"Ответ большевику Дыбенко"

[Пулеметчик]

Черноус даже трофеям не рад, на матросов волком смотрит.

Ткач пленных в ряд выстроил, думает.

Хоть выкуп за них назначай, недоносков сопливых.

Гаденыши-юнкереныши. Были б на станции солдаты поопытней – удержали бы золотопогонники станцию, а так сопляки выставили слабые тылы и прозевали повстанческую пехоту. Кто ж вас послал, вышкварки? Для чего?

Кто ж вас так воевать учил?

Изменено 26 Jun 2011 пользователем Пулеметчик

[Пулеметчик]

Стрелять уже выучили, а думать - еще нет, и хорошо вы стреляли, много моих чертей полосатых уложили. Только вы ж погоны не сорвете, офицерские сынки.

За честь держитесь, а жизни и не видели.

Самогонки не пили, девок не тискали, одну шагистику учили.

Ваши командиры попрятались, как ховрашки, бросили вас затыкать дыры в обороне, воронью на обед, собакам на ужин.

И смерть у вас будет не геройская, а як у всех.

[Пулеметчик]

Шульга уже нашел валенок и рассматривал пленных с умеренным интересом. По ним одной очереди хватит. И обмундирование не очень, один вообще в штиблетах стоит. Снег, холодина, а офицерик стоит в замшевых белых штиблетах. Ничего, на том свете погреешься. Так, это еще шо за один?

Гимназист пятого класса с велодогом в кармане? Заболотный, бери его себе.

Я не большевик, детей не убиваю.

А с вами, панове контрики, Гнат поговорит.

[Пулеметчик]

Повстанцы делили трофейное обмундирование, а расстрельная команда из Крысюка и Маляренко теперь пыталась закопать чересчур верных присяге офицеров. А закопать надо было глубоко, а то местные уже говорят, что по ночам волки к хатам подходят.

Маляренко успел отобрать себе замшевые штиблеты и неплохую шинель у другого офицера.

Крысюк заполучил серебряные часы с треснутым стеклом и порванной цепочкой.

Ничего, в Катеринославе починят.

[Пулеметчик]

Прогрессор уже привычно выискивал и себе что-то нужное в хозяйстве. Жалости к убитым он уже не испытывал. Они свой выбор давно сделали. А трофеи были не очень – завшивленные гимнастерки и кальсоны. Тьху на вас, как говорит Палий. И Шульга сказал, что такие гимнастерки старые, их еще в японскую войну носили, а потом стали шить зеленые. Что б это значило? Но сейчас есть время поговорить с Крысюком о женских именах, он себе как раз перекур устроил.

- И чем тебе Настя не понравилась? Нормальное имя, в святцах есть.

Крысюк тяжело вздохнул.

- Тебе какое дело?

Лось пожал плечами.

- А такое, что я тоже женатый человек. И мне интересно, что не так с красивым женским именем. Вдруг дочка родится?

- Задражнят. Швидка Настя.

- А что плохого? Ну, бегает Настя хорошо.

Маляренко прыснул и пояснил, что «швидка Настя» - это попросту понос.

[Пулеметчик]

Люди Черноуса уже нашли самогонку и кто-то даже решил спеть про Марусю, хоть и не помнил все куплеты.

Черноморцы тоже угостились, но бдительности не потеряли.

Шульга уже погнал кого-то на разведку, сало жрать и в карты грать успеем, а сейчас надо ждать.

Жители потихоньку выглядывали на улицу и не удивлялись очередной смене власти.

Не грабят – и то хлеб.

[Пулеметчик]

Дезертир Игнатьев на улицу выходить не стал. Хватит! Попили моей кровушки. У меня тут мягкая постель, толстомясая бабенка и соленый арбуз под самогон. И вообще – обходчик я, вагоны и пути проверяю. А не взрываю, как некоторые вояки.

Двое этих паливод уже сидят у меня в хате и жрут мои припасы.

Лось доел картошку и глянул на подоконник, где лежала раскрытая тетрадка Ременюка.

Вот и шанс посмотреть, что он там пишет.

