Любимый город

[moscow_guest]

До отлёта самолёта оставалось примерно полчаса. Борис сидел в зале ожидания домодедовского аэропорта вместе со всеми остальными пассажирами. Надежды успеть на нормальную регистрацию провалились из-за пробок, и, чтобы быть пропущенным, ему пришлось сделать то, чего он старался избежать – предъявить удостоверение сотрудника УБ. Его без слов пропустили, минуя всяческий контроль, но в душе явственно поморщились. Это он вполне мог пережить, гораздо хуже было, что наглого "убека" наверняка запомнили. И в случае чего расскажут о нём другим "убекам". Но ждать следующего самолёта было ещё опаснее – Канцлер ждать не будет.

Кроме того, кто-то в Киеве (а может быть, и в Москве), кто ждал встречи с Вальдемаром Злотопольским, наверняка забеспокоится (уже забеспокоился?), не найдя пунктуального (а он, увы, именно такой) полковника на месте и не имея возможности связаться с ним по телефону. Даже если это будет всего-навсего любовница ("Вальдемар Маркович" не женат), она всё равно начнёт его искать. А "понимающие люди" сделают из этого свои выводы. А если сегодня он должен встретиться именно с этими "понимающими", то дело дрянь – они могут понять не только суть проблем киянина, но и логику его противника. И тогда в Киеве Борис обнаружит целый "комитет по встрече". Со всеми вытекающими последствиями. Оставалось надеяться, что "они" (пресловутые "охотники"?) потеряют некоторое время на изучение его фальшивого имени на предъявленных документах.

Объявили посадку. Борис не спешил – как не беги впереди очереди, раньше самолёта улететь никак не удастся. Не обращая внимания на выстроившуюся очередь, он продолжал сидеть в своём кресле спиной к окну – так были лучше видны пассажиры. Если о нём уже знают, то его постараются взять ещё до вылета – чем меньше шума, тем лучше. Даже тогда у него есть некоторые шансы – покинуть аэропорт, учитывая его, без сомнения лучшую, чем у обычных охранников, физическую подготовку, выглядело делом небезнадёжным. Конечно, добраться до Киева, имея против себя всю полицию, нелегко, но тоже возможно. Самолёт, поезд и вообще любое прямое сообщение исключается, но существует же, к примеру, автостоп или, хотя это и незаконно, угон машины. Проверять все самоходы на всех дорогах Московского воеводства никакая дорожная полиция не будет. А уж после того, как он покинет комиссарию, доехав хотя бы до литовского Брянска или Смоленска, контроль станет вообще символическим. Если вообще будет – вряд ли "охотники" заинтересованы в раздувании всей этой истории.

Устроить повторную аудиенцию ему поможет тот же самый секретарь – в розыске Борис Ницеевский или нет, а "папка" на данное высокопоставленное лицо у него в руках по-прежнему. Хоть и в электронном виде. Жаль, конечно, что показания воеводы "угодников" (как паршивый дедок накопал подробные и конкретные материалы на всю верхушку "охотничьего" заговора – само по себе предмет расследования) тоже останутся только в виде файлов на карте памяти, но тут уж не попишешь. Главного свидетеля заговорщики устранят сразу, как только узнают о том, кого именно поместил в пятнадцатую камеру на минус третьем этаже бюровца разыскиваемый ими полковник Ницеевский. Ничего, если у Канцлера будет желание, имеющихся "папок" хватит на то, чтобы прогнать их всех взашей.

Если будет… А будет ли? Насколько знал Борис, нынешний Глава Государства к своим полномочиям относился серьёзно и достаточно ревниво. Ой, не понравится ему, что кто-то хочет решать за него, ой, не понравится.

Очередь подошла к концу. Борис предъявил свой билет последним – так, по крайней мере есть гарантия, что никто не подойдёт со спины. Разве что стюардесса в круглой шапочке? Нет, не похоже. В самолёте его поприветствовала ещё одна улыбающаяся летающая барышня и показала рукой в направлении его сиденья. По дороге пара пассажиров ругались из-за места, не желая уступать один другому. "Przepraszam Pan?w"²⁰⁹, – сказал он им и повернулся боком, чтобы протиснуться в щель между ними и рядом сидений.

Неожиданно руки начали неудобно заламываться назад, а после удара в солнечное сплетение перехватило дыхание. Курдемоль! А всё-таки искры из глаз выглядят красиво…

-----

²⁰⁹ Прошу прощения, господа. (польск.)

[moscow_guest]

"Кастраты" ворвались в здание. Теперь приглушённая перестрелка доносилась уже не на улице, а и в самом доме. Только почему такая тихая? У них у всех глушители? Надо посмотреть. Почему ничего не видно? Ведь уже утро. Это не стрельба, это шаги! Они уже здесь!

Борис открыл глаза и тут же замигал – глаза слипались. Протёр глаза. Уселся и огляделся по сторонам. Это была большая комната без окон. У противоположной стены стояли два стола с компьютерными мониторами. Какие-то стулья, шкафы. Да, главное – комната была разделена на две половинки. Одну от другой отделяла толстая железная решётка, которая и закрывала полковнику Ницеевскому выход. В отдалении были слышны характерные звонки и голос из громкоговорителя: "Rejestracja na lot do Z?otego Rogu ko?czy si? za dziesi?? minut"²¹⁰. Значит это по-прежнему аэропорт. Выходит, Бориса схватило не Управление, а просто местная полиция. Можно поспорить на любую часть тела, что "глинам" ничего не сказали ни о воеводе, ни о Злотопольском. А сказали им, вероятно, о соучастии Б.Ницеевского в недавних террористических актах. Или в убийстве П.Кадочникова. Кстати, КТО именно им об этом сказал?

Из-за одного из столов неуклюже поднялся скрытый до этого момента за монитором молодой полицейский. Дотянулся до стоявшего на самом краю стола телефона, набрал номер и что-то сказал в трубку. Глаз с пленника он при этом не спускал. "Дырку протрёт", – усмехнулся Борис. Он ощупал голову. Шишка на ней была изрядная. Проверил карманы – они были пусты. Его уже успели обыскать. Пиджак, кстати, забрали. Вместе с пистолетом, документами на разные имена и всем остальным.

– Kt?ra godzina?²¹¹ – обратился к нему Борис.

Тот подошёл ближе (стали видны его звёздочки подкомиссара²¹²), посмотрел на часы, но ничего не ответил. Борис вытер глаза и оглянулся. Со скрипом открылась дверь в комнату. Борис повернулся к ней лицом.

У вошедшего на плечах были погоны уже подинспектора²¹³. Он остановился перед самой решёткой и тоже стал рассматривать запертого в клетке Бориса. Пожалуй, стоит начать брать деньги за осмотр.

– Witam, Panie inspektorze²¹⁴, – вежливо поздоровался пленник. Чуть лести никогда не помешает.

Подинспектор, не отвечая, продолжил осмотр задержанного. Потом вздохнул и поднял голову, улыбнувшись самым очаровательным образом.

– Здравствуйте, господин Станкевич, он же Ницеевский. Разрешите представиться: подинспектор Коломейский, комендант комиссариата полиции аэропорта "Домодедово". Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома. Да, кстати, – заинтересованно спросил гостеприимный хозяин, – Надеюсь, Вы ничего не имеете против использования в нашей беседе москворусского языка?

– Ничуть, – принял игру Борис, – меня это совершенно устраивает. Возможно, Вы будете так любезны и принесёте мне чашечку чёрного кофе без сахара? А если для Вас это представляет проблему, я могу сходить за ней сам. В местный буфет, например. Вы просто откройте дверь, а уж остальное я возьму на себя.

– Увы, – развёл руками подинспектор, – экспресс сломался, и кофе не будет. Да и с дверью Вам не повезло – я потерял от неё ключ, – он многозначительно кивнул головой, – и не найду его вплоть до приезда представителя Управления Безопасности.

– Я сам – представитель Управления, – пошёл в наступление Борис, – Я лечу в Киев для проведения специальной операции. Всё, что Вам сказали обо мне – дезинформация. То, что Вы делаете – саботаж и государственная измена, – теперь он смотрел Коломейскому в глаза, – Через несколько часов, подинспектор, Вы получите приказ о моём освобождении, а потом против Вас будет начато служебное расследование. Я Вас не пугаю, я просто хочу, чтобы Вы хорошо представили себе последствия, подинспектор.

С лица Коломейского пропала улыбка. Краем глаза Борис заметил, что подкомиссар скрылся обратно за своим монитором. Этот уже начал бояться. Хорошо. Пусть только комендант выйдет, тогда он его "дожмёт".

– Слушай, ты, Станкевич, Ницеевский или как тебя там! – разозлился подинспектор, – ты что, меня запугать решил? Я знаю, у вас в беспеке обычных людей держат за кучу дерьма, так вот, не на того напал! – его щёки стали красными, – Мне плевать на ваши шпионские страсти на Тверском, ловите друг дружку – ваше дело! Я вам не подчиняюсь! Сегодня я получил приказ Главной Команды задержать летящего в Киев мужчину – вот именно тебя! – он развернул и поднёс прямо к решётке лист бумаги с большой цветной фотокарточкой Бориса, – Меня предупредили, что он выдаёт себя за "убека", а также, что он вооружён и очень опасен. И что, скажешь, что это не так?

Борис не ответил, только внимательно глядел на полицейского. Подкомиссар сидел тихо, как мышка. Ну же…

– И не пугай меня расследованием, ты, уё…ш! Я выполняю законы Речи Посполитой, служебные инструкции МВД и приказы Главной Команды! А вот ты! Кто ты такой?!

– Ну что же, – Борис был демонстративно спокоен, – я понял Вашу позицию. Мне остаётся только умыть руки, – он развёл руки в сторону.

Около стола подкомиссара наметилось некое движение. Похоже, тот уронил на пол ручку, которую грыз. Глаза подинспектора Коломейского метали громы и молнии, но беззвучные. Комендант ещё раз посмотрел на запертого в клетке "убека" и вышел хлопнув дверью. Теперь следует ближе познакомиться с господином подкомиссаром.

– Скажите, подкомиссар..., – громко обратился Борис к спрятавшемуся за монитором, – Эй, подкомиссар, Вы меня слышите?

Из-за укрытия показалась голова.

– Скажите, Вы давно окончили Высшую Школу Полиции?

Несчастный начал раздумывать, что отвечать задержанному и отвечать ли вообще. Лицо Бориса выражало исключительную доброжелательность… А это ещё что такое?!

– О, Борис Сергеевич! Вы не представляете, как я рад Вас ЗДЕСЬ видеть!

За раскрытой дверью было видно всё ещё красного подинспектора Коломейского. А перед ним, уже в комнате стоял, раскинув руки, Вальдемар Злотопольский, довольный, как дорвавшийся до крынки со сметаной кот.

-----

²¹⁰ Регистрация на рейс до Золотого Рога заканчивается за десять минут. (польск.)

²¹¹ Который час? (польск.)

²¹²Подкомисар полиции – низшее офицерское звание в полиции РП. Соответствует армейскому званию подпоручика.

²¹³Подинспектор полиции – первое звание старшего офицера в полиции РП. Соответствует армейскому званию майора.

²¹⁴ Здравствуйте, господин инспектор. (польск.)

[moscow_guest]

– Да, Игорь Николаевич, это тот самый, – обернулся он к подинспектору, – Давайте Ваши бумаги, я подпишу.

Тот протянул ему через плечо какую-то папку. Злотопольский открыл её, пробежал глазами листок бумаги, вытащил из внутреннего кармана своего белого пиджака ручку и расписался.

– Ну всё, – Коломейский плечом оттеснил полковника и протиснулся в комнату, – Задержанный ваш, – он забрал папку из рук киянина, – Забирайте его с собой, а у нас есть ещё другие дела.

– Секундочку-секундочку, Игорь Николаевич, – остановился полковник, – А его вещи? – посмотрел он на подинспектора.

Подинспектор посмотрел на подкомиссара. Подкомиссар завертел головой и, не найдя никого другого, кому мог бы перепоручить задание, встал, подошёл к соседнему столу и взял с него скрытую до этого момента монитором картонную коробку. Потом он отнёс её киянину. Тот, однако, её не взял.

– Это всё? – озабоченно спросил Злотопольский.

– Да, больше при задержанном ничего не было, – было видно, что подкомиссар волнуется.

– Оружие, документы и всё остальное здесь, – вступил Коломейский, – раздевать мы его не раздевали, но карманы проверили. Это уж вы там у себя его просвечивайте.

– Подержите, пожалуйста, – полковник вынул из коробки полиэтиленовый свёрток (в развёрнутом состоянии Борис узнал в нём собственный пиджак) и вручил его ошарашенному подинспектору, – И ещё это, Игорь Николаевич, – вслед за ним настала очередь так же упакованных ботинок, – Сейчас…

Он сосредоточенно рылся в коробке. Подкомиссар смущённо переминался с ноги на ногу, не смея возразить. Подинспектор снова начал краснеть.

– Послушайте, Вы! – начал он, переложив вещественные доказательства под мышку.

– Стоп! – воскликнул Вальдемар Злотопольский, – Mamy go!²¹⁵ – подкомиссар запнулся.

Киянин разгрузил Коломейского, переложив всё обратно в коробку.

– Благодарю вас, господа, – вежливо обратился он к присутствующим, – Вы очень помогли нашему следствию. Я отмечу это в рапорте на имя Начальника Управления Безопасности Речи Посполитой. Выделите, пожалуйста, пару человек, чтобы доставить задежанного в мою машину.

– Эй, минуточку, – обратился к собравшимся Борис, подняв левую ногу и пошевелив пальцами ступни в носке, – А может мне всё-таки дадут какую-нибудь обувь?

-----

²¹⁵ Он наш! (польск.)

[moscow_guest]

Заднее сиденье служебной "Варшавы" было исключительно удобным. Плохо было то, что руки сковали за спиной. Кроме Бориса в самоходе были Злотопольский и шофёр. Причём шофёр был его собственный – когда Борис собирался не просто доехать на место, но и просмотреть по дороге какие-нибудь документы, он брал его с собой. Несколько раз он использовал его и в личных целях, заставляя возить жену по магазинам. В качестве одного из конвоиров "своего" полковника тот чувствовал себя страшно неудобно и старался не смотреть в зеркало заднего вида. Если же в его поле зрения оказывался взгляд полковника Ницеевского, шофёр как можно быстрее отводил глаза и сосредотачивался на дороге.

Зато киевский полковник взгляда с него не сводил. А также не сводил дула чёрного "Р-94"²¹⁶, хищно глядевшего на Бориса своим шестигранным глазком. В Вальдемаре Злотопольском не было видно его обычной демонстративной расслабленности, а наоборот, не до конца укрытое волнение. Борис отвернулся к окну, где проплывали дома и парки.

– Вы зря это сделали, Борис Сергеевич, – послышался голос киянина, – Есть вещи, в которые лучше не влезать, потому что вероятные потери значительно превышают возможные выгоды.

Борис развернулся обратно – к лицу полковника Злотопольского и немигающему зрачку пистолета.

– Иногда лучше попробовать и потом жалеть, Вальдемар Маркович, чем потом жалеть, что не попробовал, – несмотря на всё явно просматриваемое личное будущее, полковник Ницеевский успокоился.

– Да Вы авантюрист, как я посмотрю, – покачал головой Злотопольский, – Всё или ничего – и не меньше. Совершенно нерациональный подход. В нашей с Вами работе – по большей части вредный.

Борис не ответил ничего. На приближающемся рекламном щите виднелась деревянная крепость и подпись: "Zapraszamy do muzeum 'Ko?omie?skie' – 2 km"²¹⁷.

– Понимаю Вашу эмоциональную реакцию, – продолжил киянин, – Подозреваю, что Костромская война значила для Вас больше, чем для меня. Так мне, во всяком случае, показалось после знакомства с Вашим личным делом, особенно в период службы в "Смерче". Могу Вас заверить, что я в то время занимался не только отдыхом в гостиницах класса "люкс".

Борис хмыкнул. Осознав двусмысленность своих слов, Злотопольский тоже усмехнулся. Но пистолета не убрал.

– Я имел в виду не тот эпизод, о котором Вы подумали, Борис Сергеевич. Поверьте мне, в Вологде или в Ярославле мы с Вами были в одинаковом положении.

Борис продолжал молчать. Шофёр сквозь зубы выругался, когда самоход встал перед светофором. Выданные в аэропорту вместо конфискованных ботинок старые кроссовки чуть жали.

– Вы взрослый человек, Борис Сергеевич, причём не просто "взрослый", а полковник беспеки. Вы отлично знаете, что есть некоторые неприятные вещи, которые ПРИХОДИТСЯ делать, чтобы избежать гораздо БОЛЕЕ неприятных. Сами посудите, – похоже, киянин действительно хотел убедить своего московского коллегу в собственной правоте, – что бы произошло, не случись в своё время резни в Угличе. Ведь Вас в "Смерче" готовили к войне именно с нами, с Речью Посполитой. Скажите честно, сейчас Вы ведь не думаете, что Вам удалось бы выиграть?

Борис опять ничего не сказал. Вообще-то, учитывая совместное выступление Москвы и Костромы, а также неизбежный вследствие этого кризис в Киеве, он бы не стал сбрасывать эту вероятность со счёта…

– Ну допустим даже, что мы проиграли, – допустил киевский полковник, – и здесь в Москве воцарилась бы эта Ваша Великая Россия. Вы действительно считаете, что костромские порядки стали бы для Москворуссии плюсом? Вы бы отрастили себе бороду, и это в обязательном порядке, не забудьте, а Вашу жену с дочкой заставили бы носить эти средневековые платья? Да, совсем забыл, утвердившийся здесь господин Воевода вряд ли позволил бы Вашей жене, как "элементу, чуждому русскому народу" проживать на "Святой Руси". Вы со мной не согласны, Борис Сергеевич?

Борис ничего не ответил. Он думал о другом. Судя по тому, что Злотопольский приехал за ним на "Варшаве" и с одним шофёром, а не на микроавтобусе, у него просто не хватило времени на организацию полноценной операции по перевозке. Людям Бориса он явно не доверяет, и не без оснований (посмотреть хотя бы на шофёра). Полиции он ничего не сказал, сейчас говорит много, но ничего конкретного, значит, не хочет, чтобы посторонний (шофёр) знал о подробностях с "карты воеводы". А сам он их знает? Он же даже не проверил её содержимого. А вот чуть дальше, когда Украинское шоссе соединится с Крымским, наверняка будет большая пробка. А может быть и раньше…

– Вижу, что Вы думаете так же, Борис Сергеевич, – подвёл итог киевский гость, – раз молчите.

Он подождал реакции Бориса, но тот не прервал молчания. Тогда киянин левой рукой достал из кармана пиджака пальмтоп со вставленной картой памяти. Полковник Ницеевский готов был поспорить, что это ТА САМАЯ карта, вынутая киевским гостем из картонной коробки. Той же левой рукой он нажал кнопку на корпусе. Потом, используя большой палец руки с пистолетом, запустил программу. Судя по всему, он не был вполне уверен в том, что ему в руки попали именно ТЕ файлы.

Смотреть изображение на экране, попадая в кнопки большим пальцем левой руки, и одновременно держать на прицеле было, наверняка, неудобно. Но Вальдемар Злотопольский старался – похоже, ему не хотелось привезти с собой "пустышку". Борис Ницеевский сидел на противоположном конце сиденья спокойно, не предпринимая попытки к бегству. До момента, когда перед "Варшавой" не вклинился голубой "Фиат"…

Водитель заорал "k…a ma?" и ударил по тормозам. Всех дёрнуло по ходу движения, но Борис, ожидавший подобного, оказался в лучшей ситуации. Когда его бросило вперёд, он ударился правым плечом о переднее сиденье, превратившееся в упор. Левая нога выбила отклонившийся в сторону пистолет. Прежде чем Вальдемар Злотопольский успел собраться, он пропустил от упавшего обратно на сиденье Бориса удар правой ногой в челюсть и оказался в нокауте. Шофёр то ли не услышал шума сзади, то ли не обратил на него внимания, занятый ситуацией на дороге. Борис передвинулся ближе к бесчувственному киянину и запустил обе скованные руки в карман его пиджака, тот же, где был компьютер. Ключи, слава Богу, оказались там же. Освободившись, он первым делом сковал руки руки Злотопольского за спиной. Когда шофёр сообразил, что сзади происходит неладное, и затормозив прямо на середине дороги, оглянулся, он увидел своего бывшего начальника, целящегося в него из "P-94".

– Spokojnie, Franiu, – сказал ему тот, взяв глубокий вдох, – Ruszaj si? z miejsca i skr?? t?dy, przed wiaduktem, w prawo. I nie denerwuj si? tak, jak b?dziesz mnie s?ucha?, wszystko b?dzie dobrze.²¹⁸

-----

²¹⁶ "P-94" – состоящий на вооружении Войска РП с 1999 г. пистолет (разработан в 1994 г.)

²¹⁷ Добро пожаловать в музей "Коломенское" – 2 км. (польск.)

²¹⁸ Спокойно, Франек. Двигайся с места и сверни туда, перед мостом, направо. И не нервничай так, если будешь меня слушаться, всё будет хорошо. (польск.)

[moscow_guest]

В Храме царил задумчивый полумрак. В ожидании начала службы Бася рассматривала разноцветные витражи в высоких стрельчатых окнах. Еве больше нравились скульптуры стояний Крёстного Пути²¹⁹. Тереса осталась в одном из боковых приделов.

– По-моему, мама, – сказала Ева, – здесь неправильные свечки. Я считаю, – она подчеркнула своё "я", – они должны быть настоящими, а не просто моргающими лампочками.

Басе тоже не нравились новомодные так называемые "свечки" – блок неоновых лампочек с дрожащими огоньками, но за неимением лучшего она честно кинула в щель несколько 50-грошовых монет: за своё спасение, за спасение сына и за упокой души подруги. Два раза, чтобы наблюдающая за ней с неба Верка не обвинила Басю в грехе крохоборства (если такой, конечно, существует). Потом она кинула в монетоприёмник ещё четыре "полтинника" – пожалуй, одна обычная свечка стоит двух "электронных".

– Неважно, какие свечки, дочка, – постаралась быть объективной Барбара, – главное, что ты сама чувствуешь, когда их зажигаешь.

Сама она честно прочитала "Отче наш" на каждой свечке. Вообще атмосфера Храма настраивала на мысли о вечном. А грустные воспоминания о судьбе несчастной подруги (Боже, как рыдала её мать, когда Бася рассказала ей о происшедшем) навевали мысли о бренности всего земного. Самое что ни на есть церковное настроение.

– Не знаю, мама, – дочь не согласилась с матерью, – когда свеча обычная, я её зажигаю от другой, вижу, как она горит и топится. Тогда всё естественно, понимаешь? А так, как теперь, это больше на какой-то игровой автомат похоже.

Барбаре не хотелось спорить в церкви… вообще не хотелось спорить. Поэтому она просто потрепала Еву по макушке. Та посмотрела ей в глаза и "по-домашнему" улыбнулась.

– Дамы и господа, – громко объявил гид остановившейся около них экскурсии, – думаю, вы уже обратили внимание на мраморные мемориальные доски на колоннах. Каждая из них увековечивает память одного из москворусских полков, принимавших участие в войне с Наполеоном. Например, вот эта, – он показал на большой прямоугольник белого мрамора как раз напротив Баси с Евой, – посвящена Тульскому гусарскому полку. Её установил за свой счёт генерал Денис Давыдов. Кстати, дамы и господа, – хитро улыбнувшись, обратился он к щёлкающим фотоаппаратами экскурсантам, – чем ещё был знаменит Денис Давыдов?

Экскурсанты зашевелились и зашептались между собой. Всех, однако же, опередила её умная Евочка.

– В 1815 г. во время битвы под Пулавами тульские гусары под его командованием обратили в бегство императора Наполеона Первого, что привело к его гибели в водах разлившейся Вислы и к решительной победе войск Цесарства в этой битве, – на одном дыхании, как на уроке, выпалила дочка.

– Браво, девушка, я Вами восхищён! – склонил перед Евой голову гид. Экскурсия одобрительно зашуршала.

– Скажите, – задала вопрос полная дама в очках, – а вот эти знамёна, которые на стенах висят, они тоже вот этих полков или как?

– Нет, конечно, – гид повернулся в сторону упомянутых знамён, – это трофейные французские знамёна. Например, вот то слева, вот там, – он показал рукой и все повернулись в её сторону, – это личный штандарт французского императора. Изначально его хотели оставить в Киеве, но тогдашний комиссар Москворуссии гетман Ермолов, – экскурсанты многозначительно подняли глаза к небу, – убедительно просил Цесаря Александра отдать его в Москву. "Светлейший Пане, отдайте москворусам то, что было руками москворусов взято". Так гетман говорил Цесарю, и тот с ним согласился. Взятый уроженцами Москворуссии трофей остался в её столице к славе общего Цесарства! – было видно, что эта часть рассказа гиду особенно нравится.

– А скажите, – не унималась дама, – а почему вообще православный москворус… ведь Ермолов был православным москворусом, да?… почему он построил здесь не православный, а полонийный собор?

– Это интересный вопрос, – гид сделал таинственное лицо, – существуют, по крайней мере, две версии. Согласно первой, "патриотической", он сделал так, чтобы укрепить единство Москворуссии и Цесарства. "Если я построю у себя великий храм для поляков, то им ничего не останется, кроме как построить ещё более великий у себя для нас" – так, якобы сказал гетман. В пользу этой версии говорит хотя бы то, что вскоре после закладки московского Храма Христа-Спасителя в Киеве был торжественно заложен православный Храм Святого Георгия, также посвящённый памяти Отечественной Войны. Если вы были в столице, то должны были его видеть, – экскурсанты снова заголосили.

– А как же, был – стоит, – сказал низкий мужской голос.

– Но есть и другая версия, более "приземлённая", – сообщил экскурсовод, – Дворец комиссара размещался неподалёку отсюда, и он просто хотел, чтобы его жене, как раз польке из Киева, было недалеко сюда ходить, – гости захихикали, – А которая из них соответствует истине, узнать нам, увы, не суждено, – как бы извиняясь, он развёл руками.

– Скажите, пожалуйста, – полная дама была полна ещё и вопросами, – а вот я слышала…

– Прошу прощения, дамы и господа, – гид посмотрел на часы, – сейчас начнётся служба. Если кто-нибудь из вас желает, он может остаться. А мы вместе с остальными сейчас сядем в автобус и продолжим наше знакомство с Москвой.

Экскурсия направилась к ближайшему выходу. Ева потянула мать за руку.

– Мама, вон там, – показала она рукой, – видишь, тётя Тереса уже заняла место.

Тереса действительно хлопала правой рукой по скамье, на которой сидела. Другой рукой она махала Барбаре. Судя по её лицу, она уже давно вычеркнула из списка характеристик "краковянки" слово "пунктуальность". Бася перехватила инициативу и сама потянула дочь за собой.

Тонким звоном ударил колокол. Хор начал петь. Мать с дочкой, извиняясь, протиснулись мимо какой-то миниатюрной женщины в шляпке с пёрышком и встали около Тересы. Не переставая петь, та чуть бросила на них недовольный взгляд. Пение стихло.

– W Imi? Ojca i Syna i Ducha ?wi?tego,²²⁰ – произнёс священник.

– Amen.²²¹

-----

²¹⁹Стояния Крёстного Пути – традиционно на стенах полонийных церквей (традиция, оставшаяся со времён католицизма) помещают по периметру четырнадцать картин или скульптурных композиций, соответствующих различным моментам Страстей Христовых, от вынесения смертного приговора до положения во гроб. Таким образом, во время богослужения Крёстного Пути (по пятницам Великого Поста и особенно в Страстную Пятницу) молящиеся обходят весь храм, поочерёдно останавливаясь перед каждым изображением..

²²⁰ Во имя Отца и Сына и Святого Духа. (польск.)

²²¹ Аминь. (польск.)

[moscow_guest]

Первое, что бросилось в глаза около дома – самоход Отдела. Уж кому-кому, а полковнику Ницеевскому был отлично известен "Днепр-Александр"²²² цвета голубой металлик. Известен до такой степени, что один взгляд на машину (независимо от текущего цвета и номеров) пробуждал в нём ностальгические воспоминания. И за рулём, разумеется, неизменный сержант Яскерня (то есть, старший сержант, разумеется).

– Добрый день, сержант.

– Добрый день, господин полковник, – похоже, он ещё не в курсе, что его полковник теперь – не полковник, то есть "не совсем его полковник", – Вы? Здесь? А господин майор говорил…

Нет, он всё-таки в курсе. Кругловский успел ему сообщить. А вот кто сообщил о новом статусе полковника Ницеевского самому Кругловскому? Ну здесь-то даже гадать не нужно.

Сержант даже не пытался ни сопротивляться, ни кричать. Причём, явно, не столько из-за нацеленного на него пистолета, сколько из-за субординации. Он спокойно дал приковать себе руки к рулю собственными наручниками и так же спокойно позволил вставить себе в рот кляп. Дежуривший у дверей сержант Малиняк отреагировал на своё пленение шефом с таким же стоическим спокойствием.

Злотопольского и шофёра он оставил такими же скованными в брошенной под мостом "Варшаве". Рано или поздно кто-нибудь вызовет полицию и их освободит.

На всякий случай Борис проехал на лифте лишний этаж. Выше было уже только небо. Когда-то он хотел купить себе ретире²²³ на крыше. Тогда на него не хватило денег, а потом услышав о возможном обмене квартиры и переезде, встала на дыбы Бася. Дети тоже привыкли к старой квартире и всё осталось, как было.

Дверь на этаж, как всегда, была открыта. Вероятно, её так никто и не починит вплоть до Второго Пришествия. Из коридора доносились голоса.

– …как её ломать, господин майор – она же стальная? Здесь даже лом не поможет –взрывчатка нужна.

– Почему мне не доложили, что у него в квартире стальная дверь?! Я вас всех спрашиваю?!

Похоже, заместитель решил продемонстрировать подчинённым наступление в Отделе нового времени. А про дверку-то и забыл! Ха, кто бы подумал, что эта глупая идея Барбары окажется такой полезной. Борис решил послушать ещё.

– Так! Подпоручик Семёнов! Вызывайте взрывников, пусть высадят эту дверь к грёбаной матери! Ну! Быстро! Звоните!

Сегодня майор Кругловский явно не подходил под определение "холодная голова". Насчёт его "рук" и "сердца" у полковника Ницеевского тоже были большие сомнения. Но как бы ни было интересно следить за перебранкой, пора было вмешиваться. Начальник он отдела или нет, в конце концов? А действительно: да или нет? Он сам, во всяком случае, не видел приказа Начальника КУБа о своём отстранении. Какой там философ сказал, что "практика – критерий истины"?

Борис широкими шагами вошёл в короткий коридор. За входом следили – у пары сотрудников оказались в руках направленные в его сторону пистолеты. Стрелять они, правда, не спешили – узнали своего начальника. Начальника? А кто же тогда заместитель? Сотрудники Отдела в спешке расступились, давая полковнику проход. В конце живого коридора стоял майор Кругловский. Ну да, теперь подчинённые будут ждать, пока начальники разберутся между собой, кто из них главный. А потом возьмут победителю под козырёк. Разумеется, когда наденут фуражку с этим козырьком. Курдемоль, это уже припоминает сцену из какого-то прерьерского фильма²²⁴.

Для пущего луизианского колорита не хватало только широкополых шляп и револьверов в кобурах на поясе у обоих решительных "прерье"²²⁵. Борису в этом не было необходимости – его "P-94" уже был у него в руке. Заместитель только начинал вытягивать свой ствол. Закончить не успел – полковник уже приставил свой пистолет к его лбу. Тот замер. Свободной рукой Борис забрал его оружие (такую же "девяносточетвёрку") и, не опуская своего, направил его назад, в направлении растерявшихся сотрудников Отдела, описав левой рукой дугу. Конструкторы пистолета доверяли людям – если его владелец действительно решил выстрелить, то все предохранители снимались сами по себе просто по мере нажатия на спусковой крючок.

– Всем два шага назад, – чётко произнёс Борис Ницеевский, – Один, – все отступили, – Два! – все, как заворожённые, сделали ещё один шаг.

Теперь нападения сзади можно было не опасаться. Не столько из-за расстояния, сколько из-за неопределённости положения. Если у его (майора?) людей и раньше были сомнения, кому они должны подчиняться, то теперь они только усилились. Полковник засунул пистолет Кругловского за пояс. Вот теперь он точно одинокий прерье из фильма.

-----

²²² "Днепр" – марка самоходов, выпускаемых заводом в г.Хортица (Новопольша). По традиции новые модели марки "Днепр" называют мужскими именами: "Днепр-Станислав", "Днепр-Игорь", "Днепр-Александр" и т.д. Модель "Александр" выпускается в различных модификациях с 1999 г.

²²³ "Ретире" (от фр."retir?" – "обособленный") – особняк на крыше высотного дома или отделённая площадь на верхнем этаже здания, обычно с большой террасой с одной или более сторон.

²²⁴ "Прерьерский фильм" (от фр."Le film prairier") – фильм (в основном луизианской продукции), действие которого происходит во второй половине XIX в. на недавно присоединённых к Луизиане западных территориях. Героем фильма обычно является романтический герой-"прерье".

²²⁵ "Прерье" (фр."le prairier") – используемое в Луизиане определение по отношению к пастухам скота. Скот пасётся на лугу (фр."la prairie"), отсюда происхождение данного термина. В кинематографе прерье – обычно романтический персонаж, защищающий свою честь при помощи револьвера, который он носит в кобуре на поясе.

– Майор, – обратился к заместителю Борис, – объясните мне, пожалуйста, что именно Вы делаете около дверей моей квартиры, а также зачем Вам здесь и сейчас понадобилась взрывчатка?

Кругловский тяжело дышал и косил глаза вверх – на прижатый ко лбу ствол.

– Я планировал провести обыск Вашей квартиры и забрать документы, – ответил он.

– Господин полковник, – с нажимом добавил Борис.

– Обыск Вашей квартиры и документы… господин полковник, – послушно повторил Кругловский.

– С каких пор заместители по собственной инициативе вламываются в квартиры своих начальников? – вопрос был риторический, но не только.

– Я получил приказ и был обязан его выполнить, – майор попробовал перевести дыхание, – господин полковник.

– Чей?

– Полковника Злотопольского.

– А с каких пор мой заместитель выполняет приказы посторонних людей? – строго спросил Борис.

– Он не посторонний. Он…, – полковник Ницеевский надавил пистолетом. Майор замолчал.

– Продолжайте, майор. И объясните, как именно с Вами связался находившийся в следственном аресте Вальдемар Злотопольский? А также, на каком основании Вы стали выполнять приказы человека, арестованного по обвинёнию в государственной измене?

Вообще-то он не успел предъявить Злотопольскому обвинения в измене. И, скорее всего, и не предъявит. Но сейчас это неважно. Важно пролить хоть какой-нибудь свет на то, что происходит вокруг.

– Я получил приказ от Начальника Пятого Сектора УБ генерала дивизии Габриэля. Немедленно освободить полковника Злотопольского из-под стражи и принять все меры по немедленному задержанию полковника Бориса Ницеевского… господин полковник.

Вот это поворот событий! Сам "в морду" следит за московскими делами. Не врал трижды проклятый воевода, не врал. Интересно, он ещё жив по крайней мере? Хотя какая разница…

– Теперь, майор, слушайте меня очень внимательно. Вопрос: кто именно сообщил в Киев о взятии под стражу Вальдемара Злотопольского? Вы? – Борис сосредоточился на глазах своего заместителя.

Тот ничего не ответил. Что ж, молчание – знак согласия. А значит, стоит уточнить некоторые недавно возникшие предположения.

– Вы работали на киянина с самого его приезда, правильно? – снова молчание, – Это ведь Вы отправили меня на "Крылатское", в то время, как он потребовал доставить в Москву Епифанова, так? А Епифанов был ему нужен, потому что он искал Индрика и не знал, не он ли это. Правильно, майор?

Кругловский явно набрал в рот воды. Борис Ницеевский прислушался к звукам из-за спины. Безрезультатно – все замерли в тишине.

– Итак, уточню свой вопрос. Чем именно Вас шантажировал Вальдемар Злотопольский по приезде сюда?

Молчание заместителя начинало раздражать. Борис начал медленно нажимать на спусковой крючок.

– Майор, сейчас я снял первый уровень защиты, – он надавил на спуск сильнее, – Теперь снят второй. Когда я сниму третий, отблокируется ударная игла и пистолет будет готов к выстрелу. После следующего движения моего пальца пуля размажет Ваши мозги по стене. Поэтому я ОЧЕНЬ рекомендую Вам всё-таки ответить на мой вопрос.

Лоб майора Кругловского покрывали крупные блестящие капли пота. Он, как загипнотизированный, смотрел на полковника Ницеевского. Сейчас точно всё расскажет без утайки.

– Мой сын, – сказал он, – В Киеве. Был арестован в Борисполе за контрабанду наркотиков. Киянин предложил мне на выбор: или я помогаю ему против Вас, и полиция принимает на веру его объяснения, или я ему не помогаю, и он получает "на всю катушку". Как Вы думаете, что я выбрал? …господин полковник.

Заместитель зашёлся в истерическом смехе. Борис отпустил спуск пистолета. Посмотрел на трясущегося в конвульсиях майора и ударил его рукояткой по темени. Кругловский осел на пол.

– Господа, – обратился полковник Ницеевский к замершим в ожидании сотрудникам, – возвращайтесь в бюровец и продолжайте работать. Там внизу освободите ваших коллег и заберите их с собой, – они переглянулись между собой, и он добавил, – А майора Кругловского отвезите в больницу – после сотрясения мозга он нуждается в медицинской помощи.

[moscow_guest]

Что такое наша жизнь по сравнению с вечностью? Ничего. Просто единственный миг, блеск искры в ночи, взмах крыльев мотылька, цветок на асфальте. Верка Самсонова жила, работала, мечтала о любви, надеялась на счастье и – раз! Нашла свой конец в каком-то грязном гараже. Борис говорил, тело настолько разъела известь, что у него в бюровце не могли даже снять её отпечатков пальцев – пришлось устанавливать её личность по ДНК или как это у них там называется. А она сама? Ходила в школу, училась в университете, вышла замуж – и что? Пришлось выходить замуж ещё раз – вот что. Правда, есть и достижения – вот хотя бы её Ева, стоящая на коленях рядом с ней. А и то, немного не хватило, чтобы и она сама, Барбара Ницеевская, оказалась в соседней с Веркой яме. Слава тебе, Господи, что ты этого не допустил!

– …i rozdawa? swoim uczniom, m?wi?c: berzcie i jedzcie z tego wszyscy, to jest bowiem cia?o Moje, kt?re za was b?dzie wydane.²²⁶

Священник обеими руками поднял над головой круглую белую облатку. Зазвонил колокольчик и наступила тишина. Бася закрыла глаза и увидела лужу масла и лицо подруги с мёртвыми глазами.

– …podobnie wzi?? kielich, wype?niony winem, dzi?ki sk?ada? i poda? swoim uczniom, m?wi?c: bierzcie i pijcie z niego wszyscy, to jest bowiem kielich krwi mojej…²²⁷

Барбара по-прежнему не чувствовала умиротворения. Священник замер с поднятой в руках чашей, а перед её глазами по-прежнему вставало видение руки с отвёрткой, с кончика которой стекает рубиновая капля крови. В полной тишине она срывается с острия и летит вниз, на пол, в масляную лужу…

– Oto wielka tajemnica wia-a-ry…,²²⁸ – нараспев произнёс священник.

– G?osimy ?mier? Twoj?, Panie Jezu, wyznajemy twoje zmartwychwstanie…,²²⁹ – зашуршало по храму.

В многоголосом шёпоте слышались знакомые нотки. Украдкой покосившись вправо, Барбара Ницеевская заметила, как шевелятся губы её дочки.

– …i oczekujemy Twego przyj?cia w chwale,²³⁰ – вместе со всеми закончила Бася.

Перед глазами поплыло. Барбара быстро-быстро заморгала глазами и на ощупь потянулась к сумочке за салфетками, вытереть слёзы.

-----

²²⁶ …и раздал ученикам своим, говоря: берите и вкушайте отсюда все, ибо сие есть тело Моё, которое за вас предаётся. (польск.)

²²⁷ …также взял чашу, наполненную вином, слагал благодарение и подал ученикам своим, говоря: берите и пейте отсюда все, ибо сие есть чаша крови Моей… (польск.)

²²⁸ Сие есть великое таинство веры… (польск.)

²²⁹ Оглашаем смерть Твою, Господи Иисусе, веруем в твоё воскресение… (польск.)

²³⁰ …и ожидаем пришествия Твоего во славе. (польск.)

– Мама, что с тобой?

– Hej, Krakowianko, spokojniej.²³¹

Бася кивнула обеим обеспокоенным соседкам, но слёзы не остановились. Сквозь застилавшую глаза пелену она видела, как в её сторону оборачиваются соседи спереди. Ей было стыдно, но остановиться не получалось.

– Przez Chrystusa, z Chrystusem i w Chry-ystu-usie…, – служба продолжалась, – Tobie Bo?e, Ojcze wszechmogo-?cy…²³², – продолжал священник, не обращая внимания на плачущую дуру на скамье с левой стороны.

Господи, она прошла над пропастью и даже этого не заметила. На тонкий волосок от гибели. И своей и своего сына! О, Боже!

– …na wszystkie wieki wie-ek?w.²³³

– Amen! – выкрикнула Барбара.

На неё снова обернулись. Но рыдать расхотелось. Совсем. Дальше всё пошло спокойно – обычная служба, обычные молитвы. Да и не стоит показывать Еве плохой пример – а то, не дай Бог, тоже вырастет в слезливую идиотку, неспособную час просидеть спокойно. Ну ещё… для верности по окончании надо будет зажечь ещё несколько этих глупых электросвечек – не помешает.

– Pok?j Pa?ski niech zawsze b?dzie z wa-ami-i.²³⁴

– I z Duchem Two-oim.²³⁵

– Przeka?cie sobie znak pokoju.²³⁶

Барбара кивнула и пожала руку Тересе. "Pok?j dla wszystkich",²³⁷ – сказали они обе хором вполголоса. Бася только повернулась к соседке спереди (потом на очереди должна быть Ева, ещё соседка сзади – и вот вот он, знак мира на четыре стороны света), как вдруг услышала странный прерывистый грохот, перекрывший все звуки. Это было что-то совершенно здесь неподобающее, но вместе с тем неприятно знакомое и понятное.

– Всем оставаться на своих местах! Не двигаться с места! Собор захвачен ратниками Дружины Николая-Угодника! Вы все – наши пленники!

И опять автоматные очереди в потолок с разных сторон. И тишина – ни криков, ни женского визга. Все уже всё поняли. Барбара Ницеевская – тоже.

-----

²³¹ Эй, краковянка, спокойней. (польск.)

²³² Через Христа, с Христом и во Христе, Тебе, Бог-Отец всемогущий… (польск.)

²³³ …на все веки веков. (польск.)

²³⁴ Мир Господень да пребудет навеки с вами. (польск.)

²³⁵ И с Духом Твоим. (польск.)

²³⁶ Передайте друг другу знак мира. (польск.)

²³⁷ Мир всем. (польск.)

[moscow_guest]

Бася огляделась. Около всех видимых дверей Храма стояли вооружённые люди в камуфляже. В основном – бородатые мужики, хотя она заметила парочку безбородых физиономий. Она непроизвольно поморщилась – бабы, а тоже туда же лезут. Делать им у них в Костроме нечего, что ли?

– Мама, что это? Что с нами будет? – Ева заглядывала матери в глаза.

– No, Krakowianko, nie?le my?my z Tob? wpad?y, – Тереса пододвинулась к Барбаре, – Spoko, dziewczyno, – она потрепала дочку по копне её волос, – najpierw spoko, niech CI, – она брезгливо поджала губы, – ud?awi? si?, a nie zobacz? przestraszonej Krakowianki.²³⁸

Ева сделала над собой усилие и постаралась улыбнуться. Вышло это как-то неуверенно.

– Пусти руку, Ева, – тихо обратилась к ней Барбара.

Та непонимающе посмотрела на мать. Бася, впрочем, и без этого уже пришла в себя и сообразила, что именно прицеплено у дочери на висящей на шее розовой ленточке.

– Нет, пока держи, – она начала лихорадочно рыться в своей сумочке. Ну быстрее же, холера, заметят!

Тереса пододвинулась ближе, закрывая движения рук Барбары от идущих по проходу пятнистых террористов.

Ну вот он, наконец! Слава Богу, что она купила не такой огромный, как раньше.

– Ева, быстро ко мне! – шёпот вышел похожим на шипение, но дочка поняла, – Возьми мой телефон и спрячь!

– Так! Все! Выходим отсюда! Быстро! Быстро, ёпересете! Ты! Тебе что, особое приглашение потребно?! Пшла, тебе говорю, ляшка грёбаная! – доносилось откуда-то сзади, всё ближе и ближе.

– Не сюда! – снова прошипела Бася, глядя, как Ева теряет время, пытаясь открыть сумочку, – не сюда, говорю!

Она вырвала свой мобильник из Евиных рук, задрала её белую блузку и втиснула его под широкий пояс юбки в горошек. Это же надо так его затянуть! И как объяснить, что никакая она не толстая, а скорее даже наоборот? Хорошо ещё, что Ева не носит кошмарных извращённых "тангов" из пары шнурков – из нормальных трусиков телефон точно не выпадет.

Похоже, Ева поняла смысл маминых манипуляций. Она снова улыбнулась (хоть и несколько натянуто) и подмигнула Барбаре. Вроде бы успели – когда подошедший к ним "пятнистый" выгнал женщин из их ряда скамей в центральный проход, а другой сорвал с дочкиной шеи розовый в звёздочки, как и его ленточка, телефон, ему не пришло в голову её обыскивать. Правда, он обыскал Басю, у которой телефона не оказалось. Прикосновения чужих рук были неприятными до судорог. Барбара выдержала это стоически.

Захватчики постепенно сгоняли собравшихся от дверей в сторону центрального алтаря. У них были какие-то большие зелёные ящики, из которых они доставали какие-то угрожающего вида круглые штуки, к которым они прикручивали какие-то металлически блестевшие ерундовины. Потом они прикручивали всё это вместе к скамьям мотками тонкой проволоки и протягивали её поперёк проходов. Очищенная от людей часть собора превращалась в нечто, похожее на паучью сеть. "Растяжки" – так Борис называл подобные устройства, припомнила себе Барбара.

В своё время Борис рассказывал о штурме больницы в Калязине, когда он ещё служил в этом… как его… "Смерче"… то есть нет, тогда, он как раз служил в "B?yskawicy". Обычно спокойный, тогда он начинал явно волноваться и наливать себе стакан за стаканом сок (слава Богу, что не чего-нибудь там покрепче). Хуже всего, говорил он, полное отсутствие информации. Никто понятия не имеет, сколько террористов в здании, как они вооружены, сколько там заложников, что вообще происходит. Всё приходится выяснять "на месте" (здесь его глаза становились злыми), теряя людей. А все случайные свидетели, говорил её муж, несут несусветную чушь, выудить из которой что-то конкретное практически невозможно.

– Смотри вокруг и всё запоминай, – шёпотом поучала Бася свою дочку, – Потом незаметно позвонишь отцу и всё подробно расскажешь. Не разводи вокруг да около, говори самое главное: кто, сколько, где и как.

– Да, мама, – ответила ей Ева.

Ева сжала руку матери. Ей было очень страшно. Басе тоже было страшно до чёртиков, и она сжала руку Тересы, недовольно смотревшей по сторонам на происходящее. Та понимающе кивнула головой. Барбара надеялась, что подруга не боится.

-----

²³⁸ Ну, краковянка, неплохо мы с тобой попали. Споко, девчонка, первым делом споко, пусть ЭТИ подавятся, а не увидят перепуганной краковянки. (польск.)

[moscow_guest]

Захватчики закончили сгон. Все люди (пятьсот человек?… тысяча?… в глазах рябит, холера… надо будет потом ещё раз сосчитать…) столпились между пресвитерием²³⁹ и первым рядом скамей. На скамьи их не пускали "пятнистые", угрожая автоматами, а на пресвитерий они опасались заходить по старой памяти. В общем, давка была, как в автобусе в час "пик". Тем более, что во втором ряду скамей встали "пятнистые", и ближайшие к скамьям люди инстинктивно старались держаться от них подальше. Бася, Ева и Тереса оказались как раз среди них.

Сначала они тоже подались назад, но толкаться спинами, имея перед собой пустое пространство, показалось глупым, и они вернулись обратно. Теперь можно было по крайней мере, опереться руками о скамью. Правда, теперь в глаза глядело дуло автомата в руках массивной блондинки с красным лицом, связанными в пучок волосами и красной повязкой на лбу. На ней великорусскими буквами было написано "СЪ НАМИ БОГЪ". Остальные "пятнистые" тоже носили такие повязки. Бася встретилась глазами с блондинкой. Та повела в её сторону автоматом, и Бася быстро отвернулась. Холера, как всё это глупо!

– Слушать меня! Эй, вы! К вам обращаюсь! – объявил один из захватчиков с ведущей на амвон лестницы, – Да! Вы, ляхи! Слушать меня внимательно!

Найдя хоть какой-то центр событий, все головы повернулись в его сторону.

– Все меня видят? Отлично! Значит, так! Я, сотник Дружины Николая-Угодника Гамаюн, объявляю вам всем: сегодня, пятого сентября две тысячи девятого года специальная боевая группа под моим командованием приняла контроль над языческим капищем, именуемым "Кафедральным Собором Христа-Спасителя". Оглашаю, что мы есмо тут и тут останемся до тех пор, пока польский Канцлер не удовлетворит наших требований!

Всё было понятно. Именно так, как, по словам мужа, было в Калязине. Сначала появляются какие-то типы в камуфляже, потом они объявляют требования, потом их, разумеется, никто не выполняет…

– …выпустить из узилищ кровавого польского режима наших товарищей, борцов за свободу Великоруссии, признать независимость Великорусской Республики, немедленно начать с Великорусской Республикой переговоры о выплате возмещения семьям жертв кровавого польского режима…

Басе стало совсем грустно. Ну как можно быть такой неудачницей? Сначала угодить в лапы одного бандита, теперь в лапы других. Тогда, идиотка холерная, втянула в это сына, теперь, кретинка грёбаная, дочь. Она оглянулась на Еву – та широко раскрытыми глазами глядела на произносящего речь "сотника"… или как на ихнем холерном языке называется его холерный чин?…

– …до тех пор, пока польский Канцлер не удовлетворит всех наших справедливых требований, мы будем удерживать здесь вас всех в качестве заложников! Если польское войско или полиция попытается применить против нас силу, знайте, ляхи – вы умрёте первыми! Запомните, токмо едино вам может помочь: если польский правящий режим прислушается к нам! Сие есть в ваших собственных интересах.

Тереса грызла губы, скрывая бессильную ярость. Ева прижалась к матери и всхлипывала. Барбара гладила её по голове, стараясь не вспоминать ни о Калязине, ни о Мышкине. Когда-то она всей душой переживала за запертых там людей, а теперь пришла их с дочерью очередь… Сколько человек погибло в Калязине? Сколько уцелело в Мышкине? Какие теперь шансы у неё? Нет! Она не хочет умирать!

– Нет! Я не хочу умирать! – закричал пронзительный женский голос совсем рядом.

-----

²³⁹Пресвитерий – пространство около алтаря в восточной части храма (обычно на возвышении). Туда имеют право входить только священники.

[moscow_guest]

Кричала стоящая около неё женщина в шляпе с пёрышком – та самая, что сидела около них на скамье. Она кричала и заламывала руки в направлении стоящего на амвоне "сотника Гамаюна".

– Ньет, я тут ни пги чём! Я нье полька! Ich hei?e Eva Sander! Ich bin keine Polin! Ich bin aus Pommern, aus Kolberg!²⁴⁰ – надрывалась она, – Я есм на вашей стогоне! Я ньенавижу полякоф! Я льюблью Въеликогуссию!

Среди "пятнистых" началось движение. Стоявшая напротив Баси блондинка вышла в проход, там где вопила немка.

– Я есмь за вас! Мой отец быль участник инсуггекция в Кольбегг! Единовгеменно с вашей инсуггекция в Костгома. Я всьем гасскажу о вашей богбье, токмо выпуститье мьеня!

Сотник на своей лестнице молчал. Истеричка из Кольберга продолжала вопить: про солидарность, про общую борьбу, про свою поддержку великорусскому народу. По-немецки, по-польски, по-великорусски. Очень громко. Наконец пятнистому сотнику это надоело и он махнул рукой кому-то внизу.

Блондинка сделала своим автоматом резкое движение вперёд, прикладом в живот немке. Та согнулась напополам, шляпа слетела с головы, блондинка ударила её кулаком в лицо, та отлетела на людей. Они отступили, немка упала на пол. Попробовала встать, но снова упала. Блондинка нагнулась к ней, подняла. Та плакала и хватала ртом воздух.

– Tak! Poka? tej pindzie, gdzie pieprz ro?nie!²⁴¹ – донёсся мужской голос откуда-то из середины толпы.

Басе стало стыдно. Пытающаяся выслужиться перед захватчиками немка была, конечно, неприятной особой, но "болеть" за этих пятнистых уродов было ещё хуже. И прежде чем Барбара Ницеевская успела сообразить, что она делает, она закричала сама.

– Оставь её, слышишь!

Блондинка отпустила "Еву Зандер" (та не удержалась на ногах, снова упала на пол и попыталась отползти назад) и подошла к Барбаре. Посмотрела на неё и ударила прикладом в плечо. Бася закусила губу от боли. Рука онемела.

Всё остальное произошло очень быстро, но Бася видела каждую деталь происходящего. На пятнистую блондинку набросилась Тереса с криком "St?j, ty, k…a!"²⁴². Блондинка попыталась встретить её, выставив приклад, но подруга успела чуть изменить направление движения и ухватиться за её автомат, оказавшись с блондинкой вплотную. Примерно секунду-полторы обе женщины пытались освободить оружие, потом Тереса чуть подвинулась назад, её руки как-то закрутились, автомат оказался у неё в руках, а блондинка замахала руками и чуть не упала. Со стороны "пятнистых" кто-то выкрикнул какую-то команду, что-то загрохотало. Тереса повалилась на пол, выпустив автомат из рук. За спиной у Баси закричали какие-то женщины. Ей в руку вцепилась Ева.

-----

²⁴⁰ Меня зовут Ева Зандер! Я никакая не полька! Я из Померании, из Кольберга! (нем.)

²⁴¹ Так! Покажи этой стерве, где перец растёт! (польск.)

²⁴² Стой, ты, б…ь! (польск.)

[moscow_guest]

Только сейчас Барбара Ницеевская поняла, что произошло. Тереса мертва! Так же, как Верка. Этот кошмар вернулся. Всё повторяется снова! Этого не может быть. Это просто сон! Она закрутила головой, пытаясь прогнать наваждение. Было видно, как проклятая блондинка наклоняется за лежащим при самом Тересином теле автоматом. Это всё ей снится! Надо только избавиться от этой холерной блондинки, и она немедленно проснётся…

Издав самый тонкий, на который она была способна, визг, Бася выскочила из-за скамьи и бросилась на блондинку с намерением выцарапать её глаза. Та уже успела подобрать своё оружие и ударила Барбару… непонятно чем… тоже прикладом?… в живот… куда-то пропал воздух… но это были мелочи… потому что из глаз посыпались искры… и ещё… Потом всё как-то успокоилось… наверное… Бася поняла, что лежит на полу… и ощупывает плиты рукой… кто-то ударил её ногой… больно же!…

– Мама! – Ева… кажется… молчи… молчи… тебе говорят… или не говорят?…

– Прекратить, Зинаида! – это… ещё… кто?…, – Забрать её! Ты! И ты! Молчать, Зинаида – лучше смотри за оружием!

Ноги трясёт. Это лестница. В сакристии.

– Мама! – это тоже Ева, но как-то далеко…

– Эй, отворите дверь там! – какую дверь?

– Ложи её сюда.

– Стягивай, давай. Ты куда? Поперёд старшого?

Над головой был белый потолок с люстрой, не такой большой, как в главном нефе, а меньше, как в квартире, на четыре лампочки. Сакристия²⁴³? А потом его заслонило появившееся откуда-то лицо. Такая лыбящаяся бородатая слюнявая зловоннно дышащая мерзкая морда. В уголке мерзких толстых губ медленно-медленно-медленно собиралась мерзкая капля мутной слюны, растущая и раскачивающаяся вместе с раскачиванием тяжёлого мерзкого тела сверху...

Господи Иисусе, сделай, что хочешь, только не позволь этой капле сорваться вниз!

-----

²⁴³Сакристия (ризница) – помещение при храме для хранения богослужебного облачения священников и церковной утвари.

[moscow_guest]

Никита осторожно выглядывал в коридор из комнаты. Узнав в вошедшем в прихожую человеке отца, он с криком "Ура, папа вернулся!" бросился к нему. Борис взял его на руки (тяжёлый вымахал), немного покрутил его в воздухе, потом поставил обратно на пол и тщательно закрыл дверь на все имевшиеся там замки. Сын этого из виду не упустил.

– Пап, это ты дверь от международных террористов запираешь, да?

– Да, Никита, именно от них, – ответил с максимальной серьёзностью Борис, рассматривая пространство перед дверью в экран домофона.

От своего (или теперь уже не своего?) Отдела в течение сегодняшнего дня никаких неприятностей ожидать не стоит. Сотрудники и так (это было очевидно) готовы были встать на уши, только чтобы не встревать в запутанные интриги своих начальников. Приказывать им пока что некому – мерзавцу Кругловскому предстоит ещё долго лежать в больнице Святого Андрея, капитан Немоляев в отпуске (по своему обыкновению лазит по горам в каком-нибудь Британском Тибете или ещё где-то, где нет никаких телефонных сетей), значит…

– А тех террористов там за дверью ты убил, да, папа? Всех? А почему я не слышал, как ты стрелял? У тебя пистолет бесшумный, да? Можно посмотреть твой пистолет? Ну, пожалуйста, папа! – сын просто подпрыгивал от нетерпения.

Значит с формальной точки зрения и.о.начальника Отдела теперь – поручик Якубень. На него точно можно положиться. В той мере, разумеется, в какой вообще можно полагаться на кого бы то ни было в делах "убеции". Но на дня два форы от него рассчитывать можно. А что, если его тоже арестовали?

– Нет, Никита, оружие – это не игрушка. И вообще, у нас нет времени. Нам с тобой надо немедленно ехать. Иди, собери свои вещи, – это должно занять сына минут на десять.

– А мы далеко поедем, папа? За границу? Я возьму свои тёмные очки – все секретные агенты носят тёмные очки! Папа, у тебя на работе все носят тёмные очки?

А если поручик Якубень в следственном аресте, то… всё ещё лучше. Отделу должны назначить начальника со стороны, а это требует времени. А потом ему потребуется время, чтобы войти в курс дел и понять, где что лежит. Отсюда вытекает, что Борис успеет доехать до бранденбургской границы через Варшаву. Само собой, не на самолёте и не на поезде.

– Никита, собирать вещи! Одна нога здесь, другая там! Нет, стой! А куда делись Ева с мамой?

– Мама сказала, что они с Евкой поедут в этот… храм… О! Христа-спасителя! С тётей… Тересой… кажется. И потом вернутся. Ну, я побежал, – сын умчался в свою комнату, откуда донёсся стук выдвигаемых ящиков.

Опять какая-то "тётя". Хотя каждая баба должна иметь возможность исповедоваться. Не священнику, так подружке. Хотя, раз она в церкви, то, пожалуй, и обоим сразу. Что это за "Тереса"? Ага! Борис вспомнил визитную карточку и записанный карандашом номер. Таксистка, которая возила её за этим долбаным Индриком. По большому счёту надо её проверить, но уж никак не в его теперешнем положении. Да, пора паковать собственные вещи. Ничего, сегодняшний день у него точно есть.

Из стрятанного за большой семейной фотографией сейфа он достал "запасные" документы и несколько пачек денег "на чёрный день". Здесь были отечественные гривны, дунайские кроны, канадские экю и луизианские ливры. При выбранном маршруте первыми понадобятся бранденбургские марки – вот они, не столько "валюта", сколько средство экономии времени, чтобы не стоять в очереди в берлинских обменных пунктах. Его счета в "светлейшей", наверняка, были уже заблокированы Злотопольским, но до кое-каких его средств в банках за государственной границей дотянуться тому было слабо.

Много всего ему не нужно – пару рубашек, запасные брюки, носки, пара дисков с семейными фотографиями и разной "нужной" информацией, всякие там зубные щётки и разное мыло. Даже оружия брать с собой не стоит – чем меньше подозрений они будут вызывать при случайном обыске, тем лучше. А от серьёзной квалифицированной облавы и так не укрыться. Лучше, конечно, обойтись без обысков и полицейских – поэтому придётся ночью угнать стоящий в подземном гараже самоход одного из соседей, насколько Борис помнил его распорядок, он ездил на нём только на работу, так что до понедельника он его точно не хватится. А им как раз хватит времени доехать до границы.

Вот только какого чёрта жену с дочкой понесло в церковь? Благодарить Бога ещё рано, ой, рано. Можно это сделать только за Бранденбургом, где-нибудь в Веймарской Республике или вообще в Великом Герцогстве Ганноверском. Да и то, для полной уверенности лучше подождать, пока их самолёт совершит посадку в Монреале или Новом Орлеане. А уж потом, на относительно безопасном расстоянии, можно будет начать торговлю с Управлением: им – "карту воеводы", а ему – амнистию. А и то можно ненароком попасть под горячую руку – сначала ликвидируют, а только потом вспомнят, что с каждой карты памяти можно в течение пары минут сделать на первом же компьютере копию. Да, кстати, у всех домашних компьютеров надо вычистить жёсткие диски, а то ещё найдут там что-нибудь. Неожиданно в кармане зазвонил телефон. С дисплея ему подмигивала жена и надпись "Basia - kom?rka"²⁴⁴.

– Алло, Басёнок, быстро хватай Еву и приезжай домой. У нас срочное дело.

– Папа, это я, Ева. Слушай меня внимательно и не перебивай.

-----

²⁴⁴ "Бася – сотовый" (польск.)

[moscow_guest]

– Слушаю тебя, дочка, – на той стороне что-то произошло, и произошло что-то нехорошее, – говори.

– Я в Храме Христа-Спасителя, – дочь говорила шёпотом, – нас захватили террористы из "Дружины Николая-Угодника", всего примерно тридцать два человека… от тридцати до тридцати трёх – они ходят и я сбиваюсь со счёта, – извинилась она, – Маму куда-то увели, – что-что! – все входные двери закрыли и на них повесили … эти… ну ты знаешь… такие гранаты на проволоке, не помню, как они у вас называются… ну, чтобы они взрывались, если за проволоку заденешь, – Ева заволновалась.

– Растяжки? – предположил полковник Ницеевский.

– Да-да, рас-тяж-ки, – дочь попробовала на вкус новое слово, – мама так и говорила. Не знаю, что с не-ей ста-ало…, – она всхлипнула, но тут же собралась и продолжила, – проходы между скамьями… то есть в проходах тоже эти подтяжки.

– Растяжки, – машинально поправил собеседницу Борис Ницеевский, – Дальше, Ева.

Он поймал себя на мысли, что не воспринимает голос на том конце телефона, как свою маленькую дочку. Он говорит с ней так, как говорил бы с очередным сотрудником Отдела, докладывающим обстановку. "S?ucham Pani?, Pani Ewo"²⁴⁵… нет, это лишнее, сосредоточиться, закрыть глаза и представить себе положение дел.

– Всего заложников семьсот… или семьсот пятьдесят человек… здесь наверху. Их трудно считать, извини папа, – снова смутилась Ева, – все скон-цент-ри-ро-ва-ны, – выдавила она из себя длинное слово, – вокруг центрального алтаря, в первых рядах скамей и в прес-ви-терии. Пятнистые… то есть террористы ходят вокруг них. Ещё есть в сакристии… должны быть… Иногда видно, что кто-то из них спускается вниз, там, где выставка, значит, там они тоже есть.

– Спокойно, Ева, спасибо за помощь.

– Подожди, папа, – Ева спешила и запиналась, – Человек сто пятьдесят… увели на хоры, под конвоем. Охранников там человек десять… Их видно, они там ходят. Несколько десятков… я не успела сосчитать, извини, увели вниз, там, где выставка.

– Они не отобрали телефоны? – только бы она не вздумала расплакаться, плач беспомощной дочери в руках проклятых "угодников" будет чересчур даже для тренированной психики полковника беспеки.

– Я они не нашли маминого телефона… у меня… Папа, помоги нам! Пожалуйста! – то, чего он боялся, случилось – дочь в конце концов заревела, – Забери меня отсюда! Мама! Я не знаю, что с ней!

Больше всего Борису хотелось, чтобы мобильная связь перестала работать. Потому что он не мог сам заставить себя нажать красную кнопку. Тем временем на том конце что-то зашуршало.

– Господа угодники, господа! – услышал он приглушённый женский голос с каким-то странным акцентом.

Опять шуршание, на этот раз громче, а потом, тоже приглушённо, донёсся голос, который не мог принадлежать никому, кроме его маленькой девочки.

– Заткнись! Zamknij si?, ty, c…o pieprzona! Zamknij swoj? je…n? g?b?, m?wi? Ci!²⁴⁶

Ещё дальше отозвался какой-то мужчина: "Чо такое? Молчать всем, ну, быро!". Послышался металлический щелчок – Борис узнал передёрнутый затвор. Что-то зашуршало совсем громко – похоже, рядом с телефоном что-то свалилось.

– Ruhe! Schweig! Sprich kein Wort, Du, pommernische N?rrin, verschtandest Du? Sitz still... Namensschwester. Still, mein Kind, still...²⁴⁷

Голос дочери становился всё более спокойным и ласковым. Рядом кто-то плакал, но не Ева, это точно. Ева напевала кому-то колыбельную. И почему-то по-немецки.

– Главного у них зовут Гамаюн. Папа, убей их всех! – чётко сказала в трубку его маленькая дочка.

И отключилась.

-----

²⁴⁵ Слушаю Вас, пани Ева. (польск.)

²⁴⁶ Заткнись, п…а грёбаная! Заткни свою ё…ую пасть, тебе говорю! (польск.)

²⁴⁷ Тихо! Молчать! Не говори ни слова, ты, померанская дура, поняла? Сиди тихо… тёзка. Тихо, маленькая, тихо… (нем.)

[moscow_guest]

Ну вот и всё. Бежать оказалось некуда и незачем. Сосед снизу может не волноваться – его самоходу ничего не грозит. По крайней мере, со стороны его соседа сверху – он и не подумает его угонять, чтобы потом бросить в Литве. Его "BMW" останется стоять в подвале, а полковник Борис Ницеевский поедет на собственном "Игоре". И в противоположную сторону.

Разумеется, можно скрыться прямо сейчас. Посадить в машину Никиту и уехать вперёд и вдаль по Варшавскому шоссе, не оглядываясь на оставшуюся в Москве жену и дочь (курдемоль, Борис до сих пор мог ПО-НАСТОЯЩЕМУ поверить, что его Басёнка нет в живых). "Торговле" с Управлением это не помешает – ничего "такого" они с ними делать не будут, ограничатся угрозами или даже "намёками" на угрозы. И то – Ева обо всех этих угрозах ничего не узнает, разговоры будут вестись с беглым полковником лично. Через пару месяцев (в худшем слкчае – через год) ОНИ согласятся на его честное слово (а куда денутся – проверить, сколько именно копий он сделал с карты, всё равно невозможно). И тогда он сможет вернуться и спокойно жить на очень неплохую пенсию полковника в отставке. Плюс к тому – на БОЛЕЕ, чем хорошие "доходы от предпринимательской деятельности". Таковые, несомненно, будут – любое солидное АО заплатит любые деньги, чтобы в их наблюдательном совете появился отставной полковник беспеки, и ещё большие – чтобы он, находясь там, ничего не делал.

Но вот только есть одно маленькое "но" (каламбур, курдемоль). Как именно он будет потом глядеть в глаза Еве? Какими именно словами он объяснит ей, вернувшись из Луизианы (Канады, Штатов, или там какой-нибудь Мексики, какая разница), почему он бросил её на произвол судьбы в осквернённом храме, почему не шевельнул пальцем, чтобы хотя бы попробовать вытянуть её оттуда, он не представлял. "Папа, ведь я же тебя просила…" – так она ему скажет при встрече. А потом повернётся и уйдёт, не слушая объяснений, окончательно убедившись в том, что её приёмный отец – обычный мелкий комбинатор и трус. И сын тоже никогда не простит, что вся его гордость своим выдающимся папой лопнула, как мыльный пузырь. И что он, Борис Ницеевский, "убецкий" полковник в отставке, будет тогда делать со своей свободой и со своими деньгами? Потратит их все на двойную порцию сильнодействующего яда? Купит себе личный самолёт, чтобы разбить его о кавказский хребет? Приобретёт золотой пистолет, чтобы из него застрелиться?

– …войско на бронетранспортёрах и полиция перекрыли Пречистенскую набережную. На пересечении Волхонки с Бульварным кольцом стоят танки. Полиция не пропускает к зданию Храма журналистов, поэтому мы вынуждены удовольствоваться достаточно туманными заявления официальных лиц, – сообщил из динамика корреспондент "Радио Белый Город".

Борис прибавил звук – так, чтобы голос корреспондента перекрывал вой его сирены. Самоходы уходили с левого ряда, только заметив на крыше Борисова "Игоря" мигающего "петуха", недобрыми взглядами провожая выскочку. На их оскорблённые чувства полковнику Ницеевскому было очень глубоко наплевать.

– …как нам сообщил корреспондент амманской телекомпании "Фрайе блик" Хаим Вейцман, которому удалось прибыть на площадь перед Храмом раньше полиции, в здании были слышны автоматные очереди. Глашатай²⁴⁸ Главной Команды московской полиции не подтвердил сообщений о жертвах среди заложников. Нам удалось узнать, что на место уже прибыли силы батальона "B?yskawica", однако их командующий майор Красницкий отказался комментировать слухи о готовящемся штурме.

– Bez komentarzy. Prosz? nie przeszkadza?, panowie…,²⁴⁹ – Борис узнал искажённый шипением голос своего бывшего подчинённого.

Теперь всё зависело только от него. Точнее, от его отношения к своему бывшему командиру капитану Ницеевскому. Борис надеялся, что со времён их совместной службы оно испортилось не так уж сильно.

-----

²⁴⁸Глашатай – пресс-секретарь (москворусск.)

²⁴⁹ Без комментариев. Прошу не мешать, господа… (польск.)

[moscow_guest]

Перед полицейским оцеплением стоял шум, гам и скрежет зубовный. Одних телевизионных корреспондентов было человек пятьдесят, а возможно и все семьдесят. К каждому корреспонденту был приложен оператор, а то и ассистент. Каждый корреспондент с присными приехал в центр событий на редакционной машине, а представители крупных телеканалов – на микроавтобусе. "Jedynka", "Первый канал", "Второй канал", "Nasza TV"²⁵⁰ и ещё парочка отечественных гигантов привезли с собой огромные передвижные фургоны со всевозможным оборудованием для прямой трансляции. К ним следовало добавить ещё газетчиков и просто внештатных "ловцов сенсаций". Газоны были заставлены складными креслами, столиками и палатками. Такая концентрация людей и электроники сама по себе должна была бы стать поводом для специального экстренного выпуска новостей.

Он оставил самоход где-то между ощетинившимся антеннами микроавтобусом "R?seau International d’Information"²⁵¹ и другим таким же с белым флажком с голубыми полосками, голубым полумесяцем, голубой шестиконечной звездой и какими-то закорючками под ним, угловатыми и не очень. Познания Бориса как в турецком, так и в идиш были нулевыми, но он полагал, что при более близком знакомстве с хозяином этого средства передвижения, господином Хаимом Вейцманом из Аммана, ему удалось бы найти с ним общий язык. Бориса очень интересовало, кто именно посоветовал скромному подданному турецкого султана так спешить к Храму. Он ещё уточнит с ним этот вопрос. Потом, когда всё закончится. Если всё закончится…

Полицейский удивлённо посмотрел на его удостоверение УБ, потом на одетый на нём мундир "B?yskawicy". Секунду он стоял в неуверенности, затем отдал честь.

– Проходите, господин… капитан, – и кивнул головой.

По дороге его документы проверили ещё трижды полицейские и лица в штатском, каждый раз запинаясь, видя несоответствие между формой и содержанием. Однако робели перед документами всемогущего Управления и пропускали его дальше, до самой площади перед Собором. Там, перед памятником Павшим Героям Второй Мировой²⁵² его окружили четверо в чёрных мундирах со знаком орла, держащего в когтях молнию, на груди и с "кашаками"²⁵³ наперевес. Предыдущий контроль, как и ожидал Борис, передал честь проверить настоящую личность капитана "B?yskawicy" с удостоверением полковника беспеки на самих "молниеносных". Начальник патруля с погонами подпоручика поднёс к каске два сложенных пальца и резко отвёл предплечье так, что они встали вертикально подушечками в сторону Бориса. Борис отсалютовал ему таким же "молниеносным" образом. "Как в старые добрые времена", – подумал он.

– Poprosz? o Pa?skie dokumenty, Panie kapitanie,²⁵⁴ – подпоручик был исключительно серьёзен.

Борис подал ему своё "убецкое" удостоверение. Не ожидая дальнейших неизбежных вопросов, обратился к нему сам.

– Mam piln? wiadomo?? do majora Kra?nickiego, – спокойным голосом произнёс он, – niech Pan jak najszybczej odprowadzi mnie do niego, podporuczniku.²⁵⁵

Подпоручик исключительно вежливо предложил поднять руки. Стоявший справа от Бориса сержант тщательно обыскал его. Найденный пистолет, а также оба ножа он передал подпоручику, после чего тот так же вежливо предложил "господину капитану" следовать за ним. Звание, указанное в удостоверении, он демонстративно игнорировал. Борис внутренне усмехнулся – "молниеносные" по-прежнему соблюдали традицию, считая свой мундир выше всех прочих. Это вселяло надежду.

Красницкий оказался неподалёку – укрывшийся за одной из стоящих поперёк Волхонки "Росомах" с направленными на закрытые двери Храма пулемётами. Задний люк транспортёра был распахнут, офицеры разглядывали лежащую на полу карту. Борис молчал, ожидая, пока "его" подпоручик закончит доклад своему майору. Привычное звучание государственного языка настраивало на боевой лад и порождало готовность вытянуться "na baczno??"²⁵⁶. Так, как когда-то.

-----

²⁵⁰ "Nasza TV" ("Наша ТВ") – крупный центральный телеканал.

²⁵¹ "R?seau International d’Information" ("Международная Информационная Сеть" – франц.) – международный информационный телеканал, вещающий 24 часа в сутки. Штаб-квартира находится в г.Монкальм (Канада).

²⁵²Вторая Мировая Война (1915-1919) – крупнейший вооружённый конфликт XX в., в котором на разных стадиях принимала участие большая часть ведущих держав мира. Военные действия велись на территории четырёх континентов: Европы, Азии, Африки и Северной Америки, а также Атлантическом, Тихом и Индийском океанах. Основные военные действия велись в Европе и характеризовались большими потерями сторон при попытке преодолеть сильно укреплённую оборону противника (т.н."позиционный тупик"). ВМВ закончилась для Цесарства поражением: согласно Пражскому договору 1920 г. оно было вынуждено пойти на крупные политические и территориальные уступки в пользу Австро-Венгрии (в частности, земель Силезской комиссарии с её столицей Вратиславией). Послевоенный экономический кризис привёл к обострению внутренних отношений и крупным политическим потрясениям в ряде государств, в частности Цесарстве, преобразованном в Речь Посполитую, и Австро-Венгрии, преобразованной в федеративную Дунайскую Империю.

²⁵³ "Кашак" ("Kaszak") – поточное наименование состоящих на вооружении Вооружённых Сил Речи Посполитой автоматов "KASz-84" ("Karabin Automatyczny Szturmowy wz?r 1984" – "Винтовка Автоматическая Штурмовая образца 1984 г.").

²⁵⁴ Попрошу Ваши документы, господин капитан. (польск.)

²⁵⁵ У меня срочное сообщение для майора Красницкого. Как можно скорее отведите меня к нему, подпоручик. (польск.)

²⁵⁶ По стойке "смирно" (польск.)

[moscow_guest]

– Czo?em, Panie… kapitanie,²⁵⁷ – майор недоверчиво посмотрел на чистые Борисовы погоны с четырьмя звёздочками.

Что ж, войско – это войско. Это на гражданке каждый говорит, что хочет, а здесь рот открывают только согласно Общему Уставу Вооружённых Сил Речи Посполитой. На каком языке написан Устав Вооружённых Сил Речи Посполитой? Правильно, рядовой, НА ГОСУДАРСТВЕННОМ. И Вы, рядовой, обязаны говорить всё, что Вам в голову взбредёт не абы как, а по Уставу, на ГОСУДАРСТВЕННОМ языке, ясно? Кто бы тогда подумал, что сержант Дробязко будет вспоминаться с такой ностальгией? Правильно говорят, воспоминания, в отличие от людей, выживают только хорошие…

– Здравия желаю, господин майор! – ноги привычно щёлкнули каблуками, а правая рука выполнила все положенные ей (конечно, не оформленные неофициально, но неукоснительно соблюдавшиеся уже не одним поколением бойцов батальона) "молниеносные" движения, – Капитан Ницеевский прибыл согласно приказу!

– Согласно приказу? – недоверчиво уточнил Красницкий, – Вы говорили, что у Вас есть для меня сообщение. Давайте его сюда. Если меня будут искать, – повернулся он к своим офицерам, – я в здании. Пошли,… господин капитан.

Они зашли в стоящий напротив двухэтажный голубой дом. Входная дверь, заметил краем глаза Борис, была выломана. "Молниеносным" всегда проще вывалить дверь, чем искать к ней ключ. Сразу же за порогом, как только дверь закрылась, майор придвинулся к нему вплотную.

– Что это за представление, господин полковник? – командир "молниеносных" говорил вполголоса, вероятно, в доме были ещё его люди.

– Капитан, – с напором произнёс Борис Ницеевский, – моё звание в батальоне "B?yskawica" – капитан.

В этом звании он покинул "молниеносных" десять лет назад, прежде чем окончательно перешёл в Отдел. Всю декаду его мундир с молнией и капитанскими погонами провисел в шкафу и пропах нафталином. Но, тем не менее, был совершенно настоящий.

– Капитан…, – произнёс майор, как бы пробуя на вкус это слово – Капитан Ницеевский…

Десять лет назад подпоручик Красницкий был подчинённым Бориса. Одним из лучших. Сегодня они поменялись местами.

– Капитан Ницеевский, – уложил он у себя в голове новое положение дел, – давайте Ваше сообщение. Надеюсь, это что-то важное.

Борис описал положение дел внутри здания, о котором рассказала ему дочка. Умолчал только об имени "источника". Майор выслушал его со всем вниманием.

– Пойдём, КАПИТАН, – открыл он дверь, – покажешь всё это на плане.

– Теперь понимаю, – негромко сказал он, не оборачиваясь, – почему ты стал полковником, Ницеевский. Вот только удивляюсь, почему не генералом.

Разумеется, не обернулся и не подмигнул. Выдержка бойцам "B?yskawicy" полагалась по штату.

– Так, господа! – сказал майор, пересказав слова Бориса "молниеносным" офицерам, – Жду ваших предложений по организации штурма здания. Мышление приветствуется, но не слишком долгое. Минут на пять, – он посмотрел на часы, – Время пошло.

У Бориса предложения были. Они появились сразу, как только он узнал о том, что происходит и каков во всём этом его личный интерес. Остальные думали. И украдкой посматривали на незнакомого капитана. Для некоторых, впрочем, знакомого. Пара человек из присутствующих, тех, что постарше, в своё время служили вместе с капитаном Ницеевским. А многие из остальных о капитане Ницеевском слышала. Об этом Борис знал точно, когда несколько раз встречался с бывшими сослуживцами. Разве что они все, как один, ему врали, но это вряд ли. Батальон "B?yskawica" отличался от остального Управления тем, что здесь умение врать в глаза собеседнику, не моргая, не было жизненно необходимым качеством.

– Итак, – подвёл итог Красницкий, – все всё обдумали? Тогда излагаю вам общий план, – вслед за майором присутствующие склонились над планом Собора, – во-первых…

– Господин майор, – перебил его голос сзади, – попрошу Вас подождать. Я ещё не принял решения о точном моменте штурма.

"Молниеносные" офицеры повернулись в сторону говорившего. Все, кроме Бориса. Он и без того отлично знал, кому этот голос принадлежит. Вот только то, что именно этого его знакомого поставят командовать операцией в Храме, было несколько неожиданно. Хотя, положа руку на сердце…

– Господин капитан, позвольте Вас на минутку, – обратился к Борису Ницеевскому полковник Злотопольский, – Как Вас…, – узнал он его и замолчал.

Борис обернулся. Киянин продолжал с интересом смотреть на него. А что ему ещё было делать – в обморок валиться? Зато синяк под правым глазом его бывшего гостя, ставшего теперь начальником, доставил Борису изрядную порцию удовольствия. Такую, что он даже позволил себе чуть улыбнуться.

-----

²⁵⁷ Здравия желаю, господин… капитан. (польск.)

[moscow_guest]

– Господин майор, – спросил Злотопольский у командира "молниеносных", – Вы не представите мне господина… капитана?

– Да? А я почему-то считал, что Вы уже знакомы, – при желании Красницкий тоже умел делать своё лицо наивным, – Имею честь представить: Борис Ницеевский, – показал он рукой на Бориса, – капитан батальона "B?yskawica". Вальдемар Злотопольский, – так же церемонно показал он на киевского гостя, – полковник Управления Безопасности Речи Посполитой.

Он посмотрел на киянина и почтительно склонил голову. Тот медлил с ответом.

– Капитан? – скептически посмотрел он на Бориса, – Мне почему-то казалось, что Вы ВЫШЕ званием.

Борис собрался ответить, но его опередили.

– Насколько мне известно, в батальоне "B?yskawica" господин Ницеевский имеет звание капитана, – майору Красницкому явно нравилась роль версальского аристократа, – Или у Вас, господин полковник, есть на этот счёт какие-то иные сведения?

Злотопольский потёр виски и вдохнул воздух. Похоже, даже хвалёная выдержка киевской "убеции" имеет свои границы.

– Господин майор, – теперь киянин имел вид рассерженного Юпитера, – этот человек находится в розыске по обвинению в государственной измене. Как Ваш начальник, приказываю немедленно его арестовать!

Огненные стрелы не произвели на майора никакого впечатления. Неудивительно – в конце концов он сам был "молниеносным".

– Так точно, господин полковник! – ответил он, не вытянувшись, однако, по стойке "смирно", – Указанный Вами офицер "B?yskawicy" будет немедленно арестован. Как только я увижу законным образом оформленный ордер на его арест. Могу я на него взглянуть?

Ну что, съел? Красницкий был готов защищать "своего" Бориса от "чужого" Злотопольского, не щадя живота своего. А уж нервов гостей из Киева – и подавно.

– Борис Ницеевский не является офицером Вашего подразделения, – продолжал настаивать киянин, – Он не имеет права на ношение этой униформы!

Ну что же, и солнце не без пятен. Если бы Вальдемар Злотопольский служил когда-нибудь в "молниеносных", он знал бы, что наступать на их любимую мозоль, по крайней мере, неразумно. Мозоль носила название "честь мундира". Когда кто бы то ни было со стороны начинал угрожать носителю орла с молнией, его товарищи бросались на его защиту всей стаей. А уже только потом начинали выяснять, из-за чего весь этот шум и кто в этом деле прав, а кто виноват.

– Как офицер батальона "B?yskawica" свидетельствую, что присутствующий здесь Борис Ницеевский начал службу в батальоне "B?yskawica" раньше меня, – чеканному голосу майора Красницкого могла бы позавидовать не одна иерихонская труба, – Также свидетельствую, что знаю присутствующего здесь капитана батальона "B?yskawica" Бориса Ницеевского, как офицера с большим опытом и отличной подготовкой, в связи с чем я и привлёк его к сегодняшней операции.

– Как командующий операцией приказываю Вам, – выкатил тяжёлые орудия киевский полковник, – отстранить Бориса Ницеевского от участия в операции!

Да, умение заставить выйти из себя невозмутимого полковника Злотопольского – несомненный талант. Какие же ещё таланты зарывает в землю его бывший (или уже не бывший? или ещё не бывший?) товарищ по оружию?

– Прошу прощения, господин полковник, – теперь майор снова был воплощённой любезностью, – но в кадровых вопросах отдавать мне приказы может ТОЛЬКО командир батальона "B?yskawica" и никто другой.

Он снова склонил голову в учтивом поклоне. Теперь только тонкая грань отделяла Вальдемара Злотопольского от признания своего поражения в этом поединке. И Красницкий её проломил.

– Возможно, Вам стоит обсудить этот вопрос лично с полковником Нововейским, господин полковник. Уверен, он прислушается к РАЗУМНЫМ аргументам Управления. Вас соединить? – услужливо вынул он из кармана телефон.

Вот теперь всё кончено! Нокаут! Для Вальдемара Злотопольского он более недосягаем. Командир "B?yskawicy" пошлёт куда подальше любого "убека", пытающегося распоряжаться в его единоличном курятнике. И не только Злотопольского, но и кого повыше. Даже сам "в морду" не имеет права приказывать "молниеносным", тем более, в их внутренних делах. Это позволено исключительно Начальнику Управления Безопасности. Но вот в том, что он захочет лично разбираться в тонкостях назначения какого-то там капитана, у Бориса Ницеевского были большие сомнения. Вальдемар Злотопольский их, похоже, тоже полностью разделял. Поэтому и не взял протянутый ему аппарат.

Не можешь победить врага – присоединись к нему. Поэтому киевский полковник прямо на глазах успокоился и перешёл на деловой тон.

– Господа офицеры! Предлагаю обсудить план операции по освобождению Собора. Господин майор, покажите, что у Вас есть.

Майор Красницкий шагнул к штабной "Росомахе". "Молниеносные" офицеры пододвинулись ближе. Чтобы не стоять с киянином вплотную, Борис вклинился между двумя соседями слева.

[moscow_guest]

– Вставай!

Тянут за руки, ноги теряют опору. Встать. Не упасть.

– Иди!

Шаг вперёд. Ещё один. Неудобно. Не споткнуться.

– Не туда! В иную сторону!

Повернуться обратно. Два шага. Дальше некуда – стол.

– Дверь видишь? – разворачивают вбок, – Туда!

Два шага вперёд. Не споткнуться. Ещё два шага.

– Пошла! Быстро! Слышишь ты, дура? – толкают в спину, – Не сюда, в дверь! Дверь видишь? Пошла!

Что это мешает идти? Посмотреть вниз. Женщина. Сидит на полу. Смотрит на неё. Отводит глаза.

– Мама!

Знакомый голос. Откуда?

– Молчать! Сидеть! Сидеть, я сказал!

Бася Ницеевская замотала головой, чтобы разогнать туман перед глазами и в голове. Получилось. Ева её звала. Где её Ева?

– Ева!

– Молчать ты, сучка лядская!

Кто-то больно толкнул её в спину. Дыхание перехватило. Барбара упала на четвереньки, ловя ртом воздух.

– И не вставать, ясно! Кому говорю! Кто встанет, получит пулю! Вот так-то, это вам не скользячку трескать, со мной шуток нет!

– Nie le? na mnie, babo. Nie mog? oddycha?.²⁵⁸

– Przepraszam Pana,²⁵⁹ – извинилась Бася и на четвереньках поползла дальше, туда, где ей осторожно махала рукой Ева.

Несколько раз на кого-то наступив коленом, несколько раз попросив у кого-то прощения и несколько раз выслушав тупые шутки охранников о тяжёлой заднице тупых ляшек, она наконец-то добралась до своей дочери.

– Мама! Ты жива! Ты просто не воображаешь себе, как я рада! – быстро-быстро зашептала дочка, – когда ОНИ тебя забрали, я думала, что сама умру, так было страшно.

Она сидела на полу в том же самом месте, где они расстались – около первого ряда скамей, так что можно было опереться о него спиной.

– Надо было устроиться дальше, ряду во втором-третьем, – невпопад ответила Барбара, вертя головой, – тогда с обеих сторон была бы хоть какая защита от осколков…

Барбара всё ещё никак не могла прийти в себя после того, как… после того, как она… после всего ЭТОГО. Все вокруг смотрели на неё и только на неё. И шептались только о ней, о том, как она… как её… А когда она решалась поднять глаза на них, они отводили взгляд…

– Прости, мама, – смутилась Ева, – я боялась отсюда уйти. Я боялась, – она изо всех сил прижалась к матери, – что тогда ты меня никогда не найдёшь. Я тебя очень люблю, мама! Я очень боялась за тебя, – она заревела.

Басе очень хотелось разрыдаться, так же, как её маленькая дочь. Больше всего хотелось выплакать всю боль, всю грязь, весь стыд и всю тяжесть на душе. Но ничего не получалось – глаза были сухими. И светлых мыслей в голову тоже не приходило: единственной вещью, о которой могла думать Барбара Ницеевская, был тёплый душ. Она мечтала о тёплых тугих струях воды, смывающих с неё всю эту грязь, всю эту холерную мерзость. Смыть! Смыть всё ЭТО, пусть ОНО стечёт по трубам вместе с мыльной пеной. А потом намылиться ещё раз – мягким мылом с цветочным ароматом…

С ароматом? О, Боже, она же насквозь пропахла ЭТИМИ… да, запахами ЭТИХ! А Ева сейчас здесь – и она всё ЭТО чувствует! Нет-нет-нет, так нельзя! Так просто невозможно! Из глаз брызнули слёзы.

Две сидящие на полу женщины, обнявшись, рыдали навзрыд.

-----

²⁵⁸ Не лежи на мне, баба. Не могу дышать. (польск.)

²⁵⁹ Прошу прощения. (польск.)

[moscow_guest]

– Мама, я успела позвонить папе, – шёпотом призналась Ева.

– Когда это было? – к Басе вернулась способность воспринимать окружающую действительность, – Что ты ему сказала? Тебя никто не видел из ТЕХ?

– Рассказала ему всё, что у нас тут есть: сколько ЭТИХ, сколько заложников, – продолжала шептать на ухо её дочка, – Ой, мама, – вдруг спохватилась она, – я же ему рассказала про тебя. Ну, что тебя ОНИ с собой забрали. Папа ведь наверняка думает, что ты… то есть, что тебя убили. Вот.

Ну вот, ещё ко всему и стала покойницей при жизни. Хотя, если оглянуться вокруг, это не так уж далеко от правды, совсем недалеко… Ой, мамочка…

– Наверно, надо ему позвонить, успокоить. Я сейчас.

Ева отодвинулась от Барбары и начала делать какие-то странные движения, вероятно, пробуя по возможности незаметно вытянуть телефон. Возможности у неё не было.

– Успокойся, Ева! – оказывается и у шёпота бывает строгая интонация, – Никуда ты звонить не будешь. Что мы с тобой живы, папа увидит ПОТОМ, а пока незачем его отвлекать от дела.

От какого ещё дела? Ну как какого? Полковник Свидригайлов будет освобождать свою Басю из грязных лап Радзивилла или нет? Нет, у Баси был пан Володыёвский… Неважно, кто у кого был, главное, может полковник беспеки что-то сделать или нет? Господи Иисусе! А если действительно не может? Всё войско Речи Посполитой не смогло спасти заложников из школы в Мышкине! Только не так! Что будет, то будет, а в панику впадать нельзя. Холерная дура – забыла, что сама вчера говорила дочке?

– Мама, – теперь дочкин шёпот был ещё тише, чем обычно, – там, – она как-то странно повела глазами куда-то вниз.

– Что? Ева, говори яснее.

– Мама, – повторила дочка, акцентируя каждое слово, – посмотри вниз.

Барбара, ничего не понимая, посмотрела на пол, но ничего особенного не заметила.

– Не здесь, мама, – смущённо, но настойчиво сказала Евочка, – на ноге.

Барбара с нехорошим предчувствием потянулась к ноге. Дочка удержала её руку.

– Осторожно, мама, – Ева даже вздохнула от такой непонятливости старшего поколения, – сначала посмотри, а то испачкаешься.

Бася перевела взгляд на ногу и… Первая реакция на увиденное была – вскочить и убежать от ЭТОГО подальше. Вторая – сбросить ЭТО куда-нибудь подальше на пол. Третья – Ева видела ЭТО и понимает, откуда ОНО взялось. Какой стыд! Кто-то из ЭТИХ… уродов… не успел… на полпути… Какая мерзость! И воды нет ни капли!

– Ева! У тебя остались бумажные салфетки? – что бы не случилось, перед дочкой нельзя выглядеть размазнёй.

Оказалось, дочь успела спрятать пачку салфеток до того, как у неё отобрали сумочку. Стараясь не касаться мутных капель, Бася вытерла голень. Потом потребовала, чтобы Ева её заслонила, чтобы вытереть всё остальное. Для этой операции прикрытия дочка растолкала свою соседку справа. Та оказалась той самой немкой из Кольберга, из-за которой и начались все неприятности, и, к Басиному удивлению, беспрекословно выполнила все Евины распоряжения. Наведя хоть какую-то гигиену, Барбара почувствовала себя чуть-чуть лучше. Желание провалиться сквозь землю исчезло, осталась злость на холерных… А именно, что и "кастратов"! Ничего не могут сделать, как полагается, скоты долбаные.

Ева понимающе заглянула своей маме в глаза. Бася вздохнула и пожала плечами, а потом потрепала дочурку по макушке. Теперь ЭТО станет их общей женской тайной.

Только как страшно хочется пить! Холера ясна!

[moscow_guest]

Именно пить, есть как раз не хочется. Один-разъедный плюс присутствует во всём этом кошмаре – ужин точно придётся отдать врагу. Вот этим самым "угодникам", чтоб им подавиться. А вот пить хочется ещё как. Холодной родниковой воды из ручейка. Ручей стекает с гор в долину – Бася видела такую в Татрах, когда они ездили туда со школьной экскурсией. Вода катится по камням и переливается на солнце. Течение несёт листок с дерева. Нужно осторожно, не поскользнувшись на мокрой траве и не споткнувшись на мокрых валунах, спуститься с тропинки. Медленно наклониться к потоку. Зачерпнуть горсть блестящей влаги. Поднести пригорошню ко рту… Холера, скользко. Не за что схватиться руками! Плюх!…

Барбара проснулась и постаралась успокоиться. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только шагами охранников. Прямо в лицо Барбаре смотрела та самая "пятнистая" Зинаида, которая застрелила Тереску. То есть, из-за которой застрелили Тереску. Не стоит её злить, кто её знает, что ей придёт в голову. Бася отвела взгляд. Все спали или просто молчали – все слова, которые можно было сказать, уже были сказаны. Господи, какая же глупость, сидеть под охраной каких-то кретинов в камуфляже в церкви, куда пришла поблагодарить Бога за своё освобождение из рук каких-то ещё более кретинистых кретинов в костюмах и золотых цепях. И Ева… Нет, об этом думать нельзя.

Бася посмотрела наверх. Державшие крышу массивные колонны распускались под потолком пальмами. Красиво и величественно. Так, как и должно быть в готическом соборе, величественно и подавляюще. Знамёна на колоннах – люди всегда любили демонстрировать свои победы и успехи. Что Богу, что соседям. Витражи в окнах. На ближайшем к Басе окне луч света с небес осенял коленопреклонённых солдат на фоне высоких гор. Сарыкамышское чудо. Отряд разбитых при Эрдзинджане цесарских войск отступал на восток и заблудился в горах. Когда солдаты уже потеряли надежду найти правильную дорогу, с ночного неба ударил луч света, указавший им узкую тропку между валунами. Так, во всяком случае, они рассказывали потом, добравшись до цесарского гарнизона в Ахалцихе. Или это было, наоборот, утром? Бася узнала об этом из книжки для детей, которую ей читала мама. А потом она сама читала ту же самую потрёпанную книжку уже своим детям. Господи, пошли сюда луч света показать нам выход!

Пить хотелось по-прежнему. Бася держалась изо всех сил. Воды всё равно нет и не будет, а просить у ЭТИХ не хотелось. По крайней мере, ПОКА можно было и выдержать. Надо только забыться и заснуть. Тогда удастся переждать ещё несколько часов. А там видно будет.

Сбоку от Баси спала Ева, прислонившись к стенке скамьи. А у неё на коленях удобно устроилась голова нервной дамочки из Кольберга. Дочкиной тёзки, между прочим. Только с "v" вместо "w" в середине имени. Баба лет тридцати, а смотрит на четырнадцатилетнюю девчонку, как на воспитательницу в детском саду. И слушается её так же беспрекословно. Наверное, в отличие от её дочери, она так и не выросла. Бася почувствовала заслуженную гордость за Евочку (ЕЁ Евочку, понятно).

Среди "пятнистых" началось какое-то движение. Заметив это, заложники тоже взволнованно зашептались. Главный (тот, который "сотник Гамаюн") разговаривал с кем-то по телефону, расхаживая по боковому нефу. Наверное, с властями – что-то от них требует. Что ему ответят? Борис обязательно что-нибудь придумает. Почему Борис? Откуда именно он? Ну а кто же ещё? Бородатый Гамаюн тем временем отложил телефон и что-то сказал подошедшей к нему мерзкой Зинаиде.

– Ты, – показала та пальцем на какую-то женщину с пяти или шестилетним ребёнком, – подойди сюда! Быстро, тебе говорят!

– Это Вы мне? – почувствовав неладное, женщина прижала к себе сына.

– А кому ещё? Ты глухая? Нет? Тогда подними зад и иди сюда! Быстро, я сказала! – Зинаида угрожающе повысила голос.

Женщина засуетившись, встала, беспомощно оглянулась и обречённо пошла в сторону "угодницы". Сын увязался за ней.

– Щенка свого оставь! Оставь на месте, я сказала! Ну!

Женщина что-то тихо сказала мальчику, тот остался на месте, вытирая глаза и всхлипывая. Кто-то из сидящих людей взял его за руку и посадил рядом с собой. Мать, поминутно оглядываясь, подошла к Зинаиде.

– Так! – громко заявила "пятнистая" баба, – Ничего твоему отпрыску не будет, не бойся. Если будешь делать токмо то, что тебе скажут – вернёшься к нему без единой царапинки, поняла?

Женщина быстро закивала головой.

– Отлично! – сообщила всем Зинаида, – И чтобы потом не болтали, что вас тут кто-то мучал! Командование Боевой Группы договорилось с вашей беспекой, что они доставят сюда для вас воду. Видите, ляхи, Дружина Николая-Угодника заботится о ваших жалких жизнях. Ты, ты, ты и ты! – она выбрала ещё нескольких женщин с детьми на руках, – Ваше дело простое – забрать упаковки с водой и принести сюда. Ну а если вздумаете крутить, то тогда попрощаетесь с вашими детьми! Всё ясно?

Стоящие около неё женщины молчали.

– Я спрашиваю, ЯСНО!? – на этот раз они закивали головами, – Ну тогда вперёд!

Шум разбудил Еву. Она открыла глаза, посмотрела на происходящее, потом перевела взгляд на Барбару, но ничего не сказала. Бася тоже промолчала. Что тут ещё скажешь?

[moscow_guest]

– Воду привезли, господин капитан, – сказал капитан Складковский.

– Все помнят, что кто делает внутри? – спросил Борис у своих подчинённых.

Красницкий с ходу нашёл ему место среди "молниеносных", поставив командовать вместо капитана Складковского. Поначалу Борис опасался, что капитан обидится и начнёт ставить выскочившего, как чёртик из табакерки, "варяга", на место. Тот, однако, услышав о переходе его людей и его самого в подчинение капитана Ницеевского, просто просиял. Не больше и не меньше. Никакого подвоха не было, взгляд капитана выражал по отношению к своему новому командиру чистый, истинно щенячий восторг.

Из нескольких услышанных реплик его бойцов прояснилась причина подобного к нему отношения. За время службы в батальоне Борису Ницеевскому пришлось участвовать во многих операциях, и в некоторых ему даже удалось показать себя хорошо. Его действия запомнили и приводили в пример "молниеносной" молодёжи. Каковая при каждом удобном и не очень удобном случае слышала от своих старших товарищей: "А вот в своё время Ницеевский делал это совсем по-другому". Таким вот образом Борис Ницеевский превратился для капитана Складковского и всех остальных в нечто среднее между древним античным героем и святым Николаем. Первого полагается беспрекословно слушаться, от второго можно получить за послушание мешок подарков. Первая ипостась устраивала Бориса полностью, а вот насчёт своей возможности обеспечить второй пункт были некоторые сомнения. Но их стоило отложить на потом. Когда всё закончится.

"Угодники" решили проявить свой "гуманизм". Находящимся в здании заложникам нужна питевая вода – "вы ведь не хотите, чтобы они умерли от жажды". Воду в пластиковых бутылках нужно было доставить к одной из дверй Храма, где заложники должны были внести её внутрь. В штабном автобусе во время телефонных переворов с террористами Злотопольский настаивал, чтобы отпустить тех заложников, которые будут носить воду. Главный "угодник" поначалу упирался, а потом вдруг изъявил своё великодушное согласие – "если они захотят, пусть уходят". "Великорусский народ", – заявил он, – "всегда славился своим чувством справедливости. Мы, великорусы, всегда держим своё слово", – произнёс он каким-то совершенно "парадным" тоном, – "Посмотрим, как его сдержите вы, пшеки". Когда разговор закончился, присутствующий при этом Борис позволил себя тяжело вздохнуть – и пожалел, что не может стереть с лица слюну, которой, наверняка, брызгал во время разговора "сотник Гамаюн".

– И какие у вас предложения, господа офицеры? – обратился к присутствующим Злотопольский.

На присутствие Бориса он не реагировал. То есть реагировал, но… как на любого другого "молниеносного" офицера. Как будто бы сегодня с утра пораньше они вовсе и не пытались с переменным успехом посадить друг друга "в коробку"²⁶⁰.

– Впрыснуть в воду снотворное! – почти выкрикнул подпоручик Акопян, – Они заснут, и мы их возьмём сонными!

– Слишком маленькая доза – не заснут, – возразил поручик Мирский, – а слишком большая – отравим заложников. К тому же вкус изменится. И вообще, не факт, что "угодники" вообще будут эту воду пить – может быть у них собственные фляги есть. Предлагаю начать штурм во время передачи бутылок.

– Ящики будут носить два человека каждый. В лучшем случае четверо, – взял слово капитан Складковский, – Их перестреляют до того, как они успеют войти. Мы должны как следует опросить тех заложников, которых они обещают выпустить.

Закончив, он покосился на Бориса. Тот не собирался быть ни святым Николаем, ни Дедом Морозом, поэтому сохранил каменное лицо. Тем временем киянин, держа руки за спиной, разглядывал изображение на мониторах. Не оборачиваясь, он произнёс:

– А что нам скажет капитан Ницеевский? У Вас должен быть большой опыт в подобных делах. Нам хотелось бы выслушать Ваши предложения.

Как "убек" Вальдемар Злотопольский был выше всяческих похвал. Борису даже не удалось по голосу определить, издевается он или же на самом деле интересуется его мнением. На всякий случай он решил делать вид, что тоже ничего не имеет против полковника Злотопольского.

– Воду надо передать безо всяких хитростей. Всё правильно – пролезть вслед за бутылками не удастся. Полагаю, что заложников они никуда не отпустят. То есть их выпустят, как "обещали", но те сами никуда не пойдут – без сомнения у них есть внутри какие-то близкие, которых они не захотят бросить. Здесь тупик, но вот потом есть один момент, – Борис сделал паузу, – Когда они получат воду, они решат, что мы настроены на уступки, по крайней мере сегодня – и успокоятся. И вот здесь нам следует начать штурм, пока они на него не настроились. Вот как-то так.

Пальцы полковника Злотопольского медленно сгибались и разгибались. Он повернулся лицом к собравшимся.

– Благодарю Вас, господин капитан, – вежливо кивнул он головой, – Скажите, господин майор, – повернулся он в сторону Красницкого, – Вы согласны с мнением Вашего коллеги?

– Да, – ответил тот, не отрываясь глядя киянину прямо в глаза, – я полностью согласен с мнением капитана Ницеевского. Мы должны использовать фактор неожиданности. Капитан Ницеевский совершенно прав, – повторил он, – если конечно "гора" не считает необходимыми дальнейшие переговоры с этими… террористами, – закончил он на язвительной ноте.

Видно, что у него нет опыта работы непосредственно в Управлении. Но в "нормальной" жизни это, скорее, позитив.

– Итак господа! – подвёл итог киянин, – Приготовьтесь к штурму Собора. План у нас уже разработан, свои места вы все знаете. Я разговаривал с Начальником Управления – Канцлер предоставил нам карт-бланш в отношении момента начала штурма. К операции приступаем по моему приказу. Вопросы есть?

Он оглядел собравшихся офицеров. Все молчали.

– Тогда, господа офицеры, вы свободны.

И теперь фургон с водой уже стоял на Волхонке.

– Все помнят, что кто делает внутри? – задал вопрос Борис.

– Во-первых, – ответил капитан Складковский, – я должен…

"Молниеносные" уже приступали к разгрузке фургона.

-----

²⁶⁰ "Посадить в коробку" ("wsadzi? do pud?a" – польск.) – т.е. посадить в тюрьму.

[moscow_guest]

Солнце уже давно зашло и город перешёл к своей обычной ночной жизни. "Обычной" – за линией оцепления. Здесь действовал режим "чрезвычайный". Люди, "Росомахи" и памятники отбрасывали бледные крестообразные тени от многочисленных фонарей. Перед одними из многочисленных дверей Собора со стороны Волхонки стоял небольшой штабель из блестящих полиэтиленовых упаковок с питьевой водой. В соответствии с договорённостью "молниеносные" выгрузили их под указанной дверью и ожидали дальнейшего развития событий. Вода была самой что ни на есть обычной – её демонстративно закупили в супермаркете на проспекте Ходкевича, вызвав целое паломничество журналистов, фейерверк вспышек у кассы и поток интервью у видевших это покупателей. Если у "угодников" был телевизор (а наверняка был, и не один), они имели возможность проследить всю дорогу фургона через Арбатскую площадь и по Бульварному кольцу вплоть до самого оцепления. Дальше самоходы прессы не пустили, но несложный расчёт времени должен был позволить захватчикам поверить в отсутствие подвоха.

Борис наблюдал происходящее в бинокль. Вся площадь перед Храмом и без оптики вся была, как на ладони, но он хотел видеть лица переносящих воду заложников. Точнее, заложниц – из дверей выпустили четверых перепуганных женщин. Его тайная надежда не оправдалась – ни одна из них не была Евой. Дочка оставалась внутри и её надо было вытягивать оттуда вместе со всеми остальными. Хорошо, что ничего не случилось c Никитой – он оставил его в квартире, заперев на все замки и приказав никому не открывать и никому не звонить, кроме бабушки, если ни папа, ни мама не вернутся до утра. Оставалось надеятся, что он воспитал сына достаточно послушным, чтобы тот не вздумал никуда звонить до завтра. Продуктов ему хватит, а вечером, если всё пойдёт совсем уж плохо (тьфу-тьфу-тьфу…), то завтра вечером за ним из Кракова прилетит тёща. Пока что всё, однако, не так уж плохо, и пессимизм нужно было отложить подальше. Есть он, есть Ева, есть его "молниеносные", есть заложники, которых нужно освободить и есть террористы, которых нужно уничтожить. План готов, и нужно действовать согласно нему. Делай, что должен, и будь что будет. А если повезёт, то будет то, что нужно. Сколько там, кстати, осталось бутылок?

Вдоль стены около приоткрытой двери Собора размещалась в готовности группа подпоручика Акопяна. Отделение коммандос может много, но даже оно не может мгновенно проскочить через узкую щель между чуть приоткрытыми массивными дверями и уничтожить четыре десятка террористов. Всё что мог сделать подпоручик – это подавать знаки четырём перепуганным женщинам, забиравшим одну за другой полиэтиленовые упаковки с водой. Они оглядывались, показывали что-то жестами, что-то кричали, но на недвусмысленные знаки подпоручика Акопяна однозначно качали головой и бежать не пытались, а наоборот, жались ближе к дверям – предположение о наличии у них внутри детей на глазах подтверждалось.

Попытка незаметно проникнуть в здание через каналы не удалась – все отмеченные на плане люки и двери оказались заперты или заблокированы "с той стороны". А скорее всего, ещё и заминированы – стоило подозревать худшее. Единственно разумным вариантом оставался вариант "прямой" – с непосредственным штурмом здания без всяких хитростей.

…

Появилась вода. Выбранные Зинаидой женщины одна за другой вносили внутрь блестящие тяжёлые упаковки. Сама тварь надзирала за процессом. Хоть бы чуть-чуть им помогла, каракатица зелёная. Как же! Ни она, ни другие "пятнистые" для помощи не пошевельнули и пальцем, даже наоборот. Какого-то мужчину, вызвавшегося было заменить одну из женщин, особо уставшую, ударили в живот прикладом, и он упал на пол. А всё время, пока вносили воду, несколько "пятнистых" держали чуть приоткрытую дверь на прицеле своих автоматов. Паранойя! Всё равно через такую узкую щель не проскочишь. Тем более, когда речь идёт о целом батальоне.

Никто ничего не говорил. Все просто ждали, пока всё кончится. Ева держала мать за руку и, не отрываясь, смотрела на приоткрытые двери. Свобода была недалеко, в каких-то двадцати шагах, бегом, наверное, даже в десяти. Но вот попробуй их пробеги мимо мерзкой обезьяны Зинаиды и всех прочих.

– Psepraszam, – неожиданно прошептала из-за дочкиной спины немка, – jak Pani myszli, kiedy to se skonczy?²⁶¹

И что можно ответить на такой вопрос, спрашивается? Холера, они там в Кольберге её за пророчицу принимают или как?

– Kt?? to mo?e wiedzie?, kiedy? – так же шёпотом ответила ей Барбара, – Ale dla oto tych, – она подняла брови в направлении "пятнистых" с автоматами, – to si? sko?czy bardzo ?le, tego mo?esz by? pewna.²⁶²

Барбара постаралась вложить в свой шёпот максимум уверенности, не столько для этой Евы, которая Зандер, сколько для своей собственной Евы, и может быть, не столько для них обеих, сколько для самой себя. Ну надо же во что-то верить, холера ясна!

Немка попыталась спросить что-то ещё, но её оборвала дочь.

– Тихо тут! Всё принесли, смотрите, дверь закрывают.

Действительно, сразу вслед за парой женщин с очередным пластиковым прямоугольником в стеклянные двери проскользнул один из "пятнистых" и взялся за массивное железное кольцо. Те, которые держали дверь на прицеле, подались вперёд. Но ничего не произошло. Дверь без скрипа закрылась, и двое "пятнистых" навесили на неё массивный дубовый (наверное) засов. Они снова были отрезаны от нормального мира.

– Эй вы! – снова раздался противный Зинаидин голос, – Можете пить! Не вставать! – прикрикнула она на кого-то сзади, – Передавать бутылки по цепочке! До всех очередь дойдёт!

-----

²⁶¹ Проштите, как Вы думате, когда это законцится? (ломан.польск.)

²⁶² Кто же может знать, когда? Но для вот этих это закончится очень плохо, в этом можешь быть уверена. (польск.)

[moscow_guest]

Отключилось электричество. Везде на улице – по всей Волхонке, на набережной и во всех домах вокруг Собора. Витражи ещё светятся – всё в свою очередь. Моторы рычат – "Росомахи" двинулись с мест. Сейчас займут свои места вокруг Храма. Полнолуние – фонарей и не нужно. "Угодники" уже забеспокоились – это наверняка. Треск? Стрельба! Кто начал? "Молниеносные"? "Угодники"?

– Кто начал? Мы? "Угодники"?

– Они! Пулемётчик с северной колокольни! Один. А потом уже мы! На всякий случай обстреливаем ещё западную.

Это Складковский по коммуникатору. Под каской отлично слышно. И рукой показывает. Видно тоже отлично. Всё по плану.

Приближается новое рычание. По плану их должно быть два. Два танка. Наверху. И ещё два внизу. Его люди уже под дверью. Ждут. Слышно стрекотание. Даже под каской и в наушниках коммуникатора. Вертолёт Московского Округа. Второй. Третий. Четвёртый. Как запланировано. Один вертолёт – одна башня. Сверху неприятностей не будет. Очередь на тех, кто внизу.

А вот и танк. Универсальный "медвежонок"²⁶³ на все случаи жизни. С главным приспособлением специально на сегодня. Несколько приваренных к корпусу стальных труб, скреплённых между собой. Таран для тяжёлых дверей Собора. Прошёл мимо. Мимо "Росомахи", мимо Памятника Освободителям Силезии²⁶⁴, к дверям с южной стороны. За ним другой. Прямо. К ближайшим дверям. Северным. Перед самым центральным алтарём.

– Приготовиться! Сейчас входите!

Складковский поднимает руку. Таран пробивает двери. Левая створка срывается с петель. Танк даёт задний ход. Сейчас займётся следующим проёмом. Бойцы распахивают вход настежь. В Соборе гаснет свет. План Злотопольского. В действии, курдемоль! Теперь внутрь.

– Северные! Входим! Быстро! Вперёд, курдемоль!

-----

²⁶³ "Медвежонок" ("Misiek") – основной боевой танк Речи Посполитой CzP-80M, называемый также "Nied?wied?" ("Медведь").

²⁶⁴Памятник Освободителям Силезии – скульптурная группа, представляющая рода войск, принимавшие участие в "марше на Вратиславию" во время Силезской Войны 1940 г. Война завершилась освобождением Силезии от дунайской оккупации.

[moscow_guest]

"Пятнистые" засуетились. Сначала заволновался наблюдатель (ну или там кто?) рассматривавший картинку в телевизоре, затем заговорил в свой телефон их главный, наконец, они все вскочили со своих мест и подняли автоматы. Это было страшно. Среди заложников поднялся шёпот.

– Сейчас начнётся, мама, – Ева сжала руку Барбары.

– Gro?er Gott! – прошептала немка, – Es beginnt! Vater unser, der Du bist im Himmel, Geheiliget werde Dein Name, Dein Reich komme…²⁶⁵, – начала она молиться.

Сотник заорал в телефон что-то нечленораздельное. Замолчали все – и заложники и "пятнистые". А потом c улицы послышался грохот выстрелов. Сначала одна очередь, потом ещё несколько. Задрожали стёкла витражей.

– Ну всё, пшеки! – предводитель повернулся к замершим в ужасе людям, – Вы сией войны хотели, вы её получите! Огонь! Огонь, я сказал!

Автомат в его руках задёргался. Грохот выстрелов перекрывал крики сотен обезумевших людей. Все вокруг вскакивали с пола и бросались в разные стороны. Было видно, как сотник водит своим дёргающимся автоматом из стороны в сторону. Стоявшая рядом с ним Зинаида делала то же самое. Между бегущими людьми зависли красные капельки крови – они были видны, как в замедленной съёмке. Где-то в этом промежутке Барбара поняла, что бежать ей некуда. Просто некуда и незачем. Спасения нет нигде, остаётся только ждать прихода конца на своём месте.

– K?ad? si?, – потянула она за руку замершую дочку, – Na pod?og?, m?wi? Ci, idiotko!²⁶⁶ – крикнула она изо всех сил.

Ева не шевельнулась, глядя прямо перед собой. Тогда Барбара дёрнула её руку так, что та потеряла равновесие и упала на пол рядом с ней. Бася попыталась прикрыть её своим телом. Господи, ну почему дети так быстро растут!

Было видно, как от сильного удара распахнулись тяжёлые двери напротив. В них показались какие-то странные трубы, разбившие вдребезги следующие двери, стеклянные, а также выломавшие запертую на висячий замок решётку вслед за ними. Привязанные к решётке гранаты рассыпались по полу. Бася закрыла голову руками. Всё стало каким-то отдалённым и совсем не относящимся к ней, Барбаре Ницеевской, наблюдающей за происходящим со стороны.

Послышался звон стекла. Наверное, всё-таки рухнули витражи. Вдруг настала кромешная тьма. А потом грохнули гранаты.

-----

²⁶⁵ Великий Боже! Начинается! Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое… (нем.)

²⁶⁶ Ложись! На пол, тебе говорю, идиотка! (польск.)

[moscow_guest]

Всё зелёное. В ноктовизоре. Люди, которые бегут, люди, которые стреляют (этот уже отстрелялся!), люди, которые в касках. Хорошо – силуэты "молниеносных" не похожи на силуэты "угодников". Вот ещё один! Уже нет. Курдемоль, а это кто? Промазал? Ещё раз! Попал! Наверное… Куда они все бегут, идиоты? Куда здесь бежать, раз у тебя стрелять нечем? Не бежать надо, а лежать!

– Всем лежать! – разумеется, никто ничего не слышит.

Неважно! А что это за скульптурная группа справа?

– Внимание, северные! Огонь по противнику с правой стороны, в боковом нефе!

Какая радуга! Десяток с лишних лазерных лучей по "угодникам". Что слева? А, чтоб тебя, курдемоль! Жилет, вроде, помог… На тебе! И тебе! А ты кто такой!

– Первый, здесь Север-один. Первый, где южные? Где южные, курдемоль! – этот кретин Красницкий что, пошёл за пивом?

– Север-один, не ори. Южные входят. Не вздумай по ним палить, понял?

– Первый, вас понял. Север-два, Север-три – входят южные! Держитесь подальше от их дверей!

– Север-один, вас понял. Нас там и не стояло. А, ежу в морду!…

– Север-один, держусь от южных дверей подальше. Гжесек! Они на хорах!…

– Всем лежать! Повторяю, всем немедленно лечь на пол и закрыть головы руками! Не мешать работе коммандос!

Хороший динамик. На "Росомахе" около выбитого витража. Это ж сколько ватт нужно, чтобы перекрыть пальбу в закрытом помещении? Вроде послушались. Все, кому надо лежать – лежат. Или их попросту всех перестреляли? Неважно, теперь все, кто на ногах – враги! Вот этот, например! Да, ты! И ты! Курдемоль, куда он? А смотреть надо было, а не бросаться с разбегу на собственные растяжки!

– Командир, справа! – Акопян, что ли?

Курдемоль – в упор его! Подобрался вплотную! Лежит! Что там за вспышки? Южные вошли! И опять что-то взорвалось. Шаг вперёд.

– Акопян, назад!

Задница желудёвая! Там же проволока была! Ноктовизор ему сломался, что ли? Ну всё, отстрелялся…