Мир Королевы Барбары

[moscow_guest]

1. А какой флаг используют костромские сепаратисты?

<{POST_SNAPBACK}>

Самому интересно. Пока что не решил, но там обязательно должно быть много красного (царского). Может быть, как в РИ-Черногории? Или золотой крест на красном фоне? Но не исключена и обычная хоругвь с ликом Спаса Нерукотворного.

2. ИМХО не раскрыта тема Новгородчины во время Карнавала Свободы

<{POST_SNAPBACK}>

Если речь про эпоху "золотой вольности", то местные купцы зажимали деньги и осторожно (ОЧЕНЬ осторожно) поглядывали в сторону Швеции, но "резких движений" серьёзные люди не делали, предпочтя пока выжидать. Некоторое заметное брожение было в низших классах.

В тексте об этом, кстати, было.

А если про конец XX в., то до него надо ещё дожить.

Вообще -то, в реале было скорее наоборот.

<{POST_SNAPBACK}>

Да, этот пункт придётся уточнить. Но дефицит рабочих рук в Дунайских княжествах в ту эпоху - исторический факт, как и "Правильничаска кондикэ".

Изменено 18 Feb 2011 пользователем moscow_guest

[Шотландец]

Когда планируете выкладывать продолжение?

[moscow_guest]

Где-то на следующей неделе - из-за проблем с Сетью процесс писания кошмарно затягивается.

На этот раз речь пойдёт про дела американские.

[moscow_guest]

Вообще -то, в реале было скорее наоборот.

Конечно, если верить этому источнику

<{POST_SNAPBACK}>

Привлёк иные источники, в частности этот (стр.. То же самое:

Colonization of the privileged German settlers, who were exempted from many obligations

incumbent on the “nationalists” (as the Habsburg authorities used to call Serbs and

Romanians) during the first years, scared the natives and spurred many to flee to Serbia or

Valachia, for fear of having to bear all obligations alone.

Колонизация привилегированных немецких поселенцев, которые были в течение первых лет освобождены от многих

возложенных на "националистов" (как власти Габсбургов называли сербов и

румын) повинностей, пугали местных жителей и склоняли их к бегству в Сербию или

Валахию из опасения, что им придётся все повинности нести в одиночку.

Так что придётся валахам бежать туда же, куда и молдаванам - на благословенные берега Чёрного моря (изменения в текст внесены).

Изменено 19 Feb 2011 пользователем moscow_guest

[Horst]

Сады и виноградники Крыма из года в год становились всё более и более ухоженными. Усилиями всё прибывающих и прибывающих туда молдавских и валашских крестьян.

Так что придётся валахам бежать туда же, куда и молдаванам - на благословенные берега Чёрного моря (изменения в текст внесены).

ААААААА!!!!! Молдаванский Крым))))))) За что ж вы нас так?

А серьезно - иностранные (германские, швейцарские, голландские и др . европейские) колонисты для освоения того что в нашем мире называли Новороссией привлекаются?

И ещё - в РИ татары из Крыма бежали тремя волнами. Здесь - одной, и почти все одновременно. Несмотря на близость к туркам, могут и не ассимилироваться (хотя язык у них очень похож на турецкий). Будут как палестинцы. А в конце XX века глядишь интифаду устроят - будут терракты против поляков устраивать.

[Шотландец]

И ещё - в РИ татары из Крыма бежали тремя волнами.

А в какие конкретно годы были эти волны?

[Horst]

А в какие конкретно годы были эти волны?

Первая сразу после Кючук -Кайнарджикского мира - там было восстание, с помощью турецкого десанта - тогда Кутузов глаз потерял - памятник на трассе на Ангарский перевал (если были в Крыму, наверно помните) в честь этих боев - и сразу после него эмиграция.

Вторая - после ликвидации Крымского ханства в 1783

Третья после Крымской войны. Ну и между ними эмиграция не прекращалась.,

[moscow_guest]

А серьезно - иностранные (германские, швейцарские, голландские и др . европейские) колонисты для освоения того что в нашем мире называли Новороссией привлекаются?

<{POST_SNAPBACK}>

Все будут привлекаться, однозначно - огромные бесхозные территории нуждаются в заселении. Кстати, здесь будет конкуренция с Габсбургами, привлекающими немцев (именно немцев) в Южную Венгрию. Так что в Крыму будет всякой твари по паре (только твари будут чуть иные).

А пока обещанная порция текста о делах американских (и не только).

Статус кво и арпаны снега

Аахенский мир отнюдь не поставил окончательной точки в многовековом споре между Францией и Великобританией. Между обеими сторонами продолжали накапливаться противоречия. И если в Европе всё выглядело достаточно спокойно, то в их раскинувшихся на нескольких континентах колониях дела обстояли очень далеко от умиротворения. Крайне обострились отношения этих держав в Северной Америке, где они оспаривали друг у друга территорию в районе реки Огайо.

Противостояние в колониях, поначалу чисто дипломатическое, переросло в вооружённые столкновения. Ранним утром 28 мая 1754 г. молодой офицер вирджинской колониальной милиции Джордж Вашингтон атаковал отряд французов под командованием Жозефа-Кулона де Вилье, сьера де Жюмонвиль, намеревавшихся помешать ему в строительстве форта на спорной земле. Часть французов была убита, часть, включая самого Жюмонвиля, сдалась англичанам, и была перебита союзными англичанам индейцами. Масштаб инцидента был незначительным (несколько десятков человек с обеих сторон), но она "сдвинула лавину". В дальнейшем Вашингтон сам был вынужден капитулировать перед превосходящими силами французов в форте Несессити, но ему, однако, было позволено свободно отступить. Больше всех пострадал при этом сам подполковник Вашингтон – французы заставили его подписать документ, в котором он брал на себя ответственность за убийство Жюмонвиля, так что, хоть он и уцелел, его репутация оказалась "на грани гибели".

В июне следующего, 1755-го, года британский генерал Брэддок выступил (теперь под его началом было 2000 человек) против французского форта Дюкен. Экспедиция Брэддока завершилась неудачей под Моногахелей, но британцы на этом не остановились. Из Новой Шотландии они нанесли удар по французским владениям на полуострове Акадия и, захватив пограничный форт Босежур, приступили к тотальной депортации из Акадии французских колонистов, известной как "Le grand d?rangement" ("Великий переполох"). По своему масштабу эта "этническая чистка" уступала только изгнанию татар из Крыма.

Вслед за боевыми действиями на суше начались боевые действия на море – в том же июне 1755-го г. адмирал Боскоуэн захватил в открытом море три французских корабля. Это было только начало – весь остаток 1755 г. англичане атаковали французские корабли и захватывали в плен их экипажи. Эти агрессивные действия привели весной 1756 г. к официальному объявлению Францией войны Соединённому Королевству.

Следует отметить, что французские и английские американские колонии крайне различались между собой по уровню развития. Если в английских владениях существовали многочисленные (и достаточно большие и культурные) города, то в "Новой Франции" к таковым мог быть отнесён только Квебек, все прочие поселения полностью отвечали своему статусу "фортов", представляя собой просто укреплённые посёлки. Даже сухопутная дорога между Квебеком и Монреалем была построена только в 1740-х гг. Соответственно, французское присутствие в Америке значительно (более чем в десять с лишним раз) уступало английскому. Преимуществом французов была, однако, значительная "милитаризация" – вся Французская Канада представляла, по сути, единый военный лагерь, подчинявшийся губернатору. Таким образом, размер армий, который были способны выставить обе противоборствующие стороны одновременно, был практически одинаков.

Это диктовало (в первую очередь французам) необходимость поиска союзников среди "местных". Как ни странно, малочисленность "европейских" жителей Новой Франции стала её "плюсом" в глазах коренных жителей – индейцев. Основную угрозу своему существованию те видели не в них, а в многочисленных британских колонистах, захватывавших их земли. Во французах они видели силу, способную прогнать англичан, поэтому "Семь Наций Канады" (конфедерация индейских племён долины р.Св.Лаврентия) заключили союз с французами против британцев.

Базировавшиеся на ополченцах и союзных индейцах французские силы были прекрасно подготовлены к партизанской войне, что они неоднократно подтверждали в многочисленных лесных стычках с британцами, однако в сражении на открытой местности "котировались" в первую очередь регулярные войска. Поэтому перед обеими сторонами остро стоял вопрос о доставке подкреплений из Европы.

На европейском театре Франция могла выставить в несколько раз большую сухопутную армию, чем Великобритания. Поэтому "островитяне" никогда не начинали войны, не заручившись поддержкой какой-либо из европейских держав. Обычно таким "континентальным союзником" становилась Австрийская Империя. Противоречия с французами склоняли императоров в Вене к союзу с Лондоном как в Первую Мировую Войну, так и в Войну за Австрийское Наследство.

Но на этот раз британская дипломатия потерпела неудачу. Императрицу Марию-Терезию больше волновало обустройство уже подвластных ей земель, чем рискованные предприятия по завоеванию новых. В этом её поддерживал канцлер Венцель Антон фон Кауниц и, как ни странно, знаменитый полководец, глава Гофкригсрата Бурхард-Кристоф фон Мюнних, герцог Сремский. Австрийское правительство исходило из того, что прямой угрозы Империи в настоящий момент нет. Цесарство может нанести свой удар по Турции или по Швеции (Мюнних считал более вероятным шведское направление, Кауниц не исключал турецкого), но никак не по Австрии. Франция, как уже говорилось, ввязалась в колониальную войну с англичанами, так что ей меньше всего нужен "второй фронт" в Европе. Войну, теоретически, могла начать Турция, но Мюнних уверил императрицу в том, что сильная австрийская армия разобьёт султана один на один, без всяких союзников (союзники пригодились бы для наступательной войны против султана, но это уже зависело от дальнейшего развития дел "в Киеве и окрестностях").

Таким образом, императрица и её двор прекрасно чувствовали себя в условиях мира и предпочитали заниматься внутренними делами, сконцентрировавшись на реформах империи Габсбургов и намереваясь максимально использовать эпоху мира. Отношения с венграми были урегулированы – земли Короны Св.Иштвана получили широкую автономию, а также расширились за счёт земель Баната и Срема. Значительную автономию имели Австрийские Нидерланды, управлявшиеся местными губернаторами и региональными канцеляриями. В Чехии же, наоборот, торжествовали централизаторские тенденции – их остриё было направлено против бывших сторонников баварского электора. Были созданы объединённые для Австрии и Чехии центральные учреждения. В результате военной реформы был создан Генеральный Военный Комиссариат и учреждена Военная Академия. Важным шагом в направлении укрепления власти стала налоговая реформа: теперь за их сбор отвечала центральная администрация (отсутствие такой системы в Венгрии компенсировалось высокими пошлинами на вывозимые оттуда товары), налогами облагалось теперь даже духовенство. В Империи набирала силу лояльная Вене бюрократия.

Поэтому Австрия отвергла британские предложения антифранцузского союза. Наоборот, в Вену для переговоров прибыл французский министр иностранных дел Антуан-Луи Рулье. Франция была крайне заинтересована в нейтралитете Австрии в начинавшейся франко-английской войне. Австрия, как было показано выше, также видела свой интерес в сохранении мира с Францией. Поэтому переговоры завершились полным успехом – 1 мая 1756 г. в Шёнбруннском дворце был подписан договор между Австрией и Францией.

Согласно Шёнбруннскому договору, Франция и Австрия признавали свои существующие владения в Европе. Это ещё не было ничем новым, сенсацией были следующие статьи Шёнбруннского договора – в случае, если некая третья держава (названия не упоминалось, но недвусмысленно имелась в виду Великобритания) попытается нарушить существующее положение дел, обе договаривающиеся стороны обязывались совместно выступить против неё в защиту "статус кво". Иными словами, в случае, любая попытка англичан атаковать Францию со стороны Голландии или Германии натолкнулась бы на вооружённое противодействие Габсбургской монархии. Естественно, эта "дипломатическая революция" обращала в ничто все попытки Сент-Джеймсского кабинета перенести войну из колоний на "Старый континент" – только безумец рискнул бы бросить вызов столь могущественной коалиции.

Одним из авторов идеи "Договора Статус Кво" была королева Генриетта. Её влияние на Людовика XV за полтора десятилетия брака не только не упало, но и ещё более упрочилось. Вначале недоброжелатели новой королевы надеялись, что ветреному Людовику наскучит его, без спору, очаровательная супруга, и он вернётся к своему "любовному пасьянсу". Действительно, страсть монарха к своей "половине" прошла, но никак не любовь. Уже упоминалось, что Генриетта была весьма "терпимой" по отношению к "увлечениям" своего мужа. Со временем эта "терпимость" превратилась в целую "систему", когда королева не только "прикрывала глаза" на неверность своего мужа, но и сама находила ему очередную любовницу. Король содержал целый "гарем" в специально построенном для этой цели дворце "Олений парк" ("Parc aux serfs"), а королева вела все дела в Версальском дворце. Для короля такая жена была просто идеалом – и он следовал пословице "от добра добра не ищут".

Итак, в Европе царил мир, и Франция могла позволить себе отправку дополнительных контингентов в свои заморские владения (в Индии французы использовали против англичан своего союзника – бенгальского набоба). Сильный (благодаря стараниям, в первую очередь, "маринофильской" Генриетты) французский флот был наилучшим образом готов к выполнению этой миссии.

Осенью 1755 г. во время сражения на озере Святых Даров (Lac Saint Sacrement), которое англичане называли также Озеро Джордж (Lake George) в честь короля Георга II, в неприятельский плен попал командующий французской регулярной армией барон Дьеско. Вместо него в Канаду был направлен новый военачальник – генерал Луи-Жозеф де Монкальм-Гозон, маркиз де Сен-Веран, ветеран Войны за Австрийское Наследство. 13 мая 1756 г. во главе прибывших с ним трёх тысяч солдат он прибыл по реке Св.Лаврентия в Квебек.

Немедленно по прибытии Монкальм и губернатор Канады Водрейль приняли решение продолжить наступление (захлебнувшееся после пленения Дьеско). Ему сопутствовала удача – в августе 1756 г. силам Монкальма удалось вырвать из рук англичан важный форт Осуиго на берегу р.Онтарио. Это было важным достижением – теперь линия французских фортов простиралась от Квебека до р.Миссисипи, что позволяло обеспечить связь между Канадой и Луизианой.

Успех сопутствовал французам не только на земле, но и на море – французский флот (кроме успешной доставки подкреплений в Канаду) осуществил успешное нападение на английские базы в Анголе, на Антильских островах и, наконец, захватил остров Минорку.

Война для французов шла пока что успешно. Но это не способствовало её популярности в метрополии. С лёгкой руки остроумного Вольтера франко-английское противостояние в Канаде стали пренебрежительно называть "войной за несколько арпанов снега".

Благодаря "Договору Статус Кво" в Европе пока что сохранялся мир. Но, увы, далеко не везде.

Изменено 26 Feb 2011 пользователем moscow_guest

[Тень Дуба]

>С лёгкой руки остроумного Вольтера франко-английское противостояние в Канаде стали пренебрежительно называть "войной за несколько тысяч арпанов снега".

Насколько я помню, в РИ Вольтер высказался ещё хлеще: война за "несколько арпанов снега" (Quelques arpents de neige) - без всяких "тысяч".

Может, это канадцы преувеличивают (они ему эти слова до сих пор простить не могут, особенно франкофоны квебекские), но непохоже, имхо. Товарищ ради красного словца не пожалел бы ни матери, ни отца - чегой-то тут у Вас Вольтер какой-то сдержанный? Слегка АИ-Вольтер? Тогда он должен и в целом больше придерживать язык на поворотах...

[moscow_guest]

Насколько я помню, в РИ Вольтер высказался ещё хлеще: война за "несколько арпанов снега" (Quelques arpents de neige) - без всяких "тысяч".

<{POST_SNAPBACK}>

Я встречал эту цитату в разных истoчниках как с "тысячами", так и без них. Выбрал методом "тыка". :)

Изменено 25 Feb 2011 пользователем moscow_guest

[Тень Дуба]

Я встречал эту цитату в разных истoчниках как с "тысячами", так и без них. Выбрал методом "тыка". dntknw.gif

ИМХО, с "тысячами" звучит не по-Вольтеровски. Превращая хлесткую фразу злоязыкого журналюги, бьющего на голые эмоции, в речь эксперта, пытающегося давать какие-то количественные оценки и включать разум... Ритм сбивается...

[moscow_guest]

Похоже, всё-таки, лучше "без". Проще отвоевать Канаду, чем удержать Вольтеру язык.

Испрaвил.

Изменено 25 Feb 2011 пользователем moscow_guest

[Тень Дуба]

Проще отвоевать Канаду, чем удержать Вольтеру язык. blush2.gif

:)

[EvekVonZushek]

Похоже, всё-таки, лучше "без". Проще отвоевать Канаду, чем удержать Вольтеру язык.

Испрaвил.

Никогда не понимал черезмерное миндальничание королевской власти в отношении языкатых литераторов и прочьих "борзописцев"...

Такое ощущение, что в определённый промежуток времени резко исчезли все специалисты по ядам и "несчастным случаям"...Причём именно тогда, когда они были актуальны.

"...По мне, так нет разницы между тем, что сыграет роль секиры палача - сабля в поединке, или нож из-за угла.... Но всего надёжней отрава и не бойтесь общественного осуждения, которое никогда не бывает единодушным - зачастую умерших героев толпа забывает раньше, чем разложится тело покойного, особенно если его жизнь не была до конца безупречной ... Вопросы спокойствия Государства должны решатся тихими способами..." .....Б.фон Б.

Отравить Вольтера. Репутацию испортить посмертно. Незадолго до смерти нанять несколько продажных "борзописцев", которые смогут подстроится под его стиль письма и их руками от имени Вольтера поставить на поток издание пасквильных пьесок и рассказиков пошлого содержания , а после смерти опубликовать ещё всяких гнусностей от его имени в его стиле...

Таким образом Вольтер разместится где-то на уровне де Сада и Баркова.

После этого Вольтер никаких благородных и поучительных ассоциаций вызывать не будет, а упоминание его фамилии будет сразу же вызывать скаберзные ухмылки.

Пардон за оффтоп

Изменено 25 Feb 2011 пользователем EvekVonZushek

[Тень Дуба]

Коллега, Вы наивны.

Пока Власть может укоротить язык - такие хитрости не нужны. А когда они становятся нужны - коротки руки. У власти.

1) У Вольтера были _очень_ высокие фанаты. И проблема даже не в том, что они будут недовольны, а в том, что им без него будет скучно, он их развлекал. И они быстро найдут замену. Похлеще. Отсюда -

2) Конкурс на должность Вольтера был очень велик. Как позднее - в Наполеоны. Вольтер - не человек, это должность и функция. А должность из-за угла не зарежешь. Всё, чего вы добьётесь - это что у АИ-Вольтера будет другая фамилия.

[moscow_guest]

Война королей Севера

Митавское перемирие 1748 г. стало крупным успехом "Молодого Фреда". Шведский король взял реванш за поражение своего деда и отца. Никто из шведов не сомневался, что 1758 г. сулит возобновление военных действий с Цесарством и дальнейшие победы. Шведские поэты предсказывали Гогенцоллернам грядущее восстановление границ владений Вазов и даже их расширение.

"Орлом" Фредрик II оказался не только в военном деле. В государственном строительстве он был сторонником "рационального подхода". "Хорошо работающее правительство должно представлять столь же прочно связанную систему, как и система понятий в философии", – таковы были его слова. Все решения государственной системы, согласно Фредрику Гогенцоллерну, должны быть обоснованы. Вся политика - экономическая, внешняя и военная, должна была следовать единой цели – консолидации власти государства и увеличению его мощи. Подчинённое ему государство Фредрик рассматривал, как единый организм, а себя – как его мозг.

В Швеции была отменена цензура периодической печати – стокгольмские журналисты получили возможность писать свободно. Этот процесс был постепенным и, так сказать, "ненасильственным" – просто уже назначенные цензоры постепенно выходили в отставку, а новые на их места уже не назначались.

Фредрик покровительствовал наукам и искусствам. При всей его унаследованной от отца экономности он не жалел средств на финансирование основанной его дедом, Фредриком Великим, Королевской Академии Наук, куда приезжали работать многие выдающиеся умы Европы, как швейцарец Леонард Эйлер или француз Пьер де Мопертюи. В Швеции не было также недостатка и в собственных учёных: имена астронома Андерса Цельсия или естествоиспытателя Карла Линнея (оба – члены Академии) вошли в золотой фонд мировой науки.

Важной составляющей "фредериканского правления" (от лат. Regnum Fredericanum) была судебная реформа. Судопроизводство было централизовано и отделено от исполнительной власти. Уже вскоре после окончания войны с Цесарством, в 1749 г. был издан "Новый свод законов Королевства Шведского". Следует отметить, что судебные пытки в Швеции были отменены сразу же после вступления Фредрика на трон.

В правление Фредрика II Молодого достигла своего апогея тенденция к укреплению в королевстве религиозной терпимости: в 1743 г. был издан королевский ордонанс, позволяющий протестантам отправление религиозного культа на территории Швеции. На словах "рациональный король" (как стали называть Фредрика из-за его вышеприведённых взглядов на сущность государства) заходил и дальше – он говорил, что "если бы турки прибыли и захотели бы жить в нашей стране, мы бы и им построили мечети". В значительной мере это было связано со стремлением Швеции восстановить своё влияние в Бранденбурге и иных землях Германии с преобладанием лютеранской веры, а также традиционным противостоянием с лютеранской же Данией.

Король Швеции обратил своё внимание на Данию, поскольку с полным на то основанием ожидал, что после возобновления войны с поляками датчане войдут с ними в союз – неспроста же они выбрали себе королеву именно из Киева. Датская корона на голове Анны-Кристины Собесской предвещала Швеции датско-польские "клещи" с двух сторон, если, разумеется… Если, разумеется, Швеция не выведет одного из будущих союзников из строя до того, как они успеют объединить свои силы. До марта 1758 г. в отношениях с Цесарством продолжали действовать условия Митавского перемирия (хотя ни одна из сторон не выражала намерения его продлить), так что оставалось напасть на Данию.

Весной и летом в Балтийском море произошёл ряд инцидентов между шведскими и датскими кораблями. Напряжённость между двумя странами достигла своего апогея в июле 1754 г., когда шведское судно "Северная Звезда" было неспровоцированно атаковано в проливе Эресунн датским фрегатом. Такова была, впрочем, только шведская версия "инцидента Северной Звезды". Согласно датской версии "Северная Звезда" пыталась, воспользовавшись вечерними сумерками, уйти от датского фрегата, собиравшегося досмотреть его на предмет контрабанды. Так или иначе, "Северная Звезда" была захвачена датчанами, а часть её экипажа погибла.

Глава шведского правительства Андерс фон Хёпкен отправил в Копенгаген ноту, получившую известность, как "зундская". В ней он в ультимативной форме требовал не только освобождения экипажа "Северной Звезды" и возвращения самого корабля, но и признания датской стороной своей ответственности за инцидент и выплату стороне шведской компенсации за "нанесённый шведским подданным ущерб". Главное же требование фон Хёпкен оставил на самый конец – шведы требовали от Дании немедленного пересмотра режима "зундских пошлин". Несомненно, что в той ситуации министр иностранных дел короля Фредерика V Йоханн фон Бернсторфф не мог с ходу принять такое требование.

Ему, впрочем, не было дано возможности выбора – шведы начали боевые действия уже через несколько дней после вручения фон Бернсторффу своей ноты. 26 августа 1754 г. шведский флот атаковал датчан в гавани Копенгагена и нанёс ему большие потери, практически "выведя его из игры". На следующий день шведы начали бомбардировку датской столицы. Разумеется, сама бомбардировка Копенгагена не могла иметь военного значения – ущерб от неё ограничился несколькими разрушенными портовыми постройками и домами на набережной, а также некоторым количеством пожаров, но цель "Молодого" была достигнута – он продемонстрировал датчанам их уязвимость. Фредерик V и его фаворит Адам фон Мольтке, убедившись в поражении своего флота и опасаясь высадки в столице шведского десанта, бежали из города в расположенный вдалеке от побережья Роскилле, бросив столицу Дании на произвол судьбы (фактически всё управление Копенгагеном на время войны легло на плечи Бернсторффа).

Вообще, король Фредерик, в отличие от своего шведского "тёзки" не проявлял особенной активности в государственных делах, "предоставляя" заниматься ними своим министрам. Этим была исключительно недовольна его супруга королева Анна-Кристина, старавшаяся "перетянуть одеяло" датской политики на себя (кровь Собесских не давала ей сидеть спокойно). Фон Мольтке, в свою очередь, не желал делить своё влияние на короля с кем бы то ни было, хотя бы и с королевой. Отсюда вытекали постоянные конфликты между королевой и фаворитом её мужа. Фредерик V, со своей стороны, старался делать всё, чтобы "и волки были сыты и овцы целы". Его мягкая натура не позволяла ему встать со всей определённостью только на одну из сторон. Неудачи он имел обыкновение "заливать вином". Самое интересное, что его склонность к алкоголизму ничуть не мешала его популярности в народе. Теперь, однако, значение имела не столько любовь подданных, сколько "холодное железо" солдат.

Фредрик Молодой пока что не собирался вторгаться непосредственно в Данию. Он намеревался использовать победу при Копенгагене для беспрепятственного захвата датской Норвегии. 30 августа шведская армия фельдмаршала Густафа-Фредрика фон Розена перешла границу Норвегии и, застав врасплох датские силы, захватила расположенный на берегу пограничного фьорда город Халден и господствующую над ним крепость Фредрикстен. Датская армия отошла на правый берег реки Гломмы.

Фон Розен продолжал наступление на Север. При помощи господствующего в море флота он высадил десант на острове Крокерой, неподалёку от крепости Фредрикстад. 10 сентября крепость открыла шведом ворота. Датскому гарнизону было позволено выйти оттуда и с развёрнутыми знамёнами отступить в направлении датских позиций у Христиании. Теперь на Христианию двигались две колонны – шведская армия высадилась также у рыбацкого посёлка Тонсберг, на западной стороне Осло-фьорда. В Осло-фьорде укрылась также часть датского флота. Теперь она не имели никаких шансов против значительно превосходящего её флота шведского. При Лире, датчанам, правда, удалось нанести поражение наступавшим шведам, но тем не менее, не удалось заставить их отступить.

Поэтому через несколько дней после того, как фон Розен подошёл к стенам Христиании (30 сентября 1754 г.), деморализованные защитники города сдались. Условия капитуляции подходили под категорию "почётных" - им было предложено или присягнуть Фредрику Шведскому или отплыть в Данию. Многие из них, особенно уроженцы собственно Норвегии, будучи недовольны тем, что их "бросили на произвол судьбы", предпочли перейти на шведскую службу. Таким образом, Норвегия превратилась из датской в шведскую провинцию.

Датский король (а особенно королева), тем не менее, не смирились с потерей столь важной провинции. Он попытался заручиться дипломатической поддержкой Цесарства. Но на все письма Фредерика Датского ответ из Киева был один – цесарь не может нарушить обязывающее его до 1758 г. перемирие (польское войско только что завершило подавление татарского мятежа). Однако после этого срока – само собой разумеется, его датский брат получит всю возможную помощь против общего врага. До конца Митавского перемирия нужно было, впрочем, ещё дожить.

"Молодой Фред", однако, стремился вывести Данию из войны значительно ранее этого срока. Он продолжил устанавливать свой контроль над Северной Норвегией. В 1755 г. на его сторону перешли без боя, немедленно при появлении шведских кораблей, города Ставангер и Берген. Далёкий Трондхейм сам выслал своих представителей в Христианию, чтобы объявить о своём переходе на сторону шведов.

Единственный позитив для Дании заключался в том, что территория метрополии оставалась пока что в неприкосновенности. Правда и здесь спокойствие было ограниченным. В своё время (в конце Первой Мировой Войны) Дания оккупировала часть территорий, принадлежавших герцогам Гольштейн-Готторпским ("герцогская" или "готторпская часть"). Теперь, видя большие затруднения у своего конкурента, герцог Гольштейнский Карл-Ульрих атаковал датские владения с юга. Справиться с ним датчанам было, впрочем, по силам. Война в Гольштейне шла с переменным успехом, но в основном с датским перевесом.

Так, однако, не могло продолжаться до бесконечности. Закончив с Норвегией, "король-рационалист" принялся непосредственно за Данию. В апреле 1756 г. отряд полковника Якоба-Юхана Анкарстрома высадился на п.Ютландия и взял город Орхус. Это было уже серьёзно – советники и министры Фредерика V единым голосом советовали ему заключить мир, "пока не поздно". Он принял это предложение, невзирая на возражения и протесты Анны-Кристины.

25 мая 1756 г. в захваченном шведами Орхусе был подписан мир между Швецией и Данией. Условия его были тяжелы: Дания признавала переход Норвегии под власть Швеции, а также отказывалась от сбора "Зундских пошлин" со шведских торговых судов. Фон Бернсторффу удалось, впрочем, отклонить шведские требования о выплате значительной контрибуции. Герцогство Гольштейнское также увеличило свою территорию, правда, не так широко, как там надеялись – король Фредрик достиг своих целей и не собирался продолжать расходовать собственные силы ради интересов Готторпской династии.

Шведские солдаты покидали Орхус, пленные с обеих сторон возвращались домой. В Стокгольме триумфовали и надеялись на дальнейшие триумфы своего "молодого" (по прозвищу, но уже не по возрасту) короля. В Копенгагене тяжело вздыхали и считали убытки, но тоже надеялись на перемены к лучшему.

Надежда – она вообще умирает последней.

Изменено 4 Mar 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

На балу, в постели и на войне

После поражения от шведов датчанам оставалось утешаться хоть бы и малой победой, одержанной в большом поражении. В Копенгагене открыто радовались тому, что герцог Гольштейна получил очень мало. Но датчане не забыли о том, что они сами потеряли очень много. Зная о том, что война между Швецией и Цесарством неизбежна, они связывали свои надежды с грядущим союзом с Киевом. Копенгагенский двор готов был поставить своё будущее на "польскую карту".

Не намеревался останавливаться на достигнутом и Карл-Ульрих Гольштейн-Готторпский. Он исходил из тех же предположений, что и Фредерик V с фон Бернсторффом, но интересы его герцогства предопределяли альянс с другой стороной. Из резиденции герцога в Киле в Стокгольм шли многочисленные письма, в которых голштинский владетель уверял Фредрика Молодого в том, что тот всегда может рассчитывать на "своего преданного слугу". Для подтверждения серьёзности своих дальнейших намерений он направил в Швецию тайного советника Каспара фон Зальдерна. Голштинцы опасались, что их посла могут перехватить по пути агенты враждебной Дании, поэтому дипломат отправился за море тайно, с поддельными документами и в одежде купца. 8 июля 1756 г. Фредрик и фон Зальдерн подписали секретный Уппсальский протокол, обязывавший Гольштейн начать войну с Данией и Цесарством по первому требованию Швеции. В обмен Швеция признавала права герцога Гольштейн-Готторпского не только на весь Гольштейн, но и на Южный Шлезвиг. После этого фон Зальдерн отправился в обратный путь – по-прежнему инкогнито, зашив бумагу с текстом столь заманчивого для его повелителя договора в подкладку своего плаща.

Карл-Ульрих был кровно заинтересован в том, чтобы положения Уппсальского протокола воплотились в реальности. Он рьяно приступил к поиску и вербовке новых союзников для наметившейся "шведской" коалиции. Первым кандидатом в будущие союзники было герцогство Бранденбургское и его государь Карл-Фридрих-Альбрехт. За прошедшее со времени окончания Северной Войны время он диаметрально поменял направление своей политики, став из почти что вассала Цесарства почти что союзником Швеции. На то имелись причины как нельзя более объективного порядка.

Согласно Гданьскому миру 1721 г. графство было признано владением шведского короля, но ему самому было запрещено пребывать на его территории более одного месяца (в реальности шведские короли ни разу так ни разу и не посетили графства), так что Ноймарк был, фактически, под контролем властей Цесарства. Контроль же над правым берегом Одера обеспечивал полякам и доступ к расположенному на его левом берегу Бранденбургу. Такая стратегическая близость к "соседу с востока" и определяла внешнюю политику бранденбургских Гогенцоллернов, избегавших даже намёка на какие-либо шаги, могущие быть истолкованные, как направленные против цесаря.

После того же, как Митавское перемирие завершило в 1748 г. Северную Войну, в Ноймарк были введены шведские войска. Теперь Бранденбург был, совсем наоборот, охвачен с севера и востока владениями Швеции, так что замена ориентации правителя небольшого герцогства с "пропольской" на "прошведскую" не была ничем из ряда вон выходящим. Дополнительной "пикантности" отношениям Бранденбурга и Швеции добавляли родственные отношения Гогенцоллернов из Стокгольма и Потсдама. У Карла-Фридриха-Альбрехта Бранденбургского не было сыновей, а Фредрик I Великий, дед Фредрика II Молодого, носил одно время титул герцога Бранденбургского (один из поводов начала Первой Мировой Войны).

Теперь в Потсдаме открыто говорили о возможных изменениях в порядке наследования в герцогстве. Соперничество послов Швеции и Цесарства при Потсдамском дворе превратилось в своего рода аукцион, где каждая из заинтересованных держав делала герцогу всё более и более интересные предложения. Шведский посол фон Дюббен убеждал герцога Карла-Фридриха-Альбрехта признать своим наследником не своего брата Фридриха-Вильгельма, а короля Швеции. Разумеется, не бесплатно – в обмен герцог должен был получать пожизненно ежегодную шведскую субсидию в 500 тысяч талеров. Сам Фридрих-Вильгельм тоже не должен был остаться в накладе – шведы были готовы дать ему титул графа Ноймарка. Разумеется, поляки в лице Станислава Понятовского, зная о шведских "пропозициях", были щедры в никак не меньшей степени – за отказ от предложений Фредрика Бранденбург должен был после войны воссоединиться с Ноймарком, который предполагалось отбить у шведов.

Пока что герцог тянул с окончательным решением, по-прежнему не объявляя об изменениях в завещании. Сезон 1756-57 Потсдам встретил, как главный центр дипломатической активности Восточной Европы. Для поддержки "шведской" партии в Потсдам прибыл лично герцог Карл-Ульрих. Официально речь шла о заключении торгового договора между герцогствами, но ни у кого не было сомнений, что речь идёт о значительно большем.

Ставки на Потсдамском "аукционе" выросли. Теперь Бранденбург фактически превратился в факел, поднесённый к пороховой бочке. Вопрос был только в том, кому её взрыв нанесёт больший ущерб. В дипломатической горячке зимы 1756 г. преимущество сразу же оказалось по шведской стороне – Карл-Ульрих убедил своего "брата" присоединиться к союзу со Швецией. Заключённый договор был тайным – бранденбургский герцог должен был держать его в тайне вплоть до окончания Митавского перемирия.

У цесарской дипломатии оказался, впрочем, свой, не совсем "конвенциональный" источник информации. Карл-Ульрих прибыл в Потсдам со своей женой. Супругам, однако, "не уложилась" семейная жизнь. Брак Карла-Ульриха был детищем матери невесты, Иоганны-Елизаветы Гольштейн-Готторп. Правнучка датского короля Фредерика III считала свой собственный брак мезальянсом (её муж был герцогом "всего лишь" мелкого Ангальт-Цербста) и была помешана на идее выдать дочь за кого-то более значительного. Единственным из холостых монархов был её дальний родственник, герцог Гольштейна. Намеревавшийся поначалу "сохранить свою свободу" Карл-Ульрих, как мог, уклонялся от этого брака.

Иоганна-Елизавета, однако, не оставляла своих матримониальных планов. Кроме герцога Гольштейна, в расчёт входили и иные кандидаты "на уровне". Особенные надежды возлагала Иоганна на овдовевшего Фредерика V. В 1751 г. вдовствующая герцогиня и её дочка практически "переехали" в Копенгаген, не пропуская ни одного королевского бала, но там её планы потерпели полное фиаско – конкурировать с сестрой киевского цесаря сестра всего лишь Ангальт-Цербстского герцога никак не могла.

Но женитьба Фредерика на Анне-Кристине, как ни парадоксально, открыла дорогу для реализации намерений Иоганны-Елизаветы в отношении Карла-Ульриха. Голштинец тоже "метил выше", надеясь сделать своей женой сестру Александра Собесского, но Регентский Совет предпочёл короля Дании герцогу какого-то Гольштейна. Вместе с тем советники герцога "прожужжали" ему все уши о крайней необходимости для его государства рождения наследника. Уступив их назойливости, Карл-Ульрих согласился взять в жёны "хоть бы даже и ту самую" Софию-Фредерику-Августу Ангальт-Цербстскую. В сентябре 1753 г. они обвенчались в Киле.

После того, как через год, в сентябре 1754 г. у молодых супругов родился сын Пауль-Фридрих, муж решил, что его долг (как герцогский, так и супружеский) выполнен, и полностью потерял интерес к своей жене. Его жена, возлагавшая на этот брак большие надежды, была крайне разочарована. Чем дальше, тем больше супруги испытывали друг к другу глухую неприязнь.

Карл-Ульрих, не стесняясь, открыто сожительствовал со своей любовницей и даже взял её с собой в Потсдам. Жену он, впрочем, тоже взял – чтобы не нарушать этикета. И для его супруги появилась отличная возможность отомстить столь пренебрежительно относящемуся к ней мужу. На одном из балов она познакомилась с обходительным секретарём цесарского посольства. Тот был полной противоположностью её мужа – герцог демонстрировал своё безразличие, секретарь высказывал живейшую заинтересованность, голштинец говорил с ней сухо и коротко, поляк рассыпался в комплиментах, Карл-Ульрих называл её "моя запасная мадам", Станислав-Антоний – "моя дражайшая Софи". Неудивительно, что знакомство Софии фон Гольштейн и Станислава-Антония Понятовского быстро превратилось в роман, завершившийся, как и следовало ожидать, в постели очаровательного секретаря.

Герцог Карл-Ульрих не придавал значения любовной связи его супруги, а зря. Потому что "дражайшая Софи" предоставляла своему обаятельному любовнику не только своё тело, но и сведения о действиях своего супруга. "Софи" не прекратила своих отношений с поляком и после своего отъезда в Киль, обмениваясь письмами: как открытыми – с абстрактными светскими выражениями уважения и рассуждениями о поэзии, так и тайных, передаваемых через посредство курсировавших по Германии "купцов" и "мастеровых" и содержавших военные и политические сведения.

Итак, в польское посольство узнало о присоединении Бранденбурга к шведско-гольштейнской коалиции практически сразу же по его заключении. Цесарь Александр, получив эту информацию, понял, что ожидание на формальный конец перемирия не имеет смысла. Но и нарушать его напрямую он не хотел, предпочитая переложить ответственность за это "вероломство" на Швецию.

26 марта 1757 г. Станислав Понятовский на аудиенции у герцога официально задал ему вопрос: правда ли, что он изменил завещание в пользу Фредрика Гогенцоллерна? Герцог не нашёлся, что ответить, зато Понятовский сообщил ему официальную позицию своего "Светлейшего Пана" – Цесарство по-прежнему признаёт наследником Бранденбурга исключительно Фридриха-Вильгельма и никого иного. Герцог был вынужден раскрыть свои карты. Через два дня (дипломатическая пауза, позволяющая сослаться на известия из Потсдама) посол в Стокгольме заявил протест королю Фредрику, потребовав отказа от "бранденбургского наследства". Тот, разумеется, отклонил это требование. В ответ посол вручил королю ноту, согласно которой претензии шведских Гогенцоллернов на Бранденбург означали нарушение перемирия между двумя державами. Соответственно, с 29 марта 1757 г. Цесарство и Швеция снова находились в состоянии войны.

На следующий день (план действий был утверждён цесарем заранее) на территорию Ноймарка вступили цесарские войска под командой гетмана Иоганна фон Левальда. Гетман был уроженцем Пруссии, а после окончательного присоединения его к Цесарству верно служил своему новому государству. Левальд с ходу захватил город Ландсберг, не ожидавшие вторжения шведы частью сдались, частью отступили в Померанию. Затем в районе Кюстрина он переправился через Одер и вторгся в Бранденбург. Услышав о вторжении поляков, герцог отступил со своей небольшой армией на шведскую территорию, поручив сдерживание наступающего Левальда гусарам под командой известного рубаки генерала фон Цитена.

Изменено 10 Mar 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Пляска стали

Гусары фон Цитена тревожили тылы наступающих поляков. Те огрызались, пытаясь настигнуть наглых вражеских кавалеристов, но те ускользали. Собственную землю они знали, естественно, лучше, чем пришельцы, поэтому им ничего не стоило укрыться от преследования, а иногда даже и заманить в засаду. Так бранденбуржцами был уничтожен целый кавалерийский полк в районе Мюнхеберга, когда, преследуя гусарский эскадрон, он наткнулся на опушке леса на главные силы Цитена. Атаки гусар заставили Левальда потерять несколько дней, но его численное превосходство сыграло свою роль – 5 апреля 1757 г. он занял Берлин и Потсдам.

Заняв столицу Бранденбурга, Левальд нашёл там бранденбургского министра графа Эвальда-Фридриха фон Герцберга. Собственно, именно фон Герцберг вручил ему ключи от бранденбургской столицы. Он сообщил гетману, что представляет здесь интересы Фридриха-Вильгельма, не заинтересованного в войне с Цесарством, раз целью цесаря является как раз восстановление его прав. Озадаченный Левальд задал вопрос, что же делает Фридрих-Вильгельм в лагере врагов цесаря, раз является его другом. Герцберг ответил, что его повелитель (т.е. Фридрих-Вильгельм) вынужден до поры до времени скрывать свои миролюбивые намерения из опасения гнева шведов.

В общем, фон Левальд вступил в переговоры с Герцбергом об условиях перехода герцогского брата на сторону Цесарства. Тем временем на тылах войска продолжали "резвиться" генерал фон Цитен и присоединившийся к нему полковник фон Зейдлиц. Кроме того, в Берлин приходили известия и о странных передвижениях шведской армии в Померании, а также о появлении в Ноймарке шведских отрядов под предводительством некоего майора де Карналля. Переговоры затягивались: Фридрих-Вильгельм требовал гарантий и субсидий. В довершение всего в Берлин прибыл молодой Понятовский (ранее покинувший Бранденбург вместе с посольством Цесарства), сообщивший Левальду о том, что "миссия Герцберга" есть ни что иное, как шведская хитрость, призванная дать им "выиграть время". Левальд задал Станиславу-Антонию прямой вопрос: откуда ему об этом известно? Тот замялся и не ответил. Левальд, рассердившись, отослал "молодого хлыща" в Познань и продолжил переговоры.

Тем временем положение в Ноймарке обострилось – де Карналль внезапно захватил Ландсберг. Гетман был вынужден отправить десять тысяч своих людей осаждать столь некстати впавший в руки противника город. Двигавшиеся к Ландсбергу войска подвергались постоянным набегам гусар Цитена и Зейдлица. На всякий случай Левальд выделил из своего резерва для их отражения три украинских казачьих полка.

Несносный Понятовский продолжал слать гетману письма, в которых пугал его опасностью шведского наступления с севера. Левальд ответил на это письмом в Военную Комиссию, где требовал оградить себя от вмешательства гражданских в дела войска. Одновременно он отправил письмо цесарю Александру, где просил полномочий для заключения договора с Фридрихом-Вильгельмом.

В начале июля Левальд получил известия о вторжении шведской армии фельдмаршала фон Шверина из Померании в Бранденбург. Он попытался найти фон Герцберга, чтобы получить объяснения, но тот бесследно исчез. "Молодой хлыщ" Понятовский оказался прав. Но времени на переживания не было – следовало отразить вторжение неприятеля. Гетман выступил из Берлина на север. Ему крайне не хватало тех сил, которые он так опрометчиво направил против де Карналля, но он решил пойти на риск, рассчитывая на своё превосходство в артиллерии.

16 июля 1757 г. стояла темная безлунная ночь. Войско гетмана остановилось на ночлег в районе г.Ораниенбурга, намереваясь на следующий день продолжить движение в направлении Креммен и Нойруппин, где, по расчётам Левальда, находились главные силы фон Шверина. Он был просто изумлён, увидев рано утром эти силы на северо-запад от него, а на юг – используя бранденбургских гусар в качестве разведки, шведский военачальник сбил польского гетмана с толку и теперь отрезал его от Берлина и своих складов. Фон Левальду не оставалось ничего, кроме как принять сражение.

Огромный артиллерийский парк оказался бесполезным – цесарские артиллеристы просто не успели установить пушки на удобную для стрельбы позицию. Не удались и попытки остановить атакующую шведскую пехоту ружейным огнём – не успевшие развернуться в боевой порядок цесарские полки не смогли обеспечить необходимую плотность огня, но были сами опрокинуты штыковой атакой шведов. В довершение разгрома на перестраивающуюся в линию польскую пехоту ударила шведская и бранденбургская кавалерия. Финские хаккапелиты (от своего боевого клича "Hakkaa p??lle!" – "Руби!") и бранденбургские гусары получили полную свободу действий.

До второго Кегеля, впрочем, не дошло. Фон Левальд смог удержать своих людей от повального бегства и отступить на юг вдоль озера Лехицзее. Затем он отступил на восток к Эберсвальде (где его безуспешно пытался задержать генерал фон Лахтингсхаузен, но был отброшен) и, перейдя Одер в районе Шведта, отступил далее к Сольдину, где соединился со своими оставившими осаду Ландсберга войсками. Бранденбург был потерян, Ноймарк в значительной степени тоже.

Фон Шверин вступил в Берлин в сопровождении Карла-Фридриха-Альбрехта и Фридриха-Вильгельма. Хитрый фон Герцберг организовал им наиболее торжественную из всех возможных встреч. Герой Ландсберга Карл Константин де Карналль был произведён в полковники и получил Орден Меча. Станислав-Антоний Понятовский тяжело вздыхал, сетуя на людскую неблагодарность. Его "источник" София фон Гольштейн в очередных тайных письмах возмущалась "польской безалаберностью". Фон Левальд приводил в порядок своё потрёпанное войско. Война за Бранденбургское наследство продолжалась.

[LAM]

Контроль же над левым берегом Одера обеспечивал полякам и доступ к расположенному на его правом берегу Бранденбургу.

<{POST_SNAPBACK}>

Извините за мелочность, но вы перепутали берега.

[moscow_guest]

Извините за мелочность, но вы перепутали берега.

<{POST_SNAPBACK}>

Млин! Действительно!

Поправил.

Изменено 10 Mar 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Пляска стали (продолжение)

Но бранденбургский театр войны не был главным. Основные интересы обеих держав пересекались там же, где и сто, и даже сто пятьдесят лет тому назад – в Прибалтике. Мирная передышка закончилась, теперь соперники намеревались вырвать победу любой ценой. Преимущество во внезапности было у Цесарства – Швеция намеревалась атаковать только после истечения официального срока перемирия.

Одновременно с вторжением Левальда в Бранденбург в шведскую Ингрию вторглись несколько украинских полков под командованием генерала Тараса Кургоченко. Нерегулярная украинская кавалерия была дополнительно усилена калмыками, с достаточно экзотическим для этой эпохи вооружением – луками и стрелами. Естественно, казаки и калмыки не представляли и не могли представлять внушительной силы, способной захватить и, тем более, удержать Ингрию, но их набеги на беззащитные мызы и маленькие городки наносили Швеции заметный ущерб, заставляя тратить деньги на оборону там, где они привыкли получать их от торговли. Мирное население бежало от "черкесских разбойников" под защиту городских стен крупных городов, что создавало в них дефицит продовольствия и обостряло проблемы со снабжением.

Для борьбы с набегами Кургоченко в Ингрию были направлены из Финляндии дополнительные пехотные и кавалерийские части. Но скоро оказалось, что они физически не способны остановить налёты "иррегуляров" – казаки избегали прямых столкновений с более-менее крупными частями неприятеля, нападая на мелкие населённые пункты, где не было шведских гарнизонов. Даже для того, чтобы отвезти товары, к примеру, из Нотеборга в Ниеншанц или же из Ниеншанца в Ямборг или Юханстад, следовало вначале сформировать крупный обоз, который мог отправиться в путь под охраной не меньше, чем батальона пехоты или нескольких эскадронов кавалерии. Естественно, это крайне усложняло снабжение войск в Прибалтике сухопутным путём.

А Прибалтика нуждалась в помощи – всё в том же апреле 1757 г. в окрестностях Риги появилось цесарское войско под командованием ни кого иного, как Кароля-Станислава Радзивилла. Соратник цесаря Александра желал непременно попробовать свои силы в настоящем сражении с реальным противником. Цесарь пошёл навстречу своему другу детства и, присвоив ему чин генерал-лейтенанта, назначил его командовать Прибалтийской Армией – которой предстояло нанести шведам решающий удар и решить исход кампании 1757 г.

Назначение "Пане Коханку" многим не понравилось. Во-первых, естественно, против была питавшая к нему ненависть цесарская тётка Мария Сапега. В письмах племяннику она не щадила желчи и "искренних беспокойств за столь важную должность столь недостойной персоне дарованную". Во-вторых, это был её брат граф Александр, считавший, что князь Кароль не имеет достаточного опыта для выполнения столь ответственного поручения. Если с этим замечанием Александр был готов согласиться, то предложенные "графом Олеком" альтернативные кандидаты – князь Мартин Чекельский и гетман Станислав Понятовский, цесаря не устраивали совершенно. Первый – поскольку он был слишком тесно связан с "неблагонадёжной" Украиной, а второй – из политических соображений. Преждевременный отзыв посла из Бранденбурга мог бы уничтожить весь "эффект внезапности", на котором Александр и строил свои планы наступательной войны.

Вместе с тем у "Пане Коханку" нашлись и сторонники. Как ни странно, ими оказались польские масоны. После "стальной революции" члены масонской ложи "Красное братство" оказались в двусмысленном положении. Свергнутый Август-Александр Чарторыйский был их "креатурой" – и поэтому общественное мнение связывало масонов с ненавистным режимом "золотой вольности". В первое время после его падения быть масоном стало примерно так же опасно, как сеймовым послом – в новом "стальном" Сейме даже появился законопроект о запрете масонских лож на территории Цесарства.

В сложившейся ситуации спасти "вольных каменщиков" могли только радикальные меры, способные убедить монарха в их лояльности. Не дожидаясь принятия "антимасонского" закона лидеры "каменщиков" объявили о роспуске ложи "Красное братство", а также отправили к Александру делегацию наиболее видных "братьев" с декларацией о раскаянии в своих ошибках и полной лояльности Цесарю. "Каносса" принесла эффект – цесарь убедил послов отозвать "опасный" законопроект.

Теперь масонам нужен был влиятельный покровитель при дворе – такой, присутствие которого среди членов "братства" исключало бы все толки о "заговоре масонов против цесаря". Поэтому они приложили все усилия, чтобы во вновь созданную ложу "Три звезды" (1755 г.) вступил член Цесарского Совета князь Кароль-Станислав Радзивилл. Интерес был взаимным – "вольные каменщики" рассчитывали, что "Пане Коханку" обеспечит им безопасность "сверху", а князь Кароль – что Ложа обеспечит ему поддержку "снизу". Он не просчитался – члены ложи "Трёх звёзд", среди которых было достаточно генералов и высокопоставленных сановников, поддержали его назначение в Прибалтику.

Итак, Прибалтийская Армия осадила Ригу. Внезапность нападения и численное превосходство обеспечили ей успех. Попытки шведов деблокировать столицу Ливонии не принесли им успеха, наоборот, генерал-майор Румянцев разбил шведские отряды под стенами Трайденского замка и занял лежащий неподалёку город Зегевольд.

Однако под стенами самой Риги дела Радзивилла пошли не так хорошо, как он надеялся. Взять город "с налёту" не получилось – кавалеристы полковника Браницкого не сумели ворваться в открытые ворота. Пришлось приступить к регулярной осаде. Город был полностью блокирован с суши, но со стороны моря для шведского флота был открыт путь по Двине. Позитивным моментом для шведов было сохранение контроля также над контролирующей устье Двины крепостью Дюнамюнде на западном берегу реки. Из-за наносов песка к середине XVIII в. крепость оказалась слишком далеко от главного фарватера, но всё равно, достаточно близко к реке, чтобы помешать полякам построить там своё укрепление, воспрещающее кораблям проход в Ригу.

Комендант Риги генерал-лейтенант Вольтер Штакельберг не собирался сдавать сильно укреплённый и снабжённый продовольствием и порохом за то время, пока он принадлежал шведам, город. На Ратушной площади горожанам регулярно читали письма короля Фредрика, где он обещал им помощь. Уже упоминалось, что в Риге было полно запасов продовольствия, так что единственное неудобство рижанам приносили регулярные обстрелы артиллерией Радзивилла. Но отлаженная работа пожарных команд не допускала распространения локальных пожаров, так что город держался, а в своих неприятностях жители Риги винили только осаждающих поляков, но никак не своего коменданта – боевой дух был высок.

Фредрик Молодой не обманул надежд рижан – в августе 1757 г. после четырёх месяцев осады он лично прибыл под стены города. В устье Двины вошёл сильный шведский флот, который высадил десант южнее Риги и главного лагеря войск "Пане Коханку". Теперь дорога снабжения самого Радзивилла оказалась отрезана. Уже получив известия о поражении под Ораниенбургом и не будучи уверен в своей способности разбить самому "того самого короля Фредрика", как и взять Ригу до его атаки на лагерь (никто не сомневался, что она последует в ближайшее время – шведские корабли уже начали обстрел лагеря, расположенного слишком близко к реке), командующий Прибалтийской Армией предпочёл не рисковать и снять осаду, отступив к захваченному Зегевольду

В Риге короля-освободителя приветствовал колокольный звон и цветы от рижан. Но тот не стал надолго задерживаться в городе, а двинулся вслед за отступающим Радзивиллом. Неподалёку от Зегевольда произошло крупное сражение между польской и шведской армиями. Ни одной стороне не удалось одержать окончательной победы, но положение Радзивилла вынудило его продолжить отступление – на этот раз на юг, к Юкскюлю, где он надеялся переправиться через Двину, чтобы выбраться из ловушки, в которую себя так неосторожно загнал. Сам Юкскюль был предварительно занят вовремя получившим приказ Радзивилла полковником Островским. По совету Румянцева (ставшим в этом походе вторым человеком после командующего) кавалеристами Браницкого производилась глубокая разведка в направлении движения армии. Это позволило вовремя выявить движение шведов из Риги на Юкскюль (Фредрик хотел отрезать Радзивилла от Двины и заставить сдаться).

10 сентября командовавший шведами генерал Штакельберг (оставивший Ригу на своего заместителя полковника Густава Клодта) попытался с ходу захватить Юкскюль и выбить оттуда Островского, но совершенно неожиданно для себя попал под удар Браницкого. Интересно, что полковник атаковал шведов в противоречии с обязывавшим на тот момент уставом, предписывающим кавалерии атаковать противника, используя в первую очередь, огневой бой с лошади. Браницкий предпочёл действовать "по-шведски" – то есть атаковать противника холодным оружием на галопе. Надо сказать, что польских всадники имели в этом отношении худшую подготовку, чем всадники шведские, но под Юкскюлем хватило самого фактора неожиданности – прозевав появление Браницкого со своей кавалерией, Штакельберг "пропустил" удар во фланг, что имело роковые последствия не только для возглавляемых ним полков, сколько лично для него. Во время конной атаки на шведский штаб Штакельберг был зарублен, по легенде, лично полковником Ксаверием. Юкскюль остался в руках цесарских войск, что позволило главным силам Радзивилла спокойно переправится на левый, "польский" берег Двины (13 сентября).

Подоспевшему на следующий день Фредрику осталось утешать себя тем, что хоть ему и не удалось уничтожить армию своего противника, удалось, по крайней мере, заставить её покинуть его владения. Оставшиеся осенние месяцы 1757 г. он потратил на возведение на левом берегу Двины, напротив Риги, укреплённого лагеря, который намеревался использовать на следующий год для наступления на курляндскую столицу Митаву.

Радзивиллу пришлось втайне признать правоту своих противников – он, действительно, не смог переиграть "рационального" короля Швеции. Но цесарь оценил по крайней мере его успешное отступление, позволившее сохранить войско и не допустить разгрома. Героями кампании стали также Румянцев и Браницкий (получивший за битву под Юкскюлем чин генерал-майора). Кроме того, Александр Собесский сделал из в целом неудачной для Цесарства кампании 1757 г. ряд важных практических выводов, призванных сыграть в дальнейшем важную роль.

[moscow_guest]

Пляска стали (продолжение)

Главным из них был вывод о необходимости военной реформы. То есть необходимость приведения войска в порядок после его катастрофического ослабления в эпоху Регентства была видна давно, и меры, даже значительные, в этом направлении принимались. Во-первых, было значительно увеличено финансирование, позволившее (как уже говорилось ранее) сделать войско независимым от "укладов" командующих с руководством комиссарий. Во-вторых, солдат (по этой же причине) перестала отвлекать от воинских учений необходимость заниматься (иногда на это уходило больше, чем полгода) различными промыслами и ремеслом, чтобы прокормить себя. В-третьих, кавалеристы получили возможность заменить своих одряхлевших лошадей на молодых (в 1743 г. в целях экономии средств срок службы кавалерийских лошадей был установлен в 15 лет, что значительно снижало боеспособность этого рода войск). Теперь срок службы конского состава был сокращён до 8 лет.

Теперь стало ясно, что, несмотря на некоторые положительные изменения, до совершенства цесарскому войску было ещё далеко. Успех кампании против татарских мятежников настроил Военную Комиссию (и даже самого цесаря) на благодушный лад, и только столкновение с действительно серьёзной европейской армией вскрыло качественные недостатки в подготовке почти всех родов войск. "Почти" – по той причине, что польская артиллерия была, несомненно, на достаточно высоком уровне, но вот кавалерия и пехота оставляли желать очень много лучшего.

"Рационалист" Фредрик строил свою армию, как объединённый боевой механизм. Индивидуальные качества солдат не играли роли – значение имели плутонги, роты и батальоны, как единое целое. По замыслу шведского короля (точнее, ещё его сурового отца) солдаты должны быть послушными исполнителями приказов своих офицеров, своего рода продолжением своих ружей – и ничем большим. "Не рассуждать, а исполнять!" – таков был основной принцип шведской армии.

Защитить разум шведских солдат от лишних мыслей должна была "палочная" дисциплина. За малейшую провинность солдат подвергали телесным наказаниям, так что повиновение вышестоящим вырабатывалось у солдат в качестве "условного рефлекса" – его отсутствие (или хотя бы неточное исполнение приказа) означало удар палкой со стороны унтер-офицера или даже "рукавицу" ("Gatlopp") – прогон виновного "сквозь строй" под градом ударов розог. "Солдат должен больше бояться своего унтер-офицера, чем неприятеля", – говорил Фредрик Молодой (как и его отец).

Такой "рационализм" позволял превратить в хорошего пехотинца любого, независимо от его исходных качеств. Одной из функций фредериканской шведской армии была функция "социального фильтра" – все вредные и опасные для общества "элементы" (бродяги, воры и т.д.) по приговору суда отправлялись "искупать свои грехи" службой в королевской армии. А уж там, попробовав вдоволь палок своих командиров и пройдя через ежедневную многочасовую муштру (и пару раз через "рукавицу"), они превращались в послушные воле офицеров "винтики" военной машины короля Швеции, готов и вендов Фредрика II Гогенцоллерна. "Винтики" хорошо смазанные – король следил, чтобы его солдаты всегда были сыты и здоровы – в шведской армии была организована лучшая на тот момент в Европе медицинская служба.

Шведские солдаты были великолепно подготовлены, что позволяло генералам свободно маневрировать своими силами на поле боя. Приученная к автоматическому выполнению команд офицеров, шведская пехота могла слаженно выполнять манёвры, недоступные её противникам.

У такой системы подготовки пехоты были и недостатки – так, после победы Фредрик и его генералы очень редко приступали к преследованию отступающего противника, справедливо опасаясь, что многие солдаты могут использовать погоню за неприятелем, чтобы дезертировать самим. Но это относилось только к войскам, набранным "на юге" (в Прибалтике, в Померании, нанятым в германских княжествах). "Национальное", "скандинавское" ядро шведской армии пользовалось полным доверием своего короля, помнившего о традициях армии Вальдемара II. Полки из собственно Швеции были отборными частями королевской армии (как отличившийся при Кегеле уппландский полк) и, зачастую, последним резервом Фредрика.

Несколько по-иному обстояли дела со шведской кавалерией. Комплектовалась она также "добровольно-принудительно", но для урождённого шведа служба в кавалерии была исключительно добровольной. Шведские (в этническом смысле) кавалеристы происходили из дворян – королевская служба для них была "делом чести", поэтому дезертирства оттуда почти не было (тем более, что за дезертира отвечала его семья). Даже больше, кавалерийские части на марше и в лагере, фактически, играли роль "конвоя" для пехоты.

А главное преимущество фредериканской конницы было в её тактике. Кавалеристы были приучены атаковать с применением холодного оружия, без ведения стрельбы. В конном строю основной формой атаки была атака на полном галопе в сомкнутом строе с использованием палашей или сабель.

Итак, главный вывод, сделанный цесарем после анализа положения дел, гласил: войско Цесарства качественно уступает шведской армии и его следует коренным образом реформировать, взяв за основу шведский опыт. Следовало при подготовке войск делать упор на строевую подготовку, чтобы польская пехота была на поле боя хотя бы вполовину так подвижна, как шведская. Вместе с тем монарх решительно воспротивился идеи копирования у Фредрика его тотальной "палочной" дисциплины – возможно, он был просто недостаточно проникнут духом рационализма, чтобы согласиться превращать своих подданных в бездушные машины.

А необходимые перемены в коннице уже начались стихийно юкскюльской атакой Браницкого – теперь Александр придал им новый импульс, издав новое наставление для кавалерии, придававшее "юкскюльским" тактическим приёмам официальный статус.

Но эти перемены, чтобы принести успех, требовали времени – и достаточно продолжительного. Война же, понятно, ждать не могла. Поэтому Александр Собесский принял решение использовать важное преимущество огромного Цесарства – преимущество в мобилизационных ресурсах. Инструкции с высочайшей подписью, разосланные Военной Комиссией, требовали от командующих армиями всячески избегать сражений с силами неприятеля, не имея как минимум двукратного (а лучше – троекратного) численного над ним превосходства.

Цесарь трезво оценивал возможности своих солдат в сравнении с противником. И намеревался в течение следующего 1758 г. сформировать достаточно новых полков, чтобы обеспечить выполнение своего требования.

Изменено 17 Mar 2011 пользователем moscow_guest

[moscow_guest]

Пляска стали (продолжение)

Кампания 1758 г. началась со шведского наступления. В марте шведский флот блокировал, а затем, высадив десант, захватил порт в Либаве. Теперь шведы имели базу в самой Курляндии, опираясь на которую, намеревались организовать наступление на Митаву с двух сторон – из Либавы и из Риги. Войско Радзивилла не пыталось отбить город обратно, но, во исполнение инструкции Александра, уклонялось от битвы и готовилось к обороне столицы Курляндии. Густые леса должны были принести пользу обороняющимся – чтобы дать полевое сражение, король Фредрик (высадившийся в Либаве вместе со своей армией) должен был найти, как минимум, поле, что было не такой простой вещью в условиях подобной местности.

Одновременно, "Пане Коханку" подготовил диверсию на тылах противника. Для этого он выделил из своих сил специальный "летучий корпус" (часто употреблялся французский термин "corps volant"), состоящий из конницы, перевозимой на лошадях пехоты и лёгкой артиллерии (всего около 8 тыс.человек) под командой Румянцева. Корпус был направлен в Ливонию, что, вместе с продолжавшими вести "маленькую военку" украинцами в Эстляндии, должно было привести к полному расстройству шведских тылов.

Расчёт оправдался – шведским войскам под Ригой пришлось выделить значительные силы для борьбы с польским "летучим корпусом" и отказаться от поддержки королевского наступления на Митаву. Король же не мог сконцентрироваться на наступлении на курляндскую столицу, не обеспечив своих собственных тылов от нападений мелких польских отрядов. Пока время работало на поляков – к Радзивиллу продолжали прибывать обещанные цесарем подкрепления.

На Западном театре дела шведов шли лучше – войскам фон Шверина удалось окончательно вытеснить Левальда с земель Ноймарка и даже вторгнуться на территорию Короны. Одновременно достиг стратегического успеха де Карналль – неожиданным броском он захватил Пуцк, что привело к потере Цесарством контроля над участком Балтийского побережья западнее Гданьска и установлению сухопутной связи между Померанией и гданьским гарнизоном. Фредрик Молодой был в восторге от действий своего полковника. Он произвёл Карла-Константина в генерал-майоры и возвёл в графское достоинство.

Успех под Гданьском создавал, несмотря на задержку в Курляндии, возможность для успешного наступления на территорию Короны. Эту задачу король возложил на Шверина и де Карналля, которые должны были предпринять синхронное наступление вглубь польских земель с запада и севера соответственно. Фон Шверин двинулся из Ноймарка на Познань. Левальд пробовал задержать его испытанным методом, выпустив на его тылы партизан-кавалеристов. Успех был, тем не менее, только ограниченный – продвижение фон Шверина замедлилось, но не остановилось, ибо он парировал выпады польской кавалерии кавалерией бранденбургской – люди Цитена не без успеха выслеживали и нападали на цесарских гусар. Наконец, противники встретились под Буком (около 30 км на запад от Познани). Соотношение сил составляло 12 тыс. у Шверина и 17 тыс. у Левальда. Последнего, однако, связывала по рукам и ногам цесарская инструкция, и, исходя из этого, он не решился дать бой и 17 сентября 1758 г. отступил, сдав Познань без боя.

Победа Шверина оказалась, впрочем, пирровой. Заняв Познань, он сам оказался в положении пострадавшего из-за возникшего (не по его вине) конфликта с бранденбургскими союзниками. Герцог Карл-Фридрих-Альбрехт всё более настойчиво требовал у шведского короля передачи ему "достояния бранденбургских курфюрстов" графства Ноймарк. Фредрик не спешил соглашаться – на текущий момент "достояние" принадлежало ему, и расставаться с ним он пока что не собирался.

Не собирался уступать и бранденбуржец. Не добившись своего от Швеции, он заявил, что считает свой долг союзника выполненным и отзывает свои войска обратно в Бранденбург. Нельзя сказать, что он оставался в проигрыше – так и не получив Ноймарка, он получил (и продолжал получать) ежегодные дотации от шведов. Но в отношении подкреплений из Бранденбурга король Фредрик не прогадал – герцог, понимая, что со шведами лучше "не перегибать палку", подписал в октябре Потсдамский договор, разрешающий производить вербовку бранденбургских подданных в шведскую армию. Тем не менее, пока "суд да дело", фон Цитен и фон Зейдлиц покинули фон Шверина и вернулись к своему герцогу.

Что касается де Карналля, то ему сопутствовал успех без всяких оговорок. В сентябре он победил под Грудзёндзом, а в октябре – под Торунем, взяв, таким образом, под свой контроль нижнее течение Вислы. За этот успех он был произведён в чин генерал-лейтенанта.

В Прибалтике, продолжалась непрерывная борьба шведов с "летучим корпусом" Румянцева и украинцами Кургоченко. Чтобы убедить заносчивого черкеса в необходимости совместных действий, генералу Румянцеву пришлось приложить недюжинные дипломатические усилия. Они, тем не менее, полностью себя оправдали – всю осень 1758 г. шведы в Ливонии и Эстляндии не могли даже думать о какой-либо помощи своему запертому в Либаве королю, сосредоточив все усилия на обеспечении безопасности своих тылов. Усилия, следует отметить, тщетные – так 30 октября в результате сражения под Валком был разбит корпус Матиаса-Александра фон Унгерн-Штернберга. Преследовавший Кургоченко Унгерн не заметил, как в тылу у него появился "летучий корпус" и, не выдержав удара с двух сторон, был разбит наголову и вынужден сдаться цесарскому генералу в плен.

Правда, для того, чтобы победить под Валком, Румянцеву пришлось нарушить инструкцию Александра – объединённые силы его и украинцев не только не "превышали противника вдвое", но даже уступали ему. Тем не менее, когда известия об этом дошли до монарха, тот счёл нужным не наказывать Румянцева, а, наоборот, наградить его – он стал генерал-поручиком и кавалером Рыцарского Цесарского Креста.

Правда, успех под Валком так и остался единственным успехом кампании 1758 г., но в Киеве не унывали. Военная Комиссия рассчитывала, что прошлогодняя инструкция, наконец-то, начнёт приносить свои плоды. К кампании 1759 г. было реально рассчитывать на прибытие подкреплений, достаточных для перехода в контрнаступление.

Фредрику же, не имевшему такого количества подданных, как его соперник, оставалось надеяться, что превосходство шведского военного искусства перевесит многочисленность врагов.

Изменено 21 Mar 2011 пользователем moscow_guest

[Гера]

Левальд пробовал задержать его испытанным методом, выпустив на его тылы партизан-кавалеристов. Успех был, тем не менее, только ограниченный – продвижение Левальда замедлилось, но не остановилось, ибо он парировал выпады польской кавалерии кавалерией бранденбургской – люди Цитена не без успеха выслеживали и нападали на цесарских гусар

фон Шверина :)

[moscow_guest]

фон Шверина

<{POST_SNAPBACK}>

Действительно - описался.