть! Тот, в шапке набекрень, льюис нашел, диски за пазуху пихает.

[moscow_guest]

Мне нравится стиль - как раз а-ля гражданская война! :)

[Пулеметчик]

Стараюсь.

[Пулеметчик]

- То есть как это – пути разобранны?- до какого-то бывшего чиновника в ободранном вицмундире дошло, - До Могилы три дня ехать! Я – инвалид японской войны! – разозленный пассажир выскочил из вагона. Левый рукав был аккуратно подколот булавкой.

- Пешочком дойдешь!- заржал один из грабителей.

- Григорий, перестань! – за одноруким выбралась полная дама в старомодном салопе и не менее старомодной шляпке.

- А это что еще за хивря? – грабитель оскалился.

- Всем заткнуться, хорошо? – от повозки с грузом отошел жилистый бандит, в когда-то модном сером пиджаке и явно корниловских штанах, заляпанных грязью чуть ли не по колено.

[moscow_guest]

Я – инвалид русско-японской войны

<{POST_SNAPBACK}>

Скорее "японской войны". "Русско-японской" - чересчур официально для тогдашней разговорной речи.

[Пулеметчик]

[Учту/i]

[Пулеметчик]

- Пойдете пешочком. Доберетесь себе спокойно, волков тут еще немцы постреляли.

Полная дама попыталась упасть в обморок.

Старичок в канотье, кряхтя, выбрался из вагона, взглянул на торжествующее мужичье.

- А кто будет чинить дорогу?

- Не сейчас. Пешие прогулки полезны для здоровья.

Радченко зарядил льюис и стоял с ним, как дурак. Или плакатный боец. Сходство подчеркивала улыбка на все зубы.

- Я спрашиваю, кто будет чинить дорогу? – старичок не унимался. – Надо вызвать полицию!

Расхохотался даже однорукий.

Дождь немного стих.

[Пулеметчик]

Отряд в приподнятом настроении двигался в Малую, на соединение с небоеспособной частью. Ну должен же хоть кто-то оклематься за два дня. Тот же Яковлев, к примеру, уже деятельно жрал хозяйские сухофрукты, но передвигался по-прежнему вдоль стеночки. Да и распогодилось, хоть обоз застревать не будет. Демченко вот сидит на козлах, как жаба в лопухах, патронташами обмотался, свистит что-то похабное.

- А зря мы тех не постреляли,- пробурчал Радченко,- догонит нас контра.

- Пока они дойдут – ты ж их видел - старичье и толстые бабы, так мы уже и Херсон взять можем.

- А если быстро дойдут?

- А у тебя до седла пулемет приторочен чи веник, теще в подарок?

- У меня нет тещи. Я женат на сироте. Я ее из монастыря в семнадцатом году увел.

- Монашек любишь? – Левчук показал похабный жест.

- Ненавижу. Ни одной красивой бабы. Или жирные, или худющие, за веник могут спрятаться.

- А тогда чего на монашке женился?

- На послушнице. Она еще не испортилась.

- И что ж она делала? – Левчук не отставал. Он никак не мог понять, зачем товарищу такая страхолюдина – рябая, банькатая да еще и стриженая.

- Готовила жрать всему монастырю. И ни одной худой монашки я там не видел.

Левчук прыснул. Мерин под ним недовольно прижал уши.

[Пулеметчик]

Эсер прекратил отскребать грязь от штанов щепкой, слез с телеги.

- А станцию все равно брать надо, они железку за день починить могут.

- Двадцать человек. – Левчук слышал про самоубийц, но живого самоубийцу видел впервые.

- И льюис. Там же станция, самогон продают. Часть точно будет небоеспособной.

- Шо, все?

- Если бы,- эсер мечтательно облизнулся.

- Двадцать человек. Я станцию брать не буду, я жить хочу.

- И пулемет.

Демченко покрутил пальцем у виска. Это командиру хорошо, у него мозги и так свихнутые, часто нитроглицерин делал в молодости. А у него – жена и дети.

- Мало людей, по деревням и так одни бабы сидят.

- Станцию возьмем, еще кого-нибудь сагитруем.

- Кого? Калек или сопляков десятилетних?

- Калеки разные бывают, - эсер ткнул пальцем в Демченка, - я даже безногого командира видел. На костылях ходил, из пулемета с тачанки строчил. А женщина- такой же равноправный человек. Чего б ей не повоевать за родную хату и анархию?

- Баба на войне? Лучче сразу под иприт. Или хлор.

Кто-то фыркнул.

- Да, женщина с оружием – дело страшное. Но станцию взять надо. Тем более сколько можно продавать капусту? Пора бы им и вернуться, поезд-то грабанули не здесь.

- Ну людей же мало!

- Мало. А вот Радченко у немцев полевую кухню угнал. Один.

- Хорошая там была каша, перловая.

- Та то ж немцы были! Они ж тут ничего не знали, от ветра шарахались.

- А золотопогонники- все местные! Да мы местных перевешали еще в семнадцатом!- пробурчал повстанец в немецкой каске. Каска была нужной вещью- из нее можно было поить лошадь или там кашу варить, если котелок потеряется.

- Тем более часть из них пьяная, стреляют плохо.

- Сначала довезем патроны. Уже ж и хаты видать.

От деревни навстречу ехал всадник. Вернее, всадница. Командир тихо матюкнулся.