На белых страницах в клеточку были вовсе не уравнения.

[Пулеметчик]

Скошенными вправо, угловатыми буквами, по нескольку раз в каждой строчке была написана фраза «кохаю Марину».

Кто ж эта Марина, которой лихой боец и убийца не может сказать про свои чувства? Шесть страниц этой фразой исписано.

Понятно, что Ременюк – не красавец, но, во-первых, он нормальный, во-вторых – живучий, в третьих, шрамы не наследуются.

На него уже местные девчата поглядывают, а он и не замечает.

Так, дверь пищит, надо поворачиваться к миске, а то еще страдающий влюбленный увидит и обидится.

[Пулеметчик]

Ременюк стоял в дверях с непроницаемым выражением лица. Слишком непроницаемым. Он все-таки увидел.

- Она хоть живая? - прогрессор брякнул первое, что в голову пришло. Мало ли что на свете бывает, может, эта загадочная Марина умерла, а чувства у товарища остались.

- Живая, - Ременюк говорил тихо, почти шепотом.

- Незамужняя? – сейчас хоть развестись можно.

- Незамужняя.

Лось кое о чем догадался. И если его догадка правильна, то Тимке можно только посочувствовать.

- А вот эту классную даму из черниговской гимназии не Мариной зовут? – догадку следовало проверить.

Ременюк кивнул.

- Она знает? – прогрессор пошевелил пальцами.

- Знает. И меня ненавидит. Я ж кадетов режу, а она за царя-батюшку, - ездовой тоскливо глянул на стол. Его не утешали даже остатки картошки и щедро налитый хозяйкой самогон.

[Пулеметчик]

За окном вечерело, опять разыгралась метель. Прогрессор некстати вспомнил разные приключенческие книжки, где герои замерзали насмерть. Хоть бы Клименко вернулся быстрей, он и так доброй половине отряда должен денег. А на Палие уже можно ставить крест.

Вернее, над, если от него что-то осталось. Да еще и сон такой, неприятно четкий, повешенный свисает с ветки и на плече у него сидит ворона.

Или это просто сон на сытое брюхо?

Под Перегоновкой ведь победили. Но чей-то пулемет стоял на огуречной грядке и убитый повстанец уткнулся в землю, и муха мыла на его шее лапки.

[Пулеметчик]

Палий ждал.

Пока те контрики приблизятся на достаточное расстояние. Не хотелось умирать наподобие того хлопца, которого их благородия час назад отправили в штаб Духонина.

Как это они его назвали? «Сволочь самостийная»? Это получается, что здесь шастает Горленко со своей сотней.

То добре, он поможет. Только б наган не подвел и их коняка не сбежала.

Если б Куцого не застрелили та я в тот яр не полетел, то сидел бы вже у своих та давил бы вошей на печке.

[Пулеметчик]

Всадник приблизился.

Из оврага грохнул наган. Вторая пуля досталась второму патрульному. Вороная кобыла всхрапнула, но убегать от упавшего хозяина не стала, розумничка. Палий выскочил из оврага, глянул вокруг и вытащил из кармана морковку. Отак, отак, вкусна морковка, щас шею почешу и верхи сяду.

Ты ж меня не скинешь, ты ж меня не брыкнешь, ты ж меня не вкусишь.

А теперь и до хаты поедем.

[Пулеметчик]

Горленко мало изменился с прошлого раза, только форма другая стала, вместо латанной на локтях защитной гимнастерки – латанный на локтях синий жупан. А так – стриженый под горшок усатый унтер. Дважды унтер, если Палий запомнил правильно. Сначала разжаловали человека до рядового, а потом случился прорыв фронта и Горленко получил свои погоны обратно. Вот только за что его разжаловали? Но то дело прошлое, а сейчас у него звание повыше стало, аж до сотника дослужился.

- Это еще шо за один? - сотник армии УНР глянул на своих подчиненных с надеждой.

- Каже, шо наш, а пароля не знае, - один из конвоиров ткнул Палия стволом под ребра.

- Та не знаю я вашего пароля, повстанец я, - Палий был дико зол на слишком бдительных часовых.

- Шо повстанец? Против кого повстанец? Давно я большевиков не мордував.

- Я тоже,- Палий вспомнил одного упитанного комиссара и тех ревкомовцев. Ото повеселился тогда! – бо я махновец.

- И шо вы вошкаетесь? Панычи ходят, как у себя дома, моих разведчиков заживо хоронят чи ремни с них режут, а вас и не видно, и не слышно.

- Скоро и почуешь, и побачиш, як Катеринослав захватим. Удовиченко подойдет – и вдарим.

- Та ну? То ж не село, налетом не отделаешься, мы гетьманцев оттуда трое суток выбивали.

- Та оно и видно, - Палий смотрел за собеседника, на полку, на паляницу на полке. Брюхо требовало жрать.

- Пока ваши подойдут, то можно будет провернуть одну штуку в Катеринославе. ОСВАГ подрал наше подполье, но то ж офицеры там сидят, на тех, кто важен, и не подумали.

Изменено 21 Jul 2011 пользователем Пулеметчик

[Пулеметчик]

- То скажите своему хлопцу, пане сотник, шоб он убрал свою винтовку от моей селезенки, я до своих поеду, - Палий так пригрелся в теплой душной хате, что еле стоял на ногах.

Лечь бы хоть на минуточку.

- А зможешь? - Горленко чуть успокоился.

Прогрессор страдал. И страдал не духовно, а физически – разболелся зуб, правый верхний зуб мудрости. Полоскание самогоном и жевание церковной свечки не помогли. Заговорить тот зуб, что ли? А как?

Хоть иди к Шульге и его проси. Почему-то Лось был уверен, что командир такие вещи умеет.

[Пулеметчик]

В ставке у Шульги было накурено, темно и на лавке мирно храпел Палий с ложкой в кулаке и одном снятом сапоге. Левый сапог по-прежнему был на ноге хозяина.

Командир не удивился такой просьбе, только хмыкнул. Да, суеверие, да, мракобесие, только вторые сутки ни поесть, ни вздохнуть, и вдобавок чуть дверью последние мозги не вышибли. Веревочка, как и следовало ожидать, порвалась, зуб остался на месте, а местный житель поглядел на сидящего перед своей дверью незнакомого человека и ничего не сказал. А Сташевский зубы рвать не умет, ему по стоматологии «удовлетворительно» еле-еле поставили, и то - только из уважения к его отцу.

- Имя хоть в святцах есть?

А вот этого прогрессор не знал. Вот почему мама уступила бабушке? Николаев в святцах целых двое, один зимой, второй летом именины празднует, и никаких проблем.

- От турок, - Шульга уже притащил с кухни кружку воды непонятно для чего и теперь смотрел на прогрессора в упор, - ты ще скажи, шо некрещеный.

Прогрессор молчал.

- Правда некрещеный?

Прогрессор очень аккуратно кивнул.

- Десять пачек турецких папирос. И четверть самогона.

Остатки здравого смысла выдали нелицеприятную характеристику командира, но Лось промолчал.

Шульга ухватил бывшего студента левой рукой за воротник, что-то забормотал, быстро и малопонятно, Лось смог разобрать только «церква» и «мрець». Но боль действительно притихла.

- И не вздумай зажилить, - Шульга отпустил пациента, - а по-хорошему, выдрать зуб нужно.

[Пулеметчик]

Но отдыхать долго не пришлось – к станции подходили черные полки Удовиченко и пора было проверять, так ли крепка у белых оборона, как они хвастались в своих газетах. Слишком много по ярам и балкам притаилось повстанцев, слишком часто слетали эшелоны под откос, слишком везло их благородиям.

Заболотный сидел в тачанке, ел макуху и доводил Крысюка. Куча других тачанок, даже с подушками – нет, обязательно надо хрумкать у меня над ухом. Понятно, что наш контрразведчик полез в авангард, потому что сам из Катеринослава и город хорошо знает. Кто у него там живет? Интересно на его родителей посмотреть будет, вдруг он вправду офицерский сынок?

Тогда Ременюк уже не отвертится и отдаст свою зажигалку.

[Пулеметчик]

Не тучи в небе сбиваются, не волки в стаю собираются – подбирается к Катеринославу повстанческое войско.

Не малое, не великое – почти три тысячи бойцов.

И сотник Горленко вместе с махновцами едет, и ветер играет желто-синим флагом среди черных и красных повстанческих знамен.

От рассвета до рассвета залпы гремели да сабля об саблю щербилась.

И крови на мостовой было - коню по бабки. Два раза отступали, два раза врубались люто.

А теперь – стихла стрельба, и мирно свисает с библиотеки потрепанный и простреленный флаг.

[Пулеметчик]

А возле флага на крыше библиотеки примостился атаман Ткач и любуется видами взятого города.

Хороший город, даже больше родного Фастова.

Улицы мощенные, трамвай электрический, телеграф беспроводной, отам даже собор стоит - купола на солнце огнем горят.

Палий, не отвлекаясь на что-либо другое, исполнял свою чистосердечную мечту – методично бил следователя Девясилова головой о стену его кабинета.

К своему несчастью, застрелиться невезучий следователь не сумел.

[Пулеметчик]

Лось плелся за Маляренко и глядел по сторонам: ну не будет теперь занятий в женской гимназии, не будет. Золотопогонники там штаб устроили, а мы по тому штабу прямой наводкой жахнули. Придется ученицам ходить в мужскую гимназию. Вот кто-то домой пришел, все родственники встречают, только хлопец –в форме петлюровской, а родственники – с пейсами. Чего только не бывает!

Маляренко свернул в какой-то переулок, вслед за синим вицмундиром на Заболотном. Контрразведчик зашел в какой-то из домов, довольно облезлый особнячок. Повстанцы юркнули за ним.

Хмм, неплохие креслица с гридеперлевой плюшевой обивкой, круглый столик и атласные розовые шторы до пола, подхваченные витым золотистым шнуром. Прекрасные атласные шторы, гладкие на ощупь. Варваре точно понравится. Такое платье выйдет!

Заболотный просто стоял и смотрел на сухощавую женщину. Маляренко разглядывал затертый семейный альбом в белом бархатном переплете. Потом резко положил альбом на стол и вышел покурить. Прогрессор, не обращая на это внимания, самозабвенно отцеплял штору с карниза.

Изменено 6 Aug 2011 пользователем Пулеметчик

[Пулеметчик]

Заболотный молча ушел на кухню. Судя по обрывкам разговора, он кому-то дал деньги на хозяйство.

- Это возмутительно! Если бы мой сын был здесь, вы бы не осмелились так поступить, – заметила сухощавая женщина. Прогрессор тем временем уже скатал шторы в два рулона и теперь прикидывал, как бы это унести.

- Не переживайте так, сейчас в моде ажурные тюлевые занавесочки, - Лось радовался жизни и трофеям. Первая хорошая вещь с прошлой весны досталась.

- А так даже лучше стало, светлее, - Заболотный оглядел гостиную,- деньги я Татьяне дал, пусть на базаре мяса купит.

- Мне не нужны кровавые деньги, полученные за убийство верных сыновей. Мой сын бы никогда не нарушил присяги.

Контрразведчик развернулся, махнул рукой прогрессору и уже на пороге сказал:

- До побачення, мамо.

- У меня нет сына,- женщина аккуратно закрыла дверь.

[Пулеметчик]

Прогрессор молчал. Может, у нашего контрразведчика был старший брат? Потому что – нормальный же человек! Он даже не пытает никого, он по всяким шифрам спец. И не прячется в обозе, а в первый ряд лезет. И знает много всякого, как начнет рассказывать – даже Шульга слушает.

- Она так з-за занавесок? – Маляренко вправду не понял – на тех фотографиях точно был Заболотный, только маленький. А теперь вырос и отпустил усы, як в козака с картинки «Я – козак, зовуся - Воля».

- Она так с семнадцатого, як я домой пришел. Думала, что я пойду воевать и дальше за единую-неделимую, продам волю за погоны.

- А ты шо?

- А я пошел до украинского полка. Знаменосцем. А ведь шел в армию – добровольцем, вольнопером.

Маляренко расхохотался.

- То еще не смешно, она ж и сейчас не знает, что меня из университета отчислили за мазепинскую пропаганду и я потому и пошел добровольцем. В тот же день.

Прогрессор фыркнул.

- О, ще один. Нашо тебе шторы? На галифе?

- Жене на платье. Ей пойдет такой цвет.

- С тебя червонец. А еще с городу. Ладно б Палий или там твой дружок одноглазый у двух старых женщин украл.

- Червонец?

- Червонец. Тюль еще найти надо, обшить, прицепить.

[Пулеметчик]

Вечерело.

Прогрессор с тяжелым сердцем брел по незнакомому городу - зуб выдрали, за карбованец, папиросы турецкие, будь они неладны, еле нашел. И Крысюка не видно. Еще с первого штурма города пропал куда-то. А тот убитый на днепровском льду? Черная кожанка и солдатские штаны. И ничком лежит, не перевернул его никто. Крысок вроде бы ленты сбросил, когда к мосту прорвались.

Еще тогда, утром.

Или в госпитале сначала поспрашивать?

[Пулеметчик]

Шульга, по своей привычке, чистил льюис на чужой скатерти и о чем-то разговаривал с петлюровским сотником. Хозяин дома, тихий старичок, с ужасом прислушивался к разговору. В углу на диване, примостилась Марьяна. На этот раз – без пулемета.

- И шо с теми заложниками? – Шульга махнул прогрессору, мол, тащи самогон сюда.

- Старики та гимназисты. Невоеннообязанные. Сорок трупов, в два штабеля. И смердело в том подвале, як на бойне. Я не первый год воюю, но такого не видел.

- Як Киев взяли, то там тоже потом люди в чека ходили, своих шукали. Был там такой Саенко, любил театр устраивать – пытать так, як в какой-нибудь книге написано и других чекистов звать, зрителями. Кого освежевал заживо, кого порохом начинил, кого четвертовал. Он для бодрости кровь пил, як кому горло резали, так он вже рядом, с кружкой.

- Там тоже много изуродованных было. Глаза выколотые, пальцы сломанные. Гимназистка одна в самом низу лежала, так я и вспоминать не хочу, шо с ней чекисты сделали. Тут женщина сидит, - сотник раскупорил четверть и налил себе в чашку с недопитым чаем.

- Это ж где карающие мечи пролетариата так поработали? – Шульга закончил с пулеметом и теперь пытался курить турецкую папиросу.

- Под Ровно. Наши комуняки схотели там Украинскую Советскую Республику сделать, когда от офицеров драпанули.

Шульга уронил горящую папиросу на скатерть и клацнул зубами.

- Но шось у них не выходит, мы, да Ангел, да ваш Кожин им поперек горла стали. Скоро задавятся и луснут.

[Пулеметчик]

- А куда Саенко делся? – прогрессор пристроился на диване, поближе к кухне и воде. Скатерть Горленко попросту прихлопнул ладонью, благо она еще не успела загореться.

- Сдох. Сначала спрятался, а когда уже мы Киев брали, то с левого берега подошел Чубенко.

- И он подумал, что это большевики,- Лось вспомнил, как в позицию белых влетела конница под красным флагом.

Шульга только улыбнулся в ответ.

Сотник тем временем завел культурную беседу с Марьяной, на тему перспектив авиации вообще и петлюровской авиации в частности. Летает той Перебейнос, як ворон над бойней, зараза такая, а когда не летает, тогда керосин тырит.

[Пулеметчик]

Тепло, светло – электричество дали под вечер, у хозяина даже какие-то цукаты к чаю нашлись. Канарейка в соседней комнате распелась, перепутала вечер с утром.

Только сотник на Шульгу поглядывает слишком часто.

- Не знаю, як и сказать, - сотник плеснул Шульге самогона, щедро плеснул, - твоего малого не Максимом звали?

- Звали? – махновец медленно поставил чашку на стол.

- Он же атаманил с якими-то своими хлопцами? Вужик, или щось похожее